Запечатление (гет)

Ноги упрямо не идут, но назад...

Пути уже нет.

Высокие ступени не только выглядят старыми, но являются таковыми на деле. Каменная кладка осыпается и скользит под подошвами, когда он делает очередной шаг, а поднявшись по растрескавшейся лестнице, Драко видит, что кто-то... похозяйничал здесь до него.

В знойном августовском воздухе расцветает нежный звон, и Малфой лицом к лицу встречается с чужим — инородным здесь — предметом. На перекошенной балке у ветхих парадных дверей легко качается на ветру совершенно новый ярко сверкающий колокольчик, и Драко уже не может остановиться. С силой дёрнув за шёлковую цветную ленту, он только сейчас понимает, что наконец-то приехал домой.

Но вся загвоздка при этом состоит в том, что Малфой...

Совсем не знает, зачем вернулся.

Старые министерские пломбы он сбивает обломком кирпича, найденным здесь же — у расшатанного крыльца, а затем с усилием толкает рассохшиеся створки и затаскивает внутрь совсем небольшой, но тяжёлый чемодан.

Естественно, его никто не встречает — в радиусе нескольких миль нет ни души.

А лето (жаркое, как никогда) словно не желает касаться этих проклятых стен, отчего заброшенный фамильный особняк, простыв изнутри, больше смахивает на огромную ледяную пустыню, чем на живое — человеческое — обиталище.

Когда Драко оказывается внутри, только гигантский пыльный клубок живописно отлетает от входа и вязкая сгустившаяся за долгие годы тишина начинает нещадно терзать барабанные перепонки.

А потом звонко лопается застёжка на туго набитом чемодане.

Со стуком падает крышка, и вещи неприглядной волной высыпаются на пол, становясь слишком похожими на кучу бесполезного тряпья. И Малфоя это ничуть не удивляет, ведь когда он уходил (точнее, сбегал) то кидал в сумку всё, что попадалось под руку, совершенно не думая хоть о какой-нибудь сортировке.

Внезапно похудевшее чемоданное нутро прекрасно отражает ситуацию целиком, и Драко решает переждать накатившую минутную слабость на свежем воздухе, потому что в противном случае...

Его тоже непременно стошнит. * * *

Не проходит и получаса, как Драко возвращается — идти-то ему больше некуда.

Словно призрак, он обходит тёмные, давно опустевшие коридоры и отчётливо понимает, что судьба сыграла с благородным (благородным ли на деле?) семейством очень злую шутку.

Негласный кодекс Малфоев — не подставь другому плечо, гадости стоит делать исподтишка, а выкручивать нужные винтики и вставлять палки в колеса удобнее ночью, — оборачивается против них же самих.

Прах Тёмного лорда живописно стелется по ветру, война внезапно заканчивается, и несколько дней спустя Министерство Магии почти в полном составе нагло вторгается в древний фамильный особняк.

Они ликвидируют всё — злобным вихрем промчавшись по лабиринту комнат, чердаков и подвалов, — и небрежно ссыпают в громадные коробки вещи, насквозь пропитанные магией, а затем варварски выкачивают волшебство из растревоженной земли до самой последней капли.

А напоследок происходит то, что любому чистокровному может привидеться лишь в кошмарном сне, — на Малфоях ставят самое ужасное и позорное клеймо, которое только можно вообразить.

Один причудливый взмах враждебной волшебной палочки, словно прощальный министерский привет, и древнейшее магическое поместье в одночасье становится...

Наносимым.

Приветливо открывая всем маглам дверь, и словно говоря: «Входи, кто хочешь, и бери, что хочешь».

Да только брать к этому моменту становится уже нечего.

После налёта Министерства в поместье остаются лишь попранные стены, безумные шипящие отголоски былого величия и утраченного колдовства, а ещё непререкаемое ощущение того, что уже ничего не будет так, как прежде.

Малфои с позором бросают собственный дом на произвол судьбы...

И туманная Англия остаётся у Драко за спиной.* * *

Люциус оказывается до чёртиков банальным, а может быть и гениальным (Драко не может с этим определиться) и из всех возможных мест этой безграничной вселенной выбирает Францию, находящуюся по соседству.

И новый особняк, но уже не такой пафосный и роскошный.

