Властитель Стихий (джен)

Дорога в Пирпонт показалась Тиносу настоящей пыткой. Лошадь неслась галопом, и привязанного к седлу элементаля нещадно трясло. Веревки впивались в кожу, скрюченное тело нестерпимо ныло. Въехав наконец в город, всадник остановился у приземистого каменного здания с решетками на окнах, спешился и вошел внутрь. Через несколько минут он вернулся в сопровождении двух хмурых кентавров с секирами. Кентавры молча сняли Тиноса с лошади и поволокли в помещение, к столу, за которым сидел тучный седой гном с видом не столько суровым, сколько усталым и скучающим. Когда стражники отпустили элементаля, тот мешком повалился на пол. Стоять он не мог — строители алтаря скрутили его в дугу, привязав хвост к голове.

— Развяжите его, что ли, — вздохнул тюремщик, скользнув по лежащему арестанту равнодушным взглядом.

Один из стражников перерубил веревку, и элементаль с облегчением распрямил затекшее тело.

— Звать тебя как? — спросил гном тем же устало-безразличным тоном, одновременно записывая что-то в лежащую перед ним раскрытую книгу.

— Тинос.

— Чей ты сын?

— Я порожден водной Стихией.

— Не надо тут философию разводить, — поморщился тюремщик. — Я задал конкретный вопрос: как имя твоего отца?

— Ну… можете написать — Акваландр.

— Ну вот, другое дело. Живешь где?

— В Спаварде.

Тюремщик перелистал книгу, сделал в ней еще одну пометку и приказал стражникам:

— В шестнадцатую камеру.

Направив на Тиноса секиры, кентавры повели его по длинному узкому коридору с многочисленными железными дверями по бокам. Они отперли одну из дверей и втолкнули арестованного в камеру, после чего дверь с лязгом захлопнулась. Элементаль осмотрелся. Камера была тесной, сырой, с крохотным зарешеченным окошком, через которое едва проникал свет. Всю обстановку составлял потемневший деревянный чурбан вместо стола и две жесткие койки, на одной из которых сидел человек средних лет с выцветшими глазами и клочковатой русой бородой. При виде Тиноса узник усмехнулся, обнажив гнилые зубы:

— Ха, ни разу еще не сидел вместе с элементалями. Ну и за что тебя загребли?

— Я пытался разрушить алтарь Огня.

— Тот самый, который король велел построить в Священных рощах? Да, водянчик, плохи твои дела. Это ведь как-никак государственное преступление, а такие вещи караются почти так же строго, как посягательство на Природу. Что ж ты против короля-то пошел?

— Да с отчаяния. Он сам не понимает, что творит. Нельзя сейчас открывать Стихийные Плоскости. Я толком объяснить не могу, но там властвует какое-то зло, и если его сюда впустить… Ну, в общем, сам понимаешь.

— Ясно, — кивнул мужчина. — Вот только на суде об этом говорить не надо.

— Ты тоже мне не веришь?! — возмущенно вскричал элементаль.

— Какая разница, верю или нет? Судить-то тебя не я буду. Вот что: напирай лучше на свою ненависть к огненной Стихии. Ты — водяной, огонь тебе враждебен, вот ты в сердцах и решил разрушить его алтарь, чтоб глаза тебе не мозолил. Тоже, конечно, преступление, но, во всяком случае, не против государства. Обычная стычка между Стихиями.

— Неправда. Стихии между собой не враждуют.

Узник ухмыльнулся:

— Думаешь, эльфы в этом разбираются? Уверяю тебя, они понятия не имеют о порядках в вашем мире. В общем, покайся, пожалуйся, что ненависть к огню затмила твой разум — главное убедить их, что ты не имел целью воспрепятствовать планам короля.

— Вряд ли мне поверят, — вздохнул элементаль, устраиваясь на нарах. — Да и не хочется врать. Противно.

— Ну, как знаешь. До суда у тебя еще есть время подумать.

Следующую неделю Тинос провел в долгих беседах с сокамерником, хоть как-то скрашивающих унылые тюремные будни. Мужчина оказался членом столичной гильдии воров, проведшим за решеткой в общей сложности полтора десятка лет и хорошо изучившим судебную систему АвЛи как на собственном опыте, так и по рассказам многочисленных приятелей, приобретенных в местах заключения. Он объяснил Тиносу, что та тюрьма, где они сейчас находились, предназначалась для содержания арестантов перед судом, который обычно проходил в специальном зале этого же здания. Однако совершивших особо тяжкие преступления против жизни или Природы, а также любые преступления против государства, судил во дворце сам король при участии министра безопасности и других представителей власти в зависимости от состава преступления. Приговаривали обычно к тюремному заключению той или иной длительности вплоть до пожизненного, реже — к ссылке. Осужденных отправляли отбывать срок в Гиблые болота — бывшие дейджские земли вокруг города Моулдера, где проживали в основном потомки некромантов и переселенные из Эофола кригане. Гнилым климатом эта местность вполне оправдывала свое название, а суровые условия содержания в тамошних тюрьмах зачастую усугублялись зверствами криганских охранников. Разумеется, насилие тюремщиков над заключенными было запрещено законом, но этот запрет соблюдался далеко не везде, и власти предпочитали закрывать глаза на его нарушение. Время от времени узники Гиблых болот предпринимали попытки побега, но беглецов неизменно ловили и отправляли в темницы Моулдера, где надзор был куда более строгим.

Поведав Тиносу всё, что знал о судах и тюрьмах, вор приступил к изложению подробностей своей богатой на приключения жизни, но много рассказать не успел. Однажды утром охранник, отперев дверь, скомандовал:

— Тинос из Спаварда, на выход!

Поймав растерянный взгляд элементаля, вор ободряюще улыбнулся:

— Ну, держись, водянчик. Удачи! Да, и еще: не вздумай колдовать в зале суда!

