Война Драконов: секреты Дурмстранга (гет)

* * *

— Эй, посторонись, первогодки!

Она еле успела отскочить, чтобы идущий напролом мощный парень не столкнул ее с пирса в воду.

— Обормот,— фыркнула стоявшая рядом с ней школьница, поправляя лихо сидевший на ее русых волосах берет.— Ты цела?

— Да,— она еще отодвинулась от перил, через которые вполне могла кувырнуться. Никакой техники безопасности…

— Хельга,— представилась девочка, с ног до головы оглядывая ее.

— Эйидль,— немного с вызовом назвалась она, небрежно держа в руке берет.

— Как, прости?— в голосе новой знакомой послышался интерес.

— Эй-идль,— повторила она, привыкшая к подобной реакции жителей континента, но это все равно раздражало.— Я исландка…

— О Мерлин, занесло же тебя,— фыркнула Хельга, махая кому-то рукой.— Не тушуйся, мы новеньких не обижаем… А где раньше училась?

— В Шармбатоне,— тоскливо призналась Эйидль.

— Понятно… Перевели?

— Мы переехали,— пожала плечами исландка, обводя взглядом такую чуждую ей обстановку. Она чувствовала себя совсем неуютно на этой широкой пристани, среди бушующей толпы школьников в беретах и утепленных красных мантиях. Отовсюду бросались в глаза гербы новой школы: щит с изображением заснеженных скал и сидящий перед ним дракон с палочкой в зубах.

— Идем, пора,— новая знакомая потянула ее по пристани.— А то окажемся разделены…

Эйидль подхватила свою школьную сумку и поспешила в ту же сторону, что и все остальные школьники — к морю. Оттуда тянуло холодом и солью, чайки громко кричали, иногда ныряя в волны.

— Опять в бурю попадем,— проворчал какой-то мальчишка, шедший впереди. Эйидль оглядывалась, пыталась заметить единственное знакомое ей здесь (кроме Хельги теперь) лицо, но все тонуло в черных беретах и красных мантиях.

— В очередь, в очередь!— кричал кто-то впереди простуженным голосом.— Кто будет создавать сутолоку, поплывет на своих веслах…

Приятная атмосфера, ничего не скажешь, подумала девочка, закутываясь в шарф и потирая руки. Хельга опять усмехнулась и увлекла их в середину образовавшегося хвоста, что тянулся вперед по пристани.

— Знакомьтесь,— новая знакомая пристроилась к еще двум девушкам, которые смеялись, глядя на кого-то впереди.— Адела,— она указала на тоненькую девочку с темно-русой косой и цепкими карими глазами,— и Тереза,— названная школьница крутила на пальце одну из многочисленных светлых кудряшек и задорно улыбалась,— это… прости, я опять…

— Эйидль,— со вздохом повторила исландка, кивая новым знакомым.

— Располагайся,— фыркнула Тереза, поправляя косо надетый берет, и, кивнув на головной убор новенькой, тихо проговорила:— Лучше надень, иначе Омар тебя на борт не пустит…

— Омар?

Все три школьницы рассмеялись, и Эйидль поняла, что объяснений ждать не приходится. Очередь двигалась довольно живо, и вскоре девочка уже увидела то, куда они так стремились.

Над пристанью материализовался огромный трехмачтовый корабль, черный, словно залитый смолой, со странными витиеватыми узорами, обвивавшими торчащий из воды борт кровавыми линиями. На глазах нескольких сотен школьников белоснежные паруса медленно расправлялись, поднимаясь все выше, в хмурое небо надвигающейся бури. На фоне этого чудовища сновавшие по палубе люди казались муравьями.

— Не волнуйся,— похлопала ее по плечу одна из новых подруг,— ты даже ветра не почувствуешь…

Эйидль поверила на слово, потому лишь кивнула. Через минуту они уже стояли возле широкого трапа, по которому потоком двигались ученики…

— Правда, что нам плыть почти сутки?— спросила Эйидль, когда они с девочками под пристальным взглядом массивного мужчины в одной майке и шортах начали подниматься на борт. Видимо, это и был упомянутый Омар…

— Меньше, часов восемнадцать, умереть со скуки не успеешь,— засмеялась Адела, перекидывая свою сумку на другое плечо.— Мы дольше всех добираемся, другие две «Касатки» только несколько часов плывут…

Касатка, про себя фыркнула исландка, делая первый шаг на палубу.