Они словно предчувствуют крах — теперь Малфоев даже не смущает то, что поселиться пришлось на совершенно типичной для средиземноморья магловской вилле.

Люциус, Драко и Нарцисса распаковывают уцелевшие вещи, находят новый банк, и как ни в чём не бывало, пьют за обедом дорогое, естественно, французское вино.

Однако не проходит и нескольких недель, как идеальная с виду ширма начинает резко трещать по швам.

Отчаянные попытки забыться ни к чему не приводят, и обильные дневные застолья, которые длятся по несколько часов кряду, переходят в не менее длинные ужины и даже ночные посиделки, что порой затягиваются до самого утра. А через пару месяцев Люциус резко бросает пить вино. Он переходит на напитки покрепче и причиной тому, конечно же, становятся деньги.

Остатки некогда внушительного состояния переносятся в магловский банк, где игра тоже ведётся по правилам... но уже совершенно иным.

Этот процесс ему не знаком и Драко совсем не разбирается в таких вещах — хаотичные волнообразные графики не замирают ни на секунду — но при этом чётко понимает, что от их неправильного движения Малфои каждую минуту теряют часть своего драгоценного состояния.

А Люциус следит за этим всё реже и реже, пока не бросает это занятие совсем. По всему дому Драко находит початые и уже пустые бутылки, на которые уходят остатки сбережений, но намного больше его волнует совсем другое.

По мнению Драко, Нарцисса медленно и верно подливает масла в огонь и тоже неотвратимо сходит с ума, спуская последние средства на то, чтобы её внешний облик остался волшебным, нетронутым и нарочито шикарным. Производящим на окружающих нужное (и ложное…) впечатление.

Драко собственными совсем не привыкшими к такой работе руками приходится неуклюже подкручивать расшатанные, не выдерживающие внутреннего давления створки внезапно располневших шкафов Нарциссы. И пока он пытается закрутить обратно очередной крохотный винтик, на него из зияющей пасти раскрытого комода смотрят новые признаки отчаянного безумия: голубая норка, пушистый соболь и королевский горностай. (Для Драко так и остаётся неразрешимой загадкой, зачем в разгар нового летнего сезона Нарциссе понадобились меховые накидки?..)

А через пару дней дом оккупирует череда разноцветных и баснословно дорогих туфлей, но последним яблоком раздора становятся совсем не они, а целая россыпь сверкающих камешков, толстой блестящей ниткой разлёгшихся у неё на груди.

При виде такого зрелища Люциус даже выпускает из рук полупустую бутылку…

А затем подходит к Нарциссе и яростно срывает колье.

Застёжка ломается. По ковру испуганно скачут и бегут переливающиеся искры, скрываясь под кофейным столиком, прячась под креслом, рассыпаясь по углам.

И новая битва происходит уже не в стенах Хогвартса, а прямо здесь — посреди содрогающейся гостиной.

Под исступлённые крики Люциуса и Нарциссы, которые слышны, быть может, даже в Китае, с треском разбиваются вазы, громко лопаются чашки и оборачиваются в пыль последние дорогие тарелки.

А чуть позже Драко замечает шёлковый платок, прикрывающий красные отпечатки на нежной шее Нарциссы, не выдержавшей варварского снятия драгоценностей. И запёкшуюся в странном узоре кровь на рассечённой щеке Люциуса, как отражение безудержного гнева Нарциссы, метнувшей в мужа пепельницу.

«Когда-нибудь... они друг друга прикончат».

Эта мысль прошивает Драко насквозь и становится последней каплей в этом море безумия.

Малфой приходит к окончательному выводу о том, что они оба больны, и совсем не желает знать, чем при совсем неблагоприятном стечении обстоятельств может закончиться эта драма. Его мнение остаётся непоколебимым: именно такой расклад — это дело времени, и последнее чего хочется Драко — это лично присутствовать при этом моменте.

Ему нечего терять.

От их былого великолепия не остаётся и следа, поэтому Малфой в одночасье бросает всё и возвращается домой в гордом одиночестве...

Трусливым, бедным и, конечно, побеждённым.* * *

Ночь он проводит в своей старой заброшенной спальне, среди ветхих пахнущих плесенью простыней, а на следующее утро неожиданно понимает, что не продумал ещё одну — самую главную — часть побега.

