De dos caras: Juramento* (гет)

"Убить! Убить! Я хочу его убить! Порвать его кишки, вспороть от головы до пят!" Гермиона мотает головой, не понимая, что с ней и кто это говорит. Но злобное бормотание продолжается: "Убить паскуду! Отнять его жизнь, забрать душу!"

"Да, да. Забрать ее нам и выколоть его ненавистные глаза!"

"Глаза будут мои! Они красивые! Голубые, да, как небо над их головами!"

Гермиона испытывает немой ужас, словно вновь очутилась в Подземельях. Ее выворачивает и она, наконец, открывает глаза и осматривается, тяжело дыша.

— Здесь я могу говорить, не пугайся, — это Грейс, и она совсем рядом. А вокруг удивительный цветущий сад, от аромата и вида которого перехватывает дух. На какой-то момент Гермиона не верит своим глазам. Ведь она практически ощущала тоннель и темницы, даже вонь Подземелий.

— Никогда больше так не делай, — обращается к ней Грейс, — это очень опасно, без защиты разума пересекать несколько подземелий.

— Без защиты разума?

Грейс многозначительно смотрит, но больше никак не комментирует. Гермиона понимает, что совершила глупость, ведь никогда раньше она не путешествовала.... не приглашенной.

— Я слышала чьи-то голоса, я...

Камерон прикладывает палец к губам.

— Здесь не место говорить о подобном. Пойдем к Гарри.

Гермиона кивает, и они идут по саду к знакомому ей большому дереву. Оно значительно разрослось, словно распуская свои корни еще дальше в землю рядом. Но протискиваться в проем все так же неудобно. Внутри светло и прохладно, несмотря на сияющее солнце снаружи.

Гарри здесь нет, и Гермиона вопросительно смотрит на Грейс. Та показывает ей на еще один проем в полу. Гермиона никогда не замечала его раньше, ведь он совсем небольшой, и кажется лишь неровностью пола.

— Туда надо залазить? — с ужасом уточняет она, отгоняя неприятные воспоминания.

— Если хочешь увидеть Гарри, — после этих слов Грейс приподнимает кору и не без усилий протискивается в очень узкое дупло. У Гермионы к горлу подкатывает тошнота, но она велит себе собраться, Гарри и не такое ради нее делал. И следует за Грейс. Ее платье рвется в клочья, а на руках остаются ссадины, но она старается протиснуться внутрь, ощущая враждебность корней, сжимающих пространство вокруг нее все сильнее.

— Грейс! — удается воскликнуть Гермионе, и та произносит заклинание:

— Accumsan anima! — тиски вокруг тела Гермионы отступают, и она падает вниз, на сухую землю.

Гарри оказывается перед ней. Это маленькое помещение, больше похожее на глубокую нору с чем-то вроде болотца посередине из грязи и растений. Он почти погружен в него, а вылезшие корни нежно обвивают его тело, из некоторых сочится зеленый сок, он чуть подсвечивается водорослями, что создает ощущение прекрасной магии. Гермиона улыбается, она никогда не видела толком целебную магию Подземелий.

— Это удивительно, — шепчет она.

Грейс кивает, имея в виду совершенно иное.

— Он злой, — говорит она с презрением, — в его нутре что-то пригрелось, какая-то злая сущность, и он повинуется ей.

— О чем ты? — Гермиона старается унять пустившееся вскачь сердце, прекрасно понимая, что Грейс явно сейчас говорит не о Гарри.

— Ты уже заметила, — Грейс кидает на нее короткий взгляд. — Не ври себе.

Гермиону всегда немного раздражала манера общения этой девушки, но она прекрасно осознавала, о чем та говорит, хотя признать это было тяжело. Ведь Драко, он... всегда имел дела с не самыми светлыми созданиями, и... Гермиона пока не готова так резко о нем отзываться.

— Уходи.

— Что? — не понимает Гермиона.

— Ты должна уйти, если не видишь правду. И ты бы не вылечила его. Это темная магия изгоев — всех тех, кто остался в живых после войны, но не принял новые законы, — тяжелый взгляд Грейс вперился в Гермиону. И, не услышав ответа или, скорее, не дав Гермионе ничего сказать в свою защиту, она кричит: "Abire!", после чего Гермиону выталкивает наружу уже знакомой мощной волной. На момент она будто становится бестелесной, проносясь сквозь миры, и оказывается у Малфой-мэнора.

Ее выгнали. Гермиона опускает голову, но встает с колен и с ужасом осознает, что почти в одном белье — от ее платья ничего не осталось, кроме рваных лоскутов. Но не рваное белье приводит в ужас.

