Секрет почти не виден (джен)

Во время своего первого выхода в свет в роли Хранителя Секрета фланирующий по Диагон-Аллее Сириус практически сразу наткнулся на своего друга Питера Петтигрю.

— Все говорят, что ты теперь Хранитель Секрета, — обеспокоенно сказал Петтигрю. — Наверно, уже все Пожиратели об этом знают. Знаешь, лучше бы я стал Хранителем вместо тебя.

— Спасибо, друг! — великодушно сказал Сириус и хлопнул Петтигрю по плечу. — Но такова селяви, как говорят Лестранжи.

— Береги себя, Сириус, — прочувствовано сказал Питер, соображая про себя, что, если Сириус как-нибудь убьется, упьется или любым другим способом загремит в Мунго, до обещанного Лорду Секрета ему самому и вовсе никогда не добраться.

Сириус только махнул рукой и перебежал дорогу за мороженым, а Питер юркнул в проулок, к поджидающему его Долохову. Сириус же тем временем зашел с мороженым в книжный магазин, пользуясь тем, что молодого красавца, в отличие от мальчишки-школяра, оттуда не погонят и с мороженым, и начал прицениваться к книгам, для начала взяв в руки классический труд Ньюта Саламандера «Моя семья, Дамблдор и прочие фантастические твари».

— А у вас нет такого же, но авторства Квиррела? — спрашивал Сириус у улыбающейся его шутке продавщицы.

— К сожалению, нет, — отвечала миленькая продавщица.

— Будем подождать, — спокойно отвечал Сириус, помнящий робкого и неловкого студента Квиррела еще по школе, и переходил к стеллажу по защите от Темных Искусств.

— А у вас нет такого же, но авторства Локхарта? — спрашивал Сириус, выуживая очередной классический фолиант.

— К сожалению, нет, — отвечала продавщица, сдерживая смех.

— А ты запиши мне адресок того места, где он, может быть, найдется, — предлагал Сириус, подпихивая продавщице кусок пергамента, и она игриво била Сириуса по руке, берясь за перо.

Сириус не забыл советов своего отца, и, когда Петтигрю пригласил его на рыбалку, обещая такой клев, от которого Сириус забудет все на свете, Сириус не забыл позвать с собой еще друзей. Сам Петтигрю слегка запоздал, и Фрэнк Лонгботтом прибыл раньше него — а прибыв, тут же отозвал Сириуса в сторону.

— Сириус, послушай… — начал Фрэнк, кивая на сидящих с удочками на пирсе Рудольфа и Рабастана.

— Ты мне друг? — решительно спросил Сириус, который запомнил также совет Хагрида не класть все яйца в одну корзину.

— Друг.

— Ну а вот они вообще мне родственники.

— Это Фрэнк, — представил Сириус своего друга, подводя его к Лестранжам. — Это…

— Да знаю я без тебя, кто это! — сердито отмахнулся Фрэнк, на Лестранжей в аврорат уже приходили ориентировки, хотя железных улик на них собрать все еще не удавалось, и Фрэнк не раз жаловался, что из-за этого бумагомарательства Лестранжей возьмут разве что только когда они его убьют.

— Присаживайся, гражданин начальник, — пригласил Рабастан. — У меня клюет как заведенная.

— Ты ж не будешь нас арестовывать за отсутствие лицензии на рыбалку, — добавил Рудольф. — Это у магглов только такие законы, что без крючкотворов и с удочкой теперь не посидишь. И ты увидишь — как набежит в наш мир еще побольше грязнокровок со своими порядками…

— Ребята, ну вы можете хотя бы на рыбалке про политику не спорить? — возмутился Сириус. — Рыбу распугаете, от вас даже у селедки уши повянут.

