Война Драконов: секреты Дурмстранга (гет)

* * *

— Феликс, что б тебя! Вставай, я сказал!

Только тут он понял, что его трясут за мантию. Поворачиваться не хотелось.

— Слышишь?!

Не услышать трудно.

— На завтрак, кому говорю!

— Я не голоден,— простуженным горлом ответил он.

— Мне плевать! Вставай, или я тебя скину, осёл!

Очень драматично.

— Гай, ты чего так орешь?

Ну, теперь у нас и зрители.

— Пытаюсь одного придурка с кровати сдернуть,— пробурчал Гай, и Феликс даже мог точно сказать, что парень стоит, сложив на груди руки и хмурится.

— Оставь, там первогодка с лестницы упал, помощь нужна.

— Как всегда,— усталый вздох. Нелегко быть старостой седьмого года.— Не оставляй его в покое, пока не поднимется.

Нет, оставьте.

— Феликс,— голос мягкий, девичий, рука тоже мягкая. Уж лучше бы Гай его по спине колотил.— Ну, перестань ты прятаться…

— Я не голоден,— повторил он и закашлял.

— Черт, у тебя же жар!— мягкая рука на миг прижалась к его шее, и он дернулся, ударившись лбом о стену.— Как ты умудрился? Пойду искать Омара… Не переживай: через три часа будем в школе…

Он и не переживал. Скорее, надеялся. От простуды умирают? Хорошо бы…

— Феликс…

— Да уйди ты уже!— хрипло прикрикнул он. Потом было обиженное сопение, и хлопнула дверь каюты.

Тишина. Она окружала его всю ночь, он никак не мог заснуть. Дремал, но это было еще хуже, потому что тогда сознание выходило из-под контроля. В остальное время он обдумывал лишь одно — как и когда?

Было так странно неправдоподобно. Говорили, что нужно возненавидеть себя, чтобы уничтожить. Он не ненавидел себя. Просто не видел смысла жить дальше.

Для чего? Еще девять месяцев назад был смысл. Еще в июле, даже тогда, он находил его. А теперь нет. Он искал, старательно искал, но находил лишь предательство и ложь. Ни во что не верил, никому не верил.

И он бы прыгнул, если бы не она! Он и ей не верил, в особенности ей, но почему-то ее слова остановили. Он не хотел разбираться, почему.

Жар нарастал, в ушах шумело, и он снова стал проваливаться в дрему. И тут же нахлынули воспоминания, что привели его этой ночью на край борта «Касатки». Покрытую чешуей руку жгло и ломило, словно повышенная температура тела была непереносимой.

…Интересно, какая температура была у той ящерицы? Наверное, низкая…

…Рождественский подарок от отца… Или отцу… Он же маггл, ему все и всегда интересно… Вот он наблюдает за матчем по настольному квиддичу… Пытается сложить взрывающиеся карты… Примеривается к метле… С восторгом в больших глазах идет с ним в волшебный зверинец… Это и есть подарок — смешной папа… Ему было не особо интересно, но как радовался отец! Ради этого он терпеливо шел вдоль клеток и вольеров… Ради отца он делал и не такое… Смешной и добрый человечек… Вокруг одни маги с детьми — и его отец…

Феликс улыбнулся сухими губами, на грани сна и реальности вспоминая лицо папы, то чувство счастья…

…Крик ребенка, которому чего-то не дали… Неконтролируемая магия… Треск стекла и звон осколков у его ног… Огромный красный ящер, кинувшийся на свободу… И он, стоявший на пути этой свободы… Шесть кровавых полосок на его плече и боку от когтей животного… Крики, растерянность отца…

Он сморщился, по привычке накрывая то место, где когда-то была поцарапанная кожа, а теперь твердый ряд чешуи, под которой горело огнем…

… «Пустяки, царапины»… Отец хмурился… Маггловая больница… «На всякий случай»… Щипало несильно, бинты сковывали… Испуг мамы, когда она вернулась с работы… Визг мамы и вздох отца, когда он снял рубашку, чтобы разбинтовать руку… Бинты… Пока они ехали в госпиталь Вейхвассер, вся рука, правый бок, плечо, шея, бедро и колено покрылись красными чешуйками… Было небольно… Ужас целителя… Его гнев на отца-маггла… «Если бы сразу!»… «Мы остановили процесс, но ничего исправить не можем»…

Он криво ухмыльнулся пустоте: он и тогда ухмыльнулся, потому что не стал делать из этого трагедии. Так необычно! Он тогда еще не понимал всего…

…Зеркало… Справа подбородок, возле самого угла губ, по щеке, кляксой до уголка глаза, под ухом до волос… Сиреневый глаз с узким острым зрачком… Сильная и защищенная даже от огня рука… Нога до щиколотки, колено почти негнущееся… Пальцы руки, как без суставов… Почти несгибающийся локоть… Полоска чешуи на боку к бедру… Чешуя тонкая, прочная, буро-красная, блестящая… И он чудовище…

Феликс застонал, желая вырваться из бреда, но ничего не получилось.

