Яблоко без сердцевины (гет)

За годы ожидания она избавилась от многих привычек. Год на пятый перестала вздрагивать от вида светлых волос на улице и угадывать в шелесте городской листвы его голос. На шестой ей надоело загадывать нелепые загадки — херня, забавная игра, не более. Вернее, Рыжая по привычке загадывала, искала скрытые смыслы и тайные знаки, но верить в них перестала. Разве что по прежнему снимала воображаемое кино про предвкушаемое будущее в Лесу или про предстоящую встречу с Лордом — выдуманные истории — ее тайная сила, то, что поддерживало ее все эти гребанные десять лет.

В одном из ее неснятых воображаемых фильмов Лорд приходил к ней в золотом плаще, легкий и тихий, как подобает настоящему лесному эльфу. Да, и сияющие сапфировые глаза. Рыжей очень нравилось слово «сапфировый», оно очень подходило к глазам Лорда, каким она его помнила, хотя смутно представляла, какого оттенка настоящий сапфир. Пусть сапфировый. Эльфов Рыжая никогда в жизни не видела, и не встречала людей, которые бы общались с эльфами, но когда-то про них читала, в книжках говорилось и про плащи, и про сапфировые глаза, поэтому пусть. Пусть в золотом плаще. После встречи, она обнимала его, и они тут же переносились в Лес.

В другом Лорд спасал ее от преследования Серолицых, невероятно отважно и мужественно сражался, а потом они улетали в Лес. На чем улетали, не важно, тут воображение обычно заступоривалось.

Чаще всего Лорд ей виделся как часть Леса — прорастающий листьями, вьющимися зелеными прожилками, поэтому ей казалось, что он должен был возникнуть откуда-то из деревьев, растущих во дворе, старых, мудрых, скрипучих деревьев.

Иной раз Рыжая воображала совсем простую историю — она возвращается с работы, и обнаруживает Лорда прямо на кухне. Они бурно занимались любовью, а потом, понятное дело, в Лес. И на следующий день не надо идти на работу. И везти Толстого к няне. И добывать еду и деньги. В Лесу же этого ничего не надо, да? Как-то так.

Особым разнообразием сюжетов ее истории не отличались, главное, в финале всегда был заслуженный, выстраданный ею, Рыжей, хэппи энд. То есть Лес. Вожделенный Лес. Непременный Лес. Долгожданный Лес.

В настоящем Лесу Рыжая побывала лишь однажды (еще в Доме), всего десять минут и все. И эти десять минут определили всю ее дальнейшую жизнь — ее мечты, ее влюбленности. За десять минут был сделан главный выбор ее жизни.

Лес потряс ее, заворожил неведомыми запахами, цветами, ощущениями, пронизывавшими все тело, все чувства. Оказался Лес и правда живой, как и рассказывали счастливчики, побывавшие там — каждым листочком и травинкой, он шептал, дышал и заманивал. В Лесу Рыжая впервые испытала чувство глубочайшего восторженного потрясения и покоя. Она не могла и представить, что эти два чувства можно переживать одновременно. Впервые для нее стало понятно, что только здесь, в Лесу, она может быть сама собой, без притворства, без утомительных сражений, никому ничего не доказывая. Для нее Лес был щедрым, всепрощающим, принимающим, исцеляющим раны тела и души. И было понятно, что только с Лесом будет связана вся ее дальнейшая судьба. Оставалось найти проводника.

Где-то глубоко на задворках притупившейся при переходе памяти, Рыжая помнила, что кто-то очень близкий и важный отговаривал ее, предупреждал (память выхватывала только какие-то огненно-зеленые всполохи и чьи-то объятия, ничего больше вспомнить не удавалось), но Рыжая всем своим безудержным и искренним сердцем верила в Лес, верила в Лорда, верила в Слепого, который должен был рано или поздно перевести их всех, Слепой был последним, главным укреплением той надежной крепости, которую Рыжая возвела из собственных надежд и мечтаний.

Что с самой Изнанкой не задалось, стало понятно уже на второй год. То, что у иных (даже не Ходоков) получалось легко — чувствовать и находить нужных людей, ощущать удачу, управлять временем, видеть и отличать лесных людей, слышать Лес, пересекать границы миров, для Рыжей было почти не доступно. Если и получалось, то как-то криво, неумело, помимо ее воли, случайно. Если иногда и получалось уловить запах Леса, то через минуту ее начинало тошнить, если она пробовала «слышать» других, чувствовать их присутствие (она ужасно хотела научиться этому), то ничего, кроме головной боли, эти тщетные попытки не приносили. Управлять такими вещами Рыжая не умела, и ее прежний опыт Прыгуна подсказывал, что лучше уже не будет. Не любимица тут Рыжая. Не своя.

Пожалуй, главный дар, на который расщедрилась Изнанка для Рыжей, стало бесконечное и быстрое время, когда ты одновременно молод и стар, когда знаешь до секунды, который час, но не знаешь сколько тебе лет. И дар ожидания, что при ее бешеном темпераменте было поистине королевским подарком.

Красный — цвет Рыжей, эмоция — страсть, настроение — восторженное предвкушение, чувство — жалость. Рыжая — клубок спутанных оголенных проводов, Рыжая сильная гордая чайка Джонатан, растерявшая за десять лет ожидания изрядное количество перьев, почти разучившаяся кричать и превратившаяся из вольной птицы в загнанную лошадь.

Обычный фокус, вполне себе в духе Изнанки.