Пакт о ненападении был скреплен рукопожатием, и план Долохова и Петтигрю рухнул еще до того, как сам Петтигрю прибыл на место. «Вот, — сказал утром перед рыбалкой Долохов, вручая Петтигрю кирпич. — Тяжесть — это хорошо. Тяжесть — это надежно. Ахнешь своего Сириуса по голове, а потом мы ему веритасерум в пасть вольем. И смотри — бей аккуратно, но сильно! А то точно так же бить буду я — но только уже тебя». «Антонин, это как-то немагично», — пожаловался Петтигрю, не ожидавший таких методов в чистокровной и аристократичной компании Пожирателей. «Зато дешево, надежно и практично», — возразил Долохов.

Теперь, с таким количеством свидетелей, о кирпиче нечего было и думать: будь с Сириусом только Лестранжи, Питер еще мог бы рискнуть ударить Сириуса и оправдаться перед Лестранжами приказом Вольдеморта. Даже будь с Сириусом один Фрэнк Лонгботтом, Петтигрю мог бы сначала оглушить Сириуса, а потом как-то отвлечь Фрэнка до прихода Долохова, сославшись на Дамблдора и мнимый переход Сириуса на сторону Пожирателей. Но Сириус подстраховался с обеих сторон.

Впрочем, одну слабую попытку Петтигрю все же сделал, сев с краю рядом с Рабастаном.

— Рабастан, — прошептал Петтигрю, — ты мог бы очень помочь Темному Лорду…

— Да иди ты со своим Лордом в задницу, — зло прошептал Рабастан, у которого как раз сорвалась крупная рыба. — Такой клев бывает раз в жизни!

Клев обеспечивал Долохов, который был большим специалистом по массовому лову рыбы — сам для себя он глушил ее динамитом, но чистокровные после такого косо на него смотрели, и он поднаторел и в волшебных способах почти такой же эффективности. Сначала, укрывшись за утесом, Долохов применял к рыбе Акцио, подтаскивая ее поближе к рыбакам. Потом, когда в окрестности рыба кончилась, Долохов применил авторское заклинание «Акцио, к едрене матери!» Затем и этого заклинания стало не хватать, и Долохов, наложив на себя чары невидимости, полез в воду, понагнать рыбки — тут-то зоркий глаз аврора Лонгботтома и заметил движение в воде чего-то непонятного. Акцио и даже Ступефай на непонятное не действовали, и Долохову удалось бы уйти за пределы видимости, загонять к пирсу с рыбаками косяки морского окуня, если бы братья Лестранжи не пришли товарищу по рыбалке на помощь. Рабастан, вытащив палочку у Петтигрю, наложил шотландское заклятие Акцио Хинми, Рудольф закрепил, и Рабастан торжественно отдал палочку Петтигрю с пожеланием держать покрепче. В этот момент Долохов, который тоже был не промах, почувствовал, что его зацепили и врубил форсаж, отчего Петтигрю не только слетел с пирса, но и ушел вслед за Долоховым, рассекая воду и поднимая волны.

— Если палочку не бросит, то эта штука, чем бы она ни была, от него не уйдет, — с гордостью сказал Рудольф.

— Захлебнется еще, — сочувственно сказал Фрэнк, наблюдая за тем, как Петтигрю набирает скорость.

— Аппарировать, что ли… — пробормотал Сириус, которому не хотелось ни купаться в осенней водичке, ни бросать школьного друга на виду у всех.

— Куда! — остановил Рудольф. — В воду, что ли? Да пусть он Фините скажет, и сам на сушу аппарирует.

Четверо рыбаков подождали Петтигрю несколько минут, но так и не дождались.

— Да и черт с ним, — объявил Рабастан. — Все равно клев кончился. Идемте уху варить — Петтигрю с пирса, чистокровным легче. Блэк, ко мне или к тебе?

— Да пойдем, родители только рады будут, — согласился Сириус и хлопнул Фрэнка по спине. — Точно, обрадуются.

Орион Блэк, вышедший к гостям в фойе, действительно встретил их приветливо.

