Вынужденные перемены (джен)

«Всё обдумать» — звучало просто. Но Логан прекрасно понимал, насколько болезненной будет эта процедура. О некоторых вещах хотелось раз и навсегда забыть, притвориться, что ничего никогда не было, что те — даже не сон, их вовсе никогда не происходило. Но нужно было тщательнейшим образом их разобрать, и даже сама перспектива пугала и вызывала отвращение, как будто перед ним развернула свои недра городская канализация, а Логану предстояло голыми руками копошить экскременты в поисках алмаза.

Его передёрнуло, к горлу снова подступила тошнота, но одинокое эспрессо всё же удержалось в пищеводе.

Надо, значит надо.

Логан сел за кухонный стол, но почти сразу вскочил — не сиделось, после проведённого в статике времени в камере хотелось размяться, пробежаться, почувствовать солнце на лице, ветер в волосах, нырнуть на глубину… хотя бы просто не сидеть на одном месте. Не зная, чем себя занять, чтобы хотя бы немного разбавить градус эмоционального напряжения, он раскрыл холодильник…

Смерть семи школьников, среди которых с лёгкостью мог оказаться и он сам, и Дик, и Вероника — особенно Вероника! Чудом вышедшая из автобуса в последний момент, — произвела на Логана впечатление, пусть он и притворился, будто ему плевать на трагедию и нет дела до, в сущности, посторонних людей. Но тогда он был уверен, что это несчастный случай: водитель не справился с управлением и в итоге автобус слетел со скалы. Затем, когда Вероника принялась копать и обвинила в аварии его отца, Логан разозлился — не умел реагировать иначе, но на самом деле ему было плохо от самой мысли, что родной отец — чудовище, убийца! — действительно мог подстроить гибель восьми человек. По правде, если бы не прихоть Дика, число погибших было бы в два раза больше, и из океана доставали бы тела их всех — может, не самого Логана, который терпеть не мог бейсбол и потому сразу отказался ехать на экскурсию, но точно и Дика, и Дункана, и Джиа… Он не мог смотреть людям в глаза, легко поверив обвинениям Вероники, и просто отказался думать об этом, чтобы не сойти с ума от чувства вины.

Но за девять месяцев любая трагедия стирается из памяти, мысли о ней перестают причинять боль, погибшие забываются… Никому нет дела до чужих потерь.

Кроме Вероники, конечно. Эта девушка не умеет отступать.

Три дня назад, прибежав на крышу «Гранд-отеля» по зову Вероники, Логан не сразу стал действовать. Бивер с пистолетом — это зрелище не столько пугало, сколько смешило, но поток мерзости, извергающийся из его рта — слова били наповал не хуже сорок пятого калибра. И не только потому, что младший брат твоего лучшего друга признавался в куче убийств; казалось немыслимым, что никто ничего не заметил, не понял, не увидел этого в Биве…

Будь на месте Бивера любой другой человек, Логан бы не медлил. Обезоружил бы, избил, если нужно, вызвал бы шерифа… Но Бива он знал с сопливого возраста. Не относился как к младшему брату, нет, но считал своим. И было неимоверно трудно отнестись к нему, как к врагу, и действовать соответствующе ситуации. Он медлил, колебался, и в итоге вместо того, чтобы закончить всё быстро и просто, позволил обстоятельствам диктовать условия. Бивера можно было остановить нелетальными способами, но он упустил момент, и пришлось стрелять на поражение.

Мысли забуксовали, подобравшись к границе запретного.

Дёрнув щекой, то ли зло усмехаясь, то ли грустно морщась, Логан покачал головой и сделал над собой усилие. Теперь уже нет смысла отступать.

Вероника Заноза Марс была его проклятием.

Что бы он ни говорил, как бы ни притворялся и ни вёл себя, она значила для него много больше, чем должна была по всем законам жанра. И это было неправильно. После Лилли Логан был уверен, что для него с любовью покончено. Встречаться с девушками, спать с ними, развлекаться, но не позволять им проникнуть в сердце — долгое время его это более чем устраивало. Он понимал, что неизбежно когда-нибудь влюбится, ведь разбитое в шестнадцать лет сердце непременно восстановится и захочет сильных эмоций, но рассчитывал покинуть школу до этого момента. Судьба распорядилась иначе.

