Бесконечная история (джен)

Нужный мне маленький городок находился примерно в ста километрах от областного центра, нашёл его, чудом выпросив у Антона карту местности. Мой продвинутый новый друг выбросил меня в окрестностях какого-то поселка, не очень далеко от города. Стоя на дороге у заросшего и заброшенного колхозного поля, поймал попутку. Выгреб из карманов монеты, что тряслись там все время моих приключений, начиная с кладбища. Довольно остро встал вопрос финансов, но добраться до своих счетов я не мог, опасаясь слежки. Увы, мой чемоданчик с «магическими штучками» теперь не найти, а там и кое-какая денежка имелась, хранимая на случай непредвиденных расходов.

Древняя колымага с потрёпанного вида мужиком за рулем несла меня по шоссе, которое казалось совсем неухоженным, но зато здесь почти не было движения. Поэтому мы выехали на еле заметную полосу дорожной разметки и, периодически подпрыгивая на выбоинах, сотрясая пространство лязгом металла, покатили вперед. Водитель выжимал из своей «ласточки» последние крохи жизни, держа ровно девяносто в час. В открытое окно иногда проникал запах леса, впереди разворачивалась неровная лента дороги. Я немного сумел расслабиться. Нервное напряжение от ожидания и неопределённости отступило, позволяя подумать и проанализировать сложившуюся ситуацию.

Многое из того, что мне удалось узнать за неделю, проведенную в космосе наедине с Антоном, не хотело укладываться в голове. Мальчик-технарь, умерший практически у меня на руках, оказался восьмидесятилетним старцем, перенесшим свое сознание в новое, молодое тело. Кто в такое поверит? Я тоже не верил, пока Тоша не проводил меня в специальное помещение «холодильник», где своего пробуждения ожидали тела-оболочки, готовые в любой момент послужить вместилищем для желающих омолодиться ученых. Моя челюсть тогда отвисла на долгие полчаса — столько времени я смотрел, как мерно дышат те, кто находился в индивидуальных криогенных камерах. Зрелище не для слабонервных — скелет, обтянутый кожей, спокойно лежащий в мутноватой жидкости. Впалые глазницы и чуть приоткрытый рот, серая кожа с сетью голубых вен, оплетающих тела с ног до головы и огромное количество проводов, подсоединенных к капсулам, не давали спокойно оценить увиденное. Но на помощь мне пришел Антон. Механический друг объяснил, что чтобы тела оставались функционирующими на более долгий период, их специально доводили до такого состояния, и появлялось соотношение «качество-продолжительность» — тела не только не умирали, но при выходе из криосна оставались «живыми». Криогенные камеры вызвали у меня ассоциацию с саркофагами, а тела — с фараонами, но быстро развивающуюся мысль о сходстве прервала другая, более критичная — египтяне и знать не знали о такой технологии, не говоря уже о «консервировании» еще живых людей. Мои мозговые потуги прервал очередной урок ИскИна о том, как происходит перенос сознания из одного тела в другое.

От огромного количества заумных слов, которые Антон упорно выдавал, несмотря на все просьбы остановиться, просвещая в незнакомые технические тонкости, у меня разболелась голова. Если нашим, простым языком объяснять, то оцифровывание — это перенос сознания в компьютер в виде единиц и нулей, а затем обратно, но уже в новое тело. Вот это я понимаю — технологии! В таком, по нашим меркам, преклонном возрасте выглядеть на двадцать. Пиратов как раз и интересовали возможности исследовательского судна, что позволило бы им в любой момент сменить оболочку и, оставаясь не узнанными, промышлять на просторах космоса. Созданная в две тысячи шестьсот каком-то там году технология сохранения сознания, в век космических путешествий и исследования межгалактического пространства, стала поистине прорывом. Экспедиции, которые могли длиться по несколько десятилетий, а то и столетий, имели в своём распоряжении «молодых» специалистов, учёных и не нуждались в пополнении кадров. Не тратилось время на их взросление и обучение, тем самым экономя колоссальные средства. Вообще-то, разумно. С этической точки зрения, конечно, здесь не всё чисто. Оцифровать, продлить неограниченно, пока востребовано, жизнь, бесспорно, нужным и незаменимым людям, не давая такого шанса «простым» гражданам. Но когда сильным мира сего было дело до обслуги, работяг, которых в любой момент можно заменить на более сильного и молодого, а то и вообще на машину?

