Герой легенды (джен)

Сеня кувырком летел сквозь туман, пронзая его слой за слоем, рефлекторно раскинув руки на манер крыльев и растопырив пальцы, словно пытаясь ухватиться за воздух. «Хорошо, хоть на голодный желудок», — с удовлетворением думал он. Хоть в чем-то, да повезло.

Крохотная человеческая фигурка в сумеречной бесконечности. Таким Сеня выглядел бы со стороны, если б было кому глядеть, если б кто-то попробовал обозреть это затянутое туманом и подсвеченное каким-то холодным тусклым светом пространство. Но смотреть было некому. Сеня был единственным живым существом посреди мглистого безмолвия.

Наконец, очередной слой тумана остался позади… и так же позади остались серые сумерки, ранее сменившие непроглядную черноту логова Масдулаги. За туманом Сеню ждал дневной свет. Свет солнца, отражавшийся от ярко-зеленого луга — целого моря свежей, буйно разросшейся травы.

Сеня не успел удивиться. А тем более — задаться вопросом: и откуда взяться траве, если минуту назад была зима. Луг стремительно приближался. Точнее, это Сеня приближался к нему, падая камнем. И… наверное, управлявший туманом Смотритель волшебного замка Бовенгронд пытался свести до минимума высоту, с которой Сене пришлось грохнуться. Но что-то не рассчитал — и посадка вышла довольно жесткой.

Сломать Сеня, правда, ничего не сломал. Но от удара об землю из него буквально дух вышибло. А милосердный организм для облегчения боли велел сознанию немедленно отключиться.

Сколько Сеня так пролежал на импровизированной подстилке из свежей зелени — сам он, понятное дело, не знал. А очнулся, услышав поблизости голос. Человеческий. И отнюдь не утруждавший себя шепотом.

— Говорил же — жив он! Живехонек! Видишь, шевелится? Ох, и здоровый... громила просто!

«Такого шмонать себе дороже, — понял Сеня глубинный смысл последнего уточнения, — вот был бы я беспомощным трупом…»

Открыв глаза и чуть приподняв голову, он увидел перед собой и вокруг целые джунгли травы. Стебли, торчащие из земли, словно пики и знамена несметного воинства; покачивающиеся на легком ветерке листья. Не иначе, местная зелень была взрослому человеку чуть ли не по колено. Куда там низенькой газонной травке, вошедшей в моду на Сениной родине! К тому же снизу все кажется больше и выше.

А посреди травы Сеня, чуть повернув голову, заметил пару ступней, обутых… в сандалии? Нет, скорее, в пресловутые лапти, полюбившиеся иллюстраторами русских сказок. Только что с подошвами из какой-то толстой грубой кожи.

— Ты бы встал, добрый человек, — снова раздался сверху голос, очевидно принадлежавший обладателю лаптей на кожаной подошве, — ни к чему лежать… спать тут. Ладно, мы с Зифром люди честные… мирные. На чужое добро и жизнь не покушаемся. Все, как Свидетели учат…

Сене показалось… или простое вроде слово «свидетели» человек в лаптях произнес как-то по-особому?

— …а так мало ли какого лихого люда здесь шастает. Ладно, разбойники — те хотя бы монеты… хотя бы обдерут как липку, но в живых оставят. А если прислужники Тьмы? Такие и в жертву принесут… зажарят и сожрут на сборищах своих. Да и про зверье всякое забывать не надо.

Ошеломленный далеко не мягким приземлением, да еще резкой сменой обстановки, и потому не вполне понимающий, о чем говорит человек в лаптях, Сеня, тем не менее, предпочел последовать его совету. Приподнялся, опираясь на руки. Медленно встал, одновременно скользнув взглядом по штанам из грубой ткани, вроде мешковины, в которые был одет увещевавший его абориген; по такой же рубахе, да по лицу, бородатому и простодушному, в обрамлении копны нестриженых волос, накрытых то ли шляпой бесформенной, то ли просто подошедшей по размеру тряпкой.

Лицу невысокого мужичка, не утруждавшего себя бритьем и походом в парикмахерскую. Одетого бедно, но хотя бы не в шкуры, успевшие стать для Сени привычными. А главное: говорил мужичок почти нормально, почти по-современному. Не упоминая себя или собеседника в третьем лице.

В то же время, при всех замеченных отличиях, было в нем (точнее, в его внешности) что-то, смутно напоминавшее хелема. Чувствовалось что-то вроде… дальнего родства что ли? Так, по крайней мере, показалось Сене, среди хелема прожившему не один месяц.

