Любовь и все, что с ней связано / To love, and all it entails (гет)

В гостиной Гермионы стояла вечнозеленая рождественская ель, украшенная красными, золотистыми, серебристыми и зелеными игрушками, синими и желтыми огоньками. В комнате витал резкий сладковатый запах хвои, смешанный с ароматом печенья и корицы.

С приготовлением печенья Гермиона справилась сама. Если оно и было слегка подгоревшим, Северус по этому поводу ничего не сказал, — он обнаружил, что ему нравится вкус жженного сахара, если к нему прилагалась гордая улыбка на лице Гермионы.

Декабрь принес в их маленький городок снег и холод. Но не тот нудный мокрый снег, который превращается в слякоть, стоит ему лишь коснуться поверхности земли. Это был такой снег, который плавно падал с неба большими хлопьями и аккуратно ложился на все поверхности, покрывая их пушистыми снежными шапками. Температура заметно снизилась, но это не имело особого значения ни для Снейпа, ни для Грейнджер, так как они оба предпочитали закрытую одежду, длинные рукава и высокие воротники вне зависимости от погоды.

Северус все еще не совсем понимал, почему Гермиона прячет свои руки, — однажды, когда они готовили, она на минуту забылась и беззаботно закатала рукава до локтей, но потом вдруг, словно опомнившись, резко их опустила. Снейп мельком увидел что-то, что могло быть шрамом в форме буквы «V» или, возможно, буквы «N». Ему стало любопытно, что же было вырезано на ее руках. Но он не собирался настаивать и ни о чем ее не расспрашивал. А она и не рассказывала. Северус прекрасно знал, что Беллатриса Лестрейндж любила вырезать на своих жертвах слова. И это было все, что ему нужно было знать, для общего понимания всей картины.

После школьной рождественской вечеринки Гермиона стала вести себя с ним более открыто и раскрепощенно — она постоянно касалась его руки, улыбалась ему своей яркой искренней улыбкой, пританцовывала, тихо напевая какую-то мелодию. Когда она находилась рядом, было очень трудно сосредоточиться на чтении книги или на приготовлении какого-нибудь зелья — в такие моменты основным его инстинктом было следить глазами за ее движениями, тщательно запоминая ее черты, впитывая ее голос и то, как двигались ее бедра, покачиваясь в такт мотиву, который она напевала, думая в этот момент, что он не смотрит на нее.

Северус выбирал рождественский подарок для Гермионы с особой тщательностью. Их совместный поход на рождественскую вечеринку окончательно убедил его в том, что сохранение благосклонности этой девушки необходимо прежде всего для его душевного спокойствия и личного счастья. Снова дарить ей что-то для ее кота было бы грубой и непростительной ошибкой с его стороны. Поэтому он все-таки решил, что подарок будет только для Гермионы Грейнджер и ни для кого другого.

Это решение ему неосознанно помогла принять сама Гермиона — великолепная, прекрасная Гермиона, с глазами, подобными солнечному свету, преломляющемуся в стакане виски, и голосом, подобным кофе и шоколаду.

— Я не знаю, что бы я без тебя делала, — она сказала это таким тихим голосом, как будто поведала какую-то тайну, в нем слышались стыд и принятие, сожаление и благодарность.

— Думаю, что это зелье неплохо справилось, — он не хотел принимать ее благодарность, как не хотел навязывать ей свои эгоистичные мечты и надежды. Мужчину это обеспокоило.

— Нет, Северус. Я… спасибо, — от чего-то девушка расстроилась. Обычно Северус так легко читал ее мысли, а сейчас, когда она пыталась сказать ему что-то важное — он, казалось, не понимал, что именно. Снейп видел, как запнулась Грейнджер, и в его груди отчаянно расцвела надежда.

— Это… ничего… не стоит… — его охватило смятение, и он попытался отмахнуться от этого чувства.

— Я серьезно, Северус. Это намного больше, чем приготовление зелья или дружба… Нет я… нет, это бесполезно.

Она снова сморщила нос, а выражение ее глаз стало таким беспомощным, что волшебнику ничего не оставалось делать, кроме как помочь.

— Я понимаю, — был ли его голос всегда таким грубым?

— Что? — теперь и ее лицо озарилось светом надежды.

— Я понимаю, о чем ты хочешь мне сказать.

Их глаза встретились, черные, такие темные, что невозможно было различить, где заканчивается зрачок и начинается радужка, и карие, свет солнечных лучей, преломляющихся в стакане с хорошо выдержанным виски.

Ты нужна мне.

Ты нужен мне.

Значит, будем держаться вместе?

Да.

В этот момент все было решено. Нет, это не было сказано. Но они и без слов поняли все, что хотели сказать друг другу. Для Северуса Снейпа Гермиона Грейнджер стала всем.

* * *

По какому-то негласному соглашению Рождество решено было встречать в доме Гермионы. Это не было спланировано заранее, скорее просто Северус задержался допоздна, снегопад снаружи был довольно сильный, дом Грейнджер был теплым и уютным, а кровать в гостевой спальне была уже застелена. Он прекрасно выспался на простынях, пахнущих ее мылом, и проснулся, когда солнце только-только поднялось на горизонте, а его лучи ярко отражались от снега. Взглянув в зеркало на свою голую, покрытую ужасными шрамами, шею, он поморщился и натянул черную водолазку.

К тому времени, как Снейп встал, Гермиона тоже уже проснулась и стояла у окна кухни, в одной руке держа чашку кофе, а другой обхватив себя за талию. Он остановился в дверном проеме и окинул ее изучающим взглядом, позволив красоте утра и девушки, стоящей у окна, создать ту идеальную картину, которую хотел бы запечатлеть в памяти навсегда. Нежный синий халат был слишком тонким и недостаточно теплым для кухни, выложенной кафелем, с огромными окнами, пропускавшими морозный воздух внутрь. Вырез немного провис, открывая взору нежную шею и верхнюю часть позвоночника — обычно этого вообще не было видно, но сейчас ее волосы были беспорядочно подняты наверх. В стекле окна были видны очертания ее фигурки, очерченные сверкающим сиянием солнечных лучей, отражавшихся от снега. Снейп видел в оконном стекле только ее отражение: стройная фигура, длинные пальцы и изящный изгиб носа.

Прошло некоторое время, прежде чем она тоже увидела его отражение в окне. Гермиона повернулась к Северусу, и ее губы тронула мягкая улыбка.

— Счастливого Рождества, Северус.

— Счастливого Рождества, Гермиона, — ответил он, тоже слегка улыбнувшись ей, отчего уголки его губ слегка приподнялись.

— Подарки? — предложила она, быстро отхлебнув кофе, радостно напевая.

— После кофе, — ответил Снейп. Она указала на стойку, где аккуратно стояла дымящаяся чашка — его чашка, черная с серебряным ободком.

Под елкой Гермионы лежала груда подарков, завернутых в бумагу ярко-красного цвета с золотым отливом, очевидно, от ее гриффиндорских друзей. Но, к вящему удивлению Северуса, с другой стороны елки было столько же подарков, завернутых в разноцветную бумагу. Он повернулся к девушке, которая застенчиво смотрела на него.

— Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя обделенным, — покраснев, сказала она.

— Значит, ты решила подарить мне двадцать подарков? — с сомнением спросил он.

— Нет! — запротестовала Грейнджер. — Здесь есть один подарок от Марты. И еще один от Гарольда.

Гарольд был владельцем маленькой закусочной неподалеку от его дома.

Он просто не мог в это поверить, он отказывался ей верить. Маленькая кучка подарков — это было больше, чем он получил за всю свою жизнь. В далёком детстве один или два раза ему дарили подарки в Рождество, но потом эта традиция была благополучно забыта. В Хогвартсе в течение пяти лет Лили дарила ему маленькие, но приятные мелочи. Будучи уже взрослым, Снейп регулярно получал подарки от трех человек: Альбуса Дамблдора, Минервы МакГонагалл и Люциуса Малфоя.

