Дела семейные (джен)

Эрик любил, когда приходили дядя Кристофер и тетя Милли. А еще больше, когда его брали в гости в Замок, где он мог играть с кузенами — Джулией и Роджером. Потому что это было единственное время, когда он чувствовал, что по-настоящему значим для окружающих. Нет, родители его любили — по крайней мере, он так думал. Но отец больше восхищался Гвендолен, и ласкал Гвендолен, и общался с Гвендолен. Если бы не дядя Кристофер, Эрик пребывал бы в глубочайшей уверенности, что он абсолютно бесталанный и никчемный, в отличие от одаренной сестры, которой гордятся родители. Но дядя объяснил ему, что он наделенный громадными силами кудесник с девятью жизнями, и даже понемногу учил его пользоваться этими силами. Порой Эрику казалось, что отцу не нравится именно это, и он не понимал почему.

Что касается мамы, она с каждым днем становилась всё грустнее и рассеяннее, будто что-то терзало ее. Они с отцом часто ругались. Правда, Эрик и тут не понимал причин.

Гвендолен же обращала на него внимание, только чтобы сказать что-нибудь вроде: принеси то, достань это, сделай, подай, убери… В Замке дяди Кристофера так даже с прислугой не обращались. И уж точно Джулия никогда не помыкала так ни Роджером, ни самим Эриком, хотя она тоже старшая.

В тот день родители ссорились особенно громко. Гвендолен была в школе, а Эрик — как случалось всё чаще — предоставлен сам себе. Поколебавшись, он решил подобраться поближе к родительской комнате, чтобы послушать, из-за чего они кричат друг на друга. Он понимал, что подслушивать нехорошо, но сидеть, замерев, в своей комнате, ожидая, когда хлопнет дверь и папа уйдет на несколько часов, а мама запрется в комнате, после чего у нее будут красные глаза и особенно несчастный вид, тоже не было сил.

— Я устала от твоей беспочвенной ревности, Фрэнк! — с надрывом говорила мама, когда Эрик подобрался достаточно близко, чтобы разобрать слова. — Порой я начинаю думать, что выбрала не того кузена. Жаль, Кристофер так бесконечно любит Милли!

На мгновение воцарилась мертвая тишина — та нехорошая тишина, которая предвещает бурю.

— Так я и знал! — прошипел отец на грани слышимости. — Еще бы — весь из себя такой могущественный, стильный и важный, где ж тебе не запасть на него!

— Фрэнк, — теперь мама говорила с бесконечной усталостью, — я сказала это просто потому, что ты довел меня. Я всегда была верна тебе и никогда не понимала, почему ты не можешь мне верить.

— Не убедительно. Скажи-ка, Кэролайн, Эрик вообще мой сын? Или другого кузена?

Эрик пораженно застыл. Он не очень понял, о чем была речь до этого, но то, что сейчас сказал отец… Неужели такое возможно?

— О, Боже! — всё с той же усталостью вздохнула мама. — И давно у тебя появилась эта безумная идея?

После еще одного грозового молчания отец прорычал:

— С тех пор, как узнал, что у него девять жизней.

На этот раз молчание длилось гораздо дольше.

— Ты сумасшедший, — наконец, произнесла мама. — Можно подумать, ты не знаешь, что это не передается по наследству и является лишь делом случая. Честное слово, Фрэнк, я не знаю, как еще с тобой разговаривать, чтобы ты услышал меня.

На этом месте Эрик перестал слушать и тихонько вернулся в свою комнату, чтобы подумать. Могло ли быть, в самом деле, что сказанное отцом — отцом ли? — правда? Но мама ведь отрицала. Кому верить? И Эрик решил, что при первом же удобном случае спросит у дяди Кристофера. Он, по крайней мере, никогда не отмахивался от его вопросов и не говорил: «Отстань от меня с этими глупостями».

Случай представился скоро: дядя Кристофер и тетя Милли пришли к ним в гости два дня спустя. Правда, стоило им переступить порог, как отец яростно процедил:

— Я не желаю видеть тебя, Кристофер. Никогда больше не приходи в этот дом.

Тетя Милли посмотрела на него с недоумением, дядя моргнул и неизменно ровным тоном спросил:

— Извини? Я чем-то тебя обидел?

— Ты еще спрашиваешь! — презрительно фыркнул отец.

