Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Подпишите тут.
Жан-Жак подписывает, конечно, да. Жан-Жак берёт коробку. Диски, пена для бритья, туалетная вода, которую Отабек ненавидит, две фоторамки без фото, обручальное кольцо — стоило пачку денег, перчатки, сушки на коньки, две пары трусов, красная кружка и даже старая, мать её драть, зубная так-её-перетак щётка.
Коробка-то закрыта, но разве в неё нужно смотреть, чтобы знать, что там истерично гремит?
Спасибо, Беллз, очень мило.
Прежде чем закрыть дверь за милым молодым человеком в бело-зелёной кепке, Жан-Жак даёт ему на чай. Он же не виноват.
Виноват тут только один мудак.
Дверь закрывает ногой, коробку ставит на другую коробку. Коробка рядом с другой коробкой, рядом с другой коробкой, рядом с другой коробкой. Он ставит на ту, на которой счета. Счета уже здесь, детка. Куча коробок атаковала гостиную, совмещённую с кухней. Их неделю как нужно распечатать, разобрать, разложить вещички по пустым полочкам, ящичкам, шкафчикам-хренафчикам, пока maman не пришла в гости, чтобы посмотреть, как обустроился её птенчик. Птенчик вылетел из гнезда, maman. Финита ла камедиа. Аста ла виста, maman.
В пустом доме, заставленном коробками, еще не ступала нога maman, а все почтальоны, курьеры и папарацци уже тут как тут. Заговор.
Жан-Жака окружают светло-бледно-скучно-серые стены и пыльные окна. Никаких обоев в цветочек, никаких картиночек, никаких блядских занавесочек.
В шкафу ряд пустых вешалок и дохлая моль. В холодильнике бутылка пива. В кармане двадцатка. И телефон. Бж-ж, бж.
Сообщение от Отабека — первое за сегодня, хоть у него там уже вечер.
Невнятное фото улицы.
JJ.LEROY: Что это?
BEKKY: Добрый ортопед.
Жан-Жак вздыхает. Ортопед. Конечно, ортопед, что же ещё? За кой хрен Отабеку ортопед?
Трубку Отабек берёт не сразу:
— Жа́ным?
Жан-Жак улыбается этому сжёванному «жа́ным».
— Боже, что случилось, зачем тебе добрый ортопед? Ты решил доктора сменить?
Отабек ржёт в трубку:
— Он… добрый… понимаешь, Джей, он очень добрый… этот ортопед…
Взрыв смеха, он там угорает над чем-то.
— Жа-а-ан… Жк… как они проверили, что он добрый? Как они проверяют?.. А если… Если он, не добрый… а просто… лицемер?
Хохот Отабека такой смешной, но такой неуместный, и… что за бред он несёт?
— Отти, это ты один там так ржёшь или с тобой кто-то есть?
— Н-нет, — икает Отабек, — п-представь, т-тольк-ко… до-о-обрый.
Жан-Жак вздыхает.
— Отти, ты же понимаешь, что это не смешно?
— У м-м-мя вторя… линия. П-прзвоню, — гудки-гудки-гудки.
Прямо в ухо эти гудки: «Ду-ду-ду, тебя кинули-кинули».
В животе бурчит, в кармане шуршит двадцарик, в холодильнике бутылка пива. И лимон ещё был. В руке молчит телефон. Коробки, гора-горища коробок, они наступают, они дышат, захватывают пространство. Или ты их, или они тебя. Можно начать с одной. Одну коробочку, вот ту, самую маленькую.
В животе урчит, Жан-Жак открывает холодильник, потом бутылку, потом самую маленькую коробку, не выпуская молчащий телефон из руки. Флаг Канады, пустая свинья-копилка, карандашница, кепка Отабека.
Кепку на себя. Глоток холодненького. И правда, вдруг ортопед не добрый, а просто притворяется? Жан-Жак стучит пальцем по телефону, нажимает вызов.
— Бекас? Ты не перезвонил.
— Прости, — никакого смеха, ни намёка на смех.
— Ладно, я готов поржать с тобой хоть над повешенным колобком. Все что угодно, чтобы услышать твой нелепый ржач ещё.
Жан-Жак достаёт из коробки брелок с маленьким медведем. У Отабека спиздил. Он всё равно сестре собирался подарить, а ей зачем?
— Да не смешно уже, — голос у Отабека уставший, — сейчас на «Сапсан» и в Москву на пару дней.
— Я не ценил того, что имел, да? — вздыхает Жан-Жак, отодвигает флаг, там ещё барахло какое-то и баллон краски. — Позвонишь, как приедешь?
— Конечно, жа́ным.
— Я так влюблён в тебя, Бекки. Даже когда ты несмешно шутишь, так в тебя влюблён-влюблён. Ты же знаешь, да?
Жан-Жак брякает баллоном изо всех сил — золотую долго взбалтывать нужно.
— Конечно, жа́ным.
— Счастливого пути, люблю-целую-обнимаю-щупаю-за-жопку-пока-пока, детка.
Палец на сброс. И никаких ебучих гудков. Выкусите, гудки. Отсосите.
Две огромные «J» по унылой штукатурке, прямо через эти глупые пустые полочки. В кармане бж-ж, бж. Может, всю стену золотым покрасить?
Жан-Жак бросает баллон обратно, обводит пальцем по картонному периметру. Не сегодня, коробочка, не сегодня.
Ключи в джинсовку, джинсовку на себя, себя за дверь, из пустого дома на улицу.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|