Тетрадь смерти, последнее желание и первосортные сладости (гет)

Старые друзья дали ей имя Гефьён.

За прекрасный сад, который уже давно высох и развеялся по ветру, не оставив семян. За доброту и мягкосердечность. За красоту, за цветы в волосах, за спелые апельсины… за всё это её назвали Гефьён. Было ли у неё настоящее имя? Да. Было и исчезло в веках, забылось и пропало, словно холодный утренний туман.

Она сидела в дешёвой закусочной — единственном месте, на которое у неё хватало денег — когда сообщили о взрыве на площади Пикадилли. Пострадавших от взрыва нет — Эл позаботился об этом и, должно быть, его совесть теперь чиста. Пострадавшие заперты в своих квартирах. Они лежат бледные, с посиневшими губами, холодными пальцами навеки схватившись за сердца. Гефьён раскрыла перед собой на деревянном, покрытом надписями, столе зловещую чёрную тетрадь. Белые листки испещрены мелким, компульсивным почерком, имена наползают одно на другое. Посчитать их было сложно, но жертв было около полутора тысяч. Гефьён закрыла глаза и сложила руки в молитве. Она не знала этих людей, была им чужой, и о её существовании они никогда не узнали. Но это не значит, что Гефьён должна относиться к ним равнодушно.

— Покойтесь в Небытии, — прошептала она. — Я восстановлю утраченную гармонию.

Ей не стало легче от этих слов. Она не услышала ни последней воли умерших, ни тихой песни их лёгких, точно вздох, душ. Боги смерти. Это их тетрадь. Это их грубая, отвратительная работа. После записи в тетради душа человека навеки связывается с Небытием, его сознание пропадает, и он служит обыкновенным кормом для богов смерти. Такой жестокий, такой жуткий мир мог появиться только по воле человека. Гефьён не слишком удивилась, узнав, что все боги смерти некогда были людьми.

Интересно, Король Смерти тоже был человеком? Гефьён не знала и подозревала, что никогда не узнает.

Она убрала чёрную тетрадь под одежду. Эту вещь она с большим трудом украла у своих людей, своей выходкой предав их. Впрочем, Гефьён не считала свой поступок предательством. Заключив сделку с богом смерти, её люди предали всё то, чего их культ придерживался со времён рождения на свет первого человека. Гефьён понимала, почему они взбунтовались. Они хотели бессмертия, их не устраивала маленькая роль тихих, смиренных слуг. Не понимала она, как три десятка человек нашли в себе смелость забрать жизни у полутора тысяч. Несчастные. Гефьён надеялась, что они смогут это пережить.

Пока до них не доберётся рука правосудия.

Гефьён взяла первый пухлый бургер, который уже успел остыть. Не страшно. Пережёвывая вредную пищу, она думала, когда лучше всего будет вновь заявиться к Эл.

Они были уже давно знакомы, жаль, что Эл этого не помнил. Это произошло много лет назад, когда этот взрослый мужчина ещё едва мог разговаривать и помещался на худых руках матери. Его мать звали Луиза. Гефьён помнила её лысой, истощённой, с ввалившимися щеками и острыми, выпирающими ключицами. Гефьён не знала, от неё или Ллойда Лоулайта Эл унаследовал свой выдающийся ум, не знала она и того, каким образом эти двое смогли найти её новый, каменный сад. Этот сад с деревьями-колоннами возвели её люди. Он никогда не нравился Гефьён.

— Моя жена умирает, — произнёс Ллойд, когда остался наедине с Гефьён. Они пили отвратительный горький чай в пакетиках. Кажется, у него был аромат ромашки. Вернее, от аромата ромашки у него было только название. — Вы же здесь… культу жизни следуете? Прошу вас, вытащите её.

— Не могу.

Он не ответил. Этот человек уже привык слышать отказ. Опухоль Луизы неоперабельная, Гефьён чувствовала во всём её теле распустившиеся цветы смерти. Метастазы.

— Нам сказали… — попытался Ллойд. — Вы поможете…

— Должно быть, вас ввели в заблуждение. Я не могу спасти вашу жену. Но если вы решитесь отпустить её, она… с моей помощью пойдёт дальше.

— Дальше?

— Да. Первым её ориентиром будет Юпитер, потом — Сириус, Антарес, VY Большого Пса. Она не будет мучиться, не будет страдать. Вместе с телом умрёт всё земное, она забудет вас, забудет сына, забудет себя. Но её душу ждёт долгое странствование.

Она услышала, как о стол ударились две крупные слезы.

— Простите, — она опустила взгляд. — Я слишком прямолинейна.

