Ширские истории (джен)

Пекарня Виолы Гэмвич славилась не только на весь Брокенборинг.

Булочки, плюшки, пироги, рулеты, кексы, рогалики, пончики и пирожные из «Сладкого хлебца» знали хоббиты по всем окрестным деревням двух уделов — от Скэри до Баджфорда и от Оатбартона до Фрогморта. Даже в Приречье, где всегда покупали только выпечку Опалы Браунлок из Хоббитона, в последние годы всё чаще стали заказывать к праздникам пироги Виолы Гэмвич — особенно после того, как Опала ославилась на весь удел, испортив день рождения Фолко Боффина. Конечно, не её вина была в том, что Сани Сандонс привёз ей партию яиц не первой свежести. Но в том, что пироги стали портиться на третий день праздничных гуляний и гостям Боффинов пришлось разъехаться на два дня раньше — а ведь тогда они хотели отметить не только двадцатипятилетие старшего наследника, но и Литэ, — обвинили именно Опалу. Не жару и не переполненные запасами погреба, неспособные вместить всего-то несколько десятков мясных пирогов, а несчастную булочницу, которая так замоталась к летним празднованиям, что не проверила лично последнюю партию заказа, понадеявшись на двух помощниц. И хоть с той поры прошло уже больше семи лет, и Опала старалась изо всех сил загладить свою промашку, многие почтенные семейства Захолмья и некоторые из Приречья перестали обращаться к ней, открыв для себя «Сладкие хлебцы» на окраине Брокенборинга. Опала злилась и расстраивалась, уговаривала и задабривала Боффинов, Бэггинсов и Барроусов, но однажды всё же попробовала выпечку Виолы. И больше не стала лезть из кожи вон в погоне за её заказами. Лишь при встрече холодно кивала и надменно поджимала губы, когда их пути пересекались на ярмарках, гуляньях или на мельнице Сандимэна.

Виола втайне посмеивалась над почтенной булочницей, но и отрицать её таланты не спешила — ещё с молодости ей помнились медовые пряники, которые приносил к праздничному дереву Тод Гэмвич, когда только-только пытался начинать ухаживания за ней, Виолой Тук, считавшейся видной невестой. А потом они поженились... Многие родичи Виолы считали их брак неравным — Тод был беден, и всё семейство Гэмвичей и близко не могло сравняться богатством или славой с семейством Туков, даже Северных. Но Тод был всегда добрым и трудолюбивым хоббитом, упорным и настойчивым, и матушка Виолы дала согласие на их брак. Отгуляв свадьбу, молодые поселились в Захолмье, в крошечном домике Тода, а приданное Виолы ушло на открытие магазинчика и пекарни. Они жили небогато, но очень счастливо — ровно до того дня, когда Тод не вернулся с праздника в Баджфорде...

Виола горевала. Но маленькая Бани и обрушившиеся заботы по дому и хозяйству, которыми всегда занимался Тод, не дали возможности долго оплакивать потерю. В тот день, когда на пороге её дома появился троюродный брат Тода, потирая руки и разглядывая оставшееся от родича наследство, она смекнула, что дела нужно решать быстро. Когда же новоявленный родственник зачастил через день в домик с примулами у порога и заговорил почти в открытую о новом замужестве хозяйки, Виола разрешила всё одним махом — быстро продала пекарню и перебралась в Брокенборинг. К тому времени её матушка уже умерла, семейная нора была продана, а из близкой родни оставались лишь два двоюродных племянника да бабуля Тук, которая и приютила поначалу вдову с малышкой-дочкой в своём доме.

С этого-то момента и началась слава Виолы.

Привыкнув, по примеру покойного мужа, всего добиваться своими силами, она не стала ни просить помощи у зажиточной родни, ни искать утешения в новом замужестве. Скудные сбережения и выручку от продажи пекарни в Захолмье она пустила в дело — открыла «Сладкие хлебцы». Поначалу это была небольшая пристройка к домику бабули, где сама Виола и бабуля Тук, тоже знатная повариха, с утра до ночи хозяйничали у печи. Через год во дворе под навесом отстроили новую печь, через два — наняли в помощь Дору, племянницу бабулиной соседки, девушку серьёзную и трудолюбивую. А уже через пять лет Виола с бабулей и дочкой переехала в новый дом. И не просто дом — четыре стены и множество перегородок, — а в самую настоящую нору! Пусть и не слишком просторную, и выкопанную вдали от центра Брокенборинга, зато новую и уютную.

В старом доме бабули расширили кухни, добавили ещё две печи, отстроили погреба, наняли ещё нескольких помощников и работников. У самого входа во двор, под навесом из хмеля, расставили столики для угощения тех покупателей, что могли позволить себе посидеть подольше, неспешно попить чаю и полакомиться отменной выпечкой. И для Виолы, наконец, настали тихие счастливые дни. Сидя на скамье под окнами новой норы и глядя на процветающую семью и отлаженное хозяйство, жалела она только о том, что её Тод не видит, как растёт их девочка.

Басгорн росла живой, любознательной и смешливой. Выдающихся навыков повара, к огорчению бабули и матушки, она не проявляла, но к двадцати годам твёрдо усвоила всё, что требовалось от порядочной хоббитянки её возраста и положения. С садом-огородом (хотя, что там того сада — три дерева и четыре грядки с пряностями), курами и домом она справлялась с лёгкостью и удовольствием, а когда оказалось, что девочку гораздо больше тянет в лес, чем к печке, семейство нашло применение и этому влечению.