— Ну, что же, давай откроем их! — весело сказала Гермиона, неуклюже растянувшись прямо на полу.

Он последовал ее примеру, притягивая к себе первый попавшийся сверток. Обернутый бумагой мягкого золотистого цвета, размером и формой он был подозрительно похож на книгу. Северус осторожно снял бумагу, отметив при этом то, с какой тщательностью он был завернут. Его взору медленно предстала книга, толстый фолиант, о котором он как-то упоминал Гермионе четыре месяца назад.

Ведьма, сидящая рядом с ним, с большим энтузиазмом стягивала бумагу со своих подарков — конфет, книг, носков, переносного сада с травами и чего-то похожего на самодельную мягкую игрушку, напоминающую собой помесь лошади, нарвала и голубя. Пока Северус методично распаковывал свои подарки один за другим, Гермиона, казалось, на Рождество вернулась в детство, разбрасывая вокруг себя оберточную бумагу.

Вскоре рядом с ним лежала аккуратная стопка книг, а также небольшой флакон с одеколоном, похожий на тот, что он сделал сам, что-то, что было похоже на довольно жидкий вязанный шарф зеленого цвета, новые контейнеры для хранения ингредиентов, подарочная карта в закусочную (предположительно от Гарольда) и несколько коробок конфет.

Грейнджер закончила с подарками раньше и теперь смотрела на него со счастливой улыбкой, обхватив колени и положив на них подбородок.

— Ну?

Северус приподнял одну бровь.

— В этом совершенно не было никакой необходимости.

— Значит, тебе нравится? — спросила она.

Лгать в этот момент, чтобы сохранить лицо, было бы жестоко, но в действительности с Гермионой у него уже не было лица, которое нужно было держать.

— Конечно, — наступила небольшая пауза, и Снейп решил последовать совету своего внутреннего голоса. — У меня есть еще кое-что для тебя.

Глаза ее загорелись.

— Правда?

Снейп упаковал в подарок для нее книгу — безопасный выбор. Но было кое-что еще, что он приберег.

Северус молча встал и принялся рыться в кармане брюк. Гермиона тоже встала напротив него, ее волнение немного поутихло. Она стояла перед ним, так близко, что он мог разглядеть едва заметные веснушки на ее носу и каждую ресничку, бросающую тень на ее лицо.

Его рука коснулась металла подарка и, прежде чем он успел передумать (уже слишком поздно), он сказал девушке:

— Закрой глаза.

Она встретилась с ним взглядом и повиновалась. Он поднес к ее шее цепочку и легко застегнул, потому что ее волосы были подняты наверх и не могли помешать его движениям.

— Теперь можешь открыть.

Она так и сделала, и ее рука тут же взметнулась к шее. Цепочка была недостаточно длинной, чтобы Гермиона могла ее рассмотреть. Поэтому она прошла к зеркалу, висевшему над комодом в прихожей.

— О, Северус, это прекрасно, — проговорила она на выдохе. Он тоже подумал, что подарок выглядел на ней прекрасно — серебро мягко мерцало на ее коже. Кулон был обработан безупречно — Снейп был очень доволен тем, как все получилось. Руны здоровья, счастья и любви были наложены друг на друга в знаке, который выглядел как просто интересное переплетение линий, но он знал, что Гермиона обязательно поймет, что это такое. Он отправился в деревню Салем и заказал этот кулон специально для нее, только для Гермионы, а потом сам наложил на него защитные чары.

Мужчина подошел к девушке и, встав у нее за спиной, встретился с ней взглядом в зеркальном отражении.

— Значит, тебе нравится?

Нежная улыбка озарила ее лицо.

— Я в восторге, — она повернулась и запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

Он не совсем понимал, что заставило его тогда, в тот момент, это сделать, но Северус вдруг быстро наклонился и легко коснулся ее губ своими. Это был совсем не поцелуй — просто прикосновение губ друг к другу, гладкость ее кожи в том месте, где его пальцы удерживали ее лицо на месте самым легким движением, и трепет от того, что он находился к ней так близко.

Когда Северус после секундного колебания отстранился, Грейнджер вздохнула, и ее чудесные губы приоткрылись. Потом она открыла глаза и заглянула ему в глаза.

— Как долго?

— Я не знаю.

— А что ты знаешь?

— Что готов любить тебя.

— Любить меня?

— Ну, да. Я готов дарить тебе любовь и все, что с ней связано.

Она снова улыбнулась и придвинулась ближе к нему, прижавшись всем телом и уткнувшись головой в его грудь. Он обнял ее, на этот раз его движения были более уверенными. Когда он почувствовал, что она отстраняется, Снейп тут же убрал руки, но снова поднял их, увидев, что она лишь потянулась за очередным поцелуем. Гермиона босыми ногами поднялась на цыпочки, обвила руками его шею и приблизила его лицо к своему.

На этот раз ее губы сами открылись ему навстречу, углубляя поцелуй и позволяя его языку исследовать ее рот. У нее был вкус мяты, кофе и Гермионы. Сочетание ее хрупкого тела в его объятиях и ее вкуса во рту было самой восхитительной вещью, которую Северус когда-либо испытывал.

* * *

Теперь их жизнь вошла в новую колею. Теперь, когда Гермиона готовила для них еду, при этом напевая и пританцовывая, Северус мог подойти к ней сзади и поцеловать в шею. А когда он, сидя на диване, читал при тусклом свете настольной лампы, Гермиона пробиралась к нему в объятия и зажигала палочку, а он читал ей вслух. В ее глазах зажглось что-то новое, счастье, чистая радость, которая отражалась во всех ее движениях, в том, как девушка дотрагивалась о него, брала его за руку, прикасалась к его лицу или губам — все в ее действиях говорило о том, как она счастлива.

У Снейпа голова шла кругом от осознания того, он — причина ее счастья. Он — стареющий суровый мужчина, который так редко улыбается. Но ее улыбок хватало на них обоих — когда они вместе шли в библиотеку рука об руку, ее лицо сияло.

Северус хотел бы посвятить все свое время исследованию Гермионы, изучая ее губы, ее формы и ее вздохи, точно так же как он изучил ее привычки, выражение ее лица и ее смех.

Они все еще немного стеснялись друг друга — все ходили вокруг да около прежде чем найти повод для маленьких почти целомудренных поцелуев. Северусу нравилось лежать с ней на диване, завернувшись в теплый плед, читать или смотреть маленький телевизор в доме Гермионы, или разговаривать.

Они говорили обо всем на свете и в то же время совершенно ни о чем, старательно избегая тем, которые их пугали. Снейпа беспокоили его шрамы, ее шрамы, то, насколько она серьезна в своем отношении к нему, а также то, на сколько сильны его собственные чувства. В какой-то момент было негласно условлено, что они будут продвигаться вперед медленно-медленно, чтобы не торопить этот чудесный период поцелуев, взаимного обожания и новизны.

Он упивался крошечными, едва заметными различиями последних дней от предыдущих. Гермиона была свободна от занятий, они вместе могли расслабиться, почитать и поговорить без помех. То, как загорались ее глаза, когда он наклонялся, чтобы поцеловать ее, без слов указывало ему на то, что ей нравятся его поцелуи. Осознание этого факта заставляло его улыбаться. Маленькая ладошка, проскальзывающая в его широкую ладонь, по дороге в библиотеку, заставляла его замедлять шаг, чтобы наслаждаться этим ощущением как можно дольше. Это была не столько новая сторона Гермионы, сколько новая грань их отношений.

Да, они разговаривали и спорили и раньше, но никогда раньше в самый разгар спора Гермиона не забиралась к нему на колени, чтобы целовать его до бесчувствия, когда понимала, что спор ей не выиграть.