Тиноса вывели из камеры, заковали в цепь, втолкнули в арестантскую повозку в виде железной клетки на колесах и повезли во дворец. Там тюремщики передали его отряду королевских стражников — рослых и стройных, как на подбор, эльфов в зеленых мундирах. Они привели узника в небольшой полуподвальный зал, разделенный надвое. В одной его части булыжные стены были сплошь затянуты плющом и стоял длинный деревянный стол с изогнутыми в форме корней ножками, позади которого виднелись изящные резные кресла. В другой половине зала всё было из полированного черного гранита: стены, пол, невысокий прямоугольный помост, а позади него — упирающийся в потолок столб. Стражи завели элементаля на помост и привязали к столбу, а сами встали полукругом сзади и по бокам от него. Полчаса спустя через боковые двери в зал неспешно вошли судьи и заняли свои места за столом. Их было четверо — король Ариан, уже знакомый Тиносу друид из Главного храма, невысокий угрюмый эльф в сером плаще с капюшоном и, к некоторому удивлению элементаля, Улисса Парсон. За последние десятилетия сестра короля мало изменилась: те же рассыпанные по плечам пепельные волосы, худощавая фигура, внимательный взгляд чуть прищуренных серых глаз, едва наметившаяся сеточка морщин и горькие складки в уголках губ. Рядом с моложавым, подтянутым братом она выглядела усталой и умудренной, как будто была не младше его, а старше.

Когда все расселись по своим креслам, Ариан сурово произнес:

— Мы, король Ариан Парсон, член королевских семей Энрота и Новой Эрафии принцесса авлийская Улисса Парсон-Айронфист, министр безопасности АвЛи Риланд Бенони и верховный жрец культа друидов Эллесар собрались здесь сегодня для того, чтобы вынести приговор Тиносу, сыну Акваландра, проживающему в Спаварде. Он обвиняется в том, что пытался сорвать строительство алтаря Огня, нарушив тем самым наши планы воссоединения со Стихийными Плоскостями и священную волю их великого Властителя. Подсудимый, признаёте ли вы, что десять дней тому назад силой водной магии направили воды реки Серентини на возводимый в Лесу Клятвы алтарь?

— Да, признаю, — ответил Тинос.

— Почему вы это сделали?

Элементаль обвел судей взглядом, вспомнил совет своего сокамерника покаяться, сославшись на личную ненависть к Огню — и решительно пренебрег им:

— Потому что я не мог спокойно смотреть, как вы себя губите. Не знаю уж, кто там говорит с вами из Плоскостей и зачем требует открыть ворота, но одно могу сказать: он чужд и Сопряжению, и Природе, а на уме у него что-то очень нехорошее. Я уже пытался вас предупредить, что строительство алтарей добром не кончится, но вы и слушать не захотели.

— О да, я уже слышал от вас эти слова о вашем неверии во Властителя Стихий и плохих предчувствиях. Угроза из Плоскостей, темная сила и всё такое… Домыслы, не обоснованные ничем, кроме ваших ощущений. Значит, вы покусились на алтарь лишь потому, что вам чем-то не понравился голос Властителя?

— Ваше величество, я покусился на него потому, что хотел уберечь нас всех от беды.

Ариан обернулся к остальным судьям.

— Итак, обвиняемый утверждает, что его деяние было обусловлено заботой о безопасности АвЛи, — при этих словах губы короля тронула саркастическая усмешка. — Что вы об этом думаете?

— Да это просто неслыханно! — воскликнул, гневно сверкнув глазами, друид из Главного храма. — Не так давно я уже встречался с этим сумасшедшим. Он тогда тоже клеветал на Властителя Стихий, пугал какими-то бедами, но я и представить себе не мог, что он решится на такое святотатство. Как же надо ненавидеть Жизнь и Свет, чтобы восстать против великого повелителя самой Природы! А объяснять подобное злодейство заботой о нашем благополучии — это уж вообще верх цинизма. Мешать воссоединению с Сопряжением, без чьей живительной силы мы так страдаем — это называется спасать нас от беды! У меня нет слов!

— Господин верховный жрец, может, нам не стоит быть столь категоричными? — произнесла Улисса. — Я, конечно, не оправдываю поступок этого элементаля — никто не вправе указывать реке, куда ей течь, тем более в Священных рощах. Но, по-моему, к его словам о грозящей опасности следует прислушаться. Скажите, подсудимый, почему вы считаете, что восстановление связи с вашим миром чем-то нам угрожает? О какой беде вы говорите и что имеете в виду, утверждая, будто Властитель Стихий чужд Сопряжению?

Тинос развел плавниками:

— Мне трудно вам это объяснить — вы же не принадлежите Сопряжению. Понимаете, у настоящих наших властителей, Стихийных лордов, совсем другая аура. От них веет гармонией, покоем, мудростью и еще чем-то таким… не знаю, как назвать… в общем, чем-то очень родным. Этот дух даже здесь, в другом измерении чувствуется… то есть чувствовался, пока Плоскости не закрылись. А когда новый, так сказать, Властитель говорил со мной у Главного храма — от него не исходило этой ауры… только хаос и ужас, смертельный ужас… Мне эти ощущения знакомы — сто с лишним лет назад что-то подобное в Сопряжении уже было. В Плоскостях тогда появился Разрушитель, свел с ума почти всех элементалей, подчинил их себе и заставил атаковать Жаддам.

— Жаддам? — усмехнулся жрец. — Да он же погряз во Тьме! То, что тогдашний повелитель вашего мира решил покарать этих падших, лишь доказывает его мудрость и справедливость. А вы, небось, и тогда тоже противились воле своего властителя?

— Да, противился, хоть и трудно было ему не покориться. Я был одним из немногих, кто тогда устоял.

— Ясно, — кивнул друид.

Повернувшись к королю, он добавил:

— Похоже, этот еретик неисправим. Его вражда с владыками природных сил имеет слишком давнюю историю.

— А вы, министр, что скажете? — спросил Ариан.

Эльф в сером плаще откинул со лба капюшон и медленно поднял на присутствующих тяжелый взгляд.

