Властитель Стихий (джен)

Стоял погожий апрельский день, довольно прохладный, но ясный и безветренный. Семейство кентавров пахало землю на пологом левом берегу Серентини, где жители Спаварда издавна разводили сады и огороды. С наслаждением подставляя исхудавшие за зиму бока долгожданному солнцу, кентавры время от времени удивленно оглядывались на реку, из которой то и дело выныривало продолговатое чешуйчатое тело, похожее на рыбье, и, подняв многочисленные брызги, тут же вновь скрывалось в глубине. Здесь, на крайнем севере АвЛи, вода в реках прогревалась лишь к концу июня, и кентавры не могли взять в толк, что за удовольствие их сосед Тинос находит в купании сейчас, когда Серентини лишь несколько недель назад освободилась ото льда. Конечно, они понимали, что водные элементали — это существа совсем иной природы, но все равно с трудом представляли себе, как кто-то может добровольно залезть в такую холодную воду.

А Тинос самозабвенно плескался в реке, то по-дельфиньи выпрыгивая на поверхность, то медленно опускаясь на дно с расставленными в стороны плавниками. С наслаждением ощущая на своей коже нежные ласкающие прикосновения прохладных струй, он блаженно прикрывал глаза и представлял себе, будто вновь находится в мире Сопряжения. Конечно, эта речка, как и любой земной водоем, была лишь бледным подобием его родной Плоскости Воды, но что еще ему оставалось?

Он родился — точнее, выделился из общей массы водной стихии — за несколько лет до пришествия в Стихийные Плоскости Эскатона Разрушителя, пленившего лордов всех четырех Cтихий и вознамерившегося использовать элементалей для уничтожения Жаддама и других континентов. Это было страшное время. Тинос до сих пор не мог без содрогания вспоминать царившее тогда в Плоскости Воды всеобщее чувство ужаса и еще какого-то сиротства, заброшенности. Та аура любви и заботы о подданных, которая всегда исходила от лорда Акваландра и была неотъемлемой частью атмосферы управляемой им Плоскости, бесследно испарилась. Вместо этого все Стихийные Плоскости пронизывало ощущение чужой злой воли, сводящей с ума и властно приказывающей следовать за собой. Сотни сородичей Тиноса, пребывавших в растерянности после исчезновения лордов Стихий, поддались тогда гипнозу нового властелина, став послушными марионетками в его руках. Как удалось устоять самому Тиносу — неизвестно. Он пребывал в каком-то полубредовом состоянии, с огромным трудом сопротивляясь подступающему безумию и почти не соображая, что происходит вокруг. Кажется, в его дом заходили тогда какие-то жаддамские воины, неизвестно как проникшие в Сопряжение, и о чем-то его расспрашивали; вроде бы среди них были и люди, и эльфы, и какой-то не то тролль, не то минотавр, но их лица, как и разговоры с ними, он почти не запомнил. Странно, но, в противоположность своим внутренним ощущениям, врезавшимся в память с редкой отчетливостью, Тинос сохранил лишь весьма расплывчатые воспоминания о внешних событиях той поры. Хотя не столь уж это и странно — ему было не до того, ведь все силы его души были направлены на то, чтобы не лишиться рассудка и не отправиться по приказу Эскатона вместе с остальными водными элементалями атаковать Жаддам. Вряд ли он продержался бы долго, но каким-то жаддамским героям — может быть, как раз тем самым, что приходили к нему домой — удалось победить Эскатона и освободить лордов Стихий. Подробностей Тинос не знал, но, так или иначе, с возвращением Акваландра в Плоскость Воды весь этот кошмар моментально прекратился. Элементальский мир вернулся к прежней безмятежной жизни под заботливым руководством Стихийных лордов, но продлилась она недолго. Уже через несколько лет случилась новая беда: где-то в Крюлоде скрестились в бою два мощных магических артефакта, Клинок Армагеддона и Ледяной Клинок — и энергия порожденного их встречей катаклизма, прозванного на Антагарихе Судным днем, превратила Сопряжение в сущий ад. Родная стихия будто взбесилась — все вокруг кипело и бурлило, повсюду бушевали невесть откуда взявшиеся в Плоскости Воды огненные смерчи и песчаные бури, в мутных пенистых волнах мелькали обломки элементальских построек, а стены городов на глазах растекались грязными лужами. И в других Плоскостях было не лучше — огонь сшибался со льдом, земля с воздухом, превращаясь в жуткое хаотичное месиво, в котором было трудно различить границы четырех Плоскостей. В конце концов лорды все-таки сумели вновь взять Стихии под свой контроль, но последствия катастрофы оказались чудовищны — все Сопряжение лежало в руинах, и мало кому из его обитателей посчастливилось выжить. Тем не менее, когда Эрафия подверглась нападению Криганской империи и попросила элементалей о помощи, эта помощь была ей оказана. Только вот Тиноса, к его немалому огорчению, на войну не послали. Возможно, его сочли слишком молодым и неопытным, а может быть, решили, что в родном измерении он принесет больше пользы — но, так или иначе, ему было велено оставаться в Плоскостях. В то время, когда его сородичи громили криган, а затем осваивали отвоеванный у них Стихийный Остров, бывший до Судного дня западной частью Антагариха, Тинос трудился не покладая плавников — отстраивал элементальские жилища и магические сооружения, упорядочивал течение водных потоков, восстанавливал гармонию своей Плоскости и ее связи с остальными Стихиями. Его черед воевать настал полвека спустя — Нихон положил глаз на Стихийный Остров, путь туда лежал через Эрафию, и обитатели Плоскостей вновь отправились выручать союзников. В составе большого отряда водных и воздушных элементалей Тинос сначала портил погоду на море, препятствуя переправе неприятельской армии через Нихонский пролив, затем отступал к эрафийской столице Мирхему, а когда к нихонским захватчикам добавились эофольские — был отправлен в Хармондейл защищать эвакуированных туда из Эрафии мирных жителей. Эта война принесла Тиносу лишь разочарование. Четыре месяца нелегкого ратного труда, постоянный смертельный риск, горькие потери — всё это было напрасно, ведь ни Эрафию, ни Стихийный Остров они так и не спасли. Хуже того — по-видимому, крепко досталось тогда и Плоскостям, хотя с уверенностью судить о том, какая именно беда их постигла, было невозможно: связь между измерениями прервалась. Тинос в этот момент находился в Хармондейле. Он, как обычно, сидел с другими воинами у костра, когда на него вдруг нахлынуло стремительно нарастающее чувство тревоги, граничащей с паническим ужасом. Ни с того ни с сего его бросило в жар, в глазах потемнело, по телу забегали мурашки. «Сопряжение! Там что-то не в порядке!» — мелькнула мысль. Тинос попытался настроиться на вибрации водной стихии — и перед его мысленным взором возникла жуткая картина разваливающегося на части Стихийного Острова, сотрясаемого землетрясением и медленно погружающегося в океанскую пучину. Вслед за этим в сознание ворвался отчаянный вопль из Стихийных Плоскостей, исполненный такой нестерпимой боли, такой смертной тоски, что Тинос лишился чувств. А когда очнулся, что с ужасом понял, что больше не ощущает своей родной Стихии. Зов Сопряжения, чистый и ясный голос Воды, непрестанно звучавший в душе с того дня, когда он покинул Стихийные Плоскости, вдруг умолк — и молчал вот уже восьмой десяток лет. Ни вернуться в родное измерение, ни хотя бы дотянуться до него мыслью Тинос больше не мог. Судя по всему, он навеки оказался заперт в чужом мире, без всякой надежды когда-нибудь вновь увидеть свою родину или хотя бы узнать ее судьбу.

Сперва он вместе со своими сородичами жил в Новой Эрафии, близ замка Хармондейл. Местные жители относились к элементалям весьма почтительно, как к героям войны, и с годами, по мере ухода из жизни заставших те печальные события людей, почтение к ним только усиливалось. Но как раз это и тяготило Тиноса. Он хотел забыть войну, как кошмарный сон — а в Новой Эрафии о ней напоминало буквально всё: памятники на площадях, портреты павших героев в тавернах, полные скорбной торжественности песнопения бардов, ежегодные поминальные церемонии на руинах Мирхема с непременным участием элементальских ветеранов. Люди свято хранили память о славном прошлом своего народа, находя в этом опору и утешение, да только вот Тинос в конце концов устал жить на развалинах великой державы. Да и вообще, обычаи и верования новоэрафийцев были ему во многом непонятны. Конечно, их приверженность Свету заслуживала уважения, но все эти высокие идеалы, рыцарские кодексы и религиозные заповеди представлялись слишком оторванными от жизни, лишенными простоты и естественности. Мировоззрение эльфов — искренних и непосредственных детей природы, пребывающих в гармонии с окружающим миром и не осложняющих свою жизнь всякими условностями — было Тиносу куда ближе, и, прожив в Новой Эрафии чуть более тридцати лет, он перебрался в АвЛи.

Спавард, избранный им в качестве нового места жительства, был тихим провинциальным городком в благодатном краю, за многие столетия ни разу не страдавшем от войн или катаклизмов. Правда, эльфов здесь после Судного дня осталось лишь несколько семей на весь город — остальные либо ушли в другой мир через магические порталы, либо переселились на юг, поближе к столице и Священным рощам. Но кентавры и гномы, составлявшие большинство населения Спаварда, тоже нравились Тиносу простотой нравов и близостью к природе. Никогда не видевшие элементалей, спавардцы встретили необычного пришельца с осторожным любопытством, но со временем привыкли и признали. И ничего, что они его далеко не во всём понимали, считали чудаком и называли не иначе как водянчиком. Лучше уж было носить это не слишком-то почтительное прозвище, чем слыть героем проигранной войны.

Свое жилище Тинос обустроил в виде причудливого фонтана. Гномы помогли выложить чашу из обильно встречающегося в этих местах розоватого мрамора, а он одним элементалям известным способом подвел воду — и у входа в городской сад распустился огромный цветок из водяных струй. Фонтан стал одной из главных местных достопримечательностей. Жители окрестных деревень зачастую наведывались в Спавард только для того, чтобы поглазеть на чудесное сооружение, и даже эльфы, изредка заезжавшие сюда из южных краев, восхищенно цокали языками и утверждали, что подобной красоты не видели и в столичном Пирпонте.

Дом Тиноса находился в самой середине фонтана, там, где струи, смыкаясь, образовывали полый конус. В этом убежище элементаль отдыхал по ночам и пережидал непогоду, а в остальное время он плавал в бассейне фонтана или сидел на бортике, свесив хвост в воду, но чаще всё-таки уходил на речку. Вот и сейчас Тинос нежился на песчаном дне широкой Серентини, рассеянно глядя на проплывающих рыбок и уносясь мыслью в совсем иные глубины.

— Эй, водянчик, ты там не утонул? — послышалось вдруг сквозь толщу воды.

Более нелепого предположения Тинос не слышал никогда в жизни. Оттолкнувшись хвостом от дна, он всплыл к поверхности и, высунув голову, возмущенно уставился на склонившегося над водой соседа-кентавра.

— Ты чего?

— Хватит плескаться-то. Пошли на площадь — слышишь, в гонг звонят?

Прислушавшись, Тинос различил мелодичный гул, доносящийся с высокого правого берега.

— Что, опять градоначальник собрание устраивает? Интересно, по какому поводу?

— Сходим — узнаем. Только поторопись, а то пока до площади доберемся, как бы всё уже не закончилось.

Тинос бросил взгляд на недопаханное поле. Кентавры уже прекратили работу, младший из них спешно зачехлял плуги, а остальные поднимались друг за другом на горбатый деревянный мостик. Переплыв реку, элементаль встретил их на другом берегу, и все вместе они стали подниматься по крутой тропе, ведущей в город.

Центральная площадь Спаварда была полна народу. Кентавры, гномы, немногочисленные люди и эльфы стояли, подняв взоры на здание ратуши. Резиденция градоначальника была построена по древнему эльфийскому обычаю — на подпираемом деревянными столбами высоком помосте, чтобы меньше вредить земле. С этого помоста городской голова обычно и выступал перед народом на собраниях — отсюда его было хорошо видно и слышно всем находящимся на площади. Но сейчас перед ратушей стоял не он, а высокий и худощавый незнакомый эльф. Он был одет в парадный зеленый кафтан с золотыми пуговицами и вышитым на рукаве гербом АвЛи, что свидетельствовало о его нахождении на королевской службе. Тинос застал его речь не с самого начала, но и так было ясно: незнакомец говорит о последствиях Судного дня.

— Силы наши подорваны, земля оскудела, магия иссякла, — вещал эльф. — Все мы мечтаем о том, чтобы наша родина поскорее стала прежней, но за последние семьдесят лет почти ничего не изменилось к лучшему.

Тинос вздохнул. Эльфы, конечно, не новоэрафийцы с их неистребимой склонностью к ковырянию в собственных ранах, но и у них есть свои странности. Элементаль уже не раз слышал от них подобные речи о бедственном положении АвЛи и никак не мог понять: ну в чем же они видят его бедственность? Ему, конечно, не с чем было сравнивать — он не видел эту страну до Судного дня. Но сейчас, по его понятиям, она была вполне процветающей. По величине территории, по численности населения и силе армии АвЛи не имела себе равных на Антагарихе, особенно после того, как в ее состав вошли Эофол и восточная половина Дейджи. И нигде — не только в не затронутом катастрофой Спаварде, но и в других местах, которые довелось повидать Тиносу — не было заметно никаких следов разорения. Всё разрушенное было давным-давно восстановлено, народ жил в достатке, земля исправно родила хлеб, и даже Священные рощи, принявшие на себя основной удар катаклизма, радовали глаз свежей зеленью молодых деревьев. Правда, насколько можно было уразуметь из туманных объяснений друидских жрецов, рощи эти потеряли значительную часть своей волшебной силы, что снижало действенность творимых эльфами заклинаний и молитв, да и вообще плохо сказывалось на их душевном состоянии. Но, видимо, не дано было Тиносу до конца понять загадочную эльфийскую душу — на его взгляд, авлийские леса были прекрасны и без всякой магии, а вот эльфы так не считали…

— Ученые жрецы полагают, что беды наши коренятся в потере связи с Сопряжением, — продолжил оратор, и элементаль невольно вздрогнул. — Испокон веков незримые нити соединяли авлийскую землю со Стихийными Плоскостями, щедро проливавшими на нее благодатную энергию Воды, Огня, Земли и Воздуха. Но при крушении Стихийного Острова эти нити порвались, и с тех пор животворящая сила природных Стихий больше не питает Священные рощи. Вот почему мы так трудно и медленно поднимаемся из пепла Судного дня.

Эльф сделал выразительную паузу, после чего торжественно произнес:

— Но я прибыл к вам из столицы по поручению короля Ариана Парсона отнюдь не для того, чтобы сеять в ваших сердцах скорбь и уныние. Не отчаивайтесь, соотечественники, и не думайте, будто золотой век миновал безвозвратно — теперь у нас появилась надежда восстановить связь со Стихийными Плоскостями и вновь познать лучшие времена. Две недели назад в центре Священных рощ произошло чудесное явление. Столб света ударил с небес в землю возле Главного храма друидов, и с тех пор в этом месте слышен голос самого Властителя Стихий. Он призывает нас построить в Священных рощах алтари Огня, Воды, Земли и Воздуха и вознести перед ними молитву этим Стихиям. И тогда Властитель откроет нам Стихийные Плоскости, и светлая сила Сопряжения вновь осенит Священные рощи, принеся новый расцвет нашей прекрасной родине. Итак, согласно указу короля Ариана Парсона, мы приступаем к строительству алтарей. Властитель Стихий указал места, где они должны располагаться: алтарь Огня следует возвести в излучине Серентини на юго-западной окраине Леса Клятвы, алтарь Воды — на берегу Озера Вечной Юности, алтарь Земли — на востоке Погребального Леса, а алтарь Воздуха — у Драконьей Скалы. Из-за нехватки магических ресурсов строить святыни придется по очереди, и первым станет алтарь Огня. От вашего города требуется тысяча строителей. Особенно необходимы будут искусные каменщики и маги, владеющие огненными заклинаниями. Градоначальнику Спаварда поручается организовать доставку участников строительства в указанное место. Там они будут проинструктированы друидскими жрецами и снабжены необходимыми инструментами и материалами. А сейчас разрешите попрощаться — я сегодня должен посетить еще два города.

Эльф коротко поклонился и, спустившись по лестнице, скорым шагом направился в сторону конюшни. Тинос, растолкав толпу, устремился вдогонку. Невозможно поверить! Неужели Сопряжение и вправду наконец-то вышло на связь? А он уже потерял всякую надежду и был почти уверен, что Стихийных лордов больше нет на свете…

Столичный гость уже седлал пегаса, когда элементаль подполз к нему и непочтительно схватил за рукав.

— Скажите, а этот голос — он что, всё время там слышен? И какому из властителей он принадлежит — случайно, не Акваландру? Да, а алтари-то зачем — Сопряжению нужна ваша магия, чтобы открыть дверь в этот мир? Оно что, так ослабло, или связь измерений настолько нарушена?

Эльф внимательно взглянул на Тиноса.

— Боюсь, у меня нет ответов на твои вопросы. Ваше Сопряжение для нас — тайна, покрытая мраком. Так что лучше тебе самому отправиться к Главному храму и послушать Властителя. Не могу поручиться, что его голос звучит там постоянно, но еще не было случая, чтобы кто-то пришел — и не услышал. А уж с тобой, уроженцем Стихийных Плоскостей, их повелитель тем более не откажется разговаривать. И, наверное, ты разберешься в его словах лучше любого из нас. А сейчас извини — я очень спешу.

Эльф вскочил на крылатого коня, и тот, легко оттолкнувшись копытами от земли, взмыл в воздух.

Наутро Тинос пришел в ратушу — записываться в строители первого алтаря. Увидев его, градоначальник просиял лицом:

— О, вот и еще один желающий потрудиться на благо АвЛи. Это хорошо. Сейчас внесу тебя в список.

Правитель Спаварда пододвинул к себе лист бумаги с именами участников будущей стройки.

— Что-то мало добровольцев набирается, — посетовал он, записывая туда Тиноса. — Не хотелось бы никого принуждать, но, видимо, придется — со вчерашнего дня пришло только полтора десятка, а король требует тысячу.

— А зачем столько? — недоуменно поинтересовался элементаль. — Если только из Спаварда будет тысяча, да еще из других мест строители приедут — такой толпой можно целый город построить, не то что один алтарь…

Градоначальник улыбнулся:

— Сразу видно, что ты не друид и понятия не имеешь о строительстве магических святынь. Чем больше народу вкладывает труд и душу в создание алтаря, тем большей бывает его сила. Обычно строителей набирают не меньше, чем должно быть камней в сооружении: каждый берет свой камень, обрабатывает его и укладывает на место. И не забывай, что кто-то еще должен рыть котлован, готовить строительный раствор и заряжать камни магией.

— Ну, каменщик из меня, честно говоря, никакой, — потупился Тинос, — да и магией я владею только водной, а не огненной. Но, надеюсь, от меня на стройке тоже будет хоть какая-то польза.

— Разумеется, дело найдется и для тебя, — заверил его градоначальник. — Вот наберется хотя бы сотня работников — и я тебя отправлю в Лес Клятвы в составе первого отряда.

— У меня только одна просьба. Можно, я по пути заверну к Главному храму, где голос слышится? Поймите, я ведь столько лет не общался со своим миром…

— Конечно, можно. Как же я могу быть против?

— Я там надолго не задержусь, — пообещал обрадованный элементаль. — Только послушаю Сопряжение — и сразу же в Лес Клятвы. А почему, кстати, он так называется? Кто там в чём клялся?

— О, это давняя история, — вздохнул городской голова. — Ты, наверное, слышал о наших войнах с Эрафией за Хармондейл? Так вот, во времена моей юности, вскоре после Судного дня, наш предыдущий король Элдрих и эрафийская королева Катерина Грифоново Сердце встретились в этом лесу и договорились оставить вражду в прошлом. И в знак примирения наш король тогда поклялся отдать Хармондейл эрафийцам, если их родина будет разгромлена врагами. А потом, примерно полвека спустя…

— Не продолжайте, — нахмурился Тинос. — Я помню, что было потом.

Да, он помнил это: ожесточенные сражения с нихонцами на подступах к Мирхему, тянущиеся нескончаемой чередой в сторону авлийской границы повозки со стариками и детьми, встревоженные лица эвакуированных эрафийцев, обсуждающих на улицах Хармондейла последние новости с фронта. И последний день той войны Тинос тоже помнил очень хорошо. Тысячи эрафийцев собрались тогда перед ратушей Хармондейла, где в магическом шаре отражался штурм их столицы нихонскими войсками. Внутрь, к шару, допустили лишь немногих избранных; все остальные теснились у входа, прижимая к себе испуганных детей и шевеля губами в беззвучной молитве. Несколько часов тревожного ожидания показались вечностью; наконец дверь отворилась, и на порог вышла, пошатываясь, гувернантка королевских детей — бледная, осунувшаяся, будто разом постаревшая лет на десять. Женщина ничего не сказала, но тот потухший, растерянный взгляд, которым она обвела притихших людей, был красноречивее всяких слов.

— Вот, значит, и нету Эрафии, — послышался негромкий, неестественно спокойный голос какого-то старика, и гробовая тишина вмиг взорвалась душераздирающими воплями и причитаниями. Кто-то рвал на себе одежду, кто-то с иступленными рыданиями бился головой о землю или, воздев руки кверху, в отчаянии взывал к небесам — а Тинос бросился прочь. Ни разу не дрогнувший в боях с нихонцами, теперь он бежал как последний трус, настолько быстро, насколько позволяло строение тела, не слишком-то приспособленного к перемещению по суше. Уже и город остался далеко позади, а элементаль всё полз и полз, не разбирая дороги, обдирая брюхо о камни — куда угодно, лишь бы не слышать отчаянных воплей запредельного, нечеловеческого горя. Потом было еще многое — и победоносный поход против Нихона и Эофола, и торжественное провозглашение Новой Эрафии, и коронация в Хармондейле нового короля Бернарда Грифоново Сердце, но тот страшный день запечатлелся в памяти Тиноса ярче всего.

— А скажи-ка мне, водянчик, — вернул его к реальности голос спавардского градоначальника, — что ты собираешься делать, когда Стихийные Плоскости откроются? Вернешься в свое измерение или останешься у нас?

— Вернусь. Спавард замечательный город, но мой дом всё-таки в Плоскости Воды.

— Ну вот, так я и думал…

— А что, вы против? — удивился Тинос.

— Нет, что ты… Только вот фонтан жалко. Иссякнет ведь без тебя.

— Не иссякнет. Я магически свяжу его со своей Плоскостью, и он будет бить всё время — даже зимой, даже в засуху. Еще и лечиться будете водичкой из этого фонтана — Сопряжение придаст ей целебную силу.

— А, ну тогда хорошо. Удачи тебе, водянчик!

После того как правитель Спаварда пообещал оплатить из городской казны труд строителей алтаря, необходимое число добровольцев набралось быстро. Спустя неделю после разговора с градоначальником Тинос вместе с сотней других строителей, преимущественно гномов, уже ехал к месту стройки. Колонна из пятнадцати телег миновала Пирпонт и приближалась к Священным рощам. Устроившись на мешке с сеном, элементаль неодобрительно смотрел на своих попутчиков, горланящих разухабистые песни и периодически пускающих по кругу пузатые фляги со спиртным — разве с таким настроением следовало отправляться на строительство святыни?

— Не боись, — подмигнул Тиносу один из гномов. — Отгрохаем всё в лучшем виде — хорошая выпивка никогда еще работе не вредила.

Впрочем, после въезда в Священные рощи, обозначенного двумя мраморными вазонами по сторонам дороги, гномы приутихли — то ли решили продемонстрировать почтение к культу друидов, то ли и впрямь прониклись красотой и гармонией окружающей природы. Вокруг простирались живописные холмы, поросшие редколесьем; по мере продвижения к югу местность постепенно становилась ровнее, а лес гуще. Деревья еще стояли голыми, но из набухших почек уже выглядывали нежные молодые листочки, и их смолистый запах смешивался с одуряющим ароматом белых цветов, сплошным ковром покрывающих землю. Волнующие запахи весны, щедро льющийся с лазурных небес солнечный свет и радостное птичье щебетание настраивали душу на возвышенный лад и рождали в ней предвкушение добрых перемен.

Телега, в которой ехал Тинос, остановилась перед развилкой.

— Кажется, ты хотел услышать голос Властителя Стихий? — спросил кучер, обернувшись к элементалю. — Тогда слезай и иди налево. Дойдешь до храма, а уж там жрецы тебе всё покажут.

Тинос поблагодарил возницу, спустился на землю и, проводив взглядом удаляющиеся телеги, двинулся в указанном направлении. Через полчаса впереди показался сверкающий позолотой шпиль храма, а затем взгляду открылось и само здание, богато украшенное затейливой резьбой и окруженное кованой оградой с растительным узором.

Поднявшись на крыльцо, Тинос толкнул тяжелую дубовую дверь и оказался в небольшом помещении, предваряющем вход в главный зал. Комнатка была вся заставлена кадками с диковинными растениями, возле камина стояла искусно вырезанная из камня статуя единорога, а у окна сидел седой бородатый эльф в зеленой мантии друида. Откинувшись на спинку плетеного кресла, он сосредоточенно вглядывался в трепещущее пламя свечи, горевшей перед ним на столе. При виде вошедшего элементаля жрец поднял голову:

— Здравствуй, путник. Пришел помолиться Природе?

— Ну, не совсем для этого. Говорят, рядом с вашим храмом можно услышать чей-то голос из Стихийных Плоскостей…

— Что значит — чей-то?! — возмущенно сверкнул глазами друид. — Это голос всемогущего Властителя Стихий, воплощенного духа самой Природы! Воистину великое чудо, что он лично удостоил нас своего божественного внимания.

Тинос не стал спорить и объяснять жрецу, что лорды Плоскостей — никакие не боги. Что ж, если эльфы хотят, пусть себе обожествляют Сопряжение — в конце концов, это даже приятно.

— А могу ли и я тоже его услышать? — спросил элементаль.

— О да, конечно… Ступай к задним воротам, и увидишь — там на возвышении две сосны сплелись стволами, будто в братских объятьях. А от них начинается тропа. Перепутать трудно — для красоты и удобства мы замостили ее каменной плиткой. Со временем поставим еще скамейки и беседки, чтобы паломники могли по пути передохнуть. Так вот, эта тропа приведет тебя к кратеру в земле — его оставил небесный огонь, когда Властитель впервые воззвал к нам из Плоскостей. Встань перед этим кратером… будь ты эльфом или гномом, я бы посоветовал встать на колени, но у тебя их нет, так что просто встань — и слушай…

Миновав заросли пышно цветущих кустов во дворе храма, Тинос вышел за ограду. Отыскав взглядом пригорок с двумя сросшимися соснами, элементаль направился к его подножию и вступил на выложенную белым мрамором дорожку, уходящую в лес. Немного попетляв между деревьями, тропа вышла к утоптанной площадке, посреди которой возвышался сплетенный из ветвей ажурный шатер. Заглянув под него, Тинос увидел в земле глубокую воронку с оплавленными краями. В нетерпеливом волнении элементаль подполз поближе, закрыл глаза и весь обратился в слух. Сперва всё было тихо; затем Тинос почувствовал головокружение и легкую дрожь в спине — как всегда при телепатическом контакте с Плоскостями. А вслед за этим прямо в его голове зазвучал негромкий, но властный голос:

— Стой здесь и слушай меня, Властителя Стихийных Плоскостей, повелителя Огня, Воды, Земли и Воздуха. Любишь ли ты свою землю, желаешь ли ей нового расцвета? Тогда дай мне вновь наполнить ее жизнью, силой и магией. Скажи своему народу: пусть построят в заповедном лесу по алтарю во имя каждой из Стихий. Алтарь Огня пусть будет в осиновой роще на левом берегу величайшей вашей реки, там, где она поворачивает на восток; алтарь Воды — у большого озера в двух днях пути к югу от вашей столицы; алтарь Земли — близ восточного побережья, в лесу, где вы хороните мертвых, а алтарь Воздуха — на севере, у одинокой скалы, где гнездятся золотые драконы.

Тинос стоял потрясенный, растерянный. Что-то здесь было не так… совсем не так. Что это еще за властитель сразу четырех Стихий, с каких таких пор все Плоскости стали управляться одним правителем? Элементаль попытался отвлечься от смысла доносящихся до него слов и сосредоточился на своих внутренних ощущениях, которые никогда его не обманывали. Сомневаться не приходилось — с ним говорили из Плоскостей… вот только к Сопряжению это не имело ни малейшего отношения. Зов Сопряжения Тинос не перепутал бы ни с чем, но сейчас из родного измерения веяло чем-то совсем иным… каким-то духом хаоса, разрушения, безумия, и чем-то еще — чужим, темным, враждебным… совсем как во времена Экскатона, даже хуже…

— Кто ты?! — воскликнул элементаль. — Я же вижу, что ты не из Стихийных Лордов!

Но неведомый Властитель, будто не слыша вопроса, продолжал твердить свое:

— Когда всё будет построено, придите ровно в полдень и помолитесь одновременно на всех четырех алтарях. И тогда отворятся врата Стихийных Плоскостей, и хлынет из них невиданная сила, и преобразит она вашу землю.

Последняя фраза особенно напугала Тиноса. Ему представилось совсем не то, что, вероятно, представлялось при этих словах эльфам — не живительный поток благодатной энергии, а клокочущие вихри обезумевших стихий, в слепой ярости крушащие всё на своем пути… Нет, выполнять указания таинственного голоса нельзя было ни в коем случае!

Тинос не помнил, как он проделал обратный путь до храма. Он влетел внутрь и, едва не опрокинув горшки с цветами, ринулся к жрецу, сидевшему всё в той же позе перед зажженной свечой.

— Не слушайте этот голос! В Стихийных Плоскостях какое-то зло, и если мы построим алтари, то впустим его в наш мир!

Жрец гневно сдвинул брови, лицо его побагровело.

— Что ты несешь?! Властитель Стихий желает нам только добра, его предложение открыть врата Плоскостей — великая милость по отношению к нам!

— Да лжет он всё! Уж поверьте моему чутью, я ведь сам из Стихийных Плоскостей…

— Вот это больше всего и возмущает. Нечего сказать, хороший же ты подданный своего Властителя! Молись, чтобы он простил тебе твои безумные слова!

— Это не Властитель, а какой-то самозванец. У нас же каждой Плоскостью правит свой лорд, а никакого общего повелителя всех Стихий нет и быть не может!

— Может быть всё, — сурово произнес друид. — Дух Природы всемогущ, он воплощается в той форме, в какой хочет.

— Никакой это не дух Природы, я же чувствую… Кто-то захватил Плоскости и рвется оттуда в АвЛи!

Эльф схватил стоявший у стола посох и со всей силы стукнул им об пол.

— Хватит! Я больше не желаю слушать твои кощунственные речи. Вон отсюда!

— Да поймите же вы…

Жрец взмахнул посохом, Тиноса подбросило в воздух, и незримая сила потащила его к выходу. Он весь сжался в ожидании удара о закрытую дверь, но удара не последовало — элементаль пролетел сквозь преграду, даже не почувствовав ее, и мягко опустился на крыльцо. «И они еще жалуются на проблемы с магией», — подумал он, тоскливо оглядываясь на дверь. Впрочем, вполне возможно, что старик потратил на его изгнание всю силу, годами копившуюся в его посохе. Было ясно, что продолжать спор с этим религиозным фанатиком нет никакого смысла — лучше поспешить в Лес Клятвы и предупредить строителей. Хотя и это может оказаться бесполезным — указ о строительстве алтарей издан королем, и авлийцы едва ли нарушат его лишь из-за того, что какой-то элементаль почуял что-то неладное… Значит, надо отправляться в столицу и добиваться аудиенции у самого Ариана Парсона. Уж он-то наверняка поймет всё правильно и не останется безучастным к грозящей опасности. С этой мыслью Тинос спустился с крыльца и направился по уже знакомой дороге в сторону Пирпонта.

Добираться до столицы своим ходом Тиносу пришлось бы не меньше недели, но, к счастью, его согласилась подвезти встреченная по дороге эльфийская воительница, которой он в благодарность зарядил водной магией лук и стрелы. Через два дня элементаль был в Пирпонте. Девушка высадила его на торговой площади, и первым, что бросилось ему в глаза, была здоровенная, почти в гномий рост, деревянная фигура перед прилавком продавца культовых и магических предметов. Судя по крыльям за спиной и золоченому нимбу вокруг головы, она изображала какого-то бога. В правой руке он держал искусно выкованную из меди дубовую ветвь, а левой опирался на щит, четыре сектора которого были разрисованы символами природных Стихий — языками пламени, волнами, горами и облаками.

— Покупай, — улыбнулся торговец разглядывающему статую Тиносу. — Поставишь у себя перед домом, и будет тебе счастье.

— А кто это? — спросил элементаль, уже заранее догадываясь, каким будет ответ.

— Великий Властитель Стихий. Что, непохож? Так мы ж его еще не видели, только голос слышали. Вот откроются Стихийные Плоскости — тогда, может, он и покажет нам свое лицо.

«Ну уж нет! Я всё сделаю, чтобы этого не произошло», — подумал Тинос и, развернувшись, пошел к королевскому дворцу.

— Мне нужно немедленно встретиться с его величеством, — заявил он, зайдя в приемную.

Секретарь, немолодой круглолицый мужчина с намечающейся лысиной, раскрыл толстую книгу в кожаном переплете, испещренную неразборчивыми каракулями.

— Могу записать вас только на конец следующей недели. У короля все встречи с подданными уже расписаны на десять дней вперед.

— Ой… А пораньше никак нельзя? — Тинос умоляюще заглянул в глаза секретарю.

— А зачем такая срочность? Вы к нему по какому вопросу?

— Я по поводу Стихийных Плоскостей и их так называемого Властителя. Хочу предостеречь короля: строительство этих алтарей может плохо кончиться.

— А, понятно. Вам не верится в нового бога…

— А вам верится?

— Трудно сказать. Вот совершу паломничество к месту его явления — тогда и определюсь. Но к королю вы со своими сомнениями лучше и не ходите. Он твердо уверовал во Властителя, его не сумела переубедить даже родная сестра.

— Какая сестра?

— У него одна сестра — Улисса, прабабка новоэрафийского короля. Слышали про такую?

Об Улиссе Парсон Тинос не только был наслышан, но и несколько раз видел ее лично, еще в те времена, когда жил в Хармондейле. Мать последнего короля прежней Эрафии, убитого нихонскими завоевателями на развалинах Мирхема, она почти десять лет была регентом при своем малолетнем внуке Бернарде Грифоново Сердце. В Новой Эрафии она была окружена всенародным почитанием не только как основательница и первая правительница государства, но и как свидетельница ушедшей великой эпохи, заставшая еще легендарную королеву Катерину.

— А что, Улисса сейчас в АвЛи? — спросил элементаль.

— Сейчас-то, может, уже и уехала. Она приезжала к нам на годовщину рождения короля Элдриха, и ей новая религия тоже чем-то не понравилась. Насколько мне известно, она обсуждала это с Его Величеством, но тот остался при своем мнении.

— Послушайте, я не знаю, что именно не понравилось Улиссе, зато могу сказать, что не нравится мне. Я только что был у Главного храма друидов, слушал этот голос… Слова-то он говорит правильные, да только не в словах дело. Мы, элементали, свои Плоскости нутром чувствуем, вот я и почувствовал: оттуда исходит что-то страшное, враждебное… что-то такое, что может нас всех погубить. А король собрался восстанавливать с ними связь! Поймите, мне обязательно нужно поговорить об этом с Его Величеством, и скорее! Речь идет о безопасности АвЛи, а может быть, и всего мира!

— Ох, не знаю, что мне с вами делать, — вздохнул секретарь, почесывая лысину. — Король ведь меня со службы прогонит, если я пущу к нему кого-то в неурочное время. Но если всё действительно так серьезно, как вы полагаете, и если из-за этого с АвЛи что-то случится — я же некогда себе не прощу, что не позволил вам это предотвратить! Ладно, будь что будет!

Секретарь позвонил в колокольчик, и на пороге появились два охранника в парадной форме, вооруженные короткими мечами.

— Стража! Немедленно отведите этого посетителя в кабинет к его величеству!

Кабинет, куда привели Тиноса, был оформлен без особой роскоши, но со вкусом: шершавые стены из необработанного серого камня, несколько картин с видами Священных рощ, старинный шкаф из знаменитой хармондейлской древесины, а в углу — небольшой бассейн с золотыми рыбками, куда впадал живописно струящийся по стене ручеек. И обилие зелени — не только, как всегда у эльфов, многочисленные цветы на подоконнике, но и вьющиеся по стенам кудрявые лианы, и розовые кувшинки в бассейне, и раскинувшийся рядом с ним большой пестролистный куст, в ветвях которого порхали две крохотные яркие птички. Ариан Парсон сидел за массивным дубовым столом, на котором была разложена карта АвЛи. Нового короля, всего четыре года назад вступившего на престол, Тинос видел впервые и невольно залюбовался правильными чертами его лица, рассыпанными по плечам золотыми кудрями и лучистыми серыми глазами. Во всём облике эльфийского владыки чувствовались уверенность и достоинство.

— Очень приятно видеть здесь представителя Сопряжения, — улыбнулся король. — Надеюсь, в недалеком будущем обитатели Стихийных Плоскостей станут у нас более частыми гостями. Вы ведь, наверное, знаете о начавшихся работах по связыванию АвЛи с вашим миром?

— О да, конечно, — закивал головой Тинос, радуясь, что король сам направил разговор в нужное русло. — Но я должен предупредить вас: не делайте этого!

— Хм… Это почему же?

Элементаль весь сжался под пронзительным взглядом авлийского правителя, но поддаваться робости было нельзя.

— Ваше величество, я понимаю, как важна для вашего народа связь с моим измерением, — произнес он, изо всех сил стараясь придать голосу спокойный и уверенный тон. — Но сейчас ее устанавливать слишком опасно. В Стихийных Плоскостях творится нечто ужасное, и если их открыть — может случиться большая беда.

Ариан недоверчиво уставился на Тиноса.

— Да? И чем же, по-вашему, могут угрожать нам Стихийные Плоскости?

— Точно не знаю… Я просто чувствую там какой-то непорядок. Стихии будто обезумели, а этот их Властитель, невесть откуда взявшийся — у меня такое ощущение, что он хочет нас всех уничтожить.

— Ощущение? — разочарованно протянул король. — А какие-нибудь более серьезные доказательства грозящей опасности у вас есть?

— Нету, — признался Тинос.

— Так я и думал, — лицо Ариана вновь приняло доброжелательное выражение. — Уверяю вас, ваши опасения совершенно беспочвенны. Я бы не стал затевать строительство алтарей, не посоветовавшись с учеными мудрецами. А они в один голос утверждают, что налаживание связи со Стихийными Плоскостями благотворно скажется на состоянии Священных рощ, а значит, и всей страны.

— А эти ваши мудрецы хоть были у того кратера, где слышится голос из Плоскостей?

— Разумеется, были. Обнаружили там присутствие мощной магической силы, ощутимое даже сквозь барьер между измерениями, а вот ничего вредного или опасного не нашли. Могу, конечно, приказать им проверить всё еще раз, но не сомневаюсь, что результат будет тот же.

— И всё-таки я вас очень прошу: приостановите строительство! — голос Тиноса предательски задрожал. — Я же чувствую, что сердце меня не обманывает!

— Ну, если уж на то пошло, сердце есть не только у вас. Я тоже был на месте явления Властителя и слышал его голос, — король блаженно улыбнулся, глаза его заблестели. — В этом голосе столько любви и мудрости, столько заботы обо всех нас… Я ни в храмах, ни в самых потаенных уголках Священных рощ никогда не испытывал такого благодатного чувства — будто прикоснулся к чему-то великому, истинному, к какому-то источнику новой, лучшей жизни. И не только я — паломничество к этому месту совершили сотни эльфов, а может, уже и тысячи, и все возвращаются оттуда вдохновленными, окрыленными, полными надежд. Что же, по-вашему, все они ошибаются? Сами подумайте, чему я должен больше верить — голосу собственного сердца, чувствам сотен своих подданных и заключениям ученых друидов, или же вашим ничем не обоснованным подозрениям? Мой вам совет: перестаньте терзать себя пустыми тревогами, выбросьте из головы плохие мысли и сходите еще раз к Главному храму. Придите туда с верой и надеждой, вслушайтесь повнимательнее в голос Властителя — и вы сами поймете, насколько нелепы были ваши опасения.

— Хорошо, — кивнул Тинос, с трудом сохраняя самообладание.

Попрощавшись с королем, элементаль опрометью бросился прочь из дворца. В городском саду он прыгнул в пруд и принялся яростно нарезать круги вдоль берега, изо всех сил хлопая по воде хвостом и обдавая брызгами проходящих мимо эльфов — так, что те в ужасе шарахались в сторону. Это просто ужасно, когда страной правит такой безалаберный король! Его отец Элдрих был всё-таки более осмотрителен и, наверное, не стал бы вот так отмахиваться от предупреждений об опасности. Немного успокоившись, Тинос подумал: а почему, собственно, Ариан должен ему верить? Он ведь и впрямь не может подтвердить свои слова ничем конкретным, да и сам толком не понимает, какая именно угроза исходит из Стихийных Плоскостей. Может быть, беспокоиться действительно не о чем, и он зря порет горячку? Но вновь всплывшее в памяти леденящее чувство смертельной опасности, испытанное тогда у Главного храма друидов, подсказало: нет, не зря. Только вот как убедить в этом эльфов? Им, конечно, трудно поверить, что Сопряжение может оказаться враждебным — они привыкли видеть в нем союзника и наверняка даже не слышали об Эскатоне, пытавшемся силой стихий разрушить Жаддам…

Тинос опустился на дно и в задумчивости прислонился к обросшему водорослями камню. Наверное, надо было рассказать про Эскатона королю. Хотя что, собственно, он может рассказать, если и сам лишь урывками помнит тогдашние события в Плоскостях? От тех времен в памяти остались яркие и крайне неприятные ощущения, но для Ариана это не аргумент — ему нужны конкретные факты, а их-то как раз и нет. Кем был этот Эскатон, откуда пришел в Плоскости, зачем стремился разрушить мир — всё это так и осталось неизвестным. Наверное, лишь боровшиеся с ним жаддамские герои могли бы дать ответ на эти вопросы и внятно объяснить, что происходило тогда в мире Сопряжения. Но их уже не спросить — почти сто тридцать лет прошло, все уже давно поумирали… Хотя, может быть, и не все — среди них, кажется, были эльфы, и вот их-то есть шанс застать в живых, ведь среди этого народа и трехсотлетние старики не редкость, а некоторые дотягивают даже до четырехсот. Правда, ни лиц, ни имен тех героев он не запомнил, но своим подвигом они наверняка заработали всенародную известность, а значит, разыскать их вполне реально — достаточно расспросить местных жителей. Да, пожалуй, имеет смысл наведаться в Жаддам и попытаться разузнать всё про ту историю с Эскатоном. Если добытые сведения и не помогут убедить короля осторожнее относиться к Стихийным Плоскостям, то, по крайней мере, могут оказаться полезными для понимания того, что там происходит. Во всяком случае, попытка не пытка, тем более что до Жаддама легко добраться водным путем — протекающая через Пирпонт река Пири впадает в Серентини, а та несет свои воды в океан. При хорошем умении плавать — а уж в этом-то Тиносу нет равных — дорога не займет много времени.

Нырнув в Пири, Тинос сложил плавники и отдался во власть течения. Оно было довольно сильным, река быстро несла элементаля в нужном направлении, и он счел разумным поберечь силы для предстоящего плавания через океан. Расслабленно болтаясь в толще воды, Тинос с горечью думал о Сопряжении — и даже не столько о заполонившем его неведомом зле, сколько о своих несбывшихся надеждах. Значит, все-таки не суждено ему вернуться домой. Он так радовался, когда впервые услышал от королевского гонца в Спаварде о возможности восстановить связь измерений — а теперь готов сделать всё от него зависящее, чтобы этого не произошло. Пусть уж лучше он никогда больше не увидит родную Плоскость и не услышит волнующего зова водной стихии. И все-таки даже сейчас в его душе продолжала теплиться надежда: ведь на грозного Эскатона Разрушителя жаддамцы всё же нашли управу — так, может, и теперь они помогут избавить Сопряжение от власти новой неизвестной силы?

Задумавшись, Тинос и не заметил, как достиг устья Пири и оказался в Серентини. Великая авлийская река была здесь гораздо шире и глубже, чем в Спаварде. Тинос всплыл на поверхность и осмотрелся. По берегам тянулся лес, сквозь ажурные ветви начинающих распускаться деревьев кое-где проглядывали изящные шатры храмов. Далеко впереди река круто поворачивала влево. «Это там, что ли, строят первый алтарь?» — подумал Тинос, вспомнив слова Властителя Стихий. Подплыв поближе, он увидел на опушке леса большой палаточный лагерь, а чуть ниже по течению, сразу за поворотом, располагалась и сама стройка. Не в силах преодолеть любопытства, элементаль вылез на берег и направился к возводимому сооружению.

Работа была в разгаре. Одни строители разбивали кирками лежащие на земле каменные глыбы, другие тщательно обтесывали и полировали отколотые от них куски, третьи месили раствор. Внимание Тиноса привлекли несколько эльфов, сосредоточенно сидящих в позе, обычно применяемой магами для медитации — со скрещенными ногами и сложенными перед грудью ладонями. Пристроившись к группе гномов, расположившихся неподалеку на травке, элементаль стал наблюдать за одним из магов. Не меняя позы, тот начал ритмично качаться, затем разомкнул руки и простер их по направлению к куче камней, что-то тихо нашептывая. Тело эльфа раскачивалось всё сильнее, ладони волнообразно поднимались и опускались, голос постепенно набирал громкость — и в какой-то момент камни перед ним вспыхнули красноватым светом, будто озаренные изнутри пламенем. Маг встал и, обернувшись к скучающим в ожидании строителям, сделал приглашающий жест рукой. Дружно вскочив, гномы ринулись к светящимся камням, быстро расхватали их и куда-то понесли. Проследовав за ними, Тинос пришел к строящемуся алтарю. Трапециевидное сооружение состояло пока лишь из нескольких слоев плотно пригнанных друг к другу камней, но его длина и ширина не оставляли сомнений в том, что в завершенном виде этот алтарь превзойдет размером все культовые постройки Священных рощ. Гномы, выстроившись в длинную очередь, один за другим подходили и укладывали на место заряженные магией камни. Еще пара десятков строителей, окружив алтарь со всех сторон, разравнивали раствор на его поверхности и поправляли криво лежащие камни, а друиды в плащах и с посохами внимательно наблюдали за процессом, время от времени давая рабочим короткие четкие указания. Тинос встал в стороне и долго глядел на алтарь, пламенеющий зловещим магическим огнем. И вновь, как у Главного храма друидов, он уловил в воздухе что-то тяжелое, страшное, враждебное всему живому. Над недостроенным алтарем будто нависла грозная незримая тень, нетерпеливо ожидающая эльфийских молитв, чтобы, вобрав в себя их энергию, с сокрушительной силой обрушиться на Священные рощи.

В груди Тиноса поднялась горячая волна протеста. Нельзя, ни в коем случае нельзя позволить совершиться непоправимому! «Лорд Акваландр! — мысленно воззвал он. — Сделай же что-нибудь, залей водой это адское пламя!» Но лорд не откликнулся, алтарь всё так же светился недобрым красноватым светом, а авлийцы, не обращая на Тиноса никакого внимания, продолжали старательно и увлеченно готовить себе погибель. «Значит, придется самому… Ох, только б никого не утопить!» Впившись взглядом в поблескивающую вдали речную гладь, элементаль напряг все свои магические силы, призывая течение Серентини подчиниться его воле. И река повиновалась. Мутная волна — невысокая, но достаточная, чтобы почти доверху залить алтарь — вышла из берегов и нехотя поползла в сторону леса. Тело Тиноса налилось неимоверной тяжестью, напряжение было таким, будто он тянул к себе огромную каменную глыбу. Казалось, он вот-вот лопнет и растечется лужей, и единственное, о чем он мечтал — чтобы это не произошло раньше, чем вода захлестнет алтарь. «Река, река!» — послышались истошные крики. Рабочие, побросав камни и инструменты, опрометью кинулись вглубь леса.

— Смотрите, это он колдует! — закричал какой-то долговязый эльф, указывая пальцем на Тиноса. Тот вздрогнул, потерял концентрацию, и водный поток, совсем немного не дойдя до алтаря, отхлынул назад.

Тинос рванулся вслед за отступающей рекой, но подоспевший друид взмахнул посохом — и вокруг элементаля вспыхнуло кольцо голубоватого пламени, отрезав ему все пути к бегству. В отчаянии и бессилии он повалился наземь и даже не стал сопротивляться, когда трое крепких мужчин принялись вязать его веревками, не обращая внимания на лижущий их тела огонь.

— Где диверсант? — раздался зычный голос подъехавшего конного рейнджера.

— Вот он, — один из связывавших Тиноса эльфов мановением руки погасил огненное кольцо. — Что с ним делать?

— Цепляйте к моему седлу. Отвезу в Пирпонт, пусть с ним разбираются по закону.

Дорога в Пирпонт показалась Тиносу настоящей пыткой. Лошадь неслась галопом, и привязанного к седлу элементаля нещадно трясло. Веревки впивались в кожу, скрюченное тело нестерпимо ныло. Въехав наконец в город, всадник остановился у приземистого каменного здания с решетками на окнах, спешился и вошел внутрь. Через несколько минут он вернулся в сопровождении двух хмурых кентавров с секирами. Кентавры молча сняли Тиноса с лошади и поволокли в помещение, к столу, за которым сидел тучный седой гном с видом не столько суровым, сколько усталым и скучающим. Когда стражники отпустили элементаля, тот мешком повалился на пол. Стоять он не мог — строители алтаря скрутили его в дугу, привязав хвост к голове.

— Развяжите его, что ли, — вздохнул тюремщик, скользнув по лежащему арестанту равнодушным взглядом.

Один из стражников перерубил веревку, и элементаль с облегчением распрямил затекшее тело.

— Звать тебя как? — спросил гном тем же устало-безразличным тоном, одновременно записывая что-то в лежащую перед ним раскрытую книгу.

— Тинос.

— Чей ты сын?

— Я порожден водной Стихией.

— Не надо тут философию разводить, — поморщился тюремщик. — Я задал конкретный вопрос: как имя твоего отца?

— Ну… можете написать — Акваландр.

— Ну вот, другое дело. Живешь где?

— В Спаварде.

Тюремщик перелистал книгу, сделал в ней еще одну пометку и приказал стражникам:

— В шестнадцатую камеру.

