Столица на волне "5 FM" (джен)

Разбирая материалы, собранные Анной, Кастиэль замечает полное отсутствие какой-либо системы. Пропагандистские листовки, письма, газетные статьи и журналы разбросаны так, что ориентироваться в них может только Анна.

Обычно Кастиэль и слова бы не сказал — в конце концов, это коллекция сестры, — но Анна говорит:

— Я знаю этот взгляд. Впредь делай, что хочешь. Я не собиралась складировать это барахло, оно само как-то... скопилось.

Какое-то время они сидят вместе — Кастиэль разбирает газеты, а Анна свои письма и рассказывает ему о своей деятельности. По ее словам, таких, как они, полно по всему Континенту, многие после разрушения Стены построили здесь новую жизнь. Анна — а теперь и Кастиэль — единственные в Рексфорде, но у нее есть телефонная книга, которая своей толщиной посрамила бы любую диссертацию Кастиэля.

— Большинство живут вдоль побережья, — говорит Анна, — но те, кто смог, ушли вглубь страны, как только начались бои. Я связываюсь с контрольными пунктами, проверяя, все ли в порядке, и по возможности направляю их в безопасные дома.

— А как связаться с теми, кто у себя дома? — спрашивает Кастиэль.

— Это самое сложное. Телефонных и телеграфных линий осталось очень мало, так что можешь себе представить, какая за них идет борьба. Я помогаю собирать сообщения по регионам, чтобы можно было отправить их скопом, минуя загруженность часа пик.

Кастиэль фыркает себе под нос.

— А я думал, ты помогаешь людям сокращать очереди.

— Помогаю, — признается Анна. — Но только на крайний случай.

Интерес Анны к Илчестерскому конфликту распространяется и на гуманитарный аспект. Она не любит ни Майкла, ни Люцифера — ей все равно, кто одержит верх. Она главным образом отслеживает запретные зоны, а также свободные и перекрытые дороги, поскольку это касается людей, чьи судьбы ей небезразличны.

— Неважно, кто победит, — разочарованно вздыхает Анна. — Скорей бы они закончили и ушли.

— Это важно тем, кто остался дома, — отвечает Кастиэль. — Мы не знаем, каким королем будет Люцифер. Может, лучше Майкла, а может, и хуже. Одно я знаю точно — это определенно заново дестабилизирует Королевство.

— А оно когда-нибудь было стабильным? Даже с Майклом во главе?

— Он деятельный тиран. Стабильность — в его интересах.

— Тогда Королевству, вероятно, нужны перемены, — говорит Анна. — Стену воздвигли для того, чтобы не допустить влияния Континента, но она лишь удержала гниль внутри.

— Можно подумать, в Республике нет гнили, — резко говорит Кастиэль. — Это местные дали Люциферу новую силовую базу. Мы все затронуты и все виновны.

Анна пристально глядит на него. Хмурится, открывает, а затем снова закрывает рот и качает головой.

— Ладно. Очевидно, это больная тема для нас обоих, поэтому... возможно, нам следует избегать разговоров о вине.

— Тебе не нравится этот спор? — спрашивает Кастиэль, лишь отчасти поддразнивая ее.

— Думаю, я забыла, насколько отгородилась от... дома. Только вот его уже давно нет, правда? — Анна смотрит на письма в своих руках, и Кастиэль замечает, что сверху — его собственное, почерк очень узнаваем. — Я так давно живу здесь, но в глубине души считала Королевство чем-то вроде... Ну, не знаю, запасным аэродромом, что ли. То есть, не выйдет здесь, тогда вернусь туда. Но этому уже не бывать, да?

— Ты обрела новые корни, — соглашается Кастиэль. — И Королевство, которое ты помнишь, уже не то, что прежде.

Анна медленно кивает.

— Я не знаю, грустить мне или чувствовать облегчение.

— Думаю, и то, и другое, — Кастиэль протягивает руку и нежно сжимает плечо Анны. — Но у тебя все еще есть я.

— Ты не обратился ко мне за помощью, — Анна, кажется, удивлена, что произнесла это вслух, и неуверенно смотрит на Кастиэля. — Хотя, вряд ли ты бы сделал это, когда Майкл приказал тебе вступить в брак ради его цели. Но когда до меня дошли слухи, я сочла, что это ошибка или речь о другом Кастиэле. Думала, будь это ты, то рассказал бы мне.

— Все произошло так быстро, — это плохая отговорка, и Кастиэль морщится. — Я не хотел тебя беспокоить.

— Ты не можешь так думать, — говорит Анна. — Я хочу беспокоиться о тебе так же сильно, как и ты обо мне. Ясно тебе?

Кастиэля согревает радостная благодарность. Слова Анны звучат мягко, но взгляд ее полон ярости, и Кастиэль так скучал по этому. Невероятно скучал. Письма — это, конечно, хорошо, но недостаточно. Его сестра рядом, и хотя после расставания они оба изменились, реальность лучше любых воспоминаний, которые Кастиэль носил в себе.

— Прости, — говорит он. — Я должен был тебе сказать. Тогда мое молчание казалось правильным, но сейчас причины кажутся такими неубедительными. Я верил, что справлюсь сам.

— Конечно, ты мог бы это сделать. Но тебе не нужно было справляться со всем в одиночку.

— Верно, — Кастиэль тихо смеется. — Мне было интересно, как ты отреагируешь на эту новость. Я представлял, как ты штурмом берешь храм в день свадьбы.

Анна смеется.

— Только не на самой свадьбе. Прямо перед нею. Может быть, даже утром — пробралась бы в твою комнату и умыкнула тебя.

— О, нет, ты не можешь проделать тот трюк с багажником дважды.

— Боже! — Анна закрывает лицо руками, смеясь над воспоминаниями детства. — Поверить не могу, что сделала это с тобой. Ты же мог задохнуться!

— Я тогда был совсем мал. Воздуха хватало.

— Просто чудо, что Захария с таким снисхождением относился к нашим побегам. Мы были ужасными детьми.

— Мы имели на это полное право, — Кастиэль закрывает глаза, когда Анна проводит пальцами по его щеке. — Может, я не просил помощи, потому что не хотел, чтобы ты меня спасала. Я принял решение короля, как достойную судьбу, учитывая все обстоятельства.

Анна уклончиво хмыкает.

— Если бы я добралась до тебя утром в день свадьбы, ты бы поехал со мной?

— Конечно, нет.