Поначалу Виола и бабуля вздыхали и охали, глядя на то, как рыжеволосая непоседа в старых штанах и рваной охотничьей куртке, выпрошенных у братьев Боффинов, убегает, совсем неподобающе сверкая пятками, рано поутру в сторону леса, — не желая ни слушать наставления матушки, ни учиться у бабули готовить тесто по старинному рецепту. Но когда догадливая Басгорн стала приносить из леса домой полные корзинки гостинцев, женщины смирили ворчание и сменили гнев на милость — всем по душе были утренние черничные кексы, клюквенный морс и земляничное варенье. Что уж говорить про пироги с грибами! Все хоббиты их обожают, но ни Виола, ни тем более бабуля не горели желанием ходить к самому лесу — возраст и дела не позволяли. Вблизи Брокенборинга грибы не выращивали, ближайшие поля были только в Марях у фермера Мэггота, а ездить в такую даль каждодневные заботы позволяли Виоле лишь к праздникам. Поэтому первая же корзина свежих грибочков — кругленьких, беленьких, пахнущих листьями и лесом, — примирила домашних с частыми походами Басгорн в сторону Оатбартона. Так и получила она возможность бродить в своё удовольствие по тенистому бору за Зелёными полями.

И жизнь наладилась. Развеялась печаль по, казалось, навеки потерянным друзьям, приугасла тоска по весёлым перелескам Захолмья. А когда в жизни Басгорн появился Бакфред Банс, скучать и вовсе стало некогда. Матушка и бабуля поначалу волновались, — как-то воспримет степенный и молчаливый юноша, избравший непростую работу ширрифа Шира, их неугомонную Бани? — но время всё расставило по местам. И молодой ширриф Бак из Лонг Клива зачастил в Брокенборинг — поначалу делая вид, что в гости к ширрифу Харту Праймстоуну, своему двоюродному дяде по линии матери, а потом уж и вовсе не скрывая интереса к зеленоглазой рыжеволосой дочке булочницы.

Виола и бабуля с одобрением отнеслись к визитам Бакфреда и втихомолку стали собирать для девушки приданое, уверившись в благополучном будущем. От недовольства её долгими прогулками у них не осталось и следа — частенько Бак увязывался следом за Бани в поля или же провожал домой из очередного похода в Оатбартон. С таким провожатым родня могла не беспокоиться ни о чём — серьёзный и основательный хоббит мог за себя постоять, и уж точно никто не осмелился бы кинуть даже тень обиды на их девочку за его спиной...

 

Лето скатывалось к закату, укорачивая дни и затемняя пока ещё тёплые росяные ночи. Давно отгремели гулянья Литэ, повседневные заботы забирали у хоббитов остатки жарких дней. Фермеры начинали жатву, подсчитывали запасы и заполняли погреба к зиме. Близился Праздник урожая — горячая пора ярмарок, торговли и угощений. А значит, и новых заказов для печей «Сладких хлебцов».

В то утро Виола выезжала из дому ещё до рассвета — путь её лежал через Хоббитон, где можно недорого запастись мукой и маслом, до Приречья, самого рыбного места всех четырёх Уделов. Хорошо, если у мельницы Сандимэна не окажется слишком много фермеров с зерном нового урожая — тогда мост и дорога не будут переполнены телегами, и копчёные сомы с вялеными щуками окажутся в её мешке уже к полудню. Переночевать Виола собиралась в Фрогмортоне у старых Болджеров, а к ночи следующего дня уже вернуться домой через броды Баджфорда, заглянув по пути в лавку Гуднайтов, где всегда можно найти посуду и ткани из Баклэнда (а иногда даже и из более дальних земель).

Об оставленном на время путешествия хозяйстве Виола, конечно, смутно беспокоилась, но нужда принуждала, — свежие припасы для семьи и пекарни были уже просто необходимы. Не все важные закупки можно поручить помощникам, не всегда в Брокенборинг заглядывают торговцы, а уж про цены на товар у них и говорить нечего — случалось, эти бродяги просили за какую-нибудь безделицу в несколько раз больше, чем можно было выторговать в лавках у Восточного тракта. Так и разориться недолго! Не впервые ей приходилось ездить самой по таким делам, не впервые пекарня оставалась на бабулю, да и Бани уже давно взяла на себя все хлопоты по дому, по мере сил помогая маме и бабушке.

Так почтенная Виола Гэмвич, добродушно улыбаясь своим мыслям и погоняя ленивого старого пони, с неудовольствием таскавшего жёлтую повозку, выехала из Брокенборинга и медленно потрусила по дороге к мосту на Захолмье.

Едва помогавший хозяйке при отъезде Того Граб закрыл ворота, погасил фонарь и убрался на конюшню досматривать предрассветные сны, едва стих за холмом удаляющийся цокот копыт старенького Поло, как дверь норы Гэмвичей снова приоткрылась. Рыжеловолосая мордашка, чуть встрепанная и помятая со сна, высунулась наружу и огляделась по сторонам, стараясь высмотреть ещё и то, что творилось на дороге за оградой двора. Не заметив ничего необычного, она снова спряталась за дверью, и вскоре на порог, пятясь спиной из дома и слушая доносящиеся изнутри звуки, вышла хоббитянка в мешковатых чёрных штанах и зелёной кожаной куртке. Бесшумно прикрыв за собой круглую дверь, она с явным облегчением вздохнула, быстро и ловко собрала в узел на затылке рыжую косу и тише мышки юркнула мимо занавешенного окна норы к приткнувшемуся у ворот усадьбы сараю.

Там она немного повозилась — туда-сюда передвинула ящик с маргаритками, протиснулась в щель между стеной сарая и конюшни, пробираясь подальше вглубь двора от центральной дорожки, — и вскоре припустила, крадучись и оглядываясь, к третьему от ворот пролёту ограды, рядом с которым на фоне неба чернел горб ещё одной крыши. Вытащив непрочно держащийся камень на вершине каменного столба забора, она использовала его как подставку и дотянулась до края покатой крыши погреба. Словно вспомнив о чём-то важном, внезапно остановилась, хлопнула себя по лбу ладошкой и спрыгнула вниз. Оббежала погреб и под натянутым по другую сторону навесом прихватила большую плетёную корзину — одну из множества, расставленных вдоль стены. Затем снова взобралась на камень, ловко подтянулась и исчезла со двора, перемахнув с крыши за забор.