— Не останавливаемся, проходим!— кричал Омар сзади, и Хельга увлекла новую знакомую за собой в низкий проход, за которым скрывалась узкая лестница, что уходила вниз-вниз-вниз, в едва различимый мрак огромного брюха судна.

— Первогодки — нижний уровень, второй год — третий уровень, третьекурсники — на пятом, четвертый год — на втором, пятый курс — на четвертом, старшекурсники занимают шестой и седьмой уровни. Ужин в восемь часов,— все время повторялся какой-то механический голос в утробе «Касатки».— Не задерживаемся на лестнице и в коридорах… До ужина сдать палочки дежурному по уровню…

— Зачем?— испугалась Эйидль, стараясь не упасть с лестницы.

— Представь, что какой-то гений взорвет что-то внутри… Пусть тут все пронизано защитными заклинаниями, но оказаться на глубине с дырой в обшивке никому особо не хочется.

— На глубине?! Мы под водой поплывем?

— Добро пожаловать в мир приключений,— рассмеялась Тереза, исчезая с лестницы. Четыре девочки отделились от нестройной толпы школьников и оказались в тесном, хорошо освещенном голубоватым светом коридоре, в который выходило бесчисленное множество дверей. На стене большими кровавыми буквами было написано: «Уровень пять, третий год обучения». Коридор терялся вдали, и Эйидль понимала, что это невозможно — корабль снаружи был меньше…

— Никогда не сталкивалась с заклинанием Расширения Пространства?— усмехнулась Хельга, толкая одну из дверей и заходя внутрь.— Привыкай… Правда, иногда они экономят…

Каюта была немного тесновата для четверых, по бокам в два яруса — кровати со сложенными теплыми одеялами, столик — вот и все. Да, роскошь…

— Не впечатляет после Шармбатона?— Адела быстро скинула обувь и легко взобралась на верхнюю кровать, где стала снимать мантию.

Исландка промолчала и последовала примеру Аделы, немного неловко поднимаясь на ярус.

— Давайте поваляемся, а там уже и время ужина,— мечтательно заметила Тереза, с ходу падая на кровать внизу и блаженно потягиваясь.— А ты, Эй…

— Эйидль,— подсказала исландка.

— Нет, прости, но мне такого не произнести и не запомнить, так что ты будешь Эй,— хихикнула Тереза.— Так вот ты пока можешь нам рассказать, за какие такие заслуги тебя к нам отослали.

— Я уже могу снять этот чертов берет?— спросила Эйидль.

— Нет, не стоит,— усмехнулась Хельга, занимая последнюю свободную кровать. Увидев отвращение на лице новенькой, она рассмеялась:— Добро пожаловать в Дурмстранг!

* * *

— Слушай, а ты не больно разговорчивая,— заметила Тереза, когда они вышли из каюты и в общем потоке начали подниматься по лестнице.— Так ничего о себе и не рассказала…

— А что рассказывать?— пожала худыми плечиками Эйидль, стараясь крепко держаться за перила.— Моя мама умерла несколько лет назад, а папа… он весной встретил другую женщину… ну, и мы к ней переехали… Пришлось сменить школу…

— Занимательно,— хмыкнула Адела, идущая позади.— Ты, наверное, самую интересную историю можешь превратить в сказку для скорейшего засыпания…

Эйидль опять лишь пожала плечами. Вскоре они свернули с лестницы и оказались в огромном помещении, наполненном запахом пищи и голубоватым светом. Столы были протянуты параллельно входу, во всю ширину, и на них уже дымились темно-коричневые миски.

— И что это?— поморщилась исландка, когда они все вместе сели в середине зала.

— Каша: питательно и хорошо согревает.

— И это съедобно?— усомнилась девочка, осторожно опуская ложку в густую и на вид клейкую пищу.

— Вполне,— улыбнулась Хельга.— Не волнуйся, в школе кормят лучше, а тут меню не очень разнообразят,— и она начала с аппетитом уплетать ужин.

Мимо прошла группа мальчиков, которые быстро разговаривали на незнакомом исландке языке.

— Правда, что в школе все преподают на английском?— спросила Эйидль.

