Объекты в зеркале (гет)

Я вернулся в мотель и стал ждать, что за мной придут, но никто не пришёл ни в первый, ни во второй, ни в третий день, так что я даже начал беспокоиться. Я прокрутил в голове тысячу сценариев, но не смог придумать ни одного такого, при котором всё заканчивается для меня нормально. Бравура пообещал, что сделает всё, что в его силах, но — будем честными — вряд ли у него было столько сил. В ночь с третьего на четвёртый день ожидания я спустился в холл, надеясь получить какую-нибудь информацию, и нашёл газетную стойку. Вернувшись в номер, я несколько раз пролистал газету, тщательно просмотрев все заголовки, но не нашёл ничего, связанного с произошедшими событиями. Нужно было узнать, что говорят сейчас по новостям, но в номере не было телевизора, поэтому я выехал из мотеля в поисках места, которое было бы немного ближе к цивилизации, и попал сюда, в Рэд Уингс Дайнер.

Я приезжал сюда сначала среди ночи, а сегодня, снова проспав почти сутки, приехал рано утром, около шести. В целом, от этого ничего не поменялось, осенью светает поздно, а я вообще забыл, что существует какое-то другое время суток, кроме ночи.

Мне всё ещё страшно хотелось нажраться, но, когда тошнота стала проходить, я побоялся выводить своё сознание из строя даже на несколько часов. Во-первых, были риски, что я просто не смогу остановиться, а во-вторых, я проживал момент затишья перед бурей, и буря, которая могла начаться в любой момент, не должна была застать меня врасплох. Я должен был быть готов.

А к чему готов — я не знал и не давал себе думать об этом. Я вообще не давал своему разуму бродить дальше мыслей о скрипучих дверях дайнера и кругах на столе. Это был ящик Пандоры, который нельзя было открывать. Я не хотел ничего анализировать, не хотел принимать никаких решений, я курсировал между дайнером и мотелем, спал, пил кофе и смотрел новости, и голова у меня была пустой. Я знал цену этой пустоты — всё, от чего мои мысли хранились сейчас в чистоте, весь этот хлам, — моя психика свалила его в кучу, затолкала в самый дальний угол и сидела на нём, как на жерле вулкана, которое рано или поздно должно было разорваться. Рано или поздно, — но не прямо сейчас. Этого было достаточно для моего спокойствия.

Официантка, подойдя долить кофе, положила на край стола тонкий белый конверт без надписей, и сердце у меня, кажется, пропустило несколько ударов. Некоторое время я делал вид, что этого конверта нет, потом стал осторожно оглядываться по сторонам в поисках кого-нибудь или чего-нибудь подозрительного. Но всё было нормально: вдалеке сидели двое дальнобойщиков, разгорячённо спорящих насчёт забастовок в Париже, — о них только что рассказали в новостях. Официантка, которая принесла мне конверт, ушла на кухню. Второй официант протирал чашки за стойкой, то и дело зевая и прикрываясь локтем, потому что руки у него были заняты. Больше никого вокруг не было, и никто не заходил сюда с тех пор, как я приехал. Может, этот конверт ждал меня ещё со вчерашнего дня. А может, он вообще предназначался не мне. Может, меня с кем-то перепутали.

Я допил кофе, встал, бросил деньги на стол, одним, как мне казалось, молниеносным жестом засунул конверт внутрь сложенной газеты, положил её во внутренний карман куртки, попутно дотронувшись пальцами до рукояти пистолета. Вышел на улицу под дождь, сел в машину, завёл её, включил дворники и только потом достал из газеты конверт.

Мысль о том, что так со мной пытается связаться Бравура, я отмёл ещё в тот момент, когда конверт опустился ко мне на стол — Бравуре ни к чему была такая конспирация, он просто позвонил бы в мотель, я оставил ему номер ресепшна. Наощупь было понятно, что внутри какая-то карточка и больше ничего. Я внимательно осмотрел сам конверт, но ничего примечательного не обнаружил — он был совершенно чистый, не мятый, аккуратно заклеенный. Я потряс его, чтобы при открытии не повредить бумаги, если они там были, и только потом оторвал тонкий край с одной стороны.

Внутри действительно была карта — ключ-карта, которой открывают двери в отелях. К карте была приложена небольшая записка на обычном белом квадрате бумаги для заметок, на ней от руки был написан адрес, чуть ниже — день и время, «пт, 03:30», а в качестве подписи стояла буква М. Больше в конверте я ничего не нашёл.