«Блин, Смотритель, куда ты меня запихнул? — с досадой подумал он, — где я?..»

— Где я? — последний вопрос Сеня даже произнес вслух.

— На лугу, — отвечал мужичок, на миг перевоплотившийся в Капитана Очевидность, и зачем-то развел руками, — у дороги… недалеко. Мы с Зифром тут проезжали… сын мой.

С этими словами он мотнул головой куда-то в сторону. Оглянувшись, Сеня приметил в нескольких шагах от себя деревянную телегу, груженную репой и кабачками да запряженную парой быков… нет, вероятней, все-таки волов. На пятачке, свободном от груза сидел, свесив ноги, тощий мальчонка в одной длинной рубашке — чуть ли не до пят.

— В город едем, — продолжал мужичок, — урожай вон везем… торговать. Вот ехали мы, ехали — а тут видим вдруг: человек на лугу валяется. Чего, интересно? Вдруг что случилось. Ну, мы не могли проехать мимо. Так уж Свидетели учат. Как Шайнма сошел с небес на помощь нашим предкам, так и мы должны помочь человеку в беде.

«Или помочь себе — поживиться за его счет, если беда оказалась слишком велика, — про себя дополнил Сеня со смесью скепсиса и сарказма, — несовместима с жизнью иль хотя бы с боеспособностью».

Не очень-то ему верилось в бескорыстность порыва этой деревенщины. Даром, что ссылался тот на какое-то имя — явно священное в этих местах… и что-то Сене внезапно напомнившее.

— Кто сошел? Шай…ба? — переспросил он.

— Шайнма, — поправил мужичок с укоризной в голосе, а радушное выражение на пару мгновений сменилось растерянностью и даже легкой обидой.

Последняя, впрочем, не задержалась. Ушла быстро, как маленькое облачко, мимоходом заслонившее солнце.

— Ты, я смотрю, совсем дикий… не из местных, да? — проговорил мужичок с почти прежней приветливостью, — откуда ты?

— Не из местных, — тупо повторил Сеня, теряясь с ответом, — я это… с гор… заснеженных.

По крайней мере, не соврал.

— С полуночи, да? — так понял его ответ мужичок.

Сеня кивнул, сообразив, что в этих краях части света принято обозначать аналогично времени суток, как у некоторых народов его родного мира, а полночь соответствует северу.

— Тогда понятно, — крестьянин расплылся в улыбке, — знаем, слышали! Странник один к нам захаживал… рассказывал о полуночных землях. Где холодно всегда, и живут великаны… вроде тебя.

На это Сеня кивнул молча, а затем, вздохнув и спохватившись, распахнул меховую жилетку. Оказавшаяся весьма кстати — неплохо подкрепляя импровизированную легенду о «великане-северянине» — она, тем не менее, не слишком подходила для ношения в летнюю пору. Тяжелой казалась, а тело под ней намокало потом.

Кто ж знал-то, что дыра в обиталище Масдулаги обернется «дверью в лето»?

Еще немного помешкав, Сеня и ветровку расстегнул, подпуская к груди прохладный ветерок. А жилетку вообще снял и теперь, свернув, держал под мышкой.

— А мы… это, — снова развел руками мужичок, — в город. Можем и тебя подвезти… Зифр подвинется. Шайнма помог нашим предкам, и мы поможем… как Свидетели учат.

«А еще здесь шныряют нехорошие звери и лихие люди, — от себя, правда, мысленно, добавил Сеня, вспоминая его давешние предостережения, — так что вам гораздо безопаснее будет путешествовать в компании вроде бы мирно настроенного здоровяка».

Но предложение мужичка все-таки принял.

Что ему делать в городе, Сеня не представлял, как не понимал, куда его занесло. А главное: для чего Смотритель Замка-Над-Миром беспардонно соврал, вместо родного мира сунув его сюда. Где вроде изобрели уже колесо, земледелие да тканую одежду, но все равно были весьма далеки от современной Сене реальности.

Однако Сеня догадывался, что новое задание Смотрителя так или иначе снова будет иметь отношение к местным обитателям. А где он будет ближе всего к его выполнению, как не там, где обитателей этих много? В городе, крупном поселении. Но уж точно не на безлюдном лугу.

— Меня, кстати, Гобом зовут, — представился мужичок, когда они оба направились к телеге.