Делая выбор (джен)

С самого рассвета, на всем протяжении дороги до Каэниула — поселения, в которое они держали путь, — Куруфина не оставляла странная тревога, родственная дурному предчувствию. Причины этого он определить не мог — не принял же он, и в самом деле, подначки брата за чистое серебро? С другого края, если там и правда что-то не так — был, например, случай, когда оружейники, совсем слегка ошибившись в расчетах, неверно выстроили новую печь, — то садиться в лужу перед братом не хотелось бы: что да, то да. С иными сложностями следовало справляться самому, даже если свидетель твоей осечки знает тебя не первую сотню лет.

Предчувствиями этими с братом он не делился — а, впрочем, Келегорм был тоже на редкость для него молчалив и задумчив; пожевывал травинку и поглядывал то на ясное — не иначе в насмешку — небо, то на своего пса, беззаботно бежавшего рядом с конями. Ехали они не то чтобы торопясь, но и совсем не шагом — но в любом случае, оставалось только смотреть вперед, над головой коня, и считать шаги, пока впереди не покажутся очертания домов и мастерских.

В Каэниуле их должны были встретить — Куруфин ещё с самого утра выслал вперед одного из сопровождающих, Арассета, чтобы сообщить о своем приезде и о том, что прибудет он вместе с братом. Неудобно, что при себе у них не было почтовых птиц — вестовой при всём желании не мог намного их опередить, но намного и не нужно было — успели бы конюшни приготовить да проветрить комнаты, а остальное — ладно. Ну а самому вестовому за спешку полагались и пища, и долгий сон.

Каэниул не был его крепостью. В степном Химладе не было ни особого смысла в укрепленных замках, ни подходящего места для них. Но не таковы были химладские зимы, сухие и морозные, чтобы зимой не иметь над головой иной крыши, чем шатер или наскоро возведенное укрытие. Поэтому Куруфин предпочитал останавливаться зимой именно здесь — впрочем, случалось ему зазимовать и на железных рудниках близ Аглона, и в торговом посёлке на гномьем тракте.

И Каэниул всегда открывался взгляду неожиданно, резко — построенное почти что целиком из красного обожженного кирпича, поселение сливалось до времени с окружающими холмами, а потом словно сами собой из красноватой земли вырастали красные трубы плавилен. Следом уже замечалось в низине небольшое искусственное озеро, которое питали вскрытые при постройке родники и канал с отведенной из Келона водой, и водяные колеса на нём, и цепочки прудов за ним. Укромное было место: не наткнешься — не найдёшь.

Куруфин и не заметил, как оторвался от остальных, вырвавшись вперед. Для него это было необычно — он был не из тех, кто целиком доверяется коню, предпочитая сам владеть скачкой. Неужели виной всё то же глубинное беспокойство, заставившее при виде знакомых крыш подстегнуть коня? Прежде, чем он успел ответить для себя на этот вопрос, Куруфин заметил всадника, направлявшегося навстречу. Всадник явно торопился — и явно разглядел, наконец, тех, к кому торопится: вот, махнул рукой, ускоряя шаг.

Еще несколько шагов — и Куруфин узнал всадника... всадницу. Узнал — и прищуренные до того глаза расширились сами собой: Карамирис, его старшей дружиннице и подруге по ученичеству, не было никакой нужды выезжать и встречать вернувшегося лорда лично. В его отсутствие она оставалась в Каэниуле за главную — хотя с куда большим удовольствием, подозревал Куруфин, сопровождала бы его в Таргелион, где уже на вторую неделю от скуки начала бы пугать лисиц и залезать в горы выше, чем следует. Нет, тут она хотя бы чувствовала себя полезной.

Тем более: кто поставит под угрозу жизнь лорда, когда рядом два его брата — лучше него самого (чего уж скрывать) владеющие мечом и прочим оружием, исключая разве что лук. В общем, Карамирис не давала жителям Каэниула в отсутствие лорда разлениться и заскучать — хотя бесперебойной работой мастерских руководил всё же её брат, старший оружейник Фаэнриль. Она же занималась понемногу всем остальным — разбирала споры и следила за сбором и отправкой вооруженных отрядов и разведывательных патрулей: Химлад, как и все другие владения Дома, выставлял свою долю войска для охраны границ. Там же, на границе, был сейчас и второй ее брат, Лулэндиль, который служил у Келегорма и должен бы сейчас гонять пресловутых орков вместе с аглонской конницей.