— Конечно, нет? Ничего себе, — бормочет Анна.

— Слишком серьезные последствия, — при виде удивленного выражения лица Анны Кастиэль пожимает плечами. — Хватало и Сэма, который сбежал и бросил свою семью в беде. Я не виню его, и неважно, повлияли ли на него те, кто хотел подорвать Альянс, однако волну это подняло. Мне легче было остаться.

— В то время, — осторожно добавляет Анна.

Кастиэль задумывается на мгновение, а затем кивает.

— Да, пожалуй. Те, кто хотел использовать брак в своих целях, все равно бы это сделали, независимо от нашего с Сэмом решения.

— Майклу и не нужно было, чтобы брак состоялся. Случись это — он бы нашел ему применение, а нет — использовал неудачу как предлог. — Анна вздыхает. — Но я все равно хотела бы присутствовать на церемонии. Просто, чтобы быть рядом с тобой.

— Я бы тоже этого хотел, будь это по-настоящему. Я имею в виду,— Кастиэль слегка кашляет, — если бы я женился по собственному желанию.

— Но ты опередил меня в свадебном проходе! — Анна смеется и легонько хлопает его по руке, заставляя Кастиэля закатить глаза. — Ты сам сказал, что в жизни не сделаешь того, чего я не делала.

— Я никогда этого не говорил, — протестует Кастиэль.

— Еще как говорил! Можно подумать, я когда-нибудь это забуду. Тебе было тринадцать, ты злился и обижался, что я пересекла Ледяной Рог в одиночку, помнишь? Но посмотри на себя сейчас. — Анна цокает языком. — Теперь ты совсем взрослый.

Кастиэль морщится.

— А раньше не был?

— Ты же знаешь, что я до сих пор вижу тебя тем пухленьким, лохматым малышом...

— В этой стране и так уже идет война, Анна, — говорит Кастиэль. — Давай не будем начинать новую.

Анна фыркает.

— Ах, вот оно как.

В бумажных закромах Анны слишком много всего. Кастиэлю хочется выбросить половину, но он не знает, что из этого важно для Анны, а что нет. Есть куча статей о растущем конфликте, и очень забавно наблюдать, как меняется тон сообщений, когда журналисты больше не могут отрицать реальность происходящего.

Кастиэль берет еще одну пачку, и там с разворота на него смотрит его собственное лицо. После нескольких недель инстинктивного отворачивания от подобных образов Кастиэль сознательно подавляет в себе этот импульс — берет газету и внимательно изучает ее.

Он никогда раньше не видел этого снимка. Это они с Дином во время второго интервью в лагере Илчестера. На них парадные костюмы, они держатся за руки, и за спинами развернуты семейные знамена. Кастиэль не сразу вспоминает, что неплохо бы прочесть заголовок: «Эксклюзивное интервью с золотой парой». И ему потребовалось еще больше времени, чтобы взглянуть на улыбающееся лицо Дина.

Поворотный момент. На следующий день все рухнуло, но тогда иллюзия мира и контроля еще никуда не делась. Тогда в последний раз люди могли наслаждаться сплетнями о паре, о существовании которой даже не знали всего месяц назад.

— Я начала собирать это, как только ты начал появляться в газетах, — говорит Анна. — Можешь не смотреть, если тебе неприятно.

— Да, мне неприятно — соглашается Кастиэль. — Я не знаю, кто это. И не вижу себя в этом человеке.

— Потому, что это не ты.

— Я знаю, — это не он, так же, как тот, кто рядом — не Дин. Сквозь краску виднеется лишь крошечный кусочек того, кто они есть на самом деле. Прошло несколько недель, а он все еще не пришел в себя из-за того, как ошибался.

Кастиэль должен сказать что-то еще, но не может. Теперь это уже неважно. Анна возвращается к разбору своих писем и комкает несколько ненужных. Кастиэль берет газету с их с Дином лицами и засовывает ее под стопку, тем самым открывая журнал с фотографиями свадебного приема.

Мельком просмотрев всю стопку, он понимает, что эта тема в ней — основная. Кастиэль делает глубокий вдох и решает, что глупо оттягивать неизбежное, и углубляется в чтение.

* * *

Деятельность Анны по оказанию помощи зависит от отношений, которые она построила. Кастиэль не может вмешиваться напрямую, поскольку у него нет доступа к тайному источнику Анны, зато он может собирать, организовывать и содействовать. Анна — это проводник, организующий безопасный проход для людей и сообщений, она же отслеживает множество потоков и жонглирует плавающими расписаниями. Всю следующую неделю Кастиэль просыпается очень рано и не засиживается на работе — все свое время отдавая Анне с ее двухсторонней связью. Он помогает расшифровывать сообщения и принимать решения. Однажды он обеспечивает Анне алиби на работе, когда ей пришлось совершить однодневную поездку в порт ради посылки для одного из ее друзей.

Кроме того, следующую неделю Кастиэль закрепляет радиоволну Дина. Во время вечерней смены в «Автозаправке и сопутствующих товарах» он в одно и то же время настраивает ее на радиоприемнике Норы. Каждая передача длится менее получаса, но, как и в первой, Дин на полную использует это время — быстро и кратко передает факты, предположения и советы.

Кастиэль не всегда может прослушать всю передачу, потому что в магазине бывают клиенты, и он не знает, опасно ли настолько открыто транслировать такую бунтарскую передачу. Тем не менее, он слышит достаточно, чтобы понять — боевые действия застопорились, потому что Люцифер пробует новую тактику призыва к прекращению огня и стыдит Майкла, заставляя того отступить. Новость означает, что Анна может открыть больше линий связи для тех, кто хочет отправлять сообщения через границу, и это хорошо.

Следить за трансляциями Дина становится легче, когда Анна добывает Кастиэлю подержанный плеер. У него не такой хороший прием, как у радиоприемников Норы и Анны, зато есть записывающий механизм, и Кастиэль может оставить плеер за стойкой, где прием лучше всего, записать трансляцию и прослушать позже. Кастиэль даже использует свою скидку для сотрудников, покупая для этой цели чистые кассеты.

А вот Анна с подозрением относится к трансляции. Слушает, пока Кастиэль на работе, и обсуждает с ним позже, но в основном ее очень смущает то, что эта передача вообще существует. Хотя она подтверждает верность некоторых сообщенных фактов, наверняка такой канал бы давным-давно закрыли?

