Белый король (гет)

Эфинор соскочил с коня и прошел мимо привратников. Он недавно стал возить почту в форт, и всякий раз разглядывал картины, которыми изобиловали коридоры Серой Крепости. Одна из его любимых изображает корону, лежащую в тлеющих углях — то был памятный день в истории Сент-Глор. Всякий раз, проходя мимо, он ненадолго останавливался и отвешивал едва заметный поклон.

Но на этот раз взгляд гонца привлекло полотно, завешанное тяжелой черной тканью, стоящее на полу под другими картинами. Молодой человек не удержался, приподнял занавес и замер: карие глаза, обрамленные густыми ресницами, смотрели на него, будто бросая немой вызов. Красивая женщина, изображенная на холсте, сидела прямо на земле посреди темного леса, в белом, запачканным грязью платье. Алебастровая кожа сияла в лунном свете, черные, растрепанные ветром волосы струились по плечам, а пальцы рук вонзались в землю. Со стороны смотрящего казалось, что ее взгляд исполнен ненависти и злобы, возникало волнительное чувство, будто прямо сейчас она бросится на зрителя с полотна. В голове Эфинора тут же пронеслась мысль о том, с какой животной яростью женщина впилась бы в него ногтями, будь она настоящей. Но, несмотря на странные фантазии, уходить от незнакомки ему не хотелось. Противоречие, в котором слились женственность и жестокость, не отпугивало, а наоборот, очаровывало.

Гонец, наверное, и дальше стоял бы в оцепенении, разглядывая неизвестную, если бы Мелвин — канцелярий и представитель форта — не привел его в чувство:

— Смотрю, ты уже хозяйничаешь, пялишься на картину, вместо того, чтобы передать мне письма?

— Простите! Я и сам не заметил, как загляделся на нее. Кто она? — спросил Эфинор, не отрывая глаз от черноволосой леди.

Такая наглость возмутила канцелярия:

— Эй, болван, — он щелкнул пальцами прямо перед лицом юноши. — Неси быстрее все письма в канцелярию, или оставлю тебя без оплаты!

Войдя в небольшое помещение с кучей шкафов и ящиков, посыльный вывалил содержимое небольшой кожаной сумки на стол: это были письма с различными сургучными печатями.

Мелвин перебрал послания изящными тонкими пальцами. Хотя ему было больше тридцати, тело сохранило юношескую худобу. Мелвин выглядел моложе своих лет, что в военных кругах, как он считал, совсем не делало ему чести. Да и что могло сделать честь поэту по призванию? Всю жизнь он тайно сочинял стихи и мечтал написать пьесу для королевского театра. Но, поддавшись давлению отца, оказался в Серой Крепости герцога Нортемира, которая стала для него чем-то похожим на тюрьму.

— Можешь идти, — канцелярий бросил Эфинору несколько серебряных монет на стол, но одна из них упала и закатилась под ближайший стул.

Эфинор был вынужден нагнуться, чтобы подобрать ее. “Криворукий козел”, — подумал он про себя и вышел за дверь.

Оставшись наедине с письмами, Мелвин вздохнул, в очередной раз проклиная своего старика. Сколько усилий тот приложил, чтобы совсем не спортивного юношу взяли на службу к самому Нортемиру, пускай и на должность канцелярия. Стольких же усилий Мелвину требовалось, чтобы не сойти здесь с ума. Он выдвинул ящик стола, с грустью взглянув на начатую пьесу, и задвинул обратно. Как бы Мелвин ни ненавидел все, чем живет Крепость, свою работу он выполнял отлично.

Он перепроверил, прочитал и рассортировал все письма, а затем отправился к герцогу.

Постучав в тяжелую дубовую дверь, канцелярий на мгновение замешкался, после чего толкнул ее.

— Ваша Светлость, разрешите…. — не успел Мелвин закончить фразу, как Нортемир прервал его:

— Заходи, Мелвин.

Лорд сидел в большом деревянном кресле и заполнял какие-то бумаги. Просторный светлый кабинет был залит полуденным солнцем, окрасившим рыжую бороду Нортемира в золотистый цвет. В застекленных шкафах на полках поблескивали различные вещицы — трофеи, привезенные герцогом из разных уголков мира. Каждый раз, попадая сюда, Мелвин с досадой вспоминал свою каморку. Он искренне не понимал, как его лорд может так много времени проводить в военной крепости, вместо того, чтобы наслаждаться роскошью своего замка. Нортемир же, будучи в первую очередь рыцарем, больше всего любил испытания и бои. Словом, все то, где можно проявить бесстрашие, силу и доблесть. Потому большую часть времени он предпочитал проводил в стенах своего форта, где тренировался и предавался воспоминаниям о своих победах.

— Кажется, вам нужно на это взглянуть, — Мелвин протянул письмо, скрепленное печатью с эмблемой Хэйфолла.

Уделив несколько минут посланию, Нортемир нахмурил брови.

— Действительно, странно, — сказал он, поглаживая рыжую бороду. Васильково-голубые глаза лорда становились особенно яркими в солнечные дни, смягчая его привычно суровый вид.