Вероника не была похожа на его обычных девушек. Ни на Лилли, ни на Кэйтлин, ни на кого-то из тех, с кем он заводил кратковременные интрижки. Вероника была его подругой, подругой Лилли… И занозой в заднице, магнитом для неприятностей. То, что его влечёт к ней, Логан даже не сразу осознал, а когда понял — испугался. Эти чувства были настолько неправильными, настолько неуместными, настолько несвоевременными… Их просто не должно было быть!

Но он влюбился, и отрицать это было попросту глупо.

Он боролся с собой, стал ещё сволочнее, хамил ей… а потом она попала в неприятности, и он ни мгновения не сомневаясь рванул на помощь. И испуганная Вероника не смогла скрыть, что чувства взаимны.

В любовь они рухнули с головой…

И конечно же у них ничего не вышло.

Он и Вероника — даже думать смешно. Разумеется она его бросила.

Вот только чувства никуда не делись. Никакой здравый смысл не мог заставить Логана её разлюбить.

Видеть её с Дунканом было невыносимо, и Логан пустился в загул, надеясь то ли забыть, то ли разлюбить, то ли просто заставить её себя возненавидеть, чтобы раз и навсегда закрыть возможность сойтись вновь. Он отталкивал её своим поведением и словами, язвил и вёл себя как мудак, ругая себя за это последними выражениями, но по-другому не мог, не умел, не знал, как смириться. Пил, гонял на скорости в сто шестьдесят миль в час по тихоокеанскому шоссе, завёл роман с сексуальной мачехой Дика… «Бедный богатый мальчик ищет неприятностей», — так Вероника сказала про него, и это было правдой. Всё было настолько хреново при внешнем благополучии, что Логан действительно желал нарваться на проблемы, будто искал повод получить наказание за преступления, совершённые другими.

И всё же когда она позвала — ни секунды не колебался, не думал, не задавался вопросами, просто пошёл на зов — побежал! — и всё остальное моментально утратило важность. Он не знал, чего ждал от этой встречи, но однозначно не Бивера с пистолетом. И снова — у него не было сомнений в том, что он должен защитить Веронику. Она давно стала для него центром вселенной, путеводной звездой, вокруг которой вращалась его жизнь; и хотя порой он очень хотел разорвать эту связь и сорваться с орбиты, Логан никому бы не позволил навредить своей звезде.

На этот раз исказившая его лицо гримаса была легко различима — боль, разочарование и смирение.

Логан вздохнул и наконец обратил внимание на то, чем занимался всё это время.

Хмыкнув, он едва заметно пожал плечами и продолжил печь блины.

Когда Вероника бросилась к нему, ища защиты, внутри него будто зажглась сверхновая. Хотелось обнять её и больше никогда не отпускать, но пистолет в руке Бивера не позволял романтическим порывам проявиться. Зато когда всё было кончено, она повела себя не так, как можно было ожидать. Вместо благодарности своему спасителю — а Вероника отлично понимала, что Бивер намеревался её убить и не ограничился бы пыткой шокером и запугиванием, — она испуганно отшатнулась. И Логан видел в её глазах страх и отвращение столь откровенные, что сразу понял — нет смысла что-то говорить.

Конечно, он рассчитывал, что когда она немного успокоится, сможет понять всё правильно. Что он застрелил Бива ради её защиты, что тот выстрел ничего в нём не изменил, что он всё тот же Логан, которого она знала… Но Вероника смотрела на него, как на незнакомца, не позволяла приблизиться, а когда прибыла полиция и стало известно, что её отец не погиб при устроенном Бивером взрыве, — унеслась со скоростью звука, предоставив разбираться с шерифом Логану.

И больше он её не видел. Вероника не пришла к нему во время задержания, не пыталась связаться. Кажется, совершённое им убийство стало той самой последней соломинкой, что сломала спину верблюда — её отношение безвозвратно изменилось.

И это было больно.

Больнее, чем произнесённое с издевательской улыбкой обвинение в убийстве отца.

Да-да, пока на крыше отеля Бивер пытался убить Веронику и в итоге сам погиб от руки Логана, парой этажей ниже, в номере-люкс кто-то хладнокровно застрелил Аарона Экхолза, накануне признанного судом невиновным в убийстве Лилли Кейн.

Логан не был идиотом, потому не собирался без адвоката отвечать ни на какие вопросы Лэмба, даже если бы тот спросил, который час, а потому он не мог высказаться насчёт убийства отца. Но, к счастью, это преступление на него хоть и пытались повесить, не смогли — показания Вероники обеспечили ему алиби.