Эрик стоял, прижавшись спиной к стене, пытаясь слиться с ней, замерев и почти не дыша. Он до дрожи боялся, что если взрослые сейчас окончательно поругаются, дядя Кристофер больше не будет приходить к ним, и тогда у него не останется никакого спасения от тоски. Стоявшая рядом Гвендолен была скорее удивлена, чем испугана, и наблюдала за происходящим с явным любопытством.

Дядя Кристофер приподнял бровь с особенным ироничным видом — первый сигнал его недовольства.

— Понятия не имею, о чем ты.

— Извини, Кристофер, — со вздохом вмешалась мама, прежде чем отец успел сказать еще что-то. — Это я виновата. Фрэнк извел меня своей ревностью, и я в сердцах ляпнула глупость. И теперь у него идея-фикс.

Дядя Кристофер выгнул бровь еще сильнее, но его тон не изменился ни на йоту.

— Кажется, начинаю понимать.

Он посмотрел на тетю Милли, и та выразительно закатила глаза и произнесла тем мягким тоном, которому почему-то никто не мог противоречить:

— Давайте все-таки не будем выяснять отношения при детях. Фрэнк, если у тебя есть к нам какие-то претензии, мы обсудим это чуть позже наедине.

— У меня претензии не к вам, — с нажимом произнес отец, — только к Кристоферу.

Тетя Милли нахмурилась и с не меньшим нажимом ответила:

— Всё, что касается Кристофера, касается меня.

Отец, кажется, на мгновение остолбенел, не зная, что ответить, мама тихонько хихикнула. А дядя Кристофер с тетей Милли обменялись тем взглядом, который всегда заставлял Эрика задумываться, не умеют ли они читать мысли друг друга.

Отец обернулся на них с Гвендолен и хмуро кивнул:

— Хорошо, не при детях. Но немедленно!

Дядя Кристофер опять приподнял бровь с убийственно ироничным выражением и сделал плавный жест в сторону двери, будто приглашая выйти. Отец коротко кивнул и первым зашагал к выходу. Обменявшись еще одним быстрым взглядом с тетей Милли и успокаивающе улыбнувшись маме, дядя Кристофер последовал за ним.

Мама обеспокоенно посмотрела им вслед, а потом с сожалением улыбнулась Милли. Та покачала головой и повернулась к Эрику и Гвендолен:

— Как ваши дела, солнышки?

— Спасибо, хорошо, — благонравным тоном воспитанной девочки ответила Гвендолен.

Эрик же сделал то, что хотел с самого начала — подбежал к тете Милли, чтобы крепко обнять ее:

— Я скучал.

Она засмеялась и обняла его в ответ. Гвендолен состроила высокомерную мину, которая так и говорила: «Телячьи нежности!» Гвендолен считала, что обнимашки — для малышей, а она уже большая. Тетя Милли покачала головой, но ничего не сказала на ее гримасу. Вместо этого она стала расспрашивать Гвендолен об успехах в школе.

Гвендолен сразу оживилась. Ни о чем она не говорила с такой охотой, как о себе. Так что она долго увлеченно щебетала о том, какая она умная, талантливая, как легко ей дается учеба и как ее хвалят учителя. А главное — каких потрясающих успехов она добилась в магии. Мама даже заметила:

— Милая, тебе стоит быть скромнее.

Гвендолен скривилась:

— А папа говорит, я самая талантливая девочка на свете.

Мама улыбнулась:

— Конечно, для нас с папой так и есть. Но это не отменяет необходимость скромности.

Гвендолен явно осталась недовольна маминым замечанием и собиралась начать спорить, но тут тетя Милли спросила:

— А у тебя как успехи, Эрик? Освоил те чары, которые Кристофер показывал тебе в прошлый раз?

— Да! — он радостно засиял, довольный тем, что им тоже интересуются. — Можно покажу?

— Конечно, дорогой, — Милли подбадривающе улыбнулась ему.

На тренировки ушло много времени. Дядя Кристофер строго-настрого наказал ему тренироваться только под маминым присмотром, так что приходилось ждать, пока у мамы будет время с ним позаниматься. Но в конце концов Эрик справился.

Немного волнуясь, он сосредоточился и потянул к себе вазу с круглого столика, покрытого кружевной скатертью. Ваза плавно поднялась в воздух и столь же плавно проплыла по комнате, остановившись возле Эрика. Он взял ее в руки, а потом заставил выплыть из вазы одну из роз и перенес ее к тете Милли. Та засмеялась и взяла цветок:

— Спасибо, солнышко!