Следующий вопрос, который назрел по мере изучения возможностей корабля — временные перемещения. Выяснилось, что с развитием космических исследований, первые путешественники открыли эту аномалию абсолютно случайно. Естественно, усвоить эту информацию мне не дано: отсутствие образования мешает разобраться в тонкостях. Но главное я понял, все-таки интернет двадцать первого века — вещь стоящая, так и учился. ИскИн может переместить корабль во времени, но только назад. Детали так и остались для меня набором слов, но суть понятна. «Малыш», помимо основной своей задачи — полетов в космосе, еще и своеобразная машина времени. Конечно, такой способ перемещения — это путь в один конец. Опять же, моих «продвинутых» знаний мало, чтобы вникнуть в причины невозможности вернуться или, наоборот, прыгнуть в будущее, но это и не важно. Главное — я, кажется, нашел способ удрать от проблем, которые точно будут, если меня найдут пираты и мои современники.

Дома появились неожиданно, дорога резко изогнулась, открывая старый, фактически заброшенный город. Водитель сбросил скорость, а я рассеянно подумал, что кто-то же ещё живёт здесь. Сейчас такие города «заводского» типа, наверное, уже призраки. С развалом Союза закрылись огромные предприятия, отправляя жителей подобных «подчинённых» поселений в крупные областные центры или столицу. Эти города, как правило, «умирают», а оставшиеся старики доживают свой век вместе со своим домом.

Центральная улица проходила через весь городок, изредка пресекаясь более мелкими паутинками своих ответвлений. Ощущение пустоты и заброшенности не отпускало всю дорогу. За время движения лишь пара прохожих попалась мне на глаза. И только немногочисленные глазницы оконных проёмов, подсвеченные тусклым оранжевым светом, не давали усомниться в том, что здесь ещё теплится жизнь.

Мы медленно катились по тёмной улице, я внимательно рассматривал фасады под последние лучи заходящего солнца. Наконец появился нужный мне дом. Машина проехала мимо искомого здания, и я попросил водителя остановиться метрах в тридцати. Попрощался с мужиком, вышел из машины, пешком вернулся назад.

Подъездная дверь пятиэтажного дома была распахнута и подпёрта полусгнившей доской. Я вошёл внутрь, остановился, осматривая открывшийся вид: обшарпанные зеленые стены, осыпавшаяся штукатурка и бетонная лестница, ведущая на второй этаж. Каморка консьержа, если я правильно понял назначение помещения, уже давно была пуста, а лампочка под потолком мерцала желтым светом, готовая вот-вот потухнуть. Две квартиры на этаже, нужная мне — справа. Постоял некоторое время, проверяя, будет ли реакция на моё появление. Ничего не дождавшись, постучал, не обнаружив звонка.

Негромкий, в общем-то, стук разнёсся эхом по пустому подъезду, заставляя меня напрячься. Что ж так громко-то? Скрипнули давно проржавевшие петли.

— Позволишь одинокому офицеру пригласить тебя на романтический ужин? — игриво прозвучал хриплый басок Светлова.

— Сергеич, хорош стебать. Чуть в штаны не наложил, — я тут, понимаешь, в дыру эту залез, следы заметаю, а этому нехорошему человеку всё смехуёчки.

— Да что ж ты пугливый такой? Заходи давай, водка стынет, — обхватил меня сзади за шею Дед, затаскивая в квартиру.

На кухне скудный свет от старенькой маломощной лампы, одиноко висящей на потолке, который, казалось, сейчас рухнет, желтым светом озарял то, что стояло на столе. Застеленный полиэтиленовой пленкой, скрипучий и шатающийся столик был завален пластиковыми коробочками с салатами, колбасной нарезкой, а в довершение всего по центру стояла литровая бутылка самого русского алкогольного напитка. Остановился, осматривая угощение. Неплохо так Никита затарился! Эдак мы на несколько дней зависнем, а времени нет. Опасаюсь я вот так свободно разгуливать по земле. Вот до чего докатился! Родная планета теперь чужой стала!