«Отличное алиби, Логан, — язвительно подумал он. — «Я не мог убить отца, потому что в тот момент убивал Бивера». И ведь не придерёшься!»

От мыслей было тошно.

Он мог понять Лэмба, тот терпеть не мог всех богачей и с радостью усложнял им жизнь, рассчитывая, что от него щедро откупятся. Опять же, Логан был удобным подозреваемым — в его прошлом было и хулиганство, и драки, и сопротивление аресту, и даже подозрения в убийствах. Но понять Веронику он не мог. Не мог поверить, что после всего, что между ними было, она вправду сочла его хладнокровным убийцей.

Тесто закончилось одновременно с наступлением паузы в размышлениях. Логан помыл посуду и вспомнил, что так и не включил телефон. Надежда, что Вероника одумалась, тут же подняла голову, и он не мешкая бросился искать зарядку.

Уведомлений о пропущенных звонках, сообщениях на автоответчик и текстовых посланиях пришло много, но от Вероники ничего не было. Ни «как ты?», ни «спасибо», ни «не звони мне больше» — вообще ничего, будто они вовсе не были знакомы или ей было абсолютно на него наплевать. Это было обидно настолько, что Логан едва сдержал порыв швырнуть в окно стул.

Возвращаться в реальность и начинать разбираться с проблемами не было моральных сил, однако теперь Логан был сам по себе — у него не было никого, кто мог бы о нём позаботиться и взять хотя бы часть проблем на себя, так что нужно было вести себя как взрослый мужчина, а не избалованный сынок богатого папы.

Мысли об отце заставили поморщиться, и номер адвоката он набрал не в лучшем настроении.

— Господи, Логан! Не смейте так исчезать! Я уже почти смирился, что потерял и второго клиента!

— Здравствуйте, Сэм. Как наши дела? — проигнорировал упрёки он.

— Ну… Ваш друг внёс залог, это многое упростило.

— В каком смысле?

— Мистер Касабланкас… Старший, я имею в виду, в городе отсутствует, а младший — ваш друг и не станет давить на прокурора, требуя выдвижения обвинений. Потому есть отличный шанс спустить дело на тормозах.

— Убийство-то? — хмыкнул Логан.

— Самооборона, — резко перебил адвокат. — И чтобы я больше не слышал подобных признаний! Вы защищали себя и мисс Марс, вы боялись за свою и её жизни, и потому и только потому нажали на крючок. Это понятно?

— Да, сэр, — не удержался от улыбки Логан. Пусть Сэмюэль Коган не был ему ни родственником, ни другом, он был его (и теперь уже точно лично его, а не Аарона) адвокатом, а потому единственным человеком, которому можно было полностью доверять.

— Хорошо, — успокаиваясь, сказал тот. — Где вы? Нам нужно встретиться и обсудить вопросы с вашим наследством. В свете насильственной смерти и открытого дела об убийстве счета Аарона могут остаться замороженными надолго.

— Не волнуйтесь, на оплату ваших услуг у меня денег хватит.

Коган крякнул, однако отрицать заинтересованность не стал и назначил время встречи.

— Дом Касабланкас, — назвал адрес Логан. Посмотрел через плечо на так и не проснувшегося Дика, хмыкнул и увереннее добавил: — Мой друг не станет возражать против вашего визита.

— Возможно, ему тоже пригодятся мои услуги, — задумчиво протянул адвокат и простился.

После разговора стало чуть спокойнее на душе — теперь хотя бы страх тюрьмы стал менее навязчивым, и можно было вздохнуть с некоторым облегчением. Конечно, Логан прекрасно понимал, что не только Вероника изменит к нему отношение, все, кто его знал… да и те, кто не знал, все теперь станут считать его убийцей и относиться соответственно. И их трудно было за это винить. Ведь он сам изменил отношение к отцу, когда узнал, что тот убил Лилли.

«Я защищался», — возразил было внутренний голос, но Логан лишь досадливо отмахнулся. Выстрели Вероника — это была бы самозащита: без оружия у неё не было бы шансов выжить. Зато сам он мог голыми руками свернуть Биверу шею, и оружие было излишним — о самообороне и говорить не стоило.

В очередной раз поймав себя на этой мысли, Логан замер посреди движения. Почему-то он хотел считать себя хуже, чем был на самом деле.

«Почему-то?» — горько усмехнулся он и вышел из кухни.