В прихожей ее ждет рассерженный Драко. Он явно удивлен ее видом, его лицо вытягивается, хотя наверняка он готовился к выяснению отношений, но сейчас Драко обеспокоен. Он быстро подходит к ней.

— Что произошло? Где ты была?

Она утыкается ему в плечо, все еще не желая верить в сказанное Грейс.

— В Подземельях.

Гермиона ощущает, как он тут же напрягается всем телом, а голос становится стальным:

— Что ты там делала, Грейнджер? — он отстраняет ее от себя и смотрит в глаза. И она принимает этот вызов:

— Лечила Гарри от твоих побоев. От тех, что не вылечить здесь, — ее взгляд становится колким, она высвобождается от его рук, проходит дальше в гостиную и садится за длинный стол.

— Садись, — велит она, и Драко медленно следует за ней. На его скулах играют желваки. Руки он сцепляет в замок. Он садится напротив. — Ты скрываешь от нас что-то, и я немедленно хочу знать, что, — Гермиона не надеется, что он ей ответит, и она права.

— Я ничего не скрываю, Грейнджер. И мой вид, в отличие от твоего, не наводит на подобные мысли.

Она пропускает это едкое замечание мимо ушей.

— Ты ранил Гарри, он истекает кровью. Если бы не Грейс, то...

— Ранил? Это не я ворвался в его дом и схватил за горло, Грейнджер, и не я сломал ему нос, — только сейчас Гермиона замечает следы борьбы на лице Драко. Но продолжает гнуть свою линию.

— Но ты сейчас здесь, Малфой. А он внизу. — На это Малфой не знает, что ответить, он ерзает на стуле, а его руки сцепляются в замок все сильнее.

— Ты хочешь меня обвинить в том, что я защищался? — исподлобья смотрит он.

Гермиона буравит его взглядом. Он закрылся. На нем один из лучших его панцирей, и ей не пробиться внутрь.

— Я хочу знать, что происходит, — предпринимает последнюю попытку она.

— Я скажу тебе, что происходит, — кивает он, — меня вызывают с деловой встречи с твоей работы, потому что наша дочь плачет несколько часов, а мать пропадает черт те где, и возвращается полуголая домой поздним вечером. Чем же ты таким там занималась, Грейнджер? В какой конкретно "реабилитации", — он кривляется, произнося это слово, — нуждался Поттер, что изодралось в клочья все твое платье?

Разумеется, Гермиона привыкла к его умению задевать за живое, но иногда он переходил границы, или же ее терпение попросту кончалось. Между ней и Гарри никогда не было ничего неподобающего и Малфой это прекрасно знает. Тем не менее, он продолжает ее обвинять, совершенно не желая хотя бы немного поддаться ее порывам ему помочь, выворачивая ситуацию в “удобном” для себя свете, где он лишь ото всех “защищается”, а остальные так и норовят ему навредить. Эта его манера ее всегда доводила больше любых обвинений. Манера делать ее виноватой в желании ему помочь. В желании разобраться в тяжелой ситуации, как делают любящие друг друга люди, как делают Уизли, как Поттер и Грейс, но только не Малфои. Она кидает на него короткий взгляд — он очень сосредоточен, в оборонительном состоянии, готов отразить ее любой аргумент. Она медленно достает свою палочку и резко бросает в него заклятие:

— Stupefy!

Он явно не ожидает подобного, на лице отражается изумление, его подбрасывает вместе со стулом и бьет о стену. Гермиона отворачивается от зрелища распластанного на полу гостиной Малфоя и уходит в свои покои, не забыв запечатать за собой дверь.

Драко поднимается и ставит на место стул. Он удивлен, однако. Грейнджер редко реагирует подобным образом, а значит, ее скорее всего кто-то настроил против него. Пришло его время нанести Поттеру визит. Он еще немного ждет, прежде чем аппарировать к их домику, чтобы унять свой пыл. Но попасть внутрь оказывается невозможно — мощная защита блокирует его попытки. Вместо этого на крыльцо выходит Грейс. Она быстро к нему направляется с отнюдь не дружелюбным видом. И не успевает Драко ничего сказать, как чувствует насильственное проникновение в свой разум. И она видит темный подвал и горы бумаг, хлама и паутины. А еще слышит его тяжелое дыхание, ведь он нашел что-то очень необычное в дальнем углу. Это небольшая коробочка, запечатанная несколькими печатями. Их оказывается пять. Недолго думая, он вскрывает все печати и открывает коробку, после чего раздается крик, и Малфой выбрасывает из сознания Камерон. Та ошарашенно на него смотрит и тут же скрывается за дверью домика. Малфой тяжело дышит, из носа идет кровь. “Сука”, — проносится в голове и он ударяет по стене дома заклятием. Одним из новых, которые он не так давно выучил. Это однозначно было плохим ходом — его отбрасывает еще дальше, чем от недавнего Stupefy Гермионы, и он приземляется в колючий куст. “Гребаная сука!” — вслух позволяет себе выругаться Малфой, стараясь выпутаться из колючего куста. Костюм испорчен, настроение и подавно. Но больше всего его волнует то, что успела увидеть Грейс.