Направив на Тиноса секиры, кентавры повели его по длинному узкому коридору с многочисленными железными дверями по бокам. Они отперли одну из дверей и втолкнули арестованного в камеру, после чего дверь с лязгом захлопнулась. Элементаль осмотрелся. Камера была тесной, сырой, с крохотным зарешеченным окошком, через которое едва проникал свет. Всю обстановку составлял потемневший деревянный чурбан вместо стола и две жесткие койки, на одной из которых сидел человек средних лет с выцветшими глазами и клочковатой русой бородой. При виде Тиноса узник усмехнулся, обнажив гнилые зубы:

— Ха, ни разу еще не сидел вместе с элементалями. Ну и за что тебя загребли?

— Я пытался разрушить алтарь Огня.

— Тот самый, который король велел построить в Священных рощах? Да, водянчик, плохи твои дела. Это ведь как-никак государственное преступление, а такие вещи караются почти так же строго, как посягательство на Природу. Что ж ты против короля-то пошел?

— Да с отчаяния. Он сам не понимает, что творит. Нельзя сейчас открывать Стихийные Плоскости. Я толком объяснить не могу, но там властвует какое-то зло, и если его сюда впустить… Ну, в общем, сам понимаешь.

— Ясно, — кивнул мужчина. — Вот только на суде об этом говорить не надо.

— Ты тоже мне не веришь?! — возмущенно вскричал элементаль.

— Какая разница, верю или нет? Судить-то тебя не я буду. Вот что: напирай лучше на свою ненависть к огненной Стихии. Ты — водяной, огонь тебе враждебен, вот ты в сердцах и решил разрушить его алтарь, чтоб глаза тебе не мозолил. Тоже, конечно, преступление, но, во всяком случае, не против государства. Обычная стычка между Стихиями.

— Неправда. Стихии между собой не враждуют.

Узник ухмыльнулся:

— Думаешь, эльфы в этом разбираются? Уверяю тебя, они понятия не имеют о порядках в вашем мире. В общем, покайся, пожалуйся, что ненависть к огню затмила твой разум — главное убедить их, что ты не имел целью воспрепятствовать планам короля.

— Вряд ли мне поверят, — вздохнул элементаль, устраиваясь на нарах. — Да и не хочется врать. Противно.

— Ну, как знаешь. До суда у тебя еще есть время подумать.

Следующую неделю Тинос провел в долгих беседах с сокамерником, хоть как-то скрашивающих унылые тюремные будни. Мужчина оказался членом столичной гильдии воров, проведшим за решеткой в общей сложности полтора десятка лет и хорошо изучившим судебную систему АвЛи как на собственном опыте, так и по рассказам многочисленных приятелей, приобретенных в местах заключения. Он объяснил Тиносу, что та тюрьма, где они сейчас находились, предназначалась для содержания арестантов перед судом, который обычно проходил в специальном зале этого же здания. Однако совершивших особо тяжкие преступления против жизни или Природы, а также любые преступления против государства, судил во дворце сам король при участии министра безопасности и других представителей власти в зависимости от состава преступления. Приговаривали обычно к тюремному заключению той или иной длительности вплоть до пожизненного, реже — к ссылке. Осужденных отправляли отбывать срок в Гиблые болота — бывшие дейджские земли вокруг города Моулдера, где проживали в основном потомки некромантов и переселенные из Эофола кригане. Гнилым климатом эта местность вполне оправдывала свое название, а суровые условия содержания в тамошних тюрьмах зачастую усугублялись зверствами криганских охранников. Разумеется, насилие тюремщиков над заключенными было запрещено законом, но этот запрет соблюдался далеко не везде, и власти предпочитали закрывать глаза на его нарушение. Время от времени узники Гиблых болот предпринимали попытки побега, но беглецов неизменно ловили и отправляли в темницы Моулдера, где надзор был куда более строгим.

Поведав Тиносу всё, что знал о судах и тюрьмах, вор приступил к изложению подробностей своей богатой на приключения жизни, но много рассказать не успел. Однажды утром охранник, отперев дверь, скомандовал:

— Тинос из Спаварда, на выход!

Поймав растерянный взгляд элементаля, вор ободряюще улыбнулся:

— Ну, держись, водянчик. Удачи! Да, и еще: не вздумай колдовать в зале суда!

Тиноса вывели из камеры, заковали в цепь, втолкнули в арестантскую повозку в виде железной клетки на колесах и повезли во дворец. Там тюремщики передали его отряду королевских стражников — рослых и стройных, как на подбор, эльфов в зеленых мундирах. Они привели узника в небольшой полуподвальный зал, разделенный надвое. В одной его части булыжные стены были сплошь затянуты плющом и стоял длинный деревянный стол с изогнутыми в форме корней ножками, позади которого виднелись изящные резные кресла. В другой половине зала всё было из полированного черного гранита: стены, пол, невысокий прямоугольный помост, а позади него — упирающийся в потолок столб. Стражи завели элементаля на помост и привязали к столбу, а сами встали полукругом сзади и по бокам от него. Полчаса спустя через боковые двери в зал неспешно вошли судьи и заняли свои места за столом. Их было четверо — король Ариан, уже знакомый Тиносу друид из Главного храма, невысокий угрюмый эльф в сером плаще с капюшоном и, к некоторому удивлению элементаля, Улисса Парсон. За последние десятилетия сестра короля мало изменилась: те же рассыпанные по плечам пепельные волосы, худощавая фигура, внимательный взгляд чуть прищуренных серых глаз, едва наметившаяся сеточка морщин и горькие складки в уголках губ. Рядом с моложавым, подтянутым братом она выглядела усталой и умудренной, как будто была не младше его, а старше.

Когда все расселись по своим креслам, Ариан сурово произнес:

— Мы, король Ариан Парсон, член королевских семей Энрота и Новой Эрафии принцесса авлийская Улисса Парсон-Айронфист, министр безопасности АвЛи Риланд Бенони и верховный жрец культа друидов Эллесар собрались здесь сегодня для того, чтобы вынести приговор Тиносу, сыну Акваландра, проживающему в Спаварде. Он обвиняется в том, что пытался сорвать строительство алтаря Огня, нарушив тем самым наши планы воссоединения со Стихийными Плоскостями и священную волю их великого Властителя. Подсудимый, признаёте ли вы, что десять дней тому назад силой водной магии направили воды реки Серентини на возводимый в Лесу Клятвы алтарь?

— Да, признаю, — ответил Тинос.

— Почему вы это сделали?

Элементаль обвел судей взглядом, вспомнил совет своего сокамерника покаяться, сославшись на личную ненависть к Огню — и решительно пренебрег им:

— Потому что я не мог спокойно смотреть, как вы себя губите. Не знаю уж, кто там говорит с вами из Плоскостей и зачем требует открыть ворота, но одно могу сказать: он чужд и Сопряжению, и Природе, а на уме у него что-то очень нехорошее. Я уже пытался вас предупредить, что строительство алтарей добром не кончится, но вы и слушать не захотели.

— О да, я уже слышал от вас эти слова о вашем неверии во Властителя Стихий и плохих предчувствиях. Угроза из Плоскостей, темная сила и всё такое… Домыслы, не обоснованные ничем, кроме ваших ощущений. Значит, вы покусились на алтарь лишь потому, что вам чем-то не понравился голос Властителя?

— Ваше величество, я покусился на него потому, что хотел уберечь нас всех от беды.

Ариан обернулся к остальным судьям.

— Итак, обвиняемый утверждает, что его деяние было обусловлено заботой о безопасности АвЛи, — при этих словах губы короля тронула саркастическая усмешка. — Что вы об этом думаете?

— Да это просто неслыханно! — воскликнул, гневно сверкнув глазами, друид из Главного храма. — Не так давно я уже встречался с этим сумасшедшим. Он тогда тоже клеветал на Властителя Стихий, пугал какими-то бедами, но я и представить себе не мог, что он решится на такое святотатство. Как же надо ненавидеть Жизнь и Свет, чтобы восстать против великого повелителя самой Природы! А объяснять подобное злодейство заботой о нашем благополучии — это уж вообще верх цинизма. Мешать воссоединению с Сопряжением, без чьей живительной силы мы так страдаем — это называется спасать нас от беды! У меня нет слов!

— Господин верховный жрец, может, нам не стоит быть столь категоричными? — произнесла Улисса. — Я, конечно, не оправдываю поступок этого элементаля — никто не вправе указывать реке, куда ей течь, тем более в Священных рощах. Но, по-моему, к его словам о грозящей опасности следует прислушаться. Скажите, подсудимый, почему вы считаете, что восстановление связи с вашим миром чем-то нам угрожает? О какой беде вы говорите и что имеете в виду, утверждая, будто Властитель Стихий чужд Сопряжению?

Тинос развел плавниками:

— Мне трудно вам это объяснить — вы же не принадлежите Сопряжению. Понимаете, у настоящих наших властителей, Стихийных лордов, совсем другая аура. От них веет гармонией, покоем, мудростью и еще чем-то таким… не знаю, как назвать… в общем, чем-то очень родным. Этот дух даже здесь, в другом измерении чувствуется… то есть чувствовался, пока Плоскости не закрылись. А когда новый, так сказать, Властитель говорил со мной у Главного храма — от него не исходило этой ауры… только хаос и ужас, смертельный ужас… Мне эти ощущения знакомы — сто с лишним лет назад что-то подобное в Сопряжении уже было. В Плоскостях тогда появился Разрушитель, свел с ума почти всех элементалей, подчинил их себе и заставил атаковать Жаддам.

— Жаддам? — усмехнулся жрец. — Да он же погряз во Тьме! То, что тогдашний повелитель вашего мира решил покарать этих падших, лишь доказывает его мудрость и справедливость. А вы, небось, и тогда тоже противились воле своего властителя?

— Да, противился, хоть и трудно было ему не покориться. Я был одним из немногих, кто тогда устоял.

— Ясно, — кивнул друид.

Повернувшись к королю, он добавил:

— Похоже, этот еретик неисправим. Его вражда с владыками природных сил имеет слишком давнюю историю.

— А вы, министр, что скажете? — спросил Ариан.

Эльф в сером плаще откинул со лба капюшон и медленно поднял на присутствующих тяжелый взгляд.

— Боюсь, что это не просто безумец, и движет им отнюдь не только слепая ненависть к властителям Сопряжения. И уж тем более не беспокойство о нашем благе. У меня есть сильное подозрение, что он работает на наших врагов. На кого-то, кому невыгодно грядущее усиление АвЛи благодаря восстановлению связи со Стихийными Плоскостями. Скорее всего, это Дейджа. Но не исключено, что диверсия совершена по заказу темных эльфов Жаддама — во всяком случае, услышанное нами сейчас от обвиняемого наводит на мысль о его сотрудничестве с ними.

— Нет, вряд ли наш подсудимый выполнял задание врагов, — усомнился король. — Слишком уж грубо и неумело он действовал. Скорее всего, мы имеем дело с фанатиком-одиночкой, который заблуждается вполне искренне.

— Ваше величество, это легко проверить, — сказал министр безопасности. — У нас же есть Кольцо Истины.

— Да тут, по-моему, и так всё достаточно ясно. Стоит ли применять Кольцо?

— Полагаю, что стоит. Я знаю, что вы бережете его для особых случаев, но сейчас как раз такой случай и есть.

— Хорошо. Принесите Кольцо и наденьте его на подсудимого.

Один из стороживших Тиноса охранников вышел из зала и вскоре вернулся, неся широкое золотое кольцо с крупным голубоватым бриллиантом. Он смерил взглядом рыбообразную фигуру элементаля, прикидывая, куда надевать кольцо, и натянул его на плавник.

— Подсудимый, отвечайте на вопросы честно, — предупредил король. — Лгать бессмысленно: Кольцо Истины уличит вас изменением цвета камня. Итак, Риланд, что вы хотели выяснить?

— Кому вы служите, обвиняемый? — спросил министр. — В чьих интересах действовали, посягая на алтарь?

— Никому не служу, я сам по себе. А алтарь хотел затопить во спасение АвЛи, Антагариха, а может, и всего мира.

Недоуменно покосившись на бриллиант в Кольце, сохранявший прежнюю прозрачность и голубизну, Риланд Бенони продолжил допрос:

— Состоите ли вы в каких-либо организациях, враждебных авлийским властям?

— Нет, не состою.

— Какие у вас отношения с некромантами Дейджи?

— Никаких. Я ни разу не был в Дейдже и не встречался с некромантами.

— А с жителями Жаддама?

— Их я видел в Плоскости Воды в эпоху Разрушителя, но толком пообщаться не получилось.

— Это был ваш единственный контакт с жаддамцами?

— Да.

— Что ж, ваше величество, — произнес министр, — похоже, худшие опасения не подтвердились: с нашими врагами он действительно не связан.

— Я так и думал, — кивнул Ариан. — Кто еще хочет задать вопрос обвиняемому?

— Как вы относитесь к культу друидов? — спросил верховный жрец.

— Хорошо отношусь, хоть и не поклоняюсь Природе так, как вы — я ведь сам ее часть. Мне нравится ваша любовь ко всему живому и всем Стихиям. А вот то, что вы этого Властителя богом возомнили — не нравится!

— У меня тоже есть вопрос, — подала голос Улисса. — Вы об этом уже говорили, но скажите еще раз, когда на вас Кольцо Истины: вы действительно считаете, что открытие врат в Стихийные Плоскости принесет АвЛи не процветание, в чем уверен весь народ, а несчастье?

— Ну, вообще, наверное, ваш народ правильно думает: то, что связь с Плоскостями прервалась — это плохо. Ее, конечно, следует восстановить, но только не сейчас. Надо сперва разобраться, что там происходит, а происходит что-то страшное, поверьте мне! Если удастся как-то справится с тем злом, которое там засело — тогда я первым побегу строить алтари и открывать врата, потому что мне без Сопряжения еще хуже, чем вам!

— А скажите-ка мне, — проговорил король, — если вас выпустить на свободу, вы опять приметесь рушить алтари?

Тинос обреченно вздохнул. Если бы он и захотел уверить судей в том, что больше не намерен нарушать закон, Кольцо Истины не дало бы ему это сделать.

— Не знаю, есть ли смысл их рушить — я разрушу, а вы ведь опять отстроите. Но с вашими самоубийственными планами по открытию Стихийных Плоскостей я буду бороться всеми силами!

— Что ж, уважаемые судьи, ситуация ясна, — заключил Ариан. — Подсудимый одержим безумием, ненавидит нового повелителя Стихийных Плоскостей и вбил себе в голову, будто тот может представлять опасность для АвЛи. И, как бы дико это ни звучало, его преступление обусловлено благими намерениями, а именно заботой о столь своеобразно понимаемом им благополучии нашей страны. При этом он ничуть не раскаивается в содеянном и готов продолжать вредить нам — опять же из самых лучших побуждений. Что вот нам с ним делать?

— Заключить в тюрьму пожизненно, — предложил жрец.

— За что? — возразила Улисса. — За благие намерения? Мне кажется, не стоит карать его столь сурово — он ведь не разрушил алтарь и не нанес никакого ущерба.

— Нанес бы, если б его вовремя не остановили, — покачал головой король. — Жертв, скорее всего, не было бы, свидетели утверждают, что волна была не настолько большой. Но вот строительство пришлось бы начинать заново. Труд тысяч каменщиков и магов пошел бы насмарку, а главное — серьезно отодвинулся бы срок открытия Стихийных Плоскостей.

— Да и вообще, в действиях обвиняемого просматривается много такого, за что надо наказывать по всей строгости, — добавил жрец. — Неподчинение королю, насилие над Природой, богохульство, осквернение святыни… Я настаиваю на пожизненном заключении, тем более что он представляет явную опасность для общества.

Министр безопасности едва заметно ухмыльнулся:

— Тут есть одна сложность. Я бы, может, тоже засадил его пожизненно, чтоб другим неповадно было, но… Скажите, подсудимый, сколько живут элементали?

Тинос пожал плечами:

— Сколько угодно. Пока не убьют, до тех пор и живем.

— Вот видите, господин верховный жрец, срок жизни у них неограничен. Ну и сколько же времени он будет занимать камеру и нуждаться в охране?

Друид побледнел, глаза его округлились.

— Вы что, предлагаете его казнить?! Да разве Властитель Стихий просит нам убийство элементаля?

— Ну что вы, как мы можем… Я просто предлагаю держать его в тюрьме лишь до тех пор, пока не откроются Плоскости. А затем пусть Властитель сам распоряжается судьбой своего нерадивого подданного.

— Мне нравится ваше предложение, министр, — сказал король. — Мы заключим его под стражу до окончания строительства алтарей и восстановления связи с Сопряжением. После этого ему будет предоставлена свобода, и пусть его настигнет карающая рука великого Властителя Стихий.

— А если не настигнет? — поинтересовался друид. — Если Властитель окажется столь милостив, что простит заблудшего — он что, так и будет продолжать жить среди нас? Да это же просто опасно — кто знает, какая еще дурная идея взбредет в его безумную голову?

— Да, среди нас ему не место, — согласился Ариан. — После освобождения мы вышлем его из страны. Пусть возвращается в Сопряжение или идет куда хочет, но в АвЛи больше не появляется.

— Можно было бы и сразу выслать, не сажая в тюрьму — произнесла Улисса, но никто не отреагировал на ее слова.

Король встал и торжественно произнес:

— Итак, Тинос, сын Акваландра, вы приговариваетесь к тюремному заключению на срок до открытия Стихийных Плоскостей с последующей высылкой из АвЛи и пожизненным запретом на появление в пределах нашей страны. Стража, уведите осужденного!

Охранники сняли с Тиноса Кольцо Истины, отвязали его от столба и потащили к выходу. Обернувшись к судьям, он в отчаянии крикнул:

— Вы еще пожалеете, что не поверили мне! Вот увидите: этот Властитель вас погубит!

Лица короля, жреца и министра остались бесстрастными, и лишь Улисса бросила вслед выволакиваемому из зала элементалю сочувственный взгляд.

Король Ариан сидел в углу своего кабинета, пододвинув кресло к бассейну и задумчиво глядя на резвящихся рыбок. В дверь постучали.

— Кто там? Я сегодня больше никого не принимаю! — крикнул король.

Дверь отворилась, и в кабинет вошла Улисса.

— А, это ты…

— Да, я. Зашла попрощаться — вечером уезжаю.

— Может, еще погостишь у нас?

— Нет, мне давно пора в Хармондейл. Я задержалась здесь только ради вчерашнего суда. И знаешь, Ариан, я покидаю АвЛи с очень неспокойным сердцем. Что, если тот элементаль всё-таки был прав? Я ведь уже говорила, что вся эта история с Властителем Стихий с самого начала казалась мне очень подозрительной.

— А теперь ты нашла себе единомышленника в лице сумасшедшего элементаля. Неужели ты всерьез поверила его бредням?

— Он не лгал. На нем же было Кольцо Истины.

— Разумеется, не лгал. Он ошибался.

— Я очень надеюсь, что это так и есть. Но что, если ошибаешься ты, а не он?

— Не говори ерунды. Я же не единолично принимал решение о строительстве алтарей, а собрал Круг Старейшин. Все его члены были обрадованы явлением Властителя и просили как можно скорее выполнить его требования.

— Жаль, что я не вхожу в ваш Круг. Я бы высказалась против.

— Ну почему, Улисса? Почему?

— Потому что мне очень не нравится то, что сейчас происходит в АвЛи. Я приехала будто в чужую страну. Вековые традиции отброшены, прежняя вера забыта, кругом только и разговоров, что об этом новом боге.

— Никакой он не новый. Тот же дух Природы, только в ином обличии.

— С каких это пор Природа стала вот так напрямую указывать нам, что надо делать? Чтобы уловить ее волю, всегда приходилось наблюдать, прислушиваться. И никаких тебе конкретных распоряжений: постройте алтарь там-то, помолитесь тогда-то… Тут что-то не так, Ариан. А ты обратил внимание, какие места выбраны для алтарей? Погребальный Лес, например. Какой уж там вечный покой будет у мертвых, если на их костях развернется строительство? Да и драконы, я думаю, будут не в восторге от стройки рядом с их гнездилищем. Как бы не улетели.

— Что ж делать, сестренка, — вздохнул король. — Если Властитель просит построить алтари именно в этих местах — значит, там их и надо строить.

— Кому это надо? Властителю?

— Нам надо, Улисса! Это наш единственный шанс на возрождение. Ты же помнишь, как мы жили до Судного дня? А теперь достаточно прийти в Священные рощи, коснуться рукой земли — и почувствуешь ее боль. Эти раны может исцелить лишь сила Стихий, и великий Властитель готов даровать нам ее.

— Откуда у тебя эта слепая вера в добрые намерения Властителя? Мало ли для чего ему потребовались ворота в наш мир — а что, если для агрессии?

— А откуда у тебя это неверие? Или тебе на месте явления Властителя тоже почудилось что-то ужасное, как нашему вчерашнему подсудимому?

— Да нет… Когда я слушала этот голос, то никакого особого ужаса и хаоса не ощутила. Но и никакой благодати, о которой все тут говорят, тоже. Его речи красивы и пафосны, но в них не чувствуется искренности. «Если хочешь, чтобы твоя страна процветала, сделай то-то и то-то…». Тебе не кажется, что он пользуется нашей любовью к родине, чтобы манипулировать нами в своих интересах?

Ариан горестно покачал головой:

— Ты совсем разучилась слушать Природу, сестра. А всё потому, что слишком долго живешь среди людей. Оторвалась от своих корней — вот и перестала понимать то, что любому эльфу очевидно.

— Это не так!

— Именно так, Улисса! Ты говоришь, что чувствуешь себя здесь будто в чужой стране, а знаешь, почему? Да потому что она действительно давно стала тебе чужой. У тебя же всё — там! — король указал рукой в сторону окна, выходящего на юг.

— Что ж, — голос Улиссы задрожал от обиды, — если меня здесь не хотят слушать, значит, мне действительно пора отправляться туда, — она махнула рукой, повторяя жест брата, развернулась и направилась к выходу.

— Улисса, постой! Я не хотел тебя обидеть! — крикнул ей вслед Ариан, но ответом ему стал лишь стук захлопнувшейся двери.

Улисса вернулась в гостевую комнату, опустилась в кресло и рассеянно обвела взглядом собранные в дорогу вещи. В глазах у нее стояли слезы. Ну ладно, может, она и впрямь переоценивает опасность, но почему брат даже не пытается прислушаться к ее мнению? Заладил как попугай — Властитель, Властитель… Хотя Ариан ведь далеко не единственный сторонник новой религии — во Властителя Стихий уверовало едва ли не всё население АвЛи. Неужели брат прав, и она, проведя большую часть жизни за границей, действительно перестала понимать чаяния родного народа? «У тебя же всё — там!». А у нее и в самом деле многое там, за пределами родины — самые счастливые моменты жизни и самые горькие утраты, могилы близких и дорогие воспоминания. Никогда прежде не задававшаяся вопросом о своей национальной принадлежности, Улисса вдруг задумалась: а может ли она считать себя авлийкой, если, покинув родную страну в двадцатипятилетнем возрасте, сорок семь лет прожила в Энроте и вот уже семьдесят второй год отдает силы и тепло своей души Новой Эрафии, где носит почетный титул Матери народа? Она не жалела о том, что когда-то согласилась стать женой наследника эрафийского и энротского престолов Николая Айронфиста — годы замужества были, пожалуй, лучшими в ее жизни. Но если бы она могла начать всё сначала, то крепко подумала бы, прежде чем связывать свою судьбу с людьми. За недолгое по эльфийским меркам счастье пришлось заплатить не только оторванностью от родины, но и одиночеством. Улисса намного пережила и мужа, и обоих сыновей, да и старший внук, Бернард Грифоново Сердце, при котором она в свое время была регентом, уже более десяти лет покоился в королевской усыпальнице Хармондейла. А недавно один за другим ушли из жизни родители, и у Улиссы не осталось на этом свете практически ни одной родной души — только брат, который, как оказалось, совсем ее не понимает… Вообще-то она не в обиде на Ариана — он ведь искренне желает добра своему народу, потому и поверил всей душой во Властителя Стихий, сулящего АвЛи новый золотой век. Вот только как бы эта безоглядная вера не обошлась слишком дорого не только ему, но и всей стране.

Улисса встала, подошла к окну, устремила взгляд в ясную лазурь неба и мысленно обратилась к тем, кого эльфы называли духами Природы, а люди — Арагуром Создателем, Эрлоиром Хранителем и Илвантаем Судией: «О светлые боги! Дайте счастья моей многострадальной родине, и если над ней действительно сгущаются новые тучи — уберегите ее от нависшей опасности!»

Тощая кляча, понукаемая хмурым эльфийским кучером, с неохотой плелась по разбитой ухабистой дороге. Тинос лежал на дне арестантской повозки, привязанный цепью к прутьям железной клетки, и тоскливо глядел по сторонам. Густой сосновый бор, тянувшийся от самого Пирпонта, оборвался как-то сразу, резко сменившись унылой болотистой пустошью. Вообще-то Тинос любил болота, но эта местность даже на его взгляд выглядела слишком безотрадно. Из полужидкой серой грязи торчали затопленные коряги, поросшие жухлой осокой кочки перемежались лужицами затхлой, цветущей воды, в воздухе стояло зловонное марево и вились тучи мошкары. Элементалю было неведомо, всегда ли местная природа имела столь плачевный вид, или же из нее высосали жизнь веками хозяйничавшие здесь некроманты. Ясно было одно: эльфы за семьдесят лет владения этой территорией так и не смогли сделать ее более пригодной для проживания. Или не захотели, специально оставив для наказания преступников?

Проехав по болоту около часа, повозка приблизилась к небольшой крепости с мощными зубчатыми стенами и приземистыми башнями. Часовые подняли решетку на воротах, пропуская прибывших. Во дворе их встретила группа криган, среди которых выделялся коренастый демон с обветренной красной кожей, короткими рогами и курчавой черной шерстью на руках и затылке.

— А, новенького привезли, — оскалился он. — За что осужден?

Кучер молча протянул ему запечатанный пергаментный свиток. Демон развернул его и не спеша прочел.

— Хм… Ну надо же, — протянул он, удивленно вскинув брови. — Ладно, давайте его сюда, разберемся.

Тиноса выпустили из клетки, и демон, намотав конец цепи себе на руку, потянул узника к длинному двухэтажному бараку, стоящему недалеко от ворот. Остальные кригане пошли вслед за ними.

— Вот сюда его, в подвал, — приказал демон, остановившись у входа в здание.

— В подвал? — удивленно переспросил один из охранников. — Там же всё водой залито, ремонтировать надо. Если какая-нибудь комиссия из Пирпонта увидит, в каких условиях мы содержим заключенных…

— Нормальные там условия, — сквозь зубы процедил демон. — Для водного элементаля в самый раз. И вообще, кто начальник этой тюрьмы — я или ты? Делай что говорю.

Тиноса поволокли по лестнице вниз и бросили в полутемную камеру, еще более тесную, чем в пирпонтской тюрьме. Растрескавшиеся стены были покрыты грибком, по неровному полу растеклась вода, образовав в одном углу довольно глубокую лужу. Вода была мутной и пахла гнилью, но Тинос, успевший соскучиться по родной стихии, погрузился в нее без всякой брезгливости, выбрав место поглубже. Вот, значит, и всё. Теперь он сможет выбраться из этой вонючей камеры не раньше, чем откроются Стихийные Плоскости. Если, конечно, к тому времени эльфийское государство еще будет существовать. Элементаль только сейчас понял, насколько глупо он себя вел и в Лесу Клятвы, и затем на суде. Даже если бы ему удалось разрушить алтарь Огня — разве из-за этого эльфы отказались бы от гибельных планов по воссоединению измерений? Своим опрометчивым поступком он добился лишь того, что его отправили за решетку, лишив всякой возможности помешать происходящему в Священных рощах. И винить в этом некого, кроме самого себя.

Истомленный тягостными раздумьями, Тинос не заметил, как задремал. Проснулся он от звука поворачивающегося в двери ключа. Открыв глаза, элементаль увидел начальника тюрьмы — того самого краснокожего демона.

— Встать, тварь болотная, — ворчливо произнес криган, поигрывая кожаной плетью. — Ответь-ка мне на пару вопросов.

— Спрашивайте, — с неохотой откликнулся Тинос.

— Зачем святыню затопить хотел? Враг эльфам, да?

— Я — нет. Эльфы сами себе враги. Совсем разум потеряли, губят себя своими же руками.

— Вот, значит, как… И с чего же ты это взял?

— Вам-то какая разница? — невесело усмехнулся элементаль. — Я всё уже сказал на суде. Повторять не стану — бессмысленно.

— Не дерзи, — тюремщик погрозил плеткой. — А ну-ка отвечай по-хорошему: чем тебе не нравятся действия Его Величества по налаживанию связи со Стихийными Плоскостями?

Деваться было некуда. Обреченно вздохнув, Тинос начал безо всякого энтузиазма излагать то, что уже не раз безуспешно пытался втолковать эльфам. Криган слушал с интересом, задавал уточняющие вопросы, и первоначальная недоверчивая враждебность в его взгляде постепенно сменялась выражением озабоченности и даже некоторого сочувствия. Элементаль был весьма удивлен: уж от начальника тюрьмы он никак не ожидал серьезного и внимательного отношения к своим словам. Воодушевленный тем, что наконец-то встретил понимающего собеседника, и обрадованный возможностью выговориться, Тинос подробно рассказал демону обо всём: о недоброй ауре на месте явления Властителя, об эпохе Разрушителя и жаддамских героях, о своих тщетных попытках предупредить верховного жреца и короля, о том, как по пути в Жаддам поддался искушению взглянуть на алтарь Огня и, почуяв над ним ту же зловещую ауру, приказал реке смыть постройку, за что и загремел под суд.

Когда элементаль закончил свой рассказ, тюремщик задумчиво покачал головой и пробормотал себе под нос:

— Понятно… Теперь понятно.

— О чём это вы? Что понятно? — поинтересовался Тинос.

— Да уж что мне требовалось понять — то и понял, — ответил криган и вышел из камеры.

Наутро начальник тюрьмы явился вновь — угрюмый, сосредоточенный, с суровым непроницаемым лицом.

— Встать. На выход, — ледяным тоном скомандовал он.

— Что такое? Куда? — проворчал элементаль, выбираясь из своей лужи.

Вместо ответа последовал чувствительный удар плетью. Тинос охнул и послушно поплелся во двор, где стояла лошадь, запряженная в повозку для заключенных. Демон распахнул дверцу клетки, и узник без лишних вопросов залез внутрь. Заперев замок, тюремщик вскочил на коня и погнал его к воротам.

— А, заключенного повезли, — проговорил часовой, сутулый бес с морщинистой желто-зеленой кожей. — Интересно, куда это вы его?

— В Моулдер, в тюрьму номер три, — сухо ответил начальник.

— В третью? Которая для особо опасных, что ли?

— Да. Он вчера на допросе наговорил такого, что я опасаюсь оставлять его здесь. Над ним требуется усиленный надзор.

Тонкие губы беса растянулись в недоброй улыбке:

— Ну, я чувствую, надзиратели из третьей тюрьмы отведут на нем душеньку. Об их обращении с арестантами легенды ходят по всем Гиблым болотам. После Моулдера наша тюрьма этому элементалю курортом покажется!

Омерзительно хохоча, часовой открыл ворота, повозка выехала на дорогу и повернула на юг.

И вновь потянулся тоскливый путь через бесконечную, удручающе однообразную трясину. Местность выглядела малонаселенной, вдоль дороги лишь изредка попадались деревеньки людей с убогими серыми избами за покосившимися заборами, да еще встретилось довольно крупное поселение демонов с добротными каменными домами, увенчанными остроконечными черными крышами. Но движение по дороге было весьма интенсивным: в обе стороны проезжали вооруженные криганские всадники, крестьянские лошадки тащили груженные мешками телеги, стражники гнали скованных общей цепью арестантов, один из которых, поравнявшись с Тиносом, помахал ему рукой. Элементаль не ответил на приветствие. Он был зол на весь мир и в первую очередь на себя. Надо же было быть таким наивным, чтобы искать понимания и сочувствия у криганского тюремщика! Не откровенничал бы вчера с ним — и не пришлось бы сейчас ехать в тюрьму для особо опасных преступников, в лапы жестоких надзирателей…

Солнце уже начало клониться к закату, когда впереди показался большой город, явно построенный некромантами. Его внушительные черные стены и выглядывающие из-за них шпили башен и храмов были по-своему красивы, но слишком уж мрачны, слишком похожи на погребальные сооружения новоэрафийских кладбищ. Повозка поравнялась с массивными воротами, на которых сквозь облупившуюся краску проглядывал дейджский герб в виде черепа с костями — и проехала мимо. Чувствуя неладное, Тинос округлившимися глазами смотрел на удаляющиеся ворота, и по спине у него шли мурашки. Когда стало окончательно ясно, что город остается позади, элементаль закричал:

— Куда вы меня везете? Это ведь Моулдер был, да? Почему мы его проехали?

Тюремщик резко развернулся, с ладони у него сорвался огненный шар, просвистевший над самой головой Тиноса и обдавший его жаром. Втянув голову в плечи, элементаль с ужасом глядел на кригана.

— Заткнись, — прошипел тот. — Тебе что, так хочется попасть в тюрьму строгого режима? Если будешь так голосить — в самом деле окажешься в моулдерских застенках. И я тоже. Так что ни слова больше, понял?

Тинос ничего не понял, но почел за благо воздержаться от дальнейших расспросов.

Криган очень торопился. И днем, и ночью он без отдыха гнал и гнал вперед свою лошадку, ненадолго останавливаясь лишь тогда, когда та начинала шататься от усталости. Во время таких остановок демон снимал с пояса плоскую флягу с каким-то зельем, совал ее в зубы измученной лошади, а затем и сам делал глоток, после чего конь и седок с новыми силами продолжали путь.

Вечером второго дня повозка свернула с главного тракта на проселочную дорогу, которая привела к заброшенной деревне. Всадник остановился на крутом берегу заросшего ряской озера.

— Дальше пойдем пешком, — объявил он, выпуская Тиноса из клетки.

Элементаль метнулся к озеру, но тюремщик схватил конец его цепи и пристегнул к стальному браслету у себя на запястье.

— Вот так-то оно надежнее будет, — удовлетворенно пробормотал демон.

Он подвел лошадь к самому берегу, отошел чуть назад и, взмахнув рукой, выпустил огненный шар, опаливший ей хвост и заднюю часть спины. С истошным ржанием лошадь рванулась вперед — и сорвалась с обрыва, утянув за собой и повозку. Животное отчаянно барахталось в воде, изо всех сил борясь с тяжестью влекущей на дно железной клетки, но криган запустил ему в голову еще одно заклятие — и конь скрылся в глубине озера. Затем тюремщик снял с себя форменный камзол, украшенный серебряной бляхой с авлийским гербом, и зашвырнул его в воду вслед за лошадью. Он вытряхнул себе в рот последние капли зелья из фляги, подобрал длинную палку и, осторожно прощупывая ею зыбкую почву перед собой, повел элементаля едва приметной тропой между кочками.

Вскоре солнце скрылось за горизонтом, но криган, судя по всему, прекрасно видел и в темноте. Во всяком случае, он продолжал уверенно двигаться вперед, внимательно глядя по сторонам и успешно обходя опасные места, тогда как следовавший за ним на цепи элементаль впотьмах несколько раз угодил в болото. Наконец они вышли на относительно сухое место и остановились в густых зарослях тростника.

— Водной магией владеешь? — спросил тюремщик. — Можешь к утру наколдовать туман?

— Могу, — кивнул Тинос. — А зачем?

— Тут граница недалеко, не хочется с пограничниками разбираться. Лучше нам пройти незамеченными.

— Послушай, начальник…

— Меня зовут Ксанф, — буркнул криган.

— Послушай, Ксанф, объясни же мне в конце концов, что происходит? Куда мы идем, зачем, и вообще что всё это значит?

— Потом, — отрезал демон. — Колдуй давай!

Тинос недоуменно пожал плечами и начал творить заклинание испарения воды, но тут же со стоном повалился наземь, сотрясаемый мучительными судорогами. Его мутило, кожу будто обжигал иссушающий ветер, изо рта шел пар.

— Черт, забыл! — хлопнул себя по лбу Ксанф.

Он подбежал к элементалю и сорвал с его ошейника маленькую круглую подвеску. Эта медалька из серебристого металла еще в пирпонтской тюрьме болталась на цепях Тиноса, но тот прежде не обращал на нее внимания.

— Что это такое? — спросил постепенно приходящий в себя элементаль, разглядывая серебристый кружок в руке у Ксанфа.

— Отражатель магии, обращает заклинания против творящего их. Вот теперь колдуй, он тебе больше не помешает.

— Может, заодно уж и цепь снимешь, а?

— Сниму, — произнес демон, пристально глядя в глаза спутнику. — Но только имей в виду: пока мы еще на авлийской территории, бежать от меня не надо. Я-то отсюда всяко выберусь, поскольку знаю местность, сам девять лет охранял эту границу. А вот ты без меня заплутаешь, нарвешься на патруль, и второй раз вытаскивать тебя из тюрьмы будет некому.

— Хорошо. Я не сбегу, — пообещал Тинос.

Ксанф освободил его от цепи и прилег рядом на землю, давая отдых усталому телу. Элементаль приступил к колдовству, и к рассвету всё вокруг затянул густой молочно-белый туман.

— Что ж, вполне сойдет, — сказал Ксанф. — Теперь иди за мной, только тихо — нас не должны услышать.

И они продолжили свой путь. Почва под ногами стала заметно суше, так что криган вскоре отбросил палку — проверять землю перед собой больше не требовалось. Путники миновали озеро, окруженное невысокими белыми скалами, затем перешли мелкую — по пояс демону — речку и, пройдя еще часа полтора, устроили привал. Туман к тому времени уже рассеялся, и, оглядевшись, Тинос увидел вокруг простиравшуюся до горизонта степь, зеленеющую свежей травой.

— Всё, вырвались, — облегченно вздохнул Ксанф, разводя костер. — Помнишь ту речку? Вот по ней граница и проходит.

— И где же мы сейчас? В Дейдже?

— Стал бы я соваться в Дейджу, — фыркнул демон. — Некроманты нас, криган, главными врагами считают — это ведь мы отвоевали у них для АвЛи Гиблые болота. Мы с тобой в Вольных пустошах. Здесь когда-то была Эрафия, а сейчас эти земли ничьи — кто хочет, тот и живет. Правда, они вроде как под протекторатом АвЛи и Новой Эрафии, но, не знаю, как людей, а эльфов здешние дела давно уже не интересуют. Так что искать нас здесь никто не станет, можно наконец расслабиться. Глянь-ка, вот и еда летит, — он указал рукой на стаю ворон в небе. — Очень кстати, а то у меня уже третий день во рту ни крошки.

Ксанф сбил огненным шаром одну из птиц и, подобрав дымящуюся тушку, поджарил ее на костре.

— Чего ты от меня хочешь, Ксанф? — задал наконец Тинос давно мучавший его вопрос. — Почему ты освободил меня из тюрьмы?

Демон ответил не сразу. Сперва он тщательно обглодал вороньи кости, сложил их аккуратной горкой, и лишь затем произнес:

— Я освободил тебя, потому что меня тоже очень беспокоит появление Властителя Стихий и особенно его намерение открыть себе ворота в наш мир. И, кажется, я знаю, что за разрушительную силу ты чувствуешь в Стихийных Плоскостях. Во всяком случае, догадываюсь. Дело в том, что когда-то давно мой отец потерял там один очень мощный артефакт...

— Твой отец? В Стихийных Плоскостях? Как это? — Тинос непонимающе уставился на демона. — Туда попадают только по призыву Сопряжения, а у него, ты уж извини, давняя вражда с криганами.

Ксанф хмыкнул:

— Ну разумеется, отца туда не звали. Да он и сам не рад был там оказаться. Тебе известно что-нибудь о войне за Стихийный Остров — или Алмазный, как его прозвали нихонцы?

— Я в ней участвовал, — нахмурился элементаль, вспомнив те малоприятные для него события.

— Вот как? — глаза кригана заблестели. — А о Ксероне слышал?

— Как же не слышать, личность очень известная. Создатель Клинка Армагеддона, знаменитый полководец, сначала эофольский, затем к эльфам перешел…

— Так вот, я его младший сын. Я родился, когда отец уже был авлийским подданным и жил в Моулдере. За доблестную службу король Элдрих простил ему и Клинок Армагеддона, и участие в войне за Алмазный Остров, и многое другое. Даже назначил генерал-губернатором Гиблых болот. Но был в его биографии один момент, о котором эльфы не знали, а если бы узнали — он бы не только своего поста лишился, но, может быть, даже и головы. Это ведь именно он уничтожил Стихийный Остров.

— Что?! — Тинос от неожиданности и возмущения даже подпрыгнул на месте.

— Он не хотел этого, — поспешно добавил Ксанф, отодвигаясь подальше от рассерженного элементаля. — Всё вышло случайно. Отец никому об этом не рассказывал — только мне, по большому секрету. По его словам, дело было так. На этом острове был затерян Кристалл Силы — мечта любого кригана, могучий древний артефакт, который может дать власть над всем миром, а может, при неумелом обращении, разнести его в клочья. Когда отец пришел туда с эофольским войском, он этот Кристалл нашел. И неосторожно привел в действие. Энергии выплеснулось столько, что весь остров взорвался и затонул к чертовой матери. А отца зашвырнуло в Стихийные Плоскости, и он обронил там Кристалл.

— А что твой отец застал в Плоскостях? — с нетерпением спросил Тинос. — Они ведь тоже пострадали, да?

— О, там был полный хаос. Всё рушилось. Отец едва не погиб, ему чудом удалось телепортироваться в Эофол. А Кристалл Силы остался в Плоскостях.

— И после этого связь с ними прервалась, — задумчиво проговорил Тинос. — Как думаешь, это тоже из-за Кристалла?

— Вполне возможно. Это сильная вещь, очень сильная. Отец всю оставшуюся жизнь боялся, что кто-нибудь каким-нибудь образом достанет Кристалл из Стихийных Плоскостей и по неосторожности уничтожит им весь мир. А я его успокаивал, объяснял, что Плоскости отныне для нас закрыты, а значит, и Кристалл больше не страшен. Но вот теперь… как бы его опасения не оправдались… Ты говоришь, из Стихийных Плоскостей веет ужасом, безумием, разрушением… По-моему, это очень напоминает ощущения от Кристалла.

— А откуда ты знаешь, какие от него бывают ощущения? Отец рассказывал?

— Не только рассказывал. Я ведь немного владею телепатией, мысли, правда, читать не умею, но вот чужие чувства научился воспринимать как свои собственные. Правда, к вашему элементальскому племени это не относится, я тогда в камере пытался залезть к тебе в голову — и ничего не вышло. Так что напрямую сопоставить твои ощущения с отцовскими я не могу. Но судя по твои словам, всё очень похоже.

— А ты не пробовал сам сходить к месту явления Властителя Стихий и проверить?

Ксанф горько усмехнулся:

— Я криган. Кто меня пустит в Священные рощи?

— Но если в Плоскостях действительно чувствуется сила Кристалла — что это означает?

— Да ничего хорошего. Ты ведь ощутил его энергию даже сквозь барьер между измерениями — значит, он не лежит там в бездействии, а пребывает в активном состоянии. Похоже, кто-то им пользуется.

— Властитель Стихий? — Тинос почувствовал дрожь в спине.

Демон угрюмо покачал головой:

— Скорее всего. Кто-нибудь из обитателей Плоскостей нашел Кристалл и его силой подчинил себе всё Сопряжение, а теперь зарится и на АвЛи. Даже если эльфы правы и он не желает им зла, всё равно Стихийные Плоскости сейчас лучше бы не открывать. А то Кристалл может так или иначе попасть оттуда в наш мир, и как бы это не закончилось еще каким-нибудь катаклизмом. Этот артефакт очень и очень опасен… Забыл сказать — его ведь когда-то вставили в Клинок Армагеддона, и ты сам знаешь, к чему это в конце концов привело. К Судному дню…

— Что же делать?! — элементаль схватился за голову.

— Или любыми средствами препятствовать открытию Плоскостей — или отобрать у Властителя Кристалл, если он и вправду у него. Но для начала — побольше разузнать о происходящем. Ты ведь собирался в Жаддам, расспросить местных жителей от Эскатоне?

— Да, собирался. Думал, что это поможет лучше понять нынешнюю ситуацию в Плоскостях, но теперь даже и не знаю, стоит ли. Из твоего рассказа получается, что сейчас там совсем другое…

— Конечно, стоит. Нам будут полезны любые сведения, а что до моего рассказа — я ведь ничего не утверждаю, а лишь предполагаю. Так что раздумывать нечего — плывем в Жаддам!

— Ты что, задумал плыть со мной?

— Можешь, конечно, меня не брать, — вздохнул демон. — Твое право: я ведь сын того, кто разрушил твой мир.

— Нет-нет, Ксанф, ты не в ответе за своего отца. Вот только скажи мне: если у Властителя и вправду удастся отнять Кристалл Силы, которым, как ты говоришь, мечтает владеть любой криган — как ты им распорядишься?

Ксанф резко развернулся к собеседнику, щека его нервно передернулась.

— Нет, я им не воспользуюсь! И другим не дам. Утоплю в море, или брошу в жерло вулкана, или еще что-нибудь… Клянусь чем угодно — я сделаю так, чтоб он никому не достался и никогда больше не вызвал никаких бедствий!

Заглянув в лихорадочно блестящие глаза демона, Тинос понял: тот не врет.

— Успокойся, Ксанф. Я тебе верю.

— Ну так что, значит, мы плывем в Жаддам вместе?

— Значит, плывем!

Дальнейший путь элементаля и демона лежал на юго-запад, к берегу океана. Ксанф предлагал добраться до ближайшего портового города, чтобы попроситься на корабль к какому-нибудь купцу. Однако Тинос объяснил своему спутнику, что и сам может силой водной магии сотворить корабль и довести его до Жаддама быстрее самого искусного мореплавателя. Ксанф выслушал это предложение с явным недоверием, но всё-таки согласился: зависеть от местных купцов и их планов ему совсем не хотелось.

К вечеру путники дошли до небольшого городка с весьма разномастным населением — тут были люди, гномы, кригане, а иногда встречались и элементали. При этом многие жители, особенно молодые, имели признаки сразу нескольких рас — человеческие черты лица и фигуры сочетались у них с плотным телосложением гномов или со свойственной криганам грубой красной кожей. Очевидно, на этих землях уже начинал складываться новый народ — сильный, крепкий и выносливый, как и подобает обитателям степей.

На ночлег Тинос и Ксанф остановились на постоялом дворе. Обстановка там была весьма непритязательной — в длинной полутемной комнате с паутиной на стенах не было ничего, кроме расположенных в два ряда двенадцати коек с жесткими соломенными матрасами, на большинстве из которых, закутавшись в грязные одеяла, храпели постояльцы. Но после нескольких бессонных ночей путники были рады и таким условиям.

Утром Ксанф расспросил хозяйку, миловидную пожилую гномиху, как им с Тиносом кратчайшим путем добраться до побережья, затем сходил на базар за провизией, и они продолжили свое путешествие.

Пять дней шли они по степи, ночуя в придорожных тавернах и пополняя запасы продовольствия на базарах встречающихся по пути поселений. Дорога была утомительной, особенно для Тиноса, непривычного к долгим пешим переходам. К тому же она оказалась и небезопасной — как предупредил путников владелец одной из таверн, в здешних краях часто орудовали лихие люди. В тот же день Тиносу и Ксанфу довелось убедиться в справедливости этих слов: у самой дороги им встретилась опрокинутая разбитая телега, а рядом с ней — труп мужчины с перерезанным горлом.

— Вот к чему приводит отсутствие власти и законов, — хмуро изрек Ксанф при виде этой картины.

После этого случая элементаль стал вздрагивать от любого шороха, а криган, до того полагавшийся исключительно на свои огненные заклинания и висящий на поясе короткий кинжал, при заходе в очередную деревню приобрел на базаре огромную кривую саблю.

По мере продвижения на запад идти становилось труднее. Селения здесь попадались редко, степь постепенно сменилась засушливой полупустыней, укрыться от палящего солнца и пыльного ветра зачастую бывало негде. Элементаль уже натер себе мозоль на брюхе, да и демон, хоть и старался держаться бодро, выглядел осунувшимся и утомленным.

Однажды когда путники в очередной раз присели отдохнуть, вдалеке послышалась скорбная и торжественная мелодия новоэрафийского гимна. Звуки музыки приближались, и вскоре стала различима неспешно движущаяся по дороге процессия. Впереди ехали вооруженные всадники в кольчугах и шлемах, за ними музыканты и несколько телег с женщинами и детьми в черных одеждах, и замыкали шествие еще с десяток конных рыцарей.

— Интересно, куда это они? — спросил Ксанф.

— Да небось паломники в Стедвик едут, — предположил Тинос. — Любят эти новоэрафийцы поклоняться развалинам.

— В Стедвик? Хорошо бы нас с собой взяли. Оттуда до океана рукой подать.

Ксанф вышел на дорогу и, когда новоэрафийцы поравнялись с ним, осведомился у переднего всадника:

— Вы, случайно, не в Стедвик путь держите?

— Да. Именно туда, — сухо ответил мужчина, остановив коня.

— Нам тут с товарищем нужно на побережье. Может, подвезете? Мы хорошо заплатим, — криган потряс в воздухе мешком с монетами.

Рыцарь отрицательно помотал головой:

— Нам с тобой не по пути, демон. Ступай своей дорогой и не проси помощи у тех, кого твои собратья лишили родины.

— Послушайте, он не воевал с Эрафией, — вешался подошедший элементаль. — А вот я защищал ее в войне за Стихийный Остров. Вернее, пытался защитить…Может, всё-таки возьмете нас?

— Хорошо, — смилостивился новоэрафиец. — Но только из уважения к тебе, воин Сопряжения. Садитесь в телегу.

Всю дорогу Тинос с любопытством глядел по сторонам, ища глазами руины первой эрафийской столицы, о которой он слышал столько легенд. Но когда эти руины наконец показались впереди, окруженные чахлой рощицей полузасохших деревьев, элементаль бы разочарован увиденным. Нагромождение растрескавшихся камней, занесенных пылью и заросших бурьяном — вот и всё, что давнишняя катастрофа и немилосердное время оставили от великого города.

Паломники высадили своих попутчиков и, распевая молитвы, двинулись дальше к развалинам. Тинос и Ксанф еще немного прошли на запад и вскоре достигли небольшой рыбацкой деревни на побережье.

— Дошли… — восторженно прошептал Тинос, глядя на открывшийся перед ними бескрайний простор океана.

— Ага, дошли, — деловито кивнул его спутник. — Сооружай корабль, а я скоро вернусь.

Оставшись на берегу один, элементаль первым делом нырнул в океан и вволю наплавался. С наслаждением плескаясь в прозрачных голубых волнах, он чувствовал себя будто заново родившимся — всю накопившуюся усталость как рукой сняло.

— Так… Купаемся, стало быть? А где же обещанный корабль? — услышал он, вылезая из воды, ворчливый голос Ксанфа.

Демон стоял на берегу в окружении деревенских мальчишек, притащивших мешки с вяленой рыбой и бочки для воды, и укоризненно качал головой.

— Извини… Я сейчас, — смущенно пробормотал Тинос.