— Ну, погоди, негодница, вот я всё расскажу твоей матери, как только вернётся, — проворчала себе под нос старая хоббитянка, седая и чуть сгорбленная, опуская занавеску окна. Недовольно покривившись и беззвучно пошевелив губами, старушка осуждающе покачала головой, протянула полную руку и снова приоткрыла тёмный кругляш окна. — Даже не позавтракала... Вот погоди... Вот вернёшься вечером домой, погляжу я на твои лесные подарки.

Продолжая ворчать и приговаривать — совсем беззлобно, скорее по установившейся привычке и для полного порядку, — хоббитянка побродила по комнате, остановилась у разобранной кровати, затем махнула рукой и набросила покрывало на постель. Переодевшись в домашнее платье и повязав цветной косынкой жиденькие пряди седых волос, она не спеша потопала из своей спальни к кухням, рассудив, что раз уснуть всё равно не получится, то самое время поставить тесто для пирогов — как раз дойдёт к тому времени, как проснутся Дора и Молли...

 

Выкатившееся из-за холма солнце застало рыжеволосую хоббитянку почти у границ Дровяного Бора. С дороги на Оатбартон она сошла сразу за пастбищами. Зелёная луговина к северо-западу была не раз исхожена вдоль и поперёк, и даже в предрассветной темноте ноги сами несли её точно туда, куда требовалось, — здесь ей была известна, наверное, даже каждая кроличья нора. Помахивая корзинкой, мурлыкая под нос мелодию и пританцовывая, хоббитянка вошла в лес.

Этот лесок — светлый, редкий, пронизанный солнцем и поросший мягкой невысокой травой, — был абсолютно безопасным. В нём уже давным-давно не водилось ни волков, ни медведей, ни любых других зверей страшнее барсука, — не любят они селиться в тех местах, где непрерывно бродят хоббиты, растаскивая по дворам вязанки хвороста и отстреливая вдоль ручья диких уток. Да и лесопилка Праудфутов, к югу от дороги на Нидлхолл, не прибавляла спокойствия местному зверью, — здесь не было ни кабанов, ни лисиц, ни оленей. Ягод и грибов тоже почти не встречалось. Но у выбравшейся до рассвета из дома хоббитянки с корзинкой был свой интерес — она уверенно шагала на север, даже не пытаясь ни осмотреть заросли малины над оврагом, ни ковырнуть прошлогоднюю листву под дубами.

Добравшись до истоков почти пересохшего ручья, над которым начинался круто уходящий вверх обрывистый склон, хоббитянка осмотрелась по сторонам и, наконец-то, раздвинула колючие ветки кустов. Но не полезла в малинник сама, а лишь сунула туда свою корзинку. Снова сдвинула ветки, оценивающе глянула на примятые кусты, затем беспечно махнула рукой. Повернулась к обрыву и быстро взобралась по выступающим камням на крутой склон.

Наверху она остановилась и с трудом — пыхтя, то и дело сдувая со лба непослушный рыжий локон, — откатила в сторону полукруглый валун с зелёными моховыми разводами по бокам, на первый взгляд казавшийся накрепко вросшим в землю. Оглядевшись ещё раз по сторонам, хоббитянка пригнулась и исчезла за камнем в открывшемся небольшом проходе, откуда тянуло запахом свежей земли и листьев.

Некоторое время над ручьём царила тишина, но спустя примерно половину часа подступающие к обрыву кусты огласила мелодичная соловьиная трель. Словно в ответ на неё за валуном раздалось шуршание, а из прохода, где скрылась хоббитянка, посыпалась рыхлая земля. Точно над норой ветки кустов на обрыве раздвинулись, и вниз свесилась светловолосая кудрявая голова, покрытая небольшой тёмно-зелёной шапочкой с синим пером.

— Бани, ты тут? — негромко позвал появившийся наверху хоббит.

— Тут я, тут, — донёсся глухой и сердитый голос из прохода за валуном. — Где мне ещё быть? Спускайся быстрее, Бак, мне нужна твоя помощь!

Пока хоббит обходил крутой склон и снова поднимался к приоткрытому лазу, шуршание за валуном не смолкало. Наконец наружу выбралась рыжеволосая хоббитянка, утирая перепачканное грязью лицо и волоча за собой какую-то старую дерюгу с горкой буроватой земли.

— Что тут случилось? — светловолосый хоббит степенно приблизился и подхватил край подстилки, помогая вытащить и сбросить ношу вниз.

— Обвалился угол дальней стены, — недовольно буркнула хоббитянка, стараясь не глядеть на ухмыльнувшегося гостя.

— А я говорил тебе не трогать там ничего. А ты мне «расширить немного... расширить...» Не умеешь ты, Бани, норы строить, вот и не берись лучше. А то присыплет тебя тут когда-нибудь, и не найдёт никто...

Бормоча назидания примолкшей девушке, он сбросил зелёный жилет, снял шапочку и положил её сверху, стараясь не помять перо, закатал по локоть рукава чистой жёлтой рубахи и властным жестом отодвинул хоббитянку в сторону.

— Отойди лучше, дай взглянуть, — произнёс он, скрываясь в проходе и не обращая внимания на брошенное ему вслед: «Как будто знаешь ты...»

На короткое время снова установилась тишина. Наконец из прохода вылез хоббит и вытолкнул перед собой наполненный землёй мешок.

— Я немного прибрал там, а послезавтра принесу лопату и всё дочищу.

Он отряхнул руки и с сожалением взглянул на испачканный рукав рубахи. Басгорн виновато шмыгнула носом и попыталась помочь ему отряхнуться, но он удержал её ладошку:

— Не надо. Ты меня ещё сильнее измажешь. Иди лучше вымойся у ручья.

Хоббитянка грустно вздохнула и послушно поплелась вниз.

Эта старая нора была обнаружена во времена счастливого детства тремя неразлучными подружками — Винтерблум, Фобс и Басгорн — случайно, во время одной из вылазок, когда девочки забрели непозволительно далеко от дома вверх по ручью. Должно быть, когда-то давно в ней жил барсук, — их всегда водилось множество в здешних лесах и холмах. Потом, скорее всего во время весенних разливов и таяния снега, часть склона холма обвалилась и сползла вниз, ручей изменил русло, а нора оказалась не внизу склона, а на обрыве. И получила новых «жильцов» вместо старого хозяина, — маленькие хоббитянки устроили в ней тайник с небольшими припасами, игрушками и самодельной мебелью. Время шло, девочки выросли и разъехались по разным уделам. И сейчас Басгорн одна приходила изредка сюда, вспоминая счастливые дни и поддерживая порядок в любимом тайничке. В последние годы об этом месте узнал и Бакфред Банс...