… «Ящер»… «Где ты умудрился?»… «Ты не опасен хоть?»… «Страх-то какой»… И его усмешка, как и раньше, когда вслед неслось «неряха»… «Плюнь, завидуют»… Это был лучший друг, который тоже усмехался… Почти ничего не изменилось… Он даже начал привыкать и получать удовольствие… Тушить свечи о чешую… Засовывать руку в котел… Принимать на плечо заклятия на тренировках… Бладжеры — на плечо… Пугать первогодок, выглядывая из темноты коридора…

— Вот он,— донеслось сквозь вату, и он поморщился: неугомонные.— Может, дать ему пока зелья?

— Какого кальмара у него обморожение?!— резкий голос бил по ушам.

— Обморожение?— почти испуганный писк.

Его дернули за здоровую руку, что лежала на боку. Какая холодная у Омара ладонь…

— Разберемся,— буркнул раздраженный голос.— Воды ему дай, потом зайду…

— Феликс, повернуться можешь?— все тот же тихий голос.

— Ты все еще не поднялся?!— видимо, вернулся Гай.

— Не кричи: у него жар и обморожение, Омар тут ворчал.

— Час от часу не легче,— вздохнул Гай.— Скоро приплывем, Феликс, держись…

… «Держись, Феликс, это просто испытание»… Ее странные взгляды… Она отстранялась от его прикосновений… А потом ее объятия, подаренные его лучшему другу… Их поцелуй в полумраке… Глупые объяснения… Сожаление в глазах друга… Бывший друг, бывшая девушка… Их переплетенные руки… Сколько раз они проходили мимо него за тот июнь, когда все рухнуло? Рухнула вера в любовь, преданность и дружбу…

Он чувствовал, как его, словно куклу, повернули, правая рука гулко стукнулась о край постели. Холодная вода попала в рот, потекла по подбородку…

— У него и лицо немного обморожено,— заметил Гай, а Феликс судорожно глотал воду с закрытыми глазами.

… «Папа ушел» — грустные слова мамы… «Еще в феврале?!»… «Мы не хотели тебя расстраивать заранее»… «Почему он ушел?!»… «Чувствует себя виноватым»… «Папа, почему?»… «У твоей мамы другой»… «Мама?!»… «У твоего отца другая женщина»… Ложь, повсюду ложь… «Я подал в суд, чтобы ты жил со мной»… «Мне через полтора месяца семнадцать»… «По нашим законам ты несовершеннолетний»… «Я волшебник!»… «Ты мой сын, ты будешь жить со мной!»… «Мама!»… «Он ничего не добьется, а пока делай, как постановил Визенгамот»… Жить полтора месяца на два дома… Три дня в одном, три дня в другом… Оба — чужие, полные лжи… Семья тоже оказалась ничем…

— Если Омар докажет, что Феликс выходил наружу, ночью, то всем не поздоровиться,— тихий голос у самого уха.

— Не докажет,— Гай был немного дальше.— Ладно, побудь тут, я пойду и узнаю, скоро ли уже приплывем… Да еще этот первогодка со своим переломом…

— Год начинается замечательно,— горькая усмешка в голосе.

Лучше бы он закончился еще ночью…

«Присмотри за ней, ладно?»… «Не делай глупостей, обещаешь?»… «Пиши, я тебя прошу»… «Обещай, что присмотришь за ней»… «За мной не надо присматривать»… «Помолчи, Эйидль, новая школа — это как новая страна, Феликс, обещай»… «Ладно».

Но он бы прыгнул.

* * *

Она точно знала, что спит, но при этом никак не могла справиться с отвращением и страхом. Она ненавидела и боялась пауков с детства и даже во сне судорожно дышала, глядя на песочного цвета многоногое чудовище, медленно ползущее по тонкой паутине, что держалась несколькими нитями за светлый, почти белый парапет то ли башни, то ли маяка. Паук не обращал на нее никакого внимания, медленно спускаясь — тоненькая паутинка начала увеличиваться, когда он словно позволил себе парить вниз.

И тут Эйидль еле сдержала крик, потому что нитки паутины, что держали ее, такую прекрасную и уникальную, стали беззвучно отрываться от парапета. Одна, вторая, третья — и паутину подхватил жестокий холодный ветер, увлекая вместе с беспомощно висящим пауком вниз, в белую бездну. И она сделала шаг вперед, подставляя ладонь и ежась от ужаса: не из-за паука, а потому, что он так стремительно падал…

— Эйидль!

Она резко села и ударилась лбом о потолок каюты, погруженной в полумрак. Кто-то сдавленно захихикал внизу. Девочка помотала головой и повернулась к стоящей в проходе Хельге:

— Что-то случилось?

— У себя спроси, чего ты так кричишь?— донесся снизу недовольный голос Терезы.— Сначала вваливаешься ночью, как ослепленный тюлень, а теперь еще и орешь, словно тебя режут…

— Тер, хватит,— попросила Хельга, глядя на Эйидль. Исландка пыталась прийти в себя и все потирала руку, на которую ловила паука. Ее немного жгло.— Ты в порядке?