Довольно ухмыльнувшись, Эрик отправил вазу обратно.

Гвендолен презрительно фыркнула:

— Подумаешь, детские игрушки! Смотрите лучше, как могу я!

С этими словами она взмахнула рукой, и перед ней взметнулось красно-желтое пламя, изгибающееся, свивающееся, скручивающееся в разнообразных узорах. Эрик изумленно приоткрыл рот — он даже и не подозревал, что Гвендолен так умеет. А вместе с тем внутри возникло какое-то неприятное скребущее ощущение. Но прежде чем Эрик успел понять, что это, от дверей вдруг раздался резкий окрик:

— Гвендолен!

В нем звучал такой гнев, что Эрик не узнал голос дяди Кристофера.

Гвендолен вздрогнула, и огонь перед ней пропал. Эрик изумленно наблюдал, как дядя Кристофер прошагал к ней, схватил за плечи и с силой встряхнул, процедив:

— Никогда. Не. Смей. Так. Делать.

Эрик ни разу еще не видел его в такой ярости и даже испугался. Гвендолен — тоже, хотя пыталась сохранить лицо, и быстро-быстро захлопала ресницами.

— Кристофер… — начала мама.

И в тот же самый момент отец закричал:

— Отпусти ее немедленно! Ты пугаешь ее!

Проигнорировав обоих, дядя Кристофер сжал пальцы на плечах Гвендолен и с нажимом произнес, глядя ей прямо в глаза:

— Ты поняла меня, Гвендолен?

Та несколько раз кивнула:

— Да.

— Хорошо.

Дядя Кристофер отпустил ее и повернулся к Эрику — с совершенно другим выражением — мягким и даже обеспокоенным:

— Эрик, как ты себя чувствуешь?

Он удивленно пожал плечами, немного подумал, прислушавшись к себе, и ответил:

— Нормально.

— Потрудись объясниться! — прорычал отец.

Дядя Кристофер глубоко вздохнул, и на его лицо вернулось привычное отстраненное выражение. И когда он заговорил, голос его звучал ровно и невозмутимо, как всегда.

— Гвендолен только что тянула силы из Эрика. Причем так грубо, что могла нанести ему серьезный вред. Этого не должно повториться!

Мама побледнела и с выражением ужаса поднесла ладонь ко рту. Отец, нахмурившись, посмотрел на Гвендолен, на Эрика и, наконец, вернул внимание к дяде Кристоферу.

— Не повторится, — угрюмо пообещал он.

Дядя покачал головой:

— Боюсь, я не могу доверять тебе в этом, Фрэнк. Не думал, что это произойдет так скоро, но я в любом случае собирался пригласить Эрика на обучение в Замок. Теперь я вынужден настаивать на этом прямо сейчас.

Мама вскрикнула и схватила Эрика в охапку.

— Но, Кристофер, он же еще совсем малыш!

Дядя мягко улыбнулся ей:

— Знаю, Кэролайн. Как я сказал, я не собирался начинать его обучение так рано. Но в сложившихся обстоятельствах не могу оставить его рядом с сестрой без присмотра.

— Мы вполне можем справиться с присмотром за собственными детьми! — возмутился отец.

Дядя Кристофер одарил его долгим пронзительным взглядом:

— Ты хоть раз заметил, что происходит, Фрэнк? Наверняка ведь Гвендолен делает это не впервые.

Отец не нашелся, что сказать, и дядя Кристофер заключил так, словно забивал последний гвоздь в гроб:

— Ну, вот и всё.

Отец уже открыл рот, чтобы сказать что-то еще — судя по выражению лица, не слишком приятное, — но дядя Кристофер вскинул ладонь, останавливая его.

— Я не собираюсь отнимать у вас ребенка, что бы ты ни думал по этому поводу, Фрэнк. Вы можете навещать Эрика в любое время, когда пожелаете. И на каникулы он будет возвращаться домой. Но начало его обучения в Замке не обсуждается.

В его голосе зазвучали стальные нотки, которым никто никогда не мог противоречить. И отец сдался, сникнув. Мама всхлипнула, но тоже больше не спорила.