* * *

— Он ушел, госпожа, — обращается сквозь двери к Гермионе Умелый. Она тут же рывком распахивает двери и идет в комнату дочери, кивком благодаря Умелого. Та уже спит. Ее явно укладывал сам Малфой, он всегда укрывает девочку слишком теплым одеялом, боясь, что она замерзнет.

— Прости меня, малышка, — гладит ее по волосам Гермиона и тяжко вздыхает. Это не первый раз, когда она оставляла дочь надолго в больнице, а сама забывала счет времени, аппарируя в лучше оснащенные больницы, проводя эксперименты вместе с коллегией колдомедиков из разных регионов, и ассистируя в операционных. Она нуждалась в этом, как в воздухе. Но сейчас, при виде спящего ребенка, это жалкое оправдание. Гермиона чувствует острый укол совести.

Уже поздно, и Гермиона начинает готовиться ко сну. Так она это называет, а на деле — мучительное ожидания возвращения Малфоя. Всегда после ссор он уходит, а она находит себе кучу дел, лишь бы скрыть нервозность ожидания от самой себя. Но Драко так и не возвращается, ни поздним вечером, ни ночью. Она засыпает под утро всего на пару часов.

Сил на работу идти нет, и она провинилась перед дочерью, поэтому устраивает себе выходной. Девочка не в духе, спрашивает о папе и не особенно желает идти гулять. Но Гермиона непреклонна, и чуть позже они уже едут в карете по улицам проснувшегося Лондона. К удивлению Гермионы, лошадь в упряжке интригует Мелиссу, ее настроение от качания в карете и цоканья копыт поднимается. Разумеется, Малфой был бы против подобных гуляний в мире магглов, но Гермиона часто это делала в свое время, и от дочери эту возможность тоже не будет скрывать. Ведь Лондон прекрасен, особенно если хочется затеряться и скрыться от привычного мира.

— Моя девочка, — она прижимает ее к себе, — все у нас с тобой будет хорошо, — шепчет Гермиона, и ей становится спокойнее.

Ближе к обеду Гермиона останавливается у дома Уизли, надеясь застать Джинни и ее девочек, и ей везет — все, кроме Артура, дома. Там она по-настоящему расслабляется. Молли все такая же заботливая, хоть жизнерадостности поубавилось.

— С каждым днем все краше! — умиляется она Мелиссе и тут же приглашает Гермиону на обеденное застолье. Джинни уже за столом вместе со своими дочерьми. Это так странно, думается Гермионе. Когда-то за столом было больше мужчин, а теперь Артур остался почти один... сердце щемит при мысли о Роне и братьях. Но война есть война, и ничего нельзя было сделать. Так ведь?..

— Что грустишь? — чуть позже за чаем спрашивает Джинни. Гермиона пожимает плечами, смотря, как девочки раскрашивают картинки с движущимися единорогами и фавнами.

— Драко... — она не успевает договорить, как Джинни закатывает глаза:

— Кто же еще.

— Прекрати, — хмыкает Гермиона.

— А я тебе уже не раз говорила — он холоден как лед! А тебе нужна забота, — тут Джинни улыбается и меняет тему: — Берт завтра мне покажет опасное место, — тихо шепчет она, — говорит, там обосновалась какая-то подозрительная тварь, или даже несколько. А Гекхал нас подстрахует вместе с самыми развитыми вампирами.

— О... ты знаешь Гекхала? — Гермионе чувствует странную ревность. За эти годы она многое упустила, занимаясь дочерью. Правда, у Джинни тоже маленькая дочь, но она явно не сидела все время дома...

— Да, — Джинни откусывает большой кусок торта и хмыкает, когда не получается его прожевать и он вываливается изо рта. — Малфой меня бы сейчас тут же убил, — смеется она с набитым ртом, и у Гермионы теплеет на сердце от ее смеха.

Вечер протекает быстро, и Гермионе уже пора домой, а так не хочется. Несмотря на большие перемены в этом доме, он все равно остается очень теплым и дорогим ее сердцу. Она прощается со всеми, взяв с Джинни обещание рассказать о походе из Подземелий, и аппарирует в мэнор.