Они и раньше готовили еду вместе, но теперь все их блюда подгорали с завидной регулярностью, потому что ни один из них не замечал, как на заднем плане срабатывал таймер, так как в этот самый момент Северус сажал Гермиону на кухонный стол и был чрезвычайно занят ее губами, шеей и волосами.

Они и раньше касались друг друга, да. Но это были лишь случайные прикосновения или редкие объятия, которые были далеки от тех прикосновений, которые теперь они дарили друг другу. Теперь, подходя к Северусу со спины, Грейнджер проводила руками по его плечам, слегка их поглаживая, или зарывалась пальцами в его волосы и позволяла ему обнимать ее и целовать.

Он думал, что уже и забыл, как это делается — и неуклюжесть всех его движений добавляла ощущение невинности. Гермиона была так же неуверенна, как и он — дело было не столько в неопытности, сколько в ее чувстве уязвимости. Ведь прошло еще слишком мало времени.

Ситуация достигла своего апогея однажды ночью, уже в новом году — в январе, всего за неделю до дня его рождения. Той ночью они были заняты тем, что целовались, лежа на диване в доме Гермионы. Северус наслаждался пьянящим ощущением ее тела под ним, ее рук, скользящих по его спине, ее поцелуев. Его рука скользнула под ее блузку, большая шершавая ладонь прикоснулась к гладкой коже ее живота, и Гермиона вдруг замерла.

Снейп тут же отстранился от нее и сел, давая ей больше личного пространства. Глаза Грейнджер были закрыты, и она судорожно вздохнула. А потом вдруг резко поднялась и тоже села рядом с ним, с вызовом заглядывая ему в глаза. Скрестив руки, она ухватилась за нижний край блузки и стянула ее через голову.

«Она прекрасно сложена», - подумал Северус. Она осталась в тонком кружевном бюстгальтере, прикрывающем грудь. Кожу от правого плеча вниз по животу к левому бедру пересекал толстый шрам. На животе рядом с пупком виднелась еще одна старая отметина — изогнутый шрам, как от разреза.

А на предплечьях — работа Беллатрисы Лестрейндж. На одном ее предплечье было вырезано слово «Грязнокровка», а на другом — грубая безобразная молния. Северус решил, это потому что она магглорожденная подруга Гарри Поттера.

Он не нашелся, что сказать. Вместо этого, снова встретив ее пристальный взгляд, он начал расстегивать рубашку. Этот процесс был отнюдь не быстрым. Еще со времен своего преподавания Снейп имел привычку носить черные брюки и белую рубашку на пуговицах. Эту привычку он сохранил и по сей день. Его манжеты были уже закатаны, теперь остался только передний ряд пуговиц. Наконец, он повел плечами из стороны в сторону, скидывая рубашку.

Северус знал, что его тело было слишком худым и неуклюжим. Но при этом оно было сильным, жилистым, хотя его плоские мышцы не совсем соответствовали классическому понятию о впечатляющем телосложении. Годы стресса, плохого питания и регулярные пытки сделали его тощим, а кожу слегка желтушной — печень тоже была не в лучшей форме. Но с тех пор, как он окончательно обосновался в Америке, мужчина набрал вес, а его волосы и зубы стали выглядеть гораздо лучше.

Его грудная клетка, живот и спина были сплошь покрыты шрамами, — когда Темный Лорд был недоволен своими последователями, он либо проклинал их сам, либо поручал кому-то вроде Беллатрисы сделать это вместо него. И как шпион, который не всегда мог предоставить точную информацию, Северус был наказан много раз.

Его шея тоже знала и лучшие времена — масса шрамов, которые остались у него после укуса Нагини. Яд этой проклятой змеи лишь усугубил процесс, еще больше изуродовав кожу — зрелище было не из приятных.

Снейп нерешительно потянулся к Грейнджер. Она, казалось, поняла, чего он хочет и вложила свою ладонь в его, позволила ему провести ее рукой по шее, там, где она была покрыта ужасными шрамами.

— У меня тоже есть шрамы, — сказал Северус тихим голосом. — Когда ты на меня смотришь, ты видишь только мои шрамы?

Пальцы Гермионы ласкали его шею. Ощущение от ее нежных прикосновений были ошеломляющими и одновременно с этим затормаживающими — он чувствовал это, когда пальцы ведьмы повторяли контуры линий, которые когда-то пылали болью.

— Я вижу человека, который был ранен слишком много раз. И теперь, глядя на тебя, я понимаю, что готова отдать все на свете, чтобы избавить тебя хотя бы от части всех этих страданий.

Снейп поднял руку и провел большим пальцем по ее щеке, отмечая в глазах слезы, которые грозили вот-вот пролиться.

— Для меня ты прекрасна, — другой рукой он провел по длинному шраму, что пересекал ее грудь и живот. Он почувствовал, как напряглись ее мышцы под его рукой, ощутил шелковистую гладкость кожи, которую покрывал этот шрам.

Она одарила его улыбкой сквозь слезы.

— Тогда поцелуй меня.

Северус подчинился.

Большая часть одежды была сброшена с гостиной Грейнджер, а затем было негласно принято обоюдное решение хотя бы попытаться добраться до спальни.

Он потерялся в ней — Северус растворился и единственной его целью было целовать Гермиону, ощутить ее вкус, взять ее, сделать ее своей, потому что сам он уже давно принадлежал ей. Были носы, которые не вовремя сталкивались, и волосы, которые мешали. А комната и простыни на кровати были такими холодными, безупречно холодными. Но это было не важно, потому что тело девушки горело огнем.

Пальцы ее запутались в его волосах, со всей страстью притягивая Снейпа ближе. Когда он, устроившись в колыбели ее бедер, полностью соединился с ней, их обоих накрыло восхитительное ощущение полного восторга. Мужчина слышал, как она шептала его имя, он слышал ее стоны вперемешку со всхлипами. Видел ее лицо в тот момент, когда она шагнула через край и упала с ним вместе в бездну наслаждения, прижимая его к себе так сильно, словно боялась потерять ту близость, что возникла между ними.

Было что-то неописуемо прекрасное, что-то невероятно мощное по ощущениям в том, чтобы видеть раскрасневшееся лицо Гермионы, когда ее накрывала волна удовольствия. Он упивался осознанием того, что какие бы ужасные воспоминания она не хранила, он забрал часть из них и на короткие мгновения дал ей покой. Для нее он больше не был бывшим Упивающимся Смертью. В этот момент он был мужчиной, а она была женщиной, и у них не было ни прошлого, ни будущего, только настоящее.

Они заснули, запутавшись ногами в беспорядочно сбившихся простынях. Северус накрыл их теплым пуховым одеялом при помощи беспалочковой магии, устало пробормотав заклинание. Он сгреб ее в охапку, поцеловал влажную от пота кожу за ухом и заснул рядом со своей ведьмой.

Проснувшись, Снейп почувствовал себя абсолютно счастливым. Ему было очень тепло — они уютно устроились в коконе из одеяла, делясь своим теплом друг с другом. Дыхание Гермионы все еще было глубоким и ровным. Он не хотел просыпаться, не хотел вставать и нарушать ее покой. И поэтому он остался в постели — кажется, впервые за много лет Северус позволил себе расслабиться и снова заснуть, не обращая внимания на солнечный свет, льющийся в комнату сквозь широкое окно.

В следующий раз, когда он проснулся, Гермиона обнимала его за пояс, положив свою голову ему на плечо и закинув ногу на его бедро. Теперь, когда мужчина проснулся окончательно, он уже не сможет снова заснуть и ему оставалось только дождаться, пока проснется Грейнджер, мирно посапывающая рядом с ним.

Пока она спала, Снейп рассматривал ее лицо — гладкость и нежность ее кожи, то, насколько она была хрупкой там, на ее веках, где синими прожилками проглядывались кровеносные сосуды, как прозрачна она была на внутренней поверхности ее рук. К своему немалому удовольствию, он заприметил на шее девушки красные отметины, оставленные им ночью. Она была его. Его ведьма — это удивительно.