Чем он будет заниматься здесь — в этой глуши?..

Ответа он, конечно, так и не находит, поэтому просто очень долго лежит без движения и наблюдает за тем, как в комнату медленно вплывает ясное летнее утро, высвечивая жемчужным и нежно-золотым контуры таких знакомых — и незнакомых теперь — предметов.

На мутном оконном стекле трепещет уголок слабо мерцающей паутины, и Драко расплывчато думает о том, что нужно хотя бы прибраться. Просто расчистить один крохотный кусочек пространства и превратить его в нечто, пригодное для человеческой жизни. О большем он даже не мечтает: вернуть былое великолепие поместью кажется непосильной задачей для одного.

С чего начать он решительно не знает и решает двинуться от малого к большому. Поиски ванной, где есть вода, заканчиваются маленьким успехом и, наскоро умывшись, Драко вдруг понимает, что ощутимо проголодался и что запасы еды, в общем-то, плачевны.

Два сандвича купленные на станции были съедены ещё вчера, заменив ужин, а из того, что можно было бы проглотить, у него осталась только жестяная банка с лимонадом и пара-тройка мятных леденцов, случайно найденных в кармане брюк.

Он вспоминает о том, что время весьма подходящее (середина августа), а задняя дверь кухни выходит прямиком во фруктовый сад, и решает посмотреть, нет ли там чего-нибудь съестного.

Как только Драко оказывается среди раскидистых деревьев, его поглощает тонкий шелест листвы и пение птиц, а ещё обречённое понимание того, что фрукты понадобились не только ему.

Он прекрасно всё помнит.

Эту чёрную без единой складки или пылинки мантию, безукоризненно белый воротничок, аккуратные и даже строгие черты лица.

Здесь и сейчас (что, конечно, очень глупо) он ожидает увидеть её именно такой, но потом Малфоя стремительно выбрасывает из Прошлого в Настоящее, и эта перемена заставляет понять...

Что он отчаянно её не узнаёт.

Картины безвозвратно утерянного заслоняет собой загорелый нос и целая россыпь веснушек; пёстрая косынка, из-под которой выбивается несколько непослушных волнистых прядей, и усыпанное акварельными цветами платье.

Даже после того, как семейный кодекс Малфоев рикошетит по ним самим, Драко всё равно не верит в совпадения. Неслучайностей в его понимании и вовсе не бывает. Малфой просто считает, что так устроен человеческий мозг, и люди склонны искать во всём совпадения и смысл.

Однако сейчас... что-то совершенно точно совпадает.

По странной прихоти судьбы последним мародёром, разоряющим поместье Малфоев, становится Гермиона Грейнджер, которая безжалостно обдирает яблоню. * * *

Они сталкиваются взглядами через несколько поворотов.

Легко пританцовывая, Грейнджер старательно обходит шершавый ствол до тех самых пор, пока не решает слегка передохнуть и остановиться. Она с неприкрытым удовольствием подставляет лицо разгорающемуся солнцу, а потом откидывает прядь мешающих волос и наконец, замечает Малфоя, который бледной растерянной статуей украшает полуразрушенное крыльцо.

Когда Грейнджер первой подходит ближе, она даже не говорит: «Привет».

— Я думала, здесь никто не живёт, — будничным тоном сообщают ему, словно рассказывая о чём-то нейтральном, например, о погоде.

«Я думала, здесь никто не живет» — это не хорошо и не плохо, это просто сухая констатация факта.

После этих приветственных слов Малфой чётко осознает, что и к нему она сейчас относится точно так же. Как к той самой вещи, которая тебя не особо-то волнует.

— Ну, здесь обитаю я, — крайне неловко произносит он, чувствуя, что эта простая до боли беседа ложится на плечи слишком тяжким грузом.

— Звучит так, словно ты — привидение, — морщится Грейнджер в ответ и на аккуратный чуть вздёрнутый носик ложится тёплый солнечный луч.

Ненароком Драко отмечает, что солнце... ей, в общем-то, идёт.

— И что ты здесь делаешь?! — забыв о последних приличиях, в лоб спрашивает она. — У тебя же есть нормальный дом.