— Садись, накатим, а там и расскажешь, что за беда с тобой приключилась, — подтолкнул меня к табуретке друг.

Итак — Дед. Он же — Никита Сергеевич Светлов, опытный бывший военный, капитан разведывательного управления КГБ СССР с более, чем солидным стажем, в новой России оставшийся не у дел, сейчас занимался вопросами какой-то там безопасности в заштатной конторе. Рост — почти два метра, в плечах — косая сажень, кулаки просто устрашающего размера. Несколько лет назад к нему привязалась кличка Дед. Никита в свои шестьдесят два сохранил выправку офицера и упругое мускулистое тело, но лицо старика, испещренное сетью морщин, и уставшие прищуренные глаза показывали, что как бы друг не пытался держать себя в форме, все равно сказывался возраст, и пережитые потери оставляют след на когда-то «живом» и улыбчивом лице.

В своё время я оказал ему несколько услуг, связанных с моим ремеслом. Еще в самом начале мой карьеры «мошенника», на прием привела его ныне покойная супруга, которая уже некоторое время была моей клиенткой. Как сейчас помню упирающегося злого мужика на пороге своей обители. Ник, воспитанный в коммунистической реальности, как и большинство выходцев той эпохи, не верил и не признавал того, что нельзя пощупать. Вера и сверхспособности для таких людей всегда являлись чем-то из ряда вон. Только настояния жены и безвыходная ситуация на работе заставили бывшего капитана разведки обратиться за помощью к начинающему магу. Да, по началу разговор не клеился, и лишь только после того, как возмущенная Анна Геннадьевна покинула комнату, оставив наедине двух упорно молчавших мужиков, мы смогли хоть как-то начать общение. Хотя… Сергеич много чего тогда сказал обо мне, моих умственных способностях и о роде деятельности, недостойной для современного человека-мужчины. Я молча выслушал. Ну, а что тут скажешь? Мужик-то, в общем, прав. Но что-то заставило вставить свои замечания и оправдаться, после выволочки дядьки, да и терять клиентку, которая точно пропадет после неудачи с супругом, нельзя. Репутация будет потеряна.

Решил сыграть на азарте. Предложил вояке пари. Найду пропажу — платит за услугу, ну и супругу проспонсирует в дальнейших посещениях экстрасенса. Нет — я сворачиваю свою лавочку и компенсирую все затраты семейной пары, причем даже те, что понесла супружница капитана ранее. Моя уловка сработала. Никита Сергеевич загорелся этой идеей. Очень ему хотелось доказать молокососу, что выбранный путь не верен. Ударили по рукам. Теперь дело за малым — найти сбежавшего с крупной суммой сотрудника.

Нашел! Сам в шоке был. Просто ткнул пальцем на карте — здесь ищите беглеца. Ну и мелочей подкинул, которые более точно смогли указать на место. Блефовал однозначно — в голове ни одной мысли связанной не имелось. Как сработало — сам до сих пор не знаю, но потеряшка, документы и деньги были обнаружены на следующий день. Пришлось Никите выполнять свою часть уговора — теперь чета Светловых стала частыми гостями в моем доме. Рабочие отношения довольно быстро переросли в почти семейные, отчего и у меня на душе теплело каждый раз, стоило только Светловым показаться на пороге моей скромной квартиры. Ни один из визитов пары не заканчивался пустотой, впервые в моем «одиноком» доме, кроме моего, звучали еще и другие, за такое короткое время ставшие родными, голоса: гулкий бас Никиты отражался от стен и перекрывал звонкие, задорные голоса Анны и Насти. Анна вообще была женщиной миниатюрной, тихой и спокойной, но в то же время властной. Вот кажется, что сейчас она молчит, наблюдая, как подвыпивший муж во всю глотку горланит свою любимую песню, запивая бокалом пива интервалы между куплетами, а потом как даст ему по лбу ложкой, что аж искры из глаз летят, так и успокоится Дед. Насупится Светлов и сядет смотреть на спину супруги, мечущейся у кухонной плиты, а затем на весь дом разлетается звонкий смех Насти — единственной и всеми любимой дочери Светловых. Женщина была старше меня на десяток лет, свободолюбивой и озорной, не было ни одного праздника, ни единой посиделки, где бы не звучал смех Насти. Не будь она старше меня на столько лет, я, может, и женился бы, да породнился с Никитой. Только вот не успел. Случилось горе, от которого и я, и Дед отходили очень долго.