Теперь сомнений не оставалось — волна защищенности, которую он ощущал в этой новой жизни, поглотившая его, была глубокой и головокружительной.

Раньше Северус думал, что Лили навсегда останется его единственной любовью. Но как же он оказался неправ — настолько неправ, что мысль об этой женщине с волосами Гермионы, обнимавшей его, уже не казалась ему кощунственной. Абсолютно никакого сравнения — Гермиона затмила все, на что он когда-либо мог надеяться.

Это и было тем, чего ему не хватало, тем, чего он подсознательно ждал, даже не подозревая о существовании всего этого.

Это все была Гермиона, проснувшаяся в его объятиях. Она широко открыла глаза и растворилась в ощущении его сильных рук, обнимающих ее. В уголках ее глаз появились мелкие морщинки, что было верным признаком ее довольной улыбки. Она провела пальцами по его груди.

— Доброе утро, — пробормотала она охрипшим ото сна голосом.

— Доброе утро, — приветливо отозвался Снейп. Он осторожн высвободил руку из мягкого плена ее волос, стараясь не причинить ей боли, и крепко поцеловал.

* * *

Когда в школе начались занятия, их повседневная жизнь снова изменилась. Северус неожиданно для себя обнаружил, что ему не нравится спать в одиночестве, что в те моменты, когда его мучила бессонница, лучше быть в теплой постели рядом с тихо посапывающей ведьмой, чем наедине с нескончаемым ревущим потоком собственных мыслей. В те моменты, когда он лежал без сна, он мог сосредоточиться на ней, на том, как она пахнет, на количестве веснушек на ее носу, на ее глубоком, размеренном дыхании. Бывали дни, когда она тоже не могла заснуть. В эти моменты они обычно разговаривали. Их беседы были пропитаны той душевной открытостью, которая может возникнуть только в комнате, погруженной в ночную тьму, когда собеседники настолько устали, что это больше похоже на сон, чем на реальный разговор.

В одну из таких ночей он рассказал Грейнджер о Лили. А девушка описала выражение лица Драко Малфоя, когда его вконец обезумевшая тетка пытала ее в Малфой-мэноре. В ответ, он рассказал ей об Альбусе Дамблдоре, намного больше, чем планировал. А она рассказала, как после войны все друзья оставили ее. И потерянный Гарри, который нашел свое счастье в объятиях Джинни, и скорбящий по погибшему брату Рон, который призвал на помощь все свое самообладание, чтобы пережить эту невосполнимую утрату и разобраться в собственных запутанных чувствах по поводу закончившейся войны. Снейп рассказал ей о своих родителях и их печальной жизни. А Гермиона заплакала и призналась, что ее родители отказались с ней разговаривать после того, как она вернула им воспоминания о себе, которые когда-то стерла.

Но также у них были ночи без сна, когда девушка была счастливее. Она рассказывала ему о том дне, когда получила письмо из Хогвартса, о волнительном полете на гиппогрифе, от которого потом долго тошнило, о том, как она мечтала стать целительницей или адвокатом, прежде чем поняла, что престижные должности не всегда доступны для магглорожденных девочек. А если она все же ее получит, то от нее ожидают, что она будет лишь образом Гермионы Грейнджер защитницы Хогвартса, обладательницы Ордена Мерлина первого класса и не будет выполнять никакой реальной работы. Он рассказал ей несколько своих счастливых воспоминаний из детства о Лили и о тех днях, когда его мать еще не сошла с ума.

По утрам Снейп провожал ее в школу, аккуратно поддерживая под руку. В первые несколько дней после каникул Гермиона приходила домой крайне взволнованная тем, что весь день коллеги расспрашивали ее о Северусе.

— Что мне им сказать? — спрашивала она, бессознательным движением накручивая на палец прядь волос. — Я ведь знаю, как важна для тебя личная жизнь, и, конечно, я не хочу, чтобы кто-то вмешивался и в мою личную жизнь, но…

Он ухмыльнулся ей, хитро сверкнув глазами.

— Я позабочусь об этом, — пообещал Снейп. — Завтра утром.

Это правда, что он был тем человеком, который очень ценил уединение, но по своей натуре он был очень противоречивым. С одной стороны, мужчина хотел сохранить все, что происходило между ним и его ведьмой в тайне от всех, чтобы никто не смог прикоснуться к этому своими любопытными пальцами. Их отношения должны принадлежать только им. С другой стороны, он хотел решительно заявить о своих правах, пометить ее как свою самым очевидным способом, объявить всему миру о том, что Гермиона Грейнджер находится под его защитой, что любой, кто вызовет ее гнев, вызовет ярость и у него, потому что он, черт возьми, тоже принадлежит ей. Северус хотел, чтобы ни у кого не возникло сомнений в его преданности этой женщине, но в то же время он хотел сохранить ту иллюзию одиночества, которую они создали вместе.

Именно поэтому следующим утром, проводив ее до ворот школы, волшебник посмотрел вокруг, проверяя, не пришел ли кто-то из детей слишком рано, а потом наклонился к ее лицу и прижался своими губами к ее губам в целомудренном поцелуе. Северус не без удовольствия отметил, как ее щеки медленно покрываются очаровательным розоватым румянцем. А потом Гермиона пристально посмотрела на него и строго сказала:

— Ты же сказал, что позаботишься об этом.

— Я и позаботился, — самодовольно ответил он. — Если твои коллеги это увидят, то больше не станут задавать неудобных вопросов. Тем более, что у них уже есть ответы.

Грейнджер нахмурилась.

— Теперь у них появится еще больше вопросов.

Снейп снова ее поцеловал.

— Ну, теперь наша маленькая проблема решена? — он знал, что сейчас улыбается, но ничего не мог с собой поделать. Было так неимоверно приятно держать ее здесь, на холоде.

— Нет! — запротестовала Грейнджер. — Северус!

Она звонко засмеялась и отстранилась от него.

Домой мужчина шел с легкой улыбкой на лице. Ему нужно было готовить зелья.

* * *

Впервые Гермиона заговорила об этом в марте во время весенней грозы. В спальне Северуса было темно. Где-то около трех утра Грейнджер проснулась, судорожно хватая ртом воздух и тут же уткнулась в плечо Снейпа, пытаясь подавить рыдания. Он мгновенно открыл глаза и ему хватило нескольких секунд, чтобы сориентироваться и понять в чем дело, прежде чем начать утешать ее.

Постепенно она успокаивалась в его объятиях — ее дыхание выравнивалось, а всхлипы затихали. Это был просто дурной сон, кошмар, не больше и не меньше. Однако спать после этого ей больше не хотелось.

— Я хочу рассказать о тебе Гарри и Рону, — сказала Гермиона, нарушив тишину ночи. — Я хочу, чтобы они узнали, что я наконец-то обрела покой.

Северус некоторое время молчал, прокручивая в голове ее слова. Для всей Магической Британии он был мертв, и этот факт гарантировал его анонимность, его безопасность. Но он понял, что именно пыталась сказать ему девушка — та дружба, выкованная годы назад в закрытом женском туалете, была закалена в битве и доведена до такого накала, что как только давление на нее ослабло единственное, что она могла сделать — это сломаться. Но узы все еще были крепки, все еще была необходимость заверить друг друга в том, что все они счастливы и находятся в безопасности, даже если они и живут каждый своей жизнью. Гарри, Рон и Гермиона снова могли с жуткой легкостью примерить на себя старые роли лучших друзей, но теперь, по крайней мере для Гермионы, очевидно, это стало слишком. Тем не менее, она знала, что если кто-то из них окажется в беде, она перевернет небо и землю, чтобы спасти своих друзей, и они сделают то же самое для нее. Их связь оставалось по-прежнему крепкой, даже не смотря на прошедшие годы, и Северус ясно видел это и в чем-то даже завидовал, совсем немного.