— Боюсь, что это не просто безумец, и движет им отнюдь не только слепая ненависть к властителям Сопряжения. И уж тем более не беспокойство о нашем благе. У меня есть сильное подозрение, что он работает на наших врагов. На кого-то, кому невыгодно грядущее усиление АвЛи благодаря восстановлению связи со Стихийными Плоскостями. Скорее всего, это Дейджа. Но не исключено, что диверсия совершена по заказу темных эльфов Жаддама — во всяком случае, услышанное нами сейчас от обвиняемого наводит на мысль о его сотрудничестве с ними.

— Нет, вряд ли наш подсудимый выполнял задание врагов, — усомнился король. — Слишком уж грубо и неумело он действовал. Скорее всего, мы имеем дело с фанатиком-одиночкой, который заблуждается вполне искренне.

— Ваше величество, это легко проверить, — сказал министр безопасности. — У нас же есть Кольцо Истины.

— Да тут, по-моему, и так всё достаточно ясно. Стоит ли применять Кольцо?

— Полагаю, что стоит. Я знаю, что вы бережете его для особых случаев, но сейчас как раз такой случай и есть.

— Хорошо. Принесите Кольцо и наденьте его на подсудимого.

Один из стороживших Тиноса охранников вышел из зала и вскоре вернулся, неся широкое золотое кольцо с крупным голубоватым бриллиантом. Он смерил взглядом рыбообразную фигуру элементаля, прикидывая, куда надевать кольцо, и натянул его на плавник.

— Подсудимый, отвечайте на вопросы честно, — предупредил король. — Лгать бессмысленно: Кольцо Истины уличит вас изменением цвета камня. Итак, Риланд, что вы хотели выяснить?

— Кому вы служите, обвиняемый? — спросил министр. — В чьих интересах действовали, посягая на алтарь?

— Никому не служу, я сам по себе. А алтарь хотел затопить во спасение АвЛи, Антагариха, а может, и всего мира.

Недоуменно покосившись на бриллиант в Кольце, сохранявший прежнюю прозрачность и голубизну, Риланд Бенони продолжил допрос:

— Состоите ли вы в каких-либо организациях, враждебных авлийским властям?

— Нет, не состою.

— Какие у вас отношения с некромантами Дейджи?

— Никаких. Я ни разу не был в Дейдже и не встречался с некромантами.

— А с жителями Жаддама?

— Их я видел в Плоскости Воды в эпоху Разрушителя, но толком пообщаться не получилось.

— Это был ваш единственный контакт с жаддамцами?

— Да.

— Что ж, ваше величество, — произнес министр, — похоже, худшие опасения не подтвердились: с нашими врагами он действительно не связан.

— Я так и думал, — кивнул Ариан. — Кто еще хочет задать вопрос обвиняемому?

— Как вы относитесь к культу друидов? — спросил верховный жрец.

— Хорошо отношусь, хоть и не поклоняюсь Природе так, как вы — я ведь сам ее часть. Мне нравится ваша любовь ко всему живому и всем Стихиям. А вот то, что вы этого Властителя богом возомнили — не нравится!

— У меня тоже есть вопрос, — подала голос Улисса. — Вы об этом уже говорили, но скажите еще раз, когда на вас Кольцо Истины: вы действительно считаете, что открытие врат в Стихийные Плоскости принесет АвЛи не процветание, в чем уверен весь народ, а несчастье?

— Ну, вообще, наверное, ваш народ правильно думает: то, что связь с Плоскостями прервалась — это плохо. Ее, конечно, следует восстановить, но только не сейчас. Надо сперва разобраться, что там происходит, а происходит что-то страшное, поверьте мне! Если удастся как-то справится с тем злом, которое там засело — тогда я первым побегу строить алтари и открывать врата, потому что мне без Сопряжения еще хуже, чем вам!

— А скажите-ка мне, — проговорил король, — если вас выпустить на свободу, вы опять приметесь рушить алтари?

Тинос обреченно вздохнул. Если бы он и захотел уверить судей в том, что больше не намерен нарушать закон, Кольцо Истины не дало бы ему это сделать.

— Не знаю, есть ли смысл их рушить — я разрушу, а вы ведь опять отстроите. Но с вашими самоубийственными планами по открытию Стихийных Плоскостей я буду бороться всеми силами!

— Что ж, уважаемые судьи, ситуация ясна, — заключил Ариан. — Подсудимый одержим безумием, ненавидит нового повелителя Стихийных Плоскостей и вбил себе в голову, будто тот может представлять опасность для АвЛи. И, как бы дико это ни звучало, его преступление обусловлено благими намерениями, а именно заботой о столь своеобразно понимаемом им благополучии нашей страны. При этом он ничуть не раскаивается в содеянном и готов продолжать вредить нам — опять же из самых лучших побуждений. Что вот нам с ним делать?

— Заключить в тюрьму пожизненно, — предложил жрец.

— За что? — возразила Улисса. — За благие намерения? Мне кажется, не стоит карать его столь сурово — он ведь не разрушил алтарь и не нанес никакого ущерба.

— Нанес бы, если б его вовремя не остановили, — покачал головой король. — Жертв, скорее всего, не было бы, свидетели утверждают, что волна была не настолько большой. Но вот строительство пришлось бы начинать заново. Труд тысяч каменщиков и магов пошел бы насмарку, а главное — серьезно отодвинулся бы срок открытия Стихийных Плоскостей.

— Да и вообще, в действиях обвиняемого просматривается много такого, за что надо наказывать по всей строгости, — добавил жрец. — Неподчинение королю, насилие над Природой, богохульство, осквернение святыни… Я настаиваю на пожизненном заключении, тем более что он представляет явную опасность для общества.

Министр безопасности едва заметно ухмыльнулся:

— Тут есть одна сложность. Я бы, может, тоже засадил его пожизненно, чтоб другим неповадно было, но… Скажите, подсудимый, сколько живут элементали?

Тинос пожал плечами:

— Сколько угодно. Пока не убьют, до тех пор и живем.

— Вот видите, господин верховный жрец, срок жизни у них неограничен. Ну и сколько же времени он будет занимать камеру и нуждаться в охране?

Друид побледнел, глаза его округлились.

— Вы что, предлагаете его казнить?! Да разве Властитель Стихий просит нам убийство элементаля?