Страшная авария унесла жизни Анны и Насти: в туристической поездке экскурсионный автобус столкнулся со встречным автомобилем на узкой дороге в горах. Не выжил никто.

Я поздно узнал о трагедии в жизни Никиты, прошло несколько дней после похорон уже, прежде чем я решил связаться с семьей Светловых, не выходивших на связь долгое время, что очень странно было в свете наших отношений. Несколько дней пытался дозвониться, но безрезультатно. Тревога разрывала сердце, и решение приехать в Москву домой к пропавшим родным было оправданным. Но даже оказавшись на пороге знакомого дома, я не смог встретиться с дорогими мне людьми. Попытки достучаться до кого-нибудь в квартире ни к чему не привели. Лишь после нескольких часов на лавочке под окнами и

рассказа соседки я узнал о постигшем Никиту горе и его затворничестве в опустевшей квартире. Я продолжил приходить каждый день и проводить часы под дверью, надеясь достучаться до друга. Когда же мне это удалось, я реально испугался за него. Квартира представляла собой поле боя. По полу везде была разбросана одежда и документы его погибших девочек, обломки разбитой мебели. На некогда светлом пушистом ковре валялись десяток опорожнённых бутылок и одна, почти пустая, была у Светлова в руках. И посреди этой разрухи на журнальном столике перед ним стояла фотография таких счастливых и ещё живых людей — его погибшей семьи. Сам Никита с закрытыми глазами сидел на полу, облокотившись на стену. «А вдруг он умер?» — замер я, не решаясь приблизиться. Сколько мне тогда пришлось пережить… Сам чуть не поседел.

Три недели я выводил его из состояния апатии, которая сменялась временами неудержимой яростью. Заставлял его есть, за руку водил в туалет и помыться, не оставляя даже на минуту. Разговаривал, пытаясь если не утешить, — в такой ситуации это невозможно, — то хотя бы заполнить тишину и стереть печать безразличия в потускневших глазах. Вспомнить страшно.

Мне редко приходилось обращаться к нему за помощью, но уж если что — он умел быть благодарным. Когда делом, когда советом и шуткой помогал справиться с трудностями и вернуть веру в свои силы.

Встретиться с Дедом я решил, потому что больше не к кому было обратиться, а его знал довольно давно. Единственный друг, находящийся рядом со мной с самого знакомства, — бывший капитан. Позвонил Никите с корабля, в очередной раз напрягая Антона. Опасаясь того, что перемещение «Малыша» военные отследили и каким-то образом смогли выйти на меня, связь ИскИн устанавливал с судна, отсекая возможность прослушки и определения моего местонахождения. Паранойя, точно! Неделя раздумий и изучение вопроса с переносом во времени натолкнули меня на мысли связаться с единственным человеком, который мог реально помочь, в крайнем случае советом — и то «хлеб».

Дед не раздумывал вообще, сразу же предложил место встречи, уточнив время, которое нужно мне, чтобы добраться до указанной точки. Как только услышал клич о помощи от «дурного ребёнка», как он часто меня называет, прибыл менее чем через сутки. Уверен, все мои просьбы о тайне и конспирации не были пропущены мимо «КГБистских» ушей.

— Никит, а хочешь, я тебе его покажу? — подскочил я, закончив излагать свою историю.

Рассказ пролетел под молчание друга, который не забывал наполнять пластиковые стаканчики прозрачной жидкостью.