— Только им?

— Да.

— Пригласи их сюда.

— Пригласить в гости?

— Ну, конечно, мы ведь не собираемся их усыновлять.

— Но я думала просто написать им обо всем в письме.

— Лучше пригласить их сюда, чем дать повод штурмовать город с полком авроров.

— Хорошо. На весенние каникулы или летом?

— Летом.

— Тогда я напишу им утром.

* * *

Гермиона сидела на кухне Северуса за его кухонным столом, на ее носу красовались очки для чтения в проволочной оправе. Ее брови были нахмурены — явный признак того, что девушка чем-то недовольна. Он знал это выражение ее лица — с таким лицом она обычно проверяла счета, что ей присылали по почте. Грейнджер фыркнула и посмотрела на Северуса.

— Зачем вообще мне нужен целый дом?

Снейп пристально посмотрел на нее.

— Мой дом достаточно большой и прекрасно подойдет для двоих.

Гермиона опустила голову, и прядь волос скользнула ей на лицо.

— А как же мой кот?

— Мне нравится твой кот, — пожав плечами признался Северус.

Гермиона выпрямилась в кресле.

— Ну, хорошо. Значит, завтра я позвоню риелтору, — едва она закончила фразу, как оказалась в кольце его горячих рук, а ее губы накрыли его губы в чувственном поцелуе. Она испытывала первобытную радость от того, что хочет жить с ним, связать свою жизнь с его. Несмотря на то, что она не сможет расторгнуть договор аренды до июля и переехать к нему до лета, и мужчина это знал, его охватило безумное счастье, побудившее вновь завладеть ее ртом, вовлекая в новый поцелуй.

Когда Северус отстранился, Гермиона широко улыбнулась и хихикнула.

— Я тоже тебя люблю, — радостно сказала она.

Снейп вернулся к стряпне, а она — к своим счетам.

Сама перспектива жить вместе с Гермионой казалась для него странной — в последний раз, когда он жил с кем-то по-настоящему, это было очень давно, еще в те времена, когда он учился в Хогвартсе и делил общежитие с четырьмя другими такими же учениками как он. И самое главное — он никогда не жил с женщиной, по крайней мере, в том смысле, в каком обычно мужчина живет с женщиной.

Он представлял себе, что это будет очень похоже на то, как они жили раньше, только теперь все будет происходить в его доме. Почти каждое утро они просыпались в объятиях друг друга. Просто теперь у них будет только одна кухня и одна спальня. Один очаг, один дом.

Дом. Северус до безумия хотел жить с ней, со своей Гермионой. Это будет прекрасно, настоящий дом, которого у него никогда не было. Он находил повседневную рутину приятной, а неспешное течение времени от осени к зиме, от зимы к весне стало для него наслаждением, потому что рядом с ним была его ведьма.

По большей части новизна исчезла из их отношений после того, как они вышли на новый уровень — они нашли тот легкий ритм, который сочетал в себе любовь и дружбу в той манере, которая была довольно приятной.

Как только они преодолели почти инстинктивное чувство страха от того, что кто-то увидит их обнаженные тела, покрытые шрамами, отмеченные проклятьями, не такими разрушительными, как они предполагали изначально, — доверие между ними возросло в тысячу крат. Снейп знал, что Гермиона способна нанести ему страшную рану всего лишь несколькими словами, и знал, что сам он сможет сделать то же самое. Вот в чем было главное проявление его любви к ней — он дал ей возможность свободно причинить ему боль, совершить любое действие против каждой слизеринской косточки в его теле, потому что знал, что только обнажив свою душу перед ней, он мог быть уверен в том, что она действительно любит его, настоящего. Она смотрела на все его увечья, видела его боль и вину за все, что он когда-либо совершал, и при этом не прятала от стыда свое лицо. Он был ее достоин, так же как она была достойна его, потому что была достаточно сильной, чтобы встретиться с его страхами лицом к лицу.

Повторное изучение женского тела на примере тела Гермионы было тем отчаянным предприятием, за которое Северус был более чем готов взяться. В эти моменты она была отнюдь не молчаливой, и ему это в ней чертовски нравилось. Ему нравилось вытягивать каждый звук, каждый стон, ее шумное частое дыхание или долгие глубокие вздохи, срывающиеся с ее прекрасных губ. Все это либо резко разрывало тишину дома, либо заглушалось его поцелуем.

Гермиона была шалуньей, она любила дразнить его, она была восхитительна в своей любознательности, она была требовательна. И самое главное, она была так счастлива с ним. Даже если Грейнджер иногда смотрела в окно с ужасно грустным выражением лица или ночью проливала слезы, Снейп всегда был рядом. Он всегда был здесь, рядом, чтобы заставить ее вытереть слезы и улыбнуться. И он всегда будет рядом с ней. Он обещал ей любовь и все, что с ней связано. В сущности, это означает, что он обещал быть с ней до конца ее (или его) дней и он сдержит свое слово.

В мире не осталось ничего из того, что Северус сейчас ценил бы больше, чем Гермиону Грейнджер.

* * *

Весенние дни, последовавшие сразу после празднования Пасхи, выдались душными и влажными. Эта чрезмерная влажность не пошла на пользу волосам Гермионы — они, казалось, взорвались тяжелыми пушистыми локонами. Когда солнце стало припекать сильнее, в город вернулась засуха, принеся с собой светлячков, мигание которых можно было увидеть в зелени кустарников, возвращаясь домой из школы в теплых весенних сумерках.

Гарри Поттер и Рональд Уизли должны были навесить ее здесь через пять дней после наступления летних каникул. Гермиона планировала, что они успеют отбыть еще до того, как она переедет к Северусу. Это гарантировало, что Снейп не будет слишком часто пересекаться с мальчишками. В мае она стала аккуратно намекать в письмах друзьям о том, что в ее жизни появился мужчина. Она писала о нем в общих чертах, а потом с тревогой зачитывала ему свои письма, чтобы убедиться, что они достаточно правдивы, но при этом не раскрывают слишком многого.

— Я тут кое-кого встретила… ну не совсем встретила. Видите ли, он был моим старым другом. Я упоминала о нем раньше, рассказывала, что мы виделись и разговаривали о старых добрых временах.

— Здесь в Америке просто чудесно. Нет, Гарри, я не скажу тебе, кто мой «таинственный ухажёр». Увидишь, когда вы с Роном окажетесь здесь. Ты же помнишь, как это было — мы все стали немного параноиками после того, как все закончилось, поэтому он не хочет, чтобы я писала его имя в письме.

— А на счет Него — да, Рон, я написала это с большой буквы и сделала это нарочно, так что не придирайся к моей грамматической ошибке — дела идут неплохо. Я передала ему твое предупреждение, что если у него хватит наглости мне навредить, то вы с Гарри с ним разберетесь, но я не верю, что до этого дойдет. Он колючий снаружи, но удивительно милый внутри.

— Ну, да, я полагаю, что Крукшанкс его полюбил, а все остальное вы узнаете по приезде сюда.

— В школе начались каникулы — у вас с Роном свидание с портключом, верно? Мне бы не очень хотелось, чтобы после всех усилий, приложенных к подготовке нашей встречи, вы оба забыли обо всем на свете и оставили меня ждать вас в центре портключей.

За неделю до приезда мальчишек, Северус стал все больше нервничать. Да, она говорила, что любит его и счастлива с ним, но это было только здесь, в их маленьком обособленном американском мирке. Что бы она сказала о нем, воссоединившись со своими друзьями из Англии? Неужели Гермиона отдаст предпочтение им, а не ему? С какой стати ей оставаться с ним здесь, если они станут уговаривать ее вернуться с ними в Магическую Британию? Но ведь Грейнджер никогда не была жестокой, нет, она не причинит ему боль намеренно. Более вероятно, что она останется с ним из чувства долга и сожаления, и из-за этого потеряет своих друзей. Она станет злиться и со временем возненавидит его — Снейп не мог этого допустить.