Одним словом, в этот утренний час Куруфин мог бы вообразить подругу за каким-нибудь другим занятием — хозяйственным или не очень. Она могла бы решать, допустим, стоит ли забить на днях часть местного стада, чтобы на зиму хватило солонины, или гонять по степи молодежь, постигающую воинскую науку, — но не спешить навстречу.

Удивление как-то само собой заставило Куруфина преодолеть огрызок разделяющего их расстояния. Они оказались лицом к лицу, а затем дружинница развернула своего гнедого, чтобы ехать теперь бок о бок с конем Куруфина, подстраиваясь под его неторопливую рысь.

— Кармис? — обратился Куруфин к ней сокращенным именем, которое она предпочитала сама — за удобство. — В чем дело?

Выглядела она обычно — коса, закрученная в узел на затылке, лёгкий доспех, кинжал на поясе, ничего лишнего и ничего мирного; на лице же отражалась мрачная сосредоточенность. Кармис молчала, не торопилась отвечать, словно тщательно подыскивала слова.

Куруфин не мешал ей, хотя ему и хотелось поторопить, предугадать то, что она могла сказать. Она выехала навстречу, а значит, знала, когда встречать — и кого. Значит, вестник добрался, и его встретили, как подобает. Что же тогда?..

Вопрос «Всё в порядке?» он давно считал бессмысленным и удержался от него.

— Тут без тебя... — начала она наконец; и Куруфин ясно почувствовал — сбывается. Предчувствие, которое он гнал от себя всю сегодняшнюю дорогу. Мозг заработал — лихорадочно и предельно холодно в то же самое время, перебирая веер вариантов — каждый из которых казался более диким, чем предыдущий.

— Что-то в мастерских? — выговорил он наконец одними губами, без голоса, пробуя на ощупь самое вероятное — и самое страшное. Кармис качнула головой.

— Нет, это... Другое. Знать бы только, какое именно. — Она снова замолчала на мгновение. — В общем, здесь была Арэдель. Дочь Финголфина. Твоя двоюродная.

Что? Кто?..

В первое мгновение ему показалось, что она шутит. Но у Кармис всегда было плохо с шутками — даже когда она была еще Карнемириэ, и они вместе учились ювелирному делу у отца её матери. И всё же, всё-таки, даже если допустить, что кузину каким-то шальным ветром занесло в Химлад... то зачем? И отчего у Кармис такой вид, будто она проглотила лягушку — или даже нескольких?.. Куруфин нахмурился.

Единственное, что оставалось предположить — Арэдель приезжала не просто так. И действительно, какое еще «просто так» могло быть между ними — теперь. Во рту появился кислый привкус.

И он заметил, конечно же: прошедшее время в речи Кармис.

Но Куруфин всё равно решил не торопить события — усилием воли заставляя напряжение уйти из мышц и голоса. Вопросы он еще успеет задать.

— Приехала, значит, Арэдель, Белая Леди, ничего не объясняя — и исчезла так же, — говорила, между тем, Кармис, извлекая преимущество из его молчания.

Вот оно откуда, значит: прошедшее. Но всё равно… Отмахиваясь — ещё раз, и ещё менее успешно — от беспокойства, Куруфин произнес:

— Ладно, допустим так. Но всё равно — зачем тебе было выезжать лично?

— Не могла дождаться, — огрызнулась Кармис. И тут же добавила: — Прости.

Пожалуй, ей одной из немногих могла спокойно сойти с рук подобная фамильярность.

— Так вот. Гостила, исчезла, все дела. И вроде бы — прочь из седельной сумки, и легче путь; так я себе говорила всё это время. Но когда узнала, что ты едешь... Отчего-то захотелось переговорить с тобой об этом без лишних глаз и ушей. Если ошиблась — здесь всё и выскажи.