Во вторник у Кастиэля выходной, и он присоединяется к Анне — та слушает ночной эфир. Это их первое совместное прослушивание, и по этому случаю они запасаются горячими напитками и устраиваются на диване, с блокнотами в руках, ожидая начала.

— Я просто не понимаю, — говорит Анна. — Подпольные станции — это одно. Они, может, и поднимают моральный дух и делятся рок-музыкой, но тут же речь не о духе. Это... ну, измена.

— Я подозреваю, что здесь измена — совсем не то, что у нас дома, — говорит Кастиэль. — И у Совета сейчас целый ряд других важных задач. Сомневаюсь, что у них было бы время на расследование и закрытие какой-то станции.

Особенно, когда местные Дома раскалываются, а Совет с трудом принимает единые решения.

— Им не нужно отключать ее, просто ограничить диапазон. И у нас с тобой разные мнения о важности задач. Будь я на месте Харвелл и какой-то умник позорил бы меня перед всей нацией, это стало бы первоочередной задачей.

— Разве он подрывает ее авторитет? — спрашивает Кастиэль. — Он и слова не сказал о... О, началось.

Из динамиков раздается треск, и оба выжидающе поворачиваются к нему. Трансляция всегда начинается одинаково — гудок, слабый шелест, а затем первые слова передачи.

Как всегда, при звуке голоса Дина у Кастиэля перехватывает дыхание. Сегодня он начинает со слов: «Мы в эфире и в порядке, привет всем». Знакомый низкий протяжный голос, теплый, но немного хрипловатый — по мере разговора он все больше будет смягчаться, — и Кастиэль готов поклясться, что чувствует призрачное прикосновение к своей коже, словно Дин рядом, берет его за руку и тянет за собой.

Это просто голос по радио, но в каком-то смысле Кастиэль приглашает Дина сюда, в этот дом. Это кажется правильным.

«Итак, сегодня у нас тихая ночь для всех, у кого есть свои взлеты и падения. С другой стороны, начиная с полудня, официально объявлено перемирие на три дня. М окончательно принял решение, и ходят слухи, что Л просит о переговорах. Наш славный спикер действительно созвал Совет для голосования, но, к сожалению, кворума не набралось, так что будет второе заседание, и пока ни слова о том, когда именно. Не такая уж верхушка подтвердила, что с севера приближается второй флот М. Официально заявляют, что они охраняют границы, но мы-то знаем, что это подкрепление, верно? Не цитируйте меня, я просто чувак с микрофоном».

Анна тихо шипит сквозь зубы. Новые корабли — это больше войск, значит, сражение может затянуться или Майкл попытается захватить еще больше городов. Люцифер с этим не согласится, но трудно сказать, какие ресурсы у него есть для ответного удара.

«...И вдоль ЕА замечена автоколонна с эмблемами пчелы. Мы не знаем, что это, но пока все ведут себя хорошо и уже восемь часов держат кулаки под задницами. Дружеский совет — помните, это перемирие не постоянное. Пользуйтесь, пока можете, но при долгосрочных действиях или перемещениях учитывайте, что кто угодно с обеих сторон может нарушить его в любой момент. Сейчас проще получить доступ к...»

Некоторые термины Дина Кастиэль не понимает, поэтому записывает их, чтобы позже спросить Анну. Но та строчит еще активнее, чем Кастиэль. Она хмурится и прикусывает нижнюю губу. При официальном прекращении огня появится больше желающих проскочить, некоторые, вероятно, даже захотят вернуться домой, что будет невозможным, если Майкл устроит морскую блокаду.

Кастиэль рад, что Дин продолжает говорить спокойно и уверенно. Он говорит не так громко, как обычно, но и это не просто разговор. Совсем другой вид исполнения, который требует абсолютно другого вида честности. И пускай в его словах скользят разочарование и сарказм, они совсем не пораженческие. Дин вещает, потому что все еще надеется и хочет разделить свою надежду с другими.

«К слову, такие ситуации выявляют лучшее и худшее в каждом из нас. Знаю, говорят, что когда на кону высокие ставки, на свет вылезает наша истинная суть, и, возможно, это правда, но ведь не вся, понимаете? Когда кто-то, неважно, кто, чувствует себя загнанным в угол, он не может мыслить здраво. И тогда срывается и атакует. Люди уже страдают, так что громоздить боль на боль вряд ли кому-то поможет. У нас есть три дня — хорошо, два и три четверти — чтобы разобраться в завалах, поэтому воспользуйтесь этим шансом, чтобы связаться друг с другом. Все еще может измениться в мгновение ока».

Ах вот как. Будь Дин здесь, Кастиэль напомнил бы, что сам он не всегда следует собственным советам. Дин закатил бы глаза и огрызнулся, а Кастиэль отчитал бы его, и Дин добродушно принял упреки. Кастиэль надеется, что где бы он ни был, так и будет. У Дина явно дела идут лучше, чем раньше — его радиопередача означает, что у него есть друзья, которые поддерживают и доверяют ему. Кастиэль радуется и чувствует облегчение.

«Мне повезло больше, чем другим. Я знаю это и очень благодарен. Но, как и у всех, у меня есть незаконченные дела, которые, увы, шанса завершить не будет. Мне есть перед кем извиниться и кого благодарить. Прошлое теперь уже не важно. Повторяю, когда тебя загоняют в угол, можно ошибиться, но только если думать сгоряча, а такое меня вообще не радует».

Кастиэль вздрагивает от неожиданности. Дин говорит о Сэме. Он просит Сэма вернуться к нему.

«Ладно, я предупреждал, что сегодня вечер будет тихим! А если серьезно, максимально используйте эту передышку, но не считайте, что раз перемирие, можно спокойно возвращаться на побережье. Говард Лайн все еще закрыт, как и горячие точки. Связь, вероятно, немного улучшилась, но не стоит верить мне на слово, по-настоящему мы узнаем все лишь завтра на рассвете. А сегодня я собираюсь выпить пива, и вы можете составить мне компанию. С вами был ваш дружелюбный сосед-разнорабочий».

Звучит гудок окончания передачи, а затем помехи. Анна выключает радио, и Кастиэль запоздало вспоминает, что ему нужно дотянуться до подоконника, чтобы взять плеер и остановить запись.

— Это другое дело, — произносит Анна.

— Люцифер тянет время, — говорит Кастиэль. — Он знает, что Майкл никогда не позволит Совету решать ситуацию, ведь это значит подчиниться чьей-то власти, а не вершить ее самому.