Тот самый момент истины, кажется, настаёт намного быстрее, чем ожидал Малфой.

— Подожди, это что... и есть Малфой-мэнор?! — выражает она сомнение вслух и Драко прекрасно её понимает.

Окинув полуразвалившийся — неузнаваемый, словно прошли десятилетия, а не всего лишь год, — особняк совершенно иным взглядом, она в отчаянье прижимает пальцы ко рту, а затем стремительно убегает, скрывшись за ярко-зелёным поворотом проселочной дороги.

На память о Грейнджер Малфою остаётся только брошенная корзинка, которая тёмным пятном виднеется на заросшей садовой тропинке.

И она производит на него такое же гнетущее впечатление, как лопнувший по приезду чемодан.* * *

Когда Драко теряет последнюю надежду, Грейнджер всё-таки возвращается.

И первой его мыслью при новой встрече становится: «Господи, она что... Собралась сюда переехать?!»

Он почти её не замечает. Выглянув из окна, Драко видит, что к поникшему зданию движется нечто невиданное и целиком состоящее из рюкзаков, узелков и пакетов. При этом на руке ещё болтается чайник и связка сушёных грибов, а следом катится совсем небольшой чемоданчик и довольно большая тележка.

— Ну! — с неприкрытым недовольством бросает она, с трудом протискиваясь через парадные двери и топая ногой. — Может ты мне, в конце-то концов, поможешь?!

Ей даже не понадобились ненужные объяснения и слова — своей невероятной проницательностью Грейнджер бьёт наотмашь, после чего временный лагерь они разбивают в кухне.

Как на первый взгляд чудится Малфою, Грейнджер чувствует себя здесь, как в своей стихии. Она бабочкой порхает между столов, раскладывая принесённые вещи по местам, и разом перестаёт отчётливо походить на еле идущего, увешанного сумками пингвина.

Они вдыхают в комнату жизнь и общими усилиями пытаются открутить заржавевший, кажется, до основания кран, который вскоре сдаётся, но успевает окатить их раздражённым мутным фонтаном.

— Слушай... — Грейнджер устало потирает лоб и осторожно присаживается на краешек расшатанного стула, предварительно смахнув с него пыль. — А как ты вообще здесь живёшь? Нормальный человек не протянет в таких условиях и дня.

Драко упорно молчит. Ему как-то не хочется говорить вслух, что он не нормальный. Да и не живёт здесь вовсе, а так... скорее, существует.

— Это в качестве небольшого извинения, — вдруг меняет тему она, после чего вынимает небольшой хрустящий свёрток и аккуратно разворачивает карамельную промасленную бумагу.

Драко не совсем понимает, о чём речь, а потом замечает, что на него смотрит огромный кусок пирога — домашний и неровный, густо посыпанный сахарной пудрой. По виду… очень вкусный.

— Яблоки, — поясняет Грейнджер и пристально на него смотрит. — Выходит, что всё это время я без спроса брала твои.

А ещё через мгновение она берётся за нож и довольно замечает:

— Смотри, вода стала светлее.

Отчего Малфою — по совершенно неведомой причине — вдруг начинает казаться, что всё не так уж и плохо.

Они садятся пить чай (Грейнджер оказывается настолько предусмотрительной, что кроме чайника приносит ещё и бутылку кристально-чистой воды), и к огромному изумлению Малфоя его не торопятся расспрашивать о том, как он здесь оказался, и почему поместье пришло в окончательный упадок. Намного больше девушку интересуют присутствие в доме чистых полотенец и свежих простыней, а также наличие хотя бы небольшого набора продуктов, из которого можно было бы сотворить сносный обед.

— Давай, принеси оставшиеся пакеты! — громко распоряжается она, когда заварочный чайник окончательно пустеет.

И Драко даже не думает спорить.

Он покорно встаёт с места, отправляется за сумками и уже из коридора слышит звон разбитого стекла.* * *

До отказа заполненные невесть чем кухонные полки становятся до нереальности похожи на разбухшие от ненужных вещей комоды Нарциссы. С той лишь разницей, что роскошью и блеском, специально выставленными напоказ, отсюда вовсе не тянет.

Вернувшись, Драко видит растерянную Грейнджер, а над её головой распахнутые дверцы верхнего шкафчика, из которого, видимо, и высыпалась часть содержимого.