Пока девушка пыталась отмыть с куртки серо-бурые разводы глины и привести лицо и руки в хоть какой-то порядок, Бакфред успел вытащить из норы ещё один мешок земли. Следом за ним были выброшены: старое одеяло, табуретка с перекошенной ножкой, две разбитые тарелки и черепки от кувшина. Лишь после этого, придирчиво осмотрев результаты своих трудов, Бакфред позволил Басгорн подняться на уступ перед норой. А сам в свою очередь направился к ручью. Он присел у воды и смахнул с поверхности прыгающую в ключе травинку. День был жаркий, хоббит разгорячился, таская мусор, и потому с удовольствием закрыл глаза и плеснул сладкой холодной водой в лицо, обтирая шею. Но насладиться прохладой не успел.

Затрещали кусты на обрыве, сыпанувшая сверху земля с плеском шлёпнулась в воду, и Бакфред резво вскочил на ноги под громкий вскрик хоббитянки, тревожно оглядываясь по сторонам.

На первый взгляд всё было в порядке — Басгорн по-прежнему стояла на уступе у норы. Но, едва взглянув вверх на склон, юноша обмер, — зацепившись за кусты, над обрывом свисал человек, беспомощно скользя ногами по осыпающемуся склону и судорожно перехватывая ломающиеся от его веса ветки. Не хоббит, а именно человек! В кожаной серой куртке, с дорожной сумкой на плече и с оружием: меч у пояса и лук за спиной.

Бакфред оказался рядом с Басгорн в считанные секунды. И вовремя, — едва он успел толкнуть оцепеневшую девушку к норе, как тяжёлое тело неизвестного верзилы свалилось вниз, почти на то место, где до этого стояла хоббитянка.

Громко вскрикнув от удара, незнакомец дёрнулся, повернул голову в сторону хоббита и затих, больше не шевелясь.

— У...у...убился? — пискнула Басгорн за спиной Бакфреда, со страхом выглядывая из-за его плеча.

— Вряд ли... Это крепкий народ, а высота здесь не та, чтобы наверняка умереть. — Юноша подошёл ближе к неподвижному телу.

Человек был очень высок. Выше любого из верзил, что когда-либо видел Бакфред, — а за время службы ширрифом он уже успел их повидать (а с некоторыми иногда приходилось и выпивать в «Золотом окушке» у Брендивайнского моста, всякое бывало). Тёмные волосы закрывали часть его лица, но всё же было видно, что человек очень бледен, — лицо сильно исцарапано, под глазами глубокие тёмные круги. Упал он довольно удачно — голова не попала на валун, что обычно прикрывал вход в нору. Но, наверное, именно из-за этого валуна он и потерял сознание, — правое плечо, на котором висела сумка, было неестественно вывернуто, упираясь в камень. А на груди, кое-как перетянутой ремнём, и левом плече чернели подсохшие пятна крови.

Застонав, человек шевельнулся и попытался открыть глаза, щурясь на яркий свет солнца.

Бакфред тут же оказался рядом и, не успел незнакомец до конца прийти в себя, как с его пояса исчез клинок. Следом испарился лук. Подскочившая Басгорн стянула колчан.

— Где... я?.. — невнятно пробормотал незнакомец, шаря непонимающим взглядом по сторонам и не делая попыток вернуть свои вещи.

— В Шире, — отозвался Бакфред. — Северный удел, к югу от дороги на Нидлхолл. — При виде того, как от понимания светлеет лицо человека, он поспешил спросить: — Кто ты? Что делаешь здесь? И что забыл в наших краях?

— Я Брегедан. — Хоббиты переглянулись, заслышав непонятное имя, а человек попытался сесть. Кое-как подтянув плохо слушающиеся ноги и привалившись плечом к склону, он со стоном выровнял спину. — Живу к северу от ваших земель. Здесь оказался случайно, заблудился... — с трудом переведя дух, договорил он.

— Кто тебя ранил и где твой дом? — Бакфред явно не верил ни единому услышанному слову. — На север отсюда нет поселений людей. Тем более таких...

— Как Хеледор! — внезапно выпалила Басгорн, рассматривающая до этого момента серые одежды незнакомца, его добротное оружие в потрёпанных ножнах и сияющую в складках одежды у плеча застёжку в виде звезды.

Человек удивился не меньше хоббита:

— Откуда ты знаешь Хеледора?

— Кто такой Хеледор? — в один голос переспросили они.

И переглянулись.

— Я Бак, — хоббит протянул человеку руку, не спеша, тем не менее, возвращать меч. — Ширриф Бакфред Банс.

— Брегедан, — мужчина пожал протянутую ладонь и, поколебавшись, добавил: — Дунадан из Арнора.

Видя, что хоббит молчит и ожидает дальнейших слов, человек тяжело вздохнул и с трудом заговорил, облизывая пересохшие губы:

— Я шёл от Аннуминаса за гоблинами. Раны получил вчера ночью. Думал срезать путь через холмы...

— Гоблины? В Шире? — снова пискнула Басгорн.

— Нет, — человек устало прикрыл глаза, не вдаваясь в дальнейшие пояснения.

Бакфред присел рядом с ним, разглядывая пятна на груди. Опустил на землю у его ног меч.

— Ты мог бы найти помощь в Лонг Кливе.

— Мог... — эхом отозвался Брегедан и замолчал, то ли признавая промашку, то ли не желая тратить силы на бессмысленный спор.

Несколько секунд Бакфред напряжённо размышлял, с сожалением и явным сочувствием глядя на дунадана. Наконец, произнёс:

— Что уж теперь говорить... Мы не сможем помочь тебе добраться туда. Да и до любого другого посёлка тоже. Разве что на лесопилку Праудфутов...