Но сможет ли он ее отпустить? Сможет ли он отказаться от своей ведьмы ради нее самой? Если он и сможет это сделать, то только для нее. Насколько Снейп был самоотверженным? Он был готов сделать себе больно, только чтобы спасти ее. Но сможет ли он заставить себя отпустить лучшее из всего, что когда-либо давала ему его проклятая жизнь? Или же он был настолько эгоистичен в своих порывах, что отчаянно цеплялся за нее, делая вид, что она и правда его любит, только потому, что отказывался смотреть правде в глаза? Потому что презрение во взгляде своей ведьмы он не вынесет.

В течение дня Северус проводил эксперименты, пытаясь понять, насколько он способен дистанцироваться от Гермионы. Как бы ни было больно, он собирался меньше с ней разговаривать, не замирать от ее поцелуев и не закидывать ее ноги к себе на колени в те моменты, когда они вместе читали на ее диване в гостиной. Он станет тихим и незаметным на их совместных прогулках, он будет игнорировать ее настолько, насколько это вообще возможно, просто, чтобы проверить себя.

Но каждую ночь он сдавался. Мужчина ждал, когда погаснет свет, и он сможет почувствовать трепет в каждой линии ее тела. Он прижимал ее к себе с отчаянной страстью. Он безжалостно ласкал ее тело, терзал ее нежные губы в своей неистовой потребности, обусловленной болью и страхом потери, которые заставляли его почти грубо стискивать ее в своих объятиях с силой, порожденной отчаянным желанием удержать ее рядом. Почти каждую ночь он терял над собой контроль. Его нежность уступала место тревоге, боли и преждевременному гневу — она принадлежала ему, потому что и он уже давно принадлежал ей, они были как одно целое, и он уже не знал, где заканчивались его чувства и начинались ее. Сможет ли она после всего этого смотреть на него глазами Поттера и Уизли и видеть его таким, каким видели его они. Он оставлял на ее теле собственнические отметины — Северус не делал ей больно, но на ее шее, бедрах и груди теперь красовались красные следы, как свидетельство того, что она действительно принадлежала ему.

Гермиона бормотала слова любви и одобрения, когда он резко толкался в нее, повторяя только лишь ее имя и больше ничего, снова и снова. Она позволяла ему стискивать себя в яростных объятиях, прижимала его к своей груди, гладила по волосам и говорила о том, как сильно она его любит.

Но Северус знал, что придет время, когда их история закончится. Подобно Психее и двум ее сестрам, те двое, что были для Гермионы как братья, задавая ей вопросы, расспрашивая о ней и ее мужчине, тем самым словно давали ей в руки фонарь и масло, чтобы пролить свет на Снейпа и увидеть его истинную сущность. И тогда она сбежит — или он, чтобы освободить ее.

Где-то на задворках своего сознания он понимал, что ведет себя нелепо, сомневаясь в своей ведьме, которая и повода сомневаться в себе ему не давала. Он понимал, что ведет себя не лучшим образом, отталкивая ее, но ничего не мог с собой поделать. Все те люди, которые бросили его, оставили в самые трудные моменты его жизни, предавали, бесконечной вереницей то и дело проносились перед его глазами (мать, Лили, Альбус, Люциус, Том), но он видел только самый конец этого списка, куда сам добавил и ее имя.

Но за день до приезда оставшихся двух третей Золотого трио он решил это исправить. В тот день вместо того, чтобы отдалиться от Грейнджер, он позвал ее к себе. Принес ей кофе в постель. Днем они ходили в парк и долго сидели у пруда, где плавали утки. Потом они пообедали в закусочной Гарольда, где всегда подавали морепродукты. В качестве сюрприза Снейп аппарировал их с деревню Салем, где уличные артисты маги устраивали представление.

Вернувшись домой, он повел ее в спальню. Северус бережно, едва касаясь кончиками пальцев кожи девушки, принялся снимать с нее одежду. Когда с этим было покончено, он, наконец, поцеловал ее так нежно, как только мог, словно прося прощения за их предыдущие ночи.

Гермиона подняла руку и обхватила его за подбородок, целуя в ответ с такой же нежностью.

— Северус, — прошептала она, отстраняясь. — Северус, это похоже на прощание.

В глазах ее стояли непролитые слезы, а голос дрожал от переполнявших ее чувств.

Северус вдруг почувствовал себя беспомощным.

— Правда? — спросил он охрипшим голосом. — Мы… Сможем ли мы и дальше быть вместе?

Ее пальцы перебрались со щек в его волосы, запутавшись в них и нежно лаская кожу головы.

— Это не прощание, — с чувством сказала Гермиона. — Северус, я люблю тебя.

Северус не знал, как сказать ей то, что он чувствовал в данный момент, как выразить словами то, о чем он думал, а думал он о том, что у их истории не будет счастливого конца, что через месяц или год их любовь канет в лету. Поэтому он снова захватил ее губы в плен своих, не разрывая зрительного контакта.

В эту ночь он был ласков. Во всех его движениях сквозила нежность. Казалось, Снейп хотел запомнить ее наизусть. Все его действия были бережными и неспешными. Он не торопился довести ее до края, не торопился заставить ее взорваться в водовороте чувств и эмоций. Он медленно и уверенно подводил ее к точке невозврата своими пальцами и языком, прежде чем заполнить ее собой. Все, что Гермиона могла делать, это лишь шептать его имя, умолять его сказать ей, что он ее любит. Он отвечал ей, повторяя снова и снова, что она была лучшим, что когда-либо с ним случалось. Он говорил ей о том, что пытался понять, каково это оставить ее, но не смог вынести ни дня, потому что не видит жизни без нее.

Измученные и уставшие, они заснули лишь ранним утром. Обоих тяготили тяжелые мысли о завтрашнем дне. Никто из них не был уверен в том, что именно он принесет, но в этот момент Северус просто знал, что на свете нет никого, кого он любил бы больше, чем Гермиону.

Наступивший летний день был до боли ярким и слишком веселым. Когда волшебники поднялись с постели, они по какой-то негласной договоренности не стали обсуждать то, что произошло накануне. Пожелав своей ведьме доброго утра, Снейп оставил на ее щеке поцелуй, задержавшись губами на ее нежной коже дольше, чем обычно. А Грейнджер в это время слишком крепко держала его за руку.

После завтрака девушка одна аппарировала в деревню Салем, а Северус остался дома. Их план состоял в том, что Гермиона встретит Гарри и Рона, затем они вместе отправятся к ней домой на обед, пообщаются, чтобы наверстать упущенное, а после обеда он зайдет к ней на чай.

Утро было жарким и тянулось невыносимо долго. Снейп варил зелья ровно до тех пор, пока из-за его чрезмерной и совершенно ему не свойственной рассеянности не допустил элементарную ошибку и не испортил основу зелья, над которым работал в течение последних двух недель. Ошибка была совершенно глупая, но это означало, что ему придется начинать все с начала и заказ не будет готов в срок. Зельевар издал разочарованный рык и сердито вылетел из лаборатории, задержавшись на кухне, чтобы в очередной раз проверить время. Был полдень. Он сделал себе сэндвич и съел его, стоя возле кухонного стола и прикидывая, сколько времени еще осталось у него в запасе.

В лабораторию Снейп не вернулся, а решил почитать. Он перебирал книгу за книгой в надежде найти что-то, чем можно было бы отвлечься от своих невеселых мыслей. Прошло не менее часа, прежде чем он сдался. Поняв, что это ни к чему не приведет, он принялся раздраженно бродить по дому, чтобы хоть как-то скоротать время. А когда часы пробили три, порывистым движением ладоней пригладил волосы и отправился к дому Гермионы.