— Конечно,— кивнула Хельга.— Ну, вообще-то основана она была очень давно гномами для восточных волшебников, что тогда ими правили… Поэтому очень долго там преподавали только на их древнем языке — славянском. Правда, чуть позже, веков эдак семь назад, где-то в Сибири построили новую школу, а Дурмстранг был объявлен пограничной зоной, куда стали принимать и восточных, и западных магов…

— Да, и долгое время сохранялись две коммуны,— поддержала рассказ подруги Адела,— восточная, которой преподавали на том же славянском, что позже заменили русским, и западная — на латыни, которая постепенно заменялась английским…

— А поскольку в школу стали принимать магов со всего мира, а русскоязычные — восточные — волшебники посылали своих детей в Сибирскую Академию, особенно в последние лет сто двадцать, то уже где-то около века все школьники Дурмстранга обязаны владеть английским и в школе запрещено говорить на другом языке…

— И где…— Эйидль немного заинтересовала история школы, о которой она, по сути, вообще ничего не знала.

— Слышали?— рядом с девочками приземлился ничем не примечательный мальчик, только под глазом у него был синяк.

— Сплетня последнего часа?— фыркнула Тереза, и только тут Эйидль заметила, что новоприбывший очень на нее похож.

— Не сплетня: дежурный по этажу сказал, что ночью будем делать где-то остановку и даже всплывать — груз какой-то секретный будем брать на борт,— мальчик лихо начал уничтожать кашу, потом пристально посмотрел на Эйидль:— С прибытием! Как перенесла первое погружение?

— Да спала она, как убитая,— улыбнулась Адела, отодвигая тарелку.

— Слабенькая,— почему-то заметил мальчик.

— Воздух «Касатки» пронизан магией,— объяснила Хельга, увидев немного озадаченный взгляд исландки.— А поскольку мы в замкнутом пространстве, он просто концентрирован, и с непривычки всегда хочется спать… Первогодки вообще редко даже на завтрак являются… Их растолкать можно только после всплытия…

— Милое местечко,— пробормотала себе под нос Эйидль, осмеливаясь проглотить первую ложку нового для нее блюда. Не так отвратительно, как кажется… Она резко подняла голову, когда заметила в другом конце столовой, у самого выхода, среди океана незнакомцев знакомое ей лицо.

Рядом засмеялись Тереза и Адела.

— Что? Пугающе выглядит, да?— видимо, они заметили взгляд Эйидль, брошенный на только что вошедшего в помещение мальчика.— Раньше все звали его просто «Неряхой», а теперь он у нас Ящер-Неряха…— Тереза опять рассмеялась, глядя, как мальчик медленно садится за стол и берет ложку левой рукой.— А вообще он безобидный, только немного того…

— Он не того,— тихо проговорила исландка, угрюмо взглянув на веселящуюся однокурсницу.

— Да? Ты его знаешь?

— Немного,— Эйидль отвела взгляд и отодвинула даже наполовину не опустошенную миску.

— Тогда ты знаешь, что он того,— фыркнула Адела.— Он и раньше был не ахти какой, а с тех пор, как стал Ящером, так вообще сдвинулся…

— Ну, если бы твоя любимая девушка ушла к твоему лучшему другу, ты бы как на его месте себя чувствовала?— вклинился мальчик, похожий на Терезу.

— А если бы твой парень наполовину покрылся чешуей, ты бы как на ее месте поступил?— подняла брови Адела.

Мальчик лишь пожал плечами:

— Ты ее защищаешь, потому что она твоя старшая сестра,— почти обвиняющее заметил он.— Ящер не заслужил такого…

— Пошел ты, еще маленький, чтобы разбираться,— отмахнулась от него Тереза.— Эй, ты чего?

Эйидль резко встала и поспешила уйти из этой компании, больше всего на свете сейчас желая оказаться в Шармбатоне или дома, в Исландии. Проходя мимо стола, за которым был только что обсуждаемый ими мальчик, она украдкой посмотрела на него — Ящер сидел отдельно от всех и ничего не ел, уставившись в одну точку решительным и одновременно пустым взглядом.

Она вздохнула и почти выбежала на лестницу, вспоминая его глухой, ломающийся голос, сковывавший льдом пустоты и обреченности: «Это все из-за вас».

Я не виновата, шептала она, почему-то карабкаясь вверх, а не спускаясь. У самой двери, что была плотно закрыта и мерцала из-за заклинаний, она остановилась и огляделась. Рядом была темная ниша, куда девочка и села, спрятавшись от посторонних глаз. Содрала с головы берет и закрыла им лицо, давая волю слезам.