Я узнал почерк, хотя не мог вспомнить, в какой конкретно момент я мог его видеть. Возможно, я никогда его и не видел, но буква М дала мне под дых и лишила последней возможности рассуждать логически.

События последних дней сжались в одну точку, как будто их и не было, хотя ещё полчаса назад я ощущал себя жителем огромного, состоящего из дайнера, мотеля и дождя мира, в котором я был готов жить ещё триста лет и умереть от старости под бубнёж телевизора. Прошлого резко не стало — осталось только настоящее с барабанящими по крыше машины каплями дождя и будущее, в котором я поеду по адресу, указанному в записке, и найду Мону.

Я бросил конверт и его содержимое на пассажирское сидение и откинулся на спинку кресла, пытаясь унять колотящееся сердце и справиться с дурацким приливом воодушевления. Я был невозможно рад, что Мона жива и в порядке, и что я встречусь с ней — когда? В три часа ночи в пятницу? Я ещё раз бросил взгляд на записку, а потом взял в руки газету, судорожно соображая, какой сегодня день. Газета была вчерашняя, на ней помимо даты был указан день недели — среда. Значит, сегодня утро четверга. Значит, она ждёт меня завтра утром. Я посмотрел на часы в машине: они показывали 7:34.

Небо заметно посветлело, а я — заметно разнервничался.

А когда мне удалось немного успокоиться, я начал задавать себе вопросы. Во-первых, это могла быть ловушка. Во-вторых, это, блядь, выглядело как ловушка, ощущалось как ловушка и крякало как ловушка. Я долго размышлял над тем, кто мог слать мне валентинки от лица Моны: из плохих парней, желающих моей смерти, в живых никого не осталось, но также не стоило недооценивать, с одной стороны, Мону и её знакомства, с другой — меня и мой имидж. Против версии с плохими парнями был тот факт, что им не нужно было заманивать меня куда бы то ни было, ведь моё местоположение было им известно — они передали мне конверт. Можно было просто приехать и взять меня живым или мёртвым — как им больше нравилось. Единственным правдоподобным вариантом казалось то, что кто-то хочет о чём-то со мной договориться, предложить сделку, стало быть, убивать меня не планируют.

Ну и оставался ещё один — тот, в котором Мона настолько по мне соскучилась, что разыскала меня и назначила тайное свидание. Я буквально на секунду разрешил себе поверить в то, что это правда, и мне стало так хорошо, что это даже испугало меня.

Я не знаю, почему продолжал чувствовать то, что чувствовал к ней несмотря на то, что я о ней узнал. Несмотря на её сделку с Вуденом, на то, что она втянула меня в чужую войну, дала меня использовать, пыталась меня убить. Она не принесла ничего хорошего в мою жизнь, она только всё испортила. Но была во мне и другая часть, прямо скажем, слабоумная, которая твердила мне следующее: в итоге Мона встала на твою сторону, она спасла тебе жизнь, хотя могла бы этого не делать, а неправильные решения ты принимал самостоятельно, и хватит перекладывать ответственность на других.

С тех пор как мы снова встретились на складе Влада, я так или иначе стремился к одному — поговорить с ней, как будто этот разговор решил бы все мои проблемы. Я был уверен, что у неё есть информация, которой мне недостаёт, что она объяснит мне то, чего я не знаю, и всё встанет на свои места.

Ещё мне хотелось бы взять её за плечи и спросить, как ей живётся с осознанием того, какой выбор я ради неё сделал. Стоит ли у неё перед глазами тот момент, когда я заслоняю её собой и спускаю курок, — так же, как он стоит перед глазами у меня. Считает ли она, что бардак, который она устроила, стоил такой жертвы. Сожалеет ли, что от моей жизни снова не осталось камня на камне, не говоря уж о чужих жизнях, которые это дело затронуло.

Хотя, по-хорошему, вопросы про бардак и чужие жизни мне стоило сначала задать самому себе.

Наставления Бравуры о том, что мне нельзя ни с кем контактировать, продолжали звучать у меня в голове, но как только я увидел букву М на листке бумаги, я уже знал, что поеду, даже если это будет ловушка. У меня был пистолет, патронов было достаточно, а причин держаться за свою жизнь — не то чтобы много. Я решил, что смогу справиться с тем, что меня ждёт, а если не смогу — так тому и быть.