Маршрут был ему знаком, чертовски знаком. Он прошел мимо миссис Маллен, которая копошилась в саду, и мимо мужчины, подстригавшего изгородь, которого, как он знал, звали Фрэнк. Была суббота, поэтому в одном из дворов играли дети, которые знали его, если не по имени, то хотя бы в лицо.

Дверь Гермионы была как всегда приветлива — рождественский венок ушел вместе с зимними заморозками, но она украсила ее новым, из летних цветов. Он немного подождал на ступеньках, прежде чем позвонить.

Северус услышал, как трель от звонка эхом разнеслась по всему дому. Вслед за этим послышались легкие шаги Гермионы, приближающейся к двери. Она открылась, и на него обрушился запах ее духов и мало заметный на их фоне запах подгоревшего мяса. Она раскраснелась, ее лицо светилось радостью от встречи со своими друзьями.

— Я думал, что на обед ты сделаешь бутерброды, — с ухмылкой сказал Снейп.

Грейнджер окинула его сердитым взглядом.

— А у нас и были бутерброды.

Он усмехнулся и вошел в дом, склонив голову, чтобы оставить быстрый поцелуй на ее щеке.

— Они здесь?

— Да, — ответила Грейнджер, взяв его за руку. — И я немного их подготовила.

Из гостиной доносился низкий гул мужских голосов. Взявшись за руки, они прошли вглубь дома. Оказавшись в гостиной, Северус с присущим ему вниманием посмотрел на ее гостей. Двое мальчишек — теперь уже настоящие мужчины — выглядели совсем не так, как он помнил, и в то же время остались такими же. Он снова видел перед собой Джеймса Поттера, только тот был на несколько лет старше, чем помнил его Снейп. Глаза Лили были широко распахнуты и взирали на него со смесью удивления и ужаса. Уизли — теперь высокий коренастый парень с такими же рыжими волосами, как он помнил, выдохнул и произнес:

— Черт возьми.

— Мистер Поттер, — сказал Северус самым радушным тоном, на какой только был способен. — Мистер Уизли.

Оба парня синхронно потянулись за своими палочками. Гермиона не раздумывая встала перед ними.

— Остановитесь, — приказала она. — Я говорила вам, что это будет сюрпризом. А еще я говорила вам, что он не опасен, и я ему доверяю.

От шока Рон беззвучно как рыба несколько раз открыл и закрыл рот, а Гарри нахмурил брови и прищурился.

— Но, Гермиона…

— Гарри, не нужно этого «но, Гермиона», — предупреждающим тоном перебила она его. — Пожалуйста. Северус жив. И… вы ведь знаете, в чем состояла его преданность. И он… мы… — она вдруг покраснела. — Мы вместе. Так что оставьте его в покое.

— Ты… он… — начал было Рон, его белое, покрытое веснушками лицо стало медленно покрываться багровыми пятнами. — Ты и… Снейп? — это было больше похоже на писк.

— Да, — просто ответила девушка. — И сейчас мы все вместе пойдем пить чай.

Не успев опомниться, Северус вдруг обнаружил, что сидит рядом с Гермионой с чашкой чая в руке, а напротив него — мальчик-который-выжил и самый молодой из сыновей четы Уизли. Они все еще разглядывали его, будто не верили своим глазам. А Грейнджер сидела между ними и болтала намного больше обычного, видимо, чтобы немного разрядить обстановку.

Северус решил сосредоточиться на ней. Потому что это было бесконечно лучше, чем разглядывать двух ее друзей, сидящих напротив. Все трое отвечали на ее вопросы и старались поддерживать разговор, но при этом находились в состоянии, близком к шоку.

— Да-да, с Министерством все в порядке, — проговорил Гарри, украдкой поглядывая на Снейпа. — Гм… Гермиона…

— Это просто фантастика. Ты ведь знаешь, я всегда беспокоилась о том, чем это может обернуться, — продолжала тараторить Грейнджер. — Американское магическое правительство не очень-то вмешивается в дела обычных магов. Мы слышали о них только тогда, когда впервые здесь оказались, верно, Северус?

— Да, — отозвался он. — Типичные визовые штучки. Они согласовали все свои действия с маггловским правительством. И если позже мы захотим подать документы на принятие американского гражданства, то нам придется это делать через Магическое правительство.

Гермиона кивнула.

— Это было так чудесно — вся моя преподавательская квалификация, которую я получила в Англии, перешла прямо сюда.

— Да, кстати, ты обдумала их предложение? — спросил Рон, почесывая затылок. — Для… ну, знаешь, магической школы.

— Салемский Институт Ведьм, — ответила девушка, украдкой взглянув на, грозного вида мужчину, сидящего рядом. — Нет, нет. Не совсем.

Снейп понимал, что ее друзья просто умирают от того количества своих вопросов, которые хотят задать подруге, когда он уйдет. Казалось, где-то внутри, в области желудка, у него образовалась бездна страха от беспокойства за Гермиону. Наконец, пришло время уходить. И как бы он не хотел поскорее оказаться дома, подальше от двух пар любопытных глаз, подозрительно смотрящих на него с другого конца стола, Снейп не хотел оставлять свою ведьму с ними наедине.

— Увидимся завтра, — сухо сказал Северус на прощание. — За ужином.

Оба молодых волшебника нервно оглянулись в сторону кухни.

— Э-э… — начал было Рон. — Здесь?

Губы Снейпа скривились в невеселой ухмылке.

— У меня нет желания есть обугленное мясо. Так что ужин будет в моем доме. Будьте уверенны, что ближе, чем на десять футов, Гермиону к плите я не подпущу.

Гарри искренне рассмеялся. Гермиона нахмурилась и легонько шлепнула Северуса по руке.

— Дурак, — пробормотала она.

Он взглянул на нее, приподняв бровь.

— Да? А я думал, что я подлый, эгоистичный и алчный мерзавец.

— Только в постели, — тихо ответила ведьма, и на ее лице появилась озорная улыбка.

Не ожидавший такого ответа Северус поперхнулся одновременно с Роном. Двое мужчин в момент общей паники встретились друг с другом взглядами, а затем отвернулись. Гермиона неловко хихикнула.

— Прости.

— Лгунья, — пробормотал Снейп.

Девушка усмехнулась.

— Увидимся вечером, — пообещала она, поднимаясь на цыпочки, чтобы быстро поцеловать его в щеку. — А теперь прочь.

Он быстро повиновался, а уходя, услышал жалобный скулеж о том, что мальчишкам не нужно ничего знать «об интимной жизни Снейпа», и не смог не улыбнуться.

* * *

В тот вечер она действительно пришла, как и обещала. Ее все еще переполняли эмоции от встречи с друзьями. Грейнджер выглядела уставшей, но довольной, ее лицо светилось от восторга при осознании того факта, что три человека, которых она любила больше всех на свете, за прошедший день ни разу не бросили друг в друга ни одним боевым заклинанием, находясь при этом в относительной близости.

Снейп ждал ее, сидя в своем излюбленном кресле и читая книгу. Когда он услышал, как открылась и закрылась входная дверь, у него перехватило дыхание от волнения. Гермиона прошла в гостиную. Ее волосы были влажными, так как за окном разыгралась летняя гроза, и он отчетливо слышал, как ветви деревьев бились в оконные стекла, а потоки теплых дождевых капель с шумом падали с неба на грязную землю.

— Им не понравился тот факт, что мы с тобой вместе, — сказала она, медленно подходя к нему. Ее взгляд сделался жестким. — Но мне все равно.

Горячая убежденность эхом отдавалась в ее словах, удивительная, упрямая решимость, которая и была отличительной чертой характера Гермионы.