* * *

Она проснулась от того, что в нос ударил холодный соленый воздух. Открыла глаза и тут же поняла, где она и почему дует ветер. Значит, слова мальчишки о том, что они будут всплывать, оказались вовсе не слухами.

Она почувствовала, что замерзла, и впервые с благодарностью надела на голову берет. На ней не было мантии, ноги и руки успели заледенеть. Видимо, Касатка уже недалеко от Ледовитого океана, где, по слухам, и вмерзла в землю школа.

Дверь на палубу была приоткрыта, оттуда доносился шум волн, что разбивались о могучие бока «Касатки», вой ветра и еле слышные голоса людей. Скрежетало что-то, напоминавшее крутящееся колесо или лебедку.

Эйидль поднялась на ноги и подышала на руки. Ей было любопытно, что за груз решили принять на борт и где. Она сделала шаг к двери, готовая в любой момент убежать, если ее кто-то заметит, и выглянула.

Ночная мгла была нарушена несколькими фонарями, что бросали отсветы на снежные холмы возле правого борта. Слева — мгла. Возле ламп суетились несколько тепло одетых волшебников — они действительно управляли лебедкой и периодически просили друг друга быть осторожными. Видимо, поднимали они что-то ценное. Их голоса глушил ветер, снег, что лежал на холмах, иногда вдруг поднимался ввысь столбом. Это было завораживающе знакомо. Сердце сжалось из-за тоски по дому…

Она продрогла до самых костей и уже собиралась юркнуть внутрь и пойти в свою каюту, когда случайный луч света от фонаря скользнул по левому борту и осветил его. Эйидль заглушила в себе крик протеста и тут же бросилась к темному уже краю палубы, не в силах забыть силуэт, что стоял на самом краю и готовился шагнуть за него — во власть ледяных бушующих волн.

— Нет!— хотела крикнуть она, но лишь пискнула, хватая силуэт за свитер и потянув на себя.— Ты не сделаешь этого, Феликс!

От неожиданности он не удержался и опрокинулся назад, на нее. Было больно — так, что потемнело в глазах, но слезы — облегчения — выступили от того, что она его увидела и остановила. Теперь он может на нее кричать, если хочет…

Он откатился и тут же вскочил на ноги, во мраке она не видела его лица, лишь свет фонарей с другого борта иногда отражался от мутно-красной чешуи, что покрывала правую половину его худого тела. Кажется, их падение никто не заметил.

Феликс молчал, отступая, и Эйидль вскочила и опять вцепилась в его свитер, пытаясь умоляюще посмотреть в его глаза, но было слишком темно, а руки так окоченели, что едва сжимались.

— Я прошу тебя, Феликс, не делай этого…— тихо просила она, потянув за собой к светящейся двери. В голосе послышались слезы — опять.— Ты не можешь… Ты обещал!

Он молчал и не двигался, и девочка еще сильнее потянула его, с ужасом думая о том, что если бы она не была тут, Феликс бы прыгнул…

— Я тебя умоляю,— прошептала она, ощущая, как горячие слезы на щеках тут же остывают.— Пожалуйста, не делай этого… Ведь ты ей обещал… Ты не можешь…— Эйидль бормотала ничего незначащие для него слова, она знала, что Феликсу все равно, что она говорит, но все равно не могла остановиться, потому что боялась, что он оттолкнет и все-таки прыгнет в воду.

Парень резко подался вперед и коснулся ее лица правой рукой, отчего она тут же вздрогнула и отшатнулась. Жесткие чешуйки оставили царапины на ее щеке. Он безжалостно отцепил ее руки от своего свитера и кинулся в сторону двери, словно призрак.

— Спасибо,— прошептала Эйидль, прижимая к себе окоченевшие руки и уже не сдерживая рыданий.— Спасибо…

* * *

— Феликс, что б тебя! Вставай, я сказал!

Только тут он понял, что его трясут за мантию. Поворачиваться не хотелось.

— Слышишь?!

Не услышать трудно.

— На завтрак, кому говорю!

— Я не голоден,— простуженным горлом ответил он.

— Мне плевать! Вставай, или я тебя скину, осёл!

Очень драматично.

— Гай, ты чего так орешь?

Ну, теперь у нас и зрители.

— Пытаюсь одного придурка с кровати сдернуть,— пробурчал Гай, и Феликс даже мог точно сказать, что парень стоит, сложив на груди руки и хмурится.

— Оставь, там первогодка с лестницы упал, помощь нужна.