Он повернулся лицом к океану, простер вперед плавники и принялся делать ими энергичные пассы. Воздух стал сгущаться и образовал плотное облако тумана, повисшее над самой водой. Когда туман рассеялся, на волнах покачивался изящный легкий парусник, казавшийся игрушечным.

— Что-то уж больно маленький, — произнес Ксанф, скептически оглядев кораблик.

Тинос развел плавниками:

— Какой сумел, такой и сделал. А зачем нам большой? Мы вдвоем и так запросто поместимся.

— Как, а припасы? — криган указал рукой на объемистые мешки с рыбой.

— А зачем ты их столько набрал? Полгода, что ли, плыть собираешься?

— Да уж, наверное, не меньше двух месяцев.

— Это мы бы на обычном корабле столько плыли. А на моем доберемся за три недели.

— Да ну?! В такую-то даль? Не может быть.

— Может, — улыбнулся Тинос. — Сам увидишь.

— А если мы попадем в бурю? На такой хлипкой посудине это верная смерть. Не для тебя, конечно, а для меня.

— Не беспокойся, бури не будет, — заверил демона элементаль. — Со своей родной стихией я всегда слажу.

— Ну ладно, — сдался Ксанф. — Попробую поверить.

Местные мальчишки погрузили мешки с продовольствием — несмотря на уверения Тиноса, криган всё-таки распорядился забить ими всё судно под завязку — и наполнили водой бочки. Ксанф расплатился с помощниками золотом, и кораблик отчалил от берега. Тинос стоял на носу и управлял судном, легкими движениями плавников указывая ему нужное направление и гася зарождающиеся бури. Он отыскивал попутные течения, искусно подстраивался под ветер, и легкое суденышко быстро приближалось к жаддамскому берегу. Для элементаля было делом чести достичь его за обещанные Ксанфу три недели, и он почти уложился в этот срок. Собственно, к континенту корабль подошел даже на несколько дней раньше, но еще почти неделю заняло плавание вдоль берега в поисках Равеншора. Оба путешественника, имея о Жаддаме весьма смутное представление, знали лишь то, что этот приморский город, наряду с расположенным где-то в глубине континента Альваром, был здесь одним из крупнейших поселений. Поэтому, посовещавшись, они решили начать поиски сведений об эпохе Разрушителя именно отсюда.

Равеншор действительно оказался городом большим и многолюдным, превосходящим по величине даже Пирпонт. А такого разнообразия в облике местных жителей нельзя было увидеть ни в авлийской столице, ни в Вольных пустошах. Помимо людей, эльфов и гномов, тут встречались и минотавры, и громадные неуклюжие тролли, и совсем уж странные мохнатые существа, своими вытянутыми носами и торчащими круглыми ушами напоминающие гигантских крыс. Более того, по здешним улицам спокойно разгуливали личи и вампиры, и никто при их виде не выказывал ни малейшего удивления или недовольства.

Первым делом путешественники заглянули в таверну. Там их тоже встретил вампир — невысокий, худощавый, с мертвенно-бледным лицом и красными огоньками в глазах.

— Заходите, заходите, — любезно улыбнулся он, обнажив длинные желтоватые клыки. — Желаете снять комнату?

— Да, пожалуй, — кивнул Ксанф, невольно поежившись. — Но для начала налей-ка мне чего-нибудь выпить.

— Сейчас, — вампир потянулся за стаканом. — Какой напиток предпочитаешь?

— Да уж какой нальешь. Только не кровь, — демон покосился на стоящий на полке пузатый графин с темно-красной жидкостью.

— Хорошо. А пиво сойдет?

— Вполне.

— Два золотых, — сообщил трактирщик, протягивая Ксанфу порцию пенного напитка.

Криган высыпал на стол горстку монет. Вампир пересчитал их, и его пугающая улыбка стала еще шире: он явно не ожидал столь щедрых чаевых.

Ксанф принялся за пиво, а Тинос спросил хозяина таверны:

— Скажи, а ты давно тут живешь?

— Да всю жизнь. Даже, можно сказать, две — сорок с лишним лет прожил как человек и вот уже двадцать второй год вампирствую.

— Ясно. Времена Эскатона Разрушителя, стало быть, не застал. А слышал что-нибудь о них?

— Да так, краем уха. Я не особо интересуюсь историей.

— Жаль… Ну а всё-таки, что тебе известно об Эскатоне?

— Ну, вроде бы это был очень сильный чужеземный маг, который за что-то взъелся на весь Жаддам. Говорят, он воздвиг в нашем городе каменный столб, вложил него свою колдовскую силу, и от этого повсюду начались бедствия — где-то ураган, где-то наводнение. А потом одна смелая девушка по имени Хара сходила в параллельный мир и привела оттуда четырех великанов — огненного, земляного, водяного и воздушного. Они разрушили колдовской камень, бедствия после этого прекратились, а Эскатон куда-то сгинул. А Хару за это наш городской голова объявил героиней и щедро наградил. Если интересуешься, можешь сходить на кладбище — там на ее могиле такой шикарный памятник отгрохали…

— Да зачем мне ее памятник, — разочарованно протянул элементаль. — Мне бы лучше поподробнее узнать, как она с Разрушителем боролась…

— Ну, тогда иди к Леону Книжнику. Он историю знает лучше всех в городе, как-никак летопись пишет.

— А где он живет?

— У торговой площади, следующий дом за оружейной лавкой.

— Слышишь, Ксанф? — Тинос обернулся к демону. — Допивай свое пиво, и пойдем наведаемся к этому летописцу!

С первого взгляда на жилище Леона становилось ясно: его владелец страстно и самозабвенно любит книги. Пухлые растрепанные фолианты, изящные томики в украшенных золотом ярких обложках, пачки исписанных листов и пергаментные свитки занимали в его комнате все шкафы и полки, лежали на столах и прямо на полу, из-за чего не такое уж и маленькое помещение казалось тесным. Хозяин, убеленный сединами эльф с морщинистым лицом и выцветшими, но живыми и ясными глазами, сидел у камина в кресле-качалке, закутавшись в медвежью шкуру. При виде вошедших он близоруко прищурился.

— Надо же, какие ко мне гости пожаловали… Явно не из здешних краев. Позвольте, я попробую угадать, кто вы и откуда. Вот ты, — старик посмотрел на Тиноса, — скорее всего, дух воды, уроженец Стихийных Плоскостей, не так ли?

— Так, — согласился элементаль.

Леон перевел взгляд на Ксанфа:

— А вот с тобой сложнее. Лицом и фигурой ты походишь на огра из окрестностей Бальтазарова Логова, но у тебя нетипичный для них цвет кожи, а главное — рога… Не можешь же ты быть помесью огра с минотавром — такие браки бесплодны…

— Я криган из авлийских Гиблых болот.

— Криган? Так вот вы, значит, какие…

— Леон, мы пришли к тебе, потому что слышали о твоих глубоких познаниях в жаддамской истории, — сказал Тинос. — Нам хотелось бы узнать как можно больше об Эскатоне Разрушителе — ведь в твоей летописи, наверное, сказано что-то о той эпохе?

— Ну разумеется, сказано. Как же можно было обойти вниманием один из интереснейших моментов нашей истории? Я не раз беседовал с участниками тех событий, да и сам кое-что помню. Но должен предупредить: я могу многое поведать о том, какие беды принес Жаддаму Разрушитель, и о доблести одолевших его героев, но о самом Разрушителе многое осталось неизвестным не только мне, но и его победителям. Откуда появился он в Стихийных Плоскостях, как справился с их повелителями, какой силой подчинил себе духов Стихий — об этом лучше спросить твоих собратьев, заставших его владычество.

— Это бесполезно, — вздохнул элементаль. — Я сам в то время жил в Плоскостях, но про Эскатона так ничего и не понял.

— Так ты очевидец пришествия Эскатона в Стихийные Плоскости?! — лицо Леона озарила радостная улыбка. — О боги, какая неслыханная удача!

С удивительной для своего возраста прытью эльф вскочил с кресла, подбежал к столу, где лежала стопка бумажных листов, и придвинул к себе бронзовую чернильницу.

— Ну-ка, расскажи мне, что делалось тогда в твоем мире. Это же ценнейший материал для летописи!

— Да мне особенно нечего рассказывать, — смутился Тинос. — Я плохо помню, что тогда происходило. Всё было как в тумане… Наверное, это Эскатон пытался свести меня с ума.

— Ты видел его?

— Нет, не видел и не слышал. Только чувствовал, что повелитель моей Стихии, лорд Акваландр, куда-то исчез, а вместо него появилось что-то чужое и страшное. Всё пришло в хаос, а в голову стали лезть странные мысли, будто я должен телепортироваться на Жаддам и всё здесь залить водой. Мне мерещился какой-то подземный город, который следовало затопить…

— Бальтазарово Логово, — подсказал Леон.

— А ты откуда знаешь?

— Его таки залило тогда водой. Пришлось осушать и восстанавливать.

— Сожалею… Но не вини моих сородичей — сопротивляться этим мыслям было очень трудно, почти невозможно.

— Да я и не виню… А что было дальше?

— Ну… пришли ваши герои, искали что-то в нашей Плоскости, о чем-то нас расспрашивали… Сколько их было всего — не знаю, я видел четверых или пятерых. Ни лиц, ни имен не запомнил, знаю только, что они были с Жаддама. А потом, через некоторое время после их ухода, в голове у меня вдруг разом прояснилось, и я почувствовал, что лорд Акваландр опять с нами. Он сообщил, что вместе с повелителями других Плоскостей был пленен неким Эскатоном Разрушителем, а жаддамцы их всех освободили. Подробностей я не знаю — у нас в Плоскостях не принято расспрашивать лордов.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь скрипом пера и сосредоточенным сопением старца. Оторвавшись наконец от своих записей, Леон произнес:

— Ну что ж, спасибо тебе за твой рассказ. Я непременно дополню им свою летопись. А теперь послушайте, что о той эпохе известно мне.

Летописец поднялся и неспешно подошел к окну.

— Вот здесь, на торговой площади нашего города, всё и начиналось. Эскатон Разрушитель пришел именно сюда — высокий, могучий, в черном плаще и черной маске, то ли эльф, то ли человек, то ли еще кто — под маской было не видно. Взмахнул рукой — и с небес сошел поток света, накрыл его собой и застыл в виде громадного кристаллического монолита. И в тот же день сразу в четырех местах Жаддама разразились невиданные бедствия: Бальтазарово Логово затопили подземные воды, в пустыне троллей разлилось огненное озеро, над Шепчущими Лесами пронесся ураган страшной силы, а на Островах Кинжальной Раны пробудился вулкан. И это было только начало. Разрушитель явился, чтобы уничтожить весь наш мир.

— Зачем? — спросил Тинос. — Что им руководило?

— Об этом сказано вот здесь.

С превеликим почтением эльф снял с полки толстую, потемневшую от времени книгу и положил ее на стол.

— Это Экельбец Сумано Нула, Великая Книга Судьбы, — промолвил он, любовно поглаживая потрескавшийся кожаный переплет. — Среди многих пророчеств в ней есть и такое.

Леон раскрыл книгу, осторожно перелистал страницы и прочел:

— И настанут времена раздора, и охватит всю землю жестокая вражда. И переполнится чаша терпения тех, кто держит в руках нити судеб, и предадут они сей мир во власть Огня, Воды, Земли и Воздуха. Ударят четыре Стихии в четыре места, и устремятся оттуда к центру силы, дабы, встретившись, поглотить друг друга и весь мир сей. И лишь согласие пяти народов сможет остановить хаос разрушения и спасти мир, в кровавых войнах погрязший.

— Что же у вас за войны были, за которые вас так наказали? — спросил элементаль.

— Да так, ничего особенно серьезного. Вялотекущие конфликты между разными племенами и религиями, и еще набеги регнанцев, которые до сих пор считают Жаддам частью своей империи. Времена раздора, упомянутые в пророчестве, пришли тогда не на наш континент, а на Антагарих и Энрот, — Леон сконфуженно посмотрел на Ксанфа. — Ты уж меня извини, но причиной тому был твой народ. Разрушитель пришел вскоре после того, как в нашем мире впервые появились кригане.

— Да что же у вас чуть что — сразу кригане виноваты?! — вскричал Ксанф, сжав кулаки. — Мы, дескать, и Эрафию разгромили, а Нихон тут как бы и ни при чём, и Судный день тоже был из-за нас, а не из-за этих двух придурков с Клинками, Джелу и Килгора… Ну уж к вашей-то катастрофе какое мы имеем отношение? Нас на Жаддаме вообще не было!

— Не сердись, — умиротворяющее произнес летописец. — Я основываюсь на дошедших до нас словах самого Эскатона, а он утверждал, что послан остановить нашествие криган на этот мир… ценой его разрушения…

— Да какое, к черту, нашествие?! Всё, что мои предки сумели завоевать — это Эофол, ну и еще в Энроте небольшую колонию создали. И то к приходу вашего Разрушителя эту колонию энротцы уже уничтожили, а в Эофоле было полное разорение и безвластие — Катерина Грифоново Сердце постаралась. Если вашим богам не терпелось нас добить, им для этого хватило бы одного хорошего удара по Эофолу. Зачем же было насылать Стихии на Жаддам? Бред какой-то.

Леон развел руками:

— Боюсь, мы никогда этого не узнаем. Эскатон, судя по всему, погиб, так что спросить не у кого. Можно лишь предположить, что Жаддам был избран из-за того, что здесь меньше магов и ученых мудрецов, способных разгадать и сорвать планы уничтожения мира. Но и у нас нашлись герои, которые сумели остановить Разрушителя. И прежде всего Хара, никому дотоле неизвестная девушка-рыцарь из нашего города, которой было суждено стать их предводительницей. Она охраняла торговый караван на Островах Кинжальной Раны, когда там началось извержение вулкана. Шли дни, а стихия не успокаивалась, и в потоках лавы, заливавших всё вокруг, можно было различить духов земли. Хара еле вырвалась с этих островов, а когда приплыла в родной Равеншор, ее взору предстал огромный монолит посреди площади. Жители города не сумели толком объяснить ей, что за таинственный маг его возвел, и тогда она отправилась в Альвар, в Гильдию Торговцев, которую возглавлял Бастиан Лоудрин. Надо сказать, мудрейший был эльф, сейчас таких и не встретишь. Удивительно начитанный для торговца — почти всю книгу Экельбец Сумано Нула знал наизусть. Знал он и то пророчество, которое я вам сейчас зачитывал, и, услышав от Хары об извержении вулкана, понял: конец времен близок. Всё сходилось: четыре катаклизма в четырех местах — о трех других бедствиях ему уже сообщали — и равеншорский монолит, тот центр силы, где предстояло встретиться всем Стихиям. Бастиан поведал Харе об этом пророчестве и о том, что, согласно Экельбец Сумано Нула, предотвратить всеобщую погибель может лишь альянс пяти народов — и она вызвалась создать такой альянс. Отправилась к разным племенам и стала призывать их объединиться ради спасения мира. Непростая это была задача, ведь многие народы Жаддама издавна враждуют между собой, и далеко не все согласились прекратить эту вражду, но Харе всё же удалось привлечь к союзу с альварскими эльфами рыцарей, переселившихся на Жаддам из Эрафии, а еще некромантов, троллей и минтоавров. Самые достойные их представители собрались на совет и стали думать, как предотвратить конец света. И хотя никто из них так и не предложил ничего дельного, высшие силы оценили их волю к сотрудничеству и дали нашему миру шанс. К жадамскому берегу прибило штормом корабль с энротским королем и его придворным магом, профессором Ксантором. Честно говоря, их король нам мало чем помог, а вот профессор выяснил, что в день катастрофы между Жаддамом и Стихийными Плоскостями открылись пять порталов — по одному в каждую из пяти Плоскостей…

Тинос вытаращил глаза:

— Как это так?! Стихийных Плоскостей всего четыре!

— А ты жил там и не знал, что их пять?— в свою очередь удивился Леон. — Это Стихий четыре — Вода, Огонь, Земля и Воздух. Ворота в их Плоскости открылись в местах катастроф и, собственно, стали их причиной — через эти ворота духи Стихий ворвались на наш континент и начали его разрушать. Но между этими четырьмя Стихийными Плоскостями есть и пятая, которая связывает их воедино. И, как выяснил Ксантор, источник всех бед находился именно там, в Плоскости между Плоскостями. В нее тоже вел портал — тот самый монолит на равеншорской площади — но воспользоваться им было не так просто, как остальными четырьмя. Требовался ключ, содержащий по частице Огня, Воды, Земли и Воздуха. Тебе известно, что такое сердца Стихий?

— Да, — кивнул Тинос. — Камушки такие, мы их заряжали силой своих Стихий и использовали как талисманы. У меня тоже такой есть, но он уже семьдесят лет как потерял силу.

— Вот за этими сердцами Хара вместе со своими сподвижниками, которых к тому времени набралось уже немало, и отправилась в Плоскости Огня, Воды, Земли и Воздуха через открывшиеся врата. Не всем героям посчастливилось вернуться оттуда живыми — духи Стихий были страшны в своем безумии. Но всё же добыли Хара и ее соратники сердца всех Стихий, и Ксантор сделал им ключ, которым они открыли монолит и вошли в Плоскость между Плоскостями. Энротский маг не ошибся — корень всех бед, сам Эскатон Разрушитель, действительно оказался там. И… это кажется невероятным, но Хара сумела уговорить его пощадить наш мир. Разрушитель позволил ей освободить Стихийных Лордов, запертых в Плоскости между Плоскостями, и они вернулись к своим Стихиям, но прежде перенеслись вместе с нашими героями в Равеншор и сокрушили монолит. Когда он рухнул, закрылись и остальные порталы, и четыре Стихии перестали терзать наш континент. Вот так закончилась эпоха Разрушителя.

— А кем были соратники Хары? — спросил Тинос. — О них что-нибудь известно?

— О да, конечно. Эти герои снискали себе всенародную славу. Их воспевали в легендах, изображали на картинах. С большинством из них я встречался, когда работал над своей летописью. Например, с минотавром Танисом, которого Хара спасла из затопленного Бальтазарова Логова, с альварскими эльфами Каури Блэкторн и Джаспом Телбурном, с некромантом Натаниэлем с Сумеречных Вершин… А еще с ними были тролль Овердюн и двое рыцарей эрафийского происхождения, Темпус и Неликс, но этих я лично не знал — они погибли в Стихийных Плоскостях.

— А из остальных кто-нибудь еще жив? — поинтересовался элементаль.

— Натаниэль, хотя я с ним не виделся уже лет пятьдесят — у него после превращения в лича совсем испортился характер, общается теперь только с себе подобными и презирает живых. И еще Каури Блэкторн, она теперь преподает в альварской академии темных эльфов. В Альваре ее уважают, она ведь еще до эпохи Разрушителя стала матриархом, а это звание заслужить ой как непросто…

— А как нам добраться до Альвара?

— Проще всего на почтовом дилижансе, он туда пойдет послезавтра. А что, вы хотите сами повидаться с Каури?

— Хотим. В Стихийных Плоскостях опять проблемы, и, может быть, ее опыт будет чем-то полезен.

— Что за проблемы в Стихийных Плоскостях? — поднял брови Леон.

— Сами толком не знаем. Там опять появилось что-то враждебное. Кто-то пытается открыть врата в этот мир, явно с недобрыми намерениями.

— О боги! Неужели новый Разрушитель?

— Вот мы и хотим, чтобы ваша героиня разобралась, так это или нет, и помогла справиться с этой новой напастью.

Старый эльф нахмурился, на лице у него явственнее проступили морщины.

— Что ж, будем надеяться, — проговорил он, качая головой. — Удачи вам, и пусть темные боги сокрушат всех ваших врагов!

Через несколько дней элементаль с демоном прибыли в Альвар. В отличие от Равеншора, здесь жили почти исключительно эльфы. Своим обликом город отдалено напоминал Пирпонт. Дома здесь были преимущественно деревянными, живописно изогнутые улицы утопали в зелени, а на площади перед Гильдией Торговцев бил большой красивый фонтан, при виде которого Тинос с грустью вспомнил свое спавардское жилище. Долго искать академию темных эльфов не пришлось — ее массивное каменное здание, больше похожее на древний замок, чем на учебное заведение, сразу бросалось в глаза на фоне скромных одноэтажных домиков. Академию окружал небольшой тщательно ухоженный садик; мрачноватые красно-коричневые стены здания и яркие цветы среди нежной кудрявой зелени являли собой резкий контраст, но в то же время и своеобразную гармонию, удачно дополняя и оттеняя друг друга. Завидев Тиноса и Ксанфа, охранник у входа попытался преградить им путь секирой, но, получив от кригана золотую монету, послушно освободил проход.

Изнутри здание академии выглядело так же мрачно, как и снаружи: узкие коридоры, низкие сводчатые потолки, на кроваво-красных стенах с маленькими круглыми окнами — тяжелые черные подсвечники в форме оскаленных драконьих голов и гобелены с видами жестоких битв. Демон с интересом оглядывался по сторонам, ему здесь явно нравилось, а вот Тиносу хотелось поскорее покинуть это жутковатое место.

Расспросив снующих по коридорам студентов, элементаль выяснил, что Каури Блэкторн сейчас принимает экзамен в своем кабинете на втором этаже. Поднявшись по лестнице, они с Ксанфом попали в небольшой холл, где перед резной дверью из черного дерева, украшенной узором в виде переплетенных змей, ожидали своей очереди экзаменуемые. Одни из них лихорадочно листали учебники, другие, нервно переминаясь с ноги на ногу, с опаской поглядывали на дверь, а третьи, сбившись в кучки, оживленно обсуждали способы охоты на василисков или преимущества лука перед арбалетом. Один за другим молодые эльфы заходили в кабинет и затем выходили — некоторые с облегченной улыбкой, но большинство с поникшей головой и досадой во взоре. Дождавшись, когда выйдет последний из студентов, Тинос толкнул дверь и оказался вместе с Ксанфом в просторном помещении с висящими на стенах мечами и луками и расставленными по углам чучелами диковинных жаддамских зверей.

Преподавательница, статная пожилая эльфийка с пронзительными темными глазами и тронутыми сединой черными волосами, сидела в высоком кресле с золочеными подлокотниками, напоминающем королевский трон. Она была в строгом темно-зеленом платье, шею украшало ожерелье из чьих-то клыков, а на смуглом лбу были вытатуированы три черные стрелы, расходящиеся веером из одной точки. Когда она увидела Тиноса, в ее взгляде на миг промелькнуло крайнее удивление, граничащее с замешательством, но она тут же совладала с собой и придала лицу прежнее уверенное, слегка надменное выражение.

— Что вам здесь нужно? Вы не студенты, — произнесла она голосом, сразу выдающим в ней женщину сильную и властную.

— Верно, мы не студенты, — согласился элементаль. — Мы приплыли из АвЛи, меня зовут Тинос, а это Ксанф. Слушай, Каури, нам очень нужна твоя помощь…

— Что это за фамильярность? — перебила его эльфийка, гневно сдвинув брови. — Ты как к матриарху обращаешься, невежа?!

— Прошу прощения, уважаемая госпожа матриарх, — потупился Тинос.

— Вот так-то лучше, — смягчилась Каури. — Ну так о какой же помощи вы меня просите?

— Понимаете, у нас на Антагарихе намечается серьезная проблема со Стихийными Плоскостями. Мы решили обратиться с этим к вам, потому что вы в свое время спасли мир от Разрушителя.

— Хм… Я спасла мир, — усмехнулась матриарх. — Звучит, конечно, красиво, но не преувеличивай мои заслуги. Да, я участвовала в тех событиях, отрекаться не собираюсь, но моя роль в них была далеко не главной.

— Но в Стихийных Плоскостях вы были? Эскатона там видели?

— Да-да, было дело… И с элементалями довелось посражаться за сердца их Стихий, и с самим Эскатоном побеседовать.

Тут в разговор вступил Ксанф:

— А Эскатон вам, случайно, не объяснил, какое отношение к его разрушительным планам имели кригане? Неужели ваши боги настолько ненавидят мой народ, что готовы были угрохать вместе с ним и весь мир?

— Твой народ? — эльфийка с трудом сохранила невозмутимый вид. — Вот уж не ожидала когда-нибудь увидеть живого кригана. Энротский король утверждал тогда, что после разгрома Эофола вы доживаете на Антагарихе последние дни, а вы, стало быть, уцелели… Вот что я тебе скажу: я совсем не уверена, что Эскатона прислали сюда боги. Мне кажется, это были какие-то иные ненавистники криган. Вы ведь не коренные жители нашей планеты, не так ли?

— Так, — кивнул Ксанф. — Мой отец и его сородичи прилетели сюда из другого мира.

— В котором, видимо, нажили себе очень серьезных врагов. Эскатон называл своих господ Древними. Тебе это имя ни о чем не говорит?

— Нет, отец ничего такого не рассказывал. Наверное, это что-то из очень давней истории. Видно, наши предки и впрямь кому-то когда-то здорово насолили, раз через столько лет к нам явился мститель…

— Эскатон, кстати, отнюдь не испытывал ненависти к нашему миру, — заметила Каури. — Более того, по-моему, он искренне жалел нас, но был вынужден подчиняться этим Древним. Было заметно, как он мучался, как разрывался между долгом и сочувствием. Особенно после того, как Хара сообщила ему, что кригане разбиты и ни для кого уже не опасны. В конце концов он все-таки решился пойти против своих хозяев и позволил нам освободить Стихийных лордов. Представляю, чего ему это стоило.

— А что случилось с Эскатоном после того, как лорды получили свободу? — спросил Тинос. — Мы с Ксанфом слышали, что он вроде бы погиб. Это правда?

— Правда. Когда мы с Харой и остальными выпустили из тюрьмы последнего лорда, кажется, воздушного, тот посоветовал нам скорее вернуться на Жаддам, чтобы не остаться в Плоскости между Плоскостями на всю жизнь. Мы поспешили во дворец Разрушителя, где был портал в Равеншор. Хотели проститься с Эскатоном, но он не стал нас слушать, сказал, чтобы мы немедленно покинули дворец, иначе погибнем. Мы шагнули в портал, а Эскатон остался сидеть с таким отрешенным видом, какой бывает у самоубийц. Больше его никто никогда не видел.

— А вы точно знаете, что он тогда не спасся?

— Нет, не спасся. Когда мы стояли на равеншорской площади и смотрели, как лорды Стихий рушат его монолит, в какой-то момент послышался страшный, душераздирающий вопль… его вопль… Так кричат только перед смертью… Эскатон мертв, я более чем уверена. А почему, собственно, ты в этом усомнился? Неужели есть какие-то основания подозревать, что он вернулся?

— Если не он, то, может быть, какой-то его последователь… В Стихийных Плоскостях опять появился какой-то Властитель не из числа лордов Стихий. И замыслил что-то очень нехорошее против АвЛи, а может, и против всего мира. Сначала ударил столбом света в центр друидских Священных рощ и пробил там кратер в земле, а потом из этого кратера стал говорить с эльфами и сулить им процветание, если они построят в разных местах своей страны по алтарю в честь каждой Стихии. По его словам, после молитвы у этих алтарей на АвЛи прольется сила Стихий, да только я чувствую, что эта сила будет не животворящей, как он обещает, а разрушительной. Слишком всё похоже на то, что было у вас: по углам — места для прорыва четырех Стихий, а в центре — сам Властитель. И аура от него исходит очень скверная — примерно такая, как от Эскатона, я же помню…

— Ну, об ауре вашего Властителя не мне судить, — задумчиво произнесла матриарх. — А в остальном я особого сходства не вижу. Эскатон не обещал нам процветания и не призывал ничего строить, он просто открыл порталы — и через них к нам ворвались безумные элементали.

— Да я почти уверен, что алтари — это те же порталы, только он не может открыть их сам, без помощи авлийцев — потому и морочит им головы лживыми обещаниями.

— Тогда это точно не Разрушитель. Ему для открытия порталов не требовалась никакая помощь извне.

— Неудивительно. В то время между Стихийными Плоскостями и нашим измерением была связь, а теперь она прервалась.

— Какая еще связь? — не поняла Каури.

— Раньше энергия Сопряжения свободно проникала оттуда в этот мир, а мы, элементали, могли путешествовать между измерениями — и порталы открывать, и даже так, без порталов. А потом в Стихийных Плоскостях случилась катастрофа, и теперь я туда не то что телепортироваться не могу, но и даже почувствовать, что там происходит. И оттуда сюда теперь, видимо, тоже нет пути — вот Властитель и пытается его восстановить.

— Допустим… Ну и чем же я в этой ситуации могу вам помочь? Вы что, хотите, чтобы после открытия порталов я опять отправилась в Стихийные Плоскости разбираться с их новым повелителем?

— Нет-нет, доводить дело до открытия порталов слишком опасно… Надо сделать так, чтобы они не открылись, а для этого убедить авлийского короля прекратить строительство алтарей. А то он так уверовал в этого Властителя, что без всяких колебаний выполняет все его требования и не хочет слушать никаких предостережений. Если же вразумить его все-таки не удастся — тогда, конечно, придется идти в Плоскости. Но для начала сходите в Священные рощи к Главному храму друидов, послушайте голос Властителя и попытайтесь понять, кто он такой и насколько похож на Разрушителя. У вас ведь, у эльфов, на такие вещи неслабая интуиция…

— А с чего вы решили, что я должна вам в этом помогать? Вы явно преувеличиваете опасность. Может, ваш злодей и замыслил что-то против АвЛи, но серьезной угрозы для Жаддама я пока что не вижу. А может, вы вообще ошибаетесь, и он хочет наладить связь с Антагарихом исключительно в мирных целях. В любом случае у меня есть более важные дела, чем решать за авлийских друидов их проблемы. Надо обучать студентов, воспитывать внуков и правнуков — я ведь давно уже не воительница, а в первую очередь глава семьи.

При этих ее словах Ксанф решительно шагнул вперед. Глаза его сердито сверкали, на лице играла недобрая ухмылка.

— Ну, простите, значит, мы ошиблись, — произнес он. — Когда мы к вам шли, то ожидали увидеть отважную героиню с горящим сердцем, готовую не пожалеть жизни ради спасения других. А увидели старую обленившуюся тетку, уже забывшую, как держать в руках вот это, — он указал рукой на висящий на стене меч.

— Что?! — Каури побледнела, глаза ее расширились. — Да как ты смеешь, Дорригор тебя побери?!

Она сорвала меч со стены и бросилась на Ксанфа. Тот обнажил свою саблю и рванулся навстречу. Тинос, застыв на месте, в ужасе наблюдал за их стычкой. Эльфийка, несмотря на возраст, двигалась легко и грациозно, ее удары были точны и стремительны, тогда как демон еле успевал отбиваться. Схватка была яростной, но недолгой — вскоре выбитая из рук Ксанфа сабля со звоном отлетела в сторону.

— Сдаюсь! — закричал криган. — Беру свои слова обратно, вы владеете мечом куда лучше меня!

— Вот то-то же, — снисходительно произнесла Каури, возвращая ему оружие. — Но пользоваться им я всё равно не собираюсь. Священные рощи, так уж и быть, посещу, послушаю, что вас там так напугало. А что касается хождения в Плоскости и тому подобного — это без меня.

— Хорошо, мы согласны, — обрадовался Тинос.

— Только вот, когда пойдете в Священные рощи, прикройте чем-нибудь вашу татуировку, — посоветовал Ксанф. — Друидам она очень не понравится. Я часто видал такой знак у заключенных в тюрьмах Гиблых болот. Это символ зла…

— Не зла, а Тьмы, — обиженно поправила Каури. — Если мы поклоняемся темным богам, это еще не значит, что мы хотим кому-то навредить. Эльфы Альвара — народ мирный.

— Уверяю вас, авлийские друиды не станут разбираться в тонкостях вашего понимания культа Тьмы, — усмехнулся криган. — Тем более после многовековых войн с нихонскими чернокнижниками, которые шли разорять их земли с именами темных богов на устах и с такими знаками на лбах. Если вы в подобном виде появитесь в Священных рощах, вас просто арестуют, и всё.

— Ладно, я спрячу этот символ, — с неохотой согласилась Каури. — Но это не означает моего отречения от темной веры!

— Да этого и не требуется, — заверил ее Ксанф. — Это ваше личное дело, во что верить.

— А вы пойдете со мной в Священные рощи?

Тинос развел плавниками:

— Пошли бы, но не можем — ни я, ни Ксанф. Нам нельзя появляться в АвЛи, мы там из тюрьмы сбежали. Так что вы идите туда без нас, дорогу к Главному храму спросите у местных. Что же касается нас, то мы, пожалуй, отправимся в Хармондейл, к сестре авлийского короля Улиссе. У нее, насколько я могу судить, нет такой слепой веры во Властителя, как у остальных. Может быть, через нее мы сумеем повлиять на ее брата. А вы, госпожа матриарх, из Священных рощ тоже отправляйтесь в Хармондейл. Мы с Ксанфом будем ждать вас в таверне, а потом все вместе сходим к Улиссе и изложим ей все наши аргументы против строительства алтарей. Я надеюсь, нам удастся привлечь ее на свою сторону.

— Ладно, — сказала Каури. — Договорились.

Два дня Каури потратила на подготовку к отъезду, улаживая свои дела в академии и собирая вещи в дорогу. Затем кучер подогнал ее карету к постоялому двору, где коротали время Тинос и Ксанф, и путешественники отправились в Равеншор.

— Вот наш корабль, — показал Тинос эльфийке, когда они пришли на пристань.

— Эта утлая посудина? — скривила губы Каури. — Да уж, никогда еще не плавала в таких условиях.

— Зато быстро доберемся, — улыбнулся Ксанф. — С таким умелым капитаном, как наш элементаль, мы уже раньше чем через месяц будем на Антагарихе.

— Но нам придется всю дорогу сидеть на коленях друг у друга!

— Что ж делать, — вздохнул Тинос. — Я не такой великий маг, чтобы создать из ничего большой корабль. Хотя… Зачем обязательно из ничего? Подождите-ка немного.

Элементаль устремил взгляд в бескрайний простор океана, сосредоточенно вглядываясь вдаль. Вскоре его глаза заволокло туманом, линия горизонта расплылась и стала постепенно отодвигаться, и перед мысленным взором возник далекий остров, у берегов которого стояла эскадра кораблей. Выбрав один из них, Тинос прошептал заклинание. Корабль исчез и через мгновение появился у пристани Равеншора.

— На этом нам будет попросторнее, — сказал элементаль, обернувшись к Каури. — Теперь вы довольны, госпожа матриарх?

Глаза эльфийки округлились:

— Что это еще такое? Где ты его взял, Дорригор тебя разрази?! Ты что, не видишь, чей на нем флаг?

— Да не разбираюсь я в ваших флагах… И чей же он?

— Регнанской империи! Немедленно верни корабль обратно, пока регнанцы его не хватились. А то еще устроят внеочередной набег на Равеншор.

— Но тогда нам придется плыть на моей, по вашим словам, утлой посудине.

— Да уж лучше на ней. Ничего, я согласна потесниться.

Тинос вновь дотянулся взглядом до острова, сотворил заклинание — и регнанский корабль вернулся на место.

Это плавание через океан выдалось столь же недолгим и нетрудным, как и предыдущее. Тинос привел судно в порт города Килдара на южном побережье Новой Эрафии. Он знал, что отсюда берет начало Главный тракт, идущий через всю страну в Хармондейл и далее по авлийским Священным рощам в Пирпонт. Килдар, который Тинос помнил совсем небольшим поселением, состоявшим всего из десятка деревянных изб и скромной гостиницы для приплывающих из Энрота купцов, за минувшие семь десятилетий сильно разросся, превратившись в крупный торговый центр.

С тем, как добраться до Хармондейла, у элементаля и его спутников особых сложностей не возникло. Главный тракт связывал между собой все более или менее значительные города Новой Эрафии, и сообщение между ними было налажено очень хорошо — везде имелись общественные конюшни, и извозчики были готовы за умеренную плату довезти любого желающего до соседнего города.

Первым пересадочным пунктом на пути из Килдара значился Мирхем. Извозчик высадил путешественников у сиротливо стоящих в чистом поле нескольких сельских домишек, рядом с которыми были маленький рынок, конюшня, таверна, храм — и более ничего.

— Это и есть город Мирхем? — разочарованно протянула Каури. — Я ожидала большего.

— Нет, — ответил Тинос. — Город чуть в стороне отсюда. Если хотите, можем туда сходить, это недалеко.

— А что, давайте, — оживился Ксанф. — Всё равно нам пока не на чем ехать дальше, придется ждать нильструмского экипажа. Чем в таверне торчать, лучше уж прогуляться.

Давно знакомым путем Тинос повел своих спутников через луг и вывел их на пологий берег реки, к мосту, перед которым сидел торговец статуэтками светлых богов, свечами и книгами молитв. На другом берегу слева и справа от моста виднелись два каменных изваяния скорбно склонившихся женщин. Отсюда начиналась уходящая ввысь по круче широкая дорога, вымощенная черным гранитом и ограниченная высоким бордюром из того же камня.

— Нам надо купить свечи, — тихо произнес Тинос.

— Это еще зачем? — поджала губы Каури.

— Таков обычай. Каждый идущий к Мирхему должен зажечь свечу и оставить ее у дороги в знак памяти и почтения.

— Не спорьте, госпожа матриарх, — сказал Ксанф, заметив недовольный вид эльфийки. — Мы же не у себя дома, а с обычаями чужой страны, нравятся они нам или нет, надо всё-таки считаться.

Путники подошли к торговцу и попросили три свечки.

— Каяться идете, да? — спросил новоэрафиец, скользнув взглядом по рогам демона и татуировке на лбу эльфийки. — Что ж, покайтесь, вам обоим это будет полезно.

Матриарх хотела возмутиться, но криган сильно сжал ее руку, и она промолчала.

— Теперь пойдемте, — сказал Тинос.

Путники перешли мост и вступили на гранитную дорогу. Они зажгли свечи, вставили их в специально предусмотренные углубления в бордюре и стали подниматься по круче. Выйдя на плато, они увидели слева от дороги величественный храм, а справа — нечто вроде огромного каменного надгробия, у которого лежали живые цветы. Дорога же уходила дальше, и там, впереди, открывалась панорама разрушенных, покрытых черной копотью крепостных стен. Здесь, в отличие от руин Стедвика, не было зарослей бурьяна и прочих следов запустения — чувствовалось, что за развалинами тщательно ухаживают.

— Вот на этом месте они отмечают свои праздники и памятные даты, — произнес Тинос. Выносят из храма статуи богов, молятся перед ними… А могила здесь чисто символическая, в ней никто не похоронен. На самом деле все лежат там, — он указал плавником на мертвый город. — Но мы туда не пойдем, в Мирхем дозволено входить только тем, кто эрафийской крови.

— Ну и хорошо, — облегченно выдохнула Каури, которой здесь было явно не по себе.

Обратно шли в тягостном молчании. Первым его нарушил Ксанф:

— И всё-таки я не понимаю… Памятные знаки, храм, свечи вдоль дороги — это ясно, как-никак священное для людей место. Но зачем здесь торчат эти жуткие развалины?

— Верно, — отозвалась Каури. — Они на этой земле как рана на теле, а раны надо лечить. Или хотя бы не выставлять напоказ. Убрали бы это безобразие и построили здесь нормальный город, если уж им так дорого это место.

— Не хотят, — сказал Тинос. — Считают, что это было бы кощунственно по отношению к павшим.

— Вот те раз! Почему же кощунственно? — удивился криган. — Разве эти герои защищали город для того, чтобы в итоге от него остались одни мертвые развалины?

— Если б защитили, тогда, понятно, всё бы привели в порядок, — вздохнул элементаль. — А раз не удалось, то теперь они считают себя не вправе ничего восстанавливать.

— Однако же странная у них логика, — фыркнул Ксанф.

— Честно говоря, мне она тоже непонятна, — признался Тинос. — Вот поэтому я и не остался жить в Новой Эрафии. Сбежал в АвЛи — там всё проще.

Следующей остановкой на пути в столицу был Нильструм. Тинос застал его полуразрушенным, только начавшим отстраиваться после войны. Теперь же это был процветающий благоустроенный город; о давних трагических событиях напоминал лишь монумент на центральной площади, изображающий сошедшихся в рукопашной схватке рыцаря и демона. Городская таверна располагалась в нарядном бело-голубом доме, похожем на маленький дворец. Скорее всего, это здание появилось здесь недавно — слишком уж оно отличалось от добротной, но неказистой старой застройки.

Скучая в обеденном зале таверны в ожидании заказанной еды, путники от нечего делать разглядывали убранство помещения. Столы здесь были покрыты накрахмаленными синими скатертями и украшены букетиками полевых цветов, на полках красовались изящные кувшинчики энротской работы. Как и во всех новоэрафийских домах и общественных заведениях, тут имелся красный угол с портретом короля и изваяниями трех светлых богов, перед которыми горела лампа с благовонным маслом. Рядом, освещенная такой же лампой, висела раскрашенная в цвета старого эрафийского флага и увенчанная геральдическим грифоном доска с портретами трех мужчин и двух женщин в коронах. Это было что-то новое: в те времена, когда Тинос жил в Хармондейле, подобных изображений в красных углах не было, а теперь такие доски встречались даже в самых захудалых придорожных тавернах; другое дело, что там они были намного скромнее и поэтому не бросались в глаза. Здесь же, в Нильструме, изображение коронованных особ было таким большим и ярким, что привлекло внимание не только элементаля, но и Ксанфа.

— Интересно, кто это? — задумчиво произнес демон, рассматривая портреты.

— Последняя в нижнем ряду — королева Катерина, — ответил Тинос. — Ее здесь очень почитают, она дважды спасала страну от верной гибели. Вверху слева, по-моему, Рион Первый, основатель Эрафии. А остальных я не знаю.

— Аллисон, покорительница Подземного мира, — раздался суровый голос незаметно подошедшего трактирщика, несущего поднос с едой. — Адам, сокрушивший мощь Финаксийской империи, и Николай, при котором держава достигла наивысшего расцвета. Пять великих королей, ставших честью, силой и славой Эрафии.

Ни с того ни с сего мужчина вдруг с досадой хлопнул кулаком по столу так, что зазвенела посуда:

— Эх, какая страна была! Перед нами трепетал весь Антагарих! Да если б не Судный день, мы бы и Дейджу завоевали, и Эофол, и даже Нихон. Весь мир обратили бы в светлую веру и заставили склониться перед нашим могуществом!

Лицо трактирщика исказилось гримасой боли, в глазах блеснули слезы, и он поспешно скрылся в подсобном помещении.

— Вот чудак… Что теперь толку рассуждать-то об этом? — пробурчал Ксанф. — Мало ли кто что мог завоевать? Если уж на то пошло, мы, кригане, тоже имели все шансы на мировое господство, если бы мой отец не напортачил с Кристаллом Силы.

— Что за Кристалл Силы? — поинтересовалась Каури, до этого сидевшая с подчеркнуто безразличным видом.

— Артефакт такой. Энергии в нем сокрыто немерено, любых врагов можно сокрушить. Сейчас он в Стихийных Плоскостях, скорее всего, у того самого Властителя. А прежде был в руках у моего отца, и если бы он им правильно распорядился — вся история могла пойти иначе. Кригане были бы не изгоями, как сейчас, а владыками мира, нам покорились бы и эльфы, и все остальные!

— Ксанф! — вскричал Тинос, с тревогой глядя в горящие воодушевлением глаза демона. — Ты же клялся, что не хочешь владеть Кристаллом Силы!

Взгляд кригана разом потух, весь он как-то поник и ссутулился.

— А разве сейчас я говорю, что хочу им владеть? — промолвил он с горькой усмешкой. — Нет уж, это чересчур опасное оружие. Силы в нем много, но с ней же еще надо совладать… Отец вот не сумел — и что мы в итоге получили? Затопленный Стихийный Остров, потерю связи с Сопряжением и Эофол под властью эльфов. Нет, не место этому Кристаллу в нашем мире. Он натворил уже достаточно бед, а может натворить и еще больше…

И вот наконец путники приехали в Хармондейл — небольшой уютный городок совсем не столичного вида. На его тихих улочках царили покой и умиротворение, везде было много зелени и цветов — и в эльфийских районах с их пышными запущенными садами и сплошным ковром лиан на стенах домов, и в кварталах людей с ровно подстриженными деревьями и аккуратными клумбами. Здесь путешественники разделились: Тинос повел Ксанфа в знакомую еще со старых времен таверну, а матриарх темных эльфов, простившись с ними, отправилась дальше на север по Главному тракту.

Закинув за плечо мешок с провизией, закупленной в последнем перед Священными рощами авлийском городе, Каури неспешно брела по извилистой лесной дороге. На лбу у нее была повязка — помня совет Ксанфа не показывать друидам знак Тьмы, эльфийка еще в Хармондейле замотала голову бинтом. Сперва она настороженно всматривалась в окружающие дебри, хватаясь за лук при малейшем шорохе, но вскоре поняла, что здешние леса совершенно не опасны для одиноких путников. За всю дорогу матриарх ни разу не встретила ни одного виверна, василиска или иного хищного зверя. Попадались, правда, небольшие стада грациозных белых единорогов, но, в противоположность своим жаддамским сородичам, яростно атакующим любого осмелившегося забрести в их владения, здесь они мирно паслись между деревьями, зачастую подходя к самой дороге и доверчиво глядя в лицо Каури большими изумрудно-зелеными глазами.

Стоял июнь, и лес в эту пору был удивительно наряден. Молодые деревья шумели на ветру кудрявыми кронами, из густой сочно-зеленой травы выглядывали желтые и голубые головки цветов, а на малиновых кустах розовели созревающие ягоды. Красота этих мест радовала глаз, а чарующие птичьи песни и пряные запахи трав проникали, казалось, в самое сердце, заставляя его сладостно трепетать. И Каури, хотя культ друидов был ей так же чужд, как и остальные формы поклонения Свету, поняла, почему для авлийских эльфов эти рощи стали священными. Была в них какая-то незримая сила, какая-то тайна, что-то такое, что заставляло задуматься о высшем, о вечном — причем независимо от вероисповедания. Совсем как в жаддамских Шепчущих лесах, испокон веков неудержимо влекущих к себе служителей самых разнообразных светлых и темных культов.

Воспоминание о Шепчущих лесах вновь вернуло Каури во времена пришествия Эскатона — именно там она впервые увидела последствия его разрушительной деятельности, когда глава гильдии альварских торговцев поручил ей проверить слухи о разразившемся урагане. Представшая ее взгляду картина была чудовищной: посреди величественного многовекового леса зияла громадная проплешина, могучие дубы лежали поломанными или вырванными с корнем, а в самом центре пострадавшей территории, в полуметре от земли, сплошь заваленной мертвыми стволами, колыхалось четко очерченное облако тумана, как потом выяснилось — портал в Плоскость Воздуха.

Осмотрев место катастрофы и расспросив свидетелей, Каури уже собиралась возвращаться в Альвар, но местные жители попросили ее об одной услуге — выяснить судьбу группы пилигримов, безвестно сгинувших во время паломничества к заброшенному Кругу камней. Матриарх отправилась в самый глухой уголок Шепчущих лесов, где находилось это древнее святилище, и отыскала там незадачливых паломников. Застывшие наподобие каменных статуй, они стояли в неестественных позах, с нелепо раскинутыми руками и выражением ужаса в остекленевших глазах. С первого взгляда было понятно: их застали врасплох василиски, опаснейшие твари, от чьего яда моментально костенеют мышцы и останавливается кровь в жилах. Помочь несчастным Каури не могла — это состояние нельзя было снять никакими целебными зельями, требовалось специальное заклинание из сферы магии Земли. Эльфийка повернула назад, намереваясь вернуться в город и сообщить о случившемся местным колдунам. Внезапно какое-то шевеление в кустах заставило ее насторожиться, и, прежде чем она успела понять, что происходит, оттуда выскочила целая стая василисков. Бежать было поздно, да и не в характере Каури было отступать перед опасностью. Обнажив меч, она принялась рубить зловредных ящериц, но тех оказалось слишком много. Одна из тварей выпустила ей в лицо струю едкой зловонной жидкости, у нее перехватило дыхание, всё тело скрутила страшная судорога. «А ведь меня считали искусной воительницей», — промелькнуло в угасающем сознании, после чего она провалилась в небытие.

Очнулась Каури от монотонных звуков заклинания, произносимого невероятно гнусавым мужским голосом. «Из камня в плоть, из холода в тепло, из смерти в жизнь», — доносилось до нее. Вслед за слухом вернулось зрение, и она увидела склонившегося над ней тщедушного костлявого мужичонку с посохом в руке, а чуть в отдалении — могучего лысого тролля, краснокожего эльфа с ежиком таких же, как у нее, черных волос, и стройную сероглазую девушку в кольчуге и шлеме. Вот так состоялось ее знакомство с отрядом Хары, с героями, вместе с которыми ей затем пришлось побывать и в четырех Стихийных Плоскостях, и во дворце самого Разрушителя.

И вот теперь, больше века спустя, она снова в легких кожаных доспехах, с луком за спиной и коротким мечом на поясе шагает по незнакомым лесам, но зачем? Тогда всё было понятно — она защищала родной Жаддам от грозящей гибели, но сейчас-то с какой стати она ввязалась в эту авантюру, почему согласилась помогать далеко не дружественному народу, от которого ей даже приходится прятать знак своей веры? Да только лишь потому, что тогда, в альварской академии, дерзкий криган задел ее самолюбие, обозвав старой и ленивой теткой. Нет, всё-таки она повела себя исключительно глупо. Не надо было поддаваться на провокацию и пытаться что-то доказать этому наглецу. Пусть бы авлийские друиды сами разбирались со своими проблемами, если, конечно, эти проблемы не плод излишне богатого воображения элементаля и демона. Пока что Каури не находила никаких подтверждений домыслам этих двух фантазеров, зато ей было очевидно другое. При всей величественной и одухотворенной красоте этих лесов, во всём здесь — в изящных изгибах тонких древесных ветвей, в хрупкой нежности цветов, в журчании рек и рассеянном свете пробивающихся сквозь листву солнечных лучей — явственно ощущалась какая-то трагическая надломленность, какая-то острая неутолимая жажда. И, припомнив слова Тиноса о потерянной связи со Стихийными Плоскостями, матриарх поняла: как раз энергии четырех Стихий и не хватает здешней природе. Элементаль с криганом едва ли были способны это почувствовать, а вот местные эльфы, взявшиеся строить здесь алтари, судя по всему, правильно понимали потребности своей земли. И у Каури, при всём неприятии их веры, рука бы не поднялась препятствовать удовлетворению этих потребностей. Одно дело религиозные культы, и совсем другое — страдающая природа, чья беззвучная мольба о помощи не может оставить равнодушным никакое эльфийское сердце.

Мартиарх дошла до Главного храма и свернула на мраморную дорожку, окаймленную пышно цветущим кустарником. Всё сходилось — именно так, по словам местных жителей, выглядела тропа к месту явления Властителя Стихий. Само это местно было отмечено многочисленными разноцветными ленточками, привязанными к ветвям деревьев. Очевидно, каждый паломник считал своим долгом оставить хоть какую-то память о своем пребывании здесь. При виде воронки, проделанной в земле Властителем, эльфийка невольно улыбнулась, вспомнив рассуждения Тиноса о сходстве этого места с порталом во дворец Эскатона. Да уж, сходство полное: там был выпирающий из земли кристаллический столб, а здесь — уходящая вглубь дыра.

