История Аяме (гет)

Я решила не выпендриваться и не щеголять в модных узких штанах, которые купила. И топиках, которые могут спровоцировать даже мертвых, в деревне, наполненной солдатами. Решила не играть с огнем. Но иногда хожу во всем этом дома, и гуляю вечерами на соседский барбекю. На нашей улице образовалась небольшая компания единомышленников и папиных коллег, и иногда мы устраиваем посиделки по вечерам в конце недели.

Вечера эти уютные, я заново познакомилась с этими людьми. Среди них оказался парень, брат которого шиноби, а сам он работает в банке. Мы сидим на шезлонгах или лежим на уютных гамаках, едим шашлыки, жареное мясо и хрустим чипсами. Кто-то взял за привычку приносить самодельное вино или пиво, очень вкусно. Но чаще люди пьют мой фирменный сок из ягод и сахара. А кое-кто умудряется мешать вино с моим соком. Здорово вот так сидеть и смотреть в небо, слушать неторопливую тихую речь.

Почему я так поглощена тишиной и звуками природы? Почему все время смотрю на звезды, когда небо ясное? Папа сказал, что раньше я почти не смотрела наверх, а теперь меня словно подменили. Такое ощущение, что раньше мне этого катастрофически не хватало.

А еще ко мне закралось подозрение, что я наконец-то стала отсыпаться. Поначалу под глазами у меня виднелись не синие даже, и не фиолетовые, а какие-то коричневые круги. И кожа казалась бледной. Отец тоже это замечал:

— Доча, у тебя губы бледные. Как будто ты нездорова, — говорил он с беспокойством. — Может, снова пойдешь в госпиталь?

Я не дошла, решила отоспаться. И опоздала на следующее утро на работу. Папа не стал будить, и отчитывать тоже. Какой он у меня добрый, просто нечто. Настолько мягкий, что становится страшно: а вдруг кто нападет? Он ведь не станет отбиваться.

Сейчас я пришла в норму. Отоспалась, ем за обе щеки, конечно, приготовленное своими руками, и слушаю тишину. Это такой кайф. Не знаю, почему я так упиваюсь этим.

* * *

Я приноровилась к своему рабочему графику. Вот что мне действительно понравилось, так это разгрузка мозгов — здорово вот так готовить в папиной лавке: дело полезное, ему помощь нужна, а бизнес семейный. К тому же, освобождает место для мысленных просторов.

Хожу теперь днем в обеденный перерыв, а иногда в другое время, по деревне, то по делу, то просто так. Мне нравится смотреть по сторонам. Жизнь здесь колоритная, и это неописуемо. Познакомилась со старушкой за углом, она продает специи.

— Если ищешь что-то для своего друга, посмотри вот это, — как-то сказала она мне, подумав, что у меня есть ухажер, и указала на какую-то смесь в баночке, хитро щурясь.

— Нет, спасибо, мне просто интересно, — улыбнулась я.

Но мы друг друга поняли. Как я потом узнала, в молодости она была та еще оторва. Это был день, в который я надела узкие штанишки, которые выгодно подчеркивали мои бедра. Видимо, она по достоинству оценила мой вкус к одежде. Интересно, как она одевалась раньше?

* * *

Однажды я решила устроить себе разгрузочный день, и завалилась в какую-то халупу с самыми вкусными блинчиками в нижней части деревни. Там я встретила одинокого путешественника. Мы разговорились о разнообразии мира и безутешной внешней политике, которая мешает нормально развиваться туризму и торговым отношениям. Я пожаловалась, что давно мечтаю устроить трекинг в какое-нибудь красивое место, а визовый режим и напряженные отношения с соседями не позволяют даже выйти за пределы Скрытого Листа.

— Не так уж сложно начать путешествовать, — сказал мой собеседник, — если вы, конечно, не одинокая молодая барышня.

Мы оба рассмеялись.

— Но войти в Скрытую деревню не так сложно. Главное пройти так называемую проверку на вшивость. Не все скрытые деревни пускают путников, потому что не все располагают такой мощью, как Скрытый Лист или Туман. Правда, в Скрытый Туман я бы не пошел ни за какие коврижки.

— Это почему? — поинтересовалась я.

— Из-за жестких методов, — немного грустно отозвался он. — Они не то чтобы не впускают, они и не выпускают никого. Только шиноби на задания, и их заказчиков. И то, деревня должна убедиться, что заказчик вернется обратно, и его заказ не идет вразрез с интересами самой деревни.

— Грустно как-то. Вряд ли здесь такой режим войдет в привычку. Хотя, кто знает.

— Потому я и здесь, — улыбнулся незнакомец. — Здесь не так уж сложно, и атмосфера другая.

Было интересно говорить с ним, он оказался начитанным и умудренным опытом. А еще мне показалось, что у него есть богатая история, которую он прячет за своими грустными глазами.

* * *

В один вечер к нам в лавку вошел один шиноби. Шиноби по имени Аоба Ямаширо, как можно было догадаться. Он мило улыбнулся, но его волчий взгляд все еще преследовал меня. Он оказался завсегдатаем, и мне пришлось признать, что я, оказывается, всегда обслуживала его. То-то он в тот раз заподозрил неладное во мне. Может, зря я от него скрываю свою тайну? Я налила ему мисо и положила пельменей с любимой начинкой в тарелку. Начинка и стала темой для разговора.

— Вы же не забыли, да, мою любимую начинку, Аяме-сан? — спросил он невинно.

Сначала я уставилась на него, потом сообразила.