— Ну что вы, как мы можем… Я просто предлагаю держать его в тюрьме лишь до тех пор, пока не откроются Плоскости. А затем пусть Властитель сам распоряжается судьбой своего нерадивого подданного.

— Мне нравится ваше предложение, министр, — сказал король. — Мы заключим его под стражу до окончания строительства алтарей и восстановления связи с Сопряжением. После этого ему будет предоставлена свобода, и пусть его настигнет карающая рука великого Властителя Стихий.

— А если не настигнет? — поинтересовался друид. — Если Властитель окажется столь милостив, что простит заблудшего — он что, так и будет продолжать жить среди нас? Да это же просто опасно — кто знает, какая еще дурная идея взбредет в его безумную голову?

— Да, среди нас ему не место, — согласился Ариан. — После освобождения мы вышлем его из страны. Пусть возвращается в Сопряжение или идет куда хочет, но в АвЛи больше не появляется.

— Можно было бы и сразу выслать, не сажая в тюрьму — произнесла Улисса, но никто не отреагировал на ее слова.

Король встал и торжественно произнес:

— Итак, Тинос, сын Акваландра, вы приговариваетесь к тюремному заключению на срок до открытия Стихийных Плоскостей с последующей высылкой из АвЛи и пожизненным запретом на появление в пределах нашей страны. Стража, уведите осужденного!

Охранники сняли с Тиноса Кольцо Истины, отвязали его от столба и потащили к выходу. Обернувшись к судьям, он в отчаянии крикнул:

— Вы еще пожалеете, что не поверили мне! Вот увидите: этот Властитель вас погубит!

Лица короля, жреца и министра остались бесстрастными, и лишь Улисса бросила вслед выволакиваемому из зала элементалю сочувственный взгляд.

Король Ариан сидел в углу своего кабинета, пододвинув кресло к бассейну и задумчиво глядя на резвящихся рыбок. В дверь постучали.

— Кто там? Я сегодня больше никого не принимаю! — крикнул король.

Дверь отворилась, и в кабинет вошла Улисса.

— А, это ты…

— Да, я. Зашла попрощаться — вечером уезжаю.

— Может, еще погостишь у нас?

— Нет, мне давно пора в Хармондейл. Я задержалась здесь только ради вчерашнего суда. И знаешь, Ариан, я покидаю АвЛи с очень неспокойным сердцем. Что, если тот элементаль всё-таки был прав? Я ведь уже говорила, что вся эта история с Властителем Стихий с самого начала казалась мне очень подозрительной.

— А теперь ты нашла себе единомышленника в лице сумасшедшего элементаля. Неужели ты всерьез поверила его бредням?

— Он не лгал. На нем же было Кольцо Истины.

— Разумеется, не лгал. Он ошибался.

— Я очень надеюсь, что это так и есть. Но что, если ошибаешься ты, а не он?

— Не говори ерунды. Я же не единолично принимал решение о строительстве алтарей, а собрал Круг Старейшин. Все его члены были обрадованы явлением Властителя и просили как можно скорее выполнить его требования.

— Жаль, что я не вхожу в ваш Круг. Я бы высказалась против.

— Ну почему, Улисса? Почему?

— Потому что мне очень не нравится то, что сейчас происходит в АвЛи. Я приехала будто в чужую страну. Вековые традиции отброшены, прежняя вера забыта, кругом только и разговоров, что об этом новом боге.

— Никакой он не новый. Тот же дух Природы, только в ином обличии.

— С каких это пор Природа стала вот так напрямую указывать нам, что надо делать? Чтобы уловить ее волю, всегда приходилось наблюдать, прислушиваться. И никаких тебе конкретных распоряжений: постройте алтарь там-то, помолитесь тогда-то… Тут что-то не так, Ариан. А ты обратил внимание, какие места выбраны для алтарей? Погребальный Лес, например. Какой уж там вечный покой будет у мертвых, если на их костях развернется строительство? Да и драконы, я думаю, будут не в восторге от стройки рядом с их гнездилищем. Как бы не улетели.

— Что ж делать, сестренка, — вздохнул король. — Если Властитель просит построить алтари именно в этих местах — значит, там их и надо строить.

— Кому это надо? Властителю?

— Нам надо, Улисса! Это наш единственный шанс на возрождение. Ты же помнишь, как мы жили до Судного дня? А теперь достаточно прийти в Священные рощи, коснуться рукой земли — и почувствуешь ее боль. Эти раны может исцелить лишь сила Стихий, и великий Властитель готов даровать нам ее.

— Откуда у тебя эта слепая вера в добрые намерения Властителя? Мало ли для чего ему потребовались ворота в наш мир — а что, если для агрессии?

— А откуда у тебя это неверие? Или тебе на месте явления Властителя тоже почудилось что-то ужасное, как нашему вчерашнему подсудимому?

— Да нет… Когда я слушала этот голос, то никакого особого ужаса и хаоса не ощутила. Но и никакой благодати, о которой все тут говорят, тоже. Его речи красивы и пафосны, но в них не чувствуется искренности. «Если хочешь, чтобы твоя страна процветала, сделай то-то и то-то…». Тебе не кажется, что он пользуется нашей любовью к родине, чтобы манипулировать нами в своих интересах?

Ариан горестно покачал головой:

— Ты совсем разучилась слушать Природу, сестра. А всё потому, что слишком долго живешь среди людей. Оторвалась от своих корней — вот и перестала понимать то, что любому эльфу очевидно.

— Это не так!

— Именно так, Улисса! Ты говоришь, что чувствуешь себя здесь будто в чужой стране, а знаешь, почему? Да потому что она действительно давно стала тебе чужой. У тебя же всё — там! — король указал рукой в сторону окна, выходящего на юг.

— Что ж, — голос Улиссы задрожал от обиды, — если меня здесь не хотят слушать, значит, мне действительно пора отправляться туда, — она махнула рукой, повторяя жест брата, развернулась и направилась к выходу.

— Улисса, постой! Я не хотел тебя обидеть! — крикнул ей вслед Ариан, но ответом ему стал лишь стук захлопнувшейся двери.