Голос раздался сразу же, как только Каури встала на колени перед кратером.

— Слушай меня, Властителя Огня, Воды, Земли и Воздуха… Дай мне наполнить твою землю силой… Скажи своему народу: пусть продолжают строить алтари, чтобы мог я отворить для вас врата Стихий…

Эльфийка была потрясена. Что-то очень знакомое чудилось ей в интонациях этого вкрадчивого, но властного голоса. В первый момент ей даже показалась, что с ней и впрямь говорит воскресший Эскатон, но, прислушавшись, она поняла: это что-то еще более страшное. В этом голосе не было ни капли сочувствия и сомнения, как у Разрушителя — только жестокость, целеустремленность и холодная расчетливость. Было ясно, что договариваться с ним или в чем-то его убеждать бесполезно — он всё равно осуществит задуманное, невзирая ни на какие препятствия.

— Ровно в полдень придите одновременно к четырем алтарям и помолитесь на них, — продолжал вещать Властитель. — И хлынет тогда на вашу землю из Стихийных Плоскостей невиданная сила!

Голос умолк. Каури поднялась с колен и оглянулась на зеленеющие деревья и покрытые благоухающими голубыми цветами кусты. Ей стало ясно: эту страну действительно надо спасать. Перед мысленным взором вновь возникла картина искореженных ураганом Шепчущих лесов. Матриарх совсем не хотела, чтобы эти благословенные края постигла та же судьба, но сердце тут же подсказало: если Властитель добьется своей цели, участь Священных рощ будет даже не такой, а гораздо худшей… настолько, что и представить себе трудно…

— А теперь послушай, что скажу тебе я, Каури Блэкторн, матриарх темных эльфов Жаддама и победительница Эскатона Разрушителя, — грозно произнесла она, выпрямившись и гневно глядя в дыру. — Кто бы ты ни был, самозваный Властитель Плоскостей, имей в виду: отныне эти земли находятся под моей защитой. Клянусь всемогущим Каринтаром, что я не позволю тебе причинить им вред, и пусть поразит меня карающая десница Галимента, если я позволю тебе погубить сии Священные рощи!

Но никакого ответа она так и не дождалась.

Время, проведенное в новоэрафийской столице в ожидании возвращения Каури, принесло и Тиносу, и Ксанфу только разочарования. Когда они прибыли в город, Тинос первым делом наведался в элементальскую колонию близ замка Хармондейл — в ту самую, где он жил в первые годы после войны за Стихийный Остров. За прошедшее время эта колония ничуть не изменилась, оставшись тем же хаотичным нагромождением колодцев, очагов, землянок и прочих элементальских жилищ, так непохожим на прекрасные города Сопряжения. Ее обитатели, старые знакомые Тиноса, встретили его как родного. Сидя в середине большого овального бассейна в окружении плавающих в нем элементалей воды и столпившихся у мраморного бортика уроженцев остальных Плоскостей, он рассказал им о последних авлийских новостях. Однако, к его удивлению и досаде, весть о появлении в Стихийных Плоскостях нового Властителя и начале строительства алтарей никого здесь не испугала — напротив, все были несказанно рады грядущему восстановлению связи измерений и не желали слушать никаких предупреждений об опасности.

— Подумаешь, власть сменилась, — заявил, сияя от счастья, один из духов Огня. — Может, этот новый правитель окажется не хуже наших прежних Лордов. А станет нас притеснять — что ж, потерпим. Зато мы наконец-то сможем попасть домой! А то здесь, конечно, неплохо, но слишком уж холодно и сыро.

— По-моему, здесь, наоборот, слишком засушливо, — возразил другой житель колонии, собрат Тиноса по водной стихии. — До ближайшей речки полдня надо тащиться, да и дожди бывают хорошо если раз в неделю. Но ты в одном прав: дома лучше. А кто там правит — это уже дело десятое. У правителей свои заботы, а у нас свои.

И напрасно Тинос живописал им ужасы владычества Эскатона и предостерегал, что подобное может повториться. Среди его слушателей не оказалось никого, кто застал эпоху Разрушителя и был способен в полной мере оценить грозящую опасность. Все здешние элементали появились на свет уже после Судного дня и об Эскатоне знали лишь по рассказам старших товарищей. Им не верилось, что и с ними самими когда-нибудь может случиться нечто подобное, что они могут так же сойти с ума и, повинуясь чужой воле, отправиться что-то разрушать. Тинос так и не сумел убедить эту излишне самоуверенную публику в своей правоте и покинул колонию весьма разочарованным.

Не повезло и Ксанфу, вздумавшему как-то раз в одиночку прогуляться по городу. Забредя в глухой окраинный район, он нарвался там на толпу агрессивно настроенных подростков лет двенадцати-пятнадцати. Юнцы обступили его плотным кольцом, и намерения у них, судя по недобро прищуренным глазам и раскрасневшимся лицам, были самыми серьезными.

— Ах ты, вражина, — процедил сквозь зубы высокий прыщавый парень со шрамом на щеке. — Зачем сюда приперся, тварь рогатая?

— Я авлийский подданный, — пытался объяснить Ксанф, но парень лишь презрительно хмыкнул:

— Вот и сидел бы у себя в АвЛи, а на нашей святой земле адским отродьям не место!

— Точно, — подал голос другой мальчишка, чуть постарше. — Жаль, недобили вас в последней войне эльфы с энротцами. У меня твои предки под Нильструмом прадеда убили — ну и как у тебя после этого совести хватает шастать по нашему городу?

— Да что вы с ним церемонитесь? — крикнул кто-то из толпы. — Бей его, ребята!

Молодчики накинулись на Ксанфа, и он пожалел, что оставил в таверне свою саблю. Применять же магию было поздно — подростки находились слишком близко, пущенный огненный шар мог спалить их заживо и задеть при этом самого кригана, а ему вовсе не хотелось ни того, ни другого. Поначалу ему еще удавалось кое-как отбиваться от многочисленных, но неумелых противников, но затем мальчишки повалили его на землю и принялись остервенело лупить кулаками и ногами.

— Что ж вы творите, нечестивцы? Побойтесь богов! — раздался вдруг глубокий, хорошо поставленный мужской голос.

Юнцы бросили демона и разбежались в разные стороны. Одетый в белый священнический балахон высокий мужчина с рыжей бородой до пояса подошел к Ксанфу и помог ему подняться.

— Вы как, целы? — участливо спросил он.

— Более или менее, — буркнул криган, вытирая кровь с разбитой губы.

— Вы уж извините этих мальчиков. Наслушались, видно, историй о наших войнах с Эофолом, вот и возомнили всех криган врагами. Юности свойственна нетерпимость, повзрослеют — образумятся.

Сдержанно поблагодарив священника, Ксанф вернулся в таверну и больше не высовывал оттуда носа без сопровождения Тиноса.

Через некоторое время вернулась из Священных рощ Каури. Она держалась еще более сурово, чем прежде, но вместо холодной отстраненности в ее глазах читалось явное беспокойство.

— Ну, что там? — нетерпеливо набросился на нее элементаль.

— Похоже, дела плохи. Я не поняла, кто такой Властитель Стихий, но могу сказать одно: он очень опасен. Может быть, даже опаснее Эскатона. Безжалостный фанатик, наделенный огромной силой. Не знаю, насколько далеко простираются его планы, но от АвЛи он уж точно камня на камне не оставит.

— Нам надо немедленно рассказать обо всём Улиссе! — воскликнул Тинос.

— Так уж и немедленно? — усомнился Ксанф. — Может, завтра сходим, а? Один день ничего не решает, а госпоже Каури, наверное, нужно отдохнуть с дороги.

— Нет-нет, я вовсе не устала, — слегка обиженно возразила эльфийка. — Пойдемте к Улиссе сегодня же — какой смысл откладывать?

Улисса жила в боковом флигеле замка Хармондейл, имеющем отдельный вход и окруженном роскошным розарием. В городе ходили слухи, что хозяйка собственноручно ухаживает за розами, потому они и цветут столь пышно и красиво. Сейчас, в июне, розы были в самом цвету и так благоухали, что Ксанф, проходя через сад, восхищенно цокнул языком, и даже на лице всегда сдержанной Каури появилась блаженная улыбка — впрочем, встретившись глазами с Тиносом, эльфийка тут же убрала ее.

Элементаль подвел своих спутников ко входу и потянул за свисающее на шнурке позолоченное колечко. Раздался мелодичный звон колокольчика, и из-за двери выглянула хрупкая молодая женщина в монашеском одеянии.

— Вы к Матери народа? — спросила она, почтительно поклонившись.

— Да, у нас к ней очень важное дело, — сказал Тинос.

— Тогда проходите в приемную, дорогие гости, — приветливо улыбнулась девушка. — Я сообщу о вас леди Улиссе, она к вам выйдет.

Приемная Улиссы представляла собой небольшой квадратный зал с мягкими кожаными диванами вдоль стен и круглым деревянным столиком в центре. Нежно-салатовые стены были расписаны неброским растительным узором, на окнах висели темно-зеленые бархатные шторы с золотыми кистями, по углам стояли изящные бронзовые канделябры. Здесь было необыкновенно уютно, и даже статуи богов и изображения пяти великих королей, украшенные гирляндами из роз, выглядели не официально и торжественно, а очень мило и по-домашнему. Общее благостное впечатление нарушал лишь большой портрет мужчины средних лет в королевской короне, перед которым горела свеча и стояла корзина с цветами. Художник вложил в лицо изображенного столько скорби, что от одного взгляда на портрет становилось не по себе.

— Кто это? — шепотом спросила Каури, указывая на него глазами.

— Сын ее, Асрул, — так же тихо ответил Тинос. — Его нихонцы убили при взятии Мирхема.

— Понятно, — отозвалась эльфийка. — Король-мученик, значит.

— Ага, именно так. Его тут чтят не за то, что он умножал силу и славу королевства, а за то, что погиб вместе с ним.

Дверь неслышно отворилась, в зал вошла Улисса и села за стол.

— Приветствую вас, гости, — оглядев посетителей, она задержала взгляд на Тиносе. — Мне кажется, что с вами, элементаль, я не так давно где-то встречалась.

— Да, встречались, — кивнул Тинос. — На суде в Пирпонте. Меня судили за диверсию в Лесу Клятвы, помните?

— Ах, да… Тинос из Спаварда, точно… Так, значит, Ариан вас всё-таки помиловал?

— Если бы… Меня выпустил на волю не король, а он, — Тинос указал на демона.

— Ксанф, сын Ксерона, — отрекомендовался тот. — Начальник тюрьмы… теперь уже бывший…

— Сын Ксерона? — переспросила Улисса. — Уж не того ли самого?

— Так точно, именно того.

— Надо же… Ну, а вы у нас кто? — хозяйка повернулась к темной эльфийке.

— Матриарх эльфов Жаддама, профессор альварской академии Каури Блэкторн, — с достоинством представилась она.

— Я вижу, вы ранены? — Улисса бросила сочувственный взгляд на ее забинтованный лоб. — Покажите мне вашу рану, может быть, я смогу помочь.

— Не беспокойтесь, со мной всё в порядке, — произнесла Каури, разматывая бинт.

Увидев ее татуировку, Улисса нахмурилась, но промолчала.

— Госпожа, у нас к вам очень серьезный разговор, — сказал Тинос. — Это касается безопасности АвЛи, точнее — той угрозы, которую несет открытие Стихийных Плоскостей. Я тогда на суде уже пытался объяснить, что новый Властитель Стихий замыслил против вашей родины какое-то зло, но меня сочли за сумасшедшего. Но, поверьте мне, не я один чувствую опасность — Ксанфу и Каури тоже есть что сказать по этому поводу.

— Тогда, на суде, вы вовсе не показались мне сумасшедшим, — сказала Улисса. — А раз у вас нашлись единомышленники, это тем более заставляет всерьез относиться к вашим опасениям. Расскажите же мне всё, что вам известно.

Тинос и Каури, дополняя и уточняя друг друга, изложили всё, что знали об эпохе Эскатона, поведали о тревожных предчувствиях, испытанных ими обоими у Главного храма Священных рощ, и о неуловимом сходстве нынешнего Властителя с тогдашним Разрушителем, а Ксанф рассказал о могущественном и крайне опасном артефакте, находящемся, по его предположениям, в руках этого новоявленного злодея. Улисса слушала очень внимательно; она не прерывала рассказчиков никакими вопросами и лишь раз потрясенно ахнула, узнав о роли Ксерона в гибели Стихийного Острова.

— Вот и всё, что мы можем вам сказать, — подытожил Тинос. — Может быть, конечно, наши слова кажутся вам неубедительными…

— Нет, не кажутся, — тихо, но твердо промолвила Улисса. — Такие предчувствия, как у вас, на пустом месте не рождаются.

Она обхватила голову руками и несколько минут просидела в глубокой задумчивости, затем продолжила:

— Знаете, мне с самого начала не понравилась вся эта история с новым богом и с алтарями Стихий. Я уже тогда чувствовала, что здесь что-то нечисто, а после ваших рассказов я в этом уверена. Кажется, всё еще хуже, чем я думала. Не знаю, что и делать…

— Как это — не знаете?! — возмущенно вскричал Тинос, напрочь забыв о дипломатии. — Рассказать всё вашему брату, что ж еще?!

— Бесполезно, — вздохнула Улисса. — Ариан и раньше-то меня не слушал, а теперь и подавно не станет. Он мне недавно письмо прислал, пишет, что, когда алтарь Огня был достроен, на нем начали происходить чудеса.

— Какие еще чудеса? — спросил элементаль.

— Факелы сами собой загораются, оружие заряжается магией… Народ после этого еще сильнее уверовал во Властителя Стихий, а Ариана теперь вообще невозможно переубедить. И уж тем более он не воспримет всерьез доводы диверсанта, кригана и падшей эльфийки.

При этих словах хозяйки Каури начала медленно приподниматься с дивана; глаза ее потемнели, а лицо, и без того красноватое, стало пунцовым.

— Интересно, — произнесла она сдавленным голосом, не предвещающим ничего хорошего, — вот я матриарх, профессор, имею награды за победу над Разрушителем, мое имя упомянуто в летописях Жаддама. На каком таком основании вы позволяете себе называть меня падшей?

— Нет-нет, лично я уважаю ваши заслуги и ничего против вас не имею, — принялась оправдываться Улисса. — Это авлийцы считают жаддамских эльфов падшими — вы же следуете путем Тьмы.

— Хм… Знаете, авлийская земля, конечно, прекрасна, но вот с населением ей явно не повезло. Упертые нетерпимые фанатики! Ну, служим мы Тьме, и что с того? Их-то вере мы никоим образом не препятствуем. Религии бывают разные, но это же не повод презирать и ненавидеть всех несогласных с твоими убеждениями. Это только поклонники Света могут быть так агрессивны к иноверцам, Каринтар их побери!

— Я настоятельно прошу не осквернять священную землю Хармондейла упоминанием этого поганого имени, — глухим голосом проговорила Улисса, изменившись в лице.

Каури сощурилась:

— И чем же это я ее оскверняю? Да, я верую во всемогущих Каринтара Властителя, Дорригора Разрушителя и Галимента Карающую Десницу, ну и что? Я же при этом не оскорбляю ваших богов, хотя мне, может быть, тоже неприятно слышать их имена!

— Ну конечно. Светлые боги несут миру только добро, а во имя темных ваши единоверцы убили моего сына и стерли с лица земли великую Эрафию!

— Насчет сына — сочувствую, а вот его королевству, честно говоря, туда и дорога! Я уже поняла, что это было за государство… одного разговора с нильструмским трактирщиком хватило, чтобы понять… Они же всему миру готовы были силой навязать свои ценности. Это в чистом виде лицемерие — оправдывать свою жажду власти заботой о распространении, так сказать, истинной веры!

— Ни слова больше, — прошипела Улисса, будто разъяренная кошка. — Я никому не позволю оскорблять светлую веру и эрафийский народ!

— Да?! А кто тут первый начал оскорблять мою веру и мой народ? Падшие эльфы, это ж надо! Да за такие слова Галимент Карающая Десница может язычок-то и укоротить!

Улисса вскочила из-за стола.

— Я же просила не упоминать здесь темных богов! Ах ты, ведьма нечестивая!

— Тоже мне, святоша!

Разгоряченные женщины были готовы вцепиться друг другу в волосы, но тут в дело вмешался Ксанф.

— А ну, замолчите! Обе! — гаркнул он, для пущего эффекта выпустив под потолок небольшой огненный шарик, который взорвался с оглушительным грохотом.

Обе эльфийки застыли на месте, ошарашено глядя на демона. Тинос в ужасе закрыл глаза, ожидая, что Улисса за такую бесцеремонность сейчас выставит их из дома — всех троих.

Однако Ксанф знал, что делал: лучшего способа охладить пыл спорящих нельзя было и придумать.

— Ну, знаете ли… — только и смогла выговорить Улисса, разводя руками.

— Да уж… — растерянно промолвила Каури.

Криган между тем уверенно взял ситуацию в свои руки:

— Уважаемые, вам не кажется, что сейчас не самый подходящий момент для выяснения отношений? В мир грозит прорваться неведомое зло — так, может, всё-таки объединимся против него, а всякие споры отложим до лучших времен?

— Да я, собственно, этого и хотела, — с обидой произнесла Каури. — Во времена Эскатона мы все были заодно, независимо от веры, и я надеялась, что с вами сейчас тоже смогу договориться. В конце концов, я, темная, пришла защищать Священные рощи вашего светлого культа — неужели для вас это ничего не значит?

— Я ценю вашу готовность помочь, — сказала Улисса. — И не отказываюсь от сотрудничества. Но предупреждаю: если еще раз услышу от вас имя какого-нибудь темного бога — я за себя не ручаюсь.

— Ладно, — с неохотой согласилась матриарх. — Приму к сведению.

— Так, значит, мир?

— Мир.

Эльфийки пожали друг другу руки. Между ними чувствовалось заметное отчуждение, но, во всяком случае, недавней враждебности в их глазах уже не было.

— Ну так что же нам с Властителем-то делать? — робко спросил Тинос. — Если с королем Арианом об этом говорить бесполезно, то как нам тогда быть?

— Может, последуем совету из той книги? — предложила Улисса. — Экель… как ее там?

— Экельбец Сумано Нула, — подсказала Каури.

— Да, точно… Там ведь сказано, что для спасения мира требуется союз пяти народов. В эпоху Эскатона это сработало — может, сработает и теперь? Если каждый из нас четверых сумеет призвать на борьбу свой народ, тогда нам останется только найти пятого.

— Своих я уже пытался призвать, — вздохнул Тинос. — Не вышло.

— К тому же я, честно говоря, не особенно верю в эти пророчества, — добавила темная эльфийка. — Избавлением от Эскатона мы обязаны отнюдь не альянсу пяти народов, а энротскому профессору Ксантору. Жаль, что он давно умер. Нам бы сейчас очень пригодился такой мудрец, который помог бы разобраться с нынешним состоянием Плоскостей.

— Ну что же, видимо, пришел мой черед посетить Дерево Знаний, — в задумчивости проговорила Улисса, глядя в пустоту.

— Что это за дерево такое? — поднял брови Ксанф.

— Оно растет в Священных рощах и знает ответы на многие вопросы. К сожалению, не на все. Нашему старому Дереву Знаний, сгоревшему в Судный день, было открыто гораздо больше — оно, как-никак, жило на свете не одну тысячу лет. А это еще совсем молодое, не успело накопить достаточно мудрости, но другого у нас всё равно нет. Мы боимся истощить силы Дерева, поэтому каждому эльфу разрешено прийти к нему лишь раз в жизни. Я ещё не ходила, но сейчас, по-моему, настала пора воспользоваться этой возможностью. Может быть, Дерево что-то нам подскажет. Отправлюсь к нему завтра же, а вы дождитесь моего возвращения. Вы, кстати, где остановились?

— В таверне «Летящий грифон», — сказал демон.

— А не хотите пока пожить у меня? Я распоряжусь, чтобы вас обеспечили всем необходимым. Кстати, — Улисса устремила взгляд на элементаля, — у меня тут есть бассейн для купания.

— Вот спасибо! — воскликнул Тинос. — Мы с удовольствием погостим у вас. И будем с нетерпением ждать, когда вы вернетесь от Дерева. Удачи вам!

Показав гостям их комнаты и отдав необходимые распоряжения прислуге, Улисса в тот же день выехала в АвЛи. Она добралась до расположенного у границы Священных рощ города, оставила там на конюшне свою карету и дальше пошла пешком, скинув обувь и с наслаждением ощущая теплоту мягко пружинящей под ногами почвы. Вот так же, босиком, ходила она по Священным рощам в ранней юности, в те далекие и счастливые времена, когда эти земли еще не были опалены огнем Судного дня, а сама она не успела познать горечь безвозвратных потерь. Давно это было, и редко, очень редко выбиралась она с тех пор в Священные рощи, да и вообще на родину. Слишком много дел было у нее в Хармондейле, и, главное, слишком глубокие корни пустила она в печальной стране людей. Она сроднилась с этим народом, поняла и всем своим существом прочувствовала его неизбывную боль, и даже противоестественное для любого эльфа почитание могил и развалин сделалось близким и созвучным ее душе. «Кто же ты, Улисса? Где твое сердце — здесь или там?» — уже не раз спрашивала она себя и не находила однозначного ответа. Взять хотя бы недавнюю ссору с Каури: когда та оскорбляла авлийцев — Улисса терпела, но стоило лишь жаддамской гостье коснуться своим бесцеремонным языком Эрафии…

Но сейчас, неспешно шагая по извилистой лесной тропе, Улисса не испытывала подобных сомнений — она чувствовала себя плотью от плоти родной авлийской земли. Долгие годы, проведенные среди людей, не лишили ее способности ощущать гармонию природы, сливаться с ней мыслью и духом; она не разучилась понимать язык птиц и зверей и улавливать в шуме листвы, запахах цветов и дуновении ветра сокровенные думы и чаяния окружающего живого мира. Сейчас в многозвучных голосах леса слышалась неутолимая печаль, но эта печаль была светла и возвышенна, и невыносимо было думать о том, что под ударом засевшего в Стихийных Плоскостях неизвестного врага эти голоса могут навсегда умолкнуть…

Улисса вышла к окруженному плакучими ивами круглому озеру и направилась вдоль впадающего в него быстрого неглубокого ручейка. Из рассказов Ариана и друидских священных книг ей было известно: до Дерева Знаний отсюда уже недалеко. Исток ручья терялся в непролазных дебрях, дальше никаких ориентиров не было, и какой-нибудь гном или кентавр ни за что не нашел бы дорогу к Дереву. Но для зоркого эльфийского глаза, внимательного к мельчайшим деталям окружающей природы, это не составляло особых трудностей. Улисса уверенно продвигалась через лесную глушь, угадывая нужное направление по изгибам веток, по форме кустов и наклонам цветочных головок. Вскоре дремучая чаща расступилась, и эльфийка оказалась на живописной поляне, в самой середине которой стояло одинокое дерево с раскидистой кроной и резными пальчатыми листьями.

Она подошла поближе и провела ладонью по теплой бархатистой коре.

— Ну, здравствуй, Дерево. Вот я к тебе и пришла.

Дерево вздрогнуло, будто очнувшись ото сна, и зашумело ветвями.

— Спрашивай, — расслышала Улисса в шорохе его листвы. — Что ты хочешь знать?

— Тебе известно, что сейчас происходит в Стихийных Плоскостях? Что за новый Властитель Стихий взывает к нам оттуда, и зачем он хочет восстановить связь Плоскостей со Священными рощами? Сдается мне, им руководят совсем не добрые побуждения.

— О да, отнюдь не добрые, — зашелестело Дерево Знаний. — Стихийные Плоскости изменились, в них больше нет прежней гармонии… только хаос… Не впускайте его в Священные рощи, не открывайте врата Стихий!

— А что случится, если их открыть? — с замиранием сердца спросила Улисса.

— Умоляю, не делайте этого… Нарушится равновесие мира, последствия будут непредсказуемы… Это грозит большой бедой, какой еще никогда не было… Что бы вам ни обещал Властитель Стихий — не открывайте Стихийные Плоскости… не открывайте…

— А этот Властитель — кто он?

— Он враг. Враг всему и всем. Но гармонию Сопряжения разрушила вовсе не его злая воля. Слепая чуждая сила витает в Стихийных Плоскостях, и исходит она не от Властителя. В ней корень всех несчастий. Бойся этой силы — она несет нам погибель.

Улисса нахмурилась:

— Где же ее источник? Может ли это быть Кристалл Силы? Тот артефакт, который разрушил Стихийный Остров?

По кроне Дерева пронесся горестный вздох:

— Ох, не знаю… У этой силы нет души, нет сознания… Артефакт? Может, и артефакт… В Стихийных Плоскостях появилось нечто такое, чего там быть не должно, иначе — беда… Не спрашивай меня, что это и как с ним бороться. Мне не пробиться мыслью через барьер, который разделяет измерения… пока еще разделяет… Надо быть там, в Плоскостях… Вот что: найди древнего мага, бессмертного героя минувших времен — он один знает дорогу туда. Последуй за ним в мир Стихий — только так ты сможешь что-то узнать и понять… и, может быть, что-то спасти.

— Что это за маг, и где мне искать его?

— О, это великий волшебник, быть может, сильнейший из живших когда-либо. Его имя известно тебе лучше, чем мне. Смерть не властна над ним, за долгие века своей жизни он многое постиг, многому научился… Он не эльф, не авлийский уроженец. Он родом из погибшей страны, на месте которой теперь океан. А что до того, где искать… Подожди, дай подумать…Нет, в этом мире ты его не отыщешь. Он сейчас не здесь… Он там, куда ушел твой народ, когда горели леса… Ступай туда, ведь путь еще открыт… Ступай и приведи его, пусть он поможет проникнуть в Стихийные Плоскости и унять обуявшую их силу. Это всё, что я могу тебе посоветовать. А теперь иди. Иди и разыщи бессмертного, и пусть удача сопутствует твоим поискам.

— Что ж, спасибо тебе, премудрое Дерево.

Улисса сняла с пояса холщовый мешочек с землей, взятой из розария перед замком Хармондейл, и высыпала ее к корням Дерева Знаний. Таков был старинный эльфийский обычай: каждый, кто посещал Дерево, одаривал его горстью родной земли. Это был не только знак благодарности, но и способ расширить кругозор Дерева, позволить ему получить новые знания о разных уголках страны.

В ответ на дар Улиссы ветви Дерева возбужденно затрепетали, выражая не то удивление, не то благоговение:

— О, это земля Эрафии!

— Новой Эрафии, — поправила эльфийка, подавив горький вздох.

— О нет, не возражай. И не печалься. Есть сущности, которых не уничтожить, как бы ни хотелось того темным силам. Ничто не потеряно безвозвратно, покуда стучат непокорные сердца, покуда живет в них священная память о былом величии… Так что имей в виду — это земля Эрафии…

Вернувшись в замок Хармондейл, Улисса вновь собрала своих гостей в приемной.

— К сожалению, Дерево Знаний не смогло сказать ничего конкретного, — произнесла она в ответ на немой вопрос в глазах Тиноса, Ксанфа и Каури. — Оно разделяет наши опасения, говорит, что Стихийные Плоскости в хаосе и что установление связи с ними грозит большой бедой. Но, по его словам, главную опасность представляет не Властитель Стихий, а некая бездушная сила, исходящая от чего-то чуждого Плоскостям, чего-то такого, что не должно там находиться.

— От Кристалла Силы! — вскричал Ксанф с мрачным блеском в глазах. — Я же говорил!

— Вполне вероятно, что именно от него, хотя Дерево и не дало прямого ответа на этот вопрос. Оно советует проникнуть в Стихийные Плоскости и выяснить всё на месте. И утверждает, что некоему древнему магу известно, как туда попасть. Непонятно только, как это сделать, если наши измерения разделены барьером, а нарушать его нельзя — об этом не только вы меня предупреждали, но и само Дерево.

— А, может быть, его и не придется нарушать, — предположил Тинос. — Вот меня, например, один друид не так давно выставил из храма прямо сквозь закрытую дверь — что, если и тот маг тоже так умеет?

— А что за маг-то? — спросил криган.

— Дерево не назвало его имени, — ответила Улисса. — Сообщило лишь, что это бессмертный герой, уроженец страны, которая теперь затоплена океаном, и что мне он известен. Похоже, я и впрямь знаю, кого оно имело в виду. Вы о Тарнуме что-нибудь слышали?

— Так, краем уха, — пожал плечами Ксанф. — Кажется, это какой-то крюлодский варвар, который за свою жестокость наказан вечной жизнью. Вроде бы он не может умереть, пока не искупит все грехи, так? А я думал, это только легенда.

— Нет, не только, — покачала головой Улисса. — В годы моего детства этот Тарнум жил в АвЛи. Друг эльфов — так его называли. Мой отец знал его лично, они познакомились во время войны с подземцами, когда их королева Мутаре Первая подчинила себе волю наших драконов и использовала их против нас. Тарнум тогда очень нам помог, не знаю, как бы мы без него отбились. А вообще ему уже больше тысячи лет — он родился еще в третьем веке, в последние годы империи Бракадуун. Собственно, по его вине она и пала. Объявил себя королем варваров, поднял бунт, сверг императора… При этом поубивал столько безвинных магов, что, говорят, боги отказались принимать его в загробный мир — поэтому он и бессмертен. Ходит по земле и помогает разным народам, пытаясь загладить свою вину. В древних книгах упомянут в том числе и его поход в Стихийные Плоскости. Элементали тогда вторглись в Бракаду, и Великий Визирь Гэйвин Магнус призвал Тарнума на помощь.

— Что?! — воскликнул Тинос. — Элементали вторглись в Бракаду? С какой стати? Мы же друзья вашему миру… если, конечно, нас не сводят с ума всякие там Властители и Разрушители.

— Сейчас друзья, а на заре истории всё было иначе. Люди когда-то изгнали отсюда элементалей в другое измерение, вот те и решили вернуться и отомстить. Но Тарнум атаковал их в Стихийных Плоскостях и вынудил их повелителей заключить мир с Бракадой.

— Да, он действительно сильный маг и истинный герой, раз сумел одолеть элементальское войско, — заметила Каури. — Я полагаю, именно такой союзник нам сейчас и нужен.

— Значит, мы пойдем за помощью к врагу Стихийных Лордов? — скривился Тинос. — А нельзя как-нибудь обойтись без него?

— Ну, во-первых, — в голосе Улиссы послышалась жесть, — Дерево Знаний не указало других путей к спасению. Во-вторых, Тарнум давно уже не враг ни элементалям, ни их Лордам. И, в-третьих, если уж ради общего дела мы согласились на время забыть даже вражду между Светом и Тьмой, то стоит ли сейчас придавать значение менее важным разногласиям?

— Ладно, я понял, — кисло улыбнулся элементаль. — Будем искать Тарнума. Где он сейчас живет-то?

— После Судного дня его никто нигде не видел, — сказала Улисса. — Я уж думала, что боги наконец позволили ему умереть, но Дерево говорит, что он жив и находится там же, куда ушли мои соотечественники. Вы же знаете, когда пламя катастрофы сожгло Священные рощи, мало кто из эльфов пожелал остаться в АвЛи, сажать там новые деревья, удобрять землю или как-то еще помогать природе восстанавливаться. Большинство предпочли не утруждать себя этими заботами, а бросить всё и найти новые Священные рощи. В другом мире. Воспользовались порталами, которые бракадские маги построили у нас перед катастрофой, и сбежали через них, без зазрения совести оставив свою родину на растерзание криганам… Простите, Ксанф, я не вас имела в виду…

— Да ничего, — проворчал демон, криво усмехнувшись. — Я уже привык.

— Тот мир, куда они ушли, именуется Аксеотом, — продолжила Улисса. — Я знаю о нем со слов покойного мужа, да и свекровь, королева Катерина, кое-что рассказывала. Они оба попали туда в Судный день и лишь через несколько лет смогли вернуться. Вообще там очень много выходцев с Антагариха — бракадцы ведь предвидели катаклизм и по всему континенту настроили порталов для спасения. Бракадские беженцы в Аксеоте целое государство создали, называется Великий Аркан. А еще там есть королевство эрафийских рыцарей Паледра, есть эльфийский Аранорн, приютивший предателей моей родины… Вот где-то в том мире и следует искать Тарнума. Жаль только, порталов мало осталось — бракадские мастера сделали их одноразовыми, и почти все давно уже использованы. Осталось, насколько я знаю, всего четыре — три в Священных рощах и еще один здесь, под Хармондейлом. Наверное, сейчас лучше всего воспользоваться как раз последним. С новоэрафийским королем мне будет легче договориться об открытии портала, чем с Арианом — он разумный человек и, я надеюсь, поймет всё правильно. К тому же двоим из вас в АвЛи грозит арест, а ведь вы наверняка тоже хотите идти со мной в Аксеот, не так ли?

— Конечно! — воскликнул Тинос. — Я, по крайней мере, пойду без всяких сомнений.

— И я тоже, — сказал Ксанф.

— А вы? — Улисса выжидательно смотрела на Каури.

— Ну, вообще-то мне давно пора домой, — откликнулась матриарх после минутного раздумья. — В Альваре меня, наверное, уже заждались. Но я поклялась защитить ваши Священные рощи и ради этого готова отправиться и в Аксеот, и в Стихийные Плоскости. Только один вопрос: если порталы одноразовые, как же мы вернемся?

— Моему мужу и свекрови помогли вернуться маги. Есть там в Великом Аркане такие умельцы, которые способны открыть временный портал для телепортации между мирами. Всё, что им для этого нужно — любой магический артефакт в том месте, куда будет наведен портал. У нас в Хармондейле такие артефакты имеются, так что, я надеюсь, мы тоже сможем воспользоваться услугами этих волшебников.

— Отлично, — кивнула темная эльфийка. — Итак, когда мы отправляемся?

— Подождите. Я сначала должна поговорить с королем и получить у него разрешение на использование портала. Отказать он вроде бы не должен, но все-таки на всякий случай пожелайте мне удачи.

— Удачи вам, Улисса, — хором отозвались три голоса.

Толкнув дубовую дверь с геральдическими изображениями, Улисса вошла в тронный зал замка Хармондейл — просторный, с красным бархатом на стенах и золоченой мебелью, так отличающийся кричащей роскошью своего убранства от изысканных интерьеров эльфийских дворцов.

— Приветствую вас, ваше величество, — поклонилась она своему правнуку, королю Мануилу Второму.

— Рад видеть вас, матушка, — владыка Новой Эрафии почтительно склонил голову.

Глядя на его крепко сбитую фигуру и моложавое, без единой морщинки бронзовое лицо с живыми и ясными карими глазами, Улисса в очередной раз порадовалась тому, как хорошо выглядит ее потомок для своих пятидесяти девяти лет — видно, эльфийская кровь, хоть и составлявшая в нем всего лишь восьмую часть, все-таки сказывалась.

Мать народа опустилась в красное кожаное кресло с позолоченными подлокотниками, представляющее собой уменьшенную копию трона Мануила. Ей единственной дозволялось сидеть в присутствии короля, и это кресло стояло здесь специально для нее.

— Ваше величество, я к вам вот по какому вопросу. Мне необходимо попасть в Аксеот, могу ли воспользоваться нашим межмировым порталом?

— Знаете, он ведь у нас всего один, — вздохнул король. — Я, конечно, надеюсь, что нам никогда не потребуется бежать отсюда в другой мир, к тому же, случись что, единственный портал всех нас не спасет, но все-таки с ним как-то спокойнее… А, собственно, зачем вам нужно в Аксеот?

— Чтобы предотвратить беду, которая угрожает АвЛи, а может быть, и нашей стране тоже. Из Стихийных Плоскостей вот-вот вырвется нечто крайне опасное для всех. Не расспрашивайте меня о подробностях — чтобы узнать больше, надо проникнуть в Плоскости, а прежде найти в Аксеоте мага, который откроет путь туда.

— Неужели опять надвигаются плохие времена? — помрачнел Мануил. — Только этого не хватало… Будем молить богов, чтобы всё обошлось. Да, а почему вы собираетесь искать этого мага именно в Аксеоте, в чужом мире, о котором мы почти ничего не знаем? Не проще ли начать, к примеру, с Энрота — там ведь тоже немало искусных волшебников?

— Дело в том, что я была у дерева-провидца, и оно посоветовало обратиться к Тарнуму. Он сейчас в Аксеоте, я хочу уговорить его вернуться и помочь нам.

— Так вы намереваетесь привести сюда Тарнума?! — воскликнул король, и лицо его просияло. — Да это же… Он ведь, можно, сказать, живая наша история! И с Рионом Первым был знаком, и с великой королевой Аллисон ходил в Подземный мир, и много чего еще… Неужели у нас будет шанс увидеть его своими глазами?! С ума сойти!

— Значит, я могу воспользоваться порталом? — осторожно поинтересовалась Улисса.

— О да, разумеется. Это, наверное, лучшее применение, какое только возможно ему найти. Ключ, правда, давно потерян, но не беспокойтесь, открыть портал можно и заклинанием. Мой придворный маг сделает всё необходимое. Одна просьба: если отыщете Тарнума — устройте мне встречу с ним, хорошо? Надеюсь, это не помешает вашим планам по спасению мира — я ведь его надолго не задержу, просто хочется взглянуть на него, пообщаться…

— Понимаю, — улыбнулась эльфийка. — Я, конечно, не могу ничего обещать, но, во всяком случае, сделаю всё от меня зависящее, чтобы свести его с вами.

— Ну, тогда доброго вам пути. Буду ждать вашего возвращения, по возможности — вместе с бессмертным героем!

Вскоре Улисса и трое ее спутников уже ехали за город в роскошной карете, любезно предоставленной королем Мануилом. Дорога была хорошо знакома Тиносу — в прежние времена он нередко ходил по ней на лесное озеро с кристально чистой водой, плавать в которой было необыкновенно приятно. Когда подъехали к порталу, элементаль удивленно присвистнул: прежде он никогда бы не подумал, что этот неказистый каменный куб, покосившийся и наполовину вросший в землю, может быть воротами в иной мир. Сейчас на крыше сооружения развевался новоэрафийский флаг, а по обе стороны от фасада, тщательно очищенного от наросшего мха, стояли высокий смуглый маг в цветастом синем халате и остроконечной шапке и сухонький белобородый старичок в рясе священнослужителя.

— Колдун — понятно, а поп-то здесь зачем? — хмыкнула Каури, глядя в окно кареты.

— Так положено, — сухо ответила Улисса. — В Новой Эрафии никакое дело не делается без молитвы светлым богам.

Темная эльфийка скептически усмехнулась. Улисса бросила на нее осуждающий взгляд, но промолчала.

Карета остановилась, путники вышли и направились к порталу.

— Мы прибыли, — доложилась Улисса магу и священнику.

— Отлично, — произнес волшебник. — Сейчас откроем, подождите немного.

Вперед выступил священнослужитель и, воздев руки к небесам, принялся нараспев читать молитву. Маг почтительно склонил голову и приложил руку к сердцу, его примеру последовала Улисса, а за ней и остальные. Старец молился долго и старательно; когда он закончил, настала очередь мага. Тот снял с пояса короткий жезл, расписанный таинственными символами, и, протянув его к порталу, трижды прочел заклинание. С последней фразой магические письмена на жезле вспыхнули голубоватым светом, а с его конца посыпались шипящие искры. Волшебник прикоснулся своим орудием к передней стене портала — и грубая каменная кладка с гулким грохотом провалилась вовнутрь, обнажив широкую арку, затянутую густым темно-серым туманом.

— Милостью божьей врата в мир Аксеота открыты, — возвестил священник. — Ступайте, и да пребудет с вами благодать пресветлых Арагура Создателя, Эрлоира Хранителя и Илвантая Судии!

Тинос поежился. Ему не в первый раз приходилось телепортироваться, но как же отличалась эта жутковатая дыра от привычных порталов между Стихийными Плоскостями и Антагарихом! Лезть в нее совсем не хотелось, и не ему одному — Ксанф и Каури тоже стояли в замешательстве, скованные внезапной робостью. Лишь Улисса не испытывала страха — или, по крайней мере, умело скрывала его.

— Что же вы встали, идемте, — ободряюще улыбнулась она и шагнула в свинцовое марево, взмахом руки увлекая за собой своих соратников.

Процесс перемещения между мирами оказался коротким, но крайне неприятным. Путешественников обдало лютым холодом, в ушах зазвенело, дыхание перехватило, к горлу подступила дурнота. Черная внутренность портала нещадно стиснула их, будто в родовых схватках, и выбросила на солнечную поляну посреди густого сосняка.

— Проклятие! Руки бы поотрывал тем, кто это строил! — прохрипел Ксанф, судорожно хватая ртом воздух.

— Вот-вот,— добавила Каури, тяжело дыша и вытирая пот с побледневшего лба. — Порталом Эскатона и то приятнее было пользоваться.

— Ладно вам, — махнул плавником Тинос, перенесший телепортацию легче остальных. — Все живы, и то хорошо. Как думаете, где мы сейчас?

— Ну, если эрафийцев в Судный день выбрасывало в Паледру, а авлийцев в Аранорн, то и мы, скорее всего, попали в какую-то из этих стран, — предположила Улисса.

— Полагаю, что в Аранорн, — произнесла Каури, оглядываясь вокруг. — Мне трудно это объяснить, но в этих краях чувствуется присутствие эльфов.

Как будто в подтверждение ее слов вдали послышался мерный цокот копыт, и на дороге, проходящей по краю поляны, показалась выехавшая из лесной чащи открытая повозка. Лошадью правил немолодой эльф с волнистыми светлыми волосами до плеч и слегка раскосыми серыми глазами, а в повозке сидел очень похожий на него миловидный мальчик лет восьми — только глаза его были не серыми, а небесно-голубыми.

— Ой, деда, смотри, какая рыбка! — восторженно закричал ребенок, указывая рукой на Тиноса.

— Никакая это не рыбка, а элементаль воды, — ворчливо откликнулся эльф. — И вообще, я тебе уже сколько раз говорил — тыкать пальцем неприлично!

— Деда, а что значит элементаль? — не унимался мальчик.

— Ну, как тебе объяснить… Это вроде как дух воды, что ли… Когда-то я встречал таких у себя на родине.

— В том мире, который сгорел?

— Ну да. В АвЛи.

Услышав слова пожилого эльфа, Каури повернулась к Улиссе:

— О, так это ваш соотечественник. Может, попросим его о помощи? Своим-то он, наверное, не откажет, или как?

— Попробуем, — неуверенно пожала плечами светлая эльфийка.

Подойдя поближе к дороге, она окликнула ездока:

— Прошу прощения, вы не уделите нам пару минут?

— В чём дело? — недовольно отозвался мужчина, остановив лошадь.

— Скажите, это ведь Аранорн?

Выронив от неожиданности поводья, эльф округлившимися глазами уставился на Улиссу:

— Да вы что, с луны свалились?

— Ха-ха-ха! С луны, с луны! — радостно закричал ребенок, хлопая в ладоши, но, поймав сердитый взгляд деда, испуганно умолк.

— Мы только что прибыли с Антагариха через портал, — терпеливо объяснила Улисса, изо всех сил стараясь сохранить вежливый тон. — Нам нужно попасть в столицу вашей страны, не подскажете ли, как до нее добраться?

— А чего тут добираться-то? — хмыкнул эльф. — Идите прямиком по этой дороге, выйдете на большой тракт, а дальше двигайтесь по нему направо — и дня через три будете в городе. А если кто согласится подвезти, так, может, и к нынешнему вечеру доедете.

— Деда, а давай возьмем их с собой, — мальчик умоляюще взглянул ему в глаза.

— Ладно, садитесь, — с неохотой протянул эльф. — До тракта довезу, а дальше вы уж сами как-нибудь. Тесновато будет, конечно, впятером в такой-то повозке, но уж не обессудьте. Возьмите, что ли, моего олуха на руки, а то вы там вообще не поместитесь.

Путники кое-как втиснулись в экипаж, и лошадь тронулась.

— А давайте знакомиться, — предложил мальчик, запрыгнув к Каури на колени. — Меня зовут Тим, а вас?

— Мое имя Каури, — сказала матриарх, — вот это Тинос и Ксанф, а вон ту тетю зовут Улисса.

— Точнее, Улисса Парсон, — добавил Ксанф, обращаясь не столько к ребенку, сколько к его деду. — Она, между прочим, принцесса.

Улисса бросила на демона укоризненный взгляд, но тот лишь удовлетворенно улыбнулся. Эффект, на который он рассчитывал, был достигнут: пожилой эльф изменился в лице и издал нечто вроде сдавленного стона.

— Правда, что ли? — обернулся он к Улиссе, чуть придя в себя. — Неужто вы из тех Парсонов?

— Из тех, — кивнула она. — Я дочь покойного короля Элдриха.

— Что ж вы сразу-то не сказали?! Да я с радостью домчу вас до самой столицы — это же такая честь для меня!

Почти всю дорогу неугомонный Тим приставал к попутчикам с расспросами. Его интересовало всё: зачем Ксанфу такие рога, как Тинос умудряется передвигаться по суше без ног, и что это за красивая картинка нарисована у Каури на лбу. Наконец, сполна удовлетворив свое любопытство, мальчик притих и заснул, уютно свернувшись калачиком на коленях у матриарха. Каури задумчиво поглаживала его кудрявую головку, и глаза ее светились непривычной нежностью: она вспоминала оставшихся в Альваре правнуков, двух мальчиков и девочку примерно того же возраста, таких же непосредственных и любознательных.

Улисса тем временем беседовала с дедом Тима — одним из тех, кто в первые годы после Судного дня ушел из АвЛи в Аксеот на поиски лучшей жизни.

— Ну и как вам здесь живется? — поинтересовалась она.

— Да, в общем, неплохо. Места здесь хорошие, сами видите, — мужчина махнул рукой, указывая на величественный сосновый бор вдоль дороги. — Здешние эльфы приняли нас как своих, врагов никаких поблизости нет — за всё время, что я здесь живу, не было ни одной серьезной войны. Так что грех на что-то жаловаться.

— А по родине не скучаете?

— Скучаю, конечно, как же без этого? Но что делать — АвЛи после катастрофы всё равно уже не та. Вы ведь тоже это понимаете, раз решили все-таки перебраться сюда с этого пепелища, не так ли?

— Нет, не так, — обиженно возразила Улисса. — Не судите по себе — я здесь не спасаюсь от проблем своей страны, а ищу того, кто может помочь их решению. По всей вероятности, судьба АвЛи сейчас в руках Тарнума — вы, случайно, не знаете, где он сейчас живет?

— Кто-кто? А, тот бессмертный герой из легенд… Я слышал, что он несколько раз бывал у нас в Аранорне, но очень давно, больше века назад. Где его искать сейчас — понятия не имею. Будете в столице, сходите там в гильдию к магам — пусть поглядят в свои шары, может, что-то и выяснят. А лучше загляните сперва к старухе Вианне.

— А кто это такая?

— Провидица, довольно толковая. Живет у самого въезда в город, как раз по этой дороге. Я покажу вам ее дом. Поспрошайте ее про Тарнума — вдруг поможет? А если нет — тогда уж идите в гильдию.

К вечеру лес расступился, и впереди на склонах холма показались изящные деревянные стены столицы Аранорна, перед которыми был разбит пышный яблоневый сад. Возница высадил путешественников на опушке, перед ветхой покосившейся лачугой с соломенной крышей. Улисса осторожно постучалась в обшарпанную дверь.

— Заходите, открыто, — послышался скрипучий голос.

Тесная комнатушка была вся завалена каким-то хламом, колченогую мебель покрывал толстый слой пыли, а на заляпанном треснувшем окне стоял горшок с давно засохшим цветком. А когда из смежной комнаты, тяжело опираясь на клюку, шаркающей походкой вышла хозяйка, все четверо гостей невольно содрогнулись. Никому из них еще не приходилось видеть такую дряхлую эльфийку — иссохшую, горбатую, с трясущейся головой и гноящимися язвами на руках и ногах. Ее мутные выцветшие глаза слезились, обвисшие щеки были изъедены глубокими морщинами, редкие седые волосы спутались в бесформенную паклю. Казалось, от нее уже исходил трупный запах — а может быть, это воняли разбросанные по всему дому грязные скомканные тряпки и гниющие остатки недоеденной пищи.

— Чего пришли? — прошамкала старуха беззубым ртом. — Что знать-то хотите?

— Мы ищем Тарнума, — ответила Улисса, отводя взгляд. — Вы можете показать нам, где он сейчас?

— Тарнум? — по голосу Вианны было понятно, что это имя ни о чём ей не говорит. — Попробую, мне не впервой искать пропавших. Садись вот сюда.

Улисса присела на указанную ей табуретку перед низким трехногим столиком с магическим шаром в бронзовой оправе.

— Смотри в шар и представляй себе того, кого ищешь, — сказала старуха, стирая рукавом пыль с магического прибора.

Улисса устремила взгляд вглубь шара. Остальные стояли рядом и тоже с нетерпением вглядывались в зеленоватое стекло. Вскоре в нем проступило изображение — двое юношей и рыжеволосый мужчина постарше, облаченные в потертые кожаные доспехи, сидели у костра и о чем-то беседовали.

— Ну, вот ваш Тарнум, — промолвила Вианна. — Жив-здоров, беспокоиться не о чем.

— А где он? — спросила Улисса.

— Да вот же, — провидица ткнула костлявым пальцем в рыжего мужчину.

— Я имею в виду, в каком месте Аксеота он сейчас находится?

— Я так не вижу, отодвинься. Да нет, не от шара, а от того, что в нем отражено. Мысленно отодвинься, поняла?

Улисса попыталась последовать совету старухи, изображение сидящих у костра мужчин уменьшилось, и в шаре стало видно то, что находилось вокруг них — небольшой деревянный дом, какие-то хозяйственные постройки во дворе, привязанный у изгороди гнедой конь.

— Еще немного, — скомандовала Вианна. — Представь, что ты летишь в небе над ними, как птица. Вот так. Выше, еще выше!

Фигуры мужчин постепенно превратились в крохотные точки, и затем и вовсе исчезли из виду; дом, у которого они сидели, стал едва различимым квадратиком среди множества таких же. Зато весь город был теперь как на ладони — зубчатые крепостные стены с мощными приземистыми башнями, окруженные чахлой растительностью скромные одноэтажные домишки, узкие улочки, сходящиеся к центральной площади, посреди которой стоял неказистый, но внушительный замок из грубого серого камня.

— А, понятно, — сказала провидица. — Это Стангард.

— Стангард? — переспросила Улисса. — Где это?

— Ох, неблизко… В землях варваров, это у них один из самых больших городов. Занесло, в общем, вашего Тарнума на самый край света.

— И как же нам туда добраться?

— Ну, это уж не ко мне вопрос, — развела руками старуха. — Думайте сами.

— Что ж, спасибо за помощь, — Улисса протянула Вианне несколько золотых монет.

— Да убери ты свое золото! — возмутилась провидица. — Мне ничего не нужно, у меня всё есть.