— Надеюсь, нет. Разнообразная зелень?

Он довольно улыбнулся.

— Да, зелень.

Он принялся хрустеть пельменным сельдереем. Я положила рядом с тарелкой сметану, знаю, снова «озарение» — мышечная память. И как долго он сюда захаживает? У него что, нет подруги, жены там, или сестры? Аж жалко стало.

— А вы, Аяме-сан, не подумываете открыть собственное дело? — он поднял на меня свои глаза, пока жевал.

— Какое дело? Я даже не знаю, чем заняться, — ответила я растерянно.

— Разве у вас нет какого-нибудь увлечения?

— Увлечения-то есть, но им не обязательно становиться моим основным доходом, — сказала я не очень-то любезно.

Он на это ухмыльнулся. Отец ушел в заднюю комнату за чем-то, и этих фраз не слышал. Аоба Ямаширо, видимо, этим воспользовался. Нагнулся через бортик и интригующе прошептал:

— Может, поделитесь своими увлечениями?

Я заулыбалась и тоже нагнулась через бортик.

— Люблю гулять по улицам и смотреть по сторонам, — зашептала я. — А еще, — тут я руку к его уху приставила, — кушать в разных заведениях.

— Но разве вам не достаточно еды здесь?

— Нет, еда у папы очень вкусная, но я люблю поесть, — довольно ответила я.

Он помолчал немного, гипнотизируя взглядом блюдо с мисо, а потом вдруг сказал:

— Мне показалось, что в прошлый раз я вас чем-то напугал.

Он поднял голову и посмотрел на меня.

— Не хотелось бы, чтобы вы меня боялись.

— Не бойтесь, бояться я не буду. Но это ведь скрытая деревня, бдительность не повредит.

Он улыбнулся.

— И все же, получилось не очень красиво.

Я вдруг подумала, что он так извиняется. Это вызвало у меня улыбку. А он милый, когда хочет.

* * *

— Доченька, смотри, — произнес папа, пальцем указывая на красную звезду.

— Ага, — протянула я. — А вот еще, — я указала на созвездие с голубой точкой в углу.

Мы посидели в недолгом молчании, наблюдая за звездами. Кругом была тишина, а воздух наполнил негромкий стрекот насекомых. Папа взял стакан с моим соком и отпил немного, потом вздохнул.

— Видишь, какое небо глубокое и синее? — спросил он у меня. — Я хочу, чтобы у нас в заведении было так же.

— Разве у нас не так? Не похоже?

— Не совсем. Небо — оно как купол, крыша над головой. Как что-то надежное, без чего мы не можем. Часть чего-то большего.

— Ну, для Наруто все именно так, — произнесла я, вспоминая на днях горластого ребенка.

— Да, для него, — вздохнул отец.

Я глянула на него внимательней.

— Ты хочешь сказать, что ты недоволен? — он промолчал. — Но, разве не здорово так, просто? Когда есть постоянные посетители, привычные лица и приятные беседы? Это напоминает семью. Наруто хорошо, потому что ты — добрый. Вся аура, которая у нас есть, там благодаря тебе.

Папа улыбнулся и задумался о чем-то. А я смотрела на его лицо, профиль, и узнавала по-новому. Добряк. Старый мудрый добряк. Недавно Наруто рассказывал мне, как он начал ходить сюда и как полюбил рамен. История была богата отсылками к очень многим значащим вещам. Со мной он, кстати, не такой шумный. Видимо, с девочками у него особое поведение.

* * *

— Какаши-сама, доброе утро! Нечасто вас тут видим, — воскликнул папа.

Кто там пришел? Мне интересно стало, почему мой отец вдруг стал таким вежливым. Я выглянула из задней комнаты и снова, мать его, рефлекс сработал.

— Доброе утро, Какаши-сан, — тон моего голоса был благозвучен, я даже голову немного в сторону опустила.

— Ма, здравствуйте, здравствуйте. Как ваши дела? — спросил он дежурно.

Отец не ответил, видимо «Какаши-сама» использует эту фразу как дежурную, он стал быстро нарезать что-то на лапшу.

— Вам как обычно, Какаши-сама? — спросил отец.

— Да, пожалуй.

Какаши-сан быстро меня оглядел, и я внезапно вспомнила, что забыла надеть фартук и косынку. А еще, вдобавок, на мне была футболка, которую никто никогда по ту сторону стойки не видел. Я явно спровоцировала маленький коллапс в его мозгу. Он быстро и сытно поел, прежде чем упорхнуть и оставить после себя купюры. Я даже фартук надеть не успела.

— Что за световая скорость? — удивилась я.

— А, они так часто, — отмахнулся отец. — Видимо, привычка быстро перекусывать.

— Такими порциями?

— Может, аппетит нагулял.

— Нагулял?

Я посмотрела на папу и тихо рассмеялась. Отец использовал кавычки, когда произносил слово «нагулял», это я по его лицу поняла.

В общем, когда шиноби заходили к нам, они вечно чем-то отличались. Или, как в случае с Аобой Ямаширо, овощными пельменями, или световой скоростью. Самые нормальные среди всей этой каши оказались студенты академии. Даже Ирука отличился эмоциональностью. Другие посетители, из тех, кто не служит родине, такими многогранными эмоциями не отличаются.

К примеру, школьницы. Они почти каждый день заходили обедать сюда, до тех пор, пока за углом не открылась пекарня, в которой готовили настолько ароматный кофе, что я каждый раз себе напоминала: «купи, купи его себе наконец».