Как ни странно, в мэноре она Драко не видит и занимается своими делами, а когда возвращается в гостиную, чтобы налить из графина воды, то даже пугается, увидев его за столом.

— Мерлин, ты здесь, — выдыхает она.

Малфой выгибает бровь.

— Я пришел поговорить.

Гермина трет лицо ладонью. После столь теплого вечера в доме Уизли у нее совершенно нет желания выяснять отношения, учитывая вчерашнее… но раз Малфой сам пришел, то отказываться глупо. Она садится за стол.

— Говори.

— То, что происходит, меня возмущает.

— Надо же...

Он выставляет ладонь вперед:

— Дослушай молча, пожалуйста.

"Пожалуйста", — хмыкает про себя Гермиона. Он сказал "пожалуйста"...

— Если Поттер еще раз заявится в мой дом и будет распускать руки, я за себя не ручаюсь. Что ты ему наговорила, я не знаю, но ты исправишь это, Гермиона. И чтобы я больше его не видел, рыскающего в моем собственном доме без моего ведома.

— Он хотел помочь, — вставляет Гермиона.

— Помочь сломать мне нос?

— Хватит этой чепухи, Малфой, — ее тон становится неожиданно резким даже для нее самой. Ей надоели эти обоюдные, ни к чему не приводящие обвинения, их место сменило неприятное чувство опустошения. — Я собираю вещи, и мы уходим. А ты остаешься здесь. В своем подвале, — с нажимом на последнее слово отвечает она.

Малфой несколько теряется, и его взгляд бегает по столу, но зацепиться не за что — вокруг идеальная чистота.

— Ты переспала с ним? — ее щеки неожиданно вспыхивают, даже несмотря на то, что это совершенно не так.

— Что?..

— Отвечай на вопрос, Грейнджер. Вчера, когда ты вернулась настроенная против меня и в этом неподобающем виде — все специально, да? Неужели для такой колдуньи, как ты, было сложно привести себя в порядок, прежде чем являться домой?!

Она тяжело задышала. Это замечание ее снова задело, как и то, что его вовсе не заботило, что могло действительно с ней случиться.

— Нет, Малфой, я с ним не спала. Но теперь я об этом подумаю! — кричит она ему в лицо и вскакивает, чтобы уйти. Малфой ее не останавливает. Он так и продолжает сидеть за идеально чистым столом в идеально обставленной гостиной.

Спустя примерно полчаса хлопает входная дверь, и слышен детский плач. Она ушла и увела дочь вместе с собой. Но Малфой продолжает неподвижно сидеть. Лишь когда вероятность внезапного возвращения отпадает, он поднимается и спускается в подвал. Он снимает свою привычную одежду и надевает поверх красную мантию, прежде чем зайти в свой "кабинет".

Свечи тлеют, стоит спертый запах, и от этого в голове дурман.

— Ты пришел, — голос звучит очень тихо. Этот голос очень ему знаком.

— Да, как и обещал, — отвечает Драко. Он садится посередине комнаты и вытаскивает из кармана мантии маленький сверток.

— Это оно? Ты нашел последний ингредиент? — будоражаще звучит голос.

— Нет. Это еще не последний. Но я найду их все.

— Конечно, найдешь, мой мальчик.

Драко кивает и выливает содержимое колбы в сложную конструкцию, похожую на капельницу.

— Отец, если тебе станет плохо, ты только скажи...

— Нет, продолжай, Драко. Все так, как написано в пергаменте! Все именно так, и никак иначе!

— Хорошо, я все сделаю, — руки дрожат, но он в тысячный раз перечитывает пергамент и убеждается, что выполняет все по инструкции. К его облегчению, цвет в переливающихся сосудах меняется на нужный оттенок, и дыхание Люциуса выравнивается. Драко только сейчас осознает, что его прошиб холодный пот.

— Посиди со мной немного.

— Разумеется, отец, — послушно кивает Драко и садится ближе. Люциус находится в полулежачем состоянии на специальном лежаке, созданном из редкого вида тернистых корней, которые светятся зеленым, испуская лечебный сок, и тем самым залечивают раненую плоть. Люциус затихает, получив дозу нужной микстуры, а мысли Драко уносятся назад, в тот проклятый день, когда он нашел коробку с печатями. Тогда он понятия не имел, во что это выльется. И если бы знал, то, возможно, никогда не открыл бы ее. Но сейчас на его плечах долг данной им когда-то клятвы. Той самой клятвы — служить метке и ее хозяину — Волдеморту. Она тогда звучала так просто, но было глупо считать, что после смерти Волдеморта клятва умрет вместе с ним...