Вещи, к которым питает уважение Олаф Мнишек (джен)

Еще одной редкой штукой, к которой Олаф Мнишек питал искреннее уважение, были правильные валькирии. Но только валькирии должны были быть действительно правильными. А не этими, что в сериалах, у которых титьки в экран не влазят, тьфу ты, плюнуть противно. Олаф вам что, младенец, чтобы западать на безразмерную титьку?! Олаф знает, какая часть тела наиболее важна у правильной валькирии. И как она должна выглядеть. Они, то есть. И части тела в частности, и сами валькирии в целом.

Только молокососы, не нюхавшие ничего опаснее собственных носков, воображают себе валькирий пухлогубыми блондинками с ангельскими крылышками и сдобными плечиками.Олаф же не младенец и не молокосос. Олаф отлично знает, сколько весит полный доспех, и сколько — свеженький труп, в оный доспех упакованный. Чтобы целыми днями ворочать такое до куда положено оттуда, куда оно уронено, крылышки не нужны. Нужны руки! Сильные накачанные жилистые руки. И плечики — чтобы ВО! Такие аквааэробикой не накачаешь.

Ну и психика, опять же. И опыт.

Правильные валькирии древние, как сама смерть. И точно так же знают жизнь. Правильные валькирии потому и не боятся смерти, что каждая из них давно уже и сама частично мертвая. Например — с костяной ногой. Как у славян.

Вот уж воистину правильная валькирия! Настоящая привратница мертвых в домовине на орлиных ногах. Попробуй такую не уважь — она тебя сама так костылем по хребтине уважит, что сразу поймешь, кого тут чтить надобно и к кому уважение испытывать.

Эдем, конечно, не Вальгалла. Это понимать надо. Одно слово — Эдем. Кущи там всякие, арфы, свирели. Хотя нет, свирели — это на Олимпе. Но все равно. И потому, вылезая из автобуса на остановке у перспективного лесочка, по поводу правильности местных эдемских валькирий Олаф испытывал серьезные сомнения.

Валькирии, как им и положено, никуда не спешили. Сидели кучно, смотрели на Олафа благостно. Делали вид, что торгуют. Что характерно — грибами.

На первый взгляд валькирии выглядели нормально: древние, сухие и сморщенные, словно яблоки Слейпнира. Головные повязки всеми тремя концами смотрят вниз, как и положено. Руки… мощные, правильные такие руки, корявые, коричневые и цепкие, словно корни Игдразила. Хорошие руки. Правильные.

Олаф разглядел на прилавке суковатую дубину, а под оным — лазерную винтовку, хоть и устаревшей модели, но вполне себе годную, и еще что-то колюще-режущеее сбоку под ветошкой. И окончательно успокоился: нормальные были валькирии. Правильные. Даже и смысла нет заглядывать под юбки, проверяя наличие костяной ноги. И так понятно, что все на месте. Да и жить хочется.

Одна из валькирий, правда, несколько выделялась и сомнений внушала поболее. Нет, и платочек на месте был, и подбородок качественный. Что твой кирпич подбородок, самое то для валькирии. И космы правильные из-под косыночки выбиваются, седые такие космы. Только вот лицо слишком уж гладкое, ни одной приличной морщины. Стоит ли доверять свою бренную тушку, случись вдруг что серьезное, валькирии с таким несерьезным лицом?

Олаф немного подумал. Потом подумал еще немного. Посмотрел, как валькирия с несерьезным лицом ворочает вполне себе серьезный мешок килограммов на двадцать — несерьезно так ворочает, не то что даже одной ручкой, а вообще тремя пальчиками. Серьезными такими пальчиками. Мощными. Такими пальчиками трупы ворочать да потрошить — самое то!

Олаф подумал еще. И решил, что доверять этой серьезно-несерьезной валькирии таки можно. Ну и что, что лицо несерьезное. И возраст тоже не так чтобы очень. Зато руки серьезные, и очень таки даже.

В конце концов, надо же и валькириям когда-то начинать!

А вот активно пытающийся вырваться из ведер и мешков товар Олафа не впечатлил. Совсем. Не грибы, а сплошная насмешка природы. Мухомор у валькирий нашелся только один. На всех. Да и тот сушеный. Висел в качестве украшения. Ибо всем известно, что в сушеном ни градусу, ни нажору, ни возможности побеседовать с богами как следует. Только на украшение и годен.

Олаф вздохнул, поправил торчащий из сумки топор и зашагал по направлению к ближайшей опушке. Он давно уже понял, что если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, это надо сделать самому. И никак иначе. Ни зверья, ни хищных сыроежек он не опасался нисколько, к «если вдруг что» относился философски.

В конце концов, он только что лично убедился в правильности здешних валькирий.