— Урологу покажешь, — на автомате ответил капитан, выныривая из своих мыслей.

Ситуация, в которую мне «посчастливилось» попасть, была, мягко говоря, невероятна, я бы, не задумываясь, расскажи мне кто о таком, назвал его сказочником. Мой изрядно захмелевший мозг уже не воспринимал произошедшее в чёрных тонах: появилась надежда и шанс на то, что всё ещё обернётся лучшим образом. Но вот как военный, служивший когда-то в отделе КГБ, отнесётся к этому, мне не ведомо. Вполне возможно, просто пошлёт по известному адресу, вкатив звездюлей за «ложный» вызов. Хотя нет, скорее заботливо оставит на пороге психушки.

— Далеко до твоего «железного коня»? — спросил друг, поднимаясь и отправляя пустую тару в пакет, приспособленный под мусор.

— Ну-у-у… Как за городом будем, на поляне какой-нибудь кликну Антоху, он нас подберет, — предложил Сергеичу. Ключ с маячком висит на шее. ИскИн без труда найдёт нас, нужно только место для посадки.

— Собирай, — кивком головы указал Никита на закуски и ловко начал упаковывать провиант, что почти нетронутым оставался на столе.

За всё время недолгих сборов Дед не проронил ни слова, погружённый в себя, видимо, решая, что со всей свалившейся на него информацией делать. Мне было очень любопытно, к каким выводам он пришёл, но пока спрашивать не решался. Сам озвучит, когда готов будет.

У меня машины нет, не вожу, неинтересно, потому никогда не знал и не пытался запоминать марки автомобилей. Машина Светлова — здоровый чёрный внедорожник, — припаркована за домом, в тени старого корявого дерева, и с той стороны, с которой я заходил в дом, не была видна. Загрузились. Плавно тронулись с места, дворами пробираясь к центральной улице.

— Никит, ты что молчишь-то? — решил нарушить тишину, царившую в салоне, когда мы выехали на главную дорогу и продолжили движение в сторону выезда.

— Стас, — не сразу отозвался капитан. — Ты же сам всё должен понимать, со стороны выглядит очень странно, и…

— Думаешь, не понимаю? Но ведь ты знаешь меня не один год. Я когда-нибудь давал повод усомниться в своей вменяемости? Да стал бы выдергивать за сотни километров от дома, чтобы бухнуть? — рассуждения и сомнения друга обидны, честное слово.

— Вот поэтому ты ещё не порот, и едем мы на встречу с… как там его? Антон? — продолжил Никита после того, как я замолчал.

— Тормози, — попросил Светлова. Закончился подлесок, окаймляющий городок, место теперь открытое, — по-моему, идеальное для «Малыша».

Никита легко повел рулём, плавно сворачивая на обочину, останавливая машину.

— Сейчас вызову. Подожди, — выбираюсь в ночную темень. Достал ключ, который теперь постоянно болтался на шее на «супер-шнурке», что невозможно порвать — подарок Антона, кстати, разработка из будущего. Провёл уже по привычной гладкой поверхности, легко нажимая в центр, где расположен сенсор, отправляя сигнал. ИскИн должен привести корабль через несколько минут. Подождём.

— Вот, пусть тебе теперь стыдно будет, старый пердун, — пробубнил себе под нос. И подскочил от несильного, но неожиданного подзатыльника. Услышал вояка. Первым появление звездолёта заметил капитан. Тёмное вытянутое пятно, казалось, появилось из ниоткуда. Ни иллюминации, ни других спецэффектов… Обидно. Хотелось поразить друга.

— Выгружай жратву, а то у меня там только синтетика одна, — распорядился я, хлопком по плечу выводя замершего Никиту из глубокого транса. Тем временем Тоха выпустил трап: своеобразный мостик, ведущий внутрь корабля, зависшего примерно в метре над поверхностью земли. Впрочем, Светлов недолго пребывал в прострации. Моргнул пару раз, быстро фокусируя взгляд, и, не спрашивая моего разрешения, сел за руль своего внедорожника, направляя его, зараза такая, прямо в брюхо «Малыша». Вот так.

