Любовь и все, что с ней связано / To love, and all it entails (гет)

В следующие несколько недель у них выработалось что-то вроде распорядка. Гермиона приходила в середине утра, Снейп занимался подготовкой ингредиентов для зелья на одной разделочной доске, пока она готовила обед, используя другую. Он плевался ядом, а она смеялась. Грейнджер совершенно его не боялась. Она отдавала ровно столько, сколько получала. Практически все их дни проходили в бесконечных спорах, которые включали в себя совместные чаепития, взаимные оскорбления и ведьму, в гневе выбегающую из комнаты после того, как Снейп делал несколько замечаний о взрослых всезнайках, а затем вбегающую обратно, просто чтобы назвать его бессердечным мерзавцем, который ни черта не понимает, как основополагающие принципы термодинамики влияют на приготовление зелья, а затем снова выбегающую за дверь, чтобы через несколько минут вернуться с извинениями и застенчиво упомянуть, что она немного увлеклась, когда речь зашла о науке. Она обращалась с ним с такой дозой фамильярности, что Северус только хмурился. Но внутри все же улыбался.

Они съедали все, что Гермиона готовила, а потом она помогала зельевару отнести подготовленные ингредиенты для зелья в подвал, где находилась его лаборатория. Там Снейп начинал варить, проверяя основу зелья и погружаясь в своего рода призрачную дымку сосредоточенности. Все его внимание было сконцентрировано только на зелье, но тем не менее, пока руки повторяли заученные до автоматизма движения, мысли его свободно блуждали, постоянно вращаясь вокруг женщины с растрепанными волосами, сидящей напротив него на табурете, с шариковой ручкой в руках, когда она что-то записывала или в волосах, когда она читала.

Северус неожиданно для себя обнаружил, что ему нравится общество Гермионы. Она не слишком много болтала, но ее ненавязчивое присутствие притупляло то болезненное чувство одиночества, которое стало его постоянным спутником. Мужчина и не заметил бы его, если бы его серые будни не скрасила девушка с густыми непослушными волосами.

Обычно Грейнджер уходила еще до ужина, хотя один или два раза в неделю она оставалась, чтобы дочитать книгу, украденную из его библиотеки, пока Северус, улыбаясь про себя, готовил ужин. По субботам они вместе отправлялись в библиотеку. В зависимости от настроения они шли туда либо в полном молчании, либо жарко споря о чем-то. Снейп обнаружил, что Гермиона была заядлым спорщиком, хотя и ненавидела ошибаться и упрямо придерживалась своей точки зрения, пока он не приводил неопровержимые доводы в свою пользу. Тогда девушка глубоко вздыхала и посылала ему долгий взгляд, полный страдания, прежде чем сердито уступить. Обычно Снейп мог в два счета вернуть ей хорошее настроение. Для этого нужно было всего лишь дать ей какую-нибудь интересную книгу, стоящую на верхней полке, там, куда она, в силу своего роста, не могла дотянуться.

Дни Северуса Снейпа теперь вращались вокруг Гермионы Грейнджер, а ночи были наполнены снами о тьме и волшебном огне, а иногда о женщине с мягкими розовыми губами, непослушными волосами и усталыми глазами.

Библиотекари, впервые увидев их вместе, зашептались между стеллажами; Марта улыбнулась и похлопала Гермиону по плечу.

Процесс приготовления зелья был достаточно долгим, и предстояло сделать еще много шагов к тому, чтобы все вышло как надо. Северус экспериментировал в процессе варки с некоторыми ингредиентами и хотел убедиться, что зелье идеально. За те три недели, что они вместе работали над зельем, Снейп был счастлив как никогда за последние годы.

Он думал, что спокойная жизнь ему подходит. Сейчас он уже не был так в этом уверен. Также, как и в том, что тихая жизнь — значит жизнь в одиночестве.

* * *

— Зелье будет готово сегодня вечером, — резко без предисловий сказал Северус однажды во время ланча. Они сидели за кухонным столом и ели холодные бутерброды, приготовленные Гермионой. Он уже давно понял, что подпускать ее к плите или духовке — плохая идея: эта женщина смогла бы зажечь воду, если бы захотела.

Грейнджер перестала жевать, и на ее лице появилось задумчивое выражение.

— О, — сказала она, сглотнув. — Это же хорошо.

Возможно, что он, конечно, и ошибался, но ему показалось, что в ее голосе прозвучала легкая печаль.

— Что-то ты не очень-то рада.

Глаза девушки распахнулись, и она тут же попыталась его успокоить.

— О… Северус, я очень рада, что зелье будет готово так скоро, просто… Ну… — она неуверенно запнулась, а потом фыркнула. — Я рада, правда.

Северус посмотрел на нее долгим серьезным взглядом и прищурился.

— Да?

— Да, — ответила Гермиона, непроизвольно съежившись под его пристальным вниманием. — Просто… я планировала… ну, отпраздновать, когда все закончится. Я думала, что ты дашь мне знать немного пораньше, — в ее голосе явно слышался упрек.

Северус нахмурился.

— Что за праздник? — если она собирается готовить ужин, ему обязательно нужно знать, где находятся все огнетушители.

Грейнджер неопределенно махнула рукой, как бы говоря: «ничего особенного».

— Ты столько сделал для меня, вот я и подумала, что сделаю что-нибудь и для тебя.

— Лучше бы это был не ужин, — сказал мужчина, догадываясь, что, хотя в данном конкретном случае честность и не самая лучшая политика, все-таки лучше сказать правду. Занавески на кухне уже три дня пахли дымом. — Почти все мои полы деревянные.

Молодая волшебница пристально посмотрела на собеседника, и ее щеки покрылись алым румянцем.

— Это было всего один раз! — она поспешно встала и принялась собирать грязные тарелки.

— А еще ты подожгла занавески и подоконники, — возразил зельевар, поднимаясь, чтобы ей помочь. — А в прошлый раз, если бы я не почувствовал запах дыма, ты могла бы…

Снейп не успел закончить свою мысль, как она снова его прервала.

— Тихо, — сердито сказала ему ведьма. — Два маленьких огонька — это еще не конец света…

Она поставила тарелки в раковину и включила воду.

— Два маленьких огонька? — неверяще переспросил Северус, указывая на опаленные занавески. — Это был настоящий пожар с дымом и пламенем.

Гермиона резко повернулась к нему и уперла мокрые руки в бока.