Эрик наблюдал за происходящим со странным чувством, что его жизнь и судьба решаются без малейшего участия с его стороны. Будто его несет течением, а он просто покорно держится на плаву. С одной стороны, он был даже рад поехать в Замок — ему всегда там нравилось. А с другой, почти единственное, что он понял из происшедшего — он едет в Замок не с коротким визитом, как раньше, а на весь учебный год. Эрик никогда еще не покидал дом так надолго. Да он даже в школу еще не ходил! И соврал бы, если бы сказал, что ему не страшно. Но больше всего пугало именно ощущение потока судьбы, уносящего его будто щепку, на который он никак не мог повлиять.

Когда Эрика уже с головой затопила паника, дядя Кристофер вдруг опустился перед ним на корточки, положил ладони на плечи и посмотрел прямо в глаза.

— Эрик, — очень серьезно, но при этом мягко произнес он, — то, что делала Гвендолен с твоими силами, очень плохо и не должно повториться. Это опасно в первую очередь для тебя, но и для нее тоже. Ты должен научиться защищаться, научиться не позволять никому прикасаться к твоей магии. И научиться этому ты можешь, только живя в Замке. Ты будешь видеться с родителями и — если захочешь — с Гвендолен так часто, как только они смогут навещать тебя. И, конечно, все каникулы будешь проводить дома. А теперь скажи: ты согласен?

Эрик пораженно застыл, глядя на него и часто моргая. Никто и никогда не спрашивал его мнения — все лишь указывали, что и как он должен делать.

— Я правда могу отказаться? — тихо спросил он.

Дядя Кристофер вздохнул:

— Можешь. Это было бы крайне неудобно и добавило бы мне множество хлопот, не говоря уже о возможных опасностях для тебя, но, если ты категорически не хочешь уезжать, ты можешь отказаться.

Эрик задумался. Было невероятно приятно то, что дядя Кристофер уважал его мнение и желания. И Эрик всегда любил Замок Крестоманси, а с Джулией и Роджером было куда веселее и приятнее общаться, чем с Гвендолен. Но всё же здесь был его дом, его родители — расставаться с ними было грустно. Однако Эрик знал, что дядя Кристофер в первую очередь заботится о его благе, даже если не до конца всё понимал. И он решительно кивнул:

— Я согласен.

Дядя Кристофер улыбнулся и встал, потрепав его по голове:

— Тогда беги собираться.

* * *

Конечно, Кэролайн всплакнула, обнимая Эрика на прощание. Кристоферу было жаль кузину: отпускать в такую даль семилетнего ребенка — непростое испытание для матери. Но это было необходимой мерой. Милли тоже жалела Кэролайн — Кристофер видел это по ее лицу. Впрочем, она жалела всех. И пока Кэролайн суматошно собирала вещи, Милли послала ему взгляд: «Это точно необходимо?» Кристофер серьезно кивнул: «Необходимее некуда». Милли вздохнула и тут же принялась помогать Кэролайн, попутно утешая ее. Кристофер невольно улыбнулся: ее способность дарить окружающим тепло, будто ясное солнышко, всегда восхищала его.

Зато у Фрэнка ни один мускул на лице не дрогнул, и он попрощался с сыном с потрясающим равнодушием. Кристофер никогда не понимал его отношения. Почему над дочерью он трясся, как над величайшей драгоценностью, а сына в упор не замечал? Ведь Эрик тоже его ребенок, чем же он так не угодил родному отцу? Или всё дело в его девяти жизнях? Будто бедный мальчик в этом виноват!

Гвендолен же казалась скорее раздосадованной, чем грустной. Нет, она жалела не о разлуке с братишкой, она жалела, что лишилась безропотного источника силы. И это еще больше убедило Кристофера в правильности принятого решения. Эрика необходимо изолировать от сестры — до тех пор, пока он не научится защищаться. Такая эгоистичная расчетливость в десятилетней девочке была несколько жутковата. Неужели это следствие нездорового отношения к ней Фрэнка или заложено в характере Гвендолен изначально? Пожалуй, стоит присматривать за ней на всякий случай. Но так, чтобы Фрэнк об этом не знал.

Эрик — что неудивительно — был задумчив и тих, не произнеся ни слова, пока они не сели в поезд.

— Хочешь сесть у окна, милый? — ласково спросила Милли, когда они зашли в вагон.

Эрик меланхолично кивнул и, сев, с отрешенным видом уставился в окно. Кристофер удрученно переглянулся с Милли, устраиваясь напротив. Это будет непросто. Не сговариваясь, они решили пока не трогать Эрика, дать ему время привыкнуть к переменам.