Северус отложил книгу в сторону, поднялся с кресла и одним быстрым движением обнял девушку, прижал ее к своей груди, продолжая наступать на нее и заставляя тем самым пятиться спиной до тех пор, пока она не уперлась спиной в ближайшую стену. Он, словно все еще не веря в то, что она действительно здесь, гладил ее холодное лицо своими теплыми ладонями. Затем его пальцы скользнули ей в волосы, запутавшись в длинных, густых локонах. Он приблизил к ней свое лицо и впился ей в губы чувственным, немного грубым поцелуем. Гермиона ответила на поцелуй со всей страстью, на какую была способна. Ее руки гладили его напряженные плечи, а ноги обвились вокруг его пояса. Снейп чувствовал ее грудь, прижатую к его груди, чувствовал, как его твердый член прижимается к шву ее джинсов, чувствовал, как ее холодные пальцы ласкают его разгоряченную кожу, когда ведьма расстегивала его рубашку.

— Скажи мне, — задыхаясь то ли от страха, то ли от любви, то ли от слабости, но тем не менее властно приказал он своей ведьме. При этом мужчина изо всех сил старался говорить так, чтобы голос его не дрожал. — Гермиона…

— Я люблю тебя, — выдохнула она ему в губы. -Никогда не сомневайся в том, что я люблю тебя, Северус.

Издав сдавленный стон, Северус опустился на прохладный пол, не выпуская ее из рук. Она укусила его в плечо. Внезапное болезненное ощущение вернуло все его внимание к женщине, медленно согревающейся в его объятиях. Поцелуи вновь стали нежными, ласкающими, неспешными.

— Я тоже тебя люблю, — сказал он. — Ты для меня — все.

Гермиона улыбнулась ему несколько ошеломленной улыбкой.

— Глупый. Разве ты еще не понял, что для меня ты тоже — все?

Северус улыбнулся, но в глазах его стояли слезы. Он практически никогда не плакал, но переполнившийся колодец эмоций, сдавивший ему горло, подсказывал, что это сейчас как никогда возможно.

— Что я по сравнению с ними — молодыми здоровыми героями? — теперь он намного острее ощущал свой возраст, особенно лежа на холодном твердом полу, что давил ему на поясницу, доставляя дискомфорт. Лежа вот так, с Гермионой на руках, Снейп всерьез задумался о том, чтобы аппарировать их на небольшое расстояние, до кровати.

Грейнджер опустилась на него сверху и осталась там, растянувшись на его теле.

— Ты — все, Северус, — сказала она серьезным тоном. — Я… много можно рассказывать о молодых, здоровых героях, но еще больше можно рассказать о мужчине, который способен любить так же сильно, как ты. Ты думаешь, я этого не вижу? — спросила она. Гермиона внимательно смотрела на него широко раскрытыми глазами, не отрываясь. Затем положила свою маленькую, уже теплую ладошку ему на сердце. — Я чувствую это. Иногда это чувство даже пугает своей силой, но мне это нравится. Иногда ты смотришь на меня, и я знаю, что ты думаешь о том, как сильно ты меня любишь. Я вижу это в твоих действиях, в том, как ты меня обнимаешь, как напрягаешься, если кто-то подходит ко мне слишком близко. Ты хочешь меня защитить, он всего мира, спрятать в своих объятиях, ты хочешь меня, — какими бы сильными не были ее слова, сейчас она выглядела такой уязвимой. Ее лицо было по-детски беззащитным, нависшее над ним в обрамлении буйных локонов. — А еще, ты иногда говоришь во сне.

— Я не разговариваю во сне, — озадаченно сказал Снейп.

Левый уголок ее губ приподнялся в кривой полуулыбке.

— Это случается довольно редко. И ты не слишком много говоришь. Но тем не менее это так.

— И что же я говорю? — спросил Северус. До него вдруг дошло, что, возможно, она наблюдала за ним во сне так же часто, как и он за ней.

Ее улыбка стала еще шире.

— Мое имя.

— Да, это действительно так, — проговорил он, спустя какое-то время. — Я правда хочу, чтобы ты была в безопасности, чтобы ты была счастлива.

Ведьма прижалась к нему крепче.

— А я хочу того же для тебя. И на прошлой неделе мне показалось, что ты не был счастлив, Северус.

— Я просто боялся тебя потерять, — честно признался мужчина.

— А я боялась, что ты сделаешь какую-нибудь глупость. Например, уйдешь посреди ночи. Просто выйдешь за дверь и исчезнешь, — так же честно призналась Гермиона.

В наступившей тишине отчетливо слышалось, как дождь барабанил по крыше и в оконные стекла. Какое-то время двое волшебников молчали. Северус был почти убаюкан теплом своей ведьмы, что прижалась к его боку, и колыбельной ее дыхания под монотонный шум дождя.

— Не оставляй меня, — прошептала Грейнджер.

Он осторожно повернулся к ней, его лицо оказалась от нее в нескольких дюймах.

— Я тебя не оставлю, — пообещал Снейп.

Девушка обвила руками его шею и притянула к себе.

* * *

Остаток визита Гарри и Рона Северус провел довольно спокойно, хотя его и распирала гордость и самодовольство по поводу его особого положения в сердце Гермионы. Он был немного недоволен тем, что они занимают почти все ее время, но мысль о том, что через несколько дней их тут уже не будет, а его гриффиндорка останется с ним здесь, в Америке, неимоверно согревала его изнутри. Все дальнейшие взаимодействия с двумя молодыми волшебниками были по-прежнему чреваты взаимной неловкостью и смущением, но все трое старались быть вежливыми и обходить опасные темы.

Снейп знал, что они расспрашивали о нем Гермиону до тех пор, пока она не пообещала заколдовать Рональду рот. Но в общении с ним они воздерживались от расспросов, что вполне его устраивало. По ночам она оставляла своих спящих друзей у себя дома и появлялась в спальне зельевара с громким хлопком аппарации. Но он и не думал жаловаться по поводу всего этого.

Когда через полторы недели друзья девушки, наконец, вернулись в Британию, их жизнь снова вернулась в прежнее русло. Гермиона переехала в его дом в июне. Вместе с ней в его дом переехал и ее пушистый рыжий защитник. Но вскоре Северус обнаружил, что большой кот, свернувшийся клубком и мурлычущий у него на коленях, когда он читал, успокаивает точно так же, как и тихое бормотание Гермионы, когда она пишет письма или работает над очередным проектом. Грейнджер решила заняться садоводством, и он только рассмеялся, когда увидел ее обгоревший нос и ярко-красные кончики ушей. после того как она целый день провела в саду. А к следующему утру он приготовил улучшенное солнцезащитное зелье, которое Гермиона с улыбкой приняла.

Люди, жившие по соседству, скоро привыкли к (о, ужас!) неженатой паре, живущей вместе, даже несмотря на то, что о них все еще ходят разные слухи. Но на самом деле им было все равно. Единственными общественными мероприятиями, которые их интересовали, были несколько ярмарок и фестивалей, которые устраивались в их маленьком городке. И ни один из них не был религиозным.

И Гермиона, и Северус знали, что со временем все слухи о них улягутся, и жизнь пойдет своим чередом — и этого было для них достаточно.

В конце концов их ночные кошмары прекратятся, а хороших дней станет всё больше и больше. В конце концов Северус оценит всю прелесть цветов в их саду (хотя бы за то, что их можно использовать в зельях), а Гермиона в конце концов порадует своего любимого несгоревшими жаренными отбивными в день его рождения (скорее всего, это случится не раньше, чем ему стукнет далеко за пятьдесят). И они оба в конечном итоге станут известны, как «эта старая британская пара».

Настанет время, когда Марта состарится, и библиотекой займется один из младших библиотечных сотрудников. А она будет каждую субботу читать сказки соседским детям. А еще через несколько лет она тихо умрет во сне. И Гермиона ровно в три часа войдет в библиотеку, сядет в любимое кресло-качалку, и ни один из новых библиотекарей не скажет ей ни единого слова.

Время будет двигаться безумно медленно в их маленьком уголке, в их обособленном мирке, но Гермиона и Северус будут счастливы.