Кармис взглянула ему прямо в лицо, но взгляд Куруфина, не задержавшись, уже скользнул поверх ее плеча. Они приближались к поселению, и можно было уже различить отдельные дома — угольные склады с одной стороны и высокие общие амбары с другой. Хлевы, в которых держали общее же молочное стадо, с дороги видны не были. Посередине, в окружении садов и меньших личных или семейных жилищ, высился двухэтажный общинный дом, где собирались праздновать или просто скоротать время зимними вечерами. В отдельном крыле на втором этаже общинного дома жил он сам со спутниками, когда останавливался здесь, в другом — выделяли место проезжающим, а справа скрывалось под тенью высоких кленов выбеленное мелом здание Палат Исцеления.

Что здесь, в самом деле, забыла Арэдель — особенно на такой короткий срок? Какое-то дело от ее отца — и тогда кислый вид подруги-дружинницы понятен, но почему — сюда, к нему? Князья и владения Первого Дома — с тех самых пор, как сыновья Феанора поселились здесь, на северо-востоке Белерианда, — считались равными и могли сами вести торговые дела и заключать дорожные союзы, но вопросами войны и обороны ведал всё же Маэдрос, а других вопросов у Финголфина обычно к ним не случалось.

Куруфин свел брови. Что-то не сходилось в расчетах. Ведь не отправил же Финголфин свою дочь договариваться о лучших условиях при покупке инструментов. И... Финголфин ли? Тут его мысли споткнулись. Об Арэдели ничего не было слышно уже давно — Куруфин даже не знал, жила она сейчас в Хитлуме или нет. Кажется, ходили слухи о том, что она переселялась в Нэвраст — а потом?.. Но, впрочем, у него и не было никаких причин интересоваться ее судьбой. Арэдель ещё давно решила всё для себя. Хоть и утверждала, что до раздора отцов ей дела нет — но как только запахло необходимостью принимать решение на деле, быстро отступила под родительское крыло.

Старая обида, вопреки доводам рассудка, шевельнулась внутри.

— Я ведь понимаю, как ты на это посмотришь, — продолжала, между тем, Кармис, истолковывая его молчание. — Решишь, что она тут что-то высматривала по своей надобности, а как только хорошенько рассмотрела — сбежала.

Кармис знала его слишком уж хорошо.

— А сама-то ты что думаешь? — спросил Куруфин, наклоняя голову в ее сторону.

Ответить она не успела.

— Что это вы такие кислые? — весело окликнул нагнавший их Келегорм. — Неужто и в самом деле недостача стрел приключилась?

За ним тянулись остальные — из-за того, что Куруфин и Кармис ехали теперь медленнее, стройная до того цепочка всадников и заводных лошадей смешалась, разбившись по двое и по трое.

До Куруфина долетел голос Алайнис, которая живо рассказывала Браголону о том, как покажет сестре найденную в предгорьях мяту — та чем-то отличались от местной её разновидности.

— Здесь была Арэдель, — без выражения известил брата Куруфин.

— Чт... кто? — Следовало признать: реакции братьев совпадали почти до неразличимости. Только у Келегорма, как ему было свойственно, мысли немедленно же преобразовывались в слова.

От легкой насмешливости тут же не осталось следа. Овладев собой, Келегорм выпрямился в седле, его глаза засверкали. Можно было подумать, что он и вовсе забыл, чья Арэдель сестра и дочь; как будто снова очутился в беззаботной юности, когда эти двое — и младший, но очень не любивший отставать Куруфин — чуть ли не каждые несколько Смешений выезжали охотиться к южным предгорьям Пелори, где добыча была всего интереснее.

— Точно она? — спросил Келегорм, переводя взгляд на Кармис. Та кивнула без особой охоты.

— Или кто-то ну очень похожий. Но я бы съела свои сапоги, если бы так ошиблась. Нет, именно она.

— Постой... Была? — нахмурился Келегорм. — В каком это смысле? И куда она подевалась?

Кармис вздохнула.

— В прямом. Давайте к дому, я расскажу по дороге.

Келегорм резко обернулся и махнул рукой остальным, указывая на ворота общинного дома — за аркой располагался хозяйственный двор и конюшни. Пояснять не требовалось: всё было понятно и так.

Они же втроём — Кармис, Келегорм и Куруфин, — продолжали ехать впереди, благо здесь, в самом Каэниуле, ширина дороги это позволяла.