— Да, просто сон плохой приснился,— попыталась успокоить новую подругу Эйидль.— Простите…

— В школе бы одним «простите» не отделалась,— буркнула Адела.— Твой крик бы все крыло перебудил…

— Ладно, давайте еще поспим,— предложила Хельга и, бросив еще один взволнованный взгляд на исландку, вернулась на свою постель, выключая голубоватый свет.

Эйидль легла обратно, закидывая трясущиеся руки за голову и дрожа от испуга. Она повернулась на бок, судорожно думая о том, где сейчас Феликс и что делает. Она страшилась, что он может снова повторить попытку, и надеялась только на то, что внутри «Касатки», без палочки, он вряд ли сможет причинить себе вред.

А в том, что он попытается снова, Эйидль была уверена. Она давно заметила в его взгляде эту отрешенность, обреченность, пустоту. Ее это пугало…

— Вставай, полуночница.

Она и не заметила, как заснула. Хельга трясла ее за руку, мягко улыбаясь.

— Что?

— Подъем, ты уже завтрак проспала, я тебе бутерброд принесла,— девочка протянула новенькой сверток из салфеток и принялась завязывать галстук черного цвета все с той же школьной эмблемой.— Поторопись, через двадцать минут причалим…

— Слушай…— исландка косо посмотрела на копошащихся внизу Аделу и Терезу,— ты… Ящер на завтраке был, ты не видела?

Если Хельга и была удивлена вопросом, то виду не подала:

— Нет, ребята говорили, что он сильно заболел, в каюте за ним присматривают старосты.

— Заболел?

— Угу,— Хельга внимательно смотрела на Эйидль.— У него жар, кашель и обморожение,— и девочка взглядом указала на руки исландки, на которых были явные признаки реакции на сильный мороз.

Эйидль по-детски тут же спрятала руки, но не смогла сдержать улыбку, чего, наверное, не поняла Хельга. Но новость о болезни Феликса принесла надежду — по крайней мере, некоторое время можно спать спокойно, вряд ли он снова решит свести счеты с жизнью. А она пока попытается найти способ ему помешать.

— Выходим! Получаем палочки! Не толпимся!— раздалось за дверью каюты, и девочки тут же задвигались. Эйидль поспешно расчесала волосы, нахлобучила на них берет, схватила мантию и сумку и спрыгнула на пол.

— Идем, посмотрим, как будем заходить в гавань!— улыбнулась ей задорно Тереза и потянула прочь, даже не дав застегнуть туфли.

Эйидль думала, что фраза «заходить в гавань» подразумевала, что они поднимутся на палубу, чтобы видеть процесс, но подруга потянула ее в противоположную лестнице сторону, явно спеша.

Они буквально влетели в довольно просторное по сравнению с каютами помещение в носу корабля, и Эйидль замерла, забыв даже о том, что хотела что-то спросить, так и оставшись стоять с открытым ртом.

Два борта, что образовывали тут угол носа, оказались наполовину прозрачными, почти во всю высоту стен комнаты. Открывавшаяся картина сначала пугала, потому что приходило осознание, что они глубоко в ледяной воде, а стекло может и не выдержать. Постепенно страх проходил, возвращалось понимание, что корабль наполнен заклинаниями, да и совершает он этот путь далеко не впервые. И тогда она шагнула ближе, оставив на полу сумку и мантию.

Через окна была видна бурлящая жизнь холодного океана, вода хрустально-зеленого оттенка, местами синяя или серая. Множество красок и оттенков холода окружали движущуюся «Касатку». Эйидль вплотную подошла к стеклу, но дна не было видно. Вокруг — лишь водная плоть, в которой иногда проскальзывали странные растения, водоросли, мелкие рыбешки. Было тяжело отвести глаза, в горле застряли слова, но девочка даже не знала какие.

— Смотри!— Тереза встала рядом и указала рукой куда-то вправо. Сначала Эйидль ничего не заметила, а потом охнула: они плыли прямо на огромную подводную скалу, что росла с каждой минутой, растворяя хрустальную синеву воды в коричнево-черной своей поверхности, что отвесно спускалась откуда-то сверху и терялась внизу. Постепенно скала заслонила все перед иллюминаторами.

— Мы не разобьемся?— испуганно спросила исландка, но Тереза лишь усмехнулась. Эйидль не отрывала взгляда от растущей подводной горы, что уже занимала все пространство в окнах-иллюминаторах, и, наконец, увидела то, что тут же развеяло опасения: они плыли прямо на темную дыру в скале. Черная, словно пасть какого-то чудовища, она при еще более близком рассмотрении, и оказалась пастью — дракона, открытой и готовой захлопнуться за нырнувшей в нее жертвой. Какой искусный мастер вырезал в камне такую совершенную в деталях голову дракона, с огромными острыми клыками и слепыми глазами, что с угрозой смотрели в дали холодного океана? Присмотревшись, девочка увидела, что по бокам от этой пасти есть еще две — поменьше, с другими выражениями глаз и, наверное, другой породы, такие же идеально красивые и почти живые…

Эйидль едва дышала, глядя, как пасть дракона поглощает их — «Касатка» медленно вошла в дыру, и все потонуло во мраке.