— Но Люциферу опасно медлить, потому что Майкл запросто может вызвать подкрепление.

Кастиэль задумчиво кивает.

— У Люцифера может быть более хитрый план. Кроме того, мы до сих пор не знаем ситуацию на островах. Я уверена, что Рафаэль — впечатляющий регент и в состоянии заменить Майкла, пока тот в отъезде, но мне интересно, все ли там так уж дружно выступают в поддержку дела короля. У Люцифера должны быть последователи. Как минимум, шпионы.

— Жаль, что у этого парня, — Анна показывает на приемник, — нет связей по ту сторону границы. Он мог бы распахнуть ее настежь.

Кастиэль хмурится от тона Анны.

— О чем это ты?

— Ну, он выкладывает информацию довольно высокого уровня. Откуда он знает о сборе Совета? Даже если он охотник, это все равно не объясняет знание некоторых вещей. Конечно, у них достаточно глаз, чтобы отслеживать передвижения Майкла и Люцифера, но он говорит о связях и расколах среди Домов. Не будь он связан с ними напрямую, то и понятия не имел бы, что там происходит.

— Он изобретателен, — говорит Кастиэль. — Возможно, он... из высокопоставленных охотников.

— Или же глашатай, — говорит Анна. — Думаю, ему не стоит особо верить.

— Хочешь сказать, что эта передача под патронатом Совета?

— Не знаю, — Анна пожимает плечами. — Они любят дезинформировать, но это не похоже на их обычные методы.

Кастиэль не представляет, чтобы Дина использовали для чего-то подобного. Вряд ли после всего, что он пережил, да еще и при всей анонимности этой передачи.

— Эта информация слишком конкретна и важна для пропаганды.

— Да, и ты не подвергаешь ее сомнению, — Анна слегка наклоняет голову, словно только сейчас поняла. — Ты практически принимаешь ее, как должное.

— Нет, не принимаю — оправдывается Кастиэль.

— Что ты там писал? — Анна наклоняется к нему, и Кастиэль быстро закрывает свой блокнот. — Дай сюда, — она хватает край его блокнота и поворачивает к себе.

— Ничего особенного, — Кастиэль не ерзает, потому что тогда появятся новые вопросы. Достаточно того, что Анна удивленно и несколько смущенно приподнимает брови — слева на листе несколько тезисов, а справа — небольшой набросок стоящего радиоприемника.

— Это не мое радио.

— Да, — Кастиэль снова прижимает к себе блокнот. — Я рисую, когда думаю, ты же знаешь.

— М-м-м, — нейтрально говорит Анна. — О, мне нужно позвонить.

— Конечно, — Кастиэль ждет, пока Анна выйдет из комнаты, а затем смотрит на свой рисунок.

Он просто рассеянно что-то чиркал, однако каким-то образом прямоугольник превратился в радиоприемник из Дома Джошуа, с изогнутой рамой и линией ручек у основания. С его помощью Дин пытался обучить Кастиэля музыке. Оно же фоном работало в те неспешные послеполуденные часы, когда они читали и писали письма.

Кастиэль твердит себе, что вспоминать о таких временах с нежностью — нормально. Он не идеализирует воспоминания и прекрасно помнит всю неловкость и замкнутость той ситуации. В то время они не могли быть абсолютно честными друг с другом, и Кастиэль не хотел бы возвращаться к этому, какими бы замечательными не были хорошие стороны.

Подавив очередной вздох, Кастиэль берет свой плеер и перематывает кассету.

* * *

Перемирие длится целых три дня, а затем Эллен удается начать непрямые переговоры между королевскими братьями. Анна удивлена не меньше Кастиэля, зато никто не удивляется одному из требований Майкла — Совет должен помочь ему захватить Люцифера, или же король применит силу и сам будет ловить своего брата. Кастиэль мельком думает, уж не сговорились ли Майкл и Люцифер — у первого практически есть оправдание для полномасштабного вторжения, — однако тут же отбрасывает эту мысль, вспомнив, что Майкл слишком самодоволен, чтобы просить хоть какой-то помощи у своего брата.

Газеты и радиостанции сообщают, что Совету удалось начать переговоры между королем и его изгнанным братом, но они забывают упомянуть то, что сказал Дин: отказ Майкла от первоначальных условий Совета и заявление двух его членов о безумии Майкла, а также об их желании принять сторону Люцифера, чтобы изгнать короля из Республики. Так или иначе, Люцифер вообще не делает никаких заявлений.

В это время Анна продуктивно работает, а Кастиэль помогает. Они отправляют сообщения и переводят заблокированные средства из-за границы, а однажды даже тайком протаскивают одну из подруг Анны, которая искала своего любимого, через Рексфорд на север. Друг Анны, Хаэль, несмотря на маскировку, узнает Кастиэля, но обещает сохранить тайну. Кастиэль даже посылает Бальтазару письмо, уверяя его, что с ним все в порядке. Гарантии, что письмо дойдет до адресата, нет, но попробовать стоит.

Несмотря на все это, Кастиэль по-прежнему работает в «Автозаправке и сопутствующих товарах» и записывает вечерние передачи Дина. Совсем скоро записей хватит для целой кипы кассет, которую он надежно прячет среди своих немногочисленных вещей в гостевой комнате Анны.

* * *

Раз спустя столько времени конфликт так и не урегулирован, неудивительно, что система нормирования в масштабах всей страны поднялась на ступеньку выше. Кастиэль приходит на работу на следующий день после объявления рано утром и помогает Норе с реорганизацией и переназначением скоропортящихся продуктов в контрольном списке.

— Все не так плохо, — говорит ему Нора. — Мы пока за пределами третьей зоны, поэтому не сильно пострадали. У тебя есть список?

Кастиэль кивает. Тщательно проверив расположение товаров, он с надеждой смотрит на Нору.

— Да, — говорит та и тихо смеется, — можешь слушать свою музыку во время работы.

Кастиэль приподнимает колпак в знак признательности, а затем направляется к проходам магазина. В целом работы не слишком много, значит, можно не торопиться и начать с раздела хлопьев и печенья. Там Кастиэль осторожно надевает наушники, нажимает кнопку воспроизведения на плеере, прикрепленном к поясу, и берет инвентарный список товаров.