Тем временем Кармис собралась и сосредоточилась, готовясь излагать события. Подняла ладонь — мол, я сейчас, не гоните.

— Это было зимой после вашего отъезда, — начала она, осмотрительно не повышая голоса. — Ее подобрали наши разведчики, у Арросиаха. Она была слегка не в себе — от голода и усталости. У ее коня на ноге обнаружили паучий укус — удалось вылечить, к счастью, потом каталась на нем же, как миленькая. Должно быть, ехала через Нан-Дунгортеб — или заехала туда случайно, хотя как туда случайно заедешь? Нет. — Кармис покачала головой в ответ на невысказанный вопрос. — Сама она не признавалась — откуда. Только говорила, что хочет встретиться с кем-нибудь из вас — лучше с Келегормом. Кажется, даже не поверила мне сначала, что вы в отъезде, да еще и оба. Нет, конечно, в Аглон я ее не пустила — даже с сопровождением, мало ли что. — Тут Куруфин кивнул, одобряя. Конечно, шанс на то, что кузина не та, за кого себя выдает, смехотворно мал... но его нужно было учитывать. Ему доводилось слышать уже достаточно историй о пленниках Ангбанда — или темных тварях, выдающих себя за эльфов, — и некоторые из этих историй, к несчастью, оказывались правдой.

— Вещей у нее при себе было — одна седельная сумка, и ту она с собой таскала постоянно. — продолжила Кармис. — Вроде как и ждала, вдруг вы вернетесь со дня на день, а вроде как рвалась отсюда всей душой. Уезжала каждый день — и недалеко, вроде бы, куда тут ускачешь дальше гор или одной из рек, и всё равно ее было не догнать. — Здесь кивнул уже Келегорм, явно найдя в этом нечто, согласующееся с его сентиментальными воспоминаниями. — А однажды весенним днем — не вернулась. Я искала, но... Она была мастерица запутывать следы. — Следующий одобрительный взгляд брата Куруфин отметил уже с раздражением. — След обрывался на берегу Келона, близко от одного из бродов, но точное место переправы по той погоде было не определить. Вот и вся история, а дальше сами решайте.

Замолчав, Кармис спешилась; братья последовали ее примеру и поручили лошадей заботам того, кто сегодня присматривал за конюшней. По-хорошему, полагалось бы выводить и вычистить их самим, но неоконченная беседа требовала завершения. Они втроем обогнули большой дом с запада, по выложенной кирпичом дорожке, и устроились на скамье в следующем из внутренних двориков, образованных отходящими от главного здания, подобно зубьям гребня, крыльями.

— Почему ты не отправила птицу? — требовательно спросил Келегорм.

Кармис побледнела отчего-то, и не ответила сразу.

— Птицу, — повторил Келегорм для убедительности. И кивнул в сторону вольера с воронами на хозяйственном дворе — все трое знали, где это. — Одно дело, если бы мы уехали на короткий и ясный срок. Другое — когда мы с самого начала думали, что задержимся.

Куруфин было вскинулся возразить, но — крыть вновь было нечем: он задержался бы в любом случае, и поручиться за точное время возвращения было никак нельзя.

— Я посылала птицу, — проговорила медленно, словно бы через силу, Кармис, с лица которой так и не сходила неестественная белизна. — Но птица не вернулась. Я взвесила риски и поначалу посчитала, что, скорее всего, письмо дошло, но с птицей что-то случилось по дороге и ее оставили в Таргелионе. Тогда ответ бы всё равно был, рано или поздно. Но время шло, а я ничего не получила. И больше не решилась рисковать птицами.

— Правильно, — уронил Куруфин, коротко касаясь ладонью ее плеча. — Тем более, — продолжил он спустя мгновение, — она ведь охотница. «И не хотела, чтобы за нею следили», — этого он не добавил; оно и без того читалось между слов.

Кармис кивнула.

— Да, она могла сама застрелить ворона. Я это обдумывала. У нее был лук; порой она привозила со своих прогулок птиц или зайца-другого.

Келегорм поглядел сначала на брата, потом на его дружинницу, и этот взгляд сейчас никак нельзя было назвать спокойным или доброжелательным.

