Весна начинается в марте (гет)

Лев не был тем человеком, который верит в чудеса и пробует что-то новое. Но Лиза… Лиза всегда что-то искала. Пока он раскачивался, чтобы дойти до нового врача, она могла потащить его на йогу или рейки, вместо нормального обеда готовить что-то там из зерен и сырых овощей, жгла ароматические палочки — в общем, она верила, что они могут что-то сделать.

Но в этот раз место, куда она его привела, не было похоже на те, куда она водила его прежде. Они поднимались в лифте, а, может, спускались. Лифт жужжал. Время медленно тянулось. Льва давно бы охватила паника, если бы Лиза не держала его за руку. Она точно была сумасшедшей — она верила в него.

Потом они долго ждали на ресепшене.

— Все хорошо, осталось немного, — сказала она, когда он случайно смахнул лист со стола. — Осталось немного — и я заполню формуляр. Как давно ты потерял зрение?

— Какая им разница?

— Не знаю. Такой вопрос…

— Три года назад начал терять зрение.

— А слепота?

— Около полугода.

— Так и запишу.

— Причина слепоты?

— Катаракта.

— Причина?

— Они там, что, решили в докторов поиграть?

— Такой вопрос.

— Удар.

— Записала.

— Зачем тебе зрение?

— Это тоже вопрос?

— Да.

— Пусть идут в задницу.

Лиза вздохнула и что-то продолжила писать. Он слышал. Потом их пригласили в кабинет.

Никто не потрудился ничего объяснить, когда ему на голову надели кастрюлю — так Лев окрестил этот прибор.

Наверное, Лиза отдала этим шарлатанам свои последние деньги — все ее скромные сбережения. И она в него верила. Лев не мог ее подвести.

Наконец доктор, или, как они его называли, оператор, приступил к объяснениям.

— ИЛ — прибор нового поколения, — сказал оператором голосом мошенников из телевизора, — тысячи наших пациентов получили результат. Его название расшифровывается как Имаджинатор Локалис. Имаджинатор означает, что прибор использует образы, созданные воображением клиента. Локалис означает, что он активизирует только нужные участки мозга. Другими словами, все дело…

— Все дело в твоем воображении, — шепнула ему Лиза.

— … в воображении. Тело откликается на образы, которые мы создаем в воображении.

— А кастрюля зачем?

— Простите?

— У меня на голове.

— ИЛ активизирует участки мозга, которые отвечают за функционирование органов, в вашем случае глаза.

— Ну ясно.

— Ваша задача представить свои глаза здоровыми.

— Вспомни, как мы встретились, — сказала Лиза, — какими глазами ты на меня смотрел.

— Но ведь я не видел тебя тогда. Я уже был слеп.

— Я не о том дне, — она сжимала его руку.

Лев вспомнил, как утром Лиза выжимала лимоны для лимонада. Запах стоял на весь дом. И когда он дошел до кухни, то так и видел в воображении желтые, с пупырышками лимоны, брызжущие соком, а рот непроизвольно наполнился слюной. Лиза так нервничала, что разлила лимонный сок. Он знал, что она плакала. Хоть и не мог видеть. Но он мог обнять ее, дрожащую и пропахшую лимонами.

— Ты снова сможешь писать картины и преподавать, — шептала она, продолжая сжимать его руку.

Она в него верила. Она любила его.

— Я вспомню, — сказал он, — я представлю этот день.

— Небольшое жужжание не должно вас пугать, — сказал оператор.

— Я буду рядом, — сказала Лиза.

Она всегда рядом.

* * *

Все его чувства, обостренные, готовые вот-вот взорваться, могли обманывать. Голос, который он ловил в какофонии звуков, мог быть плодом его воображения. Может быть, весь этот мир — ресторан, свадьба друзей — ему только снится.

— Добрый вечер… — женский голос прозвучал у самого уха.

И в то же мгновение его ладонь легла в чужую руку. Затем его пальцы опустились на что-то теплое. Он ощутил подушечками пальцев изгиб губ, нос, глаза. Это длилось мгновение, пока девушка вела его руку по своему лицу.

Он так хорошо помнил ее черты.

— Да, — только и сказала она.

— Что, да?

Она рассмеялась. И была так близко, что Лев чувствовал, как ее теплое дыхание разносится у его плеча.

— Лиза? Так ведь?

— Да.

Лев прислушивался к тишине. Он не заметил, как она встала и ушла. Не услышал ни шагов, ни того, как она поднималась, не чувствовал, как взметнулась волна ее парфюма. Лиза должна была все еще находиться тут. Голоса кругом стали раздражать. За ними он мог пропустить ее вздох или движение — любой звук. Он не слышал ее. Значит, она все-таки ушла. Ушла, как в тот день.