На полу виднеется несколько разноцветных картонных коробочек, пучок неизвестной сухой травы и островок тёмно-синих стеклянных кусочков, над которым вьётся и в одночасье исчезает почти невидимая полупрозрачная дымка.

— Сейчас. — Произносит он, но, кажется, Грейнджер его даже не слышит.

И Драко тянет притихшую девушку в сторону, чтобы распахнуть нижние створки шкафов в поисках совка.

Его Малфой, впрочем, не находит. Но решает, что сейчас сгодится и тонкая дощечка непонятного назначения, что выглядывает из тёмного угла. К кухне примыкает кладовка и там Малфой даже находит растрёпанную метлу, которая сиротливо валяется на полу.

С разбитого донца на Драко смотрит белёсый выбитый на гладкой поверхности глаз. На куске сапфирового стекла неярко переливается перламутром повреждённый зрачок, а вокруг него вязкой лужицей застарелой высохшей краски растекается до сих пор насыщенный жёлтый цвет.

«Словно вилкой проткнули сердцевину глазуньи», — думает он, а затем испуганно восклицает:

— Осколки!

Грейнджер медленно, словно во сне, заносит ногу, чуть не наступив в самый центр, но после вскрика передумывает и Малфой просто слегка её отодвигает. Акварельное платье шелестит и покорно замирает без движения.

Их укрывает тишина.

Поиски продолжаются до тех самых пор, пока Драко не обнаруживает старое ведро, в котором ничего нет. Все остальные ёмкости, которые постоянно попадаются под руку, оказываются заполнены всякой запылившейся всячиной, которая, конечно же, требует обстоятельного разбора.

— Пустое... — с удовлетворением отмечает он, ссыпая раздробленную мозаику на дно.

И безмолвие лопается, словно мыльный пузырь.

— Я чуть не получила твоей бутылкой прямо по макушке! — оживает Грейнджер и переводит на Малфоя слегка расфокусированный, но укоризненный взгляд, после которого она окончательно приходит в себя.

— В общем и целом, твоя «кухня» — это самый запущенный случай из всех!!! — выносят ему заключительный вердикт, скрестив руки на груди.

Драко хочет добавить, что не только она, но покладисто молчит.

А потом Грейнджер совсем уж по-хозяйски срывает с карниза остатки подранной хлопковой шторы и ничуть не смущаясь бросает их на пол.

— Я думаю, на сегодня хватит, — решительно сообщает она через некоторое время, резко засобиравшись домой. — У меня и своих дел полно!

— И, знаешь... — неловко говорит она напоследок, исчезая в дверном проёме. — Если тебе вдруг понадобится женский взгляд, то мой дом неподалёку.

Судя по всему, Грейнджер колеблется. Драко кожей ощущает эти невидимые движения, нитками провисающие между ними.

Но несмотря на это, заключительное послание звучит вполне дружелюбно и как в глубине души кажется Малфою...

Вполне себе искренне.

Новое утро начинается с того, что полосатый вихрь опять врывается в его кухню.

— Здесь слишком много всяких ненужностей! — с порога командует Грейнджер так, что не согласиться с ней... в принципе невозможно.

Она изъясняется таким голосом, точно всю жизнь прожила в фамильном особняке. Настолько непримиримым тоном, будто вообще родилась именно здесь и никак иначе. Словно забыв о том, что это то же самое здание, в котором её чуть больше года назад мучала Беллатриса.

Отчего Драко невольно раздумывает о том, уж не отшибло ли у Грейнджер память, а затем немного отвлекается и признаёт, что сегодня она выглядит ещё свежее и моложе, чем вчера.

С самого утра особняк и его окрестности нещадно жарит солнце и Грейнджер без предупреждения врывается в дом в простой белой майке, на которую надет сарафан — льняной и изрядно помятый. А ещё щедро украшенный полосками и словно копирующий самый дешёвый матрас, купленный на распродаже старинного барахла.

Драко смотрит на эти несерьёзные кремовые и васильковые линии, волосы, скрученные из-за жары в блестящий пучок, и отчего-то... даже хочет улыбнуться.

— Ты уже решил, что с этим делать?! — требовательно вырывает его из размышлений она, требуя немедленного ответа на вопрос.