«Да, мы в эфире, — доносится голос Дина через губчатые наушники, —так что, готовьтесь, вот вам крохи информации — Л наконец-то пожаловал со списком вежливых просьб — вежливых для данной ситуации, хотя судите сами...»

Кастиэль знает — он ужасный человек. Нора думает, что он слушает музыку, когда выполняет задания, не требующие общения напрямую, и Кастиэль не испытывает желания поправлять ее.

«...Это королевский иск, часть вторая: ускорение, вот только тут у нас какие-то бессмысленные перестановки. Л судится за первоначальную волю их с М покойного королевского папаши, утверждая, что в упомянутом завещании не было ни слова о том, что Л исключен из линии наследования. Главный аргумент в том, что, хотя его изгнали, по-настоящему, ничто не мешает ему занять трон. Уверен, вам интересно — постойте-ка, даже если Л лишен наследования, разве М все же не старше его? Итак, дети, вот мы и добрались до лакомого кусочка, все на месте? Надеюсь, да, ведь в сегодняшней серии мыльной оперы Л утверждает, что М родился вне брака, и старый король так и не издал закон, который легализовал бы положение М как наследника...»

Если честно, Кастиэль злоупотребляет своей скидкой для сотрудников, горстями скупая батарейки для своего плеера. Поначалу Кастиэль говорит себе, что только переслушивая эти записи, сможет уловить детали и по-нормальному проверить факты, но это хлипкая ложь.

Каждый вечер Дин выходит в эфир и говорит о важных, деликатных темах, которые затрагивают людей по всей стране. А что делает Кастиэль? Он эгоистично отделяет контекст и наслаждается тихой гаванью, которой стал для него голос Дина.

Да, Кастиэль ужасен. Самое страшное — он любит перематывать некоторые моменты, например, несколько дней назад Дин зачитывал список условий Майкла и споткнулся на слове «...оправдано праведностью короны и ее святым имте... импе... императивом! Клянусь, я умею говорить, стойте, нет, не в части...», — а затем рассмеялся над самим собой. От этого звука у Кастиэля мурашки побежали по рукам.

Кастиэль лепит наклейки на коробки с хлопьями и проверяет их ценники, но за голосом в ушах он почти представляет себе, что Дин стоит у него за спиной и болтает о том о сем, ссылаясь на информацию, о которой Кастиэль понятия не имеет, а затем небрежно упоминает что-то нелепое, чтобы проверить, слушает ли вообще его Кастиэль.

Но Дин в ушах Кастиэля не рассказывает о себе и не шутит. Это вчерашний выпуск, где он говорит об очень серьезной ситуации, которая необратимо может изменить их жизнь. Новая тактика Люцифера атаковать законом застала Майкла врасплох, и в таком состоянии тот может непредсказуемо наброситься. Кое-какие факты, которые, по словам Дина, утверждает Люцифер, интересны и потенциально нестабильны, и Кастиэль мысленно уже составил себе список литературы, которую позже попытается найти в библиотеке Рексфорда. Вот и использует свой новенький абонемент.

Но Кастиэль уже дважды слушал этот выпуск. Один раз с Анной, после чего они обсудили возможные последствия, и еще раз вчера перед сном. Ему совсем не обязательно опять его слушать, как и вообще всю коллекцию кассет.

Кастиэль знает, что неоправданно благоговеет перед каждой передачей, но ничего не может с собой поделать. Его теперешнее существование — временно, он — гость в доме своей сестры и бездомный, затаивший дыхание. Всю его жизнь до прибытия в Рексфорд пришлось насильственно вычеркнуть, и даже нынешнее отражение Кастиэля в зеркале — не его собственное. Желание сохранить что-то для себя — естественно.

У Кастиэля есть Анна — она видит его таким, какой он есть. У него есть голос Дина, который напоминает ему о том, как он жил и что делал. Конечно, Кастиэль может взять старые газеты и журналы в тайнике Анны, пестрящими их с Дином лицами, но голос... не настолько замаран. Если Кастиэль лежит в постели и, закрыв глаза, слушает записи, то кажется, что Дин разговаривает с ним, и только с ним. Кастиэль наслаждается этой иллюзией.

Не стоит забывать и о том, что вещание в любой момент может прекратиться. И Кастиэль никогда не увидит Дина, поэтому каждая передача может стать последней весточкой о нем.

Когда Кастиэль заканчивает работать с полками, в плеере проигрывается уже другая кассета, с более ранней передачей. Звук немного отличается тонким эхом, и Кастиэль подозревает, что студия Дина мобильна.

Сейчас он говорит: «Серебро, как правило, лучший выбор, но не все оно чистое, даже если ослепляет блеском. Оно бывает разных сортов, так что если у вас серебряный оберег или предметы домашнего обихода, которые вы захотите превратить в оружие, неплохо бы отнести их на проверку эксперту».

Кастиэль жалеет лишь, что не может быть максимально полезным. Если бы он лично видел перехваченные материалы, то мог бы лучше объяснить действия Люцифера и Майкла. Конечно, насколько Кастиэль знает, в лагере Дина есть свои помощники, но Кастиэль подошел бы лучше. Он сказал бы ему, что у Люцифера уже должен быть доступ к завещанию его отца, значит, при дворе Михаила есть шпионы, которые ведут подрывную деятельность. Для начала.

Взгляд на часы подтверждает, что пришло время открывать магазин. Кастиэль останавливает запись и собирается вернуться к Норе, но тут его левую руку пронзает боль.

Кастиэль с грохотом роняет планшет.

Боль — внезапная резкая пульсация, от которой сводит зубы, магическая обратная реакция встряхивает и блокирует мышцы его руки. Кастиэль резко сворачивает в проход, его плечо опасно касается ближайшей полки до того, как он успевает выпрямиться. Жестяные банки на полке зловеще дребезжат за спиной.

Левая рука — это брачная татуировка. Кастиэль хватается за рукав и шипит от боли, когда пальцы касаются нежной кожи, задирая ткань до локтя. Кастиэль быстро моргает, желая прогнать белые пятна в глазах, чтоб им провалиться.

Темные линии татуировки в основном на месте, но там, где они вились непрерывно, теперь прерыватся четким прямоугольником неокрашенной кожи, размером с визитную карточку, на внешней стороне предплечья. Кожа красная, слегка припухшая и заметно чистая от чернил.