Он не слышал ее, только навязчивое жужжание толпы.

— Лимонад? — снова прозвучал ее голос.

А затем его коснулось тепло. Он затаил дыхание, позволяя ощущению скользить по коже. Пальцы — ее пальцы — касались его большого пальца, дорожка тепла перешла в глубину его ладони, и он ощутил затем, как его руку охладило ледяное стекло. Он так сильно хотел увидеть эту девушку, что буквально представлял себя видящим ее. Кто-то говорил, что слепота из-за катаракты обратима, но капли, выписанные врачом, ему не помогли.

— Лимонад, нет?

Он опустил руку, так и не взяв из ее руки бокал. Она, видимо, решила, что он не только ослеп, но еще и оглох, потому что ощутил у уха вздох:

— Ты знаешь, что тело откликается на воображение, — сказала она, — стоит только представить, что жуешь лимон, как рот наполняется...

— Дай.

Она вложила ему в руку бокал.

— Он ужасно кислый, — добавила она.

Лев отпил немного. Жевать лимон с кожурой и то было бы слаще. Он закашлялся. Лиза рассмеялась над ухом.

Было темно. Слышались голоса, и музыка, и навязчивое жужжание у уха.

— Возьми, — девушка, которую он не мог видеть, только представлять, коснулась его руки.

В его руку лег лист бумаги.

— Что там?

Лиза не ответила. Лев положил лист во внутренний карман пальто.

Гораздо позже, когда музыка стихла, подошел кто-то, и его повели к выходу — праздник закончился.

Лев стоял, обдуваемый ветром, а по его вытянутой руке текли капли. Холодный, холодный дождь. Рядом никого. Он не знал, где находился. Неужели его вывели из ресторана и забыли? Тишина. Только где-то шумел дождь. Лев попытался совладать с паникой. Он хотел было метнуться вперед, но страх неизвестности остановил его. Он вдруг почувствовал, что не может сделать ни шага. Он оцепенел, ощущая, как стекает по ладони вода.

Ле заставил шагнуть, чуть не упал. И впечатался в кого-то.

— Извини, задержалась, — услышал он голос Лизы. — Я тебя провожу до дома.

— Вызови такси, — сказал он, опираясь на ее руку.

— Конечно.

Все его чувства, обостренные, готовые вот-вот взорваться, могли обманывать. Эмоции, бессонная ночь и близость Лизы. Голос таксиста, заигрывающего с ней. Отвратительный запах общественных машин: старого пластика, сигарет и дрянного ароматизатора. Его растущее раздражение. Когда-то он так же ехал, и девушка рядом с ним, и такой же наглый таксист, даже голос был тот же. И удар, который он получил по глазам. И который сделал его слепым.

— Все в порядке, — шептала Лиза, — не обращай на него внимание.

Он запишет в глубине своей памяти, что этой поездки и этой драки никогда не было.

Затем Лиза взяла его за руку и помогла ему выйти из машины. Лев послушно шел за нею. Он не спрашивал ее, откуда она знает его адрес, только удивился, когда она открыла дверь ключом.

Расположение вещей казалось незнакомым, запахи другими. Лиза усадила его на какую-то мягкую поверхность. Рядом послышался скрип. Лев протянул руку, чтобы коснуться ее, но рука наткнулась на пустоту.

— Солнце восходит, — послышался ее голос с другой стороны.

— Где мы?

— У меня.

— Зачем?

— Не хотела отпускать тебя с таксистом одного, но и к тебе ехать слишком поздно.

— Зачем? — сквозь зубы повторил он. Чувство неизвестности порождает агрессию. И Лев чувствовал, что в нем вскипает беспричинный гнев.

— Ложись спать на диване. Завтра, то есть уже сегодня, я сама отвезу тебя домой.

Снова скрипнул диван, затем он услышал ее затихающие шаги. Он не знал, где он был.

— Лиза! — позвал он. — Лиза!

Лев встал и пошел туда, откуда тянуло сквозняком. Нога ступила во что-то вязкое и прохладное. Песок. Конечно, песок. А там, откуда дул ветер и приносил влажный аромат — там должно было быть море. Лев сделал несколько неуверенных шагов. Он так сильно, до мурашек, пронизывающих тело, хотел видеть ее. В ушах жужжало.

— Ты тут? — услышал он ее голос. — Я проверила теплая ли вода.

— Теплая? — он сделал шаг, проваливаясь стопами в песок.

— Ледяная.

— Я все равно окунусь, — сказал он.

— Хорошо.

Он не мог видеть ее, но чувствовал ее дыхание и ее руки на своей груди. Она медленно расстегнула его рубашку, когда он стоял перед нею, онемевший, сжимая губы.

— С брюками справишься сам?