Улисса с сомнением обвела взглядом ее убогую хижину, но спорить не стала.

Столичный город Аранорн встретил путешественников буйной зеленью садов и скверов, благоуханием цветов, прохладой тенистых улиц и нарядным разноцветьем эльфийских домов. Они разместились в гостинице, а затем Улисса сходила в ратушу и вернулась оттуда с грамотой, подписанной губернатором. Документ был адресован купцам, чей караван через полторы недели отправлялся в варварские земли через Стангард, и предписывал им взять с собой высокую авлийскую гостью и ее спутников.

И вновь потянулась долгая утомительная дорога — сначала по густым эльфийским лесам, затем по каменистой, выжженной солнцем степи. Примерно через полмесяца караван прибыл в Стангард.

Проходя по этому варварскому городу, четверо путников смогли в полной мере проникнуться его суровой атмосферой, столь отличающейся от того, что они встречали в уютных поселениях эльфов и новоэрафийцев. Постройки здесь были простыми и грубыми, без малейших украшений, но весьма добротными; от низких, но очень толстых крепостных стен веяло солидностью и несокрушимой мощью.

— Эх, умели бы у нас в АвЛи так строить, — мечтательно вздохнул Ксанф, оглядев эти стены.

— О нет, лучше уж не надо, — поморщилась Улисса.

— Унылый какой-то город, — поддержала ее Каури. — И зелени явно не хватает.

— И воды, — добавил Тинос, тщетно выискивая взглядом хоть какую-нибудь лужицу, где можно было бы освежить иссушенное жаркими степными ветрами тело.

Вспомнив увиденное через прибор старухи Вианны, путешественники без особого труда нашли тот район, где жил Тарнум. Прежде чем отправляться к бессмертному герою, они зашли в таверну, расположенную как раз напротив его дома — отдохнуть с дороги, перекусить, а заодно и навести справки. Хозяин заведения, громадный зеленокожий огр с массивным черепом и курчавыми рыжими волосами на широкой груди, поднес им по большой кружке мутного темного пива с резким, тяжелым запахом. Ксанфу напиток пришелся по вкусу; Каури же выпила его с нескрываемым отвращением, а Улисса и вовсе не решилась попробовать и уступила свою порцию демону, к большой радости последнего. За отдельную плату в несколько золотых монет хозяин рассказал им всё, что знал о Тарнуме. По его словам, это была весьма известная в Стангарде личность. В незапамятные времена — огр затруднился сказать, когда именно — бессмертный герой появился в этих краях вместе со своим приемным сыном Ваерджаком. Они ходили по селениям и убеждали варваров, погрязших в братоубийственных войнах, прекратить резню и обратиться к идеалам чести и милосердия. В итоге им удалось сплотить вокруг себя общину, сперва небольшую, но в дальнейшем сильно разросшуюся. Вождем ее стал Ваерджак, впоследствии давший начало королевской династии. Тарнум же сначала занимал должность советника при нем и нескольких последующих королях, а затем, убедившись, что новое государство достаточно окрепло и способно обойтись без его помощи, отошел от дел и уединенно поселился здесь, в скромном домике на окраине Стангарда. Ни семьи, ни близких друзей он не имел, но двери его дома всегда были открыты для всех интересующихся историей его долгой и богатой событиями жизни. Но, при всём уважении, которым пользовался в городе Тарнум, имелись у него и недоброжелатели — слишком уж интеллигентен он был для варвара, да к тому же владел магией, которая здесь считалась занятием, недостойным настоящего воина.

Черный сторожевой пес, привязанный во дворе Тарнума, при виде гостей залился истошным лаем. Здоровенный лохматый монстр рычал, скалил зубы, изо всех сил рвался с цепи.

— Ну, что ты разбрехался, Клык? — раздался из глубины дома недовольный голос хозяина. — Что там еще?

Дверь отворилась, и на пороге показался мужчина из магического шара аранорнской провидицы. Он был высок и худощав, с открытым загорелым лицом, темными миндалевидными глазами и пучком длинных волос, перетянутых кожаным ремешком. На вид ему нельзя было дать больше сорока лет, но в его взгляде и голосе сквозила неимоверная усталость.

— Гляди-ка, Клык, никак гости пожаловали, — улыбнулся он, но глаза остались грустными. — Вы ко мне?

— Да, друг эльфов, к тебе, — сказала Улисса.

Взгляд Тарнума вспыхнул:

— Неужели кто-то в Аранорне еще помнит, что я друг эльфов?!

— Мы не из Аранорна. Мы телепортировались с Антагариха, чтобы отыскать тебя.

— Ну так заходите. А Клыка моего не бойтесь, он вас не тронет.

Хозяин отпер калитку, и четверо гостей, опасливо косясь на присмиревшего пса, прошли во двор.

— И как же я сразу не догадался, что вы с Антагариха, — покачал головой Тарнум. — Ведь среди вас есть элементаль, причем настоящий, из Стихийных Плоскостей.

— А что, бывают ненастоящие, не из Плоскостей? — с некоторой обидой спросил Тинос.

Тарнум улыбнулся:

— На Антагарихе вряд ли, а здесь, в Аксеоте, только такие и бывают. Их вызывают маги заклинаниями, а в эльфийских городах для этого еще и алтари специальные есть. Да я и сам немного владею этим искусством. Показать?

— Ну, покажи, — неуверенно попросил Тинос.

Тарнум зачерпнул из колодца ведро воды и, сделав над ним несколько магических пассов, опрокинул на землю. Вместо текучей жидкости из ведра выплеснулась прозрачная желеобразная масса, которая непрестанно колыхалась, образуя выросты и впячивания. В конце концов своими расплывчатыми очертаниями она стала отдаленно напоминать водоплавающую птицу без ног, с массивным телом, длинной изогнутой шеей и почти неразличимой головой. Плавно перетекая с места на место, существо приблизилось к Тарнуму, издало булькающий звук и скривилось в подобии почтительного поклона.

— И это, по-твоему, элементаль?! — возмущенно вскричал Тинос, с ужасом и омерзением глядя на уродца.

— Ну так ведь и я не лорд Акваландр, — развел руками Тарнум.

Тинос нахмурился. Он вспомнил: перед ним стоит победитель Стихийных Лордов, враг Сопряжения, которого следует ненавидеть. Но, как ни удивительно, элементаль не испытывал к нему ни малейшей ненависти. Слишком обаятельным был этот человек с добрыми глазами, мягкой улыбкой и доверительными интонациями в голосе, больше похожий на мирного крестьянина, нежели на грозного воителя. Тинос перевел взгляд на убогое водяное существо, которое не откликалось на его ментальные призывы и в котором он совершенно не чувствовал своего брата по стихии.

— Может, уберешь его, а? — обратился он к Тарнуму.

— Да он вообще-то к утру сам исчезнет — я не настолько силен в магии Природы, чтобы поддерживать его долго. Но, если ты так хочешь, могу и убрать.

Тарнум махнул рукой, и созданный им элементаль растекся лужицей воды.

— А что ж я вас во дворе-то держу? — спохватился бессмертный герой. — Пойдемте-ка в дом.

Хозяин провел гостей в просторную горницу, в аскетически строгой обстановке которой не было ничего лишнего — только некрашеный деревянный стол посредине и две длинные скамьи по сторонам от него.

— Ну, рассказывайте, как там дела на Антагарихе, — произнес Тарнум, присев на лавку. — Я ведь там не был с самого Судного дня и мало что знаю о дальнейшем. Слышал только, что Эрафия вроде бы уцелела в катастрофе, а вот АвЛи после лесных пожаров превратилась в покинутую эльфами пустыню. Бракада, говорят, вообще разрушена напрочь… Это так?

— Да, Бракада уничтожена полностью, как и Крюлод с Таталией, — сказала Улисса. — Землетрясения, вулканы и небесный огонь сделали свое черное дело. А полвека спустя на этих землях разразился еще один катаклизм, и они вообще ушли под воду. Эрафия… Она пятьдесят лет боролась за выживание… Прости, Тарнум, мне тяжело говорить, какая судьба ее постигла… А вот в АвЛи дела не так плохи, как ты думаешь. Пожары там действительно были жестокими, но Священные рощи после этого всё-таки возродились. Конечно, теперь они уже не те, что прежде, но, во всяком случае, это отнюдь не пустыня. И далеко не все эльфы оттуда ушли — те, кто по-настоящему любил свою страну, живут в ней и по сей день.

Глаза Тарнума засветились каким-то особенным светом:

— О, как же я рад это слышать! Я ведь прожил в АвЛи много десятилетий, и это было самое счастливое время в моей жизни. Стыдно сказать, но я даже родной Крюлод не любил так, как эту страну… Вот в здешнем Аранорне вроде бы тоже и леса замечательные, и эльфы с драконами живут, но ведь это же совсем не то…

— К несчастью, над АвЛи сейчас нависла новая угроза, — сказала Улисса. — Собственно, поэтому мы к тебе и пришли: без твоей помощи там не обойтись.

— Разумеется, я помогу! — воскликнул Тарнум. — Да я бы за АвЛи костьми лег, если б Предки позволили!

— А что, твои боги могут не позволить тебе защищать АвЛи? — поинтересовался Ксанф.

— Защищать позволят, а вот костьми лечь — вряд ли, — невесело усмехнулся варвар. — Это мое бессмертие — как проклятие. Наверное, я никогда от него не избавлюсь. Как только всякие враги ни пытались меня убить — и мечом в сердце, и кинжалом в живот, и стрелы отравленные пускали. А в последний раз, уже здесь, в Аксеоте, меня с перебитыми руками и ногами сбросили в пропасть со скалы — и тоже без толку. Знал бы кто, как мне опостылела эта вечная жизнь!

— Сочувствую, — сказала Каури. — Но там, куда нам предстоит отправиться, твоя неуязвимость может оказаться очень полезной. Поверь, мне в свое время уже довелось иметь дело с подобной опасностью, и в той ситуации бессмертие пришлось бы очень кстати и мне, и тем более моим погибшим соратникам.

— Что же у вас за ситуация такая? — спросил заинтригованный Тарнум. — Какая опасность грозит АвЛи?

— Темная это история, — вздохнула Улисса. — Я тебе уже говорила, что через полвека после Судного дня у нас случилась еще одна катастрофа. Помимо всего прочего, она привела к потере связи нашего мира со Стихийными Плоскостями, и Священные рощи лишились живительной энергии Сопряжения. Но это еще полбеды. Хуже другое: сейчас в Стихийных Плоскостях вместо прежних Лордов появился какой-то новый Властитель Стихий, который пытается восстановить связь с нашим измерением. Эльфы уцепились за эту возможность и всячески ему помогают, но тем самым они только губят себя.

— Почему? — не понял бессмертный герой. — Сама же говоришь — их лесам не хватает живительной силы Стихий.

— Это так, но сейчас разрушение барьера — явно не к добру. Из нас четверых трое были на том месте, откуда Властитель говорит с народом, и почувствовали, какой ужас и хаос царит сейчас в Сопряжении. Да уж лучше и дальше оставаться без поддержки Стихий, чем получить то, что грозит пролиться на нас из их Плоскостей!

— Сто с лишним лет назад нечто подобное уже случалось, — сказала Каури. — Некий Разрушитель захватил Стихийные Плоскости, открыл порталы в Жаддам и направил туда элементалей, чтобы уничтожить весь мир силами Стихий. Мы с ним тогда еле справились.

— А сейчас всё может обернуться еще хуже, — добавил Ксанф. — У того Разрушителя хотя бы не было Кристалла Силы, а у нынешнего врага он, судя по всему, есть.

— Какой еще Кристалл? — недоуменно поднял брови Тарнум.

— Очень сильный и опасный артефакт, он уже две катастрофы вызвал — сперва Судный день, а затем и тот катаклизм, когда разорвалась связь измерений. Ты же помнишь Клинок Армагеддона? Так вот, Кристалл Силы был замурован в его рукоятке, отсюда и такая мощь этого Клинка.

Лицо Тарнума побледнело.

— Если так, то дела, похоже, совсем плохи, — пробормотал он с выражением крайней озабоченности.

— Боюсь, что да, — подтвердила Улисса. — Пока не поздно, надо во что бы то ни стало проникнуть в мир Сопряжения, чтобы разобраться с этим Властителем и его Кристаллом. И вот тут у нас вся надежда на тебя, Тарнум. Ты ведь уже ходил в Стихийные Плоскости во времена их войны с Бракадой — так покажи нам путь! Конечно, тогда всё было проще, поскольку измерения еще не были разделены барьером. Но ты же великий маг — может быть, тебе по силам этот барьер преодолеть?

— Я не маг, — хмыкнул Тарнум. — Я варвар, овладевший магией. И в Плоскости я тогда проник по-варварски, чем сильно навредил Бракаде. Когда Стихийные Лорды готовились напасть, Великий Визирь Гэйвин Магнус попросил меня предотвратить их вторжение. А я, вместо того, чтобы готовиться к обороне, решил дать бой элементалям в их же Плоскостях. Нашел в библиотеке книгу с заклинанием, переносящим туда, ну и перенесся. И оставил после себя дыру между измерениями, через которую элементали устремились в Бракаду. Самим бы им еще нескоро удалось открыть портал, а я им, получается, помог. Они тридцать лет сеяли там смерть и разрушения, и всё из-за моей неосторожности. Вы же не хотите, чтобы эта история повторилась сейчас в АвЛи?

— Нет-нет, конечно же! — в ужасе воскликнула Улисса. — Но разве нам остается что-то другое? Мы надеялись, что можно проникнуть в Плоскости, не нарушая барьера, но если нельзя, тогда придется…

— Разве я сказал, что нельзя? — перебил ее Тарнум. — Я сказал лишь, что я этого не умею. А вот, например Магнус справился бы с этой задачей куда лучше моего — он-то, не в пример мне, действительно великий маг. Он меня, кстати, по завершении той эпопеи костерил последними словами за мое самоуправство. Говорил, что если б знал о моих планах, перенес бы меня в Плоскости без всяких дыр между мирами, так, что ни один элементаль ни просочился бы. Вот чьи способности пришлись бы сейчас как нельзя кстати.

— Да что ж теперь о нем говорить, — вздохнула Улисса. — Он ведь погиб в Судный день.

— Ничего подобного! Не погиб, а попал в Аксеот. Да и не мог он погибнуть — при его-то бессмертии…

— О боги… — растерянно прошептала светлая эльфийка, схватившись за голову. — Великий маг, бессмертный герой из затопленной страны… Так это про Магнуса?

— Значит, он в Аксеоте? — спросил Тарнума Тинос. — А где? Нам же надо его найти…

— Он живет во дворце у короля Великого Аркана. Но я вовсе не уверен, что мы сможем воспользоваться его способностями, хотя надежда есть. Во-первых, по возвращении из Стихийных Плоскостей я на всякий случай применил одно заклинание и заставил Магнуса забыть о тех событиях. Понимаете, не особенно я ему тогда доверял, боялся, как бы он сам не вознамерился подчинить себе Сопряжение. Но это еще ладно, из памяти ничто бесследно не стирается, если я заставил что-то забыть — могу обратным заклинанием заставить вспомнить. С Магнусом есть проблема посерьезнее: у него давно уже, мягко говоря, не в порядке голова. Когда-то он пытался захватить власть над Великим Арканом и создал для этого артефакт, маятник, через который мог навязывать подданным свою волю. Сумел загипнотизировать почти всё население, но и его собственный разум стал зависимым от этого артефакта. А когда его враги маятник разбили, вместе с ним разрушился и его рассудок. Вот с тех пор он и пребывает уже больше ста лет в полном безумии. Но, знаете, я несколько раз, бывая в Аркане, посещал этого бедолагу, и мне кажется, что он не так уж безнадежен. Придворные лекари просто не стараются его исцелить, более того — одурманивают успокоительными зельями, чтобы, чего доброго, не пришел в себя и не вспомнил о своих претензиях на престол. А что еще с ним делать — казнить нельзя, жестокость у них не поощряется, да и вряд ли получится — бессмертный же… Мне кажется, если мы попросим арканских правителей отпустить Магнуса с нами на Антагарих, те будут только рады избавиться от него. А уж там, если прекратить травить его зельями и применить кое-какую лечебную магию, он постепенно оправится — сколько же лет можно страдать умопомрачением из-за какого-то разбитого артефакта? Так что, если вам не лень прокатиться до Великого Аркана, можем попытаться.

— Конечно! — воскликнула обрадованная Улисса. — Мы всё равно собираемся телепортироваться назад через лабораторию арканских магов, так что нам по пути.

— Когда отправляемся? — с нетерпением спросил Тинос.

— Да хоть завтра, — улыбнулся Тарнум. — Лошадь у меня есть, карета тоже. Откладывать нет никакого смысла. Да и вообще, мне хочется уже поскорее оказаться в АвЛи. И сделать хоть что-то, чтобы оградить ее от беды. И если мы преуспеем в этом — кто знает, может, Предки всё-таки простят меня и примут, наконец, к себе?

Выезжать решили завтра на рассвете. Пока же гости расположились на отдых в доме Тарнума: эльфийкам он уступил свою спальню, Ксанфу постелил медвежью шкуру в углу маленькой комнатки, где хранилась хозяйственная утварь, а Тинос с его позволения нырнул в колодец. Сам же хозяин, попрощавшись со всеми до утра, пошел собирать вещи и пристраивать к соседу свою собаку.

Поздним вечером он постучал в дверь комнаты Ксанфа:

— Ты еще не спишь, демон?

— Еще нет, а что? — отозвался криган, вскакивая на ноги.

— Прости, что побеспокоил тебя, — сказал Танрум, войдя в комнату и присев на шкуру рядом с ним. — Меня очень волнует этот Кристалл Силы. Расскажи о нем подробнее. Всё, что знаешь.

Ксанф протер глаза, потянулся и начал свой рассказ. Сперва он поведал бессмертному герою древние криганские предания о таинственном камне, хранящем в себе сокрушительную силу Преисподней и способном даровать своему хозяину власть над целым миром. Затем перешел к изложению истории своего отца. Он рассказал, как, создавая Клинок Арамгеддона, тот впервые прикоснулся к сокрытому в одном из его компонентов Кристаллу Силы — еще не зная о нем, но уже чувствуя его могучую темную энергию, волнующую и неимоверно притягательную. Затем — о второй встрече Ксерона с Кристаллом, на этот раз заключенным в Сферу Ада и делавшему ее незримые лучи губительными для любого чужеземца. И, наконец, о том, как во время войны за Стихийный Остров Ксерон обрел Кристалл в чистом виде и неосторожно пробудил его энергию, устроив страшное бедствие, не погубившее весь мир лишь из-за того, что Кристалл при этом улетел в Стихийные Плоскости. В завершение Ксанф привел слова Дерева Знаний о некоей чуждой силе, витающей в Плоскостях и грозящей Антагариху невиданными бедами.

— Я уверен: Дерево имеет в виду этот злополучный Кристалл, — сказал он. — И, судя по всему, новоявленный Властитель Стихий черпает свою силу именно из него. Эту вещь надо во что бы то ни стало изъять из Плоскостей!

— Разумеется, надо, — согласился Тарнум. — Но только… Послушай, демон, ответь-ка мне на один вопрос, только честно…

— Я даже знаю, на какой, — губы Ксанфа скривились в горькой усмешке. — Тебя интересует, не хочу ли я сам обладать Кристаллом Силы и не для того ли собираюсь в Плоскости, чтобы заполучить его?

-Да уж, в проницательности тебе не откажешь…

— Ну да, у меня есть некоторые способности к телепатии. Но и без них было бы несложно догадаться: ты ведь уже не первый меня об этом спрашиваешь. И почему же вы все считаете, что раз криган — значит обязательно агрессор? Сейчас ведь уже не те времена, когда мои собратья жаждали власти над всем миром. Эофол давным-давно завоеван эльфами, мы приняли авлийское подданство и служим их королю. И, между прочим, верно служим — за все семьдесят с лишним лет не было ни одного восстания.

— А разве тебе не хочется его устроить? — Тарнум внимательно взглянул в глаза собеседнику. — С Кристаллом Силы у тебя были бы все шансы освободить свой народ от эльфийского владычества…

— Слушай, друг эльфов, ты к чему меня подстрекаешь, а?! Или это ты проверяешь мою лояльность АвЛи?

— Ты, как всегда, догадлив. Не обижайся, я просто видел, как горели твои глаза, когда ты рассказывал о Кристалле.

— Да не нужен он мне! — вскричал Ксанф, теряя терпение. — Ну чем мне поклясться, чтобы ты поверил?

— Не надо клясться. Я верю, что сейчас он тебе действительно не нужен. Но будешь ли ты думать так же, если он окажется в твоих руках? Сдается мне, этот артефакт страшен не только своей разрушительной энергией, но и способностью подчинять себе владельца, навязывать ему свою волю. Подобное когда-то случилось с Джелу — ты же знаешь эту историю, как он скрестил свой Клинок Армагеддона с Ледяным Клинком Килгора и тем самым вызвал Судный день? А ведь хотел совсем другого — уничтожить оба Клинка и тем самым предотвратить катаклизм. Искренне верил, что действует во спасение мира, и не чувствовал, что уже порабощен Клинком Армагеддона. Точнее, как я теперь понимаю, Кристаллом Силы. Артефакт жаждал катастрофы — вот и устроил ее руками Джелу, а тот так до самого конца ничего и не понял. И с твоим отцом, по сути, произошло то же самое — Кристалл напрочь лишил его разума и попросту заставил взорвать Стихийный Остров. Так что берегись: кто знает, на что он может тебя подвигнуть?

— Ну уж нет! — воскликнул Ксанф, лихорадочно сверкая глазами. — Я не отец, у меня хватит сил не поддаться!

— Ох, не знаю… Вот наблюдаю я за тобой — и вижу в тебе что-то такое… Не знаю, как объяснить, но такие, как ты, бывают очень чувствительны к влиянию подобных вещей. Нет-нет, я не сомневаюсь в чистоте твоих помыслов, но, может быть, тебе всё же лучше не ходить в Плоскости и не сталкиваться с этим Кристаллом?

— Я бы, может, и не пошел, — сощурился криган. — Но, боюсь, без меня никто из вас Кристалл не найдет. У меня-то на него чутье, от отца досталось, а у вас — нет.

— Ну хорошо. В таком случае — иди, только умоляю тебя: будь крайне осторожен. И вот еще какой вопрос: ты говоришь, что Кристалл необходимо забрать из Плоскостей — а куда? Как ты мыслишь его дальнейшую судьбу?

— Я об этом еще не думал. Главное — забрать, а там видно будет. Хотя, конечно, в нашем мире ему тоже не место.

— У меня есть одна идея. Я могу попросить Предков, чтобы те взяли Кристалл к себе и надежно скрыли от всех живущих. В свое время они уже предлагали мне поступить так с Ледяным Клинком, но, к несчастью, соперники увели его у меня из-под носа. Надеюсь, Предки не откажутся спрятать в своем потустороннем хранилище и Кристалл Силы — он ведь не менее, а может, и более опасен, чем Ледяной Клинок.

— Да, пожалуй, это будет лучший выход, — согласился Ксанф. — Тогда уж Кристалл точно никому больше не навредит.

— Вот и отлично. Договорились. А теперь ложись-ка ты спать — перед дальней дорогой не мешает как следует отдохнуть.

Тарнум вышел, а Ксанф еще долго ворочался без сна: на него с новой силой нахлынуло воспринятое когда-то от отца острое чувство манящей и опьяняющей, но при этом смертельно опасной энергии, заключенной в Кристалле Силы.

Постояльцы Тарнума проснулись рано утром, разбуженные на редкость горластым соседским петухом. Наскоро собравшись, они вышли во двор и увидели у ворот лошадь, запряженную в карету. Рядом, прислонясь к калитке и задумчиво глядя на дорогу, стоял хозяин.

— Ну что, готовы? — произнес он. — Сейчас поедем… сейчас…

Обернувшись, Тарнум медленно обвел глазами дом, двор, пустую собачью будку, а затем вновь устремил взгляд за ограду.

— Прощай, Стангард, — промолвил он с печальной полуулыбкой. — Может, и не лучшие мои годы прошли здесь, но уж наверняка не худшие. Всякое тут бывало: друзья, враги, победы и поражения, радости и разочарования… Да, всё было…

Тарнум замолк и еще долго стоял у забора, качая головой, хмурясь и улыбаясь каким-то своим, никому не ведомым думам и воспоминаниям. Тинос с недоумением смотрел на бессмертного героя: вчера тот горел нетерпением скорее оказаться на Антагарихе — так почему же сейчас медлит, не в силах расстаться с аксеотскими краями? Будто услышав мысли элементаля, варвар вдруг резко повернулся и решительным шагом направился к лошади. По его лицу и походке было ясно: чем бы ни закончилась его миссия в АвЛи — сюда он в любом случае уже не вернется.

Их карета долго тряслась по разбитой дороге через бескрайнюю степь, наводящую тоску своим унылым однообразием. Сразу за пограничным постом на въезде в Великий Аркан ландшафт резко изменился — вместо плоской равнины с жухлой растительностью здесь были пологие холмы, поросшие раскидистыми деревьями, а вместо неприглядных варварских жилищ — опрятные домики магов, выкрашенные в яркие жизнерадостные цвета. Посреди большинства селений высились стройные башенки из камня или дерева; иногда на их плоских крышах были различимы фигуры облаченных в пестрые халаты людей, застывших с простертыми к небу руками — то ли молящихся, то ли улавливающих рассеянную в пространстве магическую энергию.

— А вот, кажется, и Аркания, — Улисса указала рукой на открывшийся за поворотом большой город, живописно раскинувшийся на склонах высокого холма и сверкающий многочисленными золочеными куполами.

Въехав в город, Тарнум остановил карету у ворот таверны.

— Пойду наведаюсь к здешнему королю, — сообщил он. — Надеюсь вернуться вместе с Гэйвином Магнусом.

Улисса тем временем решила разыскать лабораторию магов, занимающихся межмировой телепортацией, а Тинос предложил Ксанфу и Каури прогуляться по городу. Встретиться договорились в таверне.

Столица Великого Аркана произвела на элементаля и его спутников весьма приятное впечатление. Город был чистым, ухоженным, с многочисленными фонтанами и мраморными статуями. По-видимому, сегодня здесь отмечался какой-то праздник — двери и окна многих домов были украшены гирляндами цветов, а на главной площади играла музыка. На базаре, куда они зашли по предложению Ксанфа, тоже было шумно и весело — бродячие артисты развлекали публику, выпуская из ладоней фейерверки разноцветных огоньков или создавая иллюзии диковинных зверей, детишки в одинаковых синих мантиях и конусообразных шапках — видимо, ученики школы волшебников — состязались в искусстве левитации, подбадриваемые толпой азартно переживающих зрителей. Ксанф, Тинос и Каури долго рылись в ворохе артефактов, выложенных на прилавок торговца магическими вещами, но так и не присмотрели ничего подходящего. Лишь матриарх приобрела себе изящную золотую подковку — не столько для обещанного продавцом привлечения удачи, сколько просто на память об Аксеоте.

Когда они уже выходили с рынка, их окликнул смуглый черноволосый мужчина, стоявший у разрисованной золотыми звездами палатки:

— Эй судьбу свою узнать не желаете? Заходите — погадаю!

Переглянувшись, они зашли в палатку. Предсказатель уселся за круглый столик, жестом приглашая их располагаться рядом.

— Ну, кто первый хочет узнать свое будущее? — спросил он, тасуя колоду карт.

— Да у нас, судя по всему, на ближайшее время судьба будет общей, — сказал Ксанф, явно не желавший тратить лишние деньги. — Так что можешь гадать всем сразу.

— Хорошо. Для начала поглядим, что ожидает вас завтра.

Выхватив из колоды одну карту, маг положил ее на стол. На карте были изображены две извилистые линии.

— Ага. Вам предстоит какая-то дальняя дорога.

— Точно, — кивнул Тинос. — Очень и очень дальняя — аж в другой мир.

— Вот видите, мои карты не лгут, — самодовольно улыбнулся гадатель. — А теперь посмотрим, что будет с вами в дальнейшем.

Он вновь перемешал карты, затем рассыпал их по столу и начал перекладывать по какой-то одному ему известной системе, переворачивая, собирая в стопки и вновь раскладывая по одной. В конце концов он сгреб все карты в кучу, оставив только три — со страшной звероподобной рожей, с причудливо изломанной линией и с восьмиконечной черной звездой.

— Да уж, порадовать вас особо нечем, — озабоченно произнес он, почесав в затылке. — В будущем у вас, во-первых, встреча с лютым врагом, а во-вторых — разбитые надежды.

— А в-третьих? — спросил элементаль, указывая на карту со звездой. — Что сулит нам вот эта карта?

— А, эта… — в глазах мага отразилось некоторое замешательство. — Ну, в общем, она обозначает большие неприятности.

Когда они вышли из палатки, Ксанф разразился непристойной бранью.

— Да уж, прогноз — лучше некуда! — добавил он, чуть остыв. — И зачем только мы пошли к этому хрычу — всё настроение испортил, гад! Лютый враг — это понятно, но разбитые надежды?! Что он имел в виду?

— Не надо так серьезно относиться к его предсказаниям, — сказала Каури. — На картах гадают только шарлатаны, настоящие маги, чтобы увидеть будущее, пользуются другими средствами.

— Какими? — уныло поинтересовался криган.

— Заклинаниями, опьяняющими снадобьями, магическими шарами… Но уж никак не картами.

В таверне их уже ждала Улисса.

— Я договорилась с волшебниками, — сказала она. — Нас готовы телепортировать хоть сегодня. Представляете, в этой лаборатории до сих пор работает тот джинн, который отправлял отсюда в Эрафию моего мужа. Надо сказать, он очень удивился, что я была женой Николая, всё никак не мог поверить в возможность брака эльфийки с человеком.

— Ясное дело, — заметила Каури. — Подобные союзы — большая редкость. Кому же из нас захочется связывать судьбу с таким недолговечным существом? Лично я бы ни за что не вышла замуж за человека. Зачем это нужно — чтобы овдоветь в расцвете лет, а потом и детей своих похоронить?

— А я вот вышла, — тихо проговорила Улисса, глядя куда-то вдаль. — И похоронила — мужа, сыновей, внука…

— Ну и как? — в глазах темной эльфийки читался неподдельный интерес. — Оно того стоило?

— Давайте не будем обсуждать здесь мою личную жизнь, — холодно ответила Улисса, внезапно переменившись в лице.

Тинос и Ксанф с тревогой смотрели на Каури, опасаясь, как бы та не сказала какую-нибудь резкость. Но на сей раз у матриарха хватило такта не обострять ситуацию.

— Хорошо, примирительно произнесла она. — Не будем так не будем.

Ближе к вечеру пришел Тарнум — как и предполагал, не один. Варвар вел под руку худощавого мужчину с высоким лбом, серо-голубыми глазами и коротко стриженными русыми волосами. Пропорционально сложенный, с тонкими благородными чертами лица, он был бы весьма привлекателен, если бы не пустой, абсолютно ничего не выражающий взгляд и не застывшая на губах широкая бессмысленная улыбка.

— Знакомьтесь — Гэйвин Магнус, великий визирь Бракады, — произнес Тарнум, усаживая мужчину на скамью в таверне. — Как я и ожидал, мне отдали его без проблем. Что ж, теперь у арканского короля стало одной головной болью меньше. А у нас — одной больше… Но я очень надеюсь на эльфийское искусство врачевания, — Тарнум внимательно посмотрел на Улиссу. — Насколько я помню, оно способно творить чудеса.

— Ох, не знаю… — смущенно пробормотала светлая эльфийка.

Она повернулась к Магнусу:

— Великий визирь! Господин Магнус!

Бывший бракадский повелитель продолжал сидеть с тем же отсутствующим видом, глупо улыбаясь и тараща глаза.

— Гэйвин!

И снова Улисса не дождалась никакой реакции.

— Такое ощущение, что он ничего не слышит…

— Сейчас проверим, — деловито завил Ксанф.

Он положил ладонь на лоб Магнуса, закрыл глаза и замер с сосредоточенным видом.

— Да нет, всё он слышит и видит, — произнес демон спустя некоторое время. Но при этом совершенно ничего не соображает. В голове пусто, как у зомби — ни мыслей, ни эмоций.

— Он, наверное, еще под воздействием лекарств, — предположил Тарнум. — И вообще, мне кажется, он почувствует себя лучше, когда окажется в родном мире. Кстати, что там у нас с телепортацией?

— У магов всё готово, так что можно уже идти в лабораторию, — сказала Улисса.

— Ну что же, тогда пойдемте, — предложил варвар.

— Слушай, Тарнум, а куда ты свою лошадь денешь? — задал Тинос давно занимавший его вопрос. — Не с ней же телепортироваться?

— А я оставлю ее вместе с каретой хозяину этой таверны. Думаю, он останется доволен таким подарком.

Лаборатория магов располагалась в нарядном двухэтажном доме, похожем на дворец, с темно-зелеными стенами, белыми мраморными колоннами и изящной позолоченной башенкой на крыше. Внутри, в полутемном зале с коврами на стенах, сидели двое — синекожий джинн с высоким тюрбаном на голове и пожилой человек в традиционном для здешних чародеев наряде — расшитом серебром узорчатом халате и остроконечной шляпе.

Поприветствовав вошедших странников коротким поклоном, джинн спросил, обращаясь к Улиссе:

— Вас телепортировать как мы договаривались? К артефакту?

— Да, — кивнула эльфийка. — К магическому шару.

Придирчиво оглядев ряд прислоненных к стене жезлов, джинн выбрал из них один, с затейливой резьбой и полукруглым каменным набалдашником, и протянул его Улиссе.

— Держите и представляйте себе этот ваш шар.

Она приняла жезл, и менее чем через минуту камень на его конце вспыхнул ярким зеленым светом.

— Ого! — воскликнул джинн, удивленно качая головой. — Видать, сильный у вас там артефакт, раз так быстро связь установилась.

— Да, довольно сильный, — согласилась Улисса. — Вашими же мастерами сделан.

Встретив недоумевающий взгляд собеседника, она пояснила:

— Когда королева Катерина возвращалась отсюда в Эрафию биться с криганами, к ее войску присоединилась сотня арканских магов. Они основали там гильдию, занялись исследованиями и созданием всяческих артефактов. Этот шар — единственное из их творений, которое дошло до наших дней.

— А, тогда понятно, — протянул джинн.

Он взял у Улиссы жезл и, почтительно поклонившись, передал его другому магу. Тот неспешно встал, прошествовал в середину зала и взмахом жезла описал широкую дугу, упирающуюся концами в пол. Полыхающий зеленым огнем камень оставил в воздухе след в виде светящейся арки, которую тут же заволокло невесть откуда появившимся туманом.

— Можете идти, — объявил волшебник, указывая жезлом на портал.

Телепортация, вопреки ожиданиям, прошла легко и безболезненно. Единственными неприятными ощущениями были небольшое головокружение и минутное потемнение в глазах. Выйдя из тумана, шестеро путешественников оказались в просторном помещении с высоким сводчатым потолком, с которого свисала массивная бронзовая люстра. На стенах в несколько ярусов вплотную друг к другу висели многочисленные картины, а на маленьком круглом столе, застеленном красным сукном, стоял запыленный магический шар, покрытый стеклянным колпаком.

— Где мы? — поинтересовался Тинос, осматриваясь.

— В ратуше Хармондейла, — вполголоса ответила Улисса. — Вот на этот шар настраивались арканские маги, чтобы открыть нам портал.

— Раз уж мы всё равно здесь — может, глянем, что в АвЛи делается? — предложил Ксанф, косясь на прибор.

Улисса едва заметно нахмурилась:

— Нет, нельзя. В этот шар уже почти восемьдесят лет никто не смотрел, и мы не станем.

— Неужели это тот самый? — дрогнувшим голосом спросил элементаль, поеживаясь от нахлынувших неприятных воспоминаний.

— Да. Тот.

— О чём это вы? — не понял криган. — Какой еще «тот самый»?

— Тот, через который предки нынешних новоэрафийцев наблюдали падение Мирхема. С тех пор к этому шару никто не прикасался. Он стоит здесь как реликвия, чтобы помнили…

— Вот никак я не привыкну к странностям здешнего народа, — произнесла Каури, пряча усмешку. — Иметь такой мощный магический инструмент — и не пользоваться им?!

— Был инструмент, а теперь святыня, — сурово пояснила Улисса. — Пользоваться им как инструментом — кощунство, а я кощунствовать не хочу. Пусть горящий Мирхем останется последним, что видел этот шар.

— Хм… А пыль с него стереть — это, видимо, тоже кощунство, раз за восемьдесят лет никто не сподобился? — пробормотала Каури себе под нос, но, к счастью, так тихо, что ее услышал лишь стоявший рядом Ксанф.

Тем временем Тарнум, держа за руку бессмысленно уставившегося в пол Магнуса, увлеченно разглядывал картины на стенах.

— Здесь показана вся история Эрафии, — объяснила Улисса, заметив его интерес. — Вот, например, Рион Первый приручает грифонов, чтобы использовать их в битвах. Это — строительство Стедвика, а вот это Рион объявляет себя королем…

— А это, как я понимаю, наша с ним дуэль, — промолвил Тарнум, глядя на одну из картин, на которой статный рыцарь в сияющей золотом кольчуге вонзал меч в голую грудь звероподобного лохматого верзилы с низким лбом и кривыми волосатыми ногами. — Что ж они меня таким монстром изобразили, разве я похож на этого дикаря? Да и вообще, на самом деле всё было не совсем так. Он меня не мечом поразил, а кинжалом, и кольчуга у него была не золотая, а из обычной стали. И что это за город такой на заднем плане? Мы бились в чистом поле, никаких городов рядом не было…

— Что ж, скоро ты сможешь увидеться с королем Грифоново Сердце и рассказать ему, как всё было в действительности. Он мечтает о встрече с тобой, ты ведь ему не откажешь?

— Король Грифоново Сердце? А я уж думал, этой династии конец пришел. Ты ведь что-то там говорила о страшной судьбе, постигшей их королевство…

— Да нет, они до сих пор у власти. Вот только их нынешняя держава от прежней Эрафии отличается, как… — Улисса замялась, не находя подходящего сравнения. — Ну, в общем, ты сам увидишь. А сейчас пойдемте-ка ко мне во дворец.

— И что же мы будем делать с нашим сумасшедшим? — спросил Тинос, когда Улисса, проводив Тарнума к королю, собрала остальных своих соратников у себя в приемной.

— Ну… Лечить будем, — она неопределенно развела руками. — Я поначалу думала вызвать к нему придворных целителей, но, пожалуй, этого всё-таки не стоит делать. Понимаете, не хочется, чтобы великого правителя, чье имя овеяно легендами, видели в таком состоянии. Нет, лучше никому не говорить, что Магнус здесь — по крайней мере, до тех пор, пока он не придет в себя. Я надеюсь, мы и без королевских врачей сумеем ему помочь.

— Можете, кстати, положиться на мой опыт приготовления лечебных снадобий, — предложила Каури. — Здесь, как я заметила, целебных трав растет не меньше, чем на Жаддаме, я из них самые разнообразные зелья могу сварить — укрепляющие, отрезвляющие, повышающие умственные способности…

— Это замечательно, — сказала Улисса. — Зелья нам пригодятся, хотя вряд ли мы сможем обойтись только ими. Все эти отвары и настои хороши для лечения телесных недугов, они могут придать сил, улучшить самочувствие, но душу едва ли исцелят. Ей нужны иные средства — покой, забота, доброе отношение… Я постараюсь дать всё это нашему больному. Пусть не сразу, но рассудок вернется к нему, должен вернуться. Во всяком случае, я на это надеюсь.

— Мы все на это надеемся, — неуверенно откликнулся Тинос. — А что нам еще остается?

Ближе к вечеру Улисса с охапкой свежесрезанных роз зашла в гостевую спальню проведать Магнуса. Бывший великий визирь сидел, вцепившись руками в край кровати и растерянно озираясь по сторонам. Очевидно, успокоительное действие арканских снадобий уже закончилось — вместо недавней блаженной улыбки его лицо выражало тревогу, граничащую с паническим ужасом.

— Здравствуйте, господин Магнус, — поприветствовала его Улисса. — Смотрите, какие я вам цветы принесла — правда, красивые?

Ответа не последовало, да эльфийка и не ожидала его. Однако она не теряла надежды, что ее слова и интонации голоса, так же как красота и аромат этих роз, всё-таки отложатся в глубине помраченного сознания Магнуса, и потому продолжала, ободряюще улыбаясь, разговаривать с ним:

— Всё будет хорошо, Гэйвин. Вы больше не пленник арканского короля. Забудьте Аксеот, как страшный сон — вы в родном мире, пусть не в Бракаде, но всё-таки рядом с ней, в Хармондейле. Помните Хармондейл? Помните, какие кровавые войны вели здесь Эрафия и АвЛи? Эти раздоры теперь в прошлом, здесь снова мир и покой, как в старые добрые времена. Всё плохое позади, Гэйвин. И у вас тоже всё наладится. Вы среди друзей, доверьтесь нам, мы вам поможем…

Магнус продолжал сидеть с тревожным взглядом, напрягшись и вжав голову в плечи, будто ожидая удара. Он напоминал испуганного ребенка, которого хотелось приласкать, утешить. Улисса подошла поближе, обняла его за плечи, ласково погладила по волосам. И Магнус отозвался на ее прикосновения — лицо его просветлело, в глазах появился блеск, на губах вновь заиграла улыбка. Со сладострастным стоном он потянулся к эльфийке — и та, поняв, чего он от нее хочет, в ужасе отшатнулась. Нет, только не это! Хорошо, конечно, что Магнус сохранил способность хоть к каким-то чувствам; может быть, через них и лежит самый быстрый и надежный путь к его выздоровлению, но ведь нельзя же так! Она все эти годы оставалась верна памяти Николая, да и вообще, как же можно — вот так, сразу, с незнакомым человеком… Нет уж, лучше она обойдется традиционными способами лечения — должны же они в конце концов подействовать, хоть и потребуют много терпения и времени… А вот времени-то как раз остается мало — пока она была в Аксеоте, пришло очередное письмо от Ариана, в котором он сообщает, что алтарь Воды у Озера Вечной Юности уже достроен и на нем, как прежде на алтаре Огня, начались всякие магические чудеса. Осталось построить еще два, и всё будет готово для ритуала. Успеет ли Магнус к тому времени восстановить разум и перенести их в Стихийные Плоскости, если она сейчас не воспользуется представившимся шансом? Не слишком ли дорого обойдется всему миру сохранение ее чести?

Судорожно сглотнув и опустив глаза, Улисса принялась расстегивать платье.

— Ну, иди же ко мне, Гэйвин… Иди…

Глаза бессмертного мага заблестели сильнее, на щеках проступил румянец.

— Фархана! О, Фархана! — сорвалось с его губ.

«Фархана? Это еще кто?» — подумала Улисса, но возражать не стала.

— Да, милый, я здесь. Иди сюда. Всё будет хорошо…

Наутро Улисса не находила себе места, не зная, куда деваться от стыда. Она предала покойного мужа, нарушила извечные эльфийские традиции, запрещающие вдовам любые связи с мужчинами, уж тем более внебрачные. Но, наблюдая в этот день за своим подопечным, эльфийка заметила в его состоянии некоторые обнадеживающие сдвиги. Магнус по-прежнему не отвечал на ее вопросы и, похоже, не осознавал, кто он такой и где находится. Но в его лице и позе уже не было вчерашнего тревожного напряжения, а выражение глаз стало чуть более осмысленным. Значит, нащупанный ею путь к исцелению был правильным. А раз так, она была согласна приносить эту жертву снова и снова — столько, сколько понадобится.

Вечером всё повторилось: нежные объятия, горящие желанием глаза Гэйвина, неистовый стук его сердца и жаркий шепот: «Фархана, Фархана!» И хотя Улисса понимала, что ревновать в данной ситуации глупо, она всё-таки никак не могла отделаться от мысли: кто такая Фархана?

Тем временем Каури и Тинос занимались приготовлением лекарственных снадобий из трав, собранных в близлежащем лесу. Элементаль колдовал над водой, придавая ей целебную силу, а матриарх заливала этой водой измельченные листья и корешки и грела над огнем. Жидкость в котле бурлила, распространяя густой терпкий запах, а эльфийка неторопливо помешивала ее, время от времени пробуя на вкус и добавляя какие-то компоненты. Затем сваренное зелье возвращалось к Тиносу, который заряжал его водной магией для усиления лечебных свойств. Он делал над остывающим котлом несколько легких пассов плавниками — и мутноватое варево на глазах приобретало прозрачность, цвет его делался более насыщенным, а аромат — тонким и приятным. Ксанф тоже порывался поучаствовать в приготовлении лекарств; он неоднократно предлагал свою помощь, но самое большее, что ему позволяла Каури — это принести ведро воды из колодца или отмыть закопченный котел. Демон чувствовал себя не у дел; не зная, как еще помочь лечению Магнуса, он как-то раз предложил Улиссе воспользоваться его телепатическими способностями, чтобы проникнуть в сознание больного и понять, помогают ли ему зелья, но нарвался на неожиданно резкий отказ, чем был весьма обескуражен. Вообще же все трое — и Ксанф, и Тинос с Каури — не могли не заметить перемен, произошедших в последнее время в настроении Улиссы. Она стала замкнутой и неприветливой, избегала смотреть в глаза, на вопросы о самочувствии Магнуса отвечала односложно и с явной неохотой.

— Слушай, какая муха ее укусила? — допытывался Тинос у Ксанфа. — Что там тебе твоя телепатия подсказывает, а?

В ответ криган только развел руками:

— Выходит, не такой уж я и хороший телепат. Ума не приложу, что с ней творится. Вижу только, что она в смятении, что-то ее гнетет, но что именно? Чтоб это понять, надо читать мысли, а этого-то я как раз не умею.

Лишь мудрая и наблюдательная Каури догадывалась, в чём дело — видя, как светлая эльфийка краснеет и отводит взгляд при каждом упоминании о Магнусе, это было не так уж и сложно. Однако матриарх предпочитала молчать о своих предположениях и, слушая разговоры своих товарищей об Улиссе, лишь загадочно улыбалась.

Перелом в состоянии Гэйвина наступил на двенадцатый день лечения. Проснувшись утром, он долго и пристально смотрел на лежавшую рядом Улиссу, а затем вдруг изрек:

— Ты не Фархана.

— Совершенно верно, — подтвердила эльфицйка, облегченно улыбнувшись. — Я не Фархана.

— А я думал… У тебя руки как у нее — мягкие, нежные. И глаза…

— Нет-нет, Гэйвин. Я Улисса, дочь Элдриха Парсона.

— Улисса, — медленно повторил он, как будто пробуя имя на вкус. — Дочь Парсона… Какого Парсона? Ах, да, эльфы… АвЛи…

Внезапно Магнус вскочил, встревожено оглядываясь по сторонам:

— Маятник! Где мой маятник?!

— Его нет, Гэйвин. Он тебе больше не нужен — ты свободен.

— Свободен? — растерянно переспросил он, будто не зная, что ему делать с этой свободой.

Затем, испустив тяжкий вздох, схватился за голову:

— Что со мной, а? Ничего не помню — кто я, где я… Я чем-то болен, да?

— Ты был болен, а сейчас выздоравливаешь, — заверила его Улисса. — Не беспокойся, со временем ты всё вспомнишь. Я со своими товарищами сделаю всё, чтобы ты скорее поправился. Только, пожалуйста, забудь всё, что между нами было, ладно? Нам с тобой не следовало…

— Нет! — Гэйвин до боли впился ногтями в ее локоть. — Не оставляй меня!

— А я и не оставлю. Буду рядом, буду заботиться о тебе, пока ты окончательно не придешь в себя, но… Я ведь не Фархана, хватит себя обманывать.

— Не оставляй меня! — повторил Гэйвин.

Его глаза были полны такой отчаянной мольбы, что у Улиссы сжалось сердце. Она понимала, каким одиноким и несчастным чувствует себя Гэйвин, истосковавшийся за долгие годы без женской ласки. Прекрасно понимала, ибо и сама уже не первый десяток лет жила в безрадостном одиночестве, согреваясь лишь воспоминаниями о тех счастливых временах, когда рядом был любимый Николай.

— Я буду заботиться о тебе, как сестра о брате, — прошептала она, нежно целуя Гэйвина в лоб.

Память возвращалась к Гэйвину урывками, внезапными озарениями, высвечивающими из застелившего его прошлое тумана отдельные моменты. Вот он, визирь на службе у императора, сидит в пышно обставленном кабинете дворца и смотрит в окно на раскинувшийся вокруг большой и богатый город — столицу Империи. Стальной Рог — кажется, так он назывался. Вот тот же город, но охваченный пожарами, наводненный толпами вооруженных варваров, озверело крушащих статуи, грабящих дома и храмы, убивающих людей. Гэйвин стоит на улице и пытается навести портал для спасения мирных жителей, но прямо на него, подначиваемое азартными криками врагов, несется грузное мохнатое чудище, с диким ревом замахивается передней лапой — и два длинных отточенных когтя, подобно стальным кинжалам, вонзаются в грудь. Встав на дыбы, монстр поднимает его в воздух, с размаху сбрасывает себе под ноги и принимается яростно топтать, обрушивая на него всю массу своей огромной туши. Дикая боль, хруст ломаемых ребер, соленый вкус крови во рту — и темнота. А наутро он очнулся среди догорающих развалин, весь в крови, изломанный, насквозь истыканный железными когтями, но живой, и так впервые узнал о своем бессмертии. Выплывавшие из глубины памяти эпизоды постепенно складывались в более или менее ясную историю его прежней жизни — пусть пока и не вполне цельную, но всё время дополняемую новыми подробностями. Он вспомнил, как уцелевшие маги Империи, бежавшие от варваров в пустыню, избрали его своим предводителем; как он поклялся превратить эту пустыню в цветущий край, где обездоленный народ вновь обрел бы достойную жизнь; как постигал высшие сферы светлой магии в прекрасном поднебесном городе, среди ангелов; как рыцарь Рион по прозвищу Грифоново Сердце, восстав против владычества варваров, предлагал объединить силы во имя восстановления Империи — а он отказался, ибо устал от потрясений и хотел мира. Однако вспоминалось Гэйвину и нечто такое, что никак не укладывалось в воссоздаваемую им картину. Например, зачем-то созданный им волшебный маятник, порабощающий волю и разум любого живого существа. Войско, отправляемое им на штурм столицы Великого Аркана — и как только ему, при его-то миролюбии, могла прийти мысль об агрессии против безобидного королевства светлых магов?! Как он вообще оказался в Аксеоте? Этого Гэйвин, как ни старался, вспомнить не мог. В сознании возникала лишь невероятная, фантасмагорическая картина, похожая на кошмарный сон: текущая по земле лава и огненные сполохи в небесах; треск рушащихся зданий и истошные крики; жаркое пламя, терзающее, но не способное испепелить его бессмертную плоть; чьи-то сильные руки, подхватывающие его и куда-то волокущие… Что это было — болезненный бред или отражение каких-то реальных событий? Гэйвину предстояло еще многое вспомнить и во многом разобраться. И всё это время рядом с ним была чуткая и заботливая эльфийская женщина, так похожая на Фархану — восьмую или девятую из многочисленных жен, которых он имел за свою долгую жизнь, и единственную, которую по-настоящему любил. Она терпеливо ухаживала за ним, поила зельями, снимала головную боль легким касанием ладони и парой произносимых вполголоса магических фраз, вела с ним долгие разговоры, утешая и ободряя, пробуждая его память наводящими вопросами и ненавязчивыми подсказками. Но когда он допытывался, зачем она это делает и что ей от него нужно, эльфийка лишь мягко улыбалась и поглаживала его по голове, приговаривая: «Всему своё время».

