Запечатление (гет)

Новое утро начинается с того, что полосатый вихрь опять врывается в его кухню.

— Здесь слишком много всяких ненужностей! — с порога командует Грейнджер так, что не согласиться с ней... в принципе невозможно.

Она изъясняется таким голосом, точно всю жизнь прожила в фамильном особняке. Настолько непримиримым тоном, будто вообще родилась именно здесь и никак иначе. Словно забыв о том, что это то же самое здание, в котором её чуть больше года назад мучала Беллатриса.

Отчего Драко невольно раздумывает о том, уж не отшибло ли у Грейнджер память, а затем немного отвлекается и признаёт, что сегодня она выглядит ещё свежее и моложе, чем вчера.

С самого утра особняк и его окрестности нещадно жарит солнце и Грейнджер без предупреждения врывается в дом в простой белой майке, на которую надет сарафан — льняной и изрядно помятый. А ещё щедро украшенный полосками и словно копирующий самый дешёвый матрас, купленный на распродаже старинного барахла.

Драко смотрит на эти несерьёзные кремовые и васильковые линии, волосы, скрученные из-за жары в блестящий пучок, и отчего-то... даже хочет улыбнуться.

— Ты уже решил, что с этим делать?! — требовательно вырывает его из размышлений она, требуя немедленного ответа на вопрос.

И Драко застывает в нерешительности.

— Просто отправь лишние вещи в подземелье, — командует бежево-васильковый «матрас», быстро найдя подходящее решение, и Малфой сразу думает о том, почему это не пришло ему в голову раньше.

— О, нашлись всякие разные черпачки! — радостно восклицает Грейнджер, принявшись за тумбочку, а затем вытягивает глубокий ящик и с азартом изучает содержимое, начисто забывая о существовании Малфоя.

Она задорно крутится около стола, вытягивая из таинственной глубины всё новые и новые сокровища, и раскладывает их на столешнице, что-то приговаривая себе под нос. А через минуту Драко отчётливо слышит, что она даже принимается тихонько напевать от удовольствия, отчего внутри у него тоже что-то искрит.

Только сейчас — с огромным опозданием — Малфой понимает, что новый колокольчик у входа, вероятнее всего, прицепила она.

* * *

Бурная энергия Грейнджер бьёт через край и словно освещает собой заброшенный дом.

Полосатый сарафан стремительно носится по коридорам и распахивает ставни, интересуется у Малфоя ванными комнатами и сразу же приходит в восторг от их количества, после чего ловко стаскивает в гостиной пыльные, словно посыпанные пеплом шторы, и бодро скручивает в огромный рулет выцветший до основания ковёр.

Того, что происходит потом, Драко, конечно, ожидает меньше всего.

Часом спустя его отправляют в увлекательное приключение — на поиски гвоздей и молотка — и, проходя по коридору, Малфой выглядывает в окно, за которым и застаёт Грейнджер... ползающую среди кустарника на четвереньках, с куском ржаной булки в руке.

— Тихо! — рассерженным полушёпотом обрывает его она, когда Драко тоже выходит на улицу и показывается из-за деревьев, а затем загадочно манит к себе. — Смотри...

Она замирает, усевшись прямо на землю, и взглядом заставляет Малфоя опуститься рядом. Хлеб разламывается на небольшие кусочки и летит прямо в переплетение сочной высокой травы, которая разрослась настолько буйно и дико, что Драко даже не сразу замечает кого Грейнджер, в общем-то, кормит.

У её ног вьётся и перебегает туда-сюда маленький рыженький комочек, шкурка которого приятно лоснится и поблёскивает на солнце. А потом он ненадолго скрывается в лабиринте стеблей и приводит за собой ещё двоих. Только ещё очаровательней и меньше.

— Я подкармливаю их иногда, — Драко холодеет от внезапно подступившего ужаса, а вот Грейнджер наоборот, кажется, сейчас сама громко запищит от удовольствия. — Они такие маленькие и хорошие.

Перед собой он видит проворную стайку мышей-полёвок.

— Го-го-господи, Грейнджер! Ты что... с ума сошла?! — лоб заливает холодный пот и начинает ощутимо заплетаться язык. — Хочешь, чтобы они сгрызли мой особняк?!

— Сгрызли? Ты серьёзно, что ли?! — непонимающе глядит она на него, после чего вдруг замечает, что побелевший Малфой намертво вцепился в сарафанный подол, явно пытаясь его отодрать.

— Подожди. Малфой, ты что... Их боишься?! — эта мысль, кажется, её забавляет.

Вид Драко готовящегося малодушно хлопнуться в обморок явно веселит Грейнджер. Она словно ждёт, что он скажет что-нибудь эдакое и озарит этот мир своей глубокой философской мудростью.