— А я предупреждала тебя перед тем, как начать готовить, что никогда не была официально обучена, и…

— «Никогда не была официально обучена» — это далеко от «могу разжечь огонь дыханием», — саркастично заметил Снейп. В его глазах танцевали смешинки. Гермиона изо всех сил пыталась скрыть улыбку, — он видел это, и напряжение в уголках ее рта ясно давало ему понять, что она наслаждается этой перепалкой так же, как он.

Она продолжила мыть посуду, указывая на него вилкой.

— Будьте осторожнее, мистер, а то заденете мои нежные чувства.

Он не выдержал первым, и его губы растянулись в широкой ухмылке. Он оставался на своем месте, прислонившись к столу, пока она не обернулась.

Северус фыркнул.

— Нежные чувства? Не смеши мой зад, — сказал он пренебрежительно. — Да твои чувства крепче слоновьей шкуры.

Ее плечи задрожали от того, что, Северус был уверен, было с трудом подавляем смехом. Гермиона покачала головой, ее непослушные локоны беспорядочно разлетелись во все стороны.

— Я серьезно. Если ты собираешься дискредитировать мою стряпню, то для начала тебе нужно принять во внимание, что меня никто никогда не учил готовить.

В это самое мгновение в его голову пришла шальная мысль — зелье было почти готово и больше не оставалось предлога встречаться с ней, если только он не сделает этого.

— Тогда я научу тебя, — выпалил он, прежде чем смог сам себя остановить. — Я ведь научил тебя искусству зельеварения, значит смогу научить и готовить.

Она поставила последнюю вымытую тарелку на сушилку и повернулась к нему лицом.

— Ты серьезно?

— Я бы не предложил…

— Если бы у тебя не было намерения довести дело до конца, — закончила вместо него Гермиона. — Я знаю. Ты действительно готов рискнуть своими драгоценными занавесками, чтобы меня научить?

Снейп снова ухмыльнулся, и в его глазах появился озорной блеск.

— О, нет, — хитро сказал он. — Уроки кулинарии придется проводить на твоей кухне. Мои занавески никогда не простят мне, если мы будем проводить их здесь.

Грейнджер нахмурилась и бросила ему в живот полотенцем. Он отскочил в сторону и усмехнулся.

— Тебе нужно стараться больше.

Гермиона по-детски показала ему язык.

— О, замолчи, — сказала она сердитым голосом, но в глазах ее плясали озорные искорки. — Иди, закончи с зельем. Я спущусь, как только вытру стол.

Оставшаяся часть зелья была закончена до четырех; Северус снял с огня котел без четверти четыре и откашлялся, пытаясь привлечь внимание Гермионы. Она с головой погрузилась в чтение книги, и он зачарованно наблюдал, как ведьма, закончив читать абзац, изящным движением пальцев вставила закладку.

— Уже все?

— Да, — подтвердил он. — Ты готова?

Грейнджер бросила взгляд, полный тревоги, в сторону зелья, которое приобрело глубокий красный оттенок и ядовито пузырилось.

— Я не совсем уверена. Объясни еще раз, пожалуйста, как оно будет действовать?

Северус однажды уже объяснял ей эту часть их эксперимента. И если бы на ее месте сейчас был кто-то другой (не то, чтобы он часто разговаривал с кем-либо еще), он бы тяжело вздохнул.

— Ты примешь зелье. Оно работает медленно, проникая во все твои нервные окончания и восстанавливая их. Оно также нацелено на болевой центр в твоем мозгу, — это магия, поэтому нельзя с уверенностью сказать, как она сработает. Но это зелье должно облегчить воспоминания о круциатусе и купировать большинство симптомов. Если бы ты сказала, что у тебя может быть от четырех до шести тяжелых приступов в год, я бы сказал, что после того, как ты примешь это зелье их количество снизится до одного в год. Может быть, меньше — до одного тяжелого приступа в два года, если избегать алкоголя и каких-либо наркотических веществ.

Гермиона с трудом сглотнула подступивший к горлу комок.

— Это будет больно?

Они какое-то время смотрели друг на друга, и Северус понял, что не может приукрасить правду, что обычно эта мысль никогда не приходила ему в голову, но не теперь, потому что он хотел бы избавить Гермиону от боли.

-Да.

— И как долго? — на ее лице отразилась вся ее решимость, а в глазах — сила.

Зельевар нервно забарабанил пальцами по столу.

— Столько, сколько потребуется, чтобы восстановить большую часть повреждений. Приблизительно часа три. Самое большее, что я видел, было пять часов.

Она отогнула край манжеты, и на ее тонком запястье сверкнули серебряные наручные часы. Гермиона посмотрела на время и кивнула.

— Могу я принять его здесь? И… ну и остаться? — Ты позаботишься обо мне, пока мне будет больно? — вот о чем она его спрашивала.

— Да, — вот все, что он ответил ей на ее высказанный и невысказанный вопрос. — Ты в удобной одежде или тебе нужно время, чтобы пойти домой и переодеться?

Ведьма оглядела себя — только джинсы и свитер от прохладной сырости подвала, ничего особенного.

— Все в порядке, — сказала Грейнджер, дрожащими руками откидывая за спину непослушные кудрявые пряди. — Оно вступит в силу немедленно?

— У тебя будет около десяти минут, — отозвался Северус. — Давай сделаем это наверху.

Прикоснувшись тыльной стороной ладони к котлу и поняв, что оно достаточно остыло, Снейп перелил зелье в фиал перед тем, как отнести его наверх. Они поднялись в гостиную и Грейнджер, опустившись на диван, свернулась калачиком и глубоко вздохнула.

— Хорошо, — проговорила она. — Я готова.

Снейп протянул ей фиал, наблюдая за тем, как она в три глотка выпила его содержимое. Как только она отставила его в сторону, ее передернуло, а на лице появилась гримаса отвращения.

— На вкус это было просто ужасно, — пробормотала Гермиона внезапно охрипшим голосом. — У тебя есть вода?

Северус тотчас принес ей немного воды, а затем они вместе сели на диван и принялись ждать, когда зелье начнет действовать, неспешно беседуя о пустяках. Примерно через восемь минут дрожь в руках Гермионы усилилась, и она заметно побледнела. Через пятнадцать минут ее лоб покрылся испариной, а волосы потемнели от пота. Она дрожала уже не на шутку. Через двадцать минут она закусила нижнюю губу с такой силой, что Северус испугался, не прокусит ли она ее и не истечет ли кровью. Через тридцать минут они прекратили разговор, и Снейп укрыл ее одеялом, потому что дрожь не прекращалась, а наоборот, казалось, только усиливалась. Через сорок минут они сидели в абсолютной тишине, в глазах Грейнджер отразилась вся та боль, которую она чувствовала в этот момент, и она сосредоточилась на дыхании. Через час она потеряла сознание, — ее тело билось в судорожных конвульсиях, глаза закрылись, а дыхание стало поверхностным и шумным.