— Приятно, очень приятно видеть такую компанию юношей из благородных родов, — добродушно проговорил Орион, пожимая всем руки. — Фрэнк Лонгботтом, если не ошибаюсь? Право, зря вы без жен — рыбалка это одно, а уха уже совсем другое. Белле мы всегда рады, а ты ведь на Алисе Стоун женат? Я Стоунов знаю — прекрасная, добропорядочная семья. Сходил бы, пригласил жену, а? — и Орион махнул рукой в сторону камина.

— Ну, это можно… — проговорил Фрэнк, скорее удивленно, чем опасливо.

— Нужно, дорогой мой, нужно! — настойчиво сказал гостеприимный Орион. — Мерлинова шляпа, когда же мы уже снова нормально жить начнем? Куда ни придешь — этот с тем не разговаривает, тот с этим за одним столом сидеть не хочет. Сколько можно! Верно я говорю, молодые люди?

Искупавшийся в ледяной водичке и проваливший задание Петтигрю во сне метался по постели, мучимый кошмарами, и вместо страшного и ужасного Вольдеморта ему снился Долохов, который наяву сначала поставил Петтигрю фингал и надавал пинков, но потом спас его от расправы, наорав на него перед Вольдемортом.

— За это убивать надо! — страшным голосом кричал Долохов, а Вольдеморт, думавший обойтись Круциатусом, согласно кивал. — Чтоб ты сдох! Чтоб ты двенадцать лет в клетке ручной крысой прожил! Чтоб я видел тебя в гробу с серебряной рукой на горле! Чтоб ты жил на одну зарплату!

— Довольно, — с достоинством сказал Вольдеморт, у которого от последнего проклятия тоже пошел холодок по спине: в молодости, едва начав работать у скряги Борджина, Том Риддл несколько месяцев пожил на одну зарплату, пока не начал воровать. — Червослов, ты должен делом доказать свою преданность мне…

— Я Червехвост, — влез Петтигрю, и на этот раз все же получил, чтобы не говорил под руку. — Милорд, только не Круциатусом! Только не по хвосту! Я все исправлю!

Вольдеморту еще не довелось безобразно озвереть в бестелесный период, а потому он дал Петтигрю возможность реабилитироваться, а Долохова и вовсе не нашел ни в чем виноватым и предложил ему составить свой план операции — чтобы в случае второго провала все же свалить на него часть вины.

Разумеется, у Долохова было одно на уме, и местом для проведения операции он выбрал маггловский ресторан «Плакучая ива», где Петтигрю должен был напоить Сириуса и направить его в руки Долохова.

— Когда клиент дойдет до кондиции, — с аппетитом повествовал Долохов, которому и самому хотелось дойти до кондиции, но доверить Петтигрю без его участия скрутить даже пьяного в стельку Сириуса он опасался, — ты направишь его в сторону туалэта типа сортир, обозначенному на этой карте буквами мэ и жо. По дороге туда клиент пройдет мимо пыхты, за которой буду находиться я. Ну а дальше уже дело техники!

— Хотя знаешь что, — задумчиво добавил Долохов. — Ты когда направишь его освежиться, все же прокрадись за ним. Всякие случаи бывают: вот, помню, послал Риддл нас с Роули одной ночью в маггловское кафе, взять трех магглов. Вроде, дело плевое, палочки у нас двоих при себе. А один из этих магглов посмотрел на меня и говорит: «Мне нужна твоя одежда, твои ботинки и твой мотоцикл!» Короче, про тот случай даже Риддл вспоминать не любит.

Сириус, не подозревая Петтигрю в предательстве, на этот раз оказался менее предусмотрительным и никого с собой не пригласил, рассудив, что только что установившемуся миру в семье могут помешать слухи о том, что он куролесит среди магглов. Вместо Сириуса предусмотрительность проявил Хагрид, который прибыл в ресторан «Плакучая ива» еще раньше Сириуса и прибыл не один — когда Сириус и Петтигрю появились в зале, Хагрид и Хмури, устроившись в углу, уже раздавили бутылку джина.