— Нет, — оборвал его Брегедан, — не нужно... никого... пугать...

Голос человека ослабел, и он снова почти погрузился в бессознательное состояние. Басгорн шмыгнула в нору и вынесла оттуда сколотую глиняную кружку с красным петушком на пузатом боку. Сбегала к ручью под одобрительным взглядом Бака и поднесла человеку воды.

Он отпил и слегка ожил:

— Нужно передать весть... В Брокенборинг. Знаете?

Хоббиты дружно кивнули. Басгорн просияла, радуясь удачной развязке и собираясь хоть сейчас бежать назад к дому.

— Ширрифу Праймстоуну, — прохрипел Брегедан и потерял сознание.

— А... а он уехал… уехал вчера... — слова хоббитянки услыхал уже только Бак. — В Оатбартон, на день рождения к Отто Коттону, — добавила она в ответ на вопросительный взгляд Бакфреда.

Колебался юноша недолго.

— Значит так, Бани, — произнёс он после недолгих раздумий. — Я пойду сейчас в Оатбартон, а ты посидишь и подождёшь меня здесь, с ним. — Хоббит бросил мимолётный взгляд на открытую нору, но, здраво рассудив, что дунадан явно не пролезет в неширокое даже для хоббита отверстие, отмёл мелькнувшую было мысль взять Басгорн с собой. А одного раненого оставлять в таком состоянии нельзя — хоть и спокойное место, а всякое бывает. Вот как сейчас... — Я передам вести ширрифу или приведу сюда помощь. А ты побудь здесь, одну я тебя всё равно не пущу через лес, — чуть повысил он голос, предвидя готовящиеся возражения.

Басгорн вздохнула и промолчала, — упрямо сдвинутые у переносицы брови Бакфреда уже о многом могли сказать. И то правда — дорога через лес, дальше лесопилки, была мало ей известна. И места те уже не были такими обжитыми, как здесь. Вспомнив недавнее приключение с Блум и Фобс около Стокской дороги, она не стала даже возражать, — пусть лучше Бак идёт, всё же в тех краях издавна живёт его родня.

Бакфред взглянул на солнце:

— Постараюсь обернуться в четыре часа.

Он поднял с земли свой жилет, стряхнул налипший сор и проверил содержимое карманов. Затем в задумчивости запустил пятерню в волосы, сдвинув почти на затылок шапочку с пером, и снова повернулся к Басгорн.

— В случае чего — спрячься в норе, — озабоченно произнёс он, разглядывая еле дышащего человека. — И забери с собой лук.

Хоббитянка кивнула, взволнованно блестя округлившимися зелёными глазищами. Юноша хотел ещё что-то сказать, но только махнул рукой и полез по склону вверх, ловко и уверенно ступая по неустойчивым камням.

* * *

Время тянулось удручающе медленно.

С ухода Бака прошло два часа, когда Брегедан пришёл в себя. Хрипло кашляя и тяжело дыша, он попросил воды. Басгорн снова сбегала к ручью и попыталась напоить раненого, со страхом прикасаясь к его горячей голове, помогая удержать кружку в дрожащих руках. Напившись, он на некоторое время затих, и хоббитянка воспользовалась моментом, утащив подальше в нору его оружие и колчан, — мало ли что может взбрести в голову тому, кто пышет жаром не хуже раскалённой печи? Прошлой осенью она уже видела, как матушка и две сестры пытались удержать в постели захворавшего кузнеца Дина Граба. А с этим верзилой не справился бы, наверное, и сам могучий Бандобрас...

Солнце перевалило за полдень и встало точно над уступом, пригревая и без того горящего лихорадкой человека. Бакфред не шёл. Пустующий со вчерашнего ужина желудок хоббитянки нежданно-негаданно дал о себе знать громким урчанием. Басгорн ойкнула и бросила на мужчину виноватый взгляд — если он спал, то ей вовсе не хотелось тревожить его покой. Дунадан шевельнулся и попытался отползти с солнцепёка подальше в тень, но это ему не удалось. Тогда Басгорн ухватила его за ворот куртки и попыталась помочь, отдуваясь и кряхтя, — весу в нём точно было побольше, чем в закрывавшем нору валуне. Вместе им всё же удалось перебраться за валун, девушка снова поднесла ему воды. И человек, пробормотав неразборчивые слова то ли благодарности, то ли жалобы, снова затих.

Время рассорилось с солнцем и не спешило повторять его путь — светило уже начало клониться на закат, обещанные четыре часа давно прошли. Бакфред не шёл...

Басгорн успела уже сбегать несколько раз к ручью. И не только за водой. Голод всё сильнее давал о себе знать, и хоббитянка рискнула оставить на полчасика раненого, забравшись с кружкой в малинные кусты у ручья. Немного подкрепившись, она попыталась покормить и человека, но он только крепче сжал зубы, застонал и попытался отвернуться от угощения. Она напоила его водой, спустилась вниз и беспокойно забегала вдоль ручья.

Почему Бак не идёт? А что, если он не придёт? А вдруг незнакомец умрёт? А если, ещё хуже, придут те, кто ранил его? Как он сказал: «Прошлой ночью...»? А ведь уже скоро будет и ночь. А если появятся волки? Ну и что, что их никто не видал здесь уже больше семи лет. Верзил в этих лесах не видал вообще никто никогда...

Снедаемая тревогой и мыслями одна хуже другой, хоббитянка забралась на самый верх обрыва и попыталась заглянуть подальше в поглотивший Бакфреда лес. Никого.

Тогда она спустилась к норе, снова напоила человека водой и полезла в проход. Выползла назад она уже с луком и колчаном в руках и с решимостью на лице. Если кто и придёт сюда, она попытается его встретить... Не зря же Бак тайком от матушки и бабули учил её стрелять.

Покрутив лук в руках — тяжёлый, не по росту, совсем не такой удобный как у ширрифов, — она попыталась натянуть тетиву. Тугой... Но если постараться, то мож... Сорвавшись в неумелых руках, тетива больно щёлкнула по пальцам, а прилаженная для выстрела стрела улетела куда-то вниз.