Зельевар заварил чай и продолжал бодрствовать над телом молодой волшебницы, пока солнце медленно садилось на западе, окрашивая небо и его гостиную в желтый и алый (не такой, как цвет крови — слишком яркий и красивый) цвета. Вскоре оно скрылось за деревьями парка, а на лицо Гермионы опустились длинные тени.

Каждый раз, когда она стонала, Снейп хмурился, каждый раз, когда она хватала ртом воздух, он вздрагивал от переполнявшего его сочувствия. Он выровнял свое дыхание в такт с ее, просто чтобы убедиться, что поймет, если ей вдруг перестанет хватать воздуха.

На следующей неделе будет первое августа. Гермиона появилась здесь в январе, чуть больше полугода назад. Он тесно общался с ней только последние три недели. Через два месяца ей исполнится двадцать шесть. Она доверилась ему. Казалось, она доверяла ему всегда, еще с тех времен, когда пользовалась нелегальным маховиком времени на своем третьем курсе.

В свои сорок пять он уже понимал, что волшебный мир устроен совсем не так, как мог бы представить себе ребенок-идеалист. В этом мире хорошенькие девушки с волосами, сотканными из огня и солнечного света, обещали дружбу, а в следующий момент отказывались от данных обещаний. Статные лорды, которые упивались богатством и властью, размахивали перед носом молодых умных волшебников статусом Мастера зельеварения, а затем превращали эти годы образования в поводок, за который тащили их в мир крови, пыток и смертей, а не элегантной одежды, красивых женщин и богатых поместий. Мальчик, который превыше всего ценил гордость и честь, дважды становился предателем и оба раза из-за девушки, которая его отвергла, растоптала его гордость и обесценила его честь. Вожди великой революции, один Светлый, а другой Темный, были двумя сторонами одной медали, а ободком этой медали был принц-полукровка, который никогда не хотел быть втянутым во всю эту неразбериху.

Но иногда, только иногда, мертвец находил в библиотеке испуганную девушку и позволял ей возвращать себя к жизни.

Северус Снейп не был до конца уверен, когда именно Гермиона Грейнджер проникла в его мысли, в его сны и в его жизнь. Возможно, когда он впервые увидел ее в библиотеке, не желая на тот момент видеть никого вообще. Или, когда она повернулась к нему с ужасом в глазах от вида разноцветных всполохов в небе. А может быть, это случилось тогда, когда он утешал ее и позволял ее теплу проникать глубоко в его сердце, когда девушка доверчиво разделила с ним свою боль. Но в один прекрасный день он вдруг обнаружил, что в ее присутствии он чувствует себя гораздо счастливее, чем в таком желанном раньше одиночестве. В тот день, когда она сожгла его занавески, Снейп с интересом заметил, что ее обычной реакцией на что-либо является сморщивание носа. А еще он заметил, что она никогда не пела, но всегда напевала себе под нос какой-то незатейливый мотив. Когда именно мысли о ней и мысли о любви стали приходить одновременно? Когда ее пальцы впервые коснулись его кожи, оставляя тепло, когда она смеялась, когда она впервые улыбнулась ему своей самой ослепительной улыбкой, когда она услышала его смех? Или сейчас, когда она лежала на его диване, корчась от боли, а он наблюдал за ней с колотящимся сердцем и ему казалось, что все его мышцы тоже сводит болезненной судорогой? Он сейчас не смог бы ответить на свой же вопрос.

Когда дрожь Гермионы и болезненные стоны затихли, а потом и вовсе прекратились, единственным источником света в комнате оставалась только настольная лампа. Когда девушка, наконец, расслабилась и, опустошенная, обмякла на диване, Снейп шумно выдохнул. Облегчение захлестнуло его на одно сладкое мгновение, прежде чем он снова взял под контроль все свои чувства.

— Неужели вся боль прошла? — спросил он, немного удивленный хрипотцой в голосе.

Но она была ничто по сравнению с ее собственным охрипшим голосом.

— Еще нет, — прохрипела Гермиона. — Но в целом уже легче. Сколько сейчас времени?

— Скоро будет восемь, — ответил Снейп. — Тебе что-нибудь нужно?

Ведьма хотела было ответить, но, поколебавшись, смущенно отвела взгляд. Северус тяжело вздохнул.

— Скажи мне, — резко сказал он. — Забудь на минуту о манерах и вежливости и скажи мне, что тебе нужно. Если это в моих силах, я дам тебе это.

— Ну, раз ты говоришь так, будто тебя только что выпустили из лампы, — устало сказала Грейнджер, — я хотела спросить, не станешь ли ты возражать, если сегодня я переночую у тебя на диване? Я очень устала.

Это было видно по ее лицу — волосы все еще были влажными и казались темными, а кожа — липкой от пота.

Мужчина одарил ее подобием своей полуулыбки, которую, как он обнаружил, использовал в ее присутствии все чаще и чаще.

— Конечно, нет.

По ее ошарашенному лицу было ясно, что Грейнджер ожидала совсем другого ответа.

— Что?

— Ты будешь спать в моей постели, а не на моем диване, — закончил он свою мысль, и в каждой черточке его лица читался черный юмор. — Как думаешь, сможешь дойти сама?

— Гм… нет, пока нет… Северус! Что ты делаешь?! — Гермиона издала пронзительный звук, что-то среднее между визгом и смехом, в тот момент, когда он поднял ее на руки вместе с одеялом, в которое она была завернута, словно в кокон.

— Это же совершенно очевидно, — ответил мужчина. — Я несу тебя в свою спальню.

Какая-то часть его предательского разума услужливо подсказала ему несколько альтернативных сценариев, где это было бы уместно, но он мысленно отмахнулся от них и сосредоточился на том, чтобы не оступиться, поднимаясь по лестнице.

Ее густые локоны были совсем рядом с его носом и норовили заставить его чихнуть. Гермиона вздохнула и зарылась лицом в ложбинку, образованную между его ключицей и плечом, устраиваясь в его руках удобнее. Для двадцатипятилетней женщины у нее был довольно хороший рост, но у Снейпа были сильные руки и ему нетрудно было ее держать и при этом найти опору на старой крутой лестнице.