Пока Улисса и другие лечили Гэйвина, Тарнум проводил время в ознакомительном путешествии по Новой Эрафии, которое устроил ему Мануил Второй. Этому предшествовала долгая беседа с королем в тронном зале замка Хармондейл. Новоэрафийский правитель рассказал Тарнуму, что происходило на Антагарихе после Судного дня, а тот поведал ему о подробностях своего участия в ключевых событиях истории Эрафии. Бессмертному герою было что рассказать: он лично знал троих из пяти великих королей, чьи портреты красовались на самом почетном месте этого зала, рядом со статуями богов. С Рионом Первым он полтора десятка лет вел ожесточенную войну, которую, к счастью для Эрафии и всего мира, проиграл; с его дочерью Алиссон спускался в кишащие демонами подземелья, дабы не только раз и навсегда устранить угрозу, исходящую от этих извечных врагов Света, но и спасти душу Риона, которую они, по мнению Алиссон, похитили из рая — Тарнум не особенно верил в возможность подобного похищения душ, но все же согласился на этот поход, ибо не мог отпустить королеву одну в столь опасное место. А восемью веками позже он встретился еще с одной великой королевой, Катериной — пытался объяснить ей, сколь губительной может оказаться идея Джелу уничтожить Ледяной Клинок Клинком Армагеддона, но, к сожалению, не преуспел… Обо всём этот и о многом другом Тарнум в деталях рассказал Мануилу. Тот слушал с горящими глазами, жадно ловя каждое слово, а присутствовавший при их беседе летописец неутомимо скрипел пером. Затем знаменитого гостя ожидал торжественный прием в ратуше и устроенная на главной городской площади встреча с народом, а после этого его посадили в карету и провезли по всему Главному тракту, от Хармондейла до Килдара, с остановками в каждом встречающемся на пути селении. И везде в его честь устраивались молебны в храмах и всенародные пиры на площадях, везде он выступал перед толпами местных жителей, восторженно внимавших его повествованию о давних событиях и великих королях. Тарнума радовало, что новоэрафийцы не забывают свою историю и испытывают к ней столь сильный интерес, но в то же время ему было как-то неловко: его-то за что так чествовать? За пролитые в войне с Рионом моря эрафийской крови, за то, что не сумел спасти страну от Судного дня? Ведь сами Предки до сих пор не прощают ему давних грехов… Само собой разумеется, ему показали и священные руины Мирхема, а когда он поинтересовался судьбой прежней столицы, свозили в Вольные пустоши на развалины Стедвика.

Всё, что Тарнум увидел в ходе путешествия по стране и услышал от ее жителей, оставило в его душе весьма противоречивые впечатления. Он помнил эрафийцев сильным и гордым народом, готовым с оружием в руках отстаивать свою веру и нести ее всему миру, утверждая Свет и сокрушая Тьму. И как же непохожи на них были их смиренные потомки, проводящие свои дни в бесконечных молитвах и поминальных церемониях, видящих смысл своего существования лишь в сохранении памяти о былом величии. Новая Эрафия напоминала кладбище. Кладбище погибших надежд, высоких амбиций, неколебимой веры в собственную богоизбранность. Страна, застрявшая между славным прошлым и убогим настоящим и потому неспособная двигаться в будущее. Тарнуму было ясно: сколь бы тяжкими ни были понесенные утраты, их нельзя оплакивать вечно, и рано или поздно народ либо прекратит наконец оглядываться на потерянное имперское величие и приступит к построению новой жизни на основе новых идеалов — либо, набравшись сил, попытается всё вернуть. Умом бессмертный варвар понимал, что первый путь правильнее, но всё-таки ему очень хотелось когда-нибудь вновь увидеть на месте нынешних сиротливых развалин могучие стены отстроенного Стедвика, над которыми гордо реяло бы знамя прежней великой Эрафии — страны, перед могуществом которой преклонялись союзники и в ужасе трепетали враги.

— Ну, как там наш больной? — первым делом осведомился у Улиссы Тарнум, вернувшись в Хармондейл.

— Да, в общем-то, поправился. Во всяком случае, разум и память к нему вернулись. Надеюсь, что и магические способности тоже. По-моему, можно уже рассказать ему о наших целях.

— Я же говорил — вы, эльфы, превосходные лекари, — улыбнулся Тарнум. — Проводи-ка меня к нему.

Улисса отвела его в комнату Гэйвина.

— Ну, здравствуй, Великий Визирь, — варвар слегка склонил голову. — Узнаешь меня?

— Неужели Тарнум? — ответил маг после некоторой паузы, в течение которой он долго и пристально вглядывался в лицо гостя. — Хотел бы я знать, что ты здесь делаешь?

— Об этом чуть позже. Ты-то как? Говорят, поправился?

— Поправился. Никогда бы прежде не подумал, что могу сойти с ума. Лучше уж любое телесное увечье, чем то, что со мной было. Полный хаос в голове, совершенное непонимание, кто я и что происходит… Но сейчас, стараниями моего ангела-хранителя, — Гэйвин чуть повернул голову, указывая глазами на смущенно потупившуюся Улиссу, — всё вспомнил и привел мысли в порядок.

— Что ж, я рад за тебя. Но ты уверен, что и впрямь вспомнил всё? Вот скажи мне: когда и как мы с тобой встречались?

— В конце третьего века, в Бракадуун — вздохнул маг, помрачнев лицом. — Я участвовал в попытке подавления твоего бунта, но она оказалась безуспешной.

— Прости, прости меня за Империю! — горячо воскликнул Тарнум, хватая его за руку. — Я только теперь до конца осознал, какое зло сотворил…

Поймав недоверчивый взгляд собеседника, варвар поспешно добавил:

— Нет, в том, что пролил много безвинной крови, я давно уже раскаялся. Но не мог понять, что погубить великий народ, великую державу — это само по себе страшное злодейство. Недаром Предки до сих пор карают меня бессмертием.

— Успокойся, Тарнум, — с усталым видом произнес Гэйвин. — Я тебя давным-давно простил. А что до бессмертия, то никакое это не божье наказание. И не награда. Просто, так сказать, каприз природы. Рождаются иногда люди с такой особенностью организма — и старости не подвержены, и раны им нипочем. Мы с тобой из таких, а боги тут ни при чем, их вообще нет.

— Как это нет?! — Тарнум не смог сдержать возмущения.

— Видишь ли, вера в богов происходит всего лишь из скудости знаний о мироустройстве. Мы приписываем божьей воле всё, чего не можем объяснить — так проще, чем докапываться до истинных причин. А ученым мудрецам, разобравшихся в законах природы, представление о богах не требуется — все ее тайны вполне объяснимы и без этого.

— Ошибаешься, — сверкнул глазами варвар. — Но спорить не стану — всё равно ведь мы оба останемся при своём мнении. Лучше скажи-ка: в дальнейшем, после падения Бракадуун, мы с тобой виделись или нет?

— Нет, не пришлось. Я слышал о твоих подвигах, но наши пути больше не пересекались.

— Пересекались, Гэйвин.

— Когда? Неужели я действительно вспомнил не всё?!

Вместо ответа Тарнум положил ладонь ему на лоб и прошептал пару магических фраз.

— А теперь помнишь?

— Да, да… — растерянно пробормотал маг. — Сопряжение напало на Бракаду, ты согласился помочь… А я-то думал, что память уже вернулась ко мне полностью.

— Ну, в данном случае твоя беспамятность на моей совести, — улыбнулся Тарнум. — Это я наложил на тебя тогда заклинание забвения.

На лице Гэйвина отразилось крайнее изумление.

— Ты?! На меня?! Так, что я и не заметил?! Ну даешь, варвар… Прямо скажу, я недооценивал твои магические способности.

— Да ты просто потерял бдительность и не защитился, поскольку не ожидал, что я тебя околдую. А магические способности у меня не столь уж и высоки. Не скрою, кое-чему я за несколько веков научился, но до твоего уровня мне безумно далеко. Помнишь, каких бед наделало мое заклинание телепортации в Стихийные Плоскости?

— Ну, еще бы, — хмыкнул волшебник. — Вломился, как медведь, такую дыру после себя оставил — мы еле отбились от элементалей, которые через нее хлынули.

— Ты говорил тогда, что знаешь более деликатное заклинание, чтобы дыр не образовывалось. Сумеешь сейчас его сотворить?

— Сумею, а в чем, собственно дело? Кому-то из вас надо в Плоскости?

— Вот для этого-то тебя и вернули на Антагарих, — торжественно произнес Тарнум.

Затем варвар обернулся к Улиссе:

— Собирай всех. Настала пора посвятить Великого Визиря в курс дела.

— Ступайте в приемную, — кивнула эльфийка. — Я сейчас позову остальных.

— Гэйвин, мы собрались здесь, потому что очень нуждаемся в твоей помощи, — сказала Улисса, войдя вместе с Тиносом, Ксанфом и Каури в приемную, где ждали их маг с варваром. — Прежде всего, позволь представить тебе наших соратников. Тинос, уроженец Сопряжения, живущий сейчас в АвЛи. Ксанф, тоже авлийский подданный — он, кстати, сын того самого Ксерона. И матриарх жаддамских эльфов Каури Блэкторн, профессор академии Альвара.

— Даже не представляю, что могло объединить такие разные народы, — задумчиво произнес Гэйвин, обведя глазами всю компанию. — Похоже, дело очень серьезно…

— Похоже, что да, — в тон ему ответила Улисса. — Речь идет о спасении АвЛи, а возможно, и всего мира.

— Вот как… От элементалей, что ли? Тарнум расспрашивал меня о Стихийных Плоскостях… Неужели Лорды Сопряжения опять принялись за старое?

— Неправда, это не Лорды и вообще не Сопряжение! — обиженно воскликнул Тинос. — Какой-то самозванец захватил Плоскости, а теперь замышляет что-то против эльфов. Морочит им головы, выдает себя за бога, а они всему верят и сами себя губят. Порталы ему строят, чтоб он вторгся на Антагарих и захватил его!

— Или разрушил, как Эскатон — Жаддам, — мрачно добавила Каури.

— А главное — там артефакт, который может весь мир уничтожить, — сказал Ксанф. — Страшно представить, что случится, если он попадет на Антагарих.

— Подождите, вы меня совсем запутали, — вздохнул Гэйвин. — Объясните, пожалуйста, всё по порядку. Что там у вас за самозванец и что за артефакт? И о каких событиях на Жаддаме упоминала уважаемая профессор? Эскатон — это кто?

— Верно, давайте обо всём по порядку, — согласилась Улисса. — Начинай ты, Тинос — ты ведь первым заметил опасность.

— Хорошо, — кивнул элементаль.

Свой рассказ он начал с давней катастрофы Стихийного Острова, разорвавшей связь Антагариха с миром Сопряжения. Затем перешел к нынешним событиям, связанных с явлением Властителя и возведением алтарей в Священных рощах. Поведал о паломничестве к Главному храму, о стремительно распространявшемся среди эльфов культе нового бога, о своих безуспешных попытках предостеречь авлийские власти, и наконец о том, как угодил в тюрьму за попытку помешать строительству алтаря.

— А из тюрьмы меня вытащил он, — элементаль указал плавником на демона. — Вот пусть он дальше и рассказывает.

Ксанф с опаской посмотрел на Гэйвина, оценивая, как тот отнесется к рассказу об устроенном Ксероном крушении Стихийного Острова. Однако телепатические способности подсказали кригану, что мудрый маг не станет особенно осуждать его отца, и он в подробностях изложил всю историю, связанную с Кристаллом Силы. Ксанф не ошибся: услышав, как бедолага Ксерон наказал сам себя, едва не погибнув в охваченных хаосом Стихийных Плоскостях, Гэйвин лишь сочувственно усмехнулся.

Затем настала очередь Каури. Свое повествование об эпохе Разрушителя темная эльфийка построила исключительно четко и логично, подобно лекции для студентов альварской академии. Завершив рассказ о событиях на Жаддаме, он детально сопоставила их с нынешней ситуацией, проанализировав все сходства и различия — в числе и расположении порталов, в условиях их открытия, в собственных ощущениях от встречи с Эскатоном и общения с Властителем Стихий.

— Как видите, пока невозможно однозначно утверждать, имеем ли мы дело с новым Разрушителем, — заключила она. — Ясно одно: тот, чей голос доносится из кратера в Священных рощах, задумал что-то очень недоброе, и нам не следует дожидаться, когда авлийцы достроят алтари и восстановят связь измерений. Мы должны заблаговременно проникнуть в Стихийные Плоскости, чтобы сорвать планы нашего врага, кем бы он ни был. Надо сказать, команда у нас подобралась вполне подходящая для этой миссии: Тинос как уроженец Стихийных Плоскостей наверняка хорошо ориентируется в них, Ксанф знает, как искать Кристалл Силы, мы с Тарнумом имеем неплохой опыт сражений с силами Стихий, ну а Улисса…

— Я раны могу лечить, — подсказала светлая эльфийка. — Хотя очень надеюсь, что этого не потребуется.

— Но для телепортации в Плоскости нам нужна твоя помощь, Гэйвин, — продолжила Каури. — О тебе говорят как о величайшем маге Антагариха, и мы надеемся, что твоих сил хватит для переноса нас сквозь барьер между измерениями.

— Во всяком случае, Дерево Знаний, мудрейшее в Священных рощах создание, послало нас именно к тебе, — добавила Улисса. — Возможно, ты единственный, кому под силу эта задача.

— Ох, не знаю, под силу ли, — пробормотал Гэйвин, в задумчивости постукивая по столу костяшками пальцев. — В прежние времена мне не составило бы особого труда соединить измерения, но тогда между ними не было барьера. Сейчас попробую определить, насколько он преодолим. Тинос, подойди сюда — мне надо настроиться на вибрации Сопряжения.

— Да я из-за этого злосчастного барьера и сам больше не чувствую Сопряжения, — предательски дрожащим голосом проговорил элементаль.

— Неважно. Ты всё равно его часть.

Тинос приблизился к магу, тот положил ему на грудь левую ладонь, а правой принялся сосредоточенно ощупывать воздух. Элементаль стоял, боясь шелохнуться, чтобы ненароком не помешать волшебнику; остальные тоже притихли и с замиранием сердца ждали результата. Наконец Гэйвин вздохнул и обреченно махнул рукой:

— Нет, отсюда нам в Стихийные Плоскости не попасть. Если только из АвЛи — насколько я знаю, она к ним ближе всего. Может быть, Властитель как раз потому ее и выбрал, что там легче наладить связь измерений.

— Что ж, поедемте тогда в АвЛи, — сказала Улисса.

— Подожди, — возразил Гэйвин. — Надо сначала проверить, как там обстоят дела с барьером, а то ведь я могу и ошибаться. У вас есть карта?

— Что, прямо по карте будешь это определять? — недоверчиво поинтересовался Ксанф. — Разве такое возможно?

— Вполне. Могут же некоторые целители находить и даже лечить болезни по одному лишь портрету больного. Так почему же нельзя оценить энергетическое состояние местности по ее карте?

Улисса принесла и расстелила на столе карту АвЛи, а Гэйвин стал медленно водить над ней рукой, вновь прижав другую ладонь к телу Тиноса.

— Да, так я и думал, — сказал он, закончив обследование. — В АвЛи граница между измерениями тоньше, чем здесь, в Хармондейле. Особенно тонка она вот в этих местах, — маг поочередно ткнул пальцем в четыре точки на окраинах Священных рощ. Наверное, как раз в них Властитель и велел строить алтари, не так ли?

— Точно, — подтвердила Улисса. — Причем в Лесу Клятвы и у Озера Вечной Юности они уже построены. Наверное, это еще больше истончило там барьер?

— Нет, особой разницы с двумя другими точками не вижу. Но самое слабое место находится не там, где возводятся алтари, а вот тут, — Гэйвин указал в самый центр Священных рощ.

— У Главного храма друидов! — воскликнула Улисса. — Там, откуда вещает Властитель!

— Видимо, там он и собирается открыть портал в наш мир. И нам с вами следует телепортироваться там же — это, пожалуй, единственное место, где я смогу пробиться. Хотя даже там энергию придется концентрировать полдня, не меньше. Но ничего, должен справиться.

— Только вот как бы нам с Ксанфом не загреметь под арест, — вздохнул Тинос. — Нам с ним нельзя появляться в АвЛи, тем более в Священных рощах.

— Ну, всем остальным тоже лучше не привлекать к себе внимания, — сказала Улисса. — Так что к Главному храму я проведу вас тайными тропами.

— Отлично, — произнес Тарнум. — И советую с этим особенно не медлить. А то как бы друиды не достроили алтари и не провели ритуал, пока мы будем разбираться с Властителем и искать Кристалл Силы. Уж поверьте, время в Плоскостях летит быстро…

Перед отбытием в АвЛи Улисса пригласила всех в расположенный во дворе ее замка небольшой храм, куда по традиции допускались лишь члены королевской семьи и самые почетные зарубежные гости.

— Я заказала молебен, — сообщила она. — Пойдемте, пусть служители Света испросят для нас божьей благодати.

— О, это замечательно! — с поразительным для неверующего воодушевлением откликнулся Гэйвин. — Я еще по прежним временам знаю: благословение эрафийских священников — сильная вещь. Даже более действенная, чем бракадские защитные заклинания.

— Надеюсь, вы не сочтете за оскорбление, если я не пойду с вами, — произнесла Каури, в упор гладя на Улиссу. — Вы же знаете, я придерживаюсь иной веры, и мое согласие защищать авлийские леса не означает, что я готова от нее отречься.

— Зачем же отрекаться? — хмыкнул Ксанф. — Я вот, например, пойду. А потом на всякий случай и Владыке Ада тоже помолюсь.

Услышав эти слова, матриарх смерила кригана таким испепеляющим взглядом, что, казалось, на нем вот-вот задымится шерсть.

— Может, я и беспринципный, — ответил Ксанф на невысказанный упрек темной эльфийки. — Но нам сейчас не будет лишней помощь любых богов — хоть светлых, хоть темных. Зачем же от нее отказываться?

Пятеро соратников вошли в высокий круглый зал храма, освещенный колышущимся пламенем множества свечей и наполненный терпким ароматом благовонных смол. При их появлении девушки в белых одеждах, стоявшие на балконе под куполом, затянули песнь во славу светлых богов. Нежные ангельские голоса, лившиеся, казалось, с самых небес, звучали торжественно и волнующе. Затем хор умолк, и в зал через боковую дверь неспешно вошла процессия из семи благообразных седобородых старцев в расшитых золотом балахонах. В одной руке каждый из них держал длинную красную свечу, а в другой — витой посох с хрустальным шариком на конце. Священники проследовали к статуям пресветлых Арагура, Эрлориа и Илвантая, установленным на квадратном возвышении в центре зала, трижды обошли вокруг них и, отвесив поклон, поставили свечи в массивный золотой подсвечник у ног богов. Затем опустились на колени, протянули посохи вверх и застыли в неподвижности. Взоры их были устремлены на статуи, губы беззвучно шевелились, шарики на посохах постепенно разгорались голубоватым светом. Безмолвная молитва длилась до тех пор, пока не догорела последняя свеча; потом жрецы поднялись, подошли к благословляемым и, встав полукругом, соединили над ними свои посохи. Хрустальные навершия ярко вспыхнули голубым, исходящие от них лучи слились в один световой поток, хлынувший на головы пятерых гостей храма и на время заслонивший от них внешний мир. И хотя никто из них, кроме Улиссы, не верил по-настоящему в светлых богов, каждому было невыразимо приятно находиться в этом облаке мягкого лазурного света, удивительно теплого, ласкового, но в то же время пробирающего до костей и заставляющего дрожать от сладостного волнения.

А Каури в это время в одиночестве сидела в своей комнате. В окно, выходящее во двор, был виден храм, и эльфийка, проводив взглядом скрывшихся за его дверями товарищей, еще долго в задумчивости смотрела на изящное, устремленное ввысь здание с символом Солнца над позолоченным куполом. Потом она отвернулась и опустила глаза, обратив мысленный взор сквозь узорчатый мраморный пол в таинственные глубины преисподней, где обитали темные боги.

— О великие повелители Тьмы, помогите мне в грядущей миссии! — прошептала матриарх, дотронувшись рукой до татуировки на лбу. — Всемогущий Каринтар Властитель, придай силы оружию моему и храбрости сердцу моему! Грозный Дорригор Разрушитель, сокруши все препятствия на пути моем! Беспощадный Галимент Карающая Десница, покарай врагов моих, обрушь праведный гнев свой на их окаянные головы!

Точно так же Каури молилась и перед тем, как идти в Стихийные Плоскости на борьбу с Эскатоном, да и вообще всякий раз, когда ей предстояли серьезные испытания. И всегда после обращения к темным владыкам она всем своим существом ощущала исходящие из-под земли горячие волны энергии, по телу разливалась сила и приходила непоколебимая уверенность в успехе. Но сейчас — впервые в ее жизни — никакого отклика на молитву не последовало. Ее то ли не слышали, то ли не хотели помогать. Матриарх еще раз попыталась воззвать к силам Тьмы — и снова ничего не почувствовала. По спине пробежал нехороший холодок: на сей раз боги явно были не с ней!

Каури повернулась к окну и снова уставилась на храм. Она знала: там сейчас звучат чарующие песнопения, возносятся ввысь волшебные ароматы курящихся смол и витают флюиды божественной благодати, изгоняющие из души тревогу и дарующие отрадное чувство спокойствия и защищенности. Но даже теперь, когда темные силы отказали ей в помощи, матриарх ни за что бы не поддалась искушению зайти в этот храм.

Наутро шестеро героев отправились в путь. Миновав предместья новоэрафийской столицы, они свернули с проезжей дороги и углубились в лес. Впереди, указывая путь, шагала Улисса, за ней — Гэйвин и Каури, далее шли Тинос и Ксанф, а замыкал шествие Тарнум. Каждый, кроме не нуждающегося в пище элементаля, нес за спиной объемистый мешок с припасами — Улисса заранее предупредила, что не позволит стрелять в лесу дичь и собирать ягоды, а таверн и трактиров по пути не предвиделось. Двигаться приходилось по узким заросшим тропинкам, а то и напролом через чащу. Все шестеро зорко вглядывались в лесную глушь; Каури и Ксанф при малейшем шорохе в кустах хватались за оружие, а Гэйвин был готов при необходимости прикрыть группу заклинанием невидимости. Но за всю дорогу им ни разу не встретилось ни человека, ни эльфа — лишь лесные звери неслышно прошмыгивали между деревьями, да звонко стрекотали в кронах большие пестрые птицы.

Никто не заметил, когда они перешли границу и оказались на авлийской территории. Момент вступления в Священные рощи тоже остался бы незамеченным, если бы не внезапно просветлевшее лицо Улиссы. Глядя на нее, Каури без лишних напоминаний забинтовала лоб, скрывая знак Тьмы, а Тарнум блаженно улыбнулся, вспоминая проведенные здесь лучшие годы своей долгой жизни. Ксанф же, поняв, что находится в Священных рощах, с любопытством огляделся и разочарованно пожал плечами: лес как лес, ничего особенного!

Солнце всходило и заходило, долгие дневные переходы сменялись ночевками под открытым небом и привалами в живописных местах. После одного такого привала, устроенного в полдень на берегу неширокой извилистой речки, Улисса сказала своим товарищам, уже собиравшимся продолжить путь:

— Не спешите. Давайте задержимся здесь еще на пару часов.

— Зачем? — удивленно вскинул брови Ксанф.

— Затем, чтобы добраться до цели ближе к ночи. Главный храм уже недалеко, и если мы выйдем к нему до захода солнца, то рискуем наткнуться на паломников. Они сюда в последнее время толпами валят, всем неймется пообщаться с новым богом, — Улисса горько усмехнулась. — Так что отдыхайте пока, наслаждайтесь природой — кто знает, скоро ли нам доведется вновь увидеть всю эту красоту?

— И доведется ли вообще когда-нибудь ее увидеть, — хмуро добавила Каури.

Тинос согласно кивнул, отметив про себя, что уж ему-то наверняка не придется больше повидать эти прекрасные места. Если предстоящая миссия окажется успешной, он останется в родных Плоскостях, ну а если помешать Властителю не удастся… Нет, лучше уж не думать, что станет тогда с авлийской природой, да и с ними самими.

Элементаль энергично тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, и нырнул в речку. Он плавал долго и самозабвенно, стараясь как следует сохранить в памяти благодатную прохладу волн, нежно ласкающих кожу. Улисса по его примеру тоже пошла купаться, Ксанф завалился спать, а Гэйвин, решивший использовать свободное время для медитации, уединился в зарослях прибрежных кустов, сел, закрыл глаза и полностью ушел в себя, собирая магические силы. Тарнум и Каури, оставшиеся сидеть у сваленных в кучу вещевых мешков, обсуждали тем временем предстоящий поход в мир Сопряжения.

— Интересно, в какую из Стихийных Плоскостей мы телепортируемся? — полюбопытствовала эльфийка.

Тарнум развел руками:

— Кто же знает? Можно лишь предполагать… Вот я, например, в прошлый раз первым делом попал в Плоскость Воздуха. Может быть, случайно, а может, потому что телепортировался из Бракады, а там воздушная стихия была в особом почете. Там маги и башни высоченные строили, чтобы быть поближе к небу, и к ангелам наведывались в их поднебесные города, да и джинны там обитали — тоже ведь своего рода воздушные создания. А отсюда мы скорее уж попадем в Плоскость Земли — авлийские эльфы больше всего любят как раз землю и всё, что из нее растет.

— Почему же только авлийские? — обиженно заметила Каури. — Любые эльфы. А иначе меня бы здесь не было. Что ж я, культ друидов сюда пришла спасать, что ли?

— А меня еще вот какой вопрос занимает, — продолжил Тарнум, сделав вид, что не заметил ее возмущения. — Где именно следует искать нашего врага? Если он владеет всеми четырьмя Плоскостями, то в какой из них сидит сам?

— Полагаю, что в пятой. Во всяком случае, Эскатон Разрушитель находился как раз там и воздействовал оттуда на всё Сопряжение.

— А, ну да… Плоскость Магии самое подходящее для этого место.

— Что это еще за Плоскость Магии? — удивилась матриарх. — Я вообще-то говорила о Плоскости между Плоскостями, которая связывает воедино всё Сопряжение.

— Похоже, мы имеем в виду одно и то же место, только называем его по-разному. Мне оно известно как Плоскость Магии — так именуют его местные жители.

— Что-то не заметила я в этих богами забытых пустошах никакой магии. А эти, с позволения сказать, местные жители… — Каури зябко поежилась. — Да как с такими монстрами вообще можно общаться?! У них же нет ни души, ни разума!

— О, уверяю тебя, магия там есть, — покачал головой варвар. — Совсем непохожая на нашу, но очень сильная. Я и сам научился там некоторым заклинаниям, правда, ни разу их не применял — больно уж опасные. А чем тебе так не понравились магические элементали? Вполне симпатичные существа. Без их помощи я бы едва ли одолел Стихийных Лордов. Жаль, что тебе они оказались не союзниками, а врагами.

— Магические элементали, говоришь? Хм… Вот уж никогда бы не сочла их духами магии. Скорее уж воплощения ужаса. Теперь я понимаю, откуда берутся ночные кошмары. Когда мы спим, душа переносится в эту Плоскость!

— А знаешь, может, и впрямь переносится. Мне тот мир тоже напоминает сон, только не страшный, а чудесный. Там очень красиво, и желания исполняются — только подумаешь, например, о кружке пива, а она уже перед тобой!

— Надо же, как по-разному можно видеть одно и то же, — задумчиво проговорила Каури. — Интересно, какова пятая Плоскость на самом деле?

— И какой покажется нам сейчас?

— Ох, честно говоря, лучше б ее никогда больше не видеть, — вздохнула эльфийка. — Но если Властитель Стихий действительно обосновался в этой Плоскости — тогда нам ее не миновать…

Когда солнце начало клониться к закату, Улисса велела двигаться дальше. Лишь только путники немного отошли от места привала, в ближайших кустах промелькнула тень, послышался стук копыт, и на тропу выскочил крупный единорог с усеянной репьями угольно-черной шерстью. Зверь на мгновение застыл, раздувая ноздри и косясь возбужденно сверкающим глазом на оторопевшую компанию, а затем, раскатисто заржав, опрометью бросился с сторону реки.

— Фу, напугал! — облегченно выдохнул Ксанф. — Надо же, черный единорог. А я думал, они бывают только белыми.

— Иногда встречаются и черные, — сказал Тарнум. — Это очень редкий вид, так что нам, можно считать, повезло.

Улисса и Каури молча переглянулись. Обе женщины знали, что, по древней эльфийской примете, встреча с черным единорогом предвещает беду.

— Ну, вот мы и пришли, — вполголоса произнесла Улисса, остановившись поздним вечером на краю небольшой поляны.

Тинос огляделся. Едва освещенное тусклым лунным светом, место казалось незнакомым, но, присмотревшись, элементаль различил впереди шатер из ветвей над местом явления Властителя и вымощенную белым камнем дорожку, уходящую от него к невидимому за деревьями храму.

— Вот отсюда он и говорит, — светлая эльфийка указала на шатер. — Пойдемте послушаем, кто еще не слышал.

Все шестеро подошли поближе, склонились над воронкой в земле и замерли в ожидании.

Вскоре у каждого отчетливо зазвучал в голове властный голос, вещавший о грядущем процветании АвЛи и призывающий открыть ворота животворящей силе четырех Стихий.

Когда голос Властителя умолк, Каури разочарованно протянула:

— Я-то думала, он скажет что-нибудь новенькое, а он опять талдычит то же самое — стройте алтари, стройте алтари…

— Но, по-моему, теперь его голос звучит… не то чтобы громче, а… как-то ближе, что ли, — сказал Тинос.

— Я тоже это заметила,— согласилась Улисса. — Наверное, с каждым построенным алтарем грань между измерениями делается тоньше, поэтому и Властителю легче пробиться через нее в наше сознание. Как думаешь, Гэйвин, может такое быть?

— Да, вполне… Но что это с нашим демоном? — маг указал рукой на распластанную фигуру Ксанфа, жадно приникшего лицом к кратеру.

— Эй, дружище, ты что? — Тарнум склонился над криганом и потряс его за плечо. — Неужели так впечатлился словами Властителя?

Ксанф с неохотой оторвал голову от земли:

— Да черт с ним, с Властителем… Там Кристалл Силы! Больше никаких сомнений, он совсем рядом… Я даже сквозь барьер чувствую… Творите скорее свое заклинание, я приведу вас прямо к нему!

— Скорее не получится, — вздохнул Гэйвин. — Я же предупреждал — мне потребуется много времени, чтобы преодолеть барьер. Наверное, только к утру справлюсь.

— А нам точно никто не помешает? — спросил Тинос, с опаской оглядываясь на окружающие заросли.

— Нет, паломники сюда по ночам не ходят, — заверила его Улисса. — Если только Эллесару вздумается пройтись…

— Верховному жрецу из храма? Тому самому, который меня судил?

— Ну да. Я не могу поручиться, что он не устроит себе ночную прогулку.

— Жреца я беру на себя, — сказала Каури. — Не беспокойтесь, я сумею его обезвредить.

— Что?! — возмущенно воскликнула светлая эльфийка. — Я не допущу насилия над служителем культа, да еще в святых местах!

— Нет-нет, никакого насилия не будет. Я просто усыплю его до утра, и всё.

— Ну ладно, — смирилась Улисса. — Тарнум, подстрахуй ее на всякий случай. Только помните: с головы друида не должен упасть ни один волос!

— Не упадет, — пообещала матриарх и направилась по мощеной дорожке в сторону храма, сопровождаемая неслышно крадущимся по окрестным кустам бессмертным героем.

Подойдя к храму, в окнах которого брезжил тусклый свет, Тарнум затаился в буйно разросшихся во дворе кустах, а Каури, ссутулившись и придав лицу страдальческое выражение, осторожно постучала в дверь.

— Ну, кто еще там в такое время? — послышался недовольный голос жреца.

Эльфийка вошла внутрь.

— Простите, святейший, я шла послушать Властителя, но не успела добраться засветло — совсем из сил выбилась. У вас не найдется какого-нибудь целебного снадобья? Мне дурно, голова очень болит. Видите, я ранена, — матриарх прижала ладонь к забинтованному лбу.

— Не лги, — ледяным тоном произнес Эллесар. — Думаешь, я не вижу сквозь твою повязку? Пошла вон, жаддамское отродье!

Каури нервно застучала ногой по полу. Ее первоначальный план срывался. Было ясно: незаметно сотворить усыпляющее заклинание в тот момент, когда друид полезет за снадобьем, не удастся. Да и вообще, он не позволит застать себя врасплох. Значит, остается лишь одно — воспользоваться врожденной способностью эльфов Жаддама располагать к себе собеседника, без всякой магии очаровывая его взглядом и голосом. Каури не любила применять этот свой дар, предпочитая решать возникающие проблемы более честными и достойными способами. Сейчас ей меньше всего хотелось строить глазки надменному друиду, но выбора не было — колдовать под его бдительным оком не стоило даже и пытаться.

— Ну зачем же так? — вкрадчиво произнесла матриарх, томно глядя в глаза Элессару. — Разве я виновата, что родилась в Жаддаме?

— Не делай вид, что не понимаешь. Ты поклоняешься Тьме! Я тебя очень прошу — уйди, не оскверняй храм своим присутствием!

Умоляющие нотки в голосе жреца обнадежили Каури. Мягко улыбнувшись и не сводя со старика глаз, она спросила тем же медовым голосом:

— А почему вы считаете Тьму злом? Это ведь такое же естественное свойство Природы, как и Свет. Без Тьмы в мире не было бы равновесия. И без нее вы не могли бы понять и оценить, что такое Свет.

— Эх, заблудшая… Какую же чушь ты несешь, — вполне миролюбиво проворчал друид. — Тоже мне, философ!

— Может, все-таки дашь мне зелья? — осмелилась попросить Каури. — Насчет раны я соврала, каюсь, но голова у меня и в самом деле болит.

— Еще бы ей не болеть, забиваешь ее всякими глупостями… Так уж и быть, зелья я тебе налью, но потом чтоб ноги твоей здесь не было, поняла?

Элессар повернулся к висящему над столом шкафчику, и в этот момент матриарх произнесла заклинание. Жрец покачнулся, издал нечленораздельный звук и мешком повалился на пол. С трудом приподняв обмякшее тело, Каури усадила его в кресло и вышла во двор.

— Ну, что там? — шепотом спросил выглянувший из кустов Тарнум.

— Всё в порядке. Спит сном младенца. Завтра даже и не вспомнит о моем приходе. До утра проснуться не должен, но на всякий случай я его всё-таки посторожу. А ты ступай к нашим и скажи, что можно уже приступать к колдовству.

— Понял, — кивнул варвар и скрылся в зарослях.

Стоя на коленях над кратером и воздев руки к небу, Гэйвин творил заклинание. Вновь и вновь он повторял одну и ту же магическую формулу, но каждый раз его колдовство наталкивалось на незримое препятствие и теряло силу. Маг заранее знал, что задача ему предстоит не из легких, но всё же не ожидал, что это будет настолько тяжело. Ему давно уже не приходилось колдовать с такой самоотдачей, выплескивая всю имеющуюся у него магическую энергию. Полностью сосредоточившись на заклинании, Гэйвин не замечал ничего вокруг себя. Для него сейчас не существовало ни таинственно шелестящего ветвями леса, ни звездного неба, ни оплавленной воронки в земле — один лишь только барьер между измерениями. Под натиском магической силы этот барьер гнулся и сотрясался, но никак не приобретал необходимую пластичность, чтобы в нужный момент можно было, одной фразой завершив заклинание, заставить его на миг расступиться перед телепортируемыми и тут же опять сомкнуться за их спинами. Тяжкая однообразная работа была утомительна, ее безрезультатность раздражала, и всё-таки Гэйвин ни на мгновение не терял уверенности в конечном успехе. Он не смог бы объяснить, откуда происходит эта уверенность, но что-то подсказывало ему: злополучная преграда непременно поддастся его колдовству. И случится это до того, как над лесом взойдет солнце, а к месту явления Властителя, срывая им все планы, потянутся эльфийские паломники.

Улиссе не спалось. Она сидела, прислонившись к шершавому стволу дерева и рассеянно глядя на темнеющий вдали шатер, под которым колдовал Гэйвин. Хватит ли магу сил преодолеть барьер, достаточно ли он окреп после болезни, чтобы справиться со столь трудным делом? Прикрыв глаза, эльфийка явственно видела перед собой его покрасневшее лицо с каплями пота на лбу, застывший взгляд, дрожащие от напряжения губы, исступленно шепчущие одну и ту же фразу… Странно, Улисса никогда прежде не замечала за собой способностей к ясновидению. И вообще, слишком уж часто стала она в последнее время думать о Гэйвине — гораздо чаще, чем хотелось бы. Вот и сейчас, в тот момент, когда решалась судьба ее родины, а может, и всего мира, мысли эльфийки были заняты вовсе не тем, чем следовало. Она больше беспокоилась не о том, удастся ли им проникнуть в Стихийные Плоскости, а о том, не надорвется ли Гэйвин, не окажется ли столь тяжкое умственное усилие губительным для его рассудка. Хотелось подойти к нему, обнять, как когда-то, за плечи, положить руку на горящий лоб, снимая боль и делясь силами. Но Улисса знала: самое лучшее, что она может сейчас сделать для мага — это не отвлекать его от колдовства. Свою миссию Гэйвин мог выполнить лишь сам, в полном одиночестве, а ей оставалось только молить светлых богов дать ему сил и удачи.

Не спал и Ксанф. Он никак не мог отделаться от мыслей о Кристалле Силы, явившем ему сегодня, наверное, лишь ничтожную часть своей истинной мощи. Но даже и этого демону было достаточно, чтобы ощутить всем своим существом то, что он давно уже понимал умом: сила этого артефакта поистине чудовищна, он действительно может одним махом ввергнуть весь мир в хаос разрушения. А может дать и неограниченную власть — не зря ведь эофольские герои издавна стремились завладеть им. При умелом применении эта вещь способна сделать криган, ныне презираемых всем миром, великим народом, обеспечить им такое могущество, какое не снилось даже и легендарным королям Ксенофексу и Люциферу. Сердце Ксанфа затрепетало, когда он представил: обладая Кристаллом Силы, он запросто сумел бы освободить своих сородичей от унизительного эльфийского владычества и вернуть им Эофол. Да что там Эофол — полудикие обитатели Вольных Пустошей наверняка тоже с готовностью встанут под стяги возрожденного криганского государства — если, конечно, не пожелают испытать на своих шкурах убийственную силу Кристалла. А затем можно будет подчинить себе Новую Эрафию и даже АвЛи. И тогда не кригане будут вынуждены служить эльфам, а совсем наоборот…

Отгоняя наваждение, Ксанф неистово сжал кулаки и до крови закусил губу. Боль отрезвила его, он поднялся и направился к соседним зарослям кустарника.

— Тарнум, ты здесь?

— Здесь, — отозвался бессмертный герой, вылезая из кустов. — Что случилось?

— Этот Кристалл… Его зов слишком силен, ему невозможно противиться…

— Вот этого я и боялся, — озабоченно пробормотал варвар.

— Нет, Тарнум, я не хочу губить мир! И зла никому не хочу, и власти или еще чего-то… Но… Когда Кристалл попадет ко мне в руки, я… В общем, я не знаю, как поведу себя, понимаешь?!

Со всей силы впившись ногтями в локоть Тарнума и умоляюще глядя ему в лицо, демон продолжил хриплым, задыхающимся голосом:

— Послушай, друг, я тебя очень прошу… Если в Плоскостях я овладею Кристаллом — забери его у меня, ладно? А буду сопротивляться — тогда силой отними, не церемонься со мной! Пообещай мне, что сделаешь это!

— Обещаю, Ксанф, — мягко произнес Тарнум. — Я понимаю, как тебе трудно противостоять его энергии. Но ты всё-таки держись, хорошо?

— Постараюсь, — устало вздохнул криган.

Каури сидела в храме друидов рядом с мирно похрапывающим в кресле Эллесаром. Ей было зябко и неуютно. Она подвинулась поближе к камину, но это не помогло унять мелкую дрожь в теле. Что это с ней, ведь в прежние годы она никогда не трусила перед битвами? Неужели это уже начинает сказываться приближающаяся старость, постепенно превращая ее, как выразился когда-то Ксанф, в ленивую тетку, забывшую, как пользоваться оружием? Или же на этот раз ей и вправду предстоит нечто особенное, куда более опасное, чем те испытания, которые выпадали на ее долю в молодости? Перед глазами встал вчерашний черный единорог, вспомнился предсказатель с картами на аксеотском базаре. Каури неплохо разбиралась в тонкостях гадания и знала, что та карта с черной звездой означает не просто большие неприятности, как сказал тогда прорицатель — она означает смерть. Кому из них троих, участвовавших в гадании, она предназначалась — ей, Тиносу или Ксанфу? Или, может быть, им всем? Эльфийка поежилась и поднесла леденеющие руки поближе к огню камина. Совсем некстати всплыл в памяти Альвар, родной дом, заждавшиеся ее внуки и правнуки… Каури вновь воззвала к силам Тьмы с призывом о помощи — и вновь не получила ответа. Стало окончательно ясно: на этот раз темные боги не намерены помогать ей, а уж здесь, в самом сердце друидского культа, молиться им тем более бесполезно. Зачем ее вообще занесло в эту обитель Света, да и стоит ли рисковать собой, спасая от неведомой угрозы чужие леса? Наверняка ведь она не дождется за это от местных эльфов никакой благодарности. Вся слава достанется Улиссе, Гэйвину и прочим, а она так и останется в глазах авлийцев падшей эльфийкой, погрязшим во зле жаддамским отродьем… Но, вспомнив безмолвную мольбу Природы, услышанную во время первого путешествия к месту явления Властителя, вспомнив данную тогда клятву, матриарх поняла: клятву эту она во что бы то ни стало выполнит. Пусть даже ценой своей жизни.

И только Тинос спал в эту ночь так безмятежно, будто наутро ему не предстояло ничего серьезного. До предела утомленный тревогой и напряжением последних дней, элементаль заснул тотчас же, как только улегся на землю. Ему снилось родное Сопряжение. Он плавал в безбрежных просторах Плоскости Воды, наслаждаясь прохладой кристально чистых голубых волн, вокруг с радостным плеском резвились его собратья по стихии, и всё вокруг пронизывал дух бесконечной любви и мудрости, исходящий от лорда Акваландра. Тиносу казалось, что этому блаженству не будет конца, но его сладкие грезы внезапно прервал раздавшийся над самым ухом голос Тарнума:

— Эй, водянчик, вставай! Гэйвин сотворил заклинание и ждет нас.

— Ну что же, у меня всё готово, — сказал Гэйвин собравшимся вокруг него товарищам.

Маг выглядел довольным, но по осунувшемуся лицу и черным кругам под ввалившимися глазами было понятно, каких трудов стоило ему колдовство.

— А куда прыгать-то? — спросил Тинос, с недоумением озираясь вокруг. — Прямо в кратер, что ли?

— Сейчас покажу, куда. Но сначала подойдите все поближе ко мне. Прежде чем мы телепортируемся, я хочу наложить на вас заклинания защиты от Стихий. К сожалению, это единственное, на что у меня остались силы, — Гэйвин виновато улыбнулся. — Так что в Плоскостях на мою магию рассчитывать не придется.

— А стоит ли тратить на это энергию? — усомнился Тинос. — Это ведь только в здешнем измерении огонь жжется, а в воде можно утонуть. А внутри себя Стихии ни для кого не опасны.

— Сами по себе и впрямь не опасны, могу подтвердить, — сказала Каури. — Но если обезумевшим элементалям опять вздумается атаковать нас силами этих Стихий — вот тогда нам магическая защита точно не помешает. Так что давай, Великий Визирь, колдуй.

По просьбе Гэйвина все встали вплотную друг к другу, и он сделал над их головами несколько отрывистых пассов. В воздухе возникло легкое дуновение, и каждый ощутил, как по телу разливается приятное тепло.

— Ну вот, Стихии нам больше не страшны, — произнес маг. — А теперь приступим к самому главному.

Гэйвин сложил руки перед грудью, а затем, произнеся нараспев непонятную фразу, резко развел их в стороны. Между его ладонями появилось едва заметное облачко полупрозрачного тумана. Медленно опускаясь, оно коснулось земли и растеклось по ней призрачной белесой лужицей.

— Путь в Стихийные Плоскости открыт, — возвестил Гэйвин. — Пойдемте же туда с надеждой, что удача не покинет нас, и что…

Закончить свою напутственную речь он не успел — Ксанф внезапно с воплем кинулся к порталу и, нетерпеливо оттолкнув мага, скрылся в тумане.

— Скорее за ним! Он приведет нас к Кристаллу! — крикнул Тарнум, устремляясь следом.

Остальным ничего не оставалось делать, кроме как нырнуть в туман вслед за ними.

— Куда мы попали?! — в ужасе и отчаянии вскричал Тинос. — Это не Сопряжение!

Такого кошмара он не видел в Стихийных Плоскостях даже в Судный день. Здесь не было ни воды, ни огня, ни земли, ни воздуха — все Стихии будто слились воедино, породив чудовищный хаос разрушения. Всё вокруг бурлило, кипело и взрывалось, везде с треском лопались огромные пузыри, непроглядную тьму разрывали ослепительные всполохи, зыбкая поверхность колыхалась под ногами, выбрасывая фонтаны раскаленного вещества.

— Сюда, быстрее! — донесся откуда-то едва слышный среди угрожающего рева и грохота голос Тарнума.

Оказавшийся рядом Гэйвин схватил растерявшегося элементаля за плавник и потащил его сквозь носящиеся повсюду плотные черные вихри. Впереди в клубах дыма показалась могучая фигура бессмертного героя, который еле удерживал вырывающегося Ксанфа.

— Пусти меня! — хрипел криган, отчаянно пытаясь освободиться из цепких объятий. — Пусти! Там же Кристалл!

— Да погоди ты! — резко прикрикнул на него Тарнум. — Так, все тут? Гэйвин, Тинос, Каури… Улисса! Где Улисса?!

— Здесь я, — отозвалась растрепанная эльфийка, выныривая из облака пыли.

— За мной! — скомандовал варвар. — Только не теряйте друг друга из вида!

Он разжал руки, и Ксанф, заорав во всю глотку, рванулся в известном лишь ему направлении. Тарнум, прошептав какое-то заклинание, выхватил меч, и тот вспыхнул ярко-голубым светом. Воздев сияющий клинок над головой, варвар ринулся вдогонку за криганом, а за ним, ориентируясь по свету меча, побежали обе эльфийки и Гэйвин, продолжавший тянуть за плавник неуклюжего элементаля. Они неслись через сотрясаемое взрывами пространство, через плотную стену дыма и пыли. На головы им постоянно сыпались какие-то обломки, ноги вязли в подобии клокочущей лавы, но никто удивительным образом не получил ни ранений, ни ожогов — то ли помогала защитная магия Гэйвина, то ли в этом мире Стихии оставались безопасными даже в таком хаотичном состоянии.

Внезапно всё исчезло. Тьма, взрывы, дым и грохот в один миг сменились полной пустотой и тишиной — будто все разом ослепли и оглохли. Окружающее пространство стало абсолютно пустым, в нем не было ничего — лишь невидимая твердь под ногами и бескрайняя даль, не ограниченная никаким горизонтом. Теперь путникам не грозило потерять друг друга в хаосе буйствующих Стихий — они даже без светящегося меча прекрасно видели и указывающего дорогу бессмертного героя, и бегущего далеко впереди Ксанфа. В какой-то момент Тарнум сумел приблизиться к демону почти вплотную.

— Ксанф, будь осторожен! — прокричал он.

Но криган ничего не слышал. Шерсть его стояла дыбом, ноздри раздувались, глаза горели безумием. Резко ускорив свой бег, он вновь оторвался от Тарнума. Хрипя и задыхаясь, Ксанф со всех ног несся к цели, и никто не сумел бы удержать его. Вскоре все увидели, куда именно бежит демон — впереди показалась едва заметная темная точка, при более близком рассмотрении оказавшаяся мужской фигурой в черном плаще. Неизвестный был высок и худощав, неестественно бледное лицо покрывали уродливые шрамы, один глаз отсутствовал, и в пустой глазнице мелькали зловещие зеленые огоньки. И таким же зеленым светом лучился маленький продолговатый камушек, висевший у него на шее.

— Кристалл Силы! — не своим голосом завопил Ксанф. — Отдай немедленно!

На невозмутимом лице мужчины отразилось что-то вроде ироничной усмешки. Подпустив демона поближе, он спокойно поднял руку — и из указательного пальца вырвался узкий фиолетовый луч, который угодил Ксанфу прямо в лоб и, выйдя из затылка, рассеялся в пространстве. Криган рухнул как подкошенный, не успев даже вскрикнуть.

— Ксанф! — закричала Улисса, бросаясь к распростертому телу.

А Гэйвин, Тинос и Тарнум застыли на месте, потрясенные не столько даже гибелью своего товарища, сколько негромким возгласом Каури:

— О боги! Эскатон?!

Мужчина прищурил единственный глаз:

— А, это опять ты, жаддамская героиня… Что, не ожидала еще раз со мной встретиться?

— Но… Как же так? Когда рухнул твой монолит в Равеншоре, ты ведь… Голову даю на отсечение, что ты тогда умер!

— Умер? — задумчиво переспросил Разрушитель. — Да, по вашим понятиям это вполне может считаться смертью. Полная беспомощность, неспособность видеть, слышать, мыслить, действовать… Сам не знаю, сколько времени я провел в таком состоянии, и пребывал бы в нем до сих пор, если бы в мою Плоскость не залетело вот это.

Эскатон щелкнул пальцами по висящему у него на шее Кристаллу Силы.

— Эта вещь пробудила мое сознание. И дала силы восстановиться. Хотя вы сами видите, мне до сих пор так и не удалось полностью привести себя в порядок, — он распахнул плащ, демонстрируя висящие лохмотья разорванной плоти и серые с металлическим отливом кости. — А уж в каком виде я тогда очнулся, даже и вспоминать не хочется. Но страшнее было другое: я не выполнил свой долг. Знаете ли вы, что это такое — чувство долга?

— Знаем, — сурово произнес Гэйвин. — Именно оно нас сюда и привело.

— Ну да, конечно… Ваш долг в том, чтобы спасти мир, не так ли? А мой — в том, чтобы его уничтожить!

— Опять?! — скривилась Каури. — Но ведь в прошлый раз мы с Харой убедили тебя, что наш мир не заслужил такой участи! Ты же согласился тогда с нашими доводами, разве нет?