Милли сжала ладонь Кристофера и послала ему понимающую улыбку. И он подумал о недавнем разговоре с Фрэнком. Хотя разговором это сложно было назвать — скорее монолог, состоящий из потока бессвязных воплей и нелепых обвинений. Кристофер не понимал кузена и его болезненной ревности. Почему он настолько не доверяет Кэролайн — ведь она не давала ему поводов? И как вообще можно связать свою жизнь с человеком, которому не можешь верить? Сам он доверял Милли абсолютно и во всем — вплоть до собственной жизни.

Эрик вдруг оторвался от созерцания пейзажа за окном и повернулся к ним. На его лице были написаны одновременно робость и желание. Как будто он хотел что-то сказать, но не решался.

— Ты что-то хотел спросить, Эрик? — подтолкнул его Кристофер.

Эрик кивнул и еще некоторое время молчал, видимо, формулируя вопрос.

— Мама с папой недавно ругались, — медленно начал Эрик. — То есть они часто ругаются, но тогда особенно громко. И я слышал…

Милли сокрушенно вздохнула, немного сильнее сжав ладонь Кристофера. В ее взгляде ясно читалось: «Бедный ребенок!»

— Ну и папа сказал, что я не его сын…

Кристофер вздрогнул. Фрэнк совсем больной? Что ему в голову взбрело? Но вот уж он совершенно не ожидал, что Эрик заключит свой рассказ заявлением:

— А твой.

Сначала Кристофер подумал, что ему послышалось. Ведь не может же быть… Посмотрев на Милли, по ее ошеломленному выражению лица он понял, что может. Как сквозь туман до него донесся вопрос Эрика:

— Это правда?

Кристофер мотнул головой, пытаясь собрать мысли, и посмотрел племяннику прямо в глаза:

— Конечно, неправда. Фрэнк просто сумасшедший говорить такое. И идиот. Извини, что я так говорю про твоего отца, но…

Кристофер оборвал себя, не договорив. Не стоит высказывать вслух всё, что он подумал о Фрэнке. Хоть он и придурок, не заслуживавший этого, он оставался отцом Эрика.

— Я подумал… — Эрик опустил взгляд и некоторое время разглядывал свои ботинки. — Подумал, ты поэтому забрал меня.

Ему показалось, или в голосе Эрика прозвучала надежда? Только этого не хватало.

— О, Боже, — Кристофер вздохнул и наклонился вперед, взяв Эрика за подбородок, чтобы он посмотрел на него. — Я забрал тебя, потому что тебе опасно оставаться рядом с Гвендолен, учитывая, чем она занималась. Понимаешь?

Эрик поморгал и с тихим вздохом кивнул. Вот теперь Кристофер определенно видел на его лице разочарование. Он растерянно посмотрел на Милли. Что он должен делать в такой ситуации? Как никогда захотелось убить Фрэнка. Это как надо относиться к ребенку, чтобы ему захотелось, чтобы его отцом был другой? Милли ответила ему взглядом не менее растерянным.

Сейчас необходимо сказать что-то, чтобы Эрик не закрылся. Он и так достаточно замкнутый ребенок, нельзя позволять ему отгородиться ото всех. И Кристофер произнес, тщательно подбирая слова:

— Но мы все-таки не чужие. Ты по-прежнему остаешься моим племянником. И если тебя что-то беспокоит, тебе нужна помощь или просто хочется поговорить, ты всегда можешь рассчитывать на меня. Хорошо?

Эрик заметно просветлел и кивнул гораздо веселее. Кристофер тихонько выдохнул. Кажется, он всё сказал правильно.

К тому моменту, когда они приехали в Замок, Джулия с Роджером играли в парке. Кристофер подозревал, что в своем домике на дереве, поскольку очень уж быстро они высмотрели Эрика и прибежали поздороваться с ним. И когда они закружили его в приветственных объятиях, Эрик повеселел окончательно, и вскоре все трое куда-то умчались. Кристофер усмехнулся и попросил мисс Бессемер подготовить для Эрика башенную комнату и отнести туда его вещи.

Милли вздохнула, посмотрев вслед детям:

— Одно радует: с Джулией и Роджером он отлично ладит.

Кристофер кивнул:

— Будем надеяться, это поможет ему не сильно тосковать по дому.