— Тебе лучше быть осторожнее, а то я начну думать, что ты становишься мягкосердечным, — пробормотала девушка сонным голосом.

Она не могла видеть ни его лица, ни выражения его глаз. Это было хорошо — он задумался над своим ответом, пытаясь подобрать слова.

— Может быть и так, — сказал наконец Северус таким же тихим и мягким голосом, как и она.

Но это уже не имело значения. Женщина в его объятиях уже крепко спала, убаюканная его плавными укачивающими движениями и чувством безопасности, которые эти объятия ей дарили.

* * *

На следующее утро Северус проснулся оттого, что Гермиона в одних носках изо всех сил старалась спуститься по лестнице так, чтобы его не разбудить. Было очевидно, что она в этом не преуспела по многим причинам, главная из которых заключалась в том, что сон его был очень чутким еще с тех пор, как он стал двойным шпионом. Глубокий и размеренный сон с того момента стал для него непозволительной роскошью.

Поэтому, когда Гермиона тихо прокралась в гостиную, чтобы его проверить, она подпрыгнула и пискнула от неожиданности, увидев, что два открытых черных глаза с любопытством наблюдают за ней.

— Доброе утро, — вежливо приветствовал ее Снейп.

— Доброе утро, — ответила Грейнджер, все еще пытаясь отдышаться, приложив руку к груди. — Мне жаль, что я тебя разбудила.

Северус зевнул и выпутался из гнезда из одеял, разложенных на диване.

— Нет, тебе не жаль. Держу пари, ты сделала это нарочно, потому что знала, что когда я проснусь, то наверняка испеку блинчики.

Девушка прищурилась, глядя на него.

— Вовсе нет. Потому что вафли намного лучше блинчиков.

Она уперла руки в бока и ее костлявые локти образовали букву «V». Волшебник приподнял одну бровь.

— Моя дорогая мисс Грейнджер, в какой-то момент вас ввели в заблуждение. Именно блинчики, а не вафли, являются вершиной завтрака. Лично я предпочитаю шоколадную крошку, но специально для вас я могу приготовить с черникой.

Гермиона улыбнулась ему одной из своих обворожительных улыбок.

— Шоколадные вафли были бы очень кстати, — сказала девушка, развернулась и бросилась вон из гостиной вверх по лестнице. — Спасибо, Северус! За вафли и за то, что позволил мне воспользоваться твоим душем.

Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, а затем отвернулся и с улыбкой покачал головой.

Когда Гермиона вернулась с мокрыми волосами, собранными на макушке, она обнаружила, что Северус непрерывно сыплет проклятьями себе под нос, при этом с помощью палочки заставляя исчезнуть подгоревшую вафлю.

— Даже я умею делать вафли, — спокойно заметила она. — Помощь нужна?

Он повернулся и посмотрел на нее долгим немигающим взглядом.

— Учитывая твои взаимоотношения с кухонными приборами, если бы я передал эту чертову вафельницу тебе, ты бы умудрилась… Ты что надела мою рубашку?

Гермиона пожала плечами, подошла и взяла тесто со стойки. Обнаружив в нем шоколадную крошку, она чуть было не замурлыкала от удовольствия.

— Я ее одолжила, — сказала она, невинно глядя на него своими большими карими глазами. — Ты ведь не станешь возражать, Северус?

В ответ Снейп лишь хмуро зыркнул на нее.

— Дерзкая девчонка.

— Ворчливый мерзавец, — отозвалась Грейнджер, но в ее голосе не было и следа злобы. — Вот… тебе нужно повернуть вот этот маленький диск в нужное положение.

Завтрак прошел в дружественной обстановке: Северус ел блинчики, а Гермиона — свои вафли. Он был счастлив видеть на ее лице довольную улыбку — очевидно, от зелья не было запоздалых побочных эффектов, и она, наконец, освободилась от боли. Ели они в обоюдном молчании — Северус заканчивал читать довольно увлекательную книгу какого-то американского автора о влиянии заменителей ингредиентов на основной состав зелья. Особенно забавным ему показался рассказ о действии некого американского напитка под названием «самогон», заменяющего другие виды алкоголя в зельях. Гермиона же в свою очередь читала книгу о рунической защите, которую нашла в его библиотеке. Он уже достаточно ей доверял, чтобы позволить и есть, и читать одновременно. Очень кстати оказалась и ее аллергия на кленовый сироп — никакой липкости.

— Когда у тебя начинаются занятия в школе? — нахмурившись спросил Снейп. Он вдруг подумал о том, что понятия не имеет, сколько времени у него осталось до того, как ее внимание уже не будет полностью принадлежать ему.

Гермиона что-то промурлыкала и подняла вверх тонкий указательный палец, как бы прося его подождать минутку.

— Двадцать третьего августа, — ответила, наконец, она. — Но мне нужно быть там к тринадцатому. Какое-то дурацкое правило.

Оставалось всего три недели.

— Когда мы начнем наши уроки кулинарии?

— Для начала нам нужно пройтись по магазинам. Сейчас только десять утра — мы, наверное, успеем на рынок до обеда. Но сперва мне нужно сделать покупки рядом с домом, — она криво улыбнулась и потянула за рубашку. — Как бы я ни восхищалась твоим стилем одежды, я предпочитаю немного больше цвета. Но в утешение я тебе аплодирую. И еще мне нужно покормить Крукшанкса.

Снейп махнул рукой.

— Тогда тебе нужно во что бы то ни стало идти домой, осмотри свои шкафы на наличие продуктов и покорми этот рыжий меховой шар. А я собираюсь выпить еще чашечку кофе.

Гермиона фыркнула и поудобней перехватила палочку.

— Тогда встретимся у меня дома, когда закончишь с кофе, — она крутанулась на месте и аппарировала.

Теперь, когда Грейнджер ушла, Северус мог позволить себе улыбнуться одними уголками губ. «Мне нужно составить план занятий по кулинарии, — подумал он. — Я думаю, что мы начнем с чего-нибудь простого — возможно, жаренного сыра на обед, а затем хорошего жаркого на ужин».

С необычной для него поспешностью Снейп допил свой кофе (с американскими молочными сливками, которые Гермиона обожала, а он открыл для себя лишь недавно), и пошел в ванную, чтобы принять душ и побриться. Скорее всего, поход с Гермионой Грейнджер за продуктами станет для него настоящим испытанием и бесценным опытом.