Причина лежала на поверхности и даже не пыталась ничем прикрыться. Логан привык, что недостаточно хорош. Для отца, не чуравшегося насилия в вопросах воспитания, для Лилли, чьё поведение было откровенным плевком в лицо Логана и смертельным ударом по его гордости, для Дункана, легко поверившего в худшее, для Вероники, которая сочла его недостойным человеком ранее, а теперь и вовсе считала убийцей. Он был типичным представителем золотой молодёжи — избалованным мажором, которому сходили с рук любые мерзости и даже откровенные преступления. Именно так о нём все думали, а Логан был слишком горд, чтобы переубеждать кого-то. Напротив, он сам старательно поддерживал этот образ, наслаждаясь эпатированием общественности. И вот теперь за это предстояло расплачиваться.

Кто поверит в его чистое сердце, если он сам сомневается в его чистоте? Кто встанет на его сторону, если ему самому противно на ней находиться? Кто, в конце концов, захочет с ним общаться, если он не способен даже перед самим собой признать, что не настолько плох, как притворяется? И не может перестать притворяться. Логан так привык к маске на своём лице, к ролям, которые старательно играл иногда безо всякой причины, что почти забыл, какой он на самом деле, и снимать её было страшно — казалось, что под ней обнаружатся уродства, шрамы и даже раны, ведь маска приросла к лицу, и сдирать её пришлось бы через боль и кровь. Но страшнее всего было то, что настоящего его не примут, настоящий он никому не понравится, будет ненужным, лишним… и признавать это даже перед собой было горько.

Зарядившийся телефон жёг карман. Руки буквально сами тянулись позвонить Веронике — она ведь ещё помнила его настоящим, могла посмотреть не на маску, а глубже, увидеть не ту роль, что он отыгрывал, но двенадцатилетнего мальчика, каким он был при первой встрече, — но он знал, что делать этого не стоит. Может, позже. Но точно не сейчас. Вероника не меньше него не любила резких решений, предпочитая сначала всё обдумывать наедине с собой. А ещё она была, казалось, физически не способна на откровения, замыкаясь при малейшей попытке поговорить по душам и назвать вещи своими именами, и давить на неё было наихудшей из возможных идей. Логан при давлении надевал маску и становился настоящей сволочью, Вероника же замыкалась и прекращала общение. И отталкивать её ещё дальше он однозначно не желал, пусть она и сказала, что между ними всё кончено, пусть теперь считала убийцей, он не верил и был не в силах смириться, что всё действительно кончено.

— Логан?

Погруженный в размышления, он сидел на бортике бассейна и бездумно болтал ногами в воде, и появление Дика его напугало.

— Твою мать! — едва не свалившись в воду, вздрогнувший всем телом Логан не удержался от ругани. — Напугал!

— Ты уже не в тюрьме, — морщась на ярком свету, хмыкнул Дик, — можешь не бояться, что кто-то подберётся.

— Иди ты, — буркнул он.

— Пойду, — расслабленно улыбнулся Дик. — Блины есть. Чего это тебя на готовку посреди ночи пробило?

— Нужно было подумать, — честно сказал Логан и, кивнув на приглашающий жест друга, встал и, оставляя дорожку мокрых следов, двинулся следом за ним на кухню, — а готовка меня всегда успокаивала.

— Как занервничаешь — сразу иди ко мне, — дурашливо заулыбался Дик. — Если честно, достала пицца и всё такое. Ты, случаем, суп варить не умеешь?

— Умею, — вздохнул Логан. — Если сгоняешь в супермаркет, приготовлю.

— Не вопрос! После завтрака и сгоняю.

Дик включил кофеварку и принялся расставлять тарелки. Когда оба устроились за столом, он серьёзно посмотрел на Логана и спросил:

— Ты как вообще? — Тот пожал плечами, и пришлось проявить настойчивость: — А если словами? На тебя много сразу всего навалилось. И обвинения, и смерть отца…

— Да плевать, — отмахнулся Логан. Тема была неприятна, но кроме Дика ему не с кем было поговорить, потому он всё же сделал над собой усилие и признался: — Если честно, когда я увидел отца в «Гранд-отеле» тем утром, я сам был близок к тому, чтобы его убить. Я понимаю, он выиграл суд, но он вёл себя так, будто вправду рассчитывал, что я поверю в его невиновность. Но даже если допустить вероятность, что он не убивал Лилли… Дик, он трахал мою девушку за моей спиной! А потом пытался убить Веронику, зная, как я к ней отношусь. Какой отец… — он захлебнулся возмущением и снова махнул рукой, давая понять, что обсуждать это не намерен. — Это прозвучит ужасно, но я даже рад, что кто-то пристрелил его. Да, он был моим отцом, но я его ненавидел, сколько себя помню. Я не смог бы жить с ним в одном городе, не то что в одном доме…