Исландка не успела испугаться: вода постепенно начала светлеть, пропуская блики сверху, корабль явно поднимался.

— Идем, теперь все самое интересное наверху!— хихикнула Тереза и поспешила покинуть комнату. Эйидль еще раз взглянула в окно-иллюминатор и подобрала с пола свои вещи, сгорая от нетерпения увидеть, наконец, загадочную школу Дурмстранг.

Школа Дурмстранг была основана тремя гномами в те древние времена, когда гоблины начинали свои первые войны, а великаны жили повсюду, водя на длинных стальных цепях драконов-хранителей. В то время гномы были самыми преданными и самыми лучшими служителями волшебников — волхвов, строя для них замки и подземные убежища, где маги не раз находили приют и защиту в годы лихолетий.

Один из великих северных волхвов Святовит, несколько десятилетий подряд бравший к себе в ученики подающих надежды детей, как-то задумался о том, чтобы собрать все юные дарования в одном месте и учить их законам магии и волшебства. И тогда он обратился к одному из своих гномов, не знает ли тот такого скрытного и надежного места.

Остров Драконов был местом опасным и малоизвестным, потерянным во льдах и океанской воде. Говорили, что это упавший с неба сотни веков назад — в начале времен — огромный камень, утопленный и вросший в океанское дно; лишь небольшой верхний край торчал над водной гладью. Высокие скалы, что окружали кусок каменной суши, не давали доступа на заснеженное почти круглый год плато, но в то же время стали приютом для множества видов драконов, что жили в глубоких пещерах и нишах. Мало кто осмеливался высадиться на этот негостеприимный берег, и почти никто уже не возвращался.

На поверхности жить было опасно и холодно, да и слишком заметно для посторонних глаз. Тогда гномы решили спрятать школу и обезопасить самым простым способом — они построили ее под землей…

— Под землей?— испугалась Эйидль, когда они медленно в потоке школьников поднимались по лестнице на палубу.

— Ну, сначала она вся была под поверхностью,— заметила Адела, застегивая мантию,— но с веками многие драконы переселились, некоторые вымерли, оставшихся либо убили, либо приручили…

— Приручили?— исландка чуть не оступилась, сзади кто-то ее поддержал.

— В общем, на поверхности сейчас есть один этаж корпуса и башня «Айсберг», когда не очень холодно, мы там гуляем,— улыбнулась Хельга.— И там находится наш знаменитый зверинец…

Эйидль никогда не слышала о зверинце Дурмстранга, но промолчала. Сверху потянуло теплым воздухом. Послышался уже уловимый звук волн, что бились о борта.

— Все сама увидишь!— Тереза потрепала ее по плечу, предвосхищая следующий вопрос новенькой.— Это тебе не дворец Шармбатона…

Эйидль зажмурилась от яркого света, что вдруг стал ослеплять, падая через дверь, к которой они уже поднялись. Гомон школьников приобретал какой-то странный отзвук, словно многогранное эхо.

— Ох,— прошептала она, сделав первые шаги на высокую палубу, и остановилась, из-за чего позади послышалось недовольное ворчание и ее начали подталкивать вперед.

Она сделала пару шагов к борту, у которого замерла, пытаясь увидеть все и сразу в этой подземной пещере, творении искусных рук.

Касатка застыла недалеко от берега, между еще двумя черными судами, что со спущенными парусами спокойно покачивались на воде. Потолок был куполообразным, высоким и блестящим, потому что в него были вделаны — искусственно или природой — миллионы ледяных кристаллов, что свисали над головами, ловя свет всего трех факелов, отражая его гранями, отбрасывая тысячи разноцветных бликов на воду и тем самым освещая всю пещеру. Вода в свою очередь отражала эту радугу, и казалось, что все пространство светится и переливается, растворяется в этом причудливом сиянии кристаллов.

Когда Эйидль привыкла к блеску темной пещеры, то перевела взгляд на дальнюю ее стену, которая отличалась от остальных. Она поняла, что видит вход в школу, перед которым тянулась широкая каменная пристань, где уже оказались первые ученики, преодолевшие едва видный с борта Касатки трап.

От пристани вверх шли три широкие лестницы: прямая центральная и две боковые, которые начинались почти в одной точке и смыкались возле огромных арочных дверей, широко распахнутых, словно приглашая детей быстрее входить. Но никто не спешил — школьники останавливались на середине лестниц и чего-то ждали.

