Сдавайся (гет)

Драко... Мой милый Драко... Ответь мне, мой мальчик, что для тебя страшнее: погибнуть или лишить кого-то жизни? Умереть героем или убить, чтобы спасти свою шкуру? Обречь на верную смерть собственную мать или знать, что по твоей вине невинная душа корчится в муках? Что ты выберешь, Драко? А, хотя, постой... У тебя ведь никогда не было выбора, помнишь?

* * *

Кто знает, что было бы, если бы на моем месте был другой. К примеру, гребаный Поттер. О, он бы выбрал пасть героем на поле битвы, спас бы всех и вся, пусть и ценой жизни, боролся бы до последнего и оставил бы свой след в истории, став кем-то вроде идола, при этом будучи живой легендой уже с рождения. Он бы стоял насмерть за свои убеждения, он бы никогда не сдался, он бы... Но я — не он. Он всегда был лучше, лучше, черт возьми, не прикладывая к этому никаких усилий, просто существуя. Ему поклонялись, прощали любой проступок, ставили в пример непослушным детям, ставили в пример мне. Мне, Драко Малфою. А эта очкастая сука делала вид, что ему все это не надо, что он весь из себя такой благородный. Пожалуйста, прекратите, не надо оваций, встаньте с колен, я не такой, я обычный-мать-твою-мальчик. Вдох. Спокойно, Драко. Ненавижу. Как я его ненавижу, и, Мерлин, как я ему завидую. Нет, не как одиннадцатилетний первокурсник, когда на голову этому я-ничего-не-просил-придурку свалился купленный сердобольной старухой Макгонагалл Нимбус, а как человек, сейчас стоящий одной ногой в чем-то настолько чёрном, что, кажется, эта чернота давно проникла внутрь и жадно грызёт вены, перекрашивая кровь. Я завидовал ему потому, что у него был выбор. Ненавижу это слово. Хочется взять и выскрести его, наконец, из черепа голыми руками, выцарапать, ломая ногти, выскоблить и выбросить, не слышать больше никогда и никогда не вспоминать. Вы-бор. Бесцветное слово, таящее в себе огромную силу. Выбор есть всегда, говорила мне мама. Она верила в меня, но в отца она верила не меньше. Её выбор был иллюзорным, выдуманным и таким до сведённых скул смешным, но я не посмел бы разрушить эту иллюзию, ведь она всего лишь женщина, которая любила. И даже сейчас, когда её и так хрупкий мир ежесекундно раскалывался на все более крошечные частицы, она с какой-то отчаянной решимостью продолжала твердить мне о совести, чести, храбрости и о других, таких чужих для меня словах. А все потому, что кое-что у неё было на самом деле. Была она — вера.

Но что было у меня? Чистая кровь, да смерть на пороге. И единственное, что я все же смогу выбрать в своей жизни, это то, чьи глаза она закроет навечно.

* * *

«Убей Дамблдора». Два слова. Одна фамилия. Не просьба — приказ. Откажешься — сдохнешь. Выполнишь — наложишь на себя руки сам. Где выход? А нет его... Если бы тогда кто-нибудь сказал высокомерному пацану, каким он пришёл в Хогвартс, что к благородному происхождению прилагается клеймо убийцы, он бы подумал дважды, прежде чем насмехаться над теми, кто был ниже его королевского достоинства, мнить себя чуть ли не центром Вселенной и наслаждаться своей, как ему казалось, идеальной, жизнью. Тогда забавная чёрная змея на отцовском предплечье не выглядела чем-то опасным и страшным, а Пожиратели смерти были в его детском воображении не более чем сказочными персонажами. А потом сказка кончилась. Потом он вырос. Волан-де-Морт восстал из мёртвых, обьявил войну магическому миру, и тогда он, наконец, понял, в каком дерьме находится вся его семья и он в частности, и какая роль во всем этом ему отведена. Понял и осознал, что поздно. Слишком поздно отступать, искать манящую белую полоску света под надписью «Выход», с хрустом ломать пальцы от бессилия и метаться, как загнанное в клетку животное. Теперь настало время для смирения. Для принятия своей участи. Для покаяния. Но что-то внутри него все равно отчаянно сопротивлялось, убивая, отравляя и перемалывая в фарш душу. Внутри него расцветали чёрные розы с гнилостным, тяжелым ароматом. Цвели, пропитывая ядом тело, и вылезали на поверхность бледной кожи тонкими змейками. Заползали в рот, под закрытые веки, заливались в уши и устремлялись обратно внутрь, к самому центру его существования — к сердцу. Сердце. Легче было поверить в существование сердца у дементора, чем у Драко Малфоя. Но оно было. И билось так отчаянно, резко и больно. Билось, живое и тёплое, назло всему миру. И он жил, пока ещё жил и не сдавался назло всем, назло самому себе.

* * *

Погруженный в свои чёрные, плотно опутавшие сознание мысли, я шёл на некогда любимое зельеварение и вдруг почувствовал слабый удар в спину. В нос ударил еле уловимый аромат чего-то нежного, пряного, я не узнал запах, но понял — Грейнджер. Поворот головы влево и точно, большие карие глаза смотрят с испугом и ожиданием. Ожиданием чего-то плохого, думаю. Но я устал, Грейнджер, мне не до тебя и не до глупых перепалок, от которых я когда-то мог почувствовать себя королем, злобно кривя губы в усмешке и впитывая чужую боль. Ещё пару секунд сверлил ее взглядом и просто шагнул вперёд, выдыхая и забывая, успокаиваясь и отпуская сам себя.

— Малфой...

Обернулся. Грязнокровка стояла, абсолютно растерянная и, кажется, удивлённая.

— Чего тебе надо, Грейнджер? Иди, куда шла, — не сказал, выплюнул.