— Женщины должны опасаться мышей! — сразу оправдывает её надежды Малфой. — И уноситься от них с душераздирающими криками в ночь! Как... как испуганные слоны!!!

— Но сейчас день, — мягко напоминает она.

— Ну, значит в день! — без сомнений постановляет он. — А ты сидишь тут и получаешь от такого противоестественного общения сплошное удовольствие... Грейнджер, ты вообще знаешь о том, что попираешь один из главных законов природы, на котором в принципе держится мироздание?!

— У них такие умные глаза, — отмечает она и легонько треплет мохнатый комок.

Малфой не совсем понимает, к чему это она сейчас сказала, но ему отчётливо чудится, что это был тонкий намёк на то, кто из всех здесь присутствующих является полным дурачком...

Они совсем её не боятся, но даже это не главное. Дальше наступает форменный конец света — Грейнджер играючи подхватывает мышонка и со смешком пересаживает его Малфою на штанину, отчего Драко оказывается лицом к лицу с самым настоящим кошмаром...

Розовеньким носиком, кукольными глазками-бусинками и крохотными округлыми ушками.

Мышь подозрительно замирает, а у Драко почти останавливается сердце от мысли о том, что его готовятся сожрать!

— Я думаю, вы подружитесь!.. — с чувством выполненного долга заключает Грейнджер и с неприкрытым сожалением поднимается на ноги, после чего залезает в синий карман и торжественно вручает Малфою последний хлебный ломтик.

Их руки смыкаются.

Грейнджер застывает на одно неловкое мгновение, а затем с невыразимой ласковостью касается внутренней стороны его ладони и наконец выпрямляется.

— Это же просто мыши… — с лёгкостью отмахивается она, пытаясь разгладить изрядно помятый сарафан.

— А вот самый настоящий ужас, поверь мне на слово, это засилье моли в твоих бесконечных шкафах. Пойду, разбросаю по полкам сухой лаванды, что ли, — уже на ходу размышляет она, скрываясь за углом и предательски оставляя его одного…

С совершенно круглыми глазами!

Доверху засыпанного мышами-людоедами!!!

* * *

Он сбегает от них в тот самый момент, когда еда заканчивается, и оголодавшее мышиное семейство принимается грызть шнурки и упорно терзать ботинки, стараясь добраться прямо до ног. По крайней мере (даже в то мгновение, когда Драко быстро удаляется прочь по заросшей дорожке) ему упорно продолжает так казаться.

Нервно захлопнув входную дверь и отдышавшись, Малфой внимательно оглядывает обувь на предмет следов от укусов и царапин, но не находит ровным счётом ничего.

А возле порога его уже поджидает очередная порция коробок, которую требуется отправить в подземелье.

И Драко почему-то даже не сомневается в том, что Грейнджер намного виднее какие вещи точно пригодятся ему на кухне, а какие — нет.

Пытаться остановить её сейчас всё равно, что пытаться остановить проливной дождь. Невероятно глупо и в принципе бесполезно. Поэтому Драко просто хватает пару картонных ящиков и тащит их вниз — во влажное и пропахшее плесенью нутро когда-то великолепного особняка.

Оглушительный скрип проносится по подвалу. Драко задевает плечом рассохшуюся дверную створку, отчего она чуть не падает прямо на пол. Света отчаянно не хватает и Малфой особо не раздумывая просто сгружает вещи прямо у входа одной из случайных комнат.

Он возвращается наверх, за фонарём (так любезно оставленным Грейнджер) и опять оказывается внизу, чтобы своими глазами оценить пыльные полуразрушенные замки, крепости и бастионы.

Дом окончательно приходит в негодность: Драко отступает на шаг, подумав о том, что видит перед собой недели или даже долгие месяцы каждодневной и кропотливой работы, а затем случайно касается локтем стены.

Кирпичная мозаика совершает неясное движение и с глухим стуком теряет камень, который тяжело летит вниз, раздробившись при приземлении на куски.

После чего Малфой оборачивается и видит обычный с виду проём.

Обычный с виду тайник.

* * *

Небольшая ниша, о существовании которой Малфой, естественно, даже не подозревал, расположена прямо у входа. И Драко ненароком даже думает о том, что это правильно, ведь никто и никогда не смотрит в самое начало. Ты просто этого не замечаешь — взгляд всегда убегает вдаль, оставляя такие места в слепом пятне поля зрения.

Он светит внутрь и после секундной заминки вытягивает на свет небольшую потрёпанную книжку, которая только притворяется обычной.