— Поторопись!— гаркнул у нее над ухом Омар, когда Эйидль приостановилась возле самого трапа. Она вздрогнула и поспешила спуститься на пристань, уже наполовину заполненную детьми. Девочка протиснулась к подножию лестницы и стала разглядывать искусный узор на дверях — множество переплетенных линий, крылья, щиты, пламя… Рисунок завораживал и притягивал…

— Берет поправь,— шепнула откуда-то появившаяся рядом Хельга, и исландка поспешила выполнить ее совет.

— Чего все ждут?

— Приглашения Хранителя,— тихо сказала девочка, глядя вверх, как и все школьники. Пристань и лестницы тонули в красных мантиях и черных беретах.

— Кто это?

Хельга не ответила, указав в сторону дверей.

Эйидль никогда раньше не видела горных гномов, дальних родственников садовых — безобидных и мало на что годных. А в дверях явно появился горный гном — маленького роста, плотный, с длинной рыжей бородой, что он заткнул за пояс коричневого сюртука, с маленькими, глубоко посаженными, глазками, что отражали свет, с большим круглым носом и широкими бровями, что доходили почти до края лихо на нем сидящего школьного берета. В красных ладонях он держал связку ключей на кольце — они тихо позвякивали при каждом шаге гнома.

На пристани воцарилась полная тишина. Темные глаза Хранителя медленно обводили зал, останавливаясь, наверное, на каждом, словно он пытался прочесть что-то на лицах.

— Приветствую вас во владениях Дурмстранг, где гномам покорились буря воды и натиск камня,— заговорил Хранитель глубоким, сильным голосом, что отражался от стен и эхом уходил в воду.— Прежде чем войти, подумайте о том, что ждет вас внутри, кто вы на входе и кем станете на выходе, потому что великий народ гномов лишь построил для вас Храм учения, но от вас зависит, чем вы его наполните. Мы храним мудрость предков и секреты времен, вам же — постигать их и открывать. А всякий, кто пришел посягнуть на Равновесие Темного и Светлого, Земного и Подземного, выйдет через ту же дверь, что и вошел.

Тишина почти звенела. Гном еще раз осмотрел школьников, потом повернулся и встал в дверях. Толпа тут же двинулась, заговорила, ожила.

— Что значит «через ту же дверь, что и вошел»?— спросила впечатленная речью гнома Эйидль у идущих рядом Хельги и Терезы.

Последняя захихикала, и несколько школьников рядом тоже рассмеялись.

— Ну, понимаешь…— начала Хельга, сдерживая улыбку,— гномы были знатными шутниками. Школа представляет собой вырытого в скале, под наклоном лежащего дракона, и три лестницы — это хвост чудовища, ведущий ко входу…— девочка дала Эйидль время, чтобы вообразить картинку, а потом продолжила:— Считается, что мы входим внутрь через… ммм… черный ход, потому что еще глупы и невежественны, а в конце года мы покидаем школу через пасть дракона, через голову…

— А тот, кто «посягнул на Равновесие»,— весело дополнила Тереза, — выметается через то же место, через которое вошел!

Исландка рассмеялась вместе с новыми подругами, но смех их резко оборвался, когда они оказались на верхней ступеньке «хвоста» и под пристальным взглядом Хранителя в общем потоке прошли через высокие резные двери…

— Но…— Эйидль даже испугалась, когда поняла, что его глаза полностью черные, без привычного белка. Жуть какая…

— Он был последним гномом рода Кристальщиков,— шепнула Хельга, когда они прошли в огромный зал, с потолка которого все также свисали кристаллы, освещавшие помещение с помощью трех факелов. На стенах висели гобелены с драконами, щиты, свободное от них место было заполнено все той же резьбой по камню.— Он слеп при свете, но видит в темноте…

— Но тогда как…?

— Никто не знает,— предвосхитила вопрос Эйидль Хельга.— И никто не осмеливается спросить. Кстати, это Нижняя часть туловища, или Низ,— улыбнулась девочка, увлекая Эйидль вперед по залу с гобеленами.— Справа — вход в спальное крыло девочек, правая задняя нога, слева соответственно — жилые помещения мальчиков.

— То есть ученики живут рядом с задним проходом… то есть выходом?— с усмешкой уточнила Эйидль, начиная подниматься по небольшой лестнице на балкон, которого она не заметила раньше, потому что ее внимание привлекали свисающие с него гобелены. Под балконом были еще двери, плотно закрытые, находящиеся в тени.

Девочки рассмеялись и поспешили по балкону к распахнутым дверям, откуда лился голубоватый свет и шум голосов еще более сильный, чем был на лестнице до появления Хранителя.

Эйидль сморгнула, войдя в очередное новое для нее помещение.

— Центральный зал, в простонародье — Желудок,— шепнула Тереза, опять улыбаясь.— Мы тут едим…

Зал был полукруглым, со светло-желтыми стенами, сплошь покрытыми резными рисунками, только в них были вделаны миллионы маленьких кристаллов, которые ловили свет редких факелов, и из-за игры пламени в камнях казалось, будто драконы, единороги, фениксы, кентавры и гиппогрифы двигаются вместе с пламенем факелов, куда-то бегут, прыгают, летят, стреляют из луков. Эта картина так заворожила, что Эйидль снова остановилась, создавая пробку.