— Ох, — выдыхает Кастиэль. С Дином что-то случилось. Его пытают? Да кто же вообще пытает, уничтожая брачную татуировку? Нет, Кастиэль просто туго соображает, ведь никто не может уничтожить связь без воли женатого человека. Обычная травма руки не сотрет часть татуировки, словно ее и не было.

Кастиэль дотрагивается до пятна, шипя от болезненной чувствительности кожи. Прямоугольник слишком аккуратен, чтобы быть случайным, значит, он нанесен специально.

Дин стирает татуировку.

Если Кастиэль хорошенько присмотрится, возможно, увидит, какая часть татуировки исчезнет следующей. В груди пустота, в горле пересохло, но это его проблема. Дин может делать все, что захочет. Это его тело, его жизнь. Кастиэль — всего лишь очевидец.

За спиной Кастиэля раздается шорох.

— Стив, что случилось?

Кастиэль подпрыгивает. Он резко поправляет рукав, но не успевает спрятаться от взгляда Норы, которая отслеживает движение и замечает край татуировки до того, как ее скрывает рукав.

— О, — тихо и удивленно произносит Нора. — Ох, мне очень жаль.

Кастиэль быстро качает головой. Похоже, застегнуть манжету у него пока не выйдет, поэтому он сдается и поднимает свои упавший планшет и ручку.

— Стив, все в порядке, — Нора берет у него планшет. У нее доброе лицо, слишком доброе. — Иди домой, возьми выходной. Лайла скоро придет, а я тут и сама справляюсь.

— Я в порядке, — шипит Кастиэль. — Это не повод.

— Стив, — Нора дотрагивается до его плеча, и Кастиэль вспоминает, что она прекрасный человек и его начальник, и нехорошо грубо отталкивать ее. — Идем.

Нора мягко, но решительно уводит его от стеллажей. Кастиэль идет, поскольку еще не решил, что делать дальше, кроме как сжимать предплечье и готовиться терпеть боль, которая отчего-то так и не возвращается.

В конце концов, Кастиэль понимает, что Нора подвела его к стойке, усадила на табурет и сунула в руки только что приготовленный молочный коктейль. С вишневым вкусом — она заметила, что в перерывах он именно его и пьет.

— Я справлюсь с магазином и без тебя, — говорит Нора. — Если тебе нужно идти...

— Мне больше некуда идти, только сюда, — говорит Кастиэль. — Если он хочет избавиться от... Это не мое дело.

Кастиэль не смотрит на Нору, но ему кажется, что она хмурится.

— Конечно, это твое дело, половина вашего брака — твоя.

Нора, конечно, ошибается. Этот брак принадлежит не только им с Дином, но и их странам, а также всем, кто устроил его. Теперь необходимость в нем отпала, ведь мир движется непредсказуемыми и опасными путями. На самом деле и правда разумнее полностью уничтожить брачную татуировку, ведь она уже неактуальна. Кастиэль и не знает, почему сам не додумался до этого.

— Он не настоящий, — говорит Кастиэль. Едва он произносит эти слова, в голове вспыхивает воспоминание — то же самое он сказал Дину, и тот огрызнулся в ответ: «Это не по-настоящему? Слова, которые мы сказали, не были настоящими?» Кастиэль прочищает горло и поправляется: — Я имею в виду, все началось не так, как надо. Мы поженились не как обычные пары, так что... В один прекрасный день это должно было закончиться.

— Но почему? — спрашивает Нора.

Кастиэль смотрит на нее, а та, прислонившись к стойке, наблюдает за ним. Ее спокойный и терпеливый взгляд необъяснимо заставляет Кастиэля чувствовать себя ребенком, хотя он взрослый мужчина, который изо всех сил старается не расстраиваться из-за того, что Дин сделал то, что должен был сделать несколько недель — даже месяцев — назад.

— Это сложно объяснить.

— Вы плохо расстались?

Вопрос заставил Кастиэля мысленно вернуться к их последнему поцелую — Дин опирался о машину, слегка наклоняясь, и не сопротивлялся, когда Кастиэль притянул его к себе, а затем — клятвенное согласие в глазах Дина. Но прошло несколько недель, и с тех пор многое изменилось. Дин, наверное, уже забыл о тех своих словах. Ничего страшного, ведь Кастиэль достаточно помнит за них обоих. Что вообще имел в виду Дин?

— Значит, ты все еще любишь его, — тихо говорит Нора.

— Это неважно, — говорит Кастиэль. — Нам вообще не нужно было жениться. Нас вынудили наши семьи.

— Если что-то начинается с плохого, вовсе не значит, что в будущем нельзя превратить это во что-то хорошее, — Нора мягко улыбается. — Анна наверняка говорила тебе, что я никогда не хотела такой жизни для Тани. Мне казалось, я и так все знаю, но нет, и тогда пришлось учиться на горьком опыте... А моя дочь не получила того, что могла. Я всегда буду оглядываться на определенные моменты своей жизни с сожалением, но при этом я все же сделала что-то хорошее.

— Это другое дело, — говорит Кастиэль. — Ты храбрая и самоотверженная.

Нора тихо смеется.

— Нет, не совсем. Полагаю, со стороны, может, все так и выглядит, но поверь мне, совсем нет. В основном во мне бушуют сомнения, разочарование и ненависть к себе... и попытки найти силы, чтобы продолжать давить на газ.

Кастиэль смотрит на свой стакан с молочным коктейлем, с боков которого капает конденсат. Можно и выпить, зачем зря переводить продукт. Попивая коктейль, он осознает, что в руке больше не чувствуется изменений и боли. Он сгибает левую руку.

— Все остановилось, — говорит Кастиэль.

— Может, он и не хочет уничтожать татуировку, — предположила Нора.

— Бессмысленно. Удаление было очень чистым, случайно такое не происходит. Разве что... — Кастиэль пытается представить себя на месте Дина после нескольких недель отсутствия контакта и, вероятно, принятия того, что его может и не быть. — Разве что он пытается получить мое согласие.

Нора вздрагивает.

— Твое согласие?

— Может, это его уведомление о желании полного развода, — говорит Кастиэль. — И теперь он ждет моего ответа. Если я соглашусь, то сам удалю еще один фрагмент, тогда он поймет, что делать дальше.

— Но ведь ему не нужно твое разрешение? Если бы он захотел, мог бы просто убрать все одним махом.

Чем больше Кастиэль думает об этом, тем больше в этом смысла. Нетрудно понять дискомфорт Дина от связи, но, независимо от его собственных чувств, он не решился бы в одностороннем порядке полностью удалить татуировку, хотя бы из уважения к их дружбе.