— Скажите, — Ллойд утёр слёзы рукавом. — Я увижу её… в этом странствовании?

— Может быть. Вы точно встретитесь в конце пути.

— В… конце?

— Там, где царит вечная тьма. Там, где вселенная заканчивается, там, где не существует времени, где умирает свет. Туда приходят те, кому надоело сияние звёзд. Там… настоящие сады.

— А что после? После садов?

— Её душа вспыхнет новой галактикой, тысячами звёзд и тысячами тысяч планет.

— А потом?

— Мистер Лоулайт, — Гефьён опустила взгляд. — Я прожила недостаточно долго, чтобы это познать.

Он обещал обдумать её предложение, даже отправился обсудить это с Луизой, оставив Гефьён присматривать за их маленьким сыном. Мальчишка сам тянулся к ней. Он цеплялся за её светлые брюки, тянул её за рукава кофты, тёрся щекой о длинные волосы и шумно вдыхал их цветочный аромат. А после пропал. Потерялся в темноте каменного сада. Гефьён, натёрла мозоли и охрипла, пока искала и звала его. Всё это время Эл прятался у неё за спиной и внимательно следил за каждым её шагом. И это детское коварство разозлило и развеселило её. Какой позор — быть обманутой существом, которое едва научилось ходить.

— Надо же, — она улыбнулась. — Может быть, в прошлой жизни ты был гениальным преступником? Не расскажешь мне?

— Не, — ответил Эл, засунув в рот большой палец.

— И всё же, — она коснулась рукой жёстких волос мальчишки. — Запрещаю от меня прятаться.

С тех пор Гефьён могла найти Эл в любой точке земного шара. Она просто знала, где он, чувствовала это на уровне первичных инстинктов. Даже сейчас, во время обеда, она чувствовала присутствие Эл примерно в пяти километрах от себя. Он сменил квартиру. Опять. Интересно, с такими частыми переездами его не начала мучить дезориентация? Лично Гефьён, просыпаясь рано утром, долго не могла понять, где находится.

Всё же, теперь на Эл наложен самый сильный из всех возможных двадцати шести запретов. Остался ещё один раз. После него Эл, как любой буйный ребёнок, не станет её слушаться. Может, стоит ему что-нибудь разрешить?.. Нет. Слишком рано. Да и тех, кому что-то разрешили, развелось так много, что они решили сотрудничать с богом смерти.

Бургеров на тарелке не осталось, и Гефьён, утирая губы салфеткой, поднялась. Она оставила на столе смятые зелёные купюры, такие необходимые людям и такие бесполезные там, где она провела свою долгую жизнь. Проходя мимо хозяйки забегаловки, Гефьён остановилась.

— Спасибо, — произнесла она. — Было очень вкусно.

Хозяйка, тучная женщина средних лет, оторвалась от экрана телевизора, чтобы смерить Гефьён задумчивым взглядом. На ней был белый фартук и голубое платье в белую клетку. Быть может, Гефьён бы надела такое и работала бы здесь, если бы её кормили здешними бургерами три раза в день.

— Ты бы не ходила сюда, — со вздохом произнесла женщина. — Здесь мужланов много, всяких пьяных проходимцев… а ты выглядишь так, будто тебя легко ограбить и потискать в углу.

— Внешность обманчива.

— Вот как? Драться умеешь?

— Нет.

— Быстро бегаешь?

— Нет.

— Тогда как же ты спасёшься от опасности?

— Не знаю.

Она рассмеялась, тем самым заставив Гефьён улыбнуться.

— Ладно, приходи ещё как-нибудь. Спрячу тебя от похотливых взглядов.

— Вы очень добры, — ответила Гефьён. — До свидания.

Гефьён вышла из забегаловки в глубокой задумчивости. Нормально ли это — смеяться после сообщений о терроризме? Возможно, если человек живёт в аду или искренне ненавидит человечество. Может быть, на эту женщину тоже наложили запрет? Кто знает… Гефьён не могла без вмешательства прощупать чужой разум, а связывать себя запретом ещё с одним человеком она не хотела. Достаточно на сегодня. Самый долгий её запрет продержался четверть века. Двадцать пять лет она жила, зная о местонахождении Эл. Быть может, проживёт ещё столько же.

— Милая Гефьён! Как давно мы не виделись!

Она похолодела, услышав знакомый голос.

Слова запрета, срывающиеся с уст Гефьён, заглушил выстрел. Горячая пуля вошла в затылок и намертво застряла в её голове. Глаза Гефьён закатились, она рухнула на колени, сделала судорожный вздох и ощутила запах мокрого асфальта. А после тепло ушло из тела.