— Я бы справился и с рубашкой.

— Я просто хотела помочь.

Ветер принес дурманящий аромат моря. На лице стало разгораться солнце. Он чувствовал, как пылают его щеки. Когда он разделся, Лиза дотронулась до его руки. Лев слышал шум волн, он дошел бы до воды сам, но пространство пугало его, и он так сильно хотел быть к ней ближе, что не стал спорить, когда она повела его за собой.

Ноги утопали в песке, уже чуть теплом, но вскоре Лев ступил на влажную и прохладную поверхность и почувствовал, как его стопы омывает водой. Вода, действительно, была ледяной. Накатила одна волна, другая, когда он погружался в море, держа руку девушки. Холод уже не чувствовался так сильно. Только приятное волнение во всем теле.

Лиза держала за руку и предупреждала, когда накатывала очередная волна. Но Лев и сам знал: он чувствовал телом и слышал приближение каждого вала. В этот момент он обнимал Лизу, вода сбивала их вместе, и он ощущал ее прохладную кожу своей.

Его переполняли эмоции. Словно он стал тем, кем мечтал быть всегда, таким, каким видел себя где-то внутри, — своей лучшей версией. Соленая вода омывала глаза, щипала, и он видел все, как в тумане, — размывы воды, пятна света. Пока пятно света не сменилось игрой света и тени, и перед глазами не возникло ее лицо. Он видел Лизу: ее лицо возникало на секунду, а затем подергивалось дымкой. Возникало снова, отчетливее, и снова погружалось в туман. Но он видел ее. Он видел ее.

— Я вижу тебя, — сказал он, захлебываясь соленой водой.

Лиза смотрела ему в глаза. Сейчас или никогда.

Когда очередная волна приподняла их над землею, он наклонился и мягко прикусил ее соленые от морской воды губы.

А потом его снова накрыло волной. И когда он вынырнул, то увидел перед собой стул, а чуть дальше — слабо сияющий прямоугольник.

Такая осень бывает один раз в несколько лет, не прибитая дождем и скверным настроением, а легкая, воздушная, наполненная светом, пробивающимся сквозь пожелтевшую листву. В тот день он хотел больше, чем мог себе позволить, и верил, что ему дано больше, чем другим, а его работа преподавателем — это временное, и дальше его ждет известность и успех как художника. Он в совершенстве владел техникой рисования, по крайней мере ему так казалось. Но ему всегда чего-то не хватало.

Лев поставил на стол перед учениками вазу с ветками, на которых качались пожухшие листья.

Студенты попросили его, можно ли, чтобы на уроке присутствовала девушка с другого факультета — чья-то подруга. Льву было все равно, поэтому он разрешил. Он велел дать ей лист, кисть и акварель.

— Рисуй, как умеешь. Не пытайся сделать рисунок совершенным, просто рисуй, — сказал он, видя замешательство девушки.

На перемене она ушла с остальными. Ее лист остался наполненный светом и пустотой — девственно-белый. Лев встал за ее мольберт. Он рисовал ее по памяти, весь отдавшись вдохновению. Пятна света и тени. Линии и цвет.

Лев не знал, как звали ту девушку. Он долго перебирал женские имена, и ни одно ей не подходило, пока ему не пришло в голову — Лиза.

Потом пошел дождь, долгий, осенний, — и кабинет погрузился в полумрак.

А потом стало темно. И когда Лев вынырнул снова, то увидел перед собой стул, а чуть дальше — слабо сияющий прямоугольник. Он догадался, что это было окно. А за окном вечер. Лев моргнул. Но ни стул, ни комната, в которой он находился, никуда не исчезали. В ушах не жужжало. Значит, кастрюлю сняли с его головы. И, значит, все, что он видит сейчас, — настоящее, а не его воображение.

Свет из окна подсвечивал черты девушки на рисунке, который Лев держал в руке. Линия носа, изгиб губ. И глаза, которые у него получились совсем живыми. Красивый портрет. Много лет назад он нарисовал незнакомую девушку, и, наверное, то был лучший его рисунок и лучший его вечер, и он помнил его до сих пор.

Прибор, на самом деле больше похожий на мотоциклетный шлем, чем на кастрюлю, висел у стены. Если не знать, что это такое, то можно решить, что вся его работа — это создавать в голове образы виртуальной реальности. Но факт, Лев пришел сюда слепым, а теперь видел; а все образы он создал в воображении сам. Он вспомнил, как входил в холодное море и как накатывали волны и качали его в его воображении. Вспомнил обжигающе-кислый лимонад. Только ту ночь и драку с таксистом он помнил с трудом, как будто все случившееся было стерто.

Лев сложил рисунок и положил его в карман пальто.

Лимоны и лимонад.