— Д... Иногда он чувствует себя виноватым, добиваясь того, чего действительно хочет. Он колеблется.

— А чего хочешь ты? — спрашивает Нора.

Кастиэль морщится.

— Это вполне законный вопрос. Чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы все это закончилось, — говорит Кастиэль. — Хочу прекращения борьбы, хочу, чтобы каждый мог вернуться домой к своим близким.

Он хочет, чтобы Майкл и Люцифер перестали быть эгоистичными детьми. Он хочет, чтобы Анна могла вернуться в родную страну и свободно исследовать ее, не опасаясь репрессий.

— Это твои желания для всех, — говорит Нора. — Очень мило. Но чего ты хочешь для себя?

Кастиэль хочет сбрить эту дурацкую бороду и подстричься. Он хочет вернуться в свою квартиру и спасти то, что осталось. Он хочет снова увидеть Дина.

— Я снова хочу увидеть его, — говорит Кастиэль. — И удостовериться... кое в чем.

— Ну вот и все.

— Но не могу... не сейчас.

— Да уж, но когда-нибудь, — Нора с надеждой вскидывает голову, словно это действительно так просто. — Но разве нельзя однажды снова встретиться с ним?

— Да, можно, — неохотно соглашается Кастиэль. — Но я не знаю, захочет ли он меня видеть.

— Давай ты не будешь беспокоиться о том, чего он хочет, раз уж не знаешь наверняка. Может, лучше тебе подумать о собственных желаниях? Мы все с нетерпением ждем этого, и бог свидетель — многим это необходимо прямо сейчас.

Кастиэль не знает, что на это ответить, поэтому обхватывает губами коктейльную соломинку и делает большой глоток молочного коктейля. Нора закатывает глаза, но все же похлопывает его по плечу и возвращается за прилавок, чтобы продолжить работу. Кастиэлю не нужен выходной. Есть работа, и кто-то ее должен выполнять. Плеер на поясе Кастиэля кажется тяжелее, чем пять минут назад.

Может, Дин действительно забыл его. Ну, не как человека — вряд ли память у него настолько плоха, чтобы стереть недавнего знакомого, но, возможно, Дин забыл все... остальное. Может, он готов и хочет жить дальше, но не может этого сделать, оставаясь женатым. Кастиэль не хочет упрекать его за это.

Вот только Кастиэль вроде как в некотором смысле именно это и делает. Если он правильно угадал намерения Дина и тот действительно хочет обрубить все концы, можно же просто... сделать это. Пойти к жрецу за окончательным разводом, и это будет легко, словно разрезать потрепанную нить. Дину не нужно, чтобы Кастиэль подписывал его желание быть свободным.

Кастиэля утешает татуировка, потому что она — живое свидетельство того, что Дин жив и здоров. Он может обойтись и без нее, но, имея выбор, предпочел бы оставить. Конечно, смысл брачной татуировки совсем не в этом, она не просто способ на расстоянии следить за человеком, чьи мысли для него — загадка.

При желании Дин может полностью уничтожить связь. Кастиэль не против, но сам не сотрет ее.

— Возьми выходной, — говорит Нора, и ее голос вырывает Кастиэля из его мыслей. — Не заставляй меня прогонять тебя.

Кастиэль пытается впиться в нее взглядом, но выходит плохо.

— Ладно.

Можно пойти в библиотеку.

* * *

Несколько часов спустя Кастиэль, погрузившись в диафильмы старых республиканских газет, вспоминает об очередной трансляции. Он слушал Дина много ночей, и за все это время тот пропустил всего одну передачу — тогда его сменил незнакомый женский голос, уверявший слушателей, что с разнорабочим все в порядке, просто он кое-чем занят.

С момента утреннего пореза на татуировке больше не появляется ни следа. Кастиэль проверял примерно каждый час — никаких изменений. Маленький фрагмент очищенной кожи все еще розовый, но уже не опухший, так что Кастиэль может с любопытством ткнуть в него пальцем. Кажется, будто кто-то прижал печать к его руке, только вместо того, чтобы добавить, она, наоборот, отняла рисунок.

У Кастиэля было время привыкнуть к мысли потерять всю татуировку. Не останется ничего, кроме шрамов там, где Кастиэль резал кожу. Их хватит, чтобы запомнить этот эпизод — ведь это именно эпизод. Какое-то время он был женат, а потом — если Дин пойдет на это — окажется свободным. Он и так почти не женат.

Неплохо было бы просто увидеть Дина и услышать от него, что этого он и хочет. Хороший финал. Ведь больше всего расстраивает незнание.

Кастиэль очень скучает по Дину. Ну вот, он это признал. Он скучает и надеется, что хоть Дин не скучает по нему так же, иначе это паршиво. Конечно, именно светлая сторона Дина хочет полностью разорвать связь — может, у Кастиэля больше и не будет татуировки, зато он точно будет знать, что Дин свободен от этой ужасной и просто невыносимой тоски. Это не весело.

Нора спросила, плохо ли они расстались. Кастиэль не знал, отвечать ему да или нет. При расставании они не испытывали друг к другу открытой вражды — гнев Кастиэля испарился, а Дин проявил сочувствие и отпустил его. И с какими чувствами не вспоминал бы Кастиэль тот момент, он не понимает, почему Дин солгал. Это ничего бы не дало и никому не принесло пользы.

Эта глава их жизни, пускай и закрыта, однако по-прежнему кажется незавершенной — и Кастиэль чувствует себя таким же незавершенным.

Проходит время, Кастиэль наконец уходит из библиотеки и направляется домой к Анне. Он ловит себя на мысли, что не знает, ждет ли он сегодняшней трансляции или боится ее. Ему хочется знать, что с Дином все в порядке, но вдруг он получит и подтверждение чего-то... другого.

«Не будь дураком», — говорит себе Кастиэль. Он хочет этого. Хочет знать наверняка, потому что тогда появится определенность.

Анна удивляется появлению Кастиэля.

— Ты рано, — с подозрением говорит она.

— Да. Нора за хорошее поведение отпустила меня пораньше.

— Мило.

Ранний ужин — это нормально. Они вместе готовят, и Кастиэль рассказывает Анне о том, что удалось нарыть в библиотеке. Анна с интересом смотрит на него, потом раздумывает, не послать ли Бальтазару телеграмму, чтобы узнать, в какую сторону дует ветер на родине. Кастиэль так увлечен рассуждениями Анны, что запоздало замечает время — пора включить плеер, если он хочет записать трансляцию.