— Молодежь! И что с нею деется? — жаловался огромный трехметровый Хагрид, каждый выход которого в маггловский мир был событием. — Раньше мне как мальчишки кричали: «Дядя, достань воробушка!»

— Ну, — согласился Хмури.

— А теперь что кричат?

— Что?

— «Дядя Чубакка, познакомь с Хэном Соло».

Сириус и Петтигрю, как ни странно, не заметили Хагрида, слишком увлекшись разговором о выпивке и о том, что пьют под дичь, и поэтому спустя полчаса, когда Петтигрю уже начал доходить до кондиции, обгоняя Сириуса, Сириус заметил, что его друг смертельно побледнел, глядя ему за спину.

— Ты зачем усы сбрил, дурик? — довольно дружелюбно спросил Петтигрю хмельной аврор Хмури, известный многим нарушителям законов своей строгостью и крутым нравом.

— Кому? — пролепетал до смерти перепуганный Петтигрю.

— Сириус, зачем Ремус сбрил усы? — спросил Хмури, поняв, что от Петтигрю он не добьется толка, но испуг его запомнив — ведь авроров лишь боится тот, чья совесть нечиста.

— Питер, объясни, пожалуйста, господину аврору, зачем Ремус сбрил усы, — предложил Сириус.

— Питер? — удивился Хмури, но тут же кое-что припомнил. — А, Питер Петтигрю. То-то ты мне не нравишься. Сейчас я тебя, — и прежде чем Петтигрю успел дернуться, на него уже была наставлена грозная, исцарапанная и обожженная в боях палочка. — Легким движением руки Петтигрю превращается… превращается Петтигрю… в облезлую крысу?

Петтигрю и впрямь не нашел ничего лучшего, чем превратиться с испугу в крысу и броситься наутек. Мужчины зааплодировали искусному фокуснику, дамы завизжали при виде нырнувшей под столы крысы, а Хагрид встал из-за стола, ненароком опрокинув его и разбив всю посуду.

— Что за оказия, — задумчиво сказал Хмури, глядя на свою палочку и хладнокровно игнорируя творящийся вокруг него беспорядок. — Я ведь хотел его в красивого белого хорька превратить, у меня обычно хорошо выходит. Потом схватишь хорька заклятием за шкирку и мотаешь вверх-вниз — красота, душа радуется.

— Сейчас все будет, гражданин начальник, — пообещал пьяный Сириус вставая. — Сейчас душа твоя развернется, а потом обратно завернется. Песня про зайцев!

Долохов тем временем всё мерз возле своей «пыхты», постоянно прихлебывая из фляжки, загодя и от души увеличенной Расширяющим Заклятием, и наконец дождался одинокого путника в широкой мантии. Задать себе вопрос, с чего бы Сириусу быть в мантии в маггловском ресторане, Долохов уже не смог, но искусно сразил идущего своим авторским заклятием, отчего тот издал высокий холодный крик и скорчился на земле от боли, а вторым движением палочки Долохов опутал свою добычу веревками с ног до головы.

— Петтигрю, засранец! — пьяно закричал довольный собой Долохов. — Видал, как надо? Даже лучше, когда выпьешь — четыре палочки в руке и вся дорога в одиноких путниках!

— Долохов, пьяная ты сволочь! — выругался Вольдеморт, придя в себя и досадуя, что ему так некстати пришло в голову лично убедиться в том, что операция идет без шума и пыли по утвержденному им плану.

— Фома Фомич, ты, что ли? — пробормотал заплетающимся языком Долохов, шаря вокруг себя Люмосом и наконец нашаривая завернутого в кокон веревок Темного Лорда.

— Развяжи-ка меня, я тебе дам Фомича!

— Обливейт, — проговорил Долохов и пожелал Вольдеморту спокойной ночи.

Только немного проспавшись и встав среди ночи в туалет, Долохов вспомнил, что сразу после Обливейта Вольдеморта надо было еще и развязать.