И Драко застывает в нерешительности.

— Просто отправь лишние вещи в подземелье, — командует бежево-васильковый «матрас», быстро найдя подходящее решение, и Малфой сразу думает о том, почему это не пришло ему в голову раньше.

— О, нашлись всякие разные черпачки! — радостно восклицает Грейнджер, принявшись за тумбочку, а затем вытягивает глубокий ящик и с азартом изучает содержимое, начисто забывая о существовании Малфоя.

Она задорно крутится около стола, вытягивая из таинственной глубины всё новые и новые сокровища, и раскладывает их на столешнице, что-то приговаривая себе под нос. А через минуту Драко отчётливо слышит, что она даже принимается тихонько напевать от удовольствия, отчего внутри у него тоже что-то искрит.

Только сейчас — с огромным опозданием — Малфой понимает, что новый колокольчик у входа, вероятнее всего, прицепила она.

* * *

Бурная энергия Грейнджер бьёт через край и словно освещает собой заброшенный дом.

Полосатый сарафан стремительно носится по коридорам и распахивает ставни, интересуется у Малфоя ванными комнатами и сразу же приходит в восторг от их количества, после чего ловко стаскивает в гостиной пыльные, словно посыпанные пеплом шторы, и бодро скручивает в огромный рулет выцветший до основания ковёр.

Того, что происходит потом, Драко, конечно, ожидает меньше всего.

Часом спустя его отправляют в увлекательное приключение — на поиски гвоздей и молотка — и, проходя по коридору, Малфой выглядывает в окно, за которым и застаёт Грейнджер... ползающую среди кустарника на четвереньках, с куском ржаной булки в руке.

— Тихо! — рассерженным полушёпотом обрывает его она, когда Драко тоже выходит на улицу и показывается из-за деревьев, а затем загадочно манит к себе. — Смотри...

Она замирает, усевшись прямо на землю, и взглядом заставляет Малфоя опуститься рядом. Хлеб разламывается на небольшие кусочки и летит прямо в переплетение сочной высокой травы, которая разрослась настолько буйно и дико, что Драко даже не сразу замечает кого Грейнджер, в общем-то, кормит.

У её ног вьётся и перебегает туда-сюда маленький рыженький комочек, шкурка которого приятно лоснится и поблёскивает на солнце. А потом он ненадолго скрывается в лабиринте стеблей и приводит за собой ещё двоих. Только ещё очаровательней и меньше.

— Я подкармливаю их иногда, — Драко холодеет от внезапно подступившего ужаса, а вот Грейнджер наоборот, кажется, сейчас сама громко запищит от удовольствия. — Они такие маленькие и хорошие.

Перед собой он видит проворную стайку мышей-полёвок.

— Го-го-господи, Грейнджер! Ты что... с ума сошла?! — лоб заливает холодный пот и начинает ощутимо заплетаться язык. — Хочешь, чтобы они сгрызли мой особняк?!

— Сгрызли? Ты серьёзно, что ли?! — непонимающе глядит она на него, после чего вдруг замечает, что побелевший Малфой намертво вцепился в сарафанный подол, явно пытаясь его отодрать.

— Подожди. Малфой, ты что... Их боишься?! — эта мысль, кажется, её забавляет.

Вид Драко готовящегося малодушно хлопнуться в обморок явно веселит Грейнджер. Она словно ждёт, что он скажет что-нибудь эдакое и озарит этот мир своей глубокой философской мудростью.

— Женщины должны опасаться мышей! — сразу оправдывает её надежды Малфой. — И уноситься от них с душераздирающими криками в ночь! Как... как испуганные слоны!!!

— Но сейчас день, — мягко напоминает она.

— Ну, значит в день! — без сомнений постановляет он. — А ты сидишь тут и получаешь от такого противоестественного общения сплошное удовольствие... Грейнджер, ты вообще знаешь о том, что попираешь один из главных законов природы, на котором в принципе держится мироздание?!

— У них такие умные глаза, — отмечает она и легонько треплет мохнатый комок.

Малфой не совсем понимает, к чему это она сейчас сказала, но ему отчётливо чудится, что это был тонкий намёк на то, кто из всех здесь присутствующих является полным дурачком...