* * *

Дым методично заполнял красивую кухню, выполненную в голубых тонах, в доме Гермионы, вызвав пожарную сигнализацию, которая запищала пронзительно и громко. Из гостиной донесся протяжный протестующий вопль Крукшанкса.

— Нам нужно убрать дым! — воскликнула девушка, нервно заломив руки. — Надо открыть окна!

Когда она бросилась к окнам с кружевными занавесками, Северус быстро выхватил палочку и при помощи заклинания рассеял дым. Грейнджер уже во всю боролась с ветхим деревом оконной рамы, когда поняла, что он сделал.

— Умно, — пробормотала она.

— Готов поспорить, ты жалеешь, что не подумала об этом первой, — подсказал Северус. Он улыбнулся уголками губ, когда она повернулась и посмотрела на него.

— Заткнись, — Гермиона выглядела очаровательно, когда надувала губы, и его улыбка стала шире.

Мужчина указал на плиту.

— Она все еще горит.

Она пискнула и бросилась отодвигать сковородку. Внутри лежали два засохших черных бутерброда с жаренным сыром.

— Они испорчены, — печально сказала она. — Как это случилось?

— Ты просто отвлеклась, — ответил волшебник и снова взмахнул палочкой, заставляя бутерброды исчезнуть.

Грейнджер фыркнула и плюхнулась в одно их своих старых шатких кресел.

— Это ты меня отвлек.

— Приготовление пищи требует сосредоточенности, — возразил Снейп. — Я тебя проверял.

Сказать по правде, он в тот момент был также рассеян, как и она.

* * *

К тому времени, как сентябрь окончательно вступал в свои права, укорачивая дни, делая их более прохладными и позолотив кроны деревьев, добавив им янтарных красок, Гермиона уже могла приготовить жаркое, жаренный сыр, запеченную курицу, овощное рагу и несколько других несложных блюд. Крукшанкс оценил день, посвященный печеным кошачьим угощениям.

Начало школьных уроков ознаменовалось шквалом планов уроков, карандашной стружки и тематических глянцевых плакатов, которые учителя развешивали в своих кабинетах. Однажды днем, перед приходом детей, Северус провел три часа в кабинете Гермионы, помогая ей украшать класс, мрачно хмурясь в своей излюбленной манере, когда она строго давала ему указания, где именно нужно расставлять вещи, то есть там, где она не могла дотянуться сама.

— Знаешь, с тобой очень удобно иметь дело, — сказала она, тихо посмеиваясь. Это была чистая правда — он был более чем на голову выше ее, — но улыбнулся Снейп, стоя к ней спиной, совершенно не поэтому.

Он оставил на ее столе красивую резную деревянную шкатулку с пакетиком кошачьей мяты ко дню ее рождения. Если бы она спросила его об этом, он бы ответил ей, что это для Крукшанкса, и что он понятия не имел, что сегодня день ее рождения. Но Гермиона так и не спросила.

Дни для Северуса тянулись в каком-то странном парадоксе, а когда Гермиона вернулась в школу, неожиданным образом ускорились. Большую часть своего дневного времени он проводил в библиотеке. Но теперь у него вошло в привычку возвращаться домой в пять часов, как раз в то время, когда Гермиона выходила из школы. Они встречались на главной дороге и шли вместе. Грейнджер рассказывала ему о том, как прошел ее день — иногда она говорила о детях и других учителях или о школьной администрации, а иногда она радостно рассказывала об успехах какого-нибудь отдельно взятого ребенка или о новой методике преподавания, которую она решила реализовать. Северус, по обыкновению, внимательно ее слушал, подстраиваясь под ее шаг. Американская система образования казалась ему интересной.

Хотя его дом был первым на их маршруте, обычно они шли до дома Гермионы, а потом расходились каждый к себе. Снейп оставлял ее у дверей и возвращался домой. Около шести или семи часов вечера они снова встречались за ужином.

Слушая ее рассказы по дороге домой, он мог сказать, был ли этот день особенно тяжелым для Грейнджер. Если день выдавался особенно трудным, Снейп приходил к ней в уже сгущающихся сумерках, три раза стучал в деревянную дверь и ждал, когда она откроет с усталой улыбкой на лице и красными чернилами, размазанными по рукам. В такие моменты он сам готовил для них ужин на ее кухне, пока Гермиона заканчивала проверять работы. Иногда, если что-то стояло в духовке и не требовало его постоянного внимания, Северус тоже брал стопку несложных работ и, имитируя ее почерк, помогал выставлять оценки. А потом они вместе ужинали, ведя неспешные беседы.

Мужчина и женщина легко выработали удобный им обоим ритм — они практически постоянно были вместе, расставаясь всего на несколько часов, чтобы потом увидеться снова. Снейп и не задумывался над тем, что жаждет ее, что ему жизненно важно, чтобы она была рядом. В те моменты, когда он не видел буйную копну ее кудряшек, теплого взгляда карих глаз, не слышал ее тихого смеха ему становилось тревожно, и он гадал, сидя у себя дома в своем любимом старом кресле, что она делает, о чем думает.

В те моменты, когда они были вместе, они не всегда разговаривали или еще как-то взаимодействовали — Северус был более чем счастлив побыть на кухне один, пока Гермиона работала в гостиной, или уединиться в свою лабораторию, пока она читала в его библиотеке. Ему было достаточно просто знать, что в этом ветхом старом доме он теперь не один. Просто знать, что она рядом.

По настоянию Гермионы Северус стал писать статьи по продвинутым зельям и получать комиссионные в качестве дополнительного заработка. Он назвался вымышленным именем и отказался обнародовать степень Мастера зелий. В волшебном мире было слишком мало зельеваров, которые имели степень Мастера зелий (когда он проверял в последний раз их было меньше пяти дюжин), и волшебник не хотел, чтобы кто-нибудь случайно его узнал.

Из рассказов Гермионы он постепенно сформировал для себя картину Волшебной Британии, которую оставил позади; теперь это было место, где Кингсли (он был хорош для аврора) занимал должность нового министра магии, Гарри Поттер только что стал главой аврората, а Люциус и Нарцисса Малфой тихо доживали свой век в опале.