Следующее, что я помню, как открыл глаза от прожигающего сетчатку луча «солнца», поспешно зажмурился, плотнее закутался в одеяло с лёгким вздохом удовлетворения. Мне было тепло, хорошо, и я ещё не вполне проснулся. Утренние звуки не тревожили сознание. Вновь погружаясь в сон, я инстинктивно протянул руку, чтобы найти телефон, который обычно клал рядом на прикроватную тумбочку. Вялая конечность натолкнулась на пустоту, свешиваясь вниз, на привычном месте хорошо знакомой поверхности не оказалось.

Сон, что я видел, — или не сон это вовсе, — яркими вспышками пронёсся пред закрытыми глазами, разгоняя всю негу пробуждения. Я открыл глаза и резко сел. Слабое со сна тело слушалось плохо. Первое, что отметил взгляд, — белые стены, непонятное, незнакомое оборудование. «Дурка, что ли?» — пронеслось во всё ещё затуманенном, не желавшем просыпаться сознании. Воспоминания накатывали толчками, как будто по переключению тумблера. Щелчок — картинка появилась, следующий — новая. Разболелась голова. «Интересно, в который раз за последние дни?» Ну вот, как я понимаю, и последствия ночных возлияний пожаловали.

Встать на ноги не получилось. Коснувшись босыми ступнями пола, не смог удержать свой вес, колени подогнулись, и я просто «перетёк» вниз, с глухим шлепком оказавшись на полу. Тело не слушалось. «Опять?» — вспомнился парализатор и состояние беспомощности. Но в этот раз было немного по-другому: я чувствовал всеми клетками холод пола, и только дикая слабость не давала полноценно двигаться. «Допился, придурок!» — укатал меня Дед.

С большим трудом удалось собрать все части тела в кучку, подползти к «кровати», с которой свалился, и облокотиться на гладкую боковую стенку своего «ложа». Устроившись поудобнее, ещё раз ясным взором осмотрел помещение, в котором проснулся. «Ну, всё понятно». Спать завалился, судя по всему, в медкапсуле, видимо, рассчитывал, что похмелья поможет избежать система оздоровления корабля. Вон там ещё одна капсула перемигивается огоньками кнопок. Думаю, Сергеич тоже решил пропустить утреннее недомогание после пьянки.

— Ники… — прервался, не узнавая собственный голос. В горле было сухо, но то, какой я издал звук — что-то среднее между хрипом и писком, не был похож на хорошо знакомый баритон, которым я «пользовался» раньше. Перевёл взгляд вниз, на ноги. Эти точно не мои — длинные, худые, не имеющие растительности, никогда не знавшие нагрузки, судя по отсутствию мышечной массы. Руки тоже не радовали глаз — тонкие прутики в сравнении с привычными мне. Длинными, даже какими-то узловатыми, пальцами провёл ревизию тела, отыскивая знакомые, бережно накапливаемые годами складочки и жирок. Ничего. Не моё — точно. «Что произошло? Как?» — не хотелось принимать очевидные вещи. Объяснение одно — меня оцифровали и запихнули в одно из «спящих» тел, которые находились на хранении в криокамерах на «Малыше».

— Какого тут е…ть, в п…ду за у…ый, в них у… ть в ё…ть! — разнеслось по комнате со стороны «капитанского» лежбища. Голос так же, как и мой, отличался хрипотцой и высокими тонами, но манера, однозначно, узнаваема — Никита очнулся. В пылу злости и растерянности он «глотал» буквы, оставляя начало и вполне угадываемый смысл великого и могучего русского мата.

— Дед, ты только не нервничай! — пропищал я, лихорадочно оглядываясь, пытаясь найти пути отхода. Что-то мне кажется, что Никитос тоже не в курсе того, как мы оказались в новых шкурках, а судя по звукам, издаваемым капитаном, он не остался в прежней. «А это значит… что? Ой, бля! Короче, ничего хорошего для меня. Валить надо! Бить будут долго, и, скорей всего… ногами… по голове!»