Они совсем её не боятся, но даже это не главное. Дальше наступает форменный конец света — Грейнджер играючи подхватывает мышонка и со смешком пересаживает его Малфою на штанину, отчего Драко оказывается лицом к лицу с самым настоящим кошмаром...

Розовеньким носиком, кукольными глазками-бусинками и крохотными округлыми ушками.

Мышь подозрительно замирает, а у Драко почти останавливается сердце от мысли о том, что его готовятся сожрать!

— Я думаю, вы подружитесь!.. — с чувством выполненного долга заключает Грейнджер и с неприкрытым сожалением поднимается на ноги, после чего залезает в синий карман и торжественно вручает Малфою последний хлебный ломтик.

Их руки смыкаются.

Грейнджер застывает на одно неловкое мгновение, а затем с невыразимой ласковостью касается внутренней стороны его ладони и наконец выпрямляется.

— Это же просто мыши… — с лёгкостью отмахивается она, пытаясь разгладить изрядно помятый сарафан.

— А вот самый настоящий ужас, поверь мне на слово, это засилье моли в твоих бесконечных шкафах. Пойду, разбросаю по полкам сухой лаванды, что ли, — уже на ходу размышляет она, скрываясь за углом и предательски оставляя его одного…

С совершенно круглыми глазами!

Доверху засыпанного мышами-людоедами!!!

* * *

Он сбегает от них в тот самый момент, когда еда заканчивается, и оголодавшее мышиное семейство принимается грызть шнурки и упорно терзать ботинки, стараясь добраться прямо до ног. По крайней мере (даже в то мгновение, когда Драко быстро удаляется прочь по заросшей дорожке) ему упорно продолжает так казаться.

Нервно захлопнув входную дверь и отдышавшись, Малфой внимательно оглядывает обувь на предмет следов от укусов и царапин, но не находит ровным счётом ничего.

А возле порога его уже поджидает очередная порция коробок, которую требуется отправить в подземелье.

И Драко почему-то даже не сомневается в том, что Грейнджер намного виднее какие вещи точно пригодятся ему на кухне, а какие — нет.

Пытаться остановить её сейчас всё равно, что пытаться остановить проливной дождь. Невероятно глупо и в принципе бесполезно. Поэтому Драко просто хватает пару картонных ящиков и тащит их вниз — во влажное и пропахшее плесенью нутро когда-то великолепного особняка.

Оглушительный скрип проносится по подвалу. Драко задевает плечом рассохшуюся дверную створку, отчего она чуть не падает прямо на пол. Света отчаянно не хватает и Малфой особо не раздумывая просто сгружает вещи прямо у входа одной из случайных комнат.

Он возвращается наверх, за фонарём (так любезно оставленным Грейнджер) и опять оказывается внизу, чтобы своими глазами оценить пыльные полуразрушенные замки, крепости и бастионы.

Дом окончательно приходит в негодность: Драко отступает на шаг, подумав о том, что видит перед собой недели или даже долгие месяцы каждодневной и кропотливой работы, а затем случайно касается локтем стены.

Кирпичная мозаика совершает неясное движение и с глухим стуком теряет камень, который тяжело летит вниз, раздробившись при приземлении на куски.

После чего Малфой оборачивается и видит обычный с виду проём.

Обычный с виду тайник.

* * *

Небольшая ниша, о существовании которой Малфой, естественно, даже не подозревал, расположена прямо у входа. И Драко ненароком даже думает о том, что это правильно, ведь никто и никогда не смотрит в самое начало. Ты просто этого не замечаешь — взгляд всегда убегает вдаль, оставляя такие места в слепом пятне поля зрения.

Он светит внутрь и после секундной заминки вытягивает на свет небольшую потрёпанную книжку, которая только притворяется обычной.

Сборник тайного и неизведанного — тёмной стороны Малфоев, которая одним лишь чудом ускользнула от чересчур проницательного и беспощадного взора Аврората лишь потому, что в ней скрываются простые (совсем не простые) строчки и слова.

Драко неторопливо пролистывает древние рассохшиеся записки, отчего сыроватая жёсткая бумага немного похрустывает в руках, а местами даже осыпается и изрядно крошится.

После чего вздрагивает и останавливается.