По словам Грейнджер, почти все Упивающиеся Смертью, у которых были метки, были схвачены в первые несколько недель после Финальной Битвы. Остальные либо умерли в своих укрытиях, либо, как Северус, умели достаточно хорошо прятаться от правосудия, и их еще не поймали. Не схватили пока только Долохова. Гермиона сообщила об этом странным поникшим голосом. Снейп долго копался в закоулках своей памяти, пока не вспомнил, что именно он уложил ее в больничное крыло после безрассудного и катастрофически провального приключения в Отделе тайн. Это воспоминание почему-то вызвало у него приступ неконтролируемой ярости, почти такой же, который сопровождал приезд сюда Гермионы.

Северус снова чувствовал себя в своей колее, достаточно комфортно живя своей размеренной жизнью, — хотя «комфортно» было не совсем верным словом. Нельзя было сказать, что ему чего-то не хватало. Ему скорее, казалось, что в его жизни могло быть еще что-то, чего там не было, что-то, что дразнило край его подсознания и ускользало, когда он отказывался как следует подумать над этим. Ведь Снейп должен быть вполне доволен своей нынешней новой жизнью — у него теперь есть друг, партнер, кто-то, кто нарушил его одиночество и заставляет его улыбаться. Казалось, не было необходимости искать что-то еще.

— Ты совершенно не следишь за своей корреспонденцией, — сухо заметил Северус однажды, наклоняясь, чтобы собрать разбросанную по полу стопку пергаментных конвертов, которые образовали на ее письменном столе шаткую конструкцию и которая рухнула всего за несколько секунд до того, как Гермиона села за стол.

Грейнджер сморщила нос, ее обычная реакция на напоминание о вещах, о которых она не хотела думать, и на его поддразнивания.

— Тише ты. Я займусь этим.

— Я считаю… тринадцать нераспечатанных писем, — сообщил Снейп. — Если ты и дальше будешь их игнорировать, Чудо-мальчик и его рыжий друг в один прекрасный день сами постучат в твою дверь.

Гермиона тяжело вздохнула, откидывая за спину копну густых волос.

— В том-то и дело. Они хотят приехать и проведать меня. Они говорят, что у меня было несколько месяцев, чтобы освоиться, и они беспокоятся… но… — она фыркнула. — Я не хочу доставлять тебе неудобства. Я думала, что возьму небольшой отпуск на День благодарения и сама отправлюсь в Лондон. Я не особенно люблю индейку и прочее. И ты не будешь испытывать никаких неудобств.

Это был хороший план, разумный, продуманный до мелочей, но Снейпу он все равно не понравился. Он отказывался признаться в этом даже самому себе, но мысль о том, чтобы провести без нее даже несколько дней была лишь немногим менее тревожной, чем появление в этом городе Поттера.

— Тогда поезжай, — сказал он, стараясь скрыть свое истинное отношение за достаточной порцией сарказма в голосе. — Одна треть вашего трио — уже перебор для этого городишки. Что будет, если соберутся все трое, даже подумать страшно. А Крукшанкса можешь оставить со мной. Он не сделал ничего плохого, чтобы его тащили через океан.

Если раньше Снейп думал, что считать дни до ее возвращения в школу — это плохо, то теперь он был уверен, что считать дни до дурацкого американского гастрономического праздника — еще хуже.

По его скромному мнению, сентябрь пролетел слишком быстро. Дни становились все короче, а по утрам погода была все холоднее, и вскоре Гермиона стала надевать свитера, связанные Молли Уизли, чтобы хоть как-то спасаться от холода в продуваемом сквозняками доме. Теперь, когда они проводили вечера вместе, в камине весело потрескивал огонь, а фарфоровые чашки, наполненные горячим чаем, стали обычным делом. Однажды вечером Гермиона появилась на пороге его дома с полным пакетом каштанов и гордой улыбкой на лице. Они жарили их прямо на каминной решетке, а потом чистили, обжигая пальцы, и с пылу с жару отправляли их в рот, не дожидаясь, когда они остынут.

Наступивший октябрь был холодным и тоскливым, несмотря на предпраздничную суету, связанную с подготовкой к Хэллоуину. Северус ожесточился, стал более раздражительным, как обычно, во время праздника. Это было очередное напоминание о том, как много он потерял — сколько вины он нес, скольким пожертвовал во имя искупления, сколько крови будет еще медленно остывать на его руках, что бы он не сделал, как бы он не боролся, несмотря ни на что.

Во время Хэллоуина он, по обыкновению, вспоминал Лили, вспоминал ее волосы цвета осени, глаза цвета весны и ее сердце цвета зимней стужи. Женщина, которая его оставила, а затем умерла, так отличалась от женщины, которая была такой живой и настоящей — Гермиона была цвета лета. Она была летней девушкой с глазами, похожими на солнечные лучи, проходящие сквозь бокал с выдержанным виски, и с волосами, которые закручивались и вились в свое удовольствие. Гермиона улыбалась как лето, дышала как лето и была для него всем, чем было лето — солнечным светом, полевыми цветами и покоем.

Весь город был украшен в оранжево-черной цветовой гамме. Повсюду можно было наткнуться на вурдалаков, гоблинов, призраков, ведьм на метлах и с кошками. Гермиону это очень веселило. Северус все еще пытался убедить ее, что одеваться ведьмой на Хэллоуин не так уж смешно, но пока не очень в этом преуспел.

— Северус, это было бы так иронично, — настаивала ведьма, улыбаясь во все свои тридцать два зуба. — Такая ирония с оттенком драматизма. Мы знаем то, чего не знают другие, так что это будет забавно.

— Нет, это совершенно не забавляет, — сухо возразил Снейп. — И это Хэллоуин. Это не должно быть смешным.

Ее глаза расширились от понимания.

— Конечно… — девушка замолчала, не зная, что сказать. Ее захлестнуло смущение и чувство вины. — Мне очень жаль, — тихо продолжила Грейнджер. — Я сразу должна была сообразить.

Возможно, на ее лице, как и на его, тоже отразилась боль.

— Нет, — сказал Снейп, покачав головой. — Разве я не говорил тебе раньше, что то, что видел Поттер не было полной историей?

Было ясно, что она хочет знать всю историю.

— Да, — уклончиво ответила Гермиона, — Но…

— Я пытался спасти Лили Поттер не потому, что любил ее, точнее не только поэтому, а потому, что чувствовал себя виноватым, — резко проговорил Снейп. — Я был глуп, идеалистичен и ужасно боялся того, во что ввязываюсь. Я не просто хотел уйти, я хотел, чтобы Лили вытащила меня оттуда. Я никогда не хотел, чтобы вышло так, как вышло.

На лице Гермионы отразилась горечь.

— Хорошо продуманные планы, — пробормотала она вполголоса. — Я очень сожалею, что это стоило тебе так много.