И тут же раздался лёгкий свист ответного выстрела.

Басгорн вскинулась от страха, сердце из груди скакнуло куда-то к самому горлу. Она резко развернулась, готовая бежать прятаться в нору — какое-никакое, но всё же укрытие, — и бросила напоследок взгляд с обрыва вниз.

— Ей, Бани, поосторожнее там, — раздался возмущённый крик.

У ручья стоял Бак, а у его ног валялась неудачно пущенная стрела, пригвождённая к земле безупречно-метким выстрелом. Белоснежное оперение победоносно торчало вверх, посрамив неумелую лучницу. Хороший выстрел. Просто невероятно умелый. Прямо как...

Лёгкий шорох над головой заставил девушку вскинуть взгляд. И она снова не сдержала ох.

Лёгким пёрышком с обрыва спрыгнула тень, и перед изумлённой Басгорн оказался эльф — высокий, гибкий, завораживающе-прекрасный, с ярко горящими зелёными глазами и длинными, тёмными волосами, сплетёнными в косы за спиной. Удостоив хоббитянку короткого взгляда и быстрого вежливого кивка, он склонился к раненому человеку, положил ему руку на грудь и тихо запел.

Басгорн неуверенно попятилась и наткнулась спиной на кого-то ещё.

— Пойдём, дитя, не будем мешать, — прозвучал у неё над головой мелодичный голос, будя догадки и воспоминания, а тонкая рука с уверенной силой легла на плечо, уводя вниз к ручью.

Лишь остановившись рядом с Бакфредом, Басгорн подняла голову, во все глаза уставившись на закрывающую солнце тень.

— Добрая встреча, дитя, — улыбнулась ей золотоволосая женщина-эльф, разом развеивая все сомнения.

— Это вы... ты... мы... а я... — забормотала Басгорн, путаясь в словах и мыслях.

Эльфийка звонко расхохоталась и взяла из рук Бакфреда сцепленные стрелы, покрутила, разглядывая результат, затем выдернула свою и убрала в висящий за спиной колчан. Забрала у Басгорн лук дунадана, который та с перепугу так и не выпустила из рук, и повесила себе за спину на второе плечо.

— Да, это я. Я — это всегда я, — она подмигнула юноше и повернулась к показавшемуся из-за холма ширрифу Праймстоуну — отстав от молодого быстрого родственника (что уж говорить о дивном народе), он только сейчас обошёл склон и вышел к ручью. — Не беспокойся, почтенный Хартиндор. Мы заберём его.

Приложив руку к груди, она сделала несколько шагов вперёд и склонила голову в вежливом поклоне:

— Благодарим, что вовремя оповестили нас. Не тревожьтесь, мы уйдём и не нарушим ничей покой. — Она бросила быстрый взгляд на Бакфреда с Басгорн и добавила: — При условии, что все будут об этом молчать.

Бак и Бани дружно закивали, а эльфийка лукаво улыбнулась хоббитянке, повернулась и пошла к спускающемуся с обрыва эльфу с человеком на плече. Забрав оружие и дорожную сумку Брегедана, она легко и невесомо обошла всех и словно растворилась в редком и хорошо просматривающемся лесу. Молодые хоббиты поначалу растерялись, но ширриф Праймстоун строго окликнул их и пошёл следом за эльфом, время от времени пытаясь завязать разговор.

Эльф отвечал односложно и скупо, но это уже давно не задевало старого ширрифа — за свои годы он успел узнать, чего ждать от визитов подобных гостей в серых одеждах. И все мысли почтенного Хартиндора сейчас занимал лишь юный Бакфред, прибежавший сломя голову к праздничному холму Коттонов и едва не переполошивший пол Оатбартона неосторожно срывающимися словами...

— Бак, Ба-а-ак, — Басгорн настойчиво подёргала приятеля за рукав, отвлекая от размышлений. — Где ты их нашёл?

— Ширриф был...

— Да я не про него! — с досадой оборвала она.

— А! Это не я, это ширриф Праймстоун. Я как добрался до него, так сразу и попытался вести передать. А он меня от народа подальше утащил и за амбаром уже расспрашивать начал. Ну, я и пересказал всё, что тут было. Тогда он снова к столам побежал, а вернулся уже с ключом. «Вот, — говорит, — иди на голубятню, открой четвёртую справа клетку и выпусти оттуда птиц». А сам снова за столы ушёл. Ну, я сделал, как он велел, — там всего-то две птицы и было. Потом я снова к нему: «Сделал», — говорю. А он молчит, только всё ест, пьёт и байки рассказывает гостям. Я собрался сам сюда к тебе уже бежать, а он зыркнул на меня и заставил рядом сесть. Так мы два часа там и просидели. А потом он встал, распрощался со всеми и пошёл не спеша. И только когда мы из виду последнего дома ушли, он как припустит по дороге — только не через лес, как я шёл, а за холмы, в поля. Тут-то они, — Бакфред кивнул на идущего впереди эльфа, — к нам и явились. Как из-под земли выросли, честное слово.

Завороженная рассказом хоббитянка лишь согласно кивала, жадно слушая слова юноши. Зелёные глазищи её возбуждённо блестели.

— Постой, а ты откуда... — Бакфред попытался прояснить для себя возникший ещё утром, при встрече с раненым человеком, вопрос.

Но Бани лишь отмахнулась:

— Потом, Бак, расскажу потом. Дальше! Дальше давай! — поторопила она его, понуждая повторять весь путь от Оатбартона до затерянной на обрыве холма норы-тайника. Снова и снова выспрашивая малейшие подробности.

Лес давно кончился. Сколько хватал глаз, потянулись бесконечные зелёные пастбища и луга. А хоббиты с эльфом всё шли и шли по безлюдным полям, и Басгорн уже стало казаться, что они прошагали через все Зелёные поля до самого Скэри. Наконец под одним из холмов к востоку забрезжил в вечерних сумерках яркий свет какого-то костра. К нему свернули — уверенно и смело — эльф с человеком на плече и ширриф Харт, которые до этого шли насторожено и тихо, оглядываясь по сторонам и явно опасаясь любых встреч.