— Вы меня обманули. Сказали, будто кригане доживают последние дни, а на самом деле эта мерзостная раса до сих пор процветает и рвется к власти! Вот этот вот, который был с вами, — глаз Эскатона полыхнул гневом, — как же он жаждал добраться до моего Кристалла!

— Неправда! — воскликнул Тинос. — Ксанф не стремился к власти! И Кристаллом твоим завладеть не хотел, а собирался спрятать его в надежном месте, чтоб не вызывал больше никаких катастроф!

Эскатон ухмыльнулся:

— Неужели вы так наивны, что действительно верите в благие намерения вашего демона? Уверяю вас, он хотел вовсе не этого. Покорить весь мир, сделать вас всех рабами — вот для чего ему нужен был Кристалл!

— Теперь мы уже никогда не узнаем, чего он хотел, — сказала Улисса, всё это время безуспешно пытавшаяся оживить Ксанфа. — Ты убил его!

— Да, убил. Что ж поделаешь, с криганами нельзя иначе. И с мирами, куда они проникли, тоже. Если где-то завелись эти твари — они не успокоятся, пока не захватят всё. Расплодятся, как кролики, истребят всех остальных, истощат землю, а затем начнут расползаться по вселенной в поисках нового, еще не изгаженного ими местообитания. Единственный способ остановить нашествие криган — выжечь дотла зараженный ими мир, как чумной город, не дожидаясь, когда зараза выйдет за его пределы.

— У вас принято бороться с чумой, выжигая зараженные города?! — лицо Улиссы покраснело от возмущения. — Как жестоко!

— Зато действенно. Чума не лечится, и лучше уж сразу покончить с обреченными, чем позволить болезни распространяться. Так же и с криганами — лучше уничтожить один мир, нежели подвергнуть риску все остальные.

— И всё-таки это несправедливо, — в голосе светлой эльфийки послышалась мольба. — Послушай, Эскатон, позволь нам самим разобраться с криганами, а? Неужели тебе совсем не жаль наш мир?

Разрушитель невесело усмехнулся:

— Я вот в прошлый раз пожалел его, а зря. Теперь совесть мучает.

— А разрушишь — не будет мучить? — спросил Гэйвин. — Это же миллионы невинных жертв!

— Не стану спорить, губить миры всегда неприятно, — вздохнул Эскатон. — Но что же делать? Древним виднее, а я всего лишь выполняю их волю.

— Ну вот, опять ты о Древних… — протянула Каури. — Можешь хоть толком объяснить, кто это такие?

— Могущественная цивилизация, их империя включает сотни миров. Наверное, вы сочли бы их богами. Это они приговорили ваш мир к уничтожению. А что до меня, то я не испытываю никакой враждебности ни к нему, ни к вам лично. Так что не беспокойтесь, убивать вас я не намерен. Раз уж вас занесло в Стихийные Плоскости, пусть хоть пятью жертвами окажется меньше. В этом измерении вы будете в безопасности, а здесь, в Плоскости между Плоскостями, даже и в комфорте — хаос Стихий сюда не доходит. Эта Плоскость хорошо изолирована от остальных, я удивляюсь, как ваш криган вообще сумел найти точку телепортации.

— Ага, это всё-таки Плоскость между Плоскостями! — воскликнула Каури. — Но почему она так выглядит? Совершенно пустая… Куда делись все эти монстры?

Губы Эскатона тронула насмешливая улыбка.

— Монстры, говоришь? Они были всего лишь плодом твоего воображения, равно как и прочие красоты этой Плоскости. Таким уж было ее свойство — влиять на мозги и вызывать видения.

— Но как же… — матриарх обнажила грудь, показывая длинный багровый шрам. — Раны они наносили совершенно реальные!

— Так ведь воображение — тоже сила вполне реальная. Под его влиянием энергия этой Плоскости трансформировалась в телесную форму, так что тех монстров ты породила сама. И твои товарищи тоже — наверняка ведь каждый из них воплотил здесь свои фантазии.

— Не может быть…

— Что, трудно в это поверить? Неудивительно, ведь в вашем измерении такое невозможно. И в этом теперь тоже — структура Стихийных Плоскостей изменилась, здесь больше нет этой энергии, а без нее не будет и видений. Одна лишь пустота.

— А в других Плоскостях что за кавардак?! — вскричал Тинос. — Что ты с ними сотворил? Опять, что ли, куда-то запер Стихийных Лордов?

— Да нет там уже давно никаких Лордов. Говорю же: структура Плоскостей изменилась, они больше не порождают элементалей. И, кстати, я к этому совершенно непричастен. Когда Кристалл вернул меня к жизни, Стихийные Плоскости уже пребывали в полном хаосе. Не знаю, что за катастрофа их разрушила, но у меня такое ощущение, что не последнюю роль в этом сыграла энергия Кристалла.

В глазах у Тиноса потемнело.

— Немедленно восстанови Сопряжение! — заорал он не своим голосом. — Сделай всё как было!

— Хм… Ты что, всерьез считаешь меня всесильным богом? Я не могу ничего восстановить. Да и не хочу — хаос Стихийных Плоскостей мне еще пригодится. Достаточно впустить его в ваш мир, и моя цель будет достигнута.

— И наполнится земля наша силой четырех Стихий… — покачала головой Улисса. — Или как ты там говорил моим соотечественникам?

— Да, именно так. Должен заметить, мне очень повезло, что эльфы оказались столь внушаемыми. Если бы они отказались помогать, я бы, пожалуй, не сумел ничего сделать. Сейчас ведь не те времена, когда я мог собственными силами открыть портал между измерениями. Нет-нет, не думайте, это не я ослаб — это ваш мир стал настолько недосягаем, что пробиться туда мне не помогла даже энергия Кристалла. Я уж и так сконцентрировал ее, насколько было возможно, и нанес удар в самое уязвимое место — в то самое, через которое вы сюда телепортировались. И всё равно сквозную дыру не пробил, а разрушил барьер лишь со своей стороны. Для телепатической связи оказалось достаточно и этого, но чтобы окончательно прорвать барьер, его нужно атаковать еще и из вашего измерения. Вот эту задачу я и поручил эльфам. Когда они достроят алтари и приступят к ритуалу, энергия их молитв устремится в ту самую точку — и два измерения соединятся. И тогда, как я и обещал, в ваш мир хлынет сила Стихий.

— Не надо, Эскатон, — произнес Гэйвин. — Не делай этого.

Разрушитель рассмеялся:

— Да я и не собираюсь больше ничего делать. Моя часть работы уже выполнена, осталось лишь дождаться, когда эльфы выполнят свою. Собственно, я для этого уже не нужен, и мой Кристалл тоже.

— Обратись к авлийцам и прикажи им прекратить строительство, — настаивал маг.

Эскатон вздохнул.

— Сколько можно вам объяснять: этот мир должен быть уничтожен, и менять свои планы я не собираюсь. Всё, разговор закончен!

Тут вперед выступил Тарнум, который всё это время молча стоял в стороне с опущенной головой и прикрытыми глазами.

— Ошибаешься, — глухо проговорил он. — Наш разговор только начинается. Я готов!

-Готов? — насмешливо переспросил Разрушитель. Интересно, к чему же?

Варвар распрямил плечи, глаза его гордо сверкнули.

— Я, Тарнум, друг эльфов и защитник Анатгариха, от имени всех народов этого мира вызываю тебя, Эскатон Разрушитель, на поединок!

— Ах ты, как пафосно, — усмехнулся Эскатон. — Только вот с чего ты взял, что я приму твой вызов? Нет уж, должен тебя разочаровать: никакого поединка не будет.

— Струсил, значит? — сощурился Тарнум. — Вот уж не ожидал, что у могущественного Разрушителя окажется такая жалкая заячья душонка!

— При чем же здесь трусость? — спокойно возразил Эскатон, совершенно не уязвленный оскорбительными словами варвара. — Я просто не хочу лишних жертв. Но если уж тебе так неймется геройски погибнуть — давай, нападай. Даже любопытно, каким образом ты собираешься меня победить.

— Ну, держись, недобиток!

Тарнум выхватил меч и стал наступать на противника. Разрушитель даже не шелохнулся, он лишь на несколько секунд задержал взгляд на клинке — и тот, задрожав, разлетелся вдребезги. В руке у варвара осталась только рукоятка с коротким куском лезвия.

— Ах, так?! — Тарнум рванулся к Эскатону, целя ему в глаз своим обломанным оружием.

Мощный удар незримой силы отбросил бессмертного героя назад, он упал, но тут же вскочил на ноги и, прокричав заклинание, резко выбросил вперед обе руки. Громадный огненный шар полетел в Эскатона, но, врезавшись в него, с шипением рассыпался на искры, не причинив никакого вреда.

— Так я и думала, — в отчаянии прошептала Каури. — На него не действует магия! Ох, Тарнум, зря ты это затеял…

— Всё с тобой ясно, — разочарованно протянул Эскатон, отряхивая с плаща пепел. — Примитивное оружие и немудреные заклинания — вот и всё, чем ты владеешь. Признаться, я ожидал большего. Ладно, кончаем комедию!

Разрушитель поднял палец, и выпущенный из него луч пронзил грудь Тарнума с левой стороны, оставив дымящуюся сквозную рану. Лицо варвара исказила гримаса боли, но, к удивлению Эскатона, он остался стоять и даже нашел в себе силы рассмеяться в лицо врагу:

-Думаешь, если в сердце попал — значит, убил, да? Нет уж, мы еще поборемся!

Эскатон снова выстрелил из пальца, но на сей раз Тарнум успел поставить магическую защиту. Преломившись о невидимую преграду, луч изменил направление и задел Улиссу. Эльфийка вскрикнула и схватилась за плечо, на котором вспухла багровая полоса ожога.

— Да что ж вы делаете?! — в гневе воскликнул Гэйвин, бросаясь к сражающимся. — Раз у вас поединок, вот и бейтесь один на один, так, чтоб другие не страдали!

Легким взмахом руки Эскатон очертил вокруг себя и Тарнума светящийся круг, и бегущий Гэйвин внезапно упал, налетев на призрачную стену. Потирая ушибленный лоб, маг вернулся к Улиссе.

— Ну вот, отгородились, — простонала эльфийка. — Теперь мы Тарнуму ничем не поможем…

— А разве мы могли чем-то ему помочь? — хмуро спросил Гэйвин. — Оружие тут бесполезно, а всю магическую силу я истратил. Нам остается только наблюдать…

— И молиться, — добавила Улисса.

Эскатон тем временем продолжал расстреливать Тарнума. В варвара непрестанно летели всё новые убийственные лучи. Большинство ему удавалось отклонить; многократно отражаясь от поставленного Эскатоном ограждения, они причудливо плясали в замкнутом пространстве, иногда попадая и в самого Разрушителя, но не раня, а лишь отскакивая от него. Но часть ударов Тарнум отвести не сумел. Всё его тело было покрыто кровавыми ранами, хоть и не смертельными для него, но весьма болезненными. Бледный, с испариной на лбу, бессмертный герой уже еле держался на ногах; отбиваться ему становилось всё труднее, и выстрелы Эскатона всё чаще достигали цели. Но, видимо, и силы Разрушителя тоже были небеспредельны. С презрением глядя на окровавленного, шатающегося от слабости, почти поверженного противника, Эскатон остановился перевести дух, и Тарнум понял: если не воспользоваться этой передышкой — другого шанса не будет. Настала пора применить крайнее средство — о Предки, хоть бы оно сработало! Собрав последние силы, варвар произнес почерпнутое когда-то от магических элементалей заклинание, рождающее сокрушительный поток энергии. И поток этот он направил не на Эскатона, которого наверняка не убили бы даже столь мощные чары, а прямо на украшающий его грудь Кристалл Силы. Упругая струя магической энергии с сухим треском ударила в Кристалл — и последним, что увидел Тарнум в своей жизни, стала ослепительная вспышка света. Вслед за ней раздался сильнейший взрыв, и бесформенные ошметки тел обоих врагов взметнулись высоко вверх. Светящееся кольцо вокруг места поединка погасло, и кровавые клочья плоти посыпались к ногам потрясенных зрителей.

— Ну теперь-то уж он больше не воскреснет, или как? — растерянно пробормотала Каури.

— Постойте, а как же Тарнум?! — закричал Тинос, отойдя от шока. — Он же бессмертен! Как же так?!

— Какое уж тут бессмертие, когда на куски разорвало, — покачал головой Гэйвин. — Может, его дух и не умер и всё еще витает здесь, да только проявить себя никак не может — тела-то у него больше нет. А может быть, Предки и вправду наконец простили его…

— Как же всё-таки дорого мы заплатили за победу, — горько промолвила Улисса, поглаживая обожженное плечо. — Двоих потеряли…

— Но миссию свою выполнили, — сказала Каури. — Предотвратили конец света.

— Еще не предотвратили, — возразил Гэйвин. — Пока друиды продолжают готовиться к ритуалу воссоединения, опасность сохраняется. Надо сказать им, чтобы прекратили строить алтари. Я думаю, теперь они нам поверят — ведь голос Властителя больше не звучит и не действует им на мозги.

— А если и сейчас не поверят — мне придется пойти на крайние меры, — неожиданно жестко произнесла Улисса, сверкнув глазами.

— На какие же? — удивился маг.

— Разрушить эти алтари.

— Да я ведь уже пытался, — вздохнул Тинос.

— Ты был один, а я приведу армию. Король Мануил не такой упертый, как мой брат. Он не любит кровопролития, но если объяснить ему, чем грозит этот ритуал, он всё поймет правильно. Поверьте, мне меньше всего хочется войны между двумя самыми дорогими мне странами. АвЛи моя родина, а в Новой Эрафии я Мать народа, и этим всё сказано. Если придется столкнуть их между собой — это будет ужасно… но всё-таки лучше, чем гибель всего мира.

— Давай всё же надеяться, что эльфов удастся убедить по-хорошему, — сказал Гэйвин. — Сейчас мы телепортируемся в АвЛи и всё им расскажем.

— А что будет со Стихийными Плоскостями? — задал Тинос давно волновавший его вопрос. — Если мы заберем отсюда Кристалл Силы, этот хаос прекратится, да?

— Кристалл Силы? — задумчиво переспросил Гэйвин. — А где он?

— Да вот же, валяется у тебя под ногами.

Маг поднял еще теплый Кристалл и прижал его к груди.

— Ну так что? — глаза элементаля были полны мольбы. — Когда мы его уберем, Сопряжение восстановится?

Великий Визирь тяжело вздохнул.

— Нет, не восстановится. Боюсь, что структура Плоскостей нарушена необратимо.

— Ну тогда исправь ее сам! — в отчаянии закричал Тинос. — Ты же великий волшебник, и у тебя Кристалл Силы! Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать! Это же мой родной мир, понимаешь ты или нет?!

— Хорошо, я попытаюсь,— неуверенно произнес Гэйвин, пряча глаза. — Но для этого мне нужно получше изучить свойства Кристалла и самих Плоскостей. А это потребует времени, и всё это время в Священных рощах будет продолжаться строительство алтарей… Вот что: мы сейчас отправим Улиссу обратно к Главному храму, а сами останемся и попробуем привести в порядок это измерение. Улисса, ты готова телепортироваться?

— Я-то готова, — откликнулась эльфийка. — Но как же ты сотворишь заклинание? Разве к тебе уже вернулись силы?

— Я возьму их из Кристалла. Магической энергии в нем предостаточно, Тарнум выпустил лишь ничтожную часть. Только вот… понимаешь, не хотелось бы терять с тобой связь…

Взгляд мага упал на изящное серебряное колечко с бирюзой на пальце эльфийки.

— Вот это кольцо… Я вижу, оно у тебя волшебное?

— Да, один энротский чародей когда-то подарил на свадьбу.

— Дай-ка его мне на минутку.

Гэйвин принял кольцо, зажал его в кулаке и зажмурился.

— Всё, я на него настроился, — сообщил он, возвращая украшение хозяйке. — Теперь смогу видеть, где ты и что с тобой. Так будет спокойнее. А сейчас — в добрый путь, Улисса!

Он прошептал заклинание, и у ног эльфийки заколыхалась лужица тумана, такая же, через какую они телепортировались в Стихийные Плоскости.

Улисса шагнула в туман. Твердь под ее ногами расступилась, и она почувствовала, как проваливается в бездонную яму. Ощущения, как при любой телепортации, были малоприятными, но эльфийка знала: надо чуть-чуть потерпеть, и она приземлится на мягкую душистую траву поляны у Главного храма друидов. Вместо этого она неожиданно уткнулась лицом в промерзшую заснеженную землю и тут же вскочила на ноги, с недоумением оглядываясь. Снег в начале августа? Что еще за каприз погоды? Но, присмотревшись к окружающему пейзажу, Улисса поняла: что-то здесь не так. Не могли же деревья полностью облететь, а трава засохнуть и сгнить за неполный день, проведенный ею в Стихийных Плоскостях? «Время в Плоскостях летит быстро», — всплыло в памяти замечание покойного Тарнума. В свое время она не придала значение этой фразе: когда времени не хватает для важных и срочных дел, оно всегда кажется текущим слишком быстро. Но неужели в разных измерениях его ход действительно различается? Похоже, здесь прошло несколько месяцев, и, должно быть, строительство алтарей уже близится к завершению…

Улисса опрометью бросилась к храму и, толкнув дверь, влетела внутрь. Там ее встретил незнакомый жрец — высокий щуплый юноша, даже еще не успевший отрастить бороду.

— Скорее скажите, какой сейчас месяц! — выпалила Улисса, забыв поздороваться.

— Да ноябрь вообще-то, — ответил друид, оторопело глядя на одетую в летнее платье гостью.

— Уже ноябрь?! — эльфийка схватилась за голову. — Где Эллесар? Мне нужно срочно поговорить с ним.

— Эллесара сейчас замещаю я, — юноша приосанился, напуская на себя важный вид. — Верховный жрец уехал к алтарю Воздуха на ритуал восстановления связи.

— Когда ритуал? — спросила Улисса, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

— Послезавтра в полдень.

— Послезавтра?! О боги, я же не успею…

— А вы хотели тоже поучаствовать?

— Нет! Этот ритуал надо предотвратить во что бы то ни стало, иначе мы все погибнем!

— Почему? — растерянно спросил жрец. Ведь великий Властитель Стихий говорит, что…

— Ваш Властитель уже ничего никому не говорит, он мертв! И не Властитель он, а Разрушитель, он решил нашими руками уничтожить весь мир. Я только что была у него в Плоскостях, я знаю… Стоит помолиться на его алтарях — и всем конец!

Улисса не особенно надеялась, что этот друид, одурманенный, подобно многим его единоверцам, сладкими речами Эскатона, серьезно отнесется к ее словам. Но что-то в ее взгляде и голосе заставило юношу поверить.

— Какой ужас… — только и смог вымолвить он, бледнея на глазах. — Что ж теперь делать-то?

— Немедленно бежать к алтарю, предупредить Эллесара… А еще лучше — в Пирпонт, к Ариану. Нет, в Пирпонт уже поздно…

— Его величество сейчас не в столице, а у Озера Вечной Юности. Он будет молиться Властителю на алтаре Воды.

— Значит, туда мне и надо!

— Подождите! Вы хоть тулуп мой возьмите, мороз ведь! — опомнился жрец.

Но Улисса, не слушая его, выбежала из храма и помчалась к далекому озеру.

Эльфийка двигалась через заснеженный лес так быстро, как только могла, забыв и про холод, и про боль в раненом плече. За время, оставшееся до начала ритуала, было почти невозможно добраться пешком до Озера Вечной Юности, но, как назло, по пути не встретилось никого, кто мог бы подвезти. Подгоняемая страхом опоздать, Улисса провела на ногах весь этот день и весь следующий, почти не давая себе отдыха. К утру третьего дня эльфийка уже еле могла двигаться. Она задыхалась, сердце было готово выпрыгнуть из груди, каждый шаг отдавался болью в суставах — все-таки ей было уже не двадцать и даже не сто лет. С трудом переставляя будто налитые свинцом ноги, она с тревогой следила за солнцем, неумолимо поднимающимся всё выше над горизонтом. Когда оно окажется в зените, друиды начнут ритуал,и произойдет непоправимое. Только бы успеть помешать им… только бы успеть…

Ближе к полудню лесная глушь расступилась, и далеко впереди забрезжила водная гладь. Улисса приободрилась — до цели было уже недалеко. Выжимая из себя последние силы, она ускоренным шагом устремилась к озеру.

— Какая же невиданная мощь таится в этом Кристалле, — задумчиво промолвил Гэйвин, когда Улисса скрылась в глубине портала. — Он усилил мое заклинание в сотни раз. Вы же помните — вчера я трудился всю ночь, чтобы телепортировать нас сюда, а сейчас управился за минуту, причем не затратил ни крупицы собственных сил.

— А Кристалл поможет восстановить здесь порядок? — нетерпеливо поинтересовался Тинос.

— Не могу сказать. Энергии-то его, судя по всему, хватит даже на такую трудную задачу, но знать бы еще, как к ней подступиться. Как я вижу, все стихии здесь перемешались, нормальные связи между ними нарушены, и я пока что плохо представляю, как их можно вновь упорядочить.

— Мне кажется, начинать надо с Плоскости между Плоскостями, — предположила Каури. — Она здесь самая главная, всё Сопряжение строится вокруг нее. Надо попытаться вернуть ее в исходное состояние, и тогда нам, может быть, удастся привязать к ней остальные четыре Плоскости. Хотя, честно говоря, я совершенно не представляю, какими средствами это можно сделать.

— Известно какими — магическими, пробормотал Гэйвин. — Только надо разобраться, как эта Плоскость устроена. Я имею в виду ее тонкую структуру, распределение энергетических потоков… Ну, в общем, вы, профессор, понимаете, о чем я?

Каури согласно кивнула.

— Тогда мне станет яснее, какие заклинания могут оказаться полезными, — продолжил маг. — Сейчас я попробую настроиться на ее энергетику. Только, пожалуйста, не мешайте — мне нужно полностью сосредоточиться.

Великий визирь широко расставил ноги, вытянул вверх руки и застыл, будто статуя. Глаза его подрагивали под закрытыми веками, губы беззвучно шевелились. Он простоял так минут десять, но его соратникам это время показалось вечностью. Тинос в волнении смотрел на мага: что, если тому не удастся понять устройство этого мира и восстановить его гармонию? Если уж этого не сумеет величайший волшебник всех времен и народов — значит, Сопряжение погибло безвозвратно… Элементаль бросил тревожный взгляд на стоящую рядом Каури, и эта всегда суровая женщина неожиданно обняла его и ласково погладила по голове. Тинос прижался к ней всем телом, и оба они вновь устремили глаза на медитирующего мага.

Внезапно всё вокруг содрогнулось от удара такой силы, что Каури потеряла равновесие и упала, потянув за собой элементаля.

— Гэйвин, ты не можешь колдовать осторожнее?! — возмущенно вскричала она, поднимаясь. — Предупреждать же надо!

— Это не я, — встрепенулся волшебник, мигом вернувшись к реальности. — Это идет оттуда, с той стороны…

Несколько мощных толчков, следующих почти без перерыва, вновь сотрясли Плоскость между Плоскостями.

— Не может быть! — воскликнул Тинос. — Неужели друиды уже начали…

Поверхность под ногами выгнулась вверх, будто кто-то со всей силы ломился в нее тараном. Не удержавшись, все трое кубарем покатились в разные стороны. А на том месте, где они только что стояли, вздулся огромный пузырь и с оглушительным треском лопнул, оставив на своем месте здоровенную дыру.

— О боги, — сдавленным голосом прошептала Каури, бледнея на глазах. — Теперь же всему конец…

Эльфийка, маг и элементаль осторожно подползли к краю и заглянули в зияющую пропасть. В ее глубине бушевали четыре Стихии, смешавшиеся в общую кашу, бурлящую, кипящую и взрывающуюся. Закрутившись в увеличивающуюся воронку, вовлекающую в себя новые и новые массы материи, всё это со страшным ревом неслось вниз — в другое измерение, в Священные рощи АвЛи, куда разрушительная сила здешнего хаоса наконец получила доступ.

Трое соратников долго, как завороженные, глядели в пропасть, не в силах оторваться от кошмарного, но по-своему величественного зрелища. Они еще не до конца осознавали, что все их усилия и жертвы пошли прахом, что они так и не сумели спасти родной мир, что его уничтожение началось — и этот процесс, судя по всему, уже не остановить. Наконец Гэйвин, спохватившись, вскочил на ноги.

— Надо же закрыть… заткнуть… Я сейчас, сейчас!

Маг вынул из кармана Кристалл Силы и, зажав его в кулаке, принялся спешно колдовать. Растрепанный, раскрасневшийся, он лихорадочно бормотал самые разнообразные магические формулы, но дыра между измерениями и не думала закрываться.

Потратив на бесплодные усилия почти полчаса, Гэйвин обреченно выдохнул:

— Проклятье… Почему здесь не работают никакие мои заклинания? В смысле, никакие из тех, которые могли бы помочь. Даже Кристалл Силы ничего не дает.

Сунув артефакт обратно в карман, волшебник добавил:

— Видно, в этой Плоскости, будь она неладна, магия действует не так, как у нас. Здесь я ничего не сделаю, надо попробовать с другой стороны — уж там-то должно получиться. Каури, Тинос, дайте мне руки — будем телепортироваться.

— Туда?! — в ужасе воскликнул элементаль. — Нас же разорвет!

— А что ты предлагаешь — остаться здесь?! Я попытаюсь сразу переместить нас всех в безопасное место. Может, и выживем — как-никак мои защитные чары еще действуют, да и эрафийское благословение тоже.

При словах об эрафийском благословении Каури побледнела, но всё же без возражений протянула руку великому визирю. Тот крепко сжал ее ладонь и плавник Тиноса, и они прыгнули в дыру.

Адский вихрь пожирающих друг друга Огня, Воды, Земли и Воздуха подхватил их и стремительно понес прочь из Стихийных Плоскостей. Как только они пересекли границу измерений, убийственная сила обезумевших Стихий со всей мощью обрушилась на их слабые тела, нещадно терзая плоть, дробя кости, разрывая мышцы и внутренности. Гэйвина обожгла такая нестерпимая боль, как будто он налетел грудью на магическую мину; слева от него послышались странные булькающие звуки, а справа — пронзительный женский вопль, переходящий в хрип. Уже теряя сознание, Великий Визирь всё-таки успел сотворить заклинание телепортации, и сила магии, мгновенно перенеся три изувеченных тела на десятки верст, выбросила их в другом уголке Священных рощ, которого еще не коснулся хаос разрушения.

Улиссу катастрофа застигла на берегу Озера Вечной Юности, совсем недалеко от цели. Сначала из близлежащего ельника, в глубине которого скрывался алтарь Воды, потянулся ввысь едва заметный лучик бледного призрачного света, постепенно наклоняющийся к северо-востоку. Холодея от ужаса, эльфийка обернулась туда, куда уходил луч — и увидела, как у самого горизонта сверкнула ослепительная вспышка. Вслед за этим небо с той стороны резко потемнело и с грохотом разверзлось, обрушив на землю столб черной пыли, тут же закрутившийся в огромный, на глазах расширяющийся смерч. У Улиссы подкосились ноги, и она упала на мерзлую землю, неистово колотясь об нее головой и оглашая окрестности отчаянным воем. Вскоре она выбилась из сил и осталась лежать на снегу, чувствуя, как зимний холод постепенно сковывает тело, и желая лишь одного — замерзнуть насмерть и никогда не увидеть того, что станет теперь со Священными рощами и всем остальным миром. Но все-таки эльфийка заставила себя подняться и понуро поплелась к алтарю Воды.

На лесной поляне, посреди которой возвышался сложенный из голубоватых полированных камней алтарь, царила суматоха. На молитву Властителю Стихий собрались тысячи авлийцев, принадлежащих едва ли не ко всем населяющим страну племенам. Здесь были и эльфы, и гномы, и кентавры, и даже немногочисленные люди — не хватало разве что криган. Большинство собравшихся были одеты по-праздничному, многие пришли с детьми. Сейчас дети захлебывались плачем, а взрослые, заламывая руки, метались по поляне или, упав на колени, в слезах взывали к духам Природы. Одни друидские жрецы лежали без памяти, другие хлопотали над ними, пытаясь привести в чувство. Сквозь плотную толпу гномов, возбужденно обсуждающих разразившуюся катастрофу, Улисса еле протиснулась к алтарю, у которого, прислоняясь к нему спиной, с потерянным видом сидел ее брат. Расшитый золотом парадный кафтан короля был мокрым от воды, струящейся по стенкам алтаря, украшенная самоцветами высокая меховая шапка съехала набекрень. Смертельно бледный, с мутным, бессмысленно блуждающим взором, Ариан заметил сестру лишь тогда, когда она подошла вплотную и тряхнула его за плечо.

— Вон там… — пролепетал король, тыча трясущимся пальцем в бушующий на северо-востоке черный вихрь. — Там, у Главного храма… Что это?

— Конец света, вот что! — рявкнула Улисса. — Я тебя предупреждала!

— Да, да… И тот элементаль тоже предупреждал, а я не послушал… Придурок, идиот!

В глазах Ариана вспхнуло что-то нехорошее, он молниеносным движением сорвал с пояса короткий кинжал и занес его над своей грудью, так что Улисса еле успела отвести его руку в сторону.

— Ты и впрямь идиот! — воскликнула она, неожиданно ощутив прилив энергии. — Ничего умнее самоубийства придумать не можешь! Отправляйся в Пирпонт, организуй магов, пусть оцепят место катастрофы и сдерживают ее защитными заклинаниями.

— Разве это спасет? — шмыгнул носом король. — В АвЛи нет таких магов и в таком количестве, чтобы остановить конец света…

— Собери хоть тех, что есть! А я поеду в Хармондейл, привлеку священников — они тоже знают защитную магию. Надо скорее начать хоть что-то делать, пока этот хаос не пожрал весь мир! Вы на чем сюда прибыли — надеюсь, не пешком?

— Кони вон там, на берегу, — Ариан махнул рукой в сторону тропы, уходящей в лес. — Выбирай любого.

Узкой стежкой, петляющей среди молодых елей, Улисса вышла к озеру, на берегу которого паслись лошади. Она вскочила на белого с сероватым отливом пегаса, казавшегося резвее остальных, и тот с заливистым ржанием плавно поднял ее в воздух.

Еще ни разу в жизни Тинос не чувствовал себя настолько плохо. Отчаянно извиваясь и хватая ртом воздух, он беспомощно трепыхался на снегу, подобно выброшенной на берег рыбе. Рядом, раскинув руки и уткнувшись лицом в землю, недвижно лежал Гэйвин, под которым растекалась лужа крови. Чуть в стороне, судорожно хватаясь за снег, хрипела в агонии Каури. В затылке у эльфийки виднелась глубокая вмятина, на месте правой ноги болтались кровавые ошметки, а неестественный изгиб тела не оставлял сомнений в том, что у нее сломан позвоночник. Тиносу досталось немногим меньше: из его бока был выдран огромный кусок плоти, а полуоторванный хвостовой плавник висел на тонкой полоске кожи. Из ран хлестала вода, вместе с ней уходила жизненная энергия, и элементаль был уже не в силах удерживать себя от распада. Кожа его лопалась, тело постепенно расползалось в студенистую жижу. «Вот и всё, — промелькнуло в угасающем сознании. — А куда же я попаду?». Испокон веков все его собратья по Плоскости Воды заканчивали жизнь тем, что тела их сливались с родной стихией, а души — со всеобъемлющим сознанием лорда Акваландра, пронизывающим и одушевляющим всю Плоскость. Но какая посмертная судьба ждет его теперь, когда ни лорда Акваландра, ни самого Сопряжения больше нет? Эта мысль ужаснула — и Тинос стал сопротивляться. Заприметив невдалеке маленькое замерзающее озерцо, элементаль пополз к нему, отчаянным усилием воли заставляя себя хоть как-то сохранять форму. Несколько десятков метров до озера дались ему с неимоверным трудом, но всё-таки он дополз и кубарем скатился с крутого берега. Ему еще повезло, что ледяная корка на поверхности водоема была по-осеннему тонкой и непрочной. Проломив лед, Тинос погрузился в воду. Теперь он был в безопасности. Живительная влага заполнила его раны, и осталось лишь придать ей с помощью магии необходимую структуру, преобразовав в материал своей плоти. Работа предстояла довольно долгая и кропотливая, но этим искусством Тинос, как и любой водный элементаль, владел в совершенстве.

Гэйвин, очнувшись, со стоном повернулся на спину и первым делом потянулся к карману — на месте ли Кристалл Силы? Нащупав артефакт, маг облегченно вздохнул. Он приподнял раскалывающуюся от боли голову и огляделся. Вокруг простирались заросли облетевшего кустарника, среди которых высились отдельные тоненькие деревца, невдалеке блестело скованное льдом озеро. За лесом, на горизонте, крутился вздымающийся до небес зловещий черный смерч. Каури долго искать не пришлось — ее изуродованное тело, коченеющее на окровавленном снегу, сразу бросалось в глаза. А вот элементаля нигде не было видно, и, лишь присмотревшись, Гэйвин заметил рядом небольшую лужицу мутной жидкости.

— Тинос! — в отчаянии воззвал маг, не надеясь услышать ответ.

— Я здесь, — послышался слабый голос из глубины озера.

— Ты цел?

— Не совсем. Но через пару дней буду цел. Ты-то как?

— Да, кажется, тоже не совсем…

Стиснув зубы, Гэйвин принялся осторожно ощупывать и осматривать свои раны. В сущности, ничего страшного — отделался всего лишь лопнувшим черепом, распоротым животом и проломленной грудной клеткой. А могло ведь, как бедолаге Каури, перебить хребет и поотрывать ноги. Конечно, это не убило бы его, но еще неизвестно, что хуже — умереть или навсегда остаться обездвиженным калекой. Тем более в сложившейся ситуации, когда, кроме него, больше некому остановить конец света…

Великий визирь подполз к Каури и перевернул ее лицом вверх. Да, так он и думал — ей уже ничем не поможешь, даже мощнейшая лечебная магия не вернет ее к жизни. Гэйвину было очень жаль темную эльфийку, но он содрогнулся при мысли о том, что на ее месте могла бы оказаться и Улисса.

Улисса! Сердце мага болезненно сжалось. Он же отправил ее прямо к Главному храму — как раз туда, где сейчас свирепствует вырвавшийся из Плоскостей хаос разрушения! Успела ли она выбраться оттуда? Гэйвин закрыл глаза и сосредоточил всю свою мысленную энергию на кольце эльфийки. Не прошло и минуты, как перед его внутренним взором появилось и это кольцо, и сама Улисса, на чей палец оно было надето. Склонившись над большим медным чаном, она с усталым и озабоченным видом сливала туда разноцветные жидкости из стоявших вокруг многочисленных склянок и сыпала травы из холщовых мешочков. В шатер к ней вошли двое бородатых мужчин в когда-то белых, а сейчас посеревших от пыли священнических балахонах. Они вели под руки третьего, чьи ноги волочились по земле, а голова бессильно моталась из стороны в сторону. Уложив бесчувственное тело на койку и что-то сказав Улиссе, они получили от нее по бутылочке какого-то снадобья и с поклоном вышли, а эльфийка принялась делать пассы над бледным лбом их товарища.

Гэйвин обратил мысленный взор за пределы шатра и увидел длинную шеренгу мужчин и женщин в развевающихся на ветру белых одеяниях. Они стояли, выставив перед собой руки с поднятыми вверх ладонями, будто заслоняясь от надвигающейся угрозы, и сосредоточенно твердили то ли заклинание, то ли молитву. Перед ними простиралась широкая полоса земли, заваленной искореженными стволами деревьев с одиноко торчащими между ними пнями, а далее обзор закрывала сплошная завеса из поднятых в воздух снега, пыли, щепок и камней. Гэйвину не удалось проникнуть взглядом за эту возвышающуюся до самых небес стену, да, собственно, было и не столь уж важно, что за ней находится. Важно было другое — ему сейчас следовало находиться там, среди этих людей, пытающихся дать отпор смертоносной силе обезумевших Стихий. Маг не мог разобрать, каким заклинанием пользуются священники, но точно знал: этого будет недостаточно, чтобы остановить катаклизм. Вся надежда была только на Кристалл Силы.

Однако прежде всего требовалось похоронить Каури. Раз уж не удалось как следует проводить в последний путь Ксанфа и Тарнума, пусть хоть темная эльфийка будет погребена подобающим образом. Прежде чем приступать к обряду, Гэйвин после недолгих колебаний стянул с трупа платье и, разорвав по швам на куски, перевязал себе раны. Плотный, расшитый золотом бархат был не самым подходящим перевязочным материалом, но теперь у мага хотя бы не вываливались кишки и не расходились кости черепа. Встав над колени над бездыханной Каури, Гэйвин закрыл ей глаза и сложил руки на груди. Он не знал, как принято хоронить темных эльфов, и решил поступить по бракадскому обычаю. «Из небытия ты пришла, Каури Блэкторн, в небытие и возвращаешься, — произнес он нараспев, устремив глаза к небу. — Разрушится тело твое, развеется дух твой, но память о тебе останется в сердцах живущих!». Затем сотворил заклинание аннигиляции, и тело матриарха, ослепительно вспыхнув, исчезло без следа.

Смахнув навернувшиеся на глаза слезы — что-то уж больно сентиментален он стал в последнее время — Гэйвин принялся готовиться к телепортации. Он долго и пристально смотрел в одну точку, создавая магический маячок, к которому можно было бы впоследствии вернуться заклинанием перемещения. Когда маячок, невидимый обычным глазом, но хорошо различимый с помощью магического чутья, был готов, Гэйвин, мысленно попросив прощения у местных эльфов, отломил от ближайшего дерева толстую ветку и, опираясь на нее, как на клюку, поднялся на ноги.

— Подожди меня здесь. Я схожу на край дыры между измерениями, закрою ее и вернусь за тобой, — сказал он сидящему в озере элементалю, после чего сотворил заклинание телепортации и шагнул в открывшийся портал.

Гэйвин вышел из портала недалеко от шатра, в котором — он не видел, но чувствовал это — находилась Улисса. Дул сильный ветер, причем сразу со всех сторон, с ревом неся воздушные массы в одном направлении — к колеблющейся стене пыли, отграничивающей охваченную катаклизмом область от остального мира. Там, где стоял Гэйвин, было еще терпимо, но дальше, за строем колдующих новоэрафийских священников, ураган гнул деревья до земли и вырывал их с корнями. Оторванные ветви и даже целые стволы, разламываясь в щепки, летели в зону разрушения и с хрустом исчезали там, будто перемалываемые гигантскими жерновами.

Тяжело опираясь на палку, Гэйвин поковылял к священникам и встал в строй между высоким златокудрым юношей и горбатой пожилой женщиной с рассыпанными по плечам длинными седыми волосами. Новоэрафийцы сочувственно покосились на окровавленного мага, но ни о чем не спросили, продолжая сосредоточенно делать свое дело. Гэйвин достал Кристалл Силы и произнес заклинание, призванное закрыть возникшую прореху в ткани мироздания и тем самым остановить льющийся из другого измерения поток губительной энергии. Но магия не сработала — как и тогда, в Плоскостях. Гэйвину стало не по себе: в чем дело, почему опять не получается? Ну ладно, неудачу в Плоскостях можно было бы объяснить иными магическими свойствами того мира, но почему заклинание не действовало и здесь? Ведь не иссякла же энергия Кристалла Силы — великий визирь всем своим существом чувствовал эту энергию, клокочущую внутри артефакта и обжигающую пальцы, но вот направить ее в нужное русло никак не мог. К тому же он, кажется, недооценил тяжесть своих ранений — боль и слабость мешали ему как следует сконцентрироваться на колдовстве. Он попробовал наложить другое, более простое заклинание, чтобы хотя бы успокоить буйствующие Стихии — и тоже почти безрезультатно. Ему удалось лишь едва заметно ослабить ветер, и добился он этого не благодаря Кристаллу, который опять ничем не помог, а за счет предельного напряжения собственных сил. Такие нагрузки не прошли для мага даром — истерзанный организм не выдержал, и Гэйвин упал без чувств на руки подоспевшего новоэрафийца.

Первым, что он увидел, когда пришел в себя, было усталое, осунувшееся лицо склонившейся над ним Улиссы.

— Наконец-то очнулся, — вздохнула эльфийка. — Как ты сюда попал, Гэйвин? И где остальные?

— Каури погибла при выходе из Плоскостей. Тинос ранен, ему нужно некоторое время, чтобы исцелиться. Я оставил его в озере, а сам пришел сюда. Пытался остановить катаклизм Кристаллом Силы, но не смог.

Улисса горестно покачала головой:

— И мы тоже не можем это остановить. Или хотя бы замедлить. Лучшие маги Новой Эрафии колдуют днем и ночью, выкладываются до полного истощения, я еле успеваю лекарства им готовить. И всё это без толку. Разрушение ускоряется, раньше нам удавалось по нескольку дней удерживаться на одном месте, а теперь приходится отходить уже по два раза в день. Ариан собрал друидов со всей страны, они тоже пытаются сопротивляться, но и у них это получается немногим лучше — тоже всё время отступают перед хаосом…

— Неудивительно. Не в человеческих силах остановить крушение целого мира. И не в эльфийских. Нужен очень мощный источник магии вроде моего Кристалла. Хотел бы я знать, почему он у меня не сработал? Пойду попробую еще раз.

Гэйвин попытался встать, но Улисса, схватив мага за плечи, силой уложила его обратно на койку.

— Даже не вздумай! Ты один раз уже попробовал, а потом три дня пролежал тут у меня без памяти. Куда уж тебе сейчас колдовать — и так-то душа в теле едва держится.

— Удержится, можешь не беспокоиться. Я же бессмертен.

— Тарнум тоже был бессмертен, однако же умер!

— Клянусь тебе, Улисса, моей жизни абсолютно ничто не угрожает. Я поправлюсь гораздо скорее, чем ты думаешь. А вот если не прекратить катаклизм, тогда мне действительно конец, как и всем остальным. В общем, хочешь ты того или нет, но я пошел колдовать!

— Ладно, иди, — сдалась эльфийка. — Только не надрывайся, пожалуйста. Береги себя.

Гэйвин поднялся и вышел из шатра. Очевидно, за прошедшее время новоэрафийцам действительно пришлось отойти достаточно далеко — вместо леса, в который маг телепортировался три дня назад, его глазам предстала обширная холмистая равнина, посреди которой блестела замерзшая извилистая речка. По спине у Гэйвина пошли мурашки, когда он осознал, что того леса больше нет — его пожрал хаос катастрофы…

Маг вытащил Кристалл, начал колдовать, но уже после первых слов заклинания понял: бесполезно. Он заскрежетал зубами в приступе бессильной злости. Выходит, грош цена всем его знаниям и способностям, и всем тем долгим столетиям, которые он провел за постижением магических премудростей, раз он даже с Кристаллом Силы в руках всё равно не в состоянии спасти родной мир от неминуемой гибели!

— Черт знает что такое, — в отчаянии промолвил Гэйвин, вернувшись к Улиссе. — Я опять не смог ничего сделать. Вообще ничего, понимаешь?!

Великий визирь в сердцах стукнул кулаком по столу и тут же, застонав, скорчился от боли.

— Я так надеялся на Кристалл Силы, а он не работает, — растерянно добавил он, чуть придя в себя. — Почему, а? Я что-то не так делаю, или что?

— Откуда же я знаю, — вздохнула Улисса. — Об этом лучше спрашивать не меня… Вот что: давай сходим еще раз к Дереву Знаний. Тут недалеко, к вечеру доберемся. Правда, наши обычаи не позволяют посещать его дважды, но теперь уж не до обычаев.

— Хорошо, — воодушевился Гэйвин. — Это, может быть, наш последний шанс… Сейчас, я только заберу Тиноса, и пойдем.

И, прочтя телепортирующее заклинание, он перенесся к своему маячку.

Вопреки ожиданиям Гэйвина, не особенно поверившего обещанию Тиноса исцелиться за пару дней, элементаль вынырнул из воды совершенно здоровым. На его теле не осталось ни малейших следов от полученных увечий, так что маг, чьи раны только начали затягиваться, по-хорошему позавидовал ему. Узнав о неудаче с Кристаллом Силы, Тинос был разочарован, но известие о предстоящем визите к Дереву Знаний вселило в него новую надежду, тем более что он имел к древесному провидцу и свои вопросы, касающиеся дальнейшей судьбы Стихийных Плоскостей.

Гэйвин взял его за плавник, настроился на волшебное кольцо Улиссы, и мгновение спустя маг с элементалем уже стояли перед лагерем новоэрафийских священников. Улисса запрягла в сани неказистого, но быстрого и выносливого пегого конька туларийской породы, и они тронулись в путь — сначала вдоль реки, а затем свернули вглубь леса. Все трое ехали в тревожном молчании, то и дело оглядываясь назад, на зловещий черный вихрь катаклизма.

Через несколько часов, когда на темнеющем небосводе показались первые звезды, Улисса остановила коня на краю лесной чащи.

— Дальше пешком, — скомандовала она. — Здесь уже совсем рядом.

Облетевшее Дерево Знаний, поникшее под тяжестью снега на ветвях, выглядело сиротливым и очень грустным. Улисса подошла к нему и коснулась ствола ладонью:

— Здравствуй. Прости, что опять беспокою тебя, да к тому же еще зимой — тебе бы сейчас отдыхать и набираться сил…

Дерево ожило, встрепенулось и зашумело ветвями, сбрасывая с себя хлопья снега.

— Интересно, что оно говорит? — шепотом спросил Тинос у Гэйвина. — Жаль, что мы не знаем его языка.

— Ничего, Улисса сейчас нам переведет, — сказал маг. — А можно поступить и проще.

Пробормотав заклинание, он приложил одну руку ко лбу элементаля, а другую подал Улиссе. Эльфийка сжала его ладонь, и речь Дерева стала понятна не только ей, но и Гэйвину с Тиносом.

— К чему теперь отдых? — услышали они в треске ветвей. — Еще два дня, и эту поляну поглотят Стихии. Стоит ли мне набираться сил перед неминуемой гибелью?

— О нет, Дерево! — воскликнула Улисса. — Наши волшебники не дадут тебе погибнуть. Уверяю тебя: они делают всё, чтобы сдержать катастрофу.

— Спасибо, спасибо им, — последовал ответ. — Я знаю, только на них сейчас всё и держится. Стоит им сдаться — и Стихии будут здесь уже к завтрашнему утру. Пусть сопротивляются, пусть… Лучше умереть в борьбе, нежели смириться… Как жаль, что ваши маги ничего не спасут!

— Но должен же быть способ прекратить этот кошмар! Ведь остановили же нихонцы Судный день, хотя их чернокнижники были, конечно, посильнее наших друидов и священников. Но вот посмотри, какой артефакт у нас есть, — Улисса повернулась к Гэйвину, взяла протянутый им Кристалл и показала Дереву. — Он полон великой силы, но мы не знаем, как ею воспользоваться. Может, нужно какое-то особое заклинание?

— Это то, что вы вынесли из Плоскостей? — оживилось Дерево. — Причина нашей погибели? Положи его к моим корням.

Эльфийка исполнила просьбу Дерева.

— О, какая мощь! — пронеслось в его ветвях. — Какая дьявольская мощь! И вы надеялись, что она поможет вам спасти мир?

— А что, не поможет? — оторопело спросила Улисса.

— Разумеется, нет! Это не та сила, которая способна созидать, защищать, восстанавливать… Ваш артефакт годится лишь для разрушения, он несет смерть, хаос — и более ничего…

— Но ведь именно этот Кристалл когда-то вернул к жизни Эскатона, — робко возразил Гэйвин. — Значит, он способен не только губить, но и исцелять.

— Эскатон — это совсем другое. Посланец чуждого мира, существо иной природы, Разрушитель, питавшийся энергией разрушения. Для него было целительным гибельное для нас… Нет, нет, этот Кристалл не для нас, от него исходит лишь зло… Нам для спасения нужна иная сила, светлая и созидательная. В нашем мире ее почти не осталось… почти…

— О чем ты, Дерево? — робко осведомилась эльфийка. — Что за сила может нас спасти?

— Не знаю, может ли… Или уже поздно? Многое уже обречено, но остальное еще можно попытаться уберечь… А эта сила… я скажу вам, только уберите свой Кристалл. Думать мешает, слишком много на нем крови… Уберите и не пользуйтесь никогда.

Гэйвин забрал Кристалл из-под Дерева.

— Да, так лучше, — облегченно встряхнуло оно ветвями. — Так вот, эта сила… Да-да, теперь я ясно чувствую — она не иссякла… Это высшая магия Света, подвластная лишь сынам небес, тем, кого вы зовете ангелами. Сейчас всё в их руках, они единственные могут закрыть врата в Стихийные Плоскости.

— А сами Плоскости они могут привести в порядок? — нетерпеливо перебил его Тинос. — В смысле, прекратить там хаос и восстановить всё как было?

— О нет, ты хочешь невозможного. Как было — никогда уже не будет. Никто не в силах вернуть Стихиям душу и разум, можно лишь отгородиться… и привыкать жить без них…

— Да зачем же нужна такая жизнь?! — на глазах у элементаля выступили слезы. — Ну неужели совсем ничего нельзя сделать? Я так надеялся…

— Не сокрушайся понапрасну. Сопряжения давно нет и уже не будет. Пусть твоя душа болит не о том, что умерло, а о том, что еще живо…

— Тебе легко рассуждать, — обиженно проговорил Тинос. — Твой-то мир ангелы еще могут спасти.

— О нет, не весь… и не лучшую его часть… Что это за мир будет без Священных рощ, без страны эльфов? Хорошо, что мне не придется в нем жить… Но пусть уцелеет хотя бы что-то… Ступайте к сынам небес, просите их о помощи… Иначе — конец, конец всему…

— Но разве в нашем мире еще остались ангелы? — усомнилась Улисса. — Насколько я знаю, они жили на западе Эрафии, в тех ее областях, которые больше всего пострадали в Судный день. Ангелы тогда открыли порталы в Аксеот и тем самым спасли многих людей, но сами погибли. Ну, может, кто-то из них и успел тоже воспользоваться этими порталами, но в Эрафии их точно не осталось. А в Аксеоте нам их теперь не найти — почти все порталы туда уже использованы, а три последних, которые в Священных рощах, сейчас попали в зону катаклизма. Так что связь с Аксеотом потеряна окончательно.

— Нет, вам не нужен Аксеот. Сыны небес здесь, в этом мире… Да, я чувствую — они здесь… Там же, где жили всегда, откуда когда-то пришли в Эрафию…

— И где же? — в один голос спросили Улисса и Гэйвин.

— Трудный вопрос… Очень трудный, но я попытаюсь…

Дерево возбужденно зашумело кроной. Даже не зная языка растений, было бы нетрудно понять, какие огромные усилия приходится ему прилагать, чтобы пробиться к истине: ствол его дрожал и потрескивал от напряжения, ветви мучительно изгибались. Его безмолвная речь становилась всё быстрее и неразборчивее:

— Это место… прекрасное, благословенное… это город… да, точно, город… Один из вас троих знает… Там, высоко, в горах… нет, теперь уже не в горах, гор больше нет… но город есть, он цел… их магией, их любовью… И имя ему, имя ему… Целеста!