В ее голосе, в ее взгляде, которым она встретилась с Северусом, была искренность.

К его все уменьшающемуся удивлению, это стоило целого мира.

* * *

Ее не было в городе всего лишь два дня, а он уже нервно расхаживал по гостиной. Сосредоточится на каком-нибудь сложном зелье не получалось, как Снейп не пытался.

Ему было интересно, о чем она говорит с Поттером, что именно рассказывает о своей жизни, думает ли вообще о нем.

Потому что он думал о ней не переставая.

Он старался не думать о том, как быстро они привыкли друг к другу, как быстро он принял ее в свой дом и в свою жизнь. Они взаимодействовали в полной гармонии, принимая друг друга полностью.

Он готовил для нее, провожал ее домой из школы, помогал ей проверять контрольные работы и позволял пользоваться своей библиотекой. Гермиона, в свою очередь, разговаривала с ним, улыбалась ему, иногда касалась его руки или плеча. Она позволяла ему провожать ее из школы домой, а потом ужинала с ним вместе. Они вела неспешные беседы в компании друг друга, и в груди Северуса росло какое-то теплое и уютное чувство, название которому он еще не определил. Она постоянно существовала с ним рядом, прибираясь, вытирая пыль, напевая себе под нос незатейливый мотив. Ее кот взял за правило ложиться к нему на колени и требовать, чтобы его погладили, а иногда принимался облизывать ему руки.

Гермиона скрасила его одиночество.

Она смотрела на Северуса добрым теплым взглядом своих глаз цвета виски и не видела в нем Упивающегося смертью, не видела в нем человека, который когда-то пытал и мучил других людей. Она знала все о его прошлом, но все равно приняла его.

Северус Снейп думал о Гермионе Грейнджер и не мог перестать, он не мог думать ни о чем другом. Он вспоминал ее лицо, которое обрамляли густые непослушные локоны каштанового цвета, вспоминал как ее пальцы касались его плеча, вспоминал ощущение ее маленького дрожащего тела в его руках. Он думал о ней и не мог избавиться от чувства нежности, тоски и головокружительного счастья, которое он уже отчаялся испытать когда-либо.

Снейп считал, что давно уже потерял способность чувствовать что-то другое, кроме ярости, гнева и горькой печали. Он считал себя старым, использованным и уже ни на что не годным, кроме как доживать свой век в одиночестве, с выжженным войной сердцем. Войной, в которой не было правых сторон, — одна хотела захватить мир с помощью крови, боли и горя, а другая хотела остановить это со смертью невинного мальчика, «ради общего блага», не задумываясь о существующих предрассудках, ненависти. И он собирался отдать свою жизнь за одну или за вторую сторону, но при этом его жизнь не значила ровным счетом ничего ни для Волдеморта, ни для Дамблдора. Всего лишь пешка.

Но теперь все изменилось. Он стал важным для Гермионы Грейнджер, и это было такое чудесное чувство, что он был уверен, что сделает все, что в его силах, чтобы сохранить его.

* * *

В день, когда она вернулась, было холодно и ветрено. Голые ветви деревьев, черные и тонкие, как чьи-то костлявые пальцы, тянулись к небу. Их листья большими коричневыми массами громоздились у основания стволов.

Гермиона появилась ровно в назначенное время, плотно закутанная в дорожную мантию. Под ее глазами залегли глубокие тени, такие же фиолетовые, как облака над ними. Ее волосы были собраны на затылке в строгий пучок, и отсутствие обычного вихря ее локонов делало ее одновременно старше и моложе. Возможно, «моложе» — не совсем подходящее слово. Скорее, так она выглядела более уязвимой, когда ни что не скрывало линию ее подбородка и тонкую шею молочно-белого цвета. Ее потрескавшиеся губы ярким пятном выделялись на фоне бледного лица, а глаза казались усталыми.

В тот момент Снейп ничего так сильно не хотел, кроме как заключить ее в объятия, согревая своим дыханием ее макушку, чтобы его сердце билось рядом с ее, и не отпускать до тех пор, пока его жизненная сила не наполнит ее, и она вновь не станет счастливой и яркой. Грейнджер снова была одета в одежду серых, черных и пурпурных тонов. Цвета траура.

Вечером того дня в салемском центре портключей больше никого не было. Гермиона была единственной прибывающей, Северус был единственным встречающим.

Их взгляды встретились, и он глубоко вздохнул. Она была дома, и все было так, как и должно было быть. В уголках ее глаз появились мелкие мимические морщинки, когда Гермиона улыбнулась ему, и тень усталости уступила место радости от долгожданной встречи.

Она не бежала к нему, и он не ускорил шаг, но тем не менее они оказались друг перед другом раньше, чем следовало. Девушка бросила на него странный взгляд, полный противоречивых эмоций — сомнения и самоуверенности. И, прежде чем мужчина успел что-то сделать или сказать, две маленькие руки обвились вокруг его грудной клетки, а теплое тело прижалось к нему спереди.

— Я скучала по тебе, — выдохнула Гермиона, но фраза прозвучала так беспорядочно и с тихим всхлипом, что Северусу на какое-то мгновение показалось, что она плачет.

Но потом ее руки и восхитительное тепло, что они дарили, исчезли так же внезапно, как и появились. Грейнджер снова подняла свой чемодан.

— Как поживает Крукшанкс? — спросила она, отводя взгляд и прикрывая рот рукой, подавляя зевок.

Снейп что-то ответил из разряда тех фраз, о которых завтра и не вспомнит. Его мысли были все еще слишком заняты ведьмой, идущей рядом с ним, чтобы думать о чем-то еще.

* * *

Судя по всему, Поттер и Уизли находились в добром здравии, а мисс Уизли, которая теперь стала миссис Поттер, была снова беременна и в связи с этим чрезвычайно счастлива. Это была вся информация, которую он узнал, и этого было более чем достаточно, чтобы удовлетворить его любопытство. Большего он знать не желал. Все то время, что она рассказывала о своей поездке, Снейп сосредоточенно наблюдал за изгибом ее губ, округлостью ее бедер, грациозными движениями ее рук, когда она говорила. Казалось, Гермиона состояла из тысяч изгибов, округлостей и углов, и он любил — о, да, теперь он мог в этом признаться самому себе — каждый из них.

