Сильванские луны. Часть третья: Огнептица (гет)

Гвидо ненавидел себя за трусость.

Регина говорила ему, чего хочет, и он выполнял. Она велела наложить на свою бесценную королевскую персону защитные чары — что ж, он это сделал. Почему нет? Иногда Гвидо казалось, что Амалии хватило бы на то, чтобы сделать неуязвимой хоть всю оттийскую армию. Интересно только, знала ли королева, что раз он произнёс заклинание, то мог его и отменить? Мог убить Регину, если бы захотел — если бы вообще умел хотеть убивать. Или превратить её в змею. А что? Это даже не было бы метаморфозой, Гвидо просто показал бы миру её истинный облик. Или нет, не в змею — в веретеницу. В ящерицу без ног, которой даже кусаться нечем...

Он мог бы это сделать. И на какой-то момент, пока он ещё не опомнился, он был бы счастлив.

Но королевские волшебницы следили за ним и Амалией. Ни одна из них так и не раскрыла рта, но Гвидо постоянно ловил на себе их взгляды — не одной, так другой. Кто-нибудь из них неизменно оказывался рядом, хоть и не слишком близко. Открытой охраны не было — зачем? Гвидо шутя справился бы с любой из этих девчонок поодиночке, но вряд ли сдюжил бы, встань они против него впятером. В самом начале пути, который привёл его сюда, на сильванские равнины, он узнал одну простую истину: волшебник — это перемычка песочных часов. Сколько бы у тебя в запасе ни было сил, они могут течь лишь тонкой струйкой. Так глупо: смотрите, я великий колдун, и я сотворю вам любые чудеса — но только если не станете мешать...

Честь и мораль были ни при чём. Магия не предназначена для войны — так же, как прялка не предназначена для того, чтобы ею пахать, вот и всё. Это знал любой волшебник, вот только не-волшебникам было всё равно. Регина намеревалась использовать вновь обретённого брата где только сможет. С паршивой овцы — а кто, скажите, пожалуйста, всегда был в семействе Локки паршивой овцой? — хоть шерсти клок...

Разумеется, Регина его не боялась.

Гвидо понимал: он сам виноват. Он выдал свою слабость в тот самый момент, когда явился в королевский дворец, признавая тем самым, что не обойдётся без помощи... Но факт оставался фактом: Регина была уверена, что он ничего не сможет ей сделать, и самым мерзким, самым отвратительным было то, что она была права. Потому что он знал, что вряд ли станет даже пытаться. Потому что какая-то часть Гвидо — упрямая, трусливая часть — с детства раз и навсегда уяснила: всё на свете всегда и непременно устраивается так, как хочется твоей блистательной сестре. Сопротивление только всё усложняет. Иные уроки запоминаются надолго: даже осознавая, насколько он смешон и жалок, он не мог преодолеть сам себя.

Итак, ему было тридцать, у него в руках была огромная волшебная мощь, и он был не в состоянии пойти против женщины. Он страшно устал ночами напролёт лежать в объятиях бессонницы и с кривой усмешкой думать: а стоило ли вообще вспоминать, кто он такой? Загадочный даже для самого себя Чародей уж точно являл куда более приличное зрелище, чем неприглядная фигура Гвидо Локки...

Регина умела путешествовать с комфортом. Каждый раз, входя в её палатку, Гвидо не мог отделаться от мысли, что какой-нибудь оттийский бедняк за всю свою жалкую жизнь и мечтать не смел о такой роскоши. А входить ему приходилось часто, потому что Регина звала его, когда ей хотелось поговорить. Именно поговорить, а не побеседовать — в осмысленных ответах и тем более в возражениях она особо не нуждалась. Порой Гвидо недоумевал, на что ей сдался он, если с тем же успехам она могла обратиться к своим колдуньям, немым, как мебель...

Сегодня сестра вызвала его к себе и с порога сунула ему под нос какую-то бумагу.

— Ты слышал? — потребовала она. — Эту историю про озеро? Айду, я так смеялась, нет, честное слово, эти сильване — просто прелесть, какая фантазия! Но Юрье всё-таки умница, что не утонул, это была бы до обидного бессмысленная трата...

Вполуха слушая её болтовню, Гвидо пробежал глазами вручённое ему письмо.

— У тебя что, до сих пор на него большие планы? — уточнил он.

— Ну да, — королева даже не разозлилась, что он позволил себе её перебить; она, кажется, вообще считала его слишком ничтожным поводом для злости. — Дам ему командование над степняцкой конницей, как только она прибудет. А что, ты против?