Отель был довольно далеко от моего, но, к счастью, туда можно было доехать, обогнув город, что было мне только на руку: машина, на которой я уехал из особняка, судя по её неприметности, принадлежала кому-то не очень важному из свиты Вудена или Влада. Она могла быть в розыске, и я не хотел лишний раз соваться на ней в город. Припарковавшись у своего мотеля, я с удовлетворением отметил, что стрелка уровня топлива приблизилась к отметке «E»: это давало мне очередной повод выехать пораньше. Ждать почти сутки было невыносимо, к тому же, я планировал осмотреть место, прежде чем туда вламываться.

В тот день я уже толком не смог уснуть: вроде проваливался в дремоту, но мысли в голове не прерывались и не затихали. Я гонял по кругу предположения, сочинял основной и запасной планы, будто бы подобная суета хоть кому-то помогла подготовиться, и к ночи, к тому времени, когда пора было выезжать, чертовски вымотался, самостоятельно сделав из себя лёгкую мишень.

На улице заметно похолодало, и дождь не сдавался: набирал воду в лужи, размывал обочины, заливал водостоки. Жёлто-красную заправку Shell в голубом свете фонарей было видно издалека, подсвеченные края навеса, вывеска и цифры на табло отражались в мокром асфальтном покрытии, создавая под ногами параллельную реальность. Времени было полно, так что я заглушил двигатель, вышел из машины, вставил пистолет в бак, не торопясь сходил к оператору и потом целую вечность ждал, пока цифры докрутятся до нужных значений. Эти попытки потянуть время хоть и были оправданными, но создавали дополнительное напряжение: в очередной раз при наличии миллиона возможных вариантов развития событий, большая часть которых зависела только от моего желания, моей жизнью овладевало неизбежное, приближаясь с каждым новым ударом сердца. Развернись и езжай обратно, напейся, наконец, и ложись спать. Всё будет как прежде, ничего не случится, завтра позвонит Бравура, вернёшься в город, и станет уже не до того. В некоторые игры можно выиграть, только не играя вовсе.

Отъезжая, я бросил взгляд в зеркало заднего вида: буква S на вывеске Shell несколько раз моргнула и погасла. На этом фоне надпись «Объекты в зеркале ближе, чем кажутся» выглядела как злая насмешка.

В отличие от холодных тонов трассы в городе мокрые улицы отливали бронзой. Я оставил машину в квартале от отеля и пошёл пешком, стараясь оставаться в тени и не попадать под свет вывесок. Пистолет жёг мне бок под курткой, я был сосредоточен и готов в любой момент вступить в бой. Однако сердце предательски долбило в грудную клетку изнутри, предвосхищая встречу в том виде, в котором я себе её представлял.

В холле отеля тихо говорило радио, но за стойкой никого не было, и я просто прошёл мимо к лестницам, стараясь не шуметь. В очередной раз словив гипнотическое ощущение от совершенно идентичных лестничных пролётов, я подумал о том, что отели как будто находятся на изнанке реальности. Одинаковые длинные коридоры с одинаковыми дверьми, безликие абстрактные картины на стенах, вендинговые аппараты, излучающие потусторонний свет, непонятные звуки, издаваемые то ли ветром в оконных рамах, то ли кондиционерами, то ли водосточными трубами. Запах воды из бассейна и средства для чистки ковров. Пустые комнаты с голыми остовами вешалок в шкафах, отблески автомобильных фар на стенах, странный, иногда даже тревожный вид из окна. Едва слышный смех и разговоры за стеной — неясно, настоящие ли или записанные на плёнку, чтобы, периодически проигрывая их, придавать месту ощущение нормальности. Отели вызывали у меня чувство, будто я нахожусь в наспех слепленной симуляции или в декорациях для фильма, — в какой-то подделке жизни. Как на тех картинках, где всё кажется знакомым, но не получается различить ни один предмет.

В любом случае, здесь всё было спокойно, и ничего подозрительного, что могло свидетельствовать об опасности, я не заметил. Я поднялся на четвёртый этаж, нашёл номер, указанный на ключ-карте, подошёл к двери вплотную и прислушался. Было тихо. Я достал пистолет и приложил карту к сканеру.

Замок щёлкнул, открываясь, и я слегка подтолкнул дверь, чтобы посмотреть, что внутри. Комната хорошо просматривалась благодаря свету неоновой вывески на здании рядом — на первый взгляд там никого не было. Я осторожно зашёл в номер, закрыл за собой дверь, ещё раз осмотрел комнату, а затем ванную и шкафы. Чисто.

Часы показывали 2:07 — слишком рано, но, может, оно и к лучшему. Я сел в кресло, держа наготове пистолет, и стал ждать.