Куруфин покосился на Хуана, который вдруг уселся у ног Келегорма и положил голову ему на колени. Келегорм перевел взгляд на пса и рассеянно потрепал его по загривку; напряжение из его позы ушло, хотя и не совсем.

— Я только напомню вам: птицы пропадали и раньше, — сказано это было всё же резко, отрывисто. — И всегда это было для нас к худшему. Или могло таковым обернуться. В последней кампании — помните, мы тогда ждали войско младших, они должны были подходить с Эстолада, но вестей не было? А время поджимало. Я принял решение выступать всё равно, положиться на случай.

— И на план лорда Маэдроса, — подала голос Кармис; Келегорм только коротко шевельнул бровью, показывая — услышал, спорить не стану.

— Да, всё обошлось, — продолжал он, — и близнецы ударили вовремя, но — если бы сомнения перевесили? Что тогда?

Ответом ему было молчание.

Келегорм торжествующе усмехнулся краем рта и продолжил:

— Так вот. Ещё одно. В природе, особенно в смертных землях, есть место всякому — но в здешних местах у воронов нет воздушных врагов. На них некому охотиться.

Кармис, словно не могла сидеть на месте, поднялась со скамьи и прошлась мимо них — взад и вперед — точно бдительно смотрела, не помешает ли кто-нибудь лордам в этом импровизированном совете.

— Кроме эльфов, — заметил Куруфин. Келегорм сделал вид, что не понял намека.

— Да. Кроме эльфов. Я всегда подозревал — и не отрицай, мы оба подозревали! — что здесь замешан кто-то еще. Кто-то разумный. Вспомни, был еще случай, когда Тьелпэ не успел в срок встретить гномий караван, когда у них изменились расчёты, и всё, что они везли, ушло к Тинголу.

— Ещё бы не помнить, — отозвался Куруфин кисло. После этого случая и стало понятно, что на тракте нужно строить постоянное жильё.

— И ты сам понимаешь, кому тут в удовольствие вредить нам. Даже ссорить нас между собой, отчего нет.

Келегорм коротко махнул рукой на юг — туда, где, не скрывай их из виду холмы, виднелись бы верхушки деревьев Нан-Эльмота.

Хозяин этого леса всегда был занозой в пятке, причем такой, которую не выдернешь просто так. С его существованием приходилось мириться — и нет, Куруфин был бы последним, кто стал бы спорить, будто бы Эол устоит перед искушением испортить нолдор жизнь хотя бы в мелочах. Однако...

— Допустим, всё это так. Не Арэдель убила этого ворона. Но ты забываешь о главном. Зачем она приезжала?

— Поняла, наконец, с кем ей лучше. Вот и всё. — Келегорм едва не фыркнул от кажущейся очевидности ответа.

— Поняла?

Куруфин помнил, помнил более чем хорошо, как смотрела на них Арэдель тогда, при передаче венца. На Старшего, преклонившего колено, опустившего взгляд в подсохшую весеннюю грязь; и остальных, готовых подхватить или встать на защиту, случись вдруг что. Точней, смотрела не на них даже — сквозь них, словно вообще не видя: только скалы за их спинами, поросшие колючим кустарником.

У Фингона хотя бы хватило такта, чтобы отвести глаза.

— Когда мы видели ее в последний раз, не похоже было, будто она способна о чем-то пожалеть… или что-то понять, как ты говоришь.

И как раз потому, должно быть, Куруфин так и не подошел к ней на Мерет Адертад — как не подошёл и Келегорм; казалось, брат тогда думал о бывшей подруге ровно то же самое и осознавал всё с кристальной ясностью.

Неужели забыл? Собственную же досаду, собственный гнев — их могли звать предателями сколько угодно (хотя не заикаться бы об этом тому, кто примерял имя “Финвэ” ещё на том берегу), но им было, что предъявить взамен.

— Она была на нас в обиде, конечно, — согласился было, по видимости, Келегорм. — Как и мы на нее. Но у нее никогда не было такой уж близости с родными братьями, а дядюшка Ноло вспоминал, что у него есть дочь, разве что по праздникам.

И верно: в Валиноре Арэдель куда чаще можно было увидеть с сыновьями Феанора. Вот только выбор в пользу рода, своей крови, более чем был понятен Куруфину — и оттого-то свою обиду он считал противоречащей здравому рассудку. Но обида всё же не могла уйти совсем.