— Ты... Ты уронил, — ее голос въедался в мозг и заставлял, прямо умолял выйти из себя и взорваться, сорвать на ней всю злобу. Взгляд чуть вниз, на тонкие пальцы, держащие в руках учебник. Мой учебник. Черт. Подлетел к ней, с силой вырвал книгу из рук, прошипел сквозь зубы, из последних сил сдерживая себя:

— Теперь придётся выбросить из-за того, что ты его держала, грязнокровка.

Карие глаза сменили испуг на какую-то типично грейнджеровскую, вечно неуместную самоуверенность.

— Знаешь, Малфой, я уж забеспокоилась, что с тобой не все в порядке, но сейчас вижу — все прекрасно, — она поджала губы и развернулась, чтобы уйти.

Меня затрясло. И от бешенства и от внезапного истерического смеха, вызванного ее словами. Захохотал. Наверное, со стороны я выглядел, как сумасшедший, но плевать. Я пытался, Грейнджер, я хотел пройти мимо, видит Мерлин. Но ты играешь на нервах, ты бередишь сознание, ты выпускаешь наружу все самое темное, что во мне спрятано. Резко и грубо схватил ее за костлявый локоть, не обращая внимания на сдавленный писк.

— Ты. Забеспокоилась. Обо мне. Даа, Грейнджер, как же я жил до этой минуты без твоего сраного беспокойства, ума не приложу, — приблизился к ней настолько, насколько позволял контроль, который, впрочем, я терял с каждым мгновением. — Заботься о своих вонючих Поттере и Уизеле, ты только и можешь, что прыгать вокруг них, как собачонка, чтобы эти дегенераты, не дай Бог, не запутались в собственных ногах.

— Пусти, Малфой, ты омерзителен. Ни Гарри, ни Рону ты и в подметки не годишься, мерзкое отродье своей гнусной семьи, — теперь она смотрела с вызовом, с превосходством, оно прямо таки сочилось из неё и... заставило меня отступить. Худая, маленькая, с воинственно горящими глазами, она стояла передо мной, и я ни черта не понимал, что происходит. Ее слова попали в самую душу, она будто ткнула в меня нож и провернула, принося адскую боль и не оставляя другого выхода, как уничтожить ее за это. Но я застыл на месте, как вкопанный, вдыхая пряное нечто, пытаясь вспомнить, вспомнить запах, что-то такое знакомое, прямо вертится на языке... Блять, Драко, о чем ты думаешь? Какой, нахер, запах? Очнись, облей ее ядом, растерзай на мелкие кусочки, заставь рыдать и вали отсюда, какого хрена ты стоишь, как последний идиот?

Она вырвала руку, и не успел я сказать и слова, как заучка уже бежала прочь, оставив меня, взбешённого, буквально размазанного по темному камню стен коридора. Какая-то маленькая грязнокровная дрянь посмела бросить мне вызов, опустить меня, вторгнуться в мое личное пространство. Мысли скакали в голове, как сумасшедшие, я не понимал, что произошло такого, что от обычной стычки с гриффиндорской девчонкой, которые бывали уже сотни раз, я буквально распался на атомы, реагируя так необычайно остро на, казалось бы, простую ситуацию. Голову сдавило железным обручем и отпустило. Все. Мыслей не было. Не было ничего. Саданув кулаком по стене, я решил, что подумаю об этом дерьме позже, но сначала отомщу суке Грейнджер. Обязательно. Она ответит. Иначе я не Малфой. С отвращением положил гребаный учебник в сумку и зашагал на урок, на который уже, конечно, опоздал. Ничего, Снейп поймёт. Снейп простит и впустит. Он ведь со мной в одной упряжке, он ведь свой. Все будет хорошо, Драко, не переживай, не думай ни о чем. Все образуется. Стоп. Остановился. Задышал часто, прерывисто. Что за... Почему в голове стучит грейнджеровский, мать твою, голос? Почему он меня успокаивает? Холод прошиб все тело от осознания чего-то необъяснимого, неправильного, я как-будто смотрел на себя со стороны, как-будто все это происходило в каком-то нелепом магловском фильме. Похер на урок, в жопу Снейпа. Драко, приди в себя, ты не слышишь этот голос, у тебя просто галлюцинации, нехрен было не спать две ночи. Вдох. Выдох. Мимо прошёл пуффендуец, покосился опасливо. А я застыл. Я стоял на месте, будто приклеившись к полу. Снова вдох. И яркая вспышка второго осознания, раздирающего голову окончательно: каждый раз, когда Грейнджер попадалась мне на пути; каждый раз, когда мы перебрасывались оскорблениями, точнее я унижал, а она отвечала; каждый гребаный раз все мысли выветривались из головы на какое-то время. Я успокаивался. Она успокаивала меня. Нет, нет, нет, этого не может быть. Я, наконец, оторвал ноги от пола и нашёл в себе силы побрести куда-то вперёд, как пьяный, не разбирая дороги. Шок. Я не мог сконцентрироваться ни на чем, лишь голос, ее голос ещё отдавался эхом в измученном мозгу. И мне было страшно. Не так, как последнее время, когда я ожидал своей участи и жил будто под нависшей крышкой гроба, которая должна вот-вот навсегда захлопнуться. Нет, мне было страшно по-другому. Я не понимал ничего, но я не мог принять то, что происходило. То, что происходило, оказывается, всегда. Я не принимал. И не хотел. И, черт возьми, не верил.

Примечание к части

Ну вот, наконец, я закончила вторую главу своей истории. Должна признаться, это было тяжело, вдохновение меня на какое-то время покинуло. Но я смогла собраться с мыслями и продолжить писать, смогла продолжить их историю. Читайте и оценивайте, дорогие мои, очень жду от вас обратной связи!