— Как всегда,— усталый вздох. Нелегко быть старостой седьмого года.— Не оставляй его в покое, пока не поднимется.

Нет, оставьте.

— Феликс,— голос мягкий, девичий, рука тоже мягкая. Уж лучше бы Гай его по спине колотил.— Ну, перестань ты прятаться…

— Я не голоден,— повторил он и закашлял.

— Черт, у тебя же жар!— мягкая рука на миг прижалась к его шее, и он дернулся, ударившись лбом о стену.— Как ты умудрился? Пойду искать Омара… Не переживай: через три часа будем в школе…

Он и не переживал. Скорее, надеялся. От простуды умирают? Хорошо бы…

— Феликс…

— Да уйди ты уже!— хрипло прикрикнул он. Потом было обиженное сопение, и хлопнула дверь каюты.

Тишина. Она окружала его всю ночь, он никак не мог заснуть. Дремал, но это было еще хуже, потому что тогда сознание выходило из-под контроля. В остальное время он обдумывал лишь одно — как и когда?

Было так странно неправдоподобно. Говорили, что нужно возненавидеть себя, чтобы уничтожить. Он не ненавидел себя. Просто не видел смысла жить дальше.

Для чего? Еще девять месяцев назад был смысл. Еще в июле, даже тогда, он находил его. А теперь нет. Он искал, старательно искал, но находил лишь предательство и ложь. Ни во что не верил, никому не верил.

И он бы прыгнул, если бы не она! Он и ей не верил, в особенности ей, но почему-то ее слова остановили. Он не хотел разбираться, почему.

Жар нарастал, в ушах шумело, и он снова стал проваливаться в дрему. И тут же нахлынули воспоминания, что привели его этой ночью на край борта «Касатки». Покрытую чешуей руку жгло и ломило, словно повышенная температура тела была непереносимой.

…Интересно, какая температура была у той ящерицы? Наверное, низкая…

…Рождественский подарок от отца… Или отцу… Он же маггл, ему все и всегда интересно… Вот он наблюдает за матчем по настольному квиддичу… Пытается сложить взрывающиеся карты… Примеривается к метле… С восторгом в больших глазах идет с ним в волшебный зверинец… Это и есть подарок — смешной папа… Ему было не особо интересно, но как радовался отец! Ради этого он терпеливо шел вдоль клеток и вольеров… Ради отца он делал и не такое… Смешной и добрый человечек… Вокруг одни маги с детьми — и его отец…

Феликс улыбнулся сухими губами, на грани сна и реальности вспоминая лицо папы, то чувство счастья…

…Крик ребенка, которому чего-то не дали… Неконтролируемая магия… Треск стекла и звон осколков у его ног… Огромный красный ящер, кинувшийся на свободу… И он, стоявший на пути этой свободы… Шесть кровавых полосок на его плече и боку от когтей животного… Крики, растерянность отца…

Он сморщился, по привычке накрывая то место, где когда-то была поцарапанная кожа, а теперь твердый ряд чешуи, под которой горело огнем…

… «Пустяки, царапины»… Отец хмурился… Маггловая больница… «На всякий случай»… Щипало несильно, бинты сковывали… Испуг мамы, когда она вернулась с работы… Визг мамы и вздох отца, когда он снял рубашку, чтобы разбинтовать руку… Бинты… Пока они ехали в госпиталь Вейхвассер, вся рука, правый бок, плечо, шея, бедро и колено покрылись красными чешуйками… Было небольно… Ужас целителя… Его гнев на отца-маггла… «Если бы сразу!»… «Мы остановили процесс, но ничего исправить не можем»…

Он криво ухмыльнулся пустоте: он и тогда ухмыльнулся, потому что не стал делать из этого трагедии. Так необычно! Он тогда еще не понимал всего…

…Зеркало… Справа подбородок, возле самого угла губ, по щеке, кляксой до уголка глаза, под ухом до волос… Сиреневый глаз с узким острым зрачком… Сильная и защищенная даже от огня рука… Нога до щиколотки, колено почти негнущееся… Пальцы руки, как без суставов… Почти несгибающийся локоть… Полоска чешуи на боку к бедру… Чешуя тонкая, прочная, буро-красная, блестящая… И он чудовище…

Феликс застонал, желая вырваться из бреда, но ничего не получилось.

