Первый рассвет (джен)

Вот он, конец этого мира.

Отдельные блоки огорожены друг от друга плотной стеной, грузно опускающейся на все уровни. Характерная для них холодящая серость давно уже олицетворяла собой подавляющую гравитацию в пределах станции, неотступно преследовавшую на каждом и без того трудном шагу. Вместе с тем ничто так не затмевало мысли несчастного выжившего человека, как наличие успокаивающего ничего в такой непосредственной близости.

Карамацу стоял прямо перед последним существующим блоком на данный момент. За заблокированной напрочь дверью больше не существует уровней и блоков, только один космос с летящими обрывками воспоминаний и человеческих жизней — нечаянно выброшенным за пределы досягаемости мусором. На последней вылазке им удалось найти ключ к тому, как управлять отдельными объектами. И теперь Карамацу мог открыть эту дверь — единственное, что отделяет его от нескончаемого спокойствия.

Но его ли он ищет? Пусть сейчас он и был уверен — потому что не хотел думать, — что это поможет. Но разве целью его долгих поисков всегда было бегство? Ведь даже сам Карамацу не знал, спасёт ли его исполнение обещаний и надежд брата на возвращение на Землю или подействует ли ровно так же мало, как привычное бездействие. Чего он ждал на дне станции, в темноте нижних уровней? Что он хотел встретить за неуязвимой стеной, составляющей последний из доступных блоков? Иногда Карамацу думал, что знает и всегда знал, только не мог ясно увидеть, дотянуться до ответа и схватить его. Он думал, если сможет разглядеть, то всё решится само собой и беспощадно гложущая тоска навсегда пропадёт и не вернётся. Но видение, едва попав в его руки, тут же разбивалось о тупую серость уровней и стены блоков, растворялось в свете слепящих прожекторов, хаотично включавшихся время от времени, и тонуло в темноте близкой бездны.

Один раз это было отражение. То лицо, которое за всю свою жизнь он видел чаще любых других лиц, потому что оно принадлежит далеко не ему одному. И в нём — выход? Сотни знакомых черт, каждая из которых резала глаз чуть только взглянешь на неё. Все эти выделяющиеся детали — чьи они? Эти общие для всех смешные ямочки на щеках, так явно выраженные у пятого. Эти врождённые мешки под глазами, созданные в некоторой степени необычной формой век, которые привлекали большее внимание на лице четвёртого. Правильные чёткие брови, заботливо выщипанные руками шестого. Лёгкая морщинка между бровей, чаще всего появлявшаяся на лбу третьего. Немного курносый нос, заставлявший обращать внимание на себя с каждым характерным жестом первого из владельцев. Но своего лица в отражении Карамацу никак не мог разглядеть.

В другой раз его напугала еда. В тарелке сырел кусок необходимой для жизни дозы, который предназначался только ему. Ещё через несколько секунд, Карамацу знал, все ждали, что он съест его. Но зачем? Есть мальчик, едва вступивший в возраст интенсивного роста, который поглощал еду, едва прожевав. Есть совсем маленькие брат с сестрёнкой, они ещё ничего не понимали, но всё время старались, чтобы другой съел больше, даже если у самого урчит животик. Есть больные, заражённые радиацией. Есть старики. Есть работающие молодые люди. И есть он. Может, ему нужно только, чтобы другие поели вместо него, чтобы эти несчастные люди, которых едва можно назвать выжившими с радостью, спустя столько времени снова почувствовали, что нужны кому-то, что кто-то заботится о них и что в конце концов желанная жизнь вернётся к ним. Но что Карамацу мог? В его распоряжении находилась одна жилая комната, которых и без того было навалом, и ежедневные порции пайка, отказаться от которых не позволялось, да и сил на это он никаких не имел.

И что тогда? Карамацу почти молился, чтобы найти ответ, каким бы он ни был, лишь бы не таким смутным и непознаваемым. Но перед собой этот совсем жалкий парень видел только стену, и ключ к её разрушению был у него в руках. А как бы поступил другой?

— Ты опять здесь, Карамацу? — послышался знакомый до ужаса голос. — И что ты всё ходишь сюда? Давай, пошли, нам нужно кое-что сделать.

«Спрашивает, будто не понимает, — из последних сил думал Карамацу. — Он даже не упрекнул меня за бесцельное использование кислородной маски и костюма, а ведь их и так мало осталось».