Бакфред и Басгорн, чуть приотставшие за время долгого разговора и не менее долгого пути, недоумённо переглянулись и, заинтересованные донельзя, почти бегом бросились догонять их.

* * *

Костёр весело потрескивал, рассыпая в ночи яркие искры жара.

Явившуюся к огню компанию встретил булькающий котелок, вкусно пахнущий мясной похлёбкой, пряный запах распаренных трав и приятное тепло разжаренных углей — хоть и летняя ночь висела над холмами, но дыхание приближающейся осени чувствовали уже не только тополя вдоль центральной улицы Брокенборинга, но и уставшие, озябшие, голодные хоббиты.

У костра сидели двое: улыбающаяся золотоволосая эльфийка и темноволосый человек в серых одеждах, чем-то схожий с Брегеданом — то ли внимательно-настороженным взглядом, то ли серыми одеждами, а может быть, высоким ростом. Кто их знает, этих верзил? При появлении гостей они тут же встали. Эльфийка помогла эльфу опустить Брегедана на приготовленную подстилку у огня и, отведя чуть дальше от круга света, о чём-то быстро заговорила с ним на своём языке. Человек в серых одеждах, наоборот, занялся раненым. Он отлил травяного отвара из висящего над костром крошечного котелка в большую чашу и, без конца что-то бормоча, шепча и приговаривая, принялся смешивать и подливать в чашу растворы из разложенных чуть поодаль от костра склянок.

Молодым хоббитам недолго пришлось наблюдать за всеми со стороны. Ширриф Харт быстро и по-хозяйски распорядился лагерем — подтолкнул Бакфреда и Басгорн к костру, подкинул дров в огонь, а вскоре в руках у хоббитов появились и тарелки с одуряюще-вкусно пахнущим супом. Пара ложек — и хоббитянка расплылась в довольной сытой улыбке, уже не совсем понимая, происходит ли всё с ней на самом деле или это очередной волшебный сон.

Вернувшиеся к костру эльфы давали надежду, что всё же не сон...

— Мы уже встречались, ведь так… — попыталась как можно более уверенно произнести Басгорн, во все глаза разглядывая сидящих по другую сторону костра эльфов.

Они переглянулись и оба чуть усмехнулись ей.

— Как тебя зовут, дитя? — спросила Дивная, краем взгляда следя за поднявшимся на ноги эльфом.

Тот подошёл к неподвижному Брегедану и присел рядом со вторым Серым человеком. Приподнял голову раненого, помогая влить в рот травяной отвар, и тихо затянул какой-то напев, удерживая содрогающегося от кашля дунадана.

— Я уже не дитя, — негромко произнесла хоббитянка. — А зовут меня Бан… Басгорн Гэмвич, — неожиданно даже для себя выпалила она редко упоминаемое полное имя и замолкла, не находя больше слов.

Брови эльфийки взлетели от удивления вверх, и она обратила всё внимание на хоббитянку:

— И кто же дал тебе такое имя?

— Мистер Бильбо Бэггинс, — с достоинством ответила та.

Эльфийка расплылась в тёплой улыбке:

— Прости. Я должна была догадаться… Бани-Басгорн…

Порывшись в лежащей рядом сумке, она подмигнула молчаливо сидящему Харту и водрузила себе на голову шапочку — точь в точь как у всех стражей границ, только не с синим пером, а с красным. Ширриф Праймстоун фыркнул и полез в карман за трубкой.

— Не думал я, что она всё ещё у вас, — вполголоса пробормотал он, затягиваясь «Старым Тоби».

— А где ж ей ещё быть? — посмеиваясь, ответила эльфийка.

— Наверное, самое время туда уже второе перо добавлять, — покачал головой Харт, улыбаясь каким-то своим мыслям.

— Успеется, — отмахнулась Дивная, сияя глазами не хуже горящего огня.

— А почему перо красное? — неуверенно подал голос всё время сидевший молча Бакфред.

Эльфийка повернулась к нему:

— Чтобы с вами не спутали.

Ширриф Харт разразился громким смехом, словно услышал старую любимую шутку. Басгорн и Бакфред в непонимании взглянули сначала на него, затем на эльфийку.

— Я же не страж Шира, — терпеливо пояснила та. — Вернее, даже не так. Я сторожу Шир с другой стороны. — Эльфийка снова улыбнулась и взглянула на старого ширрифа. Тот ответил ей понимающей улыбкой сквозь клубы ароматного дыма и одобряюще кивнул. — И это подарок старого друга. На память, — добавила она.

Сгорающая от любопытства хоббитянка готова была уже удариться в расспросы, но тут рядом с эльфийкой появился эльф.

— Всё готово, — негромко произнёс он, и Дивная поднялась, быстро собирая лежащие у костра оружие и вещи.

Закинув на одно плечо лук дунадана, она взяла в руки свой лук и неожиданно остановилась, словно о чём-то задумалась. Затем повернулась к хоббитам и направилась прямо к Басгорн.

— Держи, Бани-Басгорн, это тебе. И я думаю, что с ним у тебя будет получаться лучше, чем сейчас.

Она ободряюще чуть хлопнула хоббитянку по плечу, повернулась и устремилась следом за уходящим в ночь эльфом с раненым на плече и лекарем. Ошеломлённая Басгорн не дыша держала перед собой на вытянутых руках лук — самый настоящий эльфийский лук! — небольшой для эльфа, но в самый раз для хоббитянки. Гладкий, тёмный, отполированный до зеркального блеска и украшенный резными рунами. С окованными железом краями, переливающимися гроздьями цветных камней.

— Ничего себе… — присвистнул Бакфред, первым пришедший в себя.

— Оххххх… — только и выдохнула хоббитянка.