Ну, как бы тебе сказать. Начать хотя бы с того, что несколько немилосердно приказать человеку, которого степняки держали в рабстве, воевать и жить с ними бок о бок, но, милая сестрица, когда такие мелочи всерьёз тебя волновали...

— Он же позволил утопить своих людей в озере, — Гвидо бросил донесение на складной письменный стол.

— Впредь будет умнее, — беззаботно отмахнулась Регина. — Спорим, зато теперь он никогда в жизни не забудет, что всегда нужно делать поправку на магию? И, кроме того, судя по тому, что там пишут, если бы не он, до берега не добрался бы вообще никто. А он спас больше половины.

— Даже если так, он же всего лишь хильен, — напомнил Гвидо.

Королева фыркнула.

— Как ты думаешь, я стала бы приглашать просто хильена на все эти военные советы? Он как-то раз принял командование над ополчением своего князя и выиграл ему битву на Юоме, — она поймала ничего не выражающий взгляд брата и усмехнулась. — Ты со своим беспамятством пропустил много всего интересного, правда? Короче говоря, я точно знаю, что Юрье может лучше. И будет. Особенно если я скажу ему пару подходящих слов. Я даже готова изобразить, будто испугалась за его жизнь, уверена, это его вдохновит. И, как бы то ни было, он до сих пор мой единственный командир, который понимает язык Степей. Командовать степняками другому степняку я, конечно же, не доверю…

— Ты и так слишком им доверяешь! — вставил Гвидо. — Почему ты вообще так рассчитываешь на армию их кхана? Ему-то от твоих войн какая польза?

— Как?! — притворно ужаснулась Регина. — Ты смеешь думать, что благороднейший солнцеподобный кхан не окажет военной помощи своей невесте?..

До Гвидо даже не сразу дошло.

— Кому? — тупо переспросил он, когда снова обрёл дар речи.

— А, я тебе не сообщила? — её тон звучал спокойно и равнодушно. — Поздравь меня, я снова выхожу замуж.

Гвидо попытался осмыслить то, что услышал.

— Ты пошла даже на это, чтобы добиться заключения мира?!

Регина пожала плечами:

— Вполне, знаешь ли, обычное дело у нас, монархов.

Гвидо провёл рукой по лицу, собираясь с мыслями. Вот уж точно, сестрёнка всегда умела огорошить...

— Ты понимаешь, что Оттия этого не потерпит? — выходнул он наконец. — Ты с ума сошла. Народ ненавидит кочевников. Тебя сбросят с престола, не успеешь ты поцеловать своего кхана на вашей свадьбе. Такое могли бы простить какому-нибудь восьмипудовому Дордю с полной галереей надменных предков, но не Локки, которая сидит на троне всего три года!

Чужому человеку могло бы показаться, что лицо Регины осталось неподвижным, но Гвидо знал её слишком хорошо. Он заметил, как она стиснула зубы.

— Четыре, — сказала она голосом, в котором зазвучало что-то смертельно опасное, пускай пока и посаженное на цепь. — И Надзиратели видят, что за эти четыре года я уже сделала больше, чем иной Дордь за всю свою никчёмную жизнь! Если моя страна со мной не согласна, что ж, пусть брыкается сколько угодно, я готова. Но, клянусь, я добьюсь того, что меня запомнят как королеву, которая после сотен лет страданий и горя наконец избавила Оттию от угрозы из Степей. И, пропасть побери, я готова выйти замуж хоть за кханского коня, если этот брак поможет мне добиться того, чего не добился ни один из хвалёных прошлых королей!..

Она гордо вскинула голову и обворожительно улыбнулась.

— Мы поженимся сразу, как только прибудет мой жених. Да-да, прямо здесь, служитель у меня с собой, платье — тоже. И, добром или нет, этот день точно запомнят — королевы сотни раз выходили замуж в роскошных залах, а в поле я буду первой. Ай, нет, второй после Финнавар, они с этим… Гэйнором тоже, помнится, соединились браком где-то в лесу под раскидистым дубом, или какой ещё чуши там насочинял Шаумдорф...

— О, — сказал Гвидо без выражения, — так вот, значит, как. А я-то всё гадал, почему кочевники пошли на переговоры… Степняк-оттийский король! Бьюсь об заклад, о таком они и мечтать не решались. А этому своему мужу ты наследника всё-таки родишь? Стой, или у кочевников в ходу многожёнство и можно не переживать, что он останется бездетным?

— Ого! — Регина воззрилась на него любопытством. — Айду, кажется, новости задели тебя за живое. Ведёшь себя как настоящий старший брат, которому не нравится кавалер сестрёнки. Ревнуешь, что ли?