На новой странице — сквозь пятна и волны — неожиданно проступает расплывшийся глаз, что совсем недавно смотрел на него со дна синеватой разбитой вдребезги бутылки.

«Memoria» — читает он, а затем переводит, интерпретирует и упорядочивает полученные только что сведения.

Это совершенно точно память или даже точнее… способность мгновенного запоминания.

Это Запечатление… не доставшееся Министерству лишь потому, что хоть где-то Малфои оказались изворотливее, хитрее и умнее других.

Совсем не дивный магический способ влияния и управления другими людьми «по доброй воле», так сказать.

Вот почему ни простенький Легилименс, ни пышущая во все стороны флюидами Амортенция, ни даже само Империо не годятся настолько бездушным заклятьям и в подмётки.

Драко продолжает читать и вдруг понимает, что главное в этих бутылках — зачарованный воздух.

Вот почему невозможно копнуть глубже и вот почему ни одна (даже самая цепкая) ладонь Аврората не в состоянии эту квинтэссенцию ухватить. Вся магия заключается в дымке, которая мгновенно окутывает нужного человека с ног до головы и растворяется настолько быстро, что не успеешь вздохнуть.

Коснется кожи и волос, впитается внутрь через открытые зрачки, а затем проникнет в самую глубь и повернёт… твои мысли вспять.

Запретная магия Запечатления существует в определённом моменте и первых трёх словах, которые будут произнесены рядом. Наполненных глубоким смыслом или абсолютно бессмысленных. В общем и целом — совершенно любых.

Если посмотреть со стороны, то увидишь лишь разбитую бутылку и больше ничего. Предметы довольно часто ломаются и бьются: в большинстве случаев это просто не вызывающая никаких ненужных подозрений случайность. И мало ли что… там нарисовано на дне.

К тому, что живёт всего мгновение, а затем бесследно исчезает, будто привидевшийся ненароком фантом, нельзя подкопаться никакими силами.

И разве это не будет лучшим способом без лишнего шума и пыли узнать чужие секреты?..

Малфой просовывает фонарь в провал и видит, что чёрная глазница совсем не пуста. Словно загадочные остекленевшие грибы вверх тянутся кривоватые узкие горлышки, которые мутно посверкивают в полутьме. Он поднимает бутылки — одну за другой — и насчитывает ещё девять штук. На Драко смотрят почти одинаковые новые зрачки, и собственная (не тронутая никаким посторонним вмешательством) память настойчиво подсовывает всё новые и новые куски, из которых можно без особого труда сложить картину целиком.

Нарисованные глаза словно открывают суть того, что сейчас происходит, потому что никуда не исчезла та самая правда, о которой он внезапно забыл.

Малфой и Грейнджер — это изначально неправильный и странный союз.

И на этот раз… расклад совсем не изменился.

С самого начала Малфой вызвал в Грейнджер одно лишь безразличие: как только они встретились Драко без труда прочитал это равнодушие на чрезмерно спокойном, как море в штиль, лице.

При их первой встрече, случившейся только вчера, Грейнджер смотрела на него как на облако и не иначе. Серое и обычное, ничем не примечательное. Без таинственных распаляющих воображение изгибов, без фантастических черт, делающих его странно похожим на нечто из материального мира. Она глядела на него именно так, а потом…

Что-то внезапно переменилось.

Ведь с чего бы вдруг ей так внезапно захотелось ему помогать?!

К великому сожалению, выходит так, что Драко просто принял желаемое за действительное, обычную во всех отношениях вежливость за новорожденную симпатию лишь потому, что ему отчаянно захотелось в это поверить.

Потому что Малфой, как никто, большой любитель делать разного рода ошибки.

И путаницы здесь быть никак не может.

В то время как Грейнджер «искренне» полагает, что поступает верно, на деле она абсолютно не ведает, что творит.

Ведь самая отвратительная особенность Запечатления заключается в том, что искренние и правдивые порывы никто — никто — не в состоянии отличить от настоящих.

Эта неестественная мягкость и доброта, эти до боли странные чувства по отношению к Драко Малфою являются ничем иным, как самой настоящей правдивой ложью.

И в этой противоречивой ситуации стоит помнить только об одном…

Они — ненастоящие.

Они — лишь правильный результат Запечатления.