… «Ящер»… «Где ты умудрился?»… «Ты не опасен хоть?»… «Страх-то какой»… И его усмешка, как и раньше, когда вслед неслось «неряха»… «Плюнь, завидуют»… Это был лучший друг, который тоже усмехался… Почти ничего не изменилось… Он даже начал привыкать и получать удовольствие… Тушить свечи о чешую… Засовывать руку в котел… Принимать на плечо заклятия на тренировках… Бладжеры — на плечо… Пугать первогодок, выглядывая из темноты коридора…

— Вот он,— донеслось сквозь вату, и он поморщился: неугомонные.— Может, дать ему пока зелья?

— Какого кальмара у него обморожение?!— резкий голос бил по ушам.

— Обморожение?— почти испуганный писк.

Его дернули за здоровую руку, что лежала на боку. Какая холодная у Омара ладонь…

— Разберемся,— буркнул раздраженный голос.— Воды ему дай, потом зайду…

— Феликс, повернуться можешь?— все тот же тихий голос.

— Ты все еще не поднялся?!— видимо, вернулся Гай.

— Не кричи: у него жар и обморожение, Омар тут ворчал.

— Час от часу не легче,— вздохнул Гай.— Скоро приплывем, Феликс, держись…

… «Держись, Феликс, это просто испытание»… Ее странные взгляды… Она отстранялась от его прикосновений… А потом ее объятия, подаренные его лучшему другу… Их поцелуй в полумраке… Глупые объяснения… Сожаление в глазах друга… Бывший друг, бывшая девушка… Их переплетенные руки… Сколько раз они проходили мимо него за тот июнь, когда все рухнуло? Рухнула вера в любовь, преданность и дружбу…

Он чувствовал, как его, словно куклу, повернули, правая рука гулко стукнулась о край постели. Холодная вода попала в рот, потекла по подбородку…

— У него и лицо немного обморожено,— заметил Гай, а Феликс судорожно глотал воду с закрытыми глазами.

… «Папа ушел» — грустные слова мамы… «Еще в феврале?!»… «Мы не хотели тебя расстраивать заранее»… «Почему он ушел?!»… «Чувствует себя виноватым»… «Папа, почему?»… «У твоей мамы другой»… «Мама?!»… «У твоего отца другая женщина»… Ложь, повсюду ложь… «Я подал в суд, чтобы ты жил со мной»… «Мне через полтора месяца семнадцать»… «По нашим законам ты несовершеннолетний»… «Я волшебник!»… «Ты мой сын, ты будешь жить со мной!»… «Мама!»… «Он ничего не добьется, а пока делай, как постановил Визенгамот»… Жить полтора месяца на два дома… Три дня в одном, три дня в другом… Оба — чужие, полные лжи… Семья тоже оказалась ничем…

— Если Омар докажет, что Феликс выходил наружу, ночью, то всем не поздоровиться,— тихий голос у самого уха.

— Не докажет,— Гай был немного дальше.— Ладно, побудь тут, я пойду и узнаю, скоро ли уже приплывем… Да еще этот первогодка со своим переломом…

— Год начинается замечательно,— горькая усмешка в голосе.

Лучше бы он закончился еще ночью…

«Присмотри за ней, ладно?»… «Не делай глупостей, обещаешь?»… «Пиши, я тебя прошу»… «Обещай, что присмотришь за ней»… «За мной не надо присматривать»… «Помолчи, Эйидль, новая школа — это как новая страна, Феликс, обещай»… «Ладно».

Но он бы прыгнул.

* * *

Она точно знала, что спит, но при этом никак не могла справиться с отвращением и страхом. Она ненавидела и боялась пауков с детства и даже во сне судорожно дышала, глядя на песочного цвета многоногое чудовище, медленно ползущее по тонкой паутине, что держалась несколькими нитями за светлый, почти белый парапет то ли башни, то ли маяка. Паук не обращал на нее никакого внимания, медленно спускаясь — тоненькая паутинка начала увеличиваться, когда он словно позволил себе парить вниз.

И тут Эйидль еле сдержала крик, потому что нитки паутины, что держали ее, такую прекрасную и уникальную, стали беззвучно отрываться от парапета. Одна, вторая, третья — и паутину подхватил жестокий холодный ветер, увлекая вместе с беспомощно висящим пауком вниз, в белую бездну. И она сделала шаг вперед, подставляя ладонь и ежась от ужаса: не из-за паука, а потому, что он так стремительно падал…

— Эйидль!

Она резко села и ударилась лбом о потолок каюты, погруженной в полумрак. Кто-то сдавленно захихикал