Многоходовка (джен)

Шаг.

Грохот автоматных очередей сделал наступившую тишину абсолютной.

Ещё.

Человек убедил себя, что вышел проверить, есть ли выжившие. Но на самом деле ему просто надо пройтись. Что-то тянет его вновь посмотреть на эту картину.

И ещё.

Кажется, что это сон; тяжёлый похмельный кошмар, горячечный бред. Кажется будто это не явь, а просто история, написанная на досуге кем-то, скучающим после рабочего дня. Но он знает, что это не так.

Шаг.

Наступил полдень, солнце жжёт глаза и безжалостно показывает ему, что он сотворил. Выйдя на середину деревенской площади, мужчина опускает автомат и останавливается.

* * *

Я стрелял в Ад.

Сколько бы лет ни прошло, сколько бы раз и в чём бы я ни разубеждался, и как бы спокоен ни был, я даже на смертном одре скажу, что стрелял в Ад. Даже когда меня попустило, и я почувствовал, как трясутся руки и щиплет глаза, я был твёрдо уверен, что стрелял в Ад. И даже увидев всю нашу деревушку, заваленную трупами; и даже добивая раненых и метко отстреливая бегущих — я не стрелял в людей.

Я стрелял в Ад.

Меня зовут Ханли О'Доннел, и мне наверное стоит рассказать всё с начала.

Я родился летом 2121 года, в Новом Ри, что примерно в ста километрах на север от Дублина. Место неспокойное, всё-таки почти рядом с Разломом, хотя бывает и хуже. Да и где нынче в Эйри найдёшь спокойное место?

Если коротко, городок служит одной из опорных баз Инквизиции, так что мне на роду было написано очертя голову носиться по холмам и исправлять всё, что наворотили маги и сиды. Но я не жаловался, да и сейчас, положа руку на сердце, не стал бы: служба в Инквизиции это хорошая, честная работа, где ты всегда знаешь, за что борешься, и знаешь, что останешься на светлой стороне силы так сказать.

По пизде всё пошло в январе 2143-го. То, что находится по ту сторону Разлома, материя сложная. Если есть на Земле и другие Разломы, — а они наверняка есть — получается, что Ши взаимосвязано со всеми остальными «областями» этого странного параллельного мира. Пусть и слабая, связь эта всё-таки даёт о себе знать.

Утром, пятнадцатого числа, посты доложили о росте активности, а потом перестали отвечать. Умники из научного отдела рыли носом землю, но выяснили только, что ёбнуло где-то в России, а то, что происходит в Дублине — что-то вроде ударной волны.

Приехали туда чуть ли не всем отделением. Выстроились в Дублинском аэропорту, как на плацу. Дали команду держать оборону. Мне было не впервой: сиды не всегда ведут себя, как описано в легендах — иногда что-то заставляет их покидать Ши всем составом, организованно. Мы называем это «Дикая Охота», хотя ни за кем конкретно они не охотятся — мы проверяли. С сидами можно жить и вполне мирно, но только не в такие дни.

Не хочу рассказывать, что было дальше. Только в общих чертах, а то меня опять понесёт.

Вместо хорошо знакомых фриков в занавесках из Разлома попёрла толпа каких-то совершенно неизвестных существ; бесформенных клякс тьмы. Пули их не брали, огонь не жёг, имя Б-жье не пугало. С организацией Путь у нас хоть и есть разногласия, но и они тогда встали с нами плечом к плечу: бесполезно — магия этих существ тоже не брала.

Через пятнадцать минут после начала резни твари исчезли так же внезапно, как и появились. Я — один из немногих выживших после их нападения.

Многие после этого ушли из Инквизиции, и я в том числе. Во мне что-то сломалось. Я оправдывался перед самим собой тем, что ответственность, которую я несу перед народом Эйри, не позволяет мне — душевно искалеченному — брать в руки оружие. Оно и правильно, конечно, но истинные мотивы понимали все.

Я осел далеко на западе, в деревеньке под названием Уни, на развалинах Университета Лиммерика. Ловил рыбу, обрабатывал землю — думал, что простая крестьянская жизнь излечит меня, и так оно в какой-то мере и было. Нашёл себе хорошую женщину, она родила мне дочь. Всё шло хорошо.

Знаете, был в довоенной литературе распространён такой сюжетный штамп: маленькая деревенька со зловещим секретом. Вот то-то и оно…

О драконах у нас повсюду только рассказывали, но никто их не видел. Кэльпи — да, было дело; баньши — видел; лепреконы — видел. Деревенские детишки часто донимали меня расспросами, а я так люблю детей, что не мог им отказать, и вскоре превратился в местный аттракцион. Дядя Ханли, мол, расскажет, что да как с этими сидами.

Спрашивали обо всём, но чаще всего почему-то именно о драконах. Я не придавал этому значения, и просто честно отвечал, что ни я, ни кто-то ещё из моих сослуживцев драконов не видел. Ну вот такое место это Ши, не знаешь, что от него ожидать: всё есть, а драконов нет. Ну что уж тут поделаешь, будем как-то обходиться без драконов…

И только потом старожилы рассказали мне, что каждые десять лет деревню посещает дракон. Настоящий, мать его через три холма, дракон. Я сначала не поверил: как такое могло оставаться незамеченным? Где всё это время были наши? Почему Путейцы не сообщили? Но потом мне показали огромный, размером с хороший кинжал, зуб.

Помню, вышел я тогда от старика Хаммонда, и стал смотреть на людей, словно впервые видел. Потому что видел в каком-то роде действительно впервые: они все знали о драконе, и все сообща о драконе молчали. Они боялись его.