Улисса вернулась в гостевую комнату, опустилась в кресло и рассеянно обвела взглядом собранные в дорогу вещи. В глазах у нее стояли слезы. Ну ладно, может, она и впрямь переоценивает опасность, но почему брат даже не пытается прислушаться к ее мнению? Заладил как попугай — Властитель, Властитель… Хотя Ариан ведь далеко не единственный сторонник новой религии — во Властителя Стихий уверовало едва ли не всё население АвЛи. Неужели брат прав, и она, проведя большую часть жизни за границей, действительно перестала понимать чаяния родного народа? «У тебя же всё — там!». А у нее и в самом деле многое там, за пределами родины — самые счастливые моменты жизни и самые горькие утраты, могилы близких и дорогие воспоминания. Никогда прежде не задававшаяся вопросом о своей национальной принадлежности, Улисса вдруг задумалась: а может ли она считать себя авлийкой, если, покинув родную страну в двадцатипятилетнем возрасте, сорок семь лет прожила в Энроте и вот уже семьдесят второй год отдает силы и тепло своей души Новой Эрафии, где носит почетный титул Матери народа? Она не жалела о том, что когда-то согласилась стать женой наследника эрафийского и энротского престолов Николая Айронфиста — годы замужества были, пожалуй, лучшими в ее жизни. Но если бы она могла начать всё сначала, то крепко подумала бы, прежде чем связывать свою судьбу с людьми. За недолгое по эльфийским меркам счастье пришлось заплатить не только оторванностью от родины, но и одиночеством. Улисса намного пережила и мужа, и обоих сыновей, да и старший внук, Бернард Грифоново Сердце, при котором она в свое время была регентом, уже более десяти лет покоился в королевской усыпальнице Хармондейла. А недавно один за другим ушли из жизни родители, и у Улиссы не осталось на этом свете практически ни одной родной души — только брат, который, как оказалось, совсем ее не понимает… Вообще-то она не в обиде на Ариана — он ведь искренне желает добра своему народу, потому и поверил всей душой во Властителя Стихий, сулящего АвЛи новый золотой век. Вот только как бы эта безоглядная вера не обошлась слишком дорого не только ему, но и всей стране.

Улисса встала, подошла к окну, устремила взгляд в ясную лазурь неба и мысленно обратилась к тем, кого эльфы называли духами Природы, а люди — Арагуром Создателем, Эрлоиром Хранителем и Илвантаем Судией: «О светлые боги! Дайте счастья моей многострадальной родине, и если над ней действительно сгущаются новые тучи — уберегите ее от нависшей опасности!»

Тощая кляча, понукаемая хмурым эльфийским кучером, с неохотой плелась по разбитой ухабистой дороге. Тинос лежал на дне арестантской повозки, привязанный цепью к прутьям железной клетки, и тоскливо глядел по сторонам. Густой сосновый бор, тянувшийся от самого Пирпонта, оборвался как-то сразу, резко сменившись унылой болотистой пустошью. Вообще-то Тинос любил болота, но эта местность даже на его взгляд выглядела слишком безотрадно. Из полужидкой серой грязи торчали затопленные коряги, поросшие жухлой осокой кочки перемежались лужицами затхлой, цветущей воды, в воздухе стояло зловонное марево и вились тучи мошкары. Элементалю было неведомо, всегда ли местная природа имела столь плачевный вид, или же из нее высосали жизнь веками хозяйничавшие здесь некроманты. Ясно было одно: эльфы за семьдесят лет владения этой территорией так и не смогли сделать ее более пригодной для проживания. Или не захотели, специально оставив для наказания преступников?

Проехав по болоту около часа, повозка приблизилась к небольшой крепости с мощными зубчатыми стенами и приземистыми башнями. Часовые подняли решетку на воротах, пропуская прибывших. Во дворе их встретила группа криган, среди которых выделялся коренастый демон с обветренной красной кожей, короткими рогами и курчавой черной шерстью на руках и затылке.

— А, новенького привезли, — оскалился он. — За что осужден?

Кучер молча протянул ему запечатанный пергаментный свиток. Демон развернул его и не спеша прочел.

— Хм… Ну надо же, — протянул он, удивленно вскинув брови. — Ладно, давайте его сюда, разберемся.

Тиноса выпустили из клетки, и демон, намотав конец цепи себе на руку, потянул узника к длинному двухэтажному бараку, стоящему недалеко от ворот. Остальные кригане пошли вслед за ними.

— Вот сюда его, в подвал, — приказал демон, остановившись у входа в здание.

— В подвал? — удивленно переспросил один из охранников. — Там же всё водой залито, ремонтировать надо. Если какая-нибудь комиссия из Пирпонта увидит, в каких условиях мы содержим заключенных…

— Нормальные там условия, — сквозь зубы процедил демон. — Для водного элементаля в самый раз. И вообще, кто начальник этой тюрьмы — я или ты? Делай что говорю.

Тиноса поволокли по лестнице вниз и бросили в полутемную камеру, еще более тесную, чем в пирпонтской тюрьме. Растрескавшиеся стены были покрыты грибком, по неровному полу растеклась вода, образовав в одном углу довольно глубокую лужу. Вода была мутной и пахла гнилью, но Тинос, успевший соскучиться по родной стихии, погрузился в нее без всякой брезгливости, выбрав место поглубже. Вот, значит, и всё. Теперь он сможет выбраться из этой вонючей камеры не раньше, чем откроются Стихийные Плоскости. Если, конечно, к тому времени эльфийское государство еще будет существовать. Элементаль только сейчас понял, насколько глупо он себя вел и в Лесу Клятвы, и затем на суде. Даже если бы ему удалось разрушить алтарь Огня — разве из-за этого эльфы отказались бы от гибельных планов по воссоединению измерений? Своим опрометчивым поступком он добился лишь того, что его отправили за решетку, лишив всякой возможности помешать происходящему в Священных рощах. И винить в этом некого, кроме самого себя.

Истомленный тягостными раздумьями, Тинос не заметил, как задремал. Проснулся он от звука поворачивающегося в двери ключа. Открыв глаза, элементаль увидел начальника тюрьмы — того самого краснокожего демона.