— Целеста?! — потрясенно воскликнул Гэйвин. — Не может быть!

— Так тебе знаком этот город? — обернулась к магу Улисса.

— Еще бы! Сколько лет я там провел, учась мудрости у ангелов… Этот город был в поднебесье над Бракадой, у самых горных вершин — на такой высоте, что мы могли попасть туда только через магический телепорт, один на всю страну. Ангелы допускали к себе лишь избранных — тех, кого они считали достойными. Для меня было великим счастьем входить в это число, иметь возможность посещать Целесту, общаться с ангелами… Я нигде никогда не видел ничего прекраснее этого города, а магия там действительно сильнейшая — Дерево правильно говорит, как раз такая нам сейчас и нужна. Но я был уверен, что в Судный день Целеста погибла вместе с Бракадой, потому и не вспомнил о ней. А она, значит, не погибла — ни в той катастрофе, ни в следующей, когда бракадская территория на дно ушла… Нет слов, как я рад это слышать!

— Осталось только выяснить, как туда попасть, — промолвила Улисса, заметно приободрившись. — Телепорт-то ваш наверняка разрушился. Скажи нам, Дерево, каким путем мы можем проникнуть в Целесту?

Однако Дерево никак не отреагировало на вопрос. Оно стояло с бессильно поникшими ветвями, заметно накренившись к земле, и его безжизненный вид заставил эльфийку почувствовать неладное.

— Что с тобой? Скажи хоть что-нибудь! — она обняла шершавый ствол, прижавшись к нему ухом и пытаясь расслышать, что происходит в глубине древесины.

Раздался сухой треск, и переломившийся ствол рухнул на землю рядом с Гэйвином и Тиносом, чудом не задев их. Улисса тихо ахнула и тяжело опустилась на снег, привалившись спиной к мертвому Дереву.

— У нас больше нет Дерева Знаний, — проговорила она бесцветным голосом, отрешенно глядя в пустоту. — Оно хранило всю мудрость наших лесов… Хотя какая теперь разница? Всё равно всё погибнет, зря только мы старались…

Эльфийка уронила голову на колени и беззвучно заплакала. Гэйвин, хромая и морщась от боли в ранах, подошел к ней, обнял за плечи и прижал к себе.

— Ну что ты, — ласково произнес он. — Не отчаивайся, мы найдем ангелов, они закроют Стихийные Плоскости и спасут нас. Даже если бракадский телепорт в Целесту и разрушился как сооружение, агнелы все равно смогут открыть мне его — магия-то из того места, где он был, никуда не делась.

— Ты не найдешь это место, — отозвалась Улисса тем же безразличным голосом. — Бракада давно на дне океана.

— Значит, буду искать на дне океана. Тинос, ты же умеешь плавать под водой?

Элементаль молча кивнул, не совсем понимая, чего от него хочет маг.

— Отлично. Тогда мы вдвоем отправимся к океану и приступим к поискам, а ты, Улисса, отдай мне свое колечко, оно может понадобиться.

Эльфийка стянула с пальца магическое кольцо.

— Вот и хорошо, — кивнул Гэйвин, пряча его в карман. — А теперь возвращайся к своим священникам и помогай им сдерживать натиск Стихий.

— Священные рощи всё равно не спасти, — вздохнула Улисса. — Пока вы доберетесь до океана, пока найдете телепорт… Дерево же сказало — если мир и выживет, то без этих лесов и без нашей страны.

— И всё-таки мы обязаны сделать всё, что в наших силах.

— Да, конечно, — согласилась эльфийка. — Что ж, тогда в путь. И пожелаем друг другу удачи, хотя, судя по последним событиям, эти пожелания все равно не сбываются…

Была глубокая ночь, когда Улисса остановила сани на пересечении двух дорог.

— Здесь наши пути расходятся, — сказала она. — Я пойду дальше пешком, а вы езжайте вот по этой дороге. Она выведет вас на тракт, который идет через Вольные Пустоши до самого побережья. Может быть, нам больше не доведется встретиться. Прощайте. И знайте: я буду молиться за вас.

Улисса передала вожжи Гэйвину и, не оглядываясь, пошла вглубь леса. Прежде чем тронуться в путь, маг долго смотрел на удаляющуюся фигурку, в бледном свете луны казавшуюся хрупкой и беззащитной.

— Клянусь тебе, Улисса, — произнес он ей вслед, — я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы уберечь тебя и всё то, что тебе дорого. И не прощайся навсегда — мы с тобой обязательно еще увидимся.

К полудню Гэйвин и Тинос выехали за пределы Священных рощ и достигли большого гномьего селения. Аккуратные каменные домики выглядели нарядными и ухоженными — даже слишком нарядными и ухоженными для гномов — но ни во дворах, ни на улицах почти не было видно народу.

— Разбежались все подальше от этой катастрофы, будь она неладна, — объяснил хозяин местной таверны, со вздохом ставя перед Гэйвином стакан крепкого напитка, настоянного на ароматных лесных травах. — Кто в северные края, кто в Эофол, а некоторые и в Вольные Пустоши подались. Скоро, пожалуй, и я уйду — не ждать же, когда сюда докатится эта жуть из Священных рощ. А всё друиды виноваты — наслушались этого голоса из-под земли и натворили дел…

Немного передохнув в таверне, путники двинулись дальше. Гэйвин правил лошадью, а Тинос, лежа в санях кверху брюхом, бездумно глядел в небо. После разговора с Деревом Знаний, перечеркнувшим последние надежды на возрождение Стихийных Плоскостей, у элементаля больше не оставалось ни желаний, ни опасений — лишь невероятная усталость и полное безразличие к происходящему. На душе было так же скверно, как после давней войны за Стихийный Остров. Неужели судьба у него такая — вновь и вновь впустую тратить силы, рисковать собой и терять товарищей лишь для того, чтобы в итоге познать крушение лучших надежд?

— Эй, друг, что это ты приуныл? — окликнул его Гэйвин. — Из-за Сопряжения, что ли?

— Ну конечно. Я хоть и не живу уже давно в Стихийных Плоскостях, но… Понимаешь, я ведь здесь, на чужбине, всё время думал о том, что где-то есть родная Плоскость Воды, лорд Акваландр, мои собратья по Стихии. Не то чтобы я жил надеждой вернуться туда, но всё равно от этой мысли было как-то теплее. А теперь что?

— Я понимаю тебя, — ответил маг. Сам испытал нечто подобное, когда Бракада погибла. Я ведь прожил там почти всю жизнь, и не просто прожил — я создал эту страну и правил ею девять веков. Представь себе, девятьсот лет вкладывал все силы и душу в ее благополучие — а в Судный день всё разом рухнуло. Я в Аксеоте после этого натворил много глупостей в попытке воссоздать там свое государство. Затеял совершенно идиотскую войну с Великим Арканом, положил десятки тысяч людей, и эту безвинную девочку, королеву арканскую, то ли убил, то ли искалечил — сам до сих пор не знаю. А уж какими средствами я вел ту войну — стыдно вспоминать. Сперва, как последний некромант, наделал боевых машин из драконьих скелетов, затем пытался подчинить чужой разум магическим маятником…И всё из-за того, что был вне себя от отчаяния. Так что запомни, элементаль: как бы ни было велико твое горе, никогда не позволяй чувствам взять верх над рассудком.

— Не бойся, мне это не грозит, — заверил его Тинос. — Я не поддамся отчаянию и выполню всё, что от меня требуется. Только не совсем понятно, что я должен делать и как мы вообще собираемся искать Целесту. Плавать под водой я, конечно, умею, но как я найду на дне этот телепорт, тем более если он разрушен? Я же совершенно не представляю, что именно надо искать, да и особого чутья на магию у меня нет.

— Зато оно есть у меня, — сказал Гэйвин. — И, в отличие от тебя, я прекрасно представляю себе, что надо искать. Только вот под водой долго находиться не могу. Есть у меня такое заклинание, чтобы дышать в воде, но оно действует недолго. Чтобы спуститься на дно и открыть телепорт, мне его хватит, но я должен точно знать, в каком месте спускаться. Так что мы будем действовать следующим образом. Доедем до берега океана, сядем на корабль… Кстати, ты сможешь нам его обеспечить? Насколько я знаю, водные элементали умеют создавать корабли из ничего.

— Не из ничего, а из воды, — поправил его Тинос. — Не беспокойся, корабль я сделаю.

— Отлично. Так вот, мы садимся на корабль и доплываем до центральных областей бывшей Бракады — я сориентируюсь по звездам и подскажу тебе, куда плыть. Затем ты спустишься под воду и будешь плыть над самым дном, а я останусь на корабле. Связь будем держать через кольцо Улиссы, я отдам его тебе, предварительно заколдовав так, чтобы видеть, где ты находишься. Когда ты окажешься над телепортом, я дам тебе знать — кольцо начнет светиться. Тогда тебе следует остановиться и ждать меня. Я применю заклинание подводного дыхания, нырну к тебе и попрошу ангелов, чтобы они пропустили нас в Целесту. Они меня помнят и наверняка не откажут. Ну что, ясен тебе мой план?

— Более или менее, — кивнул элементаль.

Миновав авлийскую границу, путники продолжили двигаться на запад по уже знакомой Тиносу дороге, идущей через Вольные Пустоши. С тех времен, когда элементаль путешествовал по этому тракту в компании с Ксанфом, тут почти ничего не изменилось, не считая того, что степь была сейчас покрыта снегом. Здесь, вдали от неумолимо пожираемых смертоносным вихрем Священных рощ, не было видно никаких признаков катастрофы, а в селениях и придорожных тавернах не слышалось никаких разговоров о ней. Люди, гномы, кригане и прочие обитатели этого дикого края продолжали жить своей обычной жизнью, но Тинос и Гэйвин понимали: не пройдет и нескольких недель, как всё здесь непоправимо изменится. Сначала эти места наводнят авлийские беженцы, неся с собой смятение и ужас, вслед за ними уже сами местные жители покинут свои дома и устремятся в иные части света в поисках хотя бы временного спасения от неминуемой гибели, а затем Вольные Пустоши, накрытые хаосом обезумевших Стихий, навсегда исчезнут с лица земли. И ничто, кроме вмешательства ангелов из таинственного поднебесного города, не сможет воспрепятствовать такому ходу событий.

Резвая лошадка быстро несла сани по укатанному снегу, и вскоре Тинос увидел впереди знакомые очертания руин древней эрафийской столицы.

— Ну что ж, мы почти приехали, — обернулся он к Гэйвину, негромко напевающему себе под нос какую-то протяжную мелодию. — Вот уже и Стедвик.

Маг резко рванул поводья, и конь, истошно заржав, замер на месте.

— Что-что? Вон те развалины — это что, Стедвик?!

— Ну да, Стедвик. Вернее, то, что от него осталось после Судного дня. Говорят, в первые годы, когда эти земли еще принадлежали Эрафии, здесь всё выглядело более пристойно — памятник стоял, вокруг него были храмы, гостиницы для паломников… А теперь-то, конечно, местные дикари об эрафийских святынях особо не заботятся, вот они и пришли в запустение.

— В голове не укладывается… — Гэйвин потрясенно смотрел на заснеженные руины. — Это же был такой великий город…

— А чему ты удивляешься? Разве тебе Улисса не рассказывала, что в Судный день он был разрушен до основания? Катастрофа-то была будь здоров какая.

— Рассказывала, конечно, но всё равно… Одно дело — услышать, и совсем другое — увидеть своими глазами… Нет, поехали дальше, скорее! Я не хочу, чтобы и Пирпонт тоже… Нам надо спешить!

— Боюсь, Пирпонт нам всё равно не спасти, — заметил Тинос. — Что там Дерево Знаний говорило про АвЛи?

— Но я же обещал Улиссе! Поехали!

Великий визирь со всей силы хлестнул коня плетью, и тот, помчавшись галопом, быстро довез путешественников до прибрежной деревни рыбаков.

Оставив лошадь в конюшне, маг и элементаль вышли на берег океана.

— Ну что, наколдуешь нам корабль? — спросил Гэйвин.

Тинос подполз к самой кромке воды и принялся сосредоточенно творить заклинание. Гэйвин заворожено наблюдал за тем, как, повинуясь мягким, но уверенным движениям его плавников, водяной пар поднимается с поверхности, сгущается и, непрестанно колеблясь, постепенно обретает форму парусного судна. Когда всё было готово, бессмертный маг восхищенно цокнул языком:

— Потрясающе! А я вот за все прошедшие века так и не удосужился освоить водную магию. Может, научишь как-нибудь при случае?

— Вряд ли из меня выйдет хороший учитель, — вздохнул Тинос. — Для меня творить такие заклинания столь же естественно, как для тебя дышать. Я даже не могу толком объяснить, как я это делаю. Но, раз ты так хочешь, могу попробовать. Если, конечно, наше путешествие в Целесту закончится благополучно.

— Ну да, разумеется… Можно уже садиться? — Гэйвин указал глазами на корабль.

— Конечно, садись, и давай уже отчаливать.

Дул сильный порывистый ветер, от воды веяло пронизывающим холодом. Гэйвин зябко кутался в плащ, и даже у Тиноса кожа покрылась мурашками. Но оба они были не в обиде на погоду: ветер дул как раз в нужную сторону, суля надежду быстро добраться до цели.

— Ну-ка, поверни чуть левее. Еще чуть-чуть. Вот так. А теперь плыви прямо, — указывал маг Тиносу, стоящему на носу судна, и легкий кораблик будто сам собой разворачивался в требуемом направлении, неся путешественников на юго-запад.

— Какое, однако, странное чувство, — задумчиво проговорил маг на третий день плавания, пронизывая взглядом толщу мутной воды за бортом.

— Что такое? — встрепенулся элементаль. — Ты чуешь какую-то магию? Уже подплываем к телепорту, что ли?

— Да нет, до телепорта плыть еще не меньше часа. Я не о том. Просто… Понимаешь, мы сейчас плывем над Бракадой. Здесь много веков кипела жизнь, стояли прекрасные города, велась торговля, работали академии, писались книги, изготовлялись артефакты. И всё это бесследно сгинуло. Кругом одна вода, даже развалин на дне не осталось — вообще ничего, будто и не было никогда такой страны. А у меня столько было с ней связано… Вот, например, то место, где мы сейчас проплываем — знаешь, какой город здесь был?

— Столица ваша? — предположил Тинос.

— Нет, Спайр находился к востоку отсюда, в стороне от нашего пути. А здесь стоял Афэнум, город небольшой и мало чем известный, кроме своей библиотеки. Ты о нем, наверное, и не слышал, но именно там я впервые встретил Фархану.

— А кто это?

— О, это была моя самая большая любовь. У меня много жен было и до нее, и после, но никто из них не оставил в сердце такого следа, как она. Сколько веков прошло, а мне до сих пор так ее не хватает… Хотя ты вряд ли меня поймешь — вам, элементалям, любовь неведома.

— Почему же? — слегка обиженно возразил Тинос. — Женщины есть и среди нас, и мы так же, как и вы, заключаем с ними союзы. Дети от этого, конечно, не родятся, зато мы находим в своих женщинах то, чего не хватает в нас самих — чуткость, нежность, доброту и мудрость.

— Да-да, — маг блаженно прикрыл глаза. — Мудрость, доброта, отзывчивость… Всем этим сполна обладала и моя Фархана. Я был уверен, что уже никогда не найду женщину, подобную ей. До самого последнего времени не надеялся вновь встретить настоящую любовь, но теперь, кажется, всё-таки встретил…

— Это ты об Улиссе?

— Неважно, — смутился Гэйвин. — Давай вернемся к нашей задаче. Мы уже почти в центре Бракады, скоро будет пора приступать к поискам. Ты пока управляй кораблем, а я должен поколдовать над кольцом.

Великий визирь достал кольцо Улисы, положил его на ладонь, накрыл другой рукой и замер с закрытыми глазами, что-то тихо нашептывая. Закончив, он повернулся к элементалю и надел кольцо ему на плавник.

— Теперь оно позволит мне не только видеть твоими глазами дно океана, но и подсказывать тебе путь. С какой стороны кольцо будет светиться — туда и двигайся. А когда засветится целиком — остановись и никуда с этого места не уплывай. Я подведу к нему корабль и нырну к тебе. Ну, давай, Тинос. Удачи тебе.

— Не мне, а нам обоим, — сказал элементаль и, перемахнув через борт, погрузился в морскую пучину.

Прижав к телу плавники и вытянув вперед голову, он быстро опускался на дно. Здесь оказалось не так глубоко, как он изначально предполагал — наверное, прежде чем стать дном океана, эта местность была горным плато. Каменистый грунт покрывал шелковистый ковер из колеблемых подводными течениями бурых водорослей, в пробивающемся с поверхности тусклом зеленоватом свете поблескивали серебристыми боками стайки мелких рыб, лениво шевелили щупальцами актинии, похожие на неведомым образом распустившиеся на голых камнях диковинные цветы. Изредка Тинос нос к носу сталкивался с меланхолично плывущим по своим делам огромным скатом, прячущим в складках кожи под хвостом острый шип с ядом, или ловил пристальный взгляд притаившейся в разломе подводных скал пятнистой змееобразной мурены. По волшебному кольцу на плавнике элементаля блуждали голубоватые искорки. Они перекатывались то влево, то вправо, и тогда Тинос, следуя этим подсказкам, сворачивал в нужную сторону. Он зорко вглядывался в полумрак подводного мира, но не замечал нигде ничего, хотя бы отдаленно напоминающего магический портал. И вообще — прав был Гэйвин — ничто на этом дне не напоминало о том, что когда-то здесь жили люди. Вокруг не было видно ни малейших следов бракадских построек, и неудивительно — Тинос знал, что еще в Судный день, задолго до затопления океаном, почти всё в этих землях было разрушено и залито лавой пробудившихся вулканов, а что устояло — то впоследствии сожгли кригане. Лишь однажды элементаль приметил среди водорослей и коралловых рифов что-то вроде остатков обвалившейся шахты, но, повнимательнее приглядевшись к безжизненным развалинам, понял: это сооружение не бракадское, а более позднее, времен Стихийного Острова. Скорее всего, одна из тех шахт, где его собратья по Сопряжению добывали магические алмазы — те самые, из-за которых и разгорелась когда-то роковая война, уничтожившая и этот остров, и Сопряжение, и еще три антагарихских государства, а главное — непоправимо нарушившая гармонию мира. Ведь и нынешняя катастрофа, грозящая гибелью всему, что еще уцелело, тоже в каком-то смысле следствие происшедшего тогда разрушения Стихийных Плоскостей…

Внезапно кольцо Тиноса вспыхнуло ярким пульсирующим светом. Элементаль в недоумении огляделся: тот участок дна, над которым он сейчас проплывал, ничем не отличался от остальных. Но Гэйвину, управлявшему кольцом, было виднее, и Тинос, выбрав место, где свечение артефакта было ярче всего, лег на дно и стал ждать.

Ждать пришлось долго. Элементаль уже начал всерьез беспокоиться, когда в толще воды над ним показалась приближающаяся фигура мага. Клацая зубами от холода, Гэйвин грузно приземлился рядом, распугав мирно плававших рыб.

— Ну вот он, телепорт, — под водой голос волшебника звучал непривычно глухо и неразборчиво. — Надеюсь, ангелы меня еще не забыли.

Гэйвин встал на колени и принялся деловито разгребать водоросли. Расчистив небольшую площадку, он приложил ладонь к земле.

— Кто там? — послышался тихий нежный голос, то ли юношеский, то ли женский. — Гэйвин Магнус, великий визирь Бракады?

— Да, это я, — лицо мага озарилось блаженной улыбкой. — Могу ли я вновь войти в ваш благословенный город?

— Можете. Вы по-прежнему в числе избранных, кому это дозволено. Хоть вы и натворили великих бед в Аксеоте, мы простили вас. А кто ваш спутник? Готовы ли вы за него поручиться?

— Да, вполне. Его имя Тинос, он элементаль Воды. И если вы считаете меня достойным вступить в пределы Целесты, то он достоин этого более, чем я. Его сердце преисполнено отваги, высоких помыслов и самых добрых намерений — можете убедиться в этом сами.

Гэйвин приложил плавник элементаля к земле рядом со своей рукой.

— Вы правы, великий визирь, — произнес их невидимый собеседник. — Перед нами чистая и благородная душа, и мы с радостью примем ее обладателя. Но у нас есть одна просьба. Кто-то из вас несет с собой очень нехорошую вещь. Будьте добры, оставьте ее у входа — в наш город с этим нельзя.

Вздохнув, Гэйвин достал Кристалл Силы и надолго задумался, глядя на зловещий артефакт.

— А, пожалуй, так и впрямь будет лучше для всех, — изрек он наконец. — По крайней мере, здесь, посреди океана, его вряд ли кто-нибудь найдет.

Вырыв неглубокую ямку, маг опустил туда Кристалл, засыпал грунтом и для верности как следует утоптал это место ногами.

— Вот так, — удовлетворенно проговорил ангельский голос. — А теперь добро пожаловать в Целесту!

Твердь океанского дна с мелодичным звоном разверзлась, и вырвавшийся из глубины столб ослепительного света поглотил волшебника и элементаля.

Тинос огляделся. Они с Гэйвином стояли на свободно парящей в воздухе квадратной плите из белого мрамора, по углам которой возвышались каменные столбики с позолоченными шарообразными верхушками. С трех сторон плита была огорожена невысокой ажурной решеткой из серебристого металла, а от четвертой начиналась выложенная из тонких деревянных планок дорожка, идущая по небу к виднеющимся вдали зданиям, радующим глаз блеском золоченых крыш и нежными пастельными цветами стен. В воздухе витал какой-то особый, ни с чем не сравнимый чарующий аромат, а щедро льющийся с безоблачного неба солнечный свет и ласково обдувающий кожу теплый ветерок казались после сумрака и промозглого холода морских глубин верхом блаженства.

— Приветствую вас, гости. Пусть озарятся ваши души светом вечной мудрости, — произнес стоящий у ограды ангел.

Высокий и стройный, с большими карими глазами и могучими белоснежными крыльями за спиной, он доброжелательно улыбался, но при этом взгляд у него был какой-то странный, отсутствующий, как у мага в состоянии медитации.

— Надеюсь, вам обоим будет хорошо в Целесте, — продолжал ангел. — Вы, Тинос, тянетесь к Свету, и здесь вы обретете его в полной мере. Что же до вас, великий визирь, то мы помним, с какой любовью и почтением вы всегда относились к нашему городу, как высоко ценили право бывать здесь и учиться у нас. Кстати, вы не хотите вновь облачиться в вашу мантию?

Ангел щелкнул пальцами, и в руках в него появился синий бархатный балахон с серебряной вышивкой.

— Значит, вы сохранили ее? Спасибо вам, спасибо! — растроганно промолвил Гэйвин, скидывая намокший плащ.

— Что это у вас? — ангел указал на воспаленные багровые рубцы, покрывающие грудь и живот мага.

— А, это… Да, в сущности, ничего страшного. Недавно мне довольно крепко досталось, но сейчас всё уже почти зажило. Не обращайте внимания.

— Как это — не обращайте внимания?! А ну-ка, лягте.

Гэйвин лег на мрамор, и ангел, встав на колени, склонился над ним и накрыл его своими крыльями.

— Теперь от ваших ран и следа не останется, — заверил он Великого Визиря.

— Благодарю вас. Вот уж не думал когда-нибудь испытать на себе ваше знаменитое целительское искусство, — произнес Гэйвин, одеваясь.

Увидев его в парадном облачении, Тинос невольно залюбовался. Богато украшенная мантия из плотного темно-синего бархата очень шла магу, оттеняя благородную бледность его лица и делая фигуру стройнее и выше. Длинное одеяние было снизу доверху расшито затейливыми узорами и магическими символами, на нагрудном кармане красовались выложенные бисером инициалы Гэйвина Магнуса, а под воротником сверкали девять серебряных звезд.

— А эти звездочки что-нибудь означают, или они тут просто для красоты? — полюбопытствовал элементаль.

— Конечно, означают, — ответил Гэйвин. — Девятая ступень магического искусства.

— Кстати, должен сказать, Целеста за всю свою историю не видела других столь талантливых людей, — заметил ангел. — Никто из наших учеников не поднимался выше шестой ступени, а у вас — девятая. И, я уверен, это далеко не предел. Полагаю, уже недалек тот день, когда на вашей мантии появится и десятая звезда.

Гэйвин вздохнул:

— О, как бы я был рад этому… Но, к сожалению, на сей раз я ищу здесь не высшего знания, а помощи. Скажите, можем ли мы с Тиносом пройти в замок Ламбент?

— О да, конечно. Пойдемте, я провожу вас.

Гэйвин уверенно шагнул вслед за ангелом на ведущую в город дорожку, а Тинос, глядя, как прогибаются под их ногами висящие в небе доски, замешкался.

— Что ж ты стоишь? Идем! — обернулся к нему маг.

— Не бойтесь, ничего тут под вами не проломится, — ободряюще улыбнулся ангел. — Главное — не оступиться, а то ведь под нами океан. Утонуть вам, конечно, не грозит, а вот телепорт в наш город вы без помощи великого визиря вряд ли отыщете.

Собравшись с духом, Тинос двинулся следом за своими спутниками. Идти по небесной дороге оказалось не так страшно, как это выглядело со стороны. Постепенно элементаль осмелел настолько, что решился даже заглянуть вниз, где проплывали казавшиеся мягкими и уютными кучевые облака, а в разрывах между ними поблескивала далекая серая гладь океана.

Вскоре впереди стали хорошо различимы городские строения — нарядные двух-трехэтажные особняки, соединенные друг с другом галереями, величественные дворцы с мраморными колоннами и устремленные ввысь златоверхие храмы, немного напоминающие эрафийские. И всё это — и здания, и связывающая их сеть вымощенных досками улиц — тоже висело в воздухе без всякой видимой опоры.

— Вот это да! — не удержался Тинос от удивленного возгласа. — На чём же это у вас держится-то?

— Исключительно на наших заклинаниях, — грустно улыбнулся ангел. — Прежде у нас только улицы проходили в облаках, а дома стояли на склонах гор. А затем горы разрушились и ушли под воду, но мы силой светлой магии удержали город в воздухе. Вот так с тех пор и висим.

— Потрясающе! — восхищенно воскликнул Гэйвин. — Я всегда знал, что ваша магия очень сильна, но чтобы настолько…

Когда маг и элементаль, следуя за своим провожатым, вступили в пределы городской черты, до их слуха донеслось тихое завораживающее пение. Разобрать слова не удавалось, но мелодия была поистине божественна. Строгая, торжественная и в то же время необыкновенно лиричная, она лилась из раскрытых окон, ее мурлыкали себе под нос встречные ангелы, летящие в воздухе или неспешно шествующие по улицам. В сочетании с мягким сиянием, исходящим от стен зданий, чарующая песня создавала неповторимую атмосферу покоя и умиротворения. Эту атмосферу еще более усиливали летающие повсюду полупрозрачные сгустки света, переливающиеся разными цветами и похожие на маленькие косматые солнышки. Они с тихим звоном проплывали над улицами или, собравшись небольшими группами, кружились в подобии танца, распространяя вокруг себя ощущение тепла и радости. Один из них увязался за Тиносом и Гэйвином и долго вился у них над головами, иногда подлетая вплотную и едва не касаясь их кожи своей брахатистой поверхностью. Светящееся существо — бесплотное, но явно живое или по крайней мере одушевленное — всем своим видом выражало дружелюбный интерес.

— Похоже, вы ему понравились, — с улыбкой заметил ангел.

— А кто это? — поинтересовался Тинос.

— Элементаль Света. В некотором роде ваш собрат.

— А разве Свет может порождать элементалей?

— Сам по себе не может. Это мы создаем их из Света своей магией. С ними ведь приятнее жить, чем без них, разве не так?

Тинос кивнул. Не согласиться с этим он не мог.

— А вот и замок Ламбент, — сказал ангел, приведя cвоих спутников на покрытую светло-серым мрамором просторную площадь, к которой сходилось множество дорог. Посреди площади виднелся большой прямоугольный бассейн с водой, а за ним стояло квадратное в плане трехэтажное здание с башенками по углам. Несмотря на внушительный размер, оно выглядело легким и изящным благодаря огромным окнам и высоко поднятому над стенами прозрачному полукруглому куполу. Уже вечерело, и на фоне темнеющего неба свечение беломраморных стен замка смотрелось особенно ярко и торжественно.

— Вам, Тинос, должно быть, хочется искупаться? — спросил ангел, заметив, с какой жадностью элементаль смотрит на бассейн. — Пожалуйста, плавайте сколько хотите. Уверяю вас, вы не пожалеете. Кстати, вам, Гэйвин, это тоже пошло бы на пользу. Что же до меня, то я должен вас оставить. Удачи вам!

Ангел взмахнул крыльями и, взмыв в воздух, перелетел на соседнюю улицу. Проводив его взглядом, Гэйвин направился к бассейну. Сняв сапоги, он сел и опустил в него ноги, затем наклонился над водой, зачерпнул ее ладонью и умыл лицо. Этим он и ограничился, а вот Тинос, кубарем скатившись в воду, купался долго и с большим удовольствием. Плавать в здешней воде было необыкновенно приятно, она будто смывала все печали, тревоги и заботы, наполняя тело бодростью, а душу радостью и гармонией. Элементаль никак не мог заставить себя вылезти из воды, а когда всё-таки вылез, то чувствовал себя будто родившимся заново.

Гэйвина у бассейна уже не было. Тинос нашел его стоящим на ступенях замка и нежно поглаживающим шершавый мрамор его стен. В глазах у мага блестели слезы.

— Что с тобой?! — воскликнул Тинос.

— Целеста, милая Целеста, — прошептал великий визирь, будто не замечая элементаля. — Ты всё так же прекрасна, вопреки всем катаклизмам. Тот же Свет, та же благодать… Какое счастье вновь ходить по твоим улицам, дышать твоим воздухом…

Маг встал на колени и поцеловал мраморную плиту под ногами.

— По-твоему, старина Гэйвин совсем спятил, да? — наконец обратил он внимание на Тиноса.

— Нет, что ты… Этот город особенный, я и сам вижу, — голос элементаля дрогнул. — Знаешь, мне будет очень не хватать его. Наверное, лучше было бы вообще не бывать здесь — чтобы потом не тосковать…

Внезапно элементаль с силой хлопнул хвостом по мрамору.

— О чём мы с тобой думаем, Гэйвин? Мир гибнет, а мы тут красотами любуемся…

— Верно, — нехотя согласился волшебник. — Пошли в замок.

Вход в замок стерегли два ангела с короткими изогнутыми мечами из золотистого металла, больше похожими на украшение, нежели на оружие. Стражники без лишних вопросов распахнули перед гостями тяжелые дубовые двери. Оказавшись внутри, Тинос обомлел от восхищения: ему еще нигде не приходилось видеть такого ослепительного великолепия, такой пышности в сочетании с благородной изысканностью. С покрытых лепниной потолков свисали хрустальные люстры с золотыми цепями, оконные рамы были украшены затейливой резьбой, а полы — мозаикой из разных сортов мрамора. Миновав анфиладу комнат с расписанными растительным узором стенами, малахитовыми вазами в углах и многочисленными зеркалами, Тинос и Гэйвин вышли к широкой лестнице с золотыми перилами и поднялись по ней под самый купол. Там в небольшом круглом зале с гобеленами на стенах восседал за массивным мраморным столом рослый ангел с распущенными по плечам белокурыми волосами. Его чуть прищуренные зеленовато-серые глаза светились мудростью, но в их выражении присутствовала та же странность, что у ангела, встретившего мага и элементаля у телепорта — как будто мысль обладателя этих глаз витала где-то очень далеко отсюда.

— Да пребудет с вами сила Света, дорогие гости, — произнес он. — Буду рад с вами познакомиться. Меня зовут Зораим, а ваши имена мне уже известны — я ждал вашего прихода.

— Вы, должно быть, здешний правитель? — предположил Тинос.

Зораим мягко улыбнулся:

— Я вижу, вы впервые в у нас в городе и еще не знаете наших порядков. В Целесте нет постоянного правителя. Мы все равны между собой и правим по очереди — сегодня в этом кресле сижу я, завтра меня сменит кто-то другой, а послезавтра следующий. А важные вопросы решаем сообща, всем городом.

— Собрание устраиваете, что ли? — спросил элементаль.

— Зачем же? Мы и так прекрасно чувствуем друг друга и вполне способны общаться телепатически.

— Совсем как элементали в Сопряжении, — вздохнул Тинос. — Мы тоже могли общаться на расстоянии, без всяких слов. Только вот нет больше Сопряжения…

Ангел приподнял брови:

— Насколько я понимаю, его уничтожила та же катастрофа, в которой затонули наши горы?

— Точно, — сказал Тинос. — И с тех пор в Стихийных Плоскостях царит хаос.

— А теперь этот хаос, как вы, наверное, уже знаете, прорвался оттуда на Антагарих и разрушает его, — добавил Гэйвин. — Вот поэтому мы и пришли к вам в поисках спасения.

— И правильно сделали. Этот мир, к сожалению, обречен.

Зораим коснулся крылом поверхности стола, и на ней отобразилась карта Антагариха с бесформенным черным пятном на юго-востоке АвЛи.

— Вот, видите, Священные рощи эльфов уже уничтожены. Катаклизм вплотную подошел к Пирпонту, завтра такого города уже не будет. Еще через несколько дней Стихии доберутся до Дейджи и Хармондейла, а к концу месяца, судя по всему, пожрут весь континент. А затем и Энрот с Жаддамом.

— И что дальше? — тупо спросил Тинос.

— А никто точно не знает. Либо хаос Стихий, разрушив всё, что может быть разрушено, лишится пищи и иссякнет — либо дело кончится полным слиянием этого мира со Стихийными Плоскостями. Ясно одно: каким бы ни был исход катастрофы, Целесту она не затронет. Ну, в худшем случае мы окончательно потеряем связь с миром и окажемся в ином измерении, но вряд ли это так уж сильно повлияет на нашу жизнь. Так что не беспокойтесь, здесь вы будете в полной безопасности.

— Но мы пришли искать спасения не для себя, а для нашего мира, — произнес Гэйвин. — Мудрое дерево эльфов говорило, что вы можете силой своей магии закрыть дыру между измерениями и тем самым прекратить катаклизм. Это правда?

Ангел вновь склонился над картой.

— Ну, вообще-то эта дыра пока что не столь велика. В принципе, если бы все мы разом телепортировались к границам пораженной области и одновременно наложили необходимое заклинание, то, наверное, справились бы. Но вынужден вас разочаровать: мы не можем себе этого позволить.

— Как это так?! — лицо мага вытянулось. — Что значит — не можете себе позволить? Речь ведь идет о судьбе мира, а не о какой-то моей прихоти…

Зораим неспешно встал, подошел к окну и распахнул его настежь. В зал ворвался свежий уличный воздух, а с ним и разнообразные звуки вечернего города, среди которых явственно выделялось тихое пение ангелов, так очаровавшее недавно и Гэйвина, и Тиноса.

— Слышите, как поют?

— Да, очень красивая песня, — кивнул великий визирь. — Но какое она имеет отношение…

— Самое прямое, — прервал его Зораим. — Это ведь не просто песня. Это заклинание, противодействующее силе тяготения. С того дня, когда земли западного Антагариха погрузились в пучину океана, а здания Целесты повисли в воздухе, мы вынуждены творить его постоянно. Чем бы мы ни занимались, каждый из нас всё время, ни на миг не прерываясь, повторяет это заклинание — или вслух, или хотя бы мысленно. Вот я, например, сейчас беседую с вами — а сам в то же время колдую. А если вместо этого мы телепортируемся в АвЛи и сосредоточим все силы на залечивании вашей межмировой дыры — вы понимаете, что тогда произойдет с Целестой?

— О, нет! — простонал Гэйвин, в отчаянии обхватив голову руками.

Тинос же, напротив, выпрямился и сверкнул глазами, ощущая небывалое воодушевление. Вообще-то элементаль не отличался особым красноречием и даром убеждения, но сейчас он точно знал, что и как должен сказать предводителю ангелов, чтобы склонить его на свою сторону.

— Послушайте, мне вполне понятна ваша любовь к своему городу. Не только вам одним хочется, чтобы он жил и процветал — уж поверьте, мне он тоже успел запасть в душу. Но… Знаете, я долго жил среди эрафийцев и помню, с каким почтением в их песнях и легендах говорилось об ангелах. В их понятиях ангелы — это Свет, добро, надежда, спасение, и они ведь не зря так считали. Когда приходила беда, ваши собратья собственных жизней не жалели, чтоб другим помочь. И от подземцев Эрафию отстаивали, кровь свою проливали наравне с людьми, и потом уже, в Судный день, открыли им порталы в Аксеот, а сами почти все погибли. А теперь на вас опять смотрят с надеждой — и неужели вы эту надежду обманете? Вам ведь на сей раз даже не нужно рисковать собой — только покинуть Целесту, и всё. Нет слов, здешние постройки прекрасны — но неужели они важнее миллионов жизней, которые, кроме вас, спасти некому?! В чем же тогда состоит ваше служение Свету — неужели только в сохранении ваших жилищ?

— Не только жилищ, нет, — горько вздохнул Зораим, явно задетый словами элементаля. — Разве вы не поняли, что Целеста — это не одни лишь дома и улицы? Это определенный уклад жизни, где нет места ничему суетному и приземленному. Чистая мудрость, чистый Свет, который мы хотим сохранить незамутненным — и потому стараемся поменьше контактировать с миром, полным зла и греха. А те из нас, кто спустился к людям в Эрафию… У нас с ними перед этим большой спор вышел, как раз-таки о способах служения Свету. Они видели свое предназначение в помощи людям — и что? Где они теперь? Погибли, пусть даже и геройски, и на этом их миссия закончилась. Никто больше людям Свет не несет. А мы в Целесте будем вечно хранить его в первозданной чистоте.

— Для кого? — сдавленным голосом спросил Тинос, чувствуя, как в груди закипает гнев. — Весь мир погибнет, а Целеста останется? И будет спокойно наслаждаться истинным Светом и высшей мудростью, вися при этом над мертвой пустыней, заваленной трупами неповинных людей и эльфов, тоже стремившихся к Свету?

Щека Зораима нервно передернулась.

— А вы думаете, меня не тяготит происходящее на Антагарихе, и особенно наша неспособность вмешаться? И, уверяю вас, это тяготит здесь не только меня. Ладно, утро вечера мудренее. Идите спать, а завтра разберемся. Гэйвин, вы помните, где тут ваша спальня?

— Помню, — устало-безразличным голосом отозвался маг. — На втором этаже, предпоследняя комната слева. Спокойной ночи, Зораим.

— Спокойной ночи. Отдыхайте, а я должен посовещаться с остальными горожанами. Утром я сообщу вам о нашем решении.

Всю ночь Гэйвин без сна ворочался на широкой золотой кровати с пуховой периной и дорогим шелковым бельем, а Тинос, наполовину высунувшись из поставленной специально для него серебряной ванны на изогнутых ножках, тоскливо глядел в окно, за которым ярко блестели крупные, кажущиеся совсем близкими звезды и сияли нежным светом контуры дворцов и храмов. Внезапно маг ни с того ни с сего вскочил и со всей силы врезал кулаком по кованому набалдашнику на спинке кровати.

— Да правы ведь они, тысячу раз правы! Весь этот злополучный мир не стоит и камушка на мостовой Целесты! Надо забрать сюда Улиссу, и пусть тогда на Антагарихе творится что угодно!

— Гэйвин, что ты такое говоришь? — попытался образумить его Тинос. — Нельзя же так…

— А чтобы Целеста погибла — так можно?

Элементаль промолчал. Ни спорить с магом, ни тем более соглашаться с ним не хотелось.

Ранним утром в дверь постучали. На пороге стоял Зораим, строгий и собранный.

— Вставайте, — сказал он. — Времени мало, надо готовиться к телепортации.

Ведомые Зораимом, элементаль и маг вышли из замка и направились в еще незнакомый конец города. На окутанных предрассветной дымкой улицах царило необыкновенное оживление. Повсюду были ангелы, они летали между домами, двигались колоннами по узким висячим дорожкам, собирались в толпы на площадях.

— Нам нужно как можно равномернее распределиться вокруг места катастрофы, — объяснял на ходу Зораим. — Поэтому мы разобьемся на сотни и будем телепортироваться одновременно из нескольких порталов, из каждого — в определенную точку. Моя сотня собирается на площади Солнца, вы со мной?

Гэйвин угрюмо кивнул.

Вскоре они достигли большой круглой площади, окруженной величественными зданиями, среди которых в первую очередь бросался в глаза устремленный ввысь белокаменный храм с золотым солнечным знаком на заостренном шпиле. Здесь уже собралось около восьмидесяти ангелов; они стояли со склоненными головами и опущенными крыльями, продолжая тихо напевать свою магическую песнь, звучавшую сейчас особенно возвышенно и печально. Постояли еще немного, подождали оставшихся; когда собралась вся сотня, из толпы вступил облаченный в золотую мантию ангел, отличавшийся от остальных особой мудростью во взгляде и висящим на шее тяжелым амулетом из золота и драгоценных камней. Он молча сделал знак рукой, и все расступились, освобождая место в центре площади; затем распростер крылья, и протянувшаяся между ними светящаяся дуга, коснувшись мраморной мостовой, обратилась в затянутую туманом арку.

— Идемте, — тихо произнес этот ангел, и вся сотня устремилась в открывшийся портал.

У самой арки Тинос задержался и обернулся назад, жадно вглядываясь в очертания дворцов и храмов и пытаясь накрепко, на всю жизнь запечатлеть их в своей памяти.

— Хватит смотреть, — довольно резко окрикнул его оказавшийся рядом Зораим. — Ни к чему это. Шагайте быстрее, и не оглядывайтесь!

И, схватив элементаля за плавник, он утянул его за собой в портал.

Телепортация была подобна низвержению из рая в ад: в один момент светлая красота, гармония и покой небесного города сменились свистом ветра, грязным снегом, развороченной землей и несущимися в лицо клубами пыли. На краю изломанного леса, нещадно терзаемого ураганом, в нескольких десятков шагов от вздымающейся до небес черной стены смешавшихся Стихий, из последних сил колдовали стоящие шеренгой друиды — еле держащиеся на ногах, в изодранных одеждах, с осунувшимися лицами и воспаленными глазами. При виде хлынувшей с небес лавины ангелов эльфы разом прекратили колдовство; одни из них упали на колени, другие с раскрытыми ртами потрясенно застыли на месте.

— Эльфы, не обращайте на нас внимания! — воскликнул Зораим, пытаясь перекричать грохот катаклизма. — Продолжайте сдерживать Стихии!

Обернувшись к Тиносу и Гэйвину, он добавил:

— А вы стойте здесь. Ближе не подходите — опасно.

Сам же Зораим вместе с остальными ангелами направился к самому краю зоны разрушения. Их белоснежные одеяния тут же почернели от пыли; чудовищный ветер вырывал им волосы, выворачивал крылья и едва не сбивал с ног. Но, стойко сопротивляясь силе смерча, пытающегося втянуть их в свою воронку, ангелы выстроились в цепь и затянули песню. Не ту, которую они пели в Целесте — совсем иную, бодрую и маршеобразную, в четком ритме которой слышались нотки праведного гнева и непоколебимой уверенности. Энергичный напор звонких ангельских голосов будто соперничал со свирепым ревом смертоносного хаоса и в конце концов взял верх. Ураган постепенно начал стихать, и вздымавшаяся до небес стена пыли, грязи и снега, лишившись поддерживавшей ее силы, медленно осела, открыв вид на изуродованную землю, будто перепаханную гигантским плугом до самых горных пород.

Ангелы смолкли, и в воздухе повисла гробовая тишина. Но продолжалась она недолго: друиды, придя в себя от потрясения, с восторженными криками бросились к своим спасителям, принялись обнимать их, целовать ноги, благодарить… А Тинос и Гэйвин, не сговариваясь, отвернулись от этой картины всеобщего ликования и устремили взгляды на юго-запад. Они знали: там, вдали, за невидимыми отсюда Вольными Пустошами, рушатся сейчас величественные дворцы и сияющие неземным светом храмы, падают в океанскую пучину мраморные плиты площадей и ажурные ограды улиц. Гибнет город, прекраснее которого нет и никогда не будет ни на Антагарихе, ни в Энроте, ни в Аксеоте или иных далеких мирах…

— Эта земля умерла, — печально произнес верховный друид Эллесар, стоявший вместе с королем Арианом, несколькими его министрами, а также Улиссой, Гэйвином и Тиносом посреди бескрайней голой пустыни, еще полтора месяца назад бывшей Священными рощами.

Король опустил голову:

— Я так и думал. Мне нужно было лишь подтверждение ученых мудрецов.

— Мы с ними всё здесь обследовали, — сказал Эллесар. — Сомнений быть не может: лес здесь больше не вырастет.

— Послушайте, — предложил Гэйвин, — если вы хотите вновь озеленить эту территорию, можете положиться на мой опыт. В молодости, когда мы с магами империи Бракадуун бежали от орды Тарнума в Бракаду, там тоже были совершенно бесплодные земли, но умелое применение волшебства превратило их в цветущий край. К тому же сейчас с нами ангелы. Они потеряли свой город, теперь второй родиной им станет АвЛи — почему бы не доверить им восстановление Священных рощ? Вы сами видели, насколько сильна их магия, причем магия эта созидательная, животворная. Они применят свое искусство, я свое — и со временем здесь снова будут расти леса.

— Вот только священными они уже не будут, — покачал головой Ариан. — Но вообще мне нравится ваше предложение. Пусть здесь растет хоть что-нибудь, так что флаг вам в руки, и ангелам тоже. К тому же у вас, Гэйвин, огромный опыт не только применения магии, но и управления государством. Так что мне будет лучше всего передать свою страну именно вам.

— Что-что?! — поперхнулся маг.

— Я хочу, чтобы вы стали королем. А ангелов назначьте на высшие государственные должности. Мы уходим, и хочется оставить АвЛи в надежных руках. Ведь мы любили эту страну, и ее дальнейшая судьба нам далеко не безразлична.

— Не поняла, — упавшим голосом спросила Улисса. — Кто уходит, куда?

— Мы, эльфы. Гномы, кентавры и прочие, скорее всего, останутся — они никогда особо не чтили культ друидов. А вот нам здесь без Священных рощ делать больше нечего. Куда уйдем? Да кто куда. Я, например, думаю перебраться в Энрот.

— А я в Жаддам, — сказал верховный друид. — Проповедовать нашу веру среди темных эльфов.

— Подождите… Как же так? — Улисса растерянно переводила взгляд с Ариана на Эллесара и обратно. — Это же наша родина… В Судный день тоже Священные рощи погибли, и многие эльфы сбежали, но ведь мы-то с вами остались.

— Тогда была надежда, — вздохнул Ариан. — А сейчас ее нет. Сердце леса больше не стучит, приложи руку — и почувствуешь.

— Да прикладывала уже, знаю, — обреченно пробормотала Улисса.

— Вас-то, Гэйвин, это пугать не должно, — произнес король, повернувшись к магу. — Вы ведь не друид. А наш уход, по большому счету, на здешнюю жизнь не повлияет — нас ведь тут все равно меньшинство. И потом, я ведь вам не пустыню отдаю, а почти нормальную страну. Ее населенную часть катаклизм не успел сильно затронуть, даже Пирпонт не весь разрушен. Так что — живите, властвуйте, заботьтесь о благополучии народа. А с приходом ангелов здесь наверняка появятся новые святыни. Но уже не наши, не эльфийские.

— Спасибо за доверие, ваше величество, — растроганно произнес Гэйвин. — Клянусь, я сделаю всё, чтобы вернуть АвЛи к новой жизни. Мы с ангелами сделаем ее страной Света и Мудрости, какой когда-то была Бракада.

— Буду счастлив, если вам это удастся, — в глазах короля блеснули слезы. — Ну, а ты, Улисса, что будешь делать? Вернешься в Новую Эрафию или, может быть, поедешь со мной в Энрот?

— Ни то, ни другое. Для Новой Эрафии я уже сделала всё, что могла, теперь они вполне смогут обойтись и без меня. А в Энроте мне тем более делать нечего. Я останусь здесь.

— Здесь? Но это ведь будет уже не эльфийская земля…

-Это моя земля. Я родилась здесь, выросла. Правда, потом долго жила среди людей и сама уже перестала понимать, где моя родина. Но теперь понимаю это яснее, чем когда-либо. В общем, не пытайтесь меня переубедить. Я остаюсь.

Лицо Гэйвина просияло.

— Как хорошо, что ты остаешься! Но, раз так, то по справедливости престол должен принадлежать тебе как сестре короля.

— О нет, Гэйвин, не отказывайся от предложения Ариана. Он ведь не зря хочет видеть королем именно тебя — ты будешь гораздо лучшим правителем, чем я.

— А я и не отказываюсь. Я просто хочу, чтобы мы с тобой правили вместе.

— Как соправители?

— Как супруги. Король и королева. Я, конечно, не настаиваю — решать тебе.

Улисса покраснела и смущенно потупила взор.

— О, я так сразу не могу… Мне надо подумать…

— Конечно, думай, — улыбнулся маг. — Я тебя не тороплю.

Великий визирь обернулся к Тиносу:

— А у тебя какие планы? Советником ко мне пойдешь?

— Да какой уж из меня советник? — вздохнул элементаль. — Нет, если тебе понадобится какая-то моя помощь, в водной магии или еще в чем-нибудь, тогда, конечно, помогу, только скажи… Но вообще-то мне больше всего хочется уехать куда-нибудь подальше и забыть всю эту историю.

Тинос взглянул в лицо Ариану:

— Ваше величество, как там мой Спавард? Он цел?

— Конечно, цел. Он же от Священных рощ дальше всего. Я распоряжусь, чтобы вас доставили туда со всеми почестями, подобающими такому герою.

— О нет, умоляю, только без почестей! Я их не заслужил, Священные рощи-то так и не спас. Лучше уж я как-нибудь сам доберусь. Потихоньку, своим ходом…

Спустя три недели Тинос появился на окраине Спаварда, встречаемый радостным ржанием соседей-кентавров.

— Ура! Наш водянчик вернулся! Где ты был-то так долго?

— Да так, путешествовал… Ну, как дела у вас? Что тут новенького?

— Говорят, власть сменилась, теперь у нас новые король с королевой. Да, еще градоначальник наш уехал за границу, а нам нового назначили. Ангела. Он всего несколько дней назад приехал, посмотрим еще, как себя проявит. А так больше никаких особых новостей. Ох, водянчик, ты представить себе не можешь, как же мы тебя заждались! Нам ведь твоя помощь нужна, давно уже.

— А что такое?

— Да фонтан без тебя не работает! Как только ты уехал, вода почти сразу и иссякла. А без фонтана как-то тоскливо, привыкли уже к нему…

— Не переживайте, сейчас исправлю, — улыбнулся Тинос и, сопровождаемый кентаврами и присоединившимися по пути гномами, направился к своему жилищу.