— Ты покойник, — прорычал Дед. Негромкий шлепок упавшего тела подтолкнул меня к выходу. «Откуда только силы взялись?»

То ползком, то на коленках, утыкаясь носом в пол, медленно, но уверенно я пробирался к выходу под матюки Светлова. Слабость новой оболочки быстро пройдёт, а сноровка бывшего военного и весь его опыт, накопленный за долгие годы службы, за считанные минуты поставит на ноги даже самое слабое тельце. Сейчас главное унести свои конечности и затаиться — корабль большой, мест для того, чтобы «залечь на дно» предостаточно, а там и Никитка успокоится. Моё тело целее будет — новое, его беречь надо. Прибавил скорости и, не оборачиваясь на копошащегося где-то сзади Деда, пересёк порог медблока, вываливаясь в коридор.

— Тоха, — позвал я ИскИна, — заблокируй дверь.

Вот успокоится немного — выпущу. Сейчас всё равно ничего сделать нельзя. Тут подумать надо. Опустившаяся перегородка отрезала капитана от выхода, заглушая мат за звуконепроницаемыми стенками.

Вот отдышусь маленько, а потом и Антошу «пытать» буду: «Какого тут вообще случилось?» — в том, что это ИскИн намутил, сомнений нет. Тело менять я, конечно, собирался, но не так — не с пьяну же. Да и Светлов явно не ожидал такой подставы.

— Антоха, что же ты наделал? — шёпотом, потому что нынешний голос напрягал, сокрушался я.

На что от ИскИна пришёл немедленный развёрнутый ответ. Из всего услышанного получалось так, что продвинутый интеллект тут вообще не виноват. Он всего лишь выполнял наши пьяные команды, которыми мы, по незнанию и в угаре алкогольных паров, закидали бедного «умника». В доказательство этого была предоставлена запись дебатов двух бухих идиотов, в которых я, еле ворочая языком, прерываясь пытаясь справиться с икотой, убеждал офицера, что старые тушки нам уже не понадобятся в новой жизни. И «захват» мира лучше осуществлять в молодых и сильных телах. Никитос был согласен, но категорически не хотел «переодеваться» в то, что он видел в отсеке с криокамерами. Убедить Светлова вроде бы удалось, подключив к этому вопросу Антона, который объяснил капитану, что «дохленькие» тельца можно и даже нужно менять, адаптировать под свои предпочтения. Достаточно всего лишь привыкнуть и потренировать ослабленные после «глубокой заморозки» тушки, благо, на «Малыше» есть все условия. Никита согласился с тем, что это разумно. Видимо, его согласие и моё желание были приняты Антоном за руководство к действию.

Дальше на записи шло обсуждение скачка в прошлое и доводы Деда в пользу того, что прыгать нужно в послепетровские годы. С самим Петром Великим нам не справиться, этот правитель сам кого хочешь подомнёт под себя… Под рассуждения Никиты о преимуществах времени правления внука Великого реформатора Петра Второго и бормотание ИскИна, выдававшего исторические справки, я, похоже, задремал. Моих возражений и комментариев слышно не было. Но меня не отпускало предчувствие, ощущение, что мы уже не в двадцать первом веке. Мои слова «Никита, ты гений!» и «Летим!», скорее всего, тоже не остались без внимания самого-самого умного «разума». Но это сейчас не главное, потом с «полётами» разбираться будем. Охренеть! Вот наворотили…

— Ник, ты слышал? Не виноват я. Побить меня не хочешь больше? — спросил я всё ещё запертого собутыльника по внутренней связи, включённой ИскИном и транслировавшим записанное и Светлову тоже.

—Хочу! Но не буду. Открывай, — раздался усталый «писк» из медотсека. За отъехавшей вверх дверью сначала было тихо, но через пару минут стало слышно сопение и лёгкий шорох — Дед подползает к выходу.

У меня отвисла челюсть. У появившегося в проёме Сергеича тоже.

— Это ты? — Никита озвучил мои мысли, которые заметались в больной черепушке.

— Я не… — на мгновение закашлялся я и, постучав себя «кулаком» в грудь, хрипло выдохнул. — Я не знаю.