Десятый "проводник" (гет)

Наутро отправился в парк в четырёх кварталах от дома. Люблю здесь гулять, прочищаю голову, так сказать. Сижу на лавке и гляжу на всех вокруг. Мимо проезжают детишки, катающиеся на роликах; на поляне мчатся туда-сюда собаки — играют с хозяевами; неподалёку от них разложились несколько семейных пар, устроивших пикник в этот облачный, но всё равно жаркий день. Смотрю и вспоминаю, как тем же самым занимались мы с Лизой. При каждом удобном случае я приводил её сюда, иногда даже «похищал» с работы для этого. Добавлял огоньку в нашу жизнь.

Как-то раз я переборщил со своим энтузиазмом, и она разозлилась. Сказала, что у неё важные дела, и не нужно её отвлекать «детскими порывами». При чём тут вообще детство? Мне нравится проводить с ней время в этом парке. Неужели это так плохо, делать то, что нравится? Ну, что сказать, никто не идеален. Даже моя родная. Да, временами у неё бывают закидоны. Например, когда я купил шикарный ароматизатор, но она его выкинула. Мигрень от запаха жасмина, видите ли. Не по душе запах, так и скажи, зачем строить из себя мученицу-то? Впрочем, я тоже не подарок, признаю. И дату годовщины постоянно забываю и кричу, если что-то сильно не устраивает. После подобной разлуки я теперь готов отдать руку на растерзание за ещё одну ссору, ещё одну встречу, ещё один разговор.

Облака потихоньку сменяются тучами, поднимается прохладный ветер, и вдалеке где-то начинает грохотать. Я смотрю на то, как люди собирают вещи и уходят прочь. Чувствую, как сверху капает дождик. С каждой секундой он становится интенсивнее, пока в один момент не начинает словно из ведра лить. Но мне почему-то плевать. Все что-то визжат, бегут, прячутся под деревьями, а я как сидел на лавочке с мрачным лицом, так и сижу. Зябко, мокро, неприятно, но не могу даже пошевелиться. Оцепенел, погрузившись в собственные мысли. И выводит меня из этого состояния темнокожий старичок в строгом костюме с зонтом, подсевший ко мне. Ему лет семьдесят, с проседью в волосах и бороде, взгляд в карих глазах такой, словно повидал много дерьма на своём веку.

— Простынете, — заботливо произносит тот хриплым голосом и закрывает своим зонтом от дождя.

Я, не проронив ни слова, равнодушно пожимаю плечами.

— Люблю этот парк, — праздно говорит старик, поправляя нелепую шляпу на голове. — Особенно в конце весны, как сейчас. Самая красивая пора, — улыбается тот и смотрит куда-то вдаль.

— Да, — киваю я. — Прекрасное место.

— Ждёте кого-то? — впервые переводит взгляд на меня.

— Эм… Нет, — отвечаю я. — Нет.

— А я вот ждал. Много лет ждал своего сына.

Я недоуменно хмурю брови.

— Он исчез двадцать один год назад, — объясняется старик. — Прямо здесь, на этой лавочке. Я отвернулся буквально на секунду, а его и след простыл, будто моего мальчика никогда не было.

— Дождались? — интересуюсь я.

— Нет, — тяжко вздыхает тот. — Сложно не терять надежды на протяжении стольких лет. Но я старался. Изо всех сил старался. И в итоге совершил самую гнусную и непростительную вещь в своей жизни, — печально мотает тот головой. — Я решил жить дальше.

— И как?

— Поначалу, удавалось плохо. Вина пожирала изнутри. Но потом мне дали благословение, и я отпустил это бремя.

— Кто же вас благословил? Папа Римский? — ухмыляюсь я.

— Нет, — серьёзно отвечает тот. — Мой сын, — добавляет затем.

— Простите? — слегка удивляюсь я.

— Эм… Наверное, не стоило мне этого говорить, — начинает тот маяться и бегать глазками. — Я лучше пойду, — встаёт, поправляет галстук и уходит так же неожиданно, как и появился.

Я сижу под проливным дождём и продолжаю охреневать от его слов. Пытаюсь соединить всё воедино. Что он имел в виду? Он говорил со своим «отсутствующим» сыном? Какого черта? В поисках разгадки я тут же подскакиваю с места и бегу за чудным стариком.

— Сэр? — догоняю я его, хватая за плечо перебинтованной ладонью, и преграждаю путь. — Что значит, вас благословил ваш сын?

Тот явно не желает распространяться на эту тему, резко скидывает мою руку с себя, и пытается обойти, но я так легко сдаваться не намерен. Мой решительный взгляд даёт понять, что без ответа ему отсюда не уйти. Раздражённый и одновременно смиренный выдох говорит мне, что старик смекает.

— Вы всё равно мне не поверите, — пронзительно смотрит тот прямо в глаза.

— Ох, оглянитесь вокруг, блядь! — развожу руками. — Самолёт вылетает набитый под завязку, а при посадке на борту обнаруживают лишь второго пилота и шестнадцать пассажиров! Ведущая новостей исчезает в прямом эфире! Многоквартирный дом в мгновенье ока становится необитаемым! Студенты поднимаются на яхту, чтобы хорошо провести время, и испаряются! И это только за последние три недели! — восклицаю я, активно жестикулируя. — Вы действительно полагаете, что я могу во что-то не поверить?

— Зачем вам это? У вас кто-то «отсутствует»? — спрашивает старик, не осознавая всю важность информации, которую он от меня скрывает.

— Жена, — киваю я. — Если вы действительно говорили со своим сыном, я должен знать, как.

— Вы в большом отчаянии, раз даже не предполагаете, что я могу оказаться мошенником.

— Вопрос в деньгах?

— Нет, боже, — брезгливо произносит он. — Дело совершенно не в этом, — один лишь вопрос вызвал резкое отвращение на его лице.

— В чём тогда? — говорю сквозь зубы. Мой внутренний чайник начинает вскипать.

— У вас есть вопросы. Но ответы вам не понравятся, — предостерегает он меня.

— Лучше так, чем не знать ответов вовсе, — уверенно заявляю я.

По лицу видно, что он в серьёзных раздумьях. Он вправду так сильно боится моей реакции? Неужели всё настолько плохо? Как бы то ни было, я готов принять правду, неважно насколько она пугающая.

Старик определяется со своим выбором и жестом приглашает идти за собой. Ох, как же мне хочется верить, что на сей раз меня не наебут. Если так, боюсь разодранными костяшками пальцев дело не ограничится. Я отгоняю эти сомнения прочь и всё-таки решаю последовать за своим новым «проводником».