Кажется, она испытала искреннее удовольствие от кислого выражения, исказившего его лицо. Чего бы Гвидо ни дал за то, чтобы наконец научиться сохранять перед ней спокойствие!..

— А теперь убирайся, — уже совсем другим тоном велела её величество. — Мне работать надо.

Гвидо сдержал вздох и молча вышел из палатки. Что ж, пора признаться хотя бы самому себе: он стал для королевы никак не придворным магом — скорее, придворным шутом...

В самом деле, почему новости так его взволновали? Какое ему дело до того, что будет со всей этой проклятой страной и особенно с её королевой? Если сестричка хочет провести войска кочевников через Оттию, чтобы по всей длине их пути вспыхнули бунты — пусть. Если она намерена и впрямь стать женой варвара из диких и грязных земель — что ж, скатертью дорога, он первым поздравит молодожёнов, может, ради такого случая даже выучит пару слов по-степняцки...

— Гвидо!..

Он так увяз в своих мыслях, что заметил Амалию только после того, как она пискнула его имя. Оно почему-то ей нравилось, и она не упускала случая произнести его вслух — без злого умысла, вот только Гвидо всё равно каждый раз передёргивало…

— Что ты здесь делаешь? — выдохнул он, пожалуй, слишком резко. Но, в самом деле, сколько раз он просил её не гулять одной! Она никак не могла взять в толк, что здесь не роскошный сад из её рассказов о доме, а военный лагерь, полный мужчин, у которых боги знают что на уме. Впрочем, какое там — что все предупреждения значат для женщины, которая честно не знает, что её красота может вскружить самую благородную голову? Амалия была красива до замирания сердца — даже сейчас, с лицом, серо-бледным от тягот похода, которые были плёвым делом для Регининых бойцов и целым подвигом для девочки, выросшей взаперти. И красная меховая накидка, подарок королевы, очень ей шла. Регина одевала дочь Клавдия, как свою куклу, словно в детстве не наигралась вдоволь, но уж в чём-в чём, а в отменном вкусе у королевы не было недостатка...

— Я тебя искала, — Амалия, схватившая его за руки, снизу вверх смотрела на него тревожными синими глазами. В последнее время они казалсь Гвидо ещё больше; за весь путь от Леокадии он ни разу не видел в них слёз, и от этого ему становилось страшно. — Не сердись.

Всевидящие!.. Когда я вообще на тебя сердился? Вот на себя — да, но на себя есть за что...

Он обнял её, закрыв глаза. Амалия прижалась щекой к его груди, а её тонкие пальцы стиснули ткань рубашки у него на плечах.

— Ну, что стряслось? — мягко спросил Гвидо, ласково гладя царевну по спине.

— Они говорят, папа лично собрался возглавить сильванскую армию, — Амалия шмыгнула носом, уткнувшись лицом ему в грудь, и он едва смог разобрать её слова. — И я вдруг поняла, что это уже всё, что это навсегда теперь... что я никогда больше... больше никогда... Гвидо, я его очень люблю! Я не хотела! Я не думала, что так будет!..

Гвидо почувствовал, как его сердце падает куда-то, где холодно и глубоко. Он стиснул зубы и крепче прижал Амалию к себе.

Думал ли он, что так будет? Он просто хотел вернуть себе себя. Как вышло, что существо, которое в жизни не видело бед страшнее плохого конца в книжке, воюет ради него против собственного отца? Как вышло, что он любит её и не может защитить?..

Если бы только её сила выбрала кого-нибудь другого.

— Прости меня, — шепнул он. — Нам лучше было бы никогда не встречаться...

Амалия чуть отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо — совершенно сухими глазами. И того, что она произнесла потом, Гвидо никак не ожидал от неё услышать.

— Нет, — сказала она. — Ты не виноват. Остаться с тобой... Это был мой выбор. Я сама решила. Я ни о чём не буду жалеть.

Он не придумал, что ей ответить. Смог лишь погладить свою царевну ладонью по щеке, любуясь её храбростью. Жаль только, что она сама не знала, о чём говорит. Боги, пичужка, да разве у тебя был выбор? Ну, разве что между тем, чтобы остаться в руках сумасшедшего мага, и прыжком со скалы... И я знаю, что ты бы не прыгнула. Кто бы там ни был на моём месте.

— Я ни о чём не жалею, — повторила Амалия. — Я ведь люблю тебя.

Перестань. Ты влюбилась в Чародея. Просто пока ещё не поняла, что он и Гвидо Локки — не одно и то же. Интересно, что будет, когда поймёшь...

— Я тоже тебя люблю, — сказал Гвидо, и, хотел он того или нет, хотя бы это не было ложью.

Хотя бы это.