Герцог встал и, подойдя ко второму окну, широко распахнул его. Теперь уже комната не казалась такой просторной. Нортемир обладал внушительными габаритами: широкая спина, огромные руки, мощные ноги. Ростом он был несколько выше среднего, и все же одного взгляда хватало, чтобы понять: такого лучше не злить!

— Передай Вальтеру, чтобы отправил туда небольшой отряд, пусть наведут порядок, — сказал лорд.

— Будет сделано, Ваша Светлость! — Мелвин замялся, но решился добавить: — Разрешите задать вопрос?

— Спрашивай.

— Что это за картина у нас в холле?

— Это подарок от Академии, черт ее подери. У них там какая-то важная дата. Мало того, что уже десятки лет они открыто преподают эту свою магию... Так теперь еще лезут во все щели, чтобы быть на слуху.

— Но ведь нельзя не признать, что Архимаги внесли определенный вклад в победу в Великой Войне, Ваша Светлость, — сказал Мелвин, не понимая, откуда только в нем появилась эта смелость на подобные возражения.

— Мои воины внесли не меньший вклад! И, в отличие от магов, не стали облачаться в бриллианты и меха, задирая свой нос, — отрезал Нортемир.

Мелвин кивнул в знак согласия и спросил:

— Что прикажете делать с картиной?

— Повесь в каком-нибудь дальнем углу.

* * *

Канцелярий шел обратно по коридору, испытывая странное предвкушение — он снова увидит полотно. Подойдя к картине, он бережно взял ее и, воспользовавшись помощью стражей крепости, повесил, как и велел Нортемир. Когда дивная работа оказалась на месте, Мелвин с подручными сделали несколько шагов назад, чтобы оценить, ровно ли она висит.

"Кто же ты? Что с тобой случилось? Миф, легенда, или ты и впрямь существуешь?.." — пронеслось у него в голове.

Прошло несколько минут, прежде чем он очнулся. С какой-то ревнивой неприязнью Мелвин обнаружил, что оба охранника все еще стоят рядом, точно так же вглядываясь в картину.

— Чего уставились? Расходимся! — скомандовал канцелярий.

* * *

Прошло несколько дней с момента, когда Нортемир получил хэйфольское письмо. Герцога изводили беспокойные мысли о странных смертях, от которых, правда, он тут же отмахивался. Глава совета Хэйфолла писал, что, вероятно, все дело в отравлении. Даже если и так, кто отравил этих людей и зачем? Одного отряда непременно хватит, чтобы решить все вопросы с воровством, а изучением "белоглазой смерти" уже занимается местный врач. Но, как лорд ни пытался себя успокоить, как ни старался переключиться на подготовку к рыцарскому турниру — ничего не получалось. В этой истории белые глаза мертвых больше всего занимали его мысли. Все непонятное раздражало Нортемира.

Ведь пронзить врага мечом гораздо легче, чем разгадать тайну или противостоять чему-то неизвестному. Взрастив в себе непоколебимую мужественность и веру в силу, он не хотел признавать, что порой она разбивается о чей-то слишком проворный ум — или, того хуже, магические способности.

Будучи ребенком, он слышал от деда страшные истории. Но стоически выдавал свое волнение за интерес, а ночью боролся со страхами. После одного такого рассказа Нортемир не спал две ночи подряд. Решение пришло само, на третий день. "Все это выдумки и преувеличение", — решил он тогда для себя. Ну, может, и жили в деревне пара уродов, а в итоге всю деревню прозвали городом чудовищ! Или, например, кто-то умер, а потом кого-то похожего на него встретили в другом месте. Вот тебе и некромантия!

Успокоив себя однажды в прошлом, он обрел бесстрашие в настоящем и будущем. И с каждым годом его убежденность лишь подтверждалась — оказалось люди и правда любят врать и преувеличивать, видимо, потому, что только так некоторые могут придать себе значимости. Это он наблюдал и в школе в юности, и среди воинов в период зрелости. Норт давно подметил, что тот, кто много говорит — ведет дела, прямо противоположные своим разговорам. Однако и молчунам герцог не доверял. Он любил простых людей, чьи пороки и достоинства лежали более или менее на поверхности.

"Не бывает дыма без огня", — думал Нортемир сейчас, спускаясь по лестнице Серой Крепости. Оказавшись на первом этаже, лорд остановился в недоумении: несколько стражей неподвижно стояли, глядя на новую картину.

— Эй! Что там происходит? — крикнул Нортемир.

Казалось, этот низкий грубый голос мог напугать даже слона.

— Ваша Светлость! Мы... простите! Новая картина... мы просто пришли посмотреть, — ответили испуганные служащие, мгновенно приняв стойку смирно.

— В таком случае сегодня, господа ценители искусства, вы патрулируете форт вместо ночной смены, — уже спокойно сказал Нортемир.

Когда стражники разошлись по местам, герцог остался с картиной один на один. Он равнодушно смотрел на нее, не понимая, чем вызван такой интерес. Единственное, что смутило его — это

слишком странный мотив полотна. Пусть даже оно от академии магов, но все равно странно. Какая-то

барышня сидит грязная в лесу — ну куда это годится?