— Вот только на Мерет Адертад, — проговорил Куруфин, — она была как раз рядом с ними. Не с обоими даже — Фингон, помнишь, метался между дядюшкой и Старшим, словно считал единственно себя лично в ответе за что-то, — а с каменной башкой Тургоном.

— На нем так и читалось желание почесать об кого-нибудь из нас кулаки. — Лицо Келегорма потемнело; ему тоже, всё-таки, неприятно было вспоминать о некоторых моментах праздника предполагаемого примирения. — Сам бы подрался с ним, так ведь достоинство рода надо было блюсти. — Его ладонь сжалась в кулак. — Может, полез бы — так и с ней бы перемолвились словечком чуть раньше.

— Она отказалась от нашей дружбы, — напомнил Куруфин так мягко, как только мог в сложившейся ситуации. — Гораздо раньше. До Исхода. Даже до Форменос. Если бы это было не так…

— У нее горячая голова. А обидам, знаешь, свойственно проходить. Тебе бы порадоваться, если она и вправду сочла всё, что было, делом прошедшим. И если сейчас она приехала сама и ждала нас...

— Почему же тогда не дождалась? — Слова на языке горчили, как разжеванные косточки ягод.

— Да потому, что ее здесь на каждом шагу окружали подозрения! — Келегорм сверкнул глазами; такое никогда не сулило ничего доброго. — И я очень хорошо ее понимаю.

— Ты сам говорил об Эоле. Что, если тут вправду не обошлось без него? Она могла снестись с ним. Если не питает к нам больше никакого расположения, что бы ей помешало?

— Когда бы она успела? — быстро возразил Келегорм. — Ведь и приехала-то она с другой стороны.

— Откуда я знаю — как? — раздраженно проговорил Куруфин. — Но зато это предположение многое объясняет. Вот ты скажи, — обратился он к Кармис, которой надоело мерять пространство шагами, и она вновь села на край скамьи, положив ногу на ногу. — В каком направлении наша, так сказать, гостья уезжала в тот последний раз?

— Я уже говорила, — напомнила Кармис, вертя в руках свой боевой нож — досадовала, должно быть, что он и так хорошо отполирован, и нечем сейчас занять руки. — К берегу Келона. Там терялись следы. И да, прежде чем ты спросишь ещё раз: как по моему опыту, она явно сбрасывала нас со своего следа.

— Я бы на ее месте поступал точно так же. Арэдель хотела вернуться, протянуть руку, а ты обращалась с ней, как с врагом! — набросился на нее Келегорм.

Куруфин, между тем, упрямо продолжал гнуть своё:

— Направление, — напомнил он Кармис. — Значит, след обрывался на берегу. Там была... переправа, как ты уже сказала. Куда от этой переправы кратчайший путь?

— К Нан-Эльмоту, — словно бы с неохотой отозвалась Кармис. — Он там прямо напротив, не пропустишь.

Куруфин кивнул.

— Вот. Еще одна гирька на весы.

Келегорм хлопнул ладонью по скамье рядом с собой.

— Совсем разучился верить в совпадения? Без подозрений и ожиданий самого худшего жизнь не мила?! Так жизнь — это не гномье торжище, в конце концов! Отнесись к нашей сестре — (“Вот она уже и снова сестра”, — рассеянно подумалось Куруфину) — непредвзято, хоть на мгновение! Что бы ты подумал, если бы в сторону Нан-Эльмота уехала... да вот хоть бы и Алайнис. — Келегорм быстрым жестом указал на кстати распахнувшееся окно комнаты второго этажа. Травница и знаток растений высунулась оттуда с наполовину расплетенной косой и гребнем в зубах; услышав издали свое имя, она взглянула с недоумением и спряталась обратно.

Куруфин хотел было возразить, что Алайнис не поехала бы в Нан-Эльмот, как бы ей ни хотелось, быть может, взглянуть на тамошние деревья, поскольку живёт в Химладе не первый десяток лет и понимает, что можно, а что нельзя. Но только проговорил сквозь стиснутые зубы:

— Допустим.

