Могила (джен)

Они стояли на Эндоре вдвоем и смотрели на мать. Она была укутана в мантию, лица и фигуры было не разобрать, но дозорные прислали Люку ее снимки еще полчаса назад. Отец лишь подтвердил очевидное.

— Что она сказала?

Люк повел плечом, достал деку из кармана. Смахнул фото с экрана, перешел к переписке с Леей, щелкнул по клавишам. Сквозь фоновый шум долетали детская песенка и веселое верещание младенца.

— Моя мать умерла на Альдераане, — Лея была так же невозмутима, как во время выступлений в сенате.

Отец тяжело вздохнул, трубки искусственных легких всколыхнулись. Для Люка не было загадкой, что отец знал, каким будет ответ. Лея родила полгода назад. Отец видел внуков только на голофото.

Люк до сих пор не был уверен, что поступил правильно, когда признался Лее, что хоронил пустой костюм. Она тогда ничего ему не сказала, не сказала и потом. Но племянников он видел всего пару раз, а когда находил причины для встречи, она находила поводы для отказов. С Ханом они были все так же дружны, и он ссылался на ее занятость. Люк чувствовал: Хан верит в то, о чем говорит. Лея ничего не сказала мужу, она никому не сказала, и никто ничего не заметил.

— Она не может простить тебе Альдераан, — слова сами сорвались с губ, когда мать на полянке перед ними уселась прямо на землю, сбросив с плащ с головы. Платок все еще надежно скрывал ее лицо.

— Но ты же простил.

Люк услышал, как отец сжал протезы рук. Он качнул головой.

— Она не может простить тебе семью.

— Но ты смог.

Люк повернул к нему голову. Он смотрел прямо на женщину перед ними, его рот был напряжен. Его прищур, его поза, все его лицо — ничто не скрывало напряжения.

— Отец, я ничего тебе не прощал, — может быть, вот она, та ошибка, из-за которой Вейдер все еще тешит себя надеждой увидеть Лею? — Я просто тебя принял.

Отец оторвал взгляд от женщины, повернулся к нему. Кривые тени от укрывшей их кроны дерева играли на его бугристой коже, маскировали шрамы. Он смотрел на него несколько минут, потом отвел глаза.

— О чем еще поговорим?

Люк усмехнулся. В самом деле, нелепо даже. Два взрослых мужчины, а мнутся, как курсанты!

— Понятно, почему не подхожу я, но почему не подходишь ты?

Люк вскинул взгляд на мать. Пока они отвлекались на болтовню про Лею, она успела лечь на землю и смотрела за облака. Тоже ведь думала о чем-то, о чем-то переживала…

— По той же самой причине, — Люк нашел в себе смелость признаться.

— Тебе не нужно будет ничего ей говорить. Ты сын.

— Мне нужно будет отвечать, — слова давили. — Не уверен, что у меня будет что ей ответить.

— Однако ты здесь.

Люк повел плечом, смахивая немой вопрос. Да, он здесь. Видимо, из любопытства. И ради Леи.

— Она примет тебя любым. Она мать.

«Примет».

Люк бы усмехнулся, будь в нем еще та непосредственность, что была пять лет назад. Неужели отец все-таки не понял?

— Я ее не приму. Любой. Там, над Беспином, был другой человек. Тебе ли не знать?

— И таким она тебя примет тоже, — выдохнул Вейдер. — Ты не сможешь представить ее Лее, не узнав сам. Идти все равно придётся.

Люк скривил губы, глядя на линию, которой тень рассекала надвое фигуру матери. Вейдер был прав. Что бы там ни говорила себе Лея, Падме ей винить не за что. Она может не испытать к ней дочерних чувств, но и гнать от себя, как Вейдера, не станет. Вопрос времени, когда она придет за ответами.

Сделав глубокий вдох, Люк пошел вперед.