корабль (гет)

— Ты знаешь, что такое Ханахаки?

На улице стоял удушливый воздух, легкие заливались свинцом, а макияж, казалось, постепенно начинал стекать. Летом в Париже ужасно. Количество нескончаемых туристов зашкаливало, воздуха начинало не хватать, а настроение падало также стремительно, как поднималась температура.

— Нет, но звучит красиво.

Маринетт подтянула спадающую лямку и помешала оставшийся кофе — ждать становилось невыносимо. Хотелось разругаться с Альей, демонстративно встать и пойти на все четыре стороны домой. Депрессия сделала из Дюпэн-Чэн агрессивную и нервную молодую женщину, которая определенно точно загнивала где-то внутри.

— О, нет, выглядит это ужасно. Как бы ты отреагировала, если бы у тебя изо рта посыпались цветы? Отстойно же, ну.

Белоснежная кожа покрылась красными пятнами от солнца, взгляд становился с каждым днем все более пустым, а плечи осунулись — вот он, подарок от нерадивой судьбы. Дюпэн-Чэн нервно поерзала в кресле и нахмурилась — еще чуть-чуть — и она пошлет все к чертям.

— Что? Я не совсем понимаю, Алья.

Маринетт внимательно вглядывалась в толпу студентов, намериваясь отыскать Нино и его злосчастного друга. Они не шли, будто бы специально решив проверить, насколько хватит их нервов. Дюпэн-Чэн вздохнула, дернула ногой и скрестила руки. Не дождетесь, нет.

— Говорят, когда любишь того, кто не любит тебя, ты начинаешь болеть…

— Нино, Нино! Сюда! — Алья резво взмахнула рукой, приманивая к столику двух парней. Дюпэн-Чэн порывисто вздохнула, смутившись отчего-то, и резко опустила глаза. От греха подальше. — Черт побери, убить тебя мало! Ты задержался на целый час, еще немного, и мы тут точно сварились бы. А где же…?

Ей показалось, будто звуки обесцветились. Маринетт замерла в предвкушении, абсолютно не понимая, чего вообще можно ожидать. Мелодичный мужской голос ворвался в ее мир также стремительно, как врывается назойливая муха в комнату. И попробуй убить эту тварь.

— Bonjour, Алья.

— …Тогда твое сердце, не выдерживая страданий, начинает давать ростки, полностью покрываясь цветами. Цветы эти растут стремительно, постепенно заполняя всю пустоту, что образовывается внутри у человека. И тогда он начинает кашлять ими, цветы сыпятся с него, как иголки с елки, потому что организм не может их содержать.

Резко вскинув глаза, она почувствовала, как злость ворвалась в ее сознание. Пред ней стоял небезызвестный Адриан Агрест, сын того человека, кто, даже не посмотрев ее резюме, закрыл пред ней дверь. Сын человека, чья стажировка стала для нее сущим адом. И кто так и не написал ей свою рекомендацию.

Гребаный Агрест.

Маринетт оскалилась: золотой мальчик, вырвавшийся из не менее дорогой клетки, выглядел сногсшибательно, но только не для нее.

— А что же станет, если человек так и не сможет избавиться от своей любви?

— Ты… — Адриан на мгновение запнулся, наткнувшись на взгляд стальных васильковых глаз. Марнетт негодовала; внутри она давно располосовала его лицо. Такая непонятная даже ей самой ярость была слишком естественной, чтобы не поддаться ей. Думалось, будто она всегда жила в ней и ждала только того, когда ей дадут вырваться наружу. — Ты же Маринетт? Очень приятно, меня зовут Адриан.

— Он умрет, Маринетт. Его сердце просто разорвется.

Гребаный Агрест, почему бы не воспользоваться тобой?