У Декапана они получили задание: недавно высказанное ввиду появления нового инструмента пророчество Осомацу сбылось, и им нужно было попасть в архив на несколько уровней выше. Старший хотя и знал эту непривычно радостную новость, но всё же был готов выслушать детали снова от начала и до конца. Младший же не видел в этой куда более опасной вылазке ничего хорошего и не понимал, почему ему всё ещё поручают такие ответственные задания, пусть даже и под присмотром брата. Но Карамацу доверили клочок бумаги с паролем, который в теории должен был открыть дверь архива, а Осомацу вновь опасно хвалился пугающим гарпуном, не переставая радоваться, что наконец сможет попасть наверх, где уровень гравитации куда ниже обычного, близкого к земному.

С каждым шагом по местами шатким ступеням и без того бросавшийся в глаза контраст между настроением братьев всё более приобретал весомость. По-детски радостный Осомацу не переставал что-то рассказывать — делиться последними достижениями их команды во главе с учёным Декапаном. Нельзя было сказать, что он не замечал отстранённость младшего и тот факт, что все его слова попросту игнорировались, ведь он, может быть, не хотел замечать, потому что был слишком счастлив говорить о том, что действительно имело значение в тот момент. И ещё большее значение имело место, куда парни направлялись, в чём в мыслях они безоговорочно сошлись.

Говорят, когда рядом с тобой находится весёлый улыбающийся человек, ты и сам становишься радостнее, пусть даже немного. С Карамацу это правило не сработало. Возможно, он оставался холоден, потому что, продолжая делать шаг за шагом, в очередной раз потерялся и уже механически двигался за Осомацу, периодически сверявшимся с картой станции. Погружённый в свои давящие мысли, Карамацу едва справлялся с наступающей тревогой. Он не видел брата, но знал: сейчас он тут, идёт по опасным ступеням, иногда вынужден проходить по узким балкам практически без страховки, потом он поднимется очень высоко, где ещё больший шанс свалиться, потому что чем выше, тем хуже состояние уровней, и к тому же, он такой беззаботный и активный, ступит не глядя — и в пропасть. Что будет делать Карамацу? Что он будет делать, если ему придётся вернуться в одиночестве? Что ему делать сейчас?

Волнение и тревога всё усиливались. Хотя физически идти было полегче, но морально представлялось практически невозможным. А Осомацу впереди всё ускорял шаг и воодушевлялся, меньше глядя себе под ноги и больше — вперёд. Карамацу едва ли понимал, что он злится, но он злился на брата, потому что тот совершенно не думал о себе и вёл себя как маленький, тем самым снова привлекая к себе опасность.

— Ого! Смотри туда! — вдруг воскликнул Осомацу.

Карамацу сделал два тяжёлых шага, перед ним представилась картина: старший брат стоит на уцелевшем бортике и опирается на покосившиеся перила, пальцем указывая на еле заметный свет на новом уровне. Они много прошли, но в этот момент усталость младшего как рукой сняло, и он подлетел к Осомацу, держа руки готовыми в любую минуту схватить его, но чтобы тот не заметил. А предмет восхищения старшего только теперь в полной мере обозначился перед ними: впереди красовался местами уцелевший уровень с несколькими горящими прожекторами, целая куча разбросанного мусора как предмет, означавший присутствие человека и его быстрое исчезновение, и где-то совсем далеко виднелись искусственные деревья — там был парк.

— Он же не должен работать! Как странно.

Увлечённый Осомацу, не замечавший шаткости сооружений, сильнее нагнулся, чтобы осмотреть местность как можно более полно. Перила под его достаточно грузным телом в скафандре даже с условием низкой гравитации стали прогибаться, в то время как парень даже не заметил, что начал опускаться. Однако Карамацу это действо напугало до крайности: он снова, как в прошлую вылазку, что есть силы схватил брата и потянул его назад. Он с трудом мог двигаться, но приложил все усилия, чтобы отойти как можно дальше от края, где отвалившаяся железка уже издала характерный звук падения на бортик, который они прошли буквально пару минут назад. Осомацу не сразу осознал ситуацию, потому что просто не мог понять, что же такого произошло, что Карамацу так перепугался. Ему стало больно от братских объятий, и он поспешил высвободиться.

— Да что опять? — недовольно сдвинув брови, начал старший.

— Ты мог упасть! — возмутился взбешённый Карамацу. Он ясно чувствовал, что руки опять затряслись, а сердце ужасно быстро стучало, оглушая его, но за плотным скафандром едва ли можно было заметить это. «Он что, и правда не понимает?» — думал Карамацу, тяжело дыша.

— И что? — ответил тот ироническим тоном. — Даже если бы и упал, то не получил бы и царапины: я же одетый!