Сборник тайного и неизведанного — тёмной стороны Малфоев, которая одним лишь чудом ускользнула от чересчур проницательного и беспощадного взора Аврората лишь потому, что в ней скрываются простые (совсем не простые) строчки и слова.

Драко неторопливо пролистывает древние рассохшиеся записки, отчего сыроватая жёсткая бумага немного похрустывает в руках, а местами даже осыпается и изрядно крошится.

После чего вздрагивает и останавливается.

На новой странице — сквозь пятна и волны — неожиданно проступает расплывшийся глаз, что совсем недавно смотрел на него со дна синеватой разбитой вдребезги бутылки.

«Memoria» — читает он, а затем переводит, интерпретирует и упорядочивает полученные только что сведения.

Это совершенно точно память или даже точнее… способность мгновенного запоминания.

Это Запечатление… не доставшееся Министерству лишь потому, что хоть где-то Малфои оказались изворотливее, хитрее и умнее других.

Совсем не дивный магический способ влияния и управления другими людьми «по доброй воле», так сказать.

Вот почему ни простенький Легилименс, ни пышущая во все стороны флюидами Амортенция, ни даже само Империо не годятся настолько бездушным заклятьям и в подмётки.

Драко продолжает читать и вдруг понимает, что главное в этих бутылках — зачарованный воздух.

Вот почему невозможно копнуть глубже и вот почему ни одна (даже самая цепкая) ладонь Аврората не в состоянии эту квинтэссенцию ухватить. Вся магия заключается в дымке, которая мгновенно окутывает нужного человека с ног до головы и растворяется настолько быстро, что не успеешь вздохнуть.

Коснется кожи и волос, впитается внутрь через открытые зрачки, а затем проникнет в самую глубь и повернёт… твои мысли вспять.

Запретная магия Запечатления существует в определённом моменте и первых трёх словах, которые будут произнесены рядом. Наполненных глубоким смыслом или абсолютно бессмысленных. В общем и целом — совершенно любых.

Если посмотреть со стороны, то увидишь лишь разбитую бутылку и больше ничего. Предметы довольно часто ломаются и бьются: в большинстве случаев это просто не вызывающая никаких ненужных подозрений случайность. И мало ли что… там нарисовано на дне.

К тому, что живёт всего мгновение, а затем бесследно исчезает, будто привидевшийся ненароком фантом, нельзя подкопаться никакими силами.

И разве это не будет лучшим способом без лишнего шума и пыли узнать чужие секреты?..

Малфой просовывает фонарь в провал и видит, что чёрная глазница совсем не пуста. Словно загадочные остекленевшие грибы вверх тянутся кривоватые узкие горлышки, которые мутно посверкивают в полутьме. Он поднимает бутылки — одну за другой — и насчитывает ещё девять штук. На Драко смотрят почти одинаковые новые зрачки, и собственная (не тронутая никаким посторонним вмешательством) память настойчиво подсовывает всё новые и новые куски, из которых можно без особого труда сложить картину целиком.

Нарисованные глаза словно открывают суть того, что сейчас происходит, потому что никуда не исчезла та самая правда, о которой он внезапно забыл.

Малфой и Грейнджер — это изначально неправильный и странный союз.

И на этот раз… расклад совсем не изменился.

С самого начала Малфой вызвал в Грейнджер одно лишь безразличие: как только они встретились Драко без труда прочитал это равнодушие на чрезмерно спокойном, как море в штиль, лице.

При их первой встрече, случившейся только вчера, Грейнджер смотрела на него как на облако и не иначе. Серое и обычное, ничем не примечательное. Без таинственных распаляющих воображение изгибов, без фантастических черт, делающих его странно похожим на нечто из материального мира. Она глядела на него именно так, а потом…

Что-то внезапно переменилось.

Ведь с чего бы вдруг ей так внезапно захотелось ему помогать?!

К великому сожалению, выходит так, что Драко просто принял желаемое за действительное, обычную во всех отношениях вежливость за новорожденную симпатию лишь потому, что ему отчаянно захотелось в это поверить.

Потому что Малфой, как никто, большой любитель делать разного рода ошибки.

И путаницы здесь быть никак не может.

В то время как Грейнджер «искренне» полагает, что поступает верно, на деле она абсолютно не ведает, что творит.

Ведь самая отвратительная особенность Запечатления заключается в том, что искренние и правдивые порывы никто — никто — не в состоянии отличить от настоящих.

Эта неестественная мягкость и доброта, эти до боли странные чувства по отношению к Драко Малфою являются ничем иным, как самой настоящей правдивой ложью.

И в этой противоречивой ситуации стоит помнить только об одном…

Они — ненастоящие.

Они — лишь правильный результат Запечатления.