— Идем же!— Хельга в нетерпении дернула новую подругу за мантию и увлекла от входа.

Зал был очень большим, и в центре почти по всей его неправильной окружности тянулся стол со скамьями, прерываясь в наиболее узкой части и образовывая подкову — потому что внутри этого почти круга были еще два подобных незаконченных овала-подковы — каждый меньше того, в который он включен. Они словно образовывали амфитеатр, обращенный к постаменту, на котором стоял прямой стол с высокими креслами.

Девочки сели за внешний овал, почти с самого правого края, и Эйидль видела, что самые маленькие и удивленные школьники — сразу видно, первогодки — под руководством высокого парня в красиво сидящем на русой голове берете рассаживались в самом центре зала, вокруг самой маленькой «подковы».

— Преподаватели,— склонилась к Эйидль справа Тереза и кивнула в противоположную той, откуда они пришли, сторону. В куполообразной стене тоже были двери, которые отворились, пропуская десяток волшебников и волшебниц. На них были разноцветные мантии, расшитые зелеными или красными узорами, с гербами школы на рукавах. Эйидль пыталась всех их рассмотреть: здесь были и пожилые маги, и юная волшебница с хитрым блеском в синих глазах, суровая женщина в годах с коротким фиолетовым ежиком, прихрамывающий крупный волшебник с недовольной гримасой на полном лице… Замыкали группу преподавателей ничем не выразительный мужчина в сиреневой мантии и ослепительно красивая женщина, державшая его под руку и улыбавшаяся всем и никому.

— Кто она?— шепотом спросила у Хельги исландка, указывая на прекрасную женщину.

— Вейла,— хмыкнула школьница.

— Она вейла? Не может быть, она же брюнетка.

— Да нет же! Это у нее такое прозвище,— улыбнулась Хельга.— Это профессор Сцилла, преподает Теорию Темных искусств…

— Ого,— как-то не сочеталась солнечная внешность прекрасной волшебницы с ее предметом, включение которого в расписание очень раздражало Эйидль: она была противницей такого рода магии.— А почему тогда Вейла?

— Потому что она всегда прекрасна, как вейла,— хихикнула Тереза, глядя на профессора Сциллу, что садилась почти в центре стола, рядом с неприметным мужчиной, что ввел ее в зал,— но посмотри на нее в гневе…

Исландка предпочла бы не смотреть. Преподаватели расселись по местам — во главе стола оказался тот самый неприметный на первый взгляд мужчина. Он встал и улыбнулся затихшему залу. Улыбка тут же сделала его лицо живым, радостным, полным ласковых морщинок, переливов счастья — не человек, а сгусток радости. Наверное, от одного его вида любой боггарт бы тут же покончил жизнь самоубийством, а патронусы парили бы по залу.

— От имени преподавательского состава приветствую вас в школе Дурмстранг!— прозвучал сильный, глубокий голос мужчины.— Для тех, кто не знает или не помнит, меня зовут профессор Артур Яновских, я ваш директор, а ученики старших курсов еще и имеют удовольствие посещать мой курс Практической Темной Магии…

Эйидль передернуло, хотя директор все еще светился счастьем и радостью.

— Он эмоциональный мим,— шепнула Хельга, чуть склонившись к новенькой,— слышала о таком? Типа метаморфомага, но эмоционального…

— Нет, не слышала.

— Никогда не верь тому, что у него на лице — вот и все,— посоветовала девочка, делая вид, что внимательно слушает приветственную речь профессора Яновских.

— Приятное местечко,— пробурчала себе под нос Эйидль, но тут же поняла, что улыбается в ответ на поддельную радость директора. Хотя почему поддельную? Может быть, он действительно такой радостный, каким кажется…

— …после обеда мы должны обсудить с вами несколько волнующих меня вопросов, поэтому прошу вас по окончании трапезы пройти в Верхний Зал. Приятного аппетита,— и директор сел на свое место.

Эйидль уставилась на стол перед собой, где были лишь кубок и столовые приборы с салфетками. Она уже хотела спросить, в чем шутка, когда зал наполнился шелестом легких крыльев, и девочка заморгала. Она не знала, откуда они появились, но с потолка спускались сотни маленьких созданий с полупрозрачными крыльями. В тоненьких ручках они держали тарелки, на маленьких тельцах были повязаны такие же крошечные фартуки с гербами школы.

Эйидль замерла, когда одно из созданий зависло прямо перед ней, улыбаясь крошечным ротиком на кукольном лице, обрамленном желтыми кудряшками.

— Я фея домашнего очага и хранительница погребов, я верный друг и помощник,— почти пропело существо тихим голосом.— Я буду всегда рядом, если тебе что-то понадобится,— и фея плавно опустила перед девочкой пустую тарелку, потом как-то совсем по-свойски приземлилась на плечо Эйидль и выжидательно на нее посмотрела. Исландка немного испуганно повернула голову, чтобы посмотреть на фею в ответ.— Ну?