Конец ноября ознаменовался серией ливневых дождей, а декабрь пришел вместе с рождественской мишурой и обычными для этого времени украшениями. Гермиона наколдовала и повесила на свою дверь очаровательный венок и предложила сделать такой же и для Северуса. Он, как ни странно, согласился без своих обычных препирательств и недовольства по поводу никому не нужной мишуры. Грейнджер соорудила гирлянду из серебристых ягод, маленьких белых цветов и вечнозеленых веток остролиста, от которых исходил сильный запах.

В последний день занятий перед Рождественскими каникулами дети в школе Гермионы разыгрывали небольшую пьесу. Северус сидел в последнем ряду и с лицом, начисто лишенным каких-либо эмоций, наблюдал, как они бегают по сцене и коверкают слова, состоящие более чем из двух слогов. Однако ее класс явно добился определенных успехов, и к концу спектакля Грейнджер во всю сияла.

— Они прекрасно справились! — уже в пятый раз за вечер воскликнула Гермиона и обязательно хлопнула бы в ладоши, тоже в пятый раз, если бы на ее коленях не сидел мурлыкающий Крукшанкс, которого нужно было гладить.

Северус вздохнул.

— Они сделали все, чего можно было ожидать от группы семилетних детей, — ответил он.

— Чудесно, — сказала девушка, словно соглашаясь. — Теперь, если только рождественская вечеринка, организованная для персонала школы, пройдет хорошо, то я смогу расслабиться до конца каникул.

— Что? — спросил Снейп.

Гермиона сморщила нос в своей излюбленной манере.

— Штатная вечеринка, — повторила она. — Все учителя начальных, средних и старших классов должны быть там. Можно привести свою вторую половинку и повеселиться в свое удовольствие. Я ведь являюсь учительницей первого класса, так что это в равной степени относится и ко мне. Я должна пойти.

— Такие же вечеринки устраивал и Дамблдор, — проговорил он, не отводя взгляда от книги. — Я их ненавидел.

— Они могут быть гораздо веселее, если ты сможешь как следует разозлиться, — посетовала гриффиндорка. — Раз уж я не могу, не хочешь ли ты пойти со мной и язвить всем напропалую?

Теперь он оторвал взгляд от книги и поднял на нее глаза.

— Почему ты думаешь, что после семнадцати лет такого обращения со стороны Альбуса Дамблдора я снова подвергну себя этому ради тебя?

Он не хотел, чтобы слова прозвучали слишком грубо, но выражение ее лица тотчас изменилось; живость и удовлетворение, которые проглядывались в ее чертах, сгладились и скрылись за спокойным и собранным фасадом.

— Ладно, забудь.

Ему сразу же отчаянно захотелось взять свои слова обратно, объясниться, сказать ей, что если уж на то пошло, то только ради нее он сам лично готов закатить Рождественскую вечеринку для всех ее коллег, но Снейп не смог. Вместо этого он сглотнул образовавшийся в горле комок и вернулся к чтению своей книги. Закончив читать, он молча вышел из ее дома.

Рождественская вечеринка должна была состояться три дня спустя. Гермиона стала заметно холоднее с ним с того вечера после школьного спектакля. Не то чтобы она была обижена и пыталась таким образом его наказать. Скорее, она чувствовала, что зашла слишком далеко в своем слишком вольном отношении к нему, и его ответом стал упрек. Северус видел это. Она попыталась дать ему больше личного пространства, которого он совершенно не хотел, и у него была только одна идея, очень глупая идея, как вернуть все на круги своя.

У него был один строгий костюм, который все еще был как новый и сидел на нем довольно хорошо. Снейп нашел его в дальнем углу шкафа, проветрил и надел. Волосы он перевязал шнурком на затылке, тщательно побрился, спрятал волшебную палочку в рукав пиджака и, идеально рассчитав время, вышел из дома.

Вместо того, чтобы сразу войти, как Северус поступал по обыкновению, он позвонил и стал ждать на крыльце, не обращая внимание на пронизывающий до костей холод. Однако выражение ее лица, когда Гермиона открыла дверь, того стоило, а поток теплого воздуха, просочившийся из ее дома, согрел его гораздо меньше, чем ее ослепительная улыбка.

— Входи, — проговорила она с такой застенчивостью в голосе, какой не было уже давно.

— Ты выглядишь восхитительно, — сказал Северус, стряхивая снежинки с ворота пальто. — Ты уже готова?

«Восхитительно» — не совсем правильно отображало этот контраст, создаваемый шелковым струящимся платьем цвета красного дерева, молочно-белой кожей, украшениями с изумрудами и ее блестящими локонами. Она, казалось, выглядела старше. Раньше она практически никогда не пользовалась косметикой, и он с упоением отметил, что сейчас ее глаза казались более четкими, губы алыми, а ресницы были еще темнее, чем обычно.

Некоторое время Гермиона стояла напротив, глядя на него, склонив на бок голову.

— Почти, — ответила она после паузы. — И… спасибо тебе.

Вечеринка была почти такой же невыносимой, как Северус себе и представлял. Как и предсказывала ведьма, там было полно народу, и все они безбожно налегали на выпивку. Среди них было много мужчин, которые в большинстве своем бросали оценивающие взгляды в сторону Гермионы. Он весь вечер не оставлял ее ни на минуту и смотрел испепеляющим взглядом на тех, кто ему особенно не нравился.

Если девушка это и заметила, то ничего не сказала. Но каждый раз, когда его взгляд становился слишком черным, на его руке появлялась ее мягкая ладошка, а ее лицо озарялось доброй полуулыбкой.

Он слышал перешептывания ее коллег так же отчетливо, как и она — все присутствующие интересовались, что делают двое британцев в толпе янки; взрослый мужчина и молодая девушка, которые не отходили друг от друга ни на шаг, тихо разговаривая с характерным британским акцентом и молчаливыми жестами. Никто из них не притрагивался к спиртному, и пока они держались на почтительном расстоянии друг от друга, шепот продолжался.

— … кто же знал, что мисс Прюд будет прятаться дома…

— … разве не он всегда вел себя так таинственно? …

— … Я не знал, что она с кем-то встречается…

— … вот почему она всегда отказывалась, когда я спрашивал…

— … как ты думаешь, сколько ему лет? …

Они проигнорировали все эти перешептывания и в конце концов отошли к самому дальнему и плохо освещаемому столу, где тихо беседовали до тех пор, пока не пришло время уходить домой.

Северус был совершенно уверен, что никогда раньше не испытывал более чудесного чувства, чем то тепло в груди от ощущение ее маленькой ладошки в его руке, когда он провожал ее домой.