Анна поворачивает радиоприемник в сторону столовой, а затем жестом приглашает Кастиэля сесть рядом с ней.

— Ладно, так должно быть нормально!

Как только Кастиэль садится, в динамиках раздается треск и гудок.

«Сейчас вечер, и мы в эфире».

С Дином все в порядке. Он активен и в здравом уме. Это хорошо. Кастиэль тихо выдыхает, и, к счастью, этот звук поглощается монологом Дина о событиях дня, которые сообщают основные средства массовой информации. Анна очень спокойно ест тушеное мясо и сосредоточенно слушает.

«...Так что горячая точка будет расширяться вдоль побережья на восток, информация, вероятно, появится до полудня завтрашнего дня. Флот М все еще движется, значит, к концу эфира новости могут и устареть. Держите глаза и уши открытыми, прислушивайтесь к местным шерифам, и, если понадобится, готовьтесь смыться в любой момент».

Голос Дина звучит почти без изменений. Усталый и слегка напряженный, но все еще контролирующий себя, все еще сосредоточенный на передаче фактов. В его речи нет демагогии или пауз, и, слушая, Кастиэль вынужден сделать вывод, что, возможно, ничего не узнает об утреннем происшествии.

Вернее, пока тот не доходит до конца передачи. Гвоздь его речи — похоже, Майкл готов отомстить, и Дин от себя советует затаиться и приготовиться. Затем, откашлявшись, он говорит:

«Итак, э-э, пришло время для парочки мудрых, но не цитируемых советов. Мне кажется, будто я веду эту передачу уже много лет, так что я наверняка уже говорил это, но новая информация приходит каждый день. От меня или от какого-нибудь приятеля, что болтается здесь, всегда найдется что-то, чем я могу поделиться, в надежде принести хоть какую-то пользу».

Раздается шорох и шипение, затем слабый стук, словно кто-то дотронулся до микрофона.

«Как я и говорил! Шутка в том, что я так и не могу понять, полезно ли все это. Помимо моих знакомых, которые отзываются, я понятия не имею, кто это слушает. Может, совсем никто, и я просто говорю в пустоту, я не знаю! Но на всякий случай я продолжаю. Иногда вы все делаете правильно, или думаете так, а в ответ — тишина, и кажется... ну зачем? И это расстраивает!»

Кастиэль хмурится.

«Но нужно продолжать. Продолжать надеяться, ведь стоит остановиться, тут же нагрянет беда. Я хочу поблагодарить мою замечательную команду поддержки — ребята, вы лучшие, я бы давно бросил это дело, если бы не вы. Я почти... На каждого порой накатывают сомнения, которые могут превратиться в моменты глупости. Сегодня у меня так и произошло — я кое-что натворил, думал, что... В тот момент это казалось хорошей идеей, хотя по сути, я просто повел себя как идиот, — повисает пауза. — Да, именно так и бывает, когда я пытаюсь импровизировать. В чем-то я был прав! И хочу сказать... потерпи немного. Порой кажется, будто ничего не меняешь, но ты же не знаешь этого наверняка. Если есть шанс, что ты что-то изменишь, продолжай в том же духе. Да. Слушай, чувак, мне за это не платят».

Кастиэль продолжает хмуриться. Дин взволнован — и это неожиданно. И хуже всего — эта речь, составленная для радиопередачи с широкой аудиторией, в которой и не обязательно есть Кастиэль, еще труднее для понимания, чем обычно. Чем больше Дин лепечет, тем больше Кастиэль сходит с ума — хорошо ли он ест, спит, следит ли за ним его команда и помогает ли? О нем вообще кто-то заботится? Пожалуйста, пусть о нем кто-нибудь позаботится.

Дин вздыхает, и динамики потрескивают.

«И когда я призываю вас держаться, на самом деле я и себе это говорю. Всем спокойной ночи». — На секунду воцаряется тишина, а затем раздается заключительный гудок.

— Ну, — изрекает Анна. Кастиэль смотрит на нее и видит, как она отчего-то слабо улыбается. — Что ж, он немного слетел с катушек.

— Может, он был пьян? — предположил Кастиэль. — Хотя нет. Трансляция началась нормально.

— Стресс от сложившейся ситуации рано или поздно настигает всех, — Анна откидывается на спинку стула, полузакрыв глаза. — А что, это было мило.

Кастиэль пристально смотрит на нее.

— Что именно?

— Извини, наверное, я жестоко выразилась, — она усмехнулась. — То, как он нервно ерзал, кажется довольно мило. Думаю, он хотел сказать что-то... личное, возможно, воспользоваться трансляцией, чтобы спросить что-то конкретное, но он не смог, ведь это неправильно.

Кастиэль кивает. Отчасти ее слова перекликаются с его собственными мыслями, а также с теми моментами, когда Дин явно хотел поговорить с Сэмом напрямую, но не мог произнести его имя прямо.

— Я думаю, он всего лишь человек, — говорит Анна. — Надеюсь, что бы там ни было, все будет хорошо.

— Он сказал, что у него отличная группа поддержки, — по крайней мере, это хоть как-то утешает. — С ним все будет в порядке.

Анна что-то бурчит себе под нос и перечитывает свои записи. Внимание Кастиэля возвращается к радио, шумящего помехами. Он встает, подходит к приемнику и опускает на него руку. Слушая этот треск, Кастиэль представляет, как Дин оставляет микрофон на своем посту и возвращается к важным делам.

В сегодняшней передаче очевидных ответов нет. Кастиэль так и не понял, напуган ли Дин произошедшим с его татуировкой. Интересно, что он предпочел говорить о своих личных разочарованиях и сомнениях, их чего можно сделать так много выводов — хороших и плохих. Но факт остается фактом: наверняка о намерениях Дина Кастиэль не знает. Одни догадки, и Кастиэль отлично понимает, что он далеко не эксперт в понимании Дина.

Однажды Кастиэлю придется самому искать ответы на свои вопросы, а пока следовать совету Дина: держаться.

— У нас есть незаконченное дело, — тихо говорит Кастиэль приемнику и выключает его. Анна за его спиной что-то слишком сосредоточенно бормочет и не слышит его. — И я надеюсь, что к тому моменту, как я закончу, ты все еще будешь помнить меня.