— Что «ну»?— не поняла девочка.

— Ты есть будешь или нет?

— Ммм… а тут есть что-то съедобное?— тихо поинтересовалась Эйидль и могла поклясться, что фея закатила глаза.

— Ну, почему мне всегда поручают новеньких?! Одному не успела помахать платком после трех лет мучений, теперь ты…— со вздохом пропищала фея, складывая маленькие ручки на груди.— Ты что ешь? Мясо? Рыбу? Картофель или овощи?

— Ты, что, говорящее меню?— фыркнула исландка, изумленно слушая фею.

— О подземелья гномов! В общем, будешь есть, что дают,— фея хлопнула в маленькие ладошки, и на тарелке перед Эйидль появился запеченный картофель и какое-то мясо в подливе.— Ты ешь, а я буду твои вкусы изучать… Пять лет мне теперь с тобой маяться!

— То есть ты вроде моей личной няньки?— уточнила девочка, беря вилку и начиная жевать мясо.— Очень вкусно…

— У нас по-другому не бывает, рада угодить,— почти ехидно откликнулась фея, потом наклонилась и изучила нашивку на мантии.— Так, значит, Эйидль… Ничего себе имечко тебе родители подобрали… И не говори с набитым ртом! Ты неряшливостью не страдаешь?

— Прости?— девочка проглотила еду и посмотрела снова на фею.

— Ладно, от этого отучим,— фея продолжала деловито изучать Эйидль.— Учти: я не исполняю твои желания, я не джин, я слежу за тем, что бы ты была сыта и согрета, чтобы в назначенный час ты сопела в своей кроватке, вовремя приходила на занятия, не баловалась магией, когда неположено, ну, и по мелочам…

— И кто тут кому шеф?— фыркнула Эйидль, скорчив гримасу. По выражению маленького личика феи было понятно, что вопрос не требует ответа. Голова шла кругом.

— Еще я незаменимый источник информации, которую тебе положено или необходимо знать; карта, энциклопедия и компас в одном наборе,— самодовольно отрапортовала фея, критически осматривая локон волос Эйидль, что выпал из-под берета.— И, кстати, меня зовут Кляйн.

— Очень приятно,— пробурчала Эйидль и вернулась к еде, понимая, что год получится нелегким.

* * *

— Это Верхний Зал, самое важное помещение в школе,— трещала, не переставая, Кляйн, пока Эйидль выбирала себе место в амфитеатре скамеек в зале с колоннами и каменными скульптурами по краям. Зал был огромным, монументальным, с множеством гобеленов и сцен, вырезанных на деревянных панно, с темными нишами и закутками, где ютились скамейки и камины, сейчас не разожженные. Также тут были портреты гномов и волшебников, которые с интересом разглядывали учеников.— Еще его называют Залом Святовита, основателя школы и ее первого директора… Отсюда ты можешь попасть в правое крыло — учебное — и в левое — практическое, а также в Голову, где располагаются комнаты преподавателей, учительская, управление школы и Госпиталь…

— Госпиталь?— Эйидль насторожилась. Все эти переживания, связанные с новой школой, а особенно безостановочная болтовня Кляйн, напрочь выветрили из ее головы более важные мысли.— Слушай, а ты знаешь всех здешних фей?

Кляйн фыркнула:

— Конечно.

Исландка осмотрела зал — почти все ученики уже расселись, и только у некоторых на плечах еще сидели их персональные «источники информации», в основном это были первогодки. В зале стоял гул голосов — все ждали появления директора.

— Тогда, может быть…— Эйидль огляделась по сторонам, но сидевшие рядом с ней студенты яро обсуждали какой-то «классовый переход» и не обращали на нее внимания.— Может, ты знаешь фею Феликса Цюрри?

— Ммм… Семигодки, который сейчас в госпитале?

— Он в госпитале?— почти с облегчением откликнулась девочка и тут же напряглась, потому что в Зале появились директор и профессор Сцилла. Они поднялись на постамент между двумя колоннами, перед тремя красивыми скульптурами — бородатого волшебника, гнома и дракона.

— Итак, пришло время кое-что обсудить,— спокойно заговорил профессор Яновских, лицо его переполняли тревога и забота. Эйидль пришлось напомнить себе, что это может быть всего лишь маска, хотя ей до сих пор было непонятно, зачем это директору надо.— Сначала о том, что произошло на пути в школу…

По Залу прокатилась волна шепота, до Эйидль донеслось отчетливое «Ящер»…

— Наш любимый сеньор Омар до сих пор теряется в догадках, каким образом ученик смог получить воспаление легких и обморожение, находясь внутри корабля,— голос директора звучал заботливо и немного недоумевающе.— Некоторое расследование, что провели наши друзья гномы на борту, могут привести к мысли, что двое наших учащихся, несмотря на все запреты, оказались ночью на палубе, подвергая свои жизни опасности… Имя второго ученика мы пока так и не выяснили,— Эйидль быстро подсунула под себя ладони, а Кляйн подозрительно на нее покосилась.— Если кто-то из вас располагает какой-либо информацией по этому происшествию, просим обязательно обратиться либо к старостам, либо к администрации… Ради вашей же безопасности…— голос и выражение лица директора были такими проникновенными, что так и хотелось ему поверить и рассказать все свои секреты.