— Встать, тварь болотная, — ворчливо произнес криган, поигрывая кожаной плетью. — Ответь-ка мне на пару вопросов.

— Спрашивайте, — с неохотой откликнулся Тинос.

— Зачем святыню затопить хотел? Враг эльфам, да?

— Я — нет. Эльфы сами себе враги. Совсем разум потеряли, губят себя своими же руками.

— Вот, значит, как… И с чего же ты это взял?

— Вам-то какая разница? — невесело усмехнулся элементаль. — Я всё уже сказал на суде. Повторять не стану — бессмысленно.

— Не дерзи, — тюремщик погрозил плеткой. — А ну-ка отвечай по-хорошему: чем тебе не нравятся действия Его Величества по налаживанию связи со Стихийными Плоскостями?

Деваться было некуда. Обреченно вздохнув, Тинос начал безо всякого энтузиазма излагать то, что уже не раз безуспешно пытался втолковать эльфам. Криган слушал с интересом, задавал уточняющие вопросы, и первоначальная недоверчивая враждебность в его взгляде постепенно сменялась выражением озабоченности и даже некоторого сочувствия. Элементаль был весьма удивлен: уж от начальника тюрьмы он никак не ожидал серьезного и внимательного отношения к своим словам. Воодушевленный тем, что наконец-то встретил понимающего собеседника, и обрадованный возможностью выговориться, Тинос подробно рассказал демону обо всём: о недоброй ауре на месте явления Властителя, об эпохе Разрушителя и жаддамских героях, о своих тщетных попытках предупредить верховного жреца и короля, о том, как по пути в Жаддам поддался искушению взглянуть на алтарь Огня и, почуяв над ним ту же зловещую ауру, приказал реке смыть постройку, за что и загремел под суд.

Когда элементаль закончил свой рассказ, тюремщик задумчиво покачал головой и пробормотал себе под нос:

— Понятно… Теперь понятно.

— О чём это вы? Что понятно? — поинтересовался Тинос.

— Да уж что мне требовалось понять — то и понял, — ответил криган и вышел из камеры.

Наутро начальник тюрьмы явился вновь — угрюмый, сосредоточенный, с суровым непроницаемым лицом.

— Встать. На выход, — ледяным тоном скомандовал он.

— Что такое? Куда? — проворчал элементаль, выбираясь из своей лужи.

Вместо ответа последовал чувствительный удар плетью. Тинос охнул и послушно поплелся во двор, где стояла лошадь, запряженная в повозку для заключенных. Демон распахнул дверцу клетки, и узник без лишних вопросов залез внутрь. Заперев замок, тюремщик вскочил на коня и погнал его к воротам.

— А, заключенного повезли, — проговорил часовой, сутулый бес с морщинистой желто-зеленой кожей. — Интересно, куда это вы его?

— В Моулдер, в тюрьму номер три, — сухо ответил начальник.

— В третью? Которая для особо опасных, что ли?

— Да. Он вчера на допросе наговорил такого, что я опасаюсь оставлять его здесь. Над ним требуется усиленный надзор.

Тонкие губы беса растянулись в недоброй улыбке:

— Ну, я чувствую, надзиратели из третьей тюрьмы отведут на нем душеньку. Об их обращении с арестантами легенды ходят по всем Гиблым болотам. После Моулдера наша тюрьма этому элементалю курортом покажется!

Омерзительно хохоча, часовой открыл ворота, повозка выехала на дорогу и повернула на юг.

И вновь потянулся тоскливый путь через бесконечную, удручающе однообразную трясину. Местность выглядела малонаселенной, вдоль дороги лишь изредка попадались деревеньки людей с убогими серыми избами за покосившимися заборами, да еще встретилось довольно крупное поселение демонов с добротными каменными домами, увенчанными остроконечными черными крышами. Но движение по дороге было весьма интенсивным: в обе стороны проезжали вооруженные криганские всадники, крестьянские лошадки тащили груженные мешками телеги, стражники гнали скованных общей цепью арестантов, один из которых, поравнявшись с Тиносом, помахал ему рукой. Элементаль не ответил на приветствие. Он был зол на весь мир и в первую очередь на себя. Надо же было быть таким наивным, чтобы искать понимания и сочувствия у криганского тюремщика! Не откровенничал бы вчера с ним — и не пришлось бы сейчас ехать в тюрьму для особо опасных преступников, в лапы жестоких надзирателей…

Солнце уже начало клониться к закату, когда впереди показался большой город, явно построенный некромантами. Его внушительные черные стены и выглядывающие из-за них шпили башен и храмов были по-своему красивы, но слишком уж мрачны, слишком похожи на погребальные сооружения новоэрафийских кладбищ. Повозка поравнялась с массивными воротами, на которых сквозь облупившуюся краску проглядывал дейджский герб в виде черепа с костями — и проехала мимо. Чувствуя неладное, Тинос округлившимися глазами смотрел на удаляющиеся ворота, и по спине у него шли мурашки. Когда стало окончательно ясно, что город остается позади, элементаль закричал:

— Куда вы меня везете? Это ведь Моулдер был, да? Почему мы его проехали?

Тюремщик резко развернулся, с ладони у него сорвался огненный шар, просвистевший над самой головой Тиноса и обдавший его жаром. Втянув голову в плечи, элементаль с ужасом глядел на кригана.

— Заткнись, — прошипел тот. — Тебе что, так хочется попасть в тюрьму строгого режима? Если будешь так голосить — в самом деле окажешься в моулдерских застенках. И я тоже. Так что ни слова больше, понял?

Тинос ничего не понял, но почел за благо воздержаться от дальнейших расспросов.

Криган очень торопился. И днем, и ночью он без отдыха гнал и гнал вперед свою лошадку, ненадолго останавливаясь лишь тогда, когда та начинала шататься от усталости. Во время таких остановок демон снимал с пояса плоскую флягу с каким-то зельем, совал ее в зубы измученной лошади, а затем и сам делал глоток, после чего конь и седок с новыми силами продолжали путь.

Вечером второго дня повозка свернула с главного тракта на проселочную дорогу, которая привела к заброшенной деревне. Всадник остановился на крутом берегу заросшего ряской озера.