— Понимаю. Знаешь, я сейчас это понял, но всё, что ты говорил про отца, можно сказать и про Бивера. Да, он был моим братом, но… Он же полный псих! Если всё сказанное правда, он явно нуждался в помощи, но… Блядь! Жить в одном доме с тем, кто хладнокровно заложил бомбу в автобус, в котором сам ехал… Тебя не было с нами, но я все эти дни думал о той поездке. Если бы… не знаю, если бы он дёрнул руль в сторону обрыва, а сам выпрыгнул — это можно было бы понять. Но Бивер тщательно всё продумал. Не только замёл следы и подложил бомбу, он ведь даже труп крысы подготовил заранее, чтобы у нас был повод не ехать на автобусе. Да и вызвать лимузин не он же предложил — меня подвёл к этой мысли. Я не просто его не знал, Логан, я принимал его за совершенного другого человека. Презирал, считал ничтожеством, а он…

Дик смешался, подавившись словами, и уставился в тарелку невидящим взглядом.

— Я честно не знаю, как теперь быть. Не гожусь я для принятия таких решений.

— До отца не дозвонился?

— Нет, «вызываемый вами номер не обслуживается». Да и что он может сделать, находясь за тысячи километров от Нептуна? Что мне делать, Логан?

— Ничего? — криво улыбнулся тот. — Забей. Серьёзно, Дик, ничего тут не сделаешь. Ты прав, не ты должен решать. У тебя есть отец, мачеха, мать, в конце концов! Но никого из них нет рядом, когда ты в них так нуждаешься…

— Мама звонила, — вздохнул Дик. — Плакала. А потом сказала, что я уже взрослый мужчина.

Логан выругался под нос. Он любил мать и очень горевал после её смерти, но как бы ужасно ни прозвучало, искренне считал, что уж лучше так, чем услышать от родной матери то, что выпало на долю Дика.

— Серьёзно, Дик, ничего не делай. Дело о крушении автобуса закрыто, всё повесили на Морана. Смерть Морана — на байкеров. Взрыв самолёта, я почти уверен, спишут на неисправности или ошибку пилота. Вероника, мы с тобой, кто ещё знает всю правду?

— А что вы Лэмбу сказали? — вдруг выпрямился Дик, с испугом глядя на него.

— Вы? — скривился Логан. — Я только о ситуации говорил. Что пришло сообщение с телефона Вероники с просьбой подняться на крышу. Когда пришёл, застал Бивера с пушкой, разоружил его, но он кинулся, и мне пришлось стрелять. О том, что успел услышать, я ничего не говорил, а Лэмб и не спрашивал.

— А Вероника? — поторопил Дик, когда Логан замолчал.

— Без понятия, — жёстко ответил он, сдерживаясь, чтобы не психануть. — Ей позвонил отец, она поняла, что его не было на том самолёте, и умчалась. А что она потом говорила шерифу… Спроси её, со мной она, как ты, думаю, уже понял, дел иметь не желает.

Дик задумчиво размазывал по тарелке джем.

— Не понимаю, — наконец сказал он, подняв голову и смотря прямо в глаза друга. — Ты спас её от психа-убийцы, а она… Она что, считает тебя убийцей? Вероника Марс тебя… боится?!

Логан дёрнул плечом и промолчал. Ему очень хотелось знать ответ на этот вопрос, и приходилось прикладывать все силы, чтобы оставаться на месте и не нестись, не разбирая дороги, к Веронике, чтобы задать этот вопрос ей.

— Давай помолчим, а? — внезапно попросил Логан, устав от мыслей и вопросов. — Ты суп хотел? Я напишу список нужного, и вали в супермаркет. Да, после обеда мой адвокат заедет. Ты же не против?

Дик по-доброму улыбнулся.

— Мой дом — твой дом. Особенно если ты теперь стал моей кухаркой.

Логан кинул в него скомканной салфеткой и улыбнулся в ответ. Может, Дик Касабланкас и был не самым хорошим человеком, но в искренности его дружбы Логан не сомневался.