— Сядь прямо,— шикнула ей на ухо Кляйн, заставляя прийти в себя.

В Зале царила полная тишина, никто не шевелился. Профессора медленно обводили взглядами учеников, ожидая, что виновный все-таки сознается.

— Ладно,— словно сдался директор, чуть расслабляясь.— У нас есть еще более важные вещи для обсуждения… Внесите ящик…

Эйидль чуть напряглась, потому что два гнома внесли в зал знакомый ей уже предмет: именно этот ящик так бережно грузили ночью на борт Касатки.

— В этом году наша школа удостоилась чести принимать у себя легендарный Турнир Трех Волшебников,— светясь гордостью и счастьем, проговорил профессор Яновских. Ученики зашептались, кто-то захлопал в ладоши.— Если кто-то не знает, что это такое и с каким блюдом подается — советую обратиться с вопросом к вашим личным помощникам. А теперь — к главному…

Эйидль читала о Турнире, и ей не требовалось объяснений феи: она следила за реакцией зала, где царило возбуждение и предвкушение. Профессора улыбались, ожидая, когда стихнет восторг.

— Через два дня к нам прибудут гости из Хогвартса и Шармбатона, и в тот же день на сутки мы зажжем легендарный Кубок Огня,— и директор взмахнул палочкой в сторону темного ящика — его тут же осветили несколько факелов.— Кубок выберет Чемпионов и свяжет их магическим договором, который нельзя будет разорвать или переписать… Поэтому все, кто уже мысленно положил в Кубок свое имя, — а это могут быть только студенты, достигшие семнадцати лет, — должны еще раз подумать… Назад дороги уже не будет…

Ученики замолчали, пристально глядя на серьезного как никогда директора. Тот опять оглядел весь Зал, а потом кивнул:

— Хорошо. Вся остальная информация будет вам доступна, когда к нам прибудут гости. Для них будут открыты два уровня Низа, но вам туда вход строго воспрещен. А теперь я призываю вас разойтись до ужина по своим комнатам, чтобы разложить вещи и приготовиться к завтрашним занятиям, что начнутся по расписанию. Ваши списки предметов и их часы будут, как всегда, переданы в руки личных помощников. Идите,— директор повернулся к молчавшей профессору Сцилле, и они вместе подошли к ящику, в котором хранился Кубок Огня.

— Идем,— буркнула Кляйн, чуть тыкая Эйидль рукой в шею.

— Слушай, а ты можешь увидеть фею Феликса и узнать, как у него дела?— девочка поднялась и в общем потоке направилась к выходу на балкон.

— С чего бы это? Или чувство вины за сообщничество не дает покоя?

— Так можешь или нет?— с нетерпением спросила Эйидль, останавливаясь на выходе в почти пустом Зале.

— Ладно…— Кляйн задумалась.— А ты жди меня вон в той нише — я еще должна устроить тебе экскурсию, потеряешься еще… Я быстро.

— Спасибо,— прошептала вслед фее девочка и зашла за колонну, куда ей указала Кляйн. Тут было почти темно, лишь один луч ложился на пол и преламывался на стену, где был изображен лежащий дракон с книгой между передними лапами. Эйидль залюбовалась рисунком, когда из тени вдруг вышел высокий и худой мальчик лет семнадцати.

— Ой!— пискнула от испуга Эйидль.

— Прости, не хотел тебя напугать,— улыбнулся парень, и на его худой щеке появилась ямочка. Он говорил с безупречным английским акцентом, чего в этой школе она пока еще не встречала. В полумраке из-за стекол странных очков-половинок весело блестели темные глаза. На мальчишке не было ни берета, ни красной мантии — рубашка, галстук, жилет с незнакомой Эйидль эмблемой.— Послушай, это касается Феликса…

— Феликса?— переспросила девочка, озираясь. Как он узнал?

— Да, слушай внимательно, это очень важно,— мальчик приблизился и опять улыбнулся.— Ты обязательно должна бросить имя Феликса в Кубок Огня. Слышишь — обязательно!

— Но зачем? Он ведь…

— Поверь, если ты этого не сделаешь, у тебя не будет шансов спасти его. И тогда в следующий раз он прыгнет.

— Откуда ты знаешь?— испуганно прошептала Эйидль.

— Просто поверь. А теперь иди,— и странный мальчик отошел обратно в тень, что его опять не стало видно.

— Эй, ты где тут?— раздался звонкий голосок Кляйн. Фея влетела в нишу и поманила ее пальцем:— Идем, по пути все расскажу…

Эйидль помедлила, глядя в темноту, но никого не увидела.