— Поздравляю, Бани, чем-то ты понравилась ей, — посмеиваясь, обронил ширриф, по-прежнему невозмутимо попыхивающий трубкой у костра. — Только смотри, о таких знакомствах лучше не болтать в наших краях. Себе же спокойнее…

— Стойте! — громко закричала очнувшаяся девушка. — Стойте! Как вас зовут?!!

Ветер вздохнул, раздувая угли, треснула сырая ветка в огне, ухнула где-то сова. И откуда-то издалека долетел до смущённой хоббитянки ответ:

— Можешь звать меня Эль…

— Спасибо… — еле слышно прошептала она, но нежданно для себя то ли услышала, то ли почувствовала: «Не благодари. Пользуйся с умом…»

Плюхнувшись на землю у костра и по-прежнему не отрывая глаз от невероятного подарка, она некоторое время сидела молча, приходя в себя и прикидывая, где спрятать это чудо. Нельзя же принести его просто в дом, — матушка и бабуля сойдут с ума. Да и как объяснить его приобретение?! Уж лучше просто молчать про сегодняшний день и как-нибудь объяснить повернее…

Сдавленно охнув, Басгорн снова вскочила, чуть не плача.

— Что случилось? — поинтересовался со своего места ширриф Харт.

— Я забыла корзину! Там, в кустах. Совсем забыла! И о ягодах, и о грибах! Обо всём! Бабуля меня убьёт…

— Утихни, — оборвал её причитания Харт. Он на миг нахмурился, о чём-то напряжённо размышляя, а затем посветлел: — Выручу я тебя в этом деле. Только от тебя ответная услуга — молчать.

Хоббитянка согласно кивнула и даже собралась возмущённо возразить, что и без того ничего никому не собиралась говорить, но ширриф взмахом руки велел ей молчать.

— Доедайте ваш суп, гасим огонь и пойдём домой. Мне вчера Холфаст от Мэгготов корзину грибов привёз. Так и быть — отдам её тебе. Но надеюсь, ты не забудешь и о старом Харте. Два пирога принесёшь, и сговорились, — добавил он, пряча довольную ухмылку при виде недоумения и растерянности на личике Басгорн.

Та просияла, радостно заулыбалась и согласно закивала, не находя слов от распирающих эмоций.

— А это лучше куда-то спрячь, — продолжил посерьёзневший ширриф, ткнув пальцем в лук. — Подальше…

Басгорн снова согласно кивнула:

— Я уже знаю, куда…

Кровля погреба подходила впритык к каменному забору двора. И если переставить ящик с маргаритками и сдвинуть под ним доску, то откроется прекрасный тайник, в котором уже лежат нож, рогатка и выпрошенная на охоте с Боффинами стрела…

 

Когда в тот вечер Басгорн вернулась домой, все в усадьбе уже спали. И даже у ворот не горел фонарь.

Бакфред помог ей забраться на забор, подсвечивая полученным от ширрифа Харта фонарём, и передал корзину с грибами. Они решили никого не будить — не ровен час, проснётся ещё и бабуля… Затем запрыгнул на забор сам и удержал готовую бежать в дом хоббитянку:

— Постой, Бани.

Она остановилась, искоса глядя на мнущегося в нерешительности юношу.

— Ты не сердишься на меня?

— За что, Бак?

— За то, что оставил там одну и…

— Нет, не сержусь, — перебила она, нетерпеливо переступая с ноги на ногу и держа на весу тяжёлую корзину.

Бакфред заметил, отобрал грибы, поставил на крышу погреба и положил руки ей на плечи:

— Ты придёшь завтра к пастбищу Грабов на танцы?

— Нет, завтра матушка вернётся, мне надо к её возвращению всё прибрать. Потому что потом праздники… Я и без того сегодня весь день прогуляла, — она лукаво улыбнулась и бросила на понурившегося Бака быстрый взгляд. — Давай послезавтра, у дуба.

— Завтра вечером я заступаю в обход, — грустно сказал он.

— Тогда как вернёшься, сразу приходи к нам. Бабуля и матушка будут рады.

— А ты?

— И я, — она порозовела и, чуть смущаясь, тронула его руку на своём плече. — Что ты такой грустный, Бак? Всё же хорошо.

— Что я теперь тебе подарю, Бани? — неожиданно выпалил он. — Мне сроду не придумать подарок лучше того, что ты держишь в руках.

Хоббитянка растерянно взглянула на подаренный лук и вспомнила обещание Бака. Бедный, наверное теперь места себе не найдёт… Хорошо бы, чтобы он не вздумал дарить ей какие-нибудь бусы или гребешки, которых у неё и так пол комнаты.

Басгорн дёрнула Бакфреда за рукав, отвлекая от мыслей, и улыбнулась:

— У меня теперь есть лук. Но так и нету ни стрел, ни колчана.

Он несколько секунд непонимающе смотрел на неё, затем довольно ухмыльнулся:

— Понял. Сделаем…

Привстав на цыпочки, она быстро чмокнула его в щеку, подхватила корзину и спрыгнула с крыши во двор. Повозилась в темноте у ограды и побежала к дому.

На пороге приостановилась, огляделась по сторонам и толкнула тяжёлую дверь. Обрадовавшись, что ни звука не донеслось из темноты за порогом, она повернулась ко всё ещё видневшейся на крыше фигуре с фонарём и помахала на прощание. Он взмахнул фонариком в ответ, и хоббитянка нырнула в тишину дома, плотно прикрыв за собой дверь.

 

Седая старушка опустила на окне занавеску и потопала вглубь комнаты к расстеленной кровати.

Вернулась, непоседа. И ведь так и не обедала, и даже не ужинала… Вот пусть и сидит теперь голодная, будет знать, как по лесам шастать.

Побродив вокруг кровати и побормотав что-то себе под нос, старушка вздохнула. Зажгла свечу, натянула мягкий халат поверх ночной сорочки и не спеша пошла в сторону кухонь, где глухо стукнуло что-то на столе и звякнуло стекло в дверце посудного шкафа.

Ничего-ничего… Вот завтра вернётся Виола, пусть и разбирается с долгими прогулками. А мы сейчас поглядим на твои лесные угощения…