Я, было, рванулся искать инквизиторов — мне осторожно намекнули, что с оставленной одной дома женой может приключиться всякое. Ладно, решил я, хрен с вами, молчу. Стал упрашивать её уехать — ни в какую. Это, мол, моя земля, и точка. Помню, страшнее всего было осознать, что Айне тоже одна из них, и тоже предпочитает закрывать глаза на очевидную опасность.

Становилось всё хуже. Рассказывали, что дракон прилетает не просто так, а за девственницами. И что каждые десять лет перепуганные селяне просто отдают дракону одну из них — добровольно, чуть ли не с песней.

Почему? — спрашиваю. Так повелось.

Пошёл к старосте. Придушил его немного — грешен, погорячился. Сказал, если Брону хоть пальцем тронут… ты ведь знаешь, дружище, я человек больной, мне нервничать нельзя, мне нервничать опасно — особенно для вас.

Но он только покивал, хрен старый, и ничего путного не сказал.

Дни шли, Брона подрастала, становилась всё красивее. Я немного успокоился, но о драконе не забывал. Думал уж грешным делом заставить дочку найти себе молодого человека, да поскорее — это ведь только за девственницами дракон прилетает.

Считал дни. Дракон должен был прилететь в 2158-м. Я осторожно поднимал эту тему — выспрашивал, кого собираются отдать. Чувствовал себя отвратительно — видел, что не один такой. Выделилось целое негласное общество тех, у кого подрастает дочь. Отличные мужики: и работал я с ними, и пил с ними, и болтал до утра — а теперь все превратились в каких-то пришибленных слизняков. Головы опущены, плечи напряжены, а в глазах всегда одно и то же: только не мою.

Свершилось. Ночью, до зари, пришли пятеро крепких мужиков. Я сразу всё понял.

Вывели меня за околицу, Айне оставили дома, Брону — увели к реке. Откуда во мне столько силы взялось, не знаю, но троих я покалечил так, что врагу не пожелал бы, одного удавил, а ещё один испугался и убежал. Побежал было к берегу, но вот тут-то самое странное и началось:

— Что-то вы неважно выглядите…

Глюков у меня никогда не было, но я всегда допускал возможность их появления. Прямо передо мной раздался тихий хлопок и повеяло серой. Из скудных искр и столпа вонючего дыма появился какой-то пижон в пиджачной паре. Я летел со всех ног, чувствуя небывалый прилив сил, — думал, снесу этого сопляка, как мошку с рукава. Попытался: махнул рукой, и она словно врезалась даже не в дерево, а в стальную колонну. Я потерял равновесие и упал, сжимая ушибленную руку, — пижон даже не шелохнулся.

— Мистер О'Доннел, я полагаю?

— Завали ебло, не до тебя сейчас!

— Позволю себе не согласиться.

— Пшёлнах… — я встал, чтобы бежать дальше.

— Я могу спасти вашу дочь.

Не поверил, ясное дело. Но почему-то всё-таки остановился и оглянулся.

— Всё, что вам нужно сделать, это подписать согласие на участие в проекте «Химера». Вам ничего не придётся…

Так: пижон, красная рубашка, запах серы, контракт. Уж на что я в тот момент туго соображал, но два и два сложил сразу.

— Йоб твою мать… Имя Божие!

— О-о-о, ну начинается! — весь лоск сразу слетел. — Имя божие он мне тут тычет! Я, понимаешь, по-хорошему, а ты вот, значит, как?! Да ты хоть его знаешь, а? Имя-то? Не знаешь? А я знаю! Давай подписывай, дурья твоя башка, потом ещё спасибо скажешь!

Я опешил.

— Да ты не бойся, я для себя ничего не прошу. Дракон другую заберёт, а твоя дома останется. На ручку. Ну!

И я подумал: а хули нет-то? Раз люди у нас, оказывается, такие, то вообще всё равно, с ними ли иметь дело, или с Дьяволом. Выхватил ручку и подписал.

— Но смотри: обманешь — зарою.

Увидев на листе подпись, пижон мигом вернулся в своё обычное небрежно-насмешливое состояние.

— Меня-то? Ну-ну… — и исчез.

Никогда не имейте дела с Дьяволом.

Пижон не обманул: дракон действительно не забрал её, и Брона просто исчезла из лодки и появилась у нас дома. Никто не мог этого объяснить, все страшно перепугались. Обезумевшие от ужаса люди обступили меня кольцом, так, что даже рукой было не махнуть. Мне что-то кричали про опасность, горе, навлечённый на деревню гнев. Сельчане связали меня и бросили дома, Айне увели куда-то ещё.

Через полчаса я увидел, как в окно пробивается пляшущий свет огня. Услышал, как Брона зовёт меня. Сначала испуганно. Потом я услышал настоящую панику. Крик перешёл в звериный визг и вскоре затих, и тишину наполняло только гудение большого костра.

Всё остальное было, как во сне.

Верёвки лопнули словно сами-собой. Никогда не забуду тот страшный неестественный покой, который наполнил меня, когда я спустился в погреб за автоматом.

Кажется, я улыбался.

Вышел на улицу: странно было наблюдать, как дверь просто вылетела, едва я толкнул её рукой.

Сначала — народ на площади. Дал длинную очередь. Убитых не считал.

Потом — дома. Выносил двери одним лёгким движением. Убивал всех: мужчин, детей, женщин, стариков — без разницы. В одном из домов увидел Айне — она вскрыла себе горло косой. Хорошо, — подумал я, — не придётся тратить патроны.

Кто-то хватался за оружие, но в панике либо мазал, либо и вовсе забывал выстрелить.

Потом — окрестности. Никто не успел уйти слишком далеко.

Я стрелял в Ад. Живым не должен был уйти никто. И никто не ушёл.

К полудню в Уни не осталось никого.