— Дальше пойдем пешком, — объявил он, выпуская Тиноса из клетки.

Элементаль метнулся к озеру, но тюремщик схватил конец его цепи и пристегнул к стальному браслету у себя на запястье.

— Вот так-то оно надежнее будет, — удовлетворенно пробормотал демон.

Он подвел лошадь к самому берегу, отошел чуть назад и, взмахнув рукой, выпустил огненный шар, опаливший ей хвост и заднюю часть спины. С истошным ржанием лошадь рванулась вперед — и сорвалась с обрыва, утянув за собой и повозку. Животное отчаянно барахталось в воде, изо всех сил борясь с тяжестью влекущей на дно железной клетки, но криган запустил ему в голову еще одно заклятие — и конь скрылся в глубине озера. Затем тюремщик снял с себя форменный камзол, украшенный серебряной бляхой с авлийским гербом, и зашвырнул его в воду вслед за лошадью. Он вытряхнул себе в рот последние капли зелья из фляги, подобрал длинную палку и, осторожно прощупывая ею зыбкую почву перед собой, повел элементаля едва приметной тропой между кочками.

Вскоре солнце скрылось за горизонтом, но криган, судя по всему, прекрасно видел и в темноте. Во всяком случае, он продолжал уверенно двигаться вперед, внимательно глядя по сторонам и успешно обходя опасные места, тогда как следовавший за ним на цепи элементаль впотьмах несколько раз угодил в болото. Наконец они вышли на относительно сухое место и остановились в густых зарослях тростника.

— Водной магией владеешь? — спросил тюремщик. — Можешь к утру наколдовать туман?

— Могу, — кивнул Тинос. — А зачем?

— Тут граница недалеко, не хочется с пограничниками разбираться. Лучше нам пройти незамеченными.

— Послушай, начальник…

— Меня зовут Ксанф, — буркнул криган.

— Послушай, Ксанф, объясни же мне в конце концов, что происходит? Куда мы идем, зачем, и вообще что всё это значит?

— Потом, — отрезал демон. — Колдуй давай!

Тинос недоуменно пожал плечами и начал творить заклинание испарения воды, но тут же со стоном повалился наземь, сотрясаемый мучительными судорогами. Его мутило, кожу будто обжигал иссушающий ветер, изо рта шел пар.

— Черт, забыл! — хлопнул себя по лбу Ксанф.

Он подбежал к элементалю и сорвал с его ошейника маленькую круглую подвеску. Эта медалька из серебристого металла еще в пирпонтской тюрьме болталась на цепях Тиноса, но тот прежде не обращал на нее внимания.

— Что это такое? — спросил постепенно приходящий в себя элементаль, разглядывая серебристый кружок в руке у Ксанфа.

— Отражатель магии, обращает заклинания против творящего их. Вот теперь колдуй, он тебе больше не помешает.

— Может, заодно уж и цепь снимешь, а?

— Сниму, — произнес демон, пристально глядя в глаза спутнику. — Но только имей в виду: пока мы еще на авлийской территории, бежать от меня не надо. Я-то отсюда всяко выберусь, поскольку знаю местность, сам девять лет охранял эту границу. А вот ты без меня заплутаешь, нарвешься на патруль, и второй раз вытаскивать тебя из тюрьмы будет некому.

— Хорошо. Я не сбегу, — пообещал Тинос.

Ксанф освободил его от цепи и прилег рядом на землю, давая отдых усталому телу. Элементаль приступил к колдовству, и к рассвету всё вокруг затянул густой молочно-белый туман.

— Что ж, вполне сойдет, — сказал Ксанф. — Теперь иди за мной, только тихо — нас не должны услышать.

И они продолжили свой путь. Почва под ногами стала заметно суше, так что криган вскоре отбросил палку — проверять землю перед собой больше не требовалось. Путники миновали озеро, окруженное невысокими белыми скалами, затем перешли мелкую — по пояс демону — речку и, пройдя еще часа полтора, устроили привал. Туман к тому времени уже рассеялся, и, оглядевшись, Тинос увидел вокруг простиравшуюся до горизонта степь, зеленеющую свежей травой.

— Всё, вырвались, — облегченно вздохнул Ксанф, разводя костер. — Помнишь ту речку? Вот по ней граница и проходит.

— И где же мы сейчас? В Дейдже?

— Стал бы я соваться в Дейджу, — фыркнул демон. — Некроманты нас, криган, главными врагами считают — это ведь мы отвоевали у них для АвЛи Гиблые болота. Мы с тобой в Вольных пустошах. Здесь когда-то была Эрафия, а сейчас эти земли ничьи — кто хочет, тот и живет. Правда, они вроде как под протекторатом АвЛи и Новой Эрафии, но, не знаю, как людей, а эльфов здешние дела давно уже не интересуют. Так что искать нас здесь никто не станет, можно наконец расслабиться. Глянь-ка, вот и еда летит, — он указал рукой на стаю ворон в небе. — Очень кстати, а то у меня уже третий день во рту ни крошки.

Ксанф сбил огненным шаром одну из птиц и, подобрав дымящуюся тушку, поджарил ее на костре.

— Чего ты от меня хочешь, Ксанф? — задал наконец Тинос давно мучавший его вопрос. — Почему ты освободил меня из тюрьмы?

Демон ответил не сразу. Сперва он тщательно обглодал вороньи кости, сложил их аккуратной горкой, и лишь затем произнес:

— Я освободил тебя, потому что меня тоже очень беспокоит появление Властителя Стихий и особенно его намерение открыть себе ворота в наш мир. И, кажется, я знаю, что за разрушительную силу ты чувствуешь в Стихийных Плоскостях. Во всяком случае, догадываюсь. Дело в том, что когда-то давно мой отец потерял там один очень мощный артефакт...

— Твой отец? В Стихийных Плоскостях? Как это? — Тинос непонимающе уставился на демона. — Туда попадают только по призыву Сопряжения, а у него, ты уж извини, давняя вражда с криганами.