— Идиот! — закричал Карамацу, заставив брата замолчать. Он еле сдерживал рыдания. — А если бы мы были на нашем уровне? А если бы внизу ничего не было? Ты бы свалился и…

Он резко замолчал, не сумев подобрать слово. Осомацу наконец понял, что сейчас с ним лучше не спорить, хотя и продолжал считать себя правым. Старший переждал с минуту, которой с лихвой хватило, чтобы младший смог немного перевести дыхание, и успокаивающе положил руку ему на плечо.

— Да ладно тебе, — тёплым голосом говорил он, — я же не такой безбашенный, чтобы прыгать в бездну.

До архива оставалось совсем немного. Они больше не поднимались, а шли по одному уровню, то и дело обходя различные технические объекты далеко не первой важности, раз располагались так высоко. Осомацу вёл себя спокойно и больше ничего не говорил. Но Карамацу от этого едва ли стало легче.

— Оно вообще работает? — протянул Осомацу, внимательно оглядывая массивную дверь архива. Рядом с ней на стене висел экранчик с маленькими циферками, куда и нужно было ввести данный пароль, однако система не подавала никаких признаков жизни и было совершенно непонятно, имеет ли смысл пытаться открыть её. — Ну, давай, доставай.

Карамацу понял, что должен выполнить единственное полученное поручение, и пытался вспомнить, куда же он дел листок. Он порылся в карманах своей сумки, осмотрел скафандр, будто никогда его не видел, но не нашёл. Это могло значить только, что младший либо забыл его, когда переодевался, либо оставил в кармане одежды под костюмом, который нельзя было снимать из-за повышенного уровня радиации. Но он едва ли успел начать паниковать, как Осомацу достал из своей сумки лом и тяжкими усилиями, но самостоятельно открыл дверь.

— Всегда должен быть план Б, — хихикнул старший и по привычке потянул указательный палец к лицу, но встретил сопротивление, чему опять мило усмехнулся.

Все уровни на станции отличались своей невероятной высотой особенно в сравнении с таким маленьким человеком, построившим их. Однако для удобства многие из них делились бортиками на комнаты привычных размеров. В целом на одном уровне строились максимум четыре помещения или же три, но с более высокими потолками. Больших размеров обычно делали технические комнаты, которые редко располагались близко друг к другу. Нужный архив с первого взгляда удивил гостей: высотой он был примерно с половину уровня и уходил далеко вглубь него. В глаза бросилось огромное количество полок с документами, поднимающимися вверх, к самому потолку. Братьев всё же не особенно удивлял именно их размер: по похожему проекту были построены библиотеки, и они прекрасно знали, как выглядят специальные приспособления, чтобы легко добраться до далёких ящичков, однако сомневались в их работоспособности.

— Да тут уровень кислорода на норме, — сказал Осомацу и тут же снял шлем скафандра. Карамацу тоже проверил специальный прибор и убедился в словах брата, но решил остаться в готовности.

На каждой из полок были различные отметки, понятные любому квалифицированному рабочему (коих среди гостей не наблюдалось), и, казалось, они до отказа набиты бумагой. Чем дольше братья двигались вперёд, тем больше их становилось. Осомацу то и дело внимательно вглядывался в записи, полученные от Декапана, и в отметки, которые явно не совпадали с искомыми. А тем временем Карамацу совершенно не знал, что ему делать, поэтому молча двигался с братом, наблюдая за его действиями. Когда это практически бесцельное хождение начинало наскучивать, вдали показался обрыв: и этот уровень снесло во время катастрофы. Осомацу не сразу заметил, что помещение имеет конец (или лучше сказать — уходит в бесконечность), и обнаружил это, только когда подошёл практически вплотную. Он немного посмотрел на последнюю чудом не отвалившуюся полку на самом краю и нахмурился. Это значило, что, возможно, самые нужные документы сейчас покоятся под недвижимыми развалами где-то на самом дне. Но Карамацу больше беспокоило другое: он молча подошёл и надел на брата его шлем.

— Я посмотрю там, — предупредил Осомацу, показывая пальцем на полку со стороны обрыва. — Вдруг что-то важное есть.

Карамацу вновь пришёл в ужас и на полном серьёзе готов был взять брата за руку и увести на их уровень. Он уже понимал, что паника и уговоры никак не повлияют на неугомонного Осомацу, и понимал, почему тот хочет лезть именно туда. Полка может упасть, материалы могут пропасть, это последний шанс, поэтому он должен им воспользоваться. Как всегда. Как будто только Карамацу видит, что это также прекрасный шанс свалиться с обрыва и быть заваленным тяжеленной полкой без единой возможности спасения.