— Так вот, представь. — Для выразительности Келегорм взмахнул руками: — Она увлеклась поиском новых трав, перебралась через реку и углубилась в лес. Или подумала, что успеет удовлетворить своё любопытство раньше, чем её заметят. Но факт — она бесследно пропала. И что бы ты подумал?

— Я бы принял во внимание все обстоятельства, согласно сообщениям дозорных отрядов, и...

— Чушь, — оборвал его Келегорм. — Есть ровно два варианта, которые ты должен был бы рассмотреть: Эол или убил ее за вторжение в его драгоценный лес, или оставил у себя в доказательство того, что мы — злоумышленники, которым нужно укоротить руки. И мы будем не мы, если это так оставим!

— Если мы сейчас говорим об Алайнис, то она никуда не пропадала и сейчас будет мыться и отдыхать, в отличие от меня, — возразил Куруфин. — А вот Арэдель...

— Ничем не отличается от любого другого из нолдор, демоны побери! — Келегорм всё-таки не сдержался: ударил кулаком по спинке скамьи.

— Хорошо, — внезапно согласился Куруфин. — Допустим, ты прав.

Келегорм застыл на мгновение с приоткрытым ртом и сведенными бровями

— Допустим, это похищение. — Для доходчивости Куруфин повторил и даже кивнул. — В самом деле. Но ты забываешь кое о чем.

— О чем же? — огрызнулся Келегорм, но без ярости.

— Эол — не под нашей рукой, в отличие от местных синдар. Мы не можем призвать его к ответу по нашим законам. Он подчиняется в лучшем случае законам короля Дориата, а в худшем — только своим собственным.

— И сколько так ещё будет продолжаться?

— Не имею понятия. Думаешь, меня это устраивает? Как бы не так. Но для нас лес Эола закрыт. Если только снестись с Элу Тинголом и раскрыть ему наше — твое — мнение о произошедшем, а потом подождать, пока он повлияет на родича...

— Скорее Тангородрим зазеленеет, — сквозь зубы произнес Келегорм. Неясно было подразумевал он саму возможность написать Тинголу, самый вероятный ответ на такое письмо, или оба варианта сразу.

— А сам Эол ещё давным-давно уведомил нас, что разговаривать с нами не собирается, и любой из голодрим, который сунется к нему в лес, будет убит без разговоров.

— Ну это мы ещё посмотрим, кто будет без разговоров убит, если в лес к нему сунется не какой-то там “любой”, а наш вооруженный отряд.

— Ещё раз. Мы не можем просто так...

— Всё мы можем! — рявкнул Келегорм; его можно было ошеломить, но такого спокойствия не хватало надолго.

— Нам стоит хотя бы вымыться и отдохнуть с дороги. А не бросаться, сломя голову, по старым следам. — Довод был хорош; но в то же время Куруфин чувствовал себя так, словно уже проиграл — самим тем, что допустил возможность куда-то ехать. Хотя бы самую небольшую. Допустил возможность правоты брата, а не своей. — Прямо сейчас нет никакого смысла рубить сплеча, и если разведка, наконец...

— Наконец, я приказываю! — рявкнул Келегорм. — По праву старшинства!

Он опустил взгляд. Разжал стиснувшиеся сами собой кулаки.

— И я дольше знаю нашу сестру, — добавил он уже чуть тише.

— А ты уверен, что вообще знаешь её? Особенно теперь, — уточнил Куруфин. — Время прошло немалое.

— Да! — отрезал Келегорм. — Уверен. И если ты так и будешь упираться и выискивать всюду непременный умысел, я отправлюсь за ней один. Сейчас же.

Повисла неловкая пауза. Куруфин знал такие паузы — когда брат оценивает, не слишком ли далеко он сгоряча зашёл в желании настоять на своём, а он сам должен понять, насколько всё-таки уступит в их споре, потому что уступить придётся.

Келегорм глубоко вздохнул и вновь потрепал Хуана по ушам, но посмотрел на Куруфина всё же так, что тот сжал челюсти.

Нет, на уступки можно было даже не надеяться.

— Собирай отряд, — приказал он Кармис, скривившись, будто от кислого.

Та, поймав его взгляд, приоткрыла было рот, словно хотела что-то сказать, но, передумав, закрыла его.

Келегорм удовлетворенно кивнул.