Ксанф хмыкнул:

— Ну разумеется, отца туда не звали. Да он и сам не рад был там оказаться. Тебе известно что-нибудь о войне за Стихийный Остров — или Алмазный, как его прозвали нихонцы?

— Я в ней участвовал, — нахмурился элементаль, вспомнив те малоприятные для него события.

— Вот как? — глаза кригана заблестели. — А о Ксероне слышал?

— Как же не слышать, личность очень известная. Создатель Клинка Армагеддона, знаменитый полководец, сначала эофольский, затем к эльфам перешел…

— Так вот, я его младший сын. Я родился, когда отец уже был авлийским подданным и жил в Моулдере. За доблестную службу король Элдрих простил ему и Клинок Армагеддона, и участие в войне за Алмазный Остров, и многое другое. Даже назначил генерал-губернатором Гиблых болот. Но был в его биографии один момент, о котором эльфы не знали, а если бы узнали — он бы не только своего поста лишился, но, может быть, даже и головы. Это ведь именно он уничтожил Стихийный Остров.

— Что?! — Тинос от неожиданности и возмущения даже подпрыгнул на месте.

— Он не хотел этого, — поспешно добавил Ксанф, отодвигаясь подальше от рассерженного элементаля. — Всё вышло случайно. Отец никому об этом не рассказывал — только мне, по большому секрету. По его словам, дело было так. На этом острове был затерян Кристалл Силы — мечта любого кригана, могучий древний артефакт, который может дать власть над всем миром, а может, при неумелом обращении, разнести его в клочья. Когда отец пришел туда с эофольским войском, он этот Кристалл нашел. И неосторожно привел в действие. Энергии выплеснулось столько, что весь остров взорвался и затонул к чертовой матери. А отца зашвырнуло в Стихийные Плоскости, и он обронил там Кристалл.

— А что твой отец застал в Плоскостях? — с нетерпением спросил Тинос. — Они ведь тоже пострадали, да?

— О, там был полный хаос. Всё рушилось. Отец едва не погиб, ему чудом удалось телепортироваться в Эофол. А Кристалл Силы остался в Плоскостях.

— И после этого связь с ними прервалась, — задумчиво проговорил Тинос. — Как думаешь, это тоже из-за Кристалла?

— Вполне возможно. Это сильная вещь, очень сильная. Отец всю оставшуюся жизнь боялся, что кто-нибудь каким-нибудь образом достанет Кристалл из Стихийных Плоскостей и по неосторожности уничтожит им весь мир. А я его успокаивал, объяснял, что Плоскости отныне для нас закрыты, а значит, и Кристалл больше не страшен. Но вот теперь… как бы его опасения не оправдались… Ты говоришь, из Стихийных Плоскостей веет ужасом, безумием, разрушением… По-моему, это очень напоминает ощущения от Кристалла.

— А откуда ты знаешь, какие от него бывают ощущения? Отец рассказывал?

— Не только рассказывал. Я ведь немного владею телепатией, мысли, правда, читать не умею, но вот чужие чувства научился воспринимать как свои собственные. Правда, к вашему элементальскому племени это не относится, я тогда в камере пытался залезть к тебе в голову — и ничего не вышло. Так что напрямую сопоставить твои ощущения с отцовскими я не могу. Но судя по твои словам, всё очень похоже.

— А ты не пробовал сам сходить к месту явления Властителя Стихий и проверить?

Ксанф горько усмехнулся:

— Я криган. Кто меня пустит в Священные рощи?

— Но если в Плоскостях действительно чувствуется сила Кристалла — что это означает?

— Да ничего хорошего. Ты ведь ощутил его энергию даже сквозь барьер между измерениями — значит, он не лежит там в бездействии, а пребывает в активном состоянии. Похоже, кто-то им пользуется.

— Властитель Стихий? — Тинос почувствовал дрожь в спине.

Демон угрюмо покачал головой:

— Скорее всего. Кто-нибудь из обитателей Плоскостей нашел Кристалл и его силой подчинил себе всё Сопряжение, а теперь зарится и на АвЛи. Даже если эльфы правы и он не желает им зла, всё равно Стихийные Плоскости сейчас лучше бы не открывать. А то Кристалл может так или иначе попасть оттуда в наш мир, и как бы это не закончилось еще каким-нибудь катаклизмом. Этот артефакт очень и очень опасен… Забыл сказать — его ведь когда-то вставили в Клинок Армагеддона, и ты сам знаешь, к чему это в конце концов привело. К Судному дню…

— Что же делать?! — элементаль схватился за голову.

— Или любыми средствами препятствовать открытию Плоскостей — или отобрать у Властителя Кристалл, если он и вправду у него. Но для начала — побольше разузнать о происходящем. Ты ведь собирался в Жаддам, расспросить местных жителей от Эскатоне?

— Да, собирался. Думал, что это поможет лучше понять нынешнюю ситуацию в Плоскостях, но теперь даже и не знаю, стоит ли. Из твоего рассказа получается, что сейчас там совсем другое…

— Конечно, стоит. Нам будут полезны любые сведения, а что до моего рассказа — я ведь ничего не утверждаю, а лишь предполагаю. Так что раздумывать нечего — плывем в Жаддам!

— Ты что, задумал плыть со мной?

— Можешь, конечно, меня не брать, — вздохнул демон. — Твое право: я ведь сын того, кто разрушил твой мир.

— Нет-нет, Ксанф, ты не в ответе за своего отца. Вот только скажи мне: если у Властителя и вправду удастся отнять Кристалл Силы, которым, как ты говоришь, мечтает владеть любой криган — как ты им распорядишься?

Ксанф резко развернулся к собеседнику, щека его нервно передернулась.

— Нет, я им не воспользуюсь! И другим не дам. Утоплю в море, или брошу в жерло вулкана, или еще что-нибудь… Клянусь чем угодно — я сделаю так, чтоб он никому не достался и никогда больше не вызвал никаких бедствий!

Заглянув в лихорадочно блестящие глаза демона, Тинос понял: тот не врет.

— Успокойся, Ксанф. Я тебе верю.

— Ну так что, значит, мы плывем в Жаддам вместе?

— Значит, плывем!