— Зачем? — Он тут же подбежал к брату, пытаясь огородить его от края. — Ты ведь даже не знаешь, вдруг это… данные переписи? Посмотри, сколько там ещё полок, может, лучше пойдём туда? Я помогу. Всё сделаю, что скажешь.

— Там потом посмотрим и ещё кого-нибудь приведём, — безразлично отмахивался Осомацу. Он уже снял с себя сумку и искал какой-нибудь инструмент, чтобы прикрепиться к полке.

— Да ты же… смотри… она вот-вот упадёт… — пытался выговорить Карамацу, но мысли его путались и перескакивали с одной на другую. — Ты упадёшь!

— Хватит уже, — раздражённо попросил Осомацу. Вдруг он внимательно взглянул в испуганные глаза брата, поднялся и подошёл к краю. — Смотри, — только сказал парень и, схватившись одной рукой за неровный обрывок стены, откинулся назад. Карамацу тут же сделал несколько шагов к нему, еле сдерживая крик. Так старший повисел несколько секунд и медленно вернулся к своей сумке. — Вот видишь, ничего не случилось. Если хочешь, можешь подстраховать.

«Что значит «если хочешь»? — думал Карамацу. — Ты что, совсем идиот?» Младший уже готов был пойти вместо брата, но стоило только посмотреть вниз, как страх глубины парализовывал его. Карамацу не хотел признаваться в своей боязни провалиться туда. И страшнее всего было не просто падать, а падать здесь, на обрушенной станции, с разным уровнем гравитации, где каждый следующий километр разрывал сердце настолько сильно, что оказаться в открытом космосе без скафандра становилось мечтой всей жизни. Больше всего он боялся упасть туда и совсем не представлял, что с ним случится, если упадёт Осомацу. Однако тупое упрямство брата совершенно обезоруживало, и Карамацу ничего не оставалось, как взять второй конец верёвки и привязать её к себе.

— Точно, — тихо изрёк Осомацу и достал злосчастный гарпун. Он обвязал его вокруг себя и острым концов зацепился за специальный разъём для ящиков. — Я пошёл, — предупредил старший.

— Стой, — вдруг остановил младший. — Дай руку.

Только прикосновение, пусть даже и через толстые слои костюма, заставило Карамацу немного успокоиться. Появилось чувство, что он держит ситуацию в своих руках (во всех смыслах) и в любой момент сможет прийти на помощь. Осомацу полез по краю, то и дело перемещая гарпун с одного ящика на другой. Прицепившись, он отпускал теперь свободную руку и кое-как просматривал документы. На лице его брат легко читал эмоции: сначала это было усиливавшееся сосредоточение, затем смутное непонимание и наконец сдерживаемый восторг, будто находка оказалась крайне важной, но он ожидал подобного. И так как Осомацу не мог просмотреть все ящики, а только на уровне его роста, то он всё стремительнее двигался дальше, с трудом передавая практически каждую бумагу брату, который не глядя бросал их на пол. Вскоре это оказалось почти невозможным, но только если бы они продолжали держаться за руки.

— Пусти, — бросил Осомацу, пытаясь высвободиться. Карамацу сжал руку сильнее. Он уже сам стоял на краю, и одна нога его занимала место крайнего нижнего ящика, выпавшего во время крушения всего остального.

— Мы упадём, — тревожно предупредил Карамацу, заметив, как под ним постепенно прогибается пол. Тяжёлая полка давно была на грани, и дополнительный вес явно усугубил её положение; она была готова отправиться вниз.

— Возьми это, — проигнорировав брата, просил Осомацу.

Карамацу сделал попытку силой утянуть его назад, но тот сопротивлялся. Тем временем он почувствовал, что начинает опускаться. Глаза Карамацу с невероятной скоростью перемещались то на брата, то на потолок, где изменение положения было лучше заметно, а мозг усиленно работал. «Если сейчас отойти назад, то гарпун останется здесь и утянет за собой; значит, надо отцепить, тогда нужно быстро развязать или отрезать, а может, и отцепить; нет, отцепить не получится, а за ножницами я не успею, да и не факт, что найду; значит, надо развязать. Как же быстрее? Надо взять за рукоятку. Если зацепит Осомацу, потяну за верёвку; можно схватиться за заднюю полку. Но пока есть рука, это на случай, если отпустит; да, так и сделаю».

— Погоди! Мне нужно ещё тут посмотреть…

В одно мгновенье полка накренилась настолько, что уже ничто не могло предотвратить её падение. Карамацу быстрым движением закинул Осомацу на уровень и отвязал от него оставшийся прицепленным гарпун, как и рассчитывал. Благодаря низкой гравитации, полка падала медленнее, и всё удалось. Карамацу забыл об этом, забыл, что у него есть фора во времени, и поэтому волновался, что упустил что-то и сейчас они упадут, пока не услышал характерный стук. Всё перед ним остановилось, он едва мог дышать и совершенно не понимал, кончилось ли это или нет. Парень посмотрел на брата — тот тоже тяжело вздыхал, оглядываясь, и не мог поверить в случившееся, будто его никто не предупреждал. Увидев Осомацу, в груди Карамацу начинала закипать злоба и появилось давящее чувство своей правоты, той правоты, когда лучше бы оказаться неправым и совсем не хочется ей радоваться.

Однако прежде чем парни успели подняться с пола и заговорить, случилось новое происшествие. Очень близко, над самыми их головами, оглушающе завыла сирена, предупреждая о произведённом взломе. Это было нормально: отдельные части станции периодически начинали работать, а затем снова прекращали; чаще всего это были прожекторы. Причиной этому были индивидуальные источники энергии, большая часть из которых всё же была обездолена, но кое-как продолжала работать. Некоторые из таких источников наладили и объединили на жилом уровне. Осомацу был прав, когда говорил, что пароль вводить бессмысленно — ведь система заработала только сейчас и тут же обнаружила признаки взлома. И даже зная, что это только предупреждающая сирена и за ней ничего не последует, Карамацу безумно перепугался. Он не глядя схватил Осомацу за руку и поволок к обрыву: до этого он подметил закрытую дверь в боковой стене, что означало присутствие бортика за ней, до которого можно допрыгнуть. Для верности Карамацу взял с пола и гарпун (его мозг работал с невероятной скоростью), им он зацепился, и братья успели долететь до бортика опять же благодаря гравитации. Дальше уже ничего не волновало Карамацу. Он бросил гарпун в пропасть и побежал изо всех сил, не отпуская Осомацу. Сирена выключилась так же резко, как и включилась, и именно тогда братья остановились.

— Ты что, испугался? — отдышавшись, вдруг засмеялся Осомацу.

Шок Карамацу проходил, и он стал вспоминать свою злость к брату, который теперь своим смехом только усугублял ситуацию. Это похоже на издевательство. Младший хотел было возразить и как-то оправдать себя, но не знал как, поэтому ему оставалось только скрепя сердце ждать, пока старший перестанет смеяться, заберёт вещи, и они отправятся на их уровень.

— Неужели испугался духа станции? — сделав страшный голос, прошептал Осомацу, чем всё же окончательно вывел Карамацу из себя.

Они оба прекрасно знали, что так называемый дух станции — это выдуманная байка взрослых, чтобы объяснить несмышлёным детям, почему неожиданно загораются прожекторы, а также чтобы они не влезали на опасные балки и не уходили далеко от жилой зоны. Считалось, что он появился из душ покойных людей и теперь пытался снова привести станцию в действие. Братья знали и совершенно не боялись его. Но Карамацу находил в этом детском страхе от непонимания что-то знакомое, похожее на его собственные чувства. Он тоже боялся станции и не знал, куда девать свой страх. Он тоже хотел, чтобы его мама запрещала ему далеко отходить от жилой зоны, чтобы она жалела его и успокаивала, когда он испугался, и чтобы никто не беспокоил его насущными проблемами. От злости и сильного шока Карамацу хотелось зареветь, как маленькому, чтобы пришла мама и пожалела, чтобы пожалели братья и изо всех сил развеселили его, проявили заботу и увлекли в весёлую игру, и чтобы он забыл обо всём в этой игре и помнил только братьев и маму, которая потом вкусно всех накормит, и больше ничего не захочется. Он хотел этого, как хотел солнца над головой, но получал только издевательски смеющегося Осомацу, совершенно не беспокоящегося о его чувствах и не принимающего во внимание его волнение и заботу.

Проглотив ком в горле, Карамацу сделал шаг и с размаху шлёпнул брата по лицу. Он больше не мог терпеть эту неблагодарность с его стороны.

Уже потом, в комнате, в четырёх стенах и в полном одиночестве, он пожалеет об этом: об ударе, об уходе, о своей злости и о том, что оставил брата одного с целой кипой бумаг. Но в тот момент всё было как надо.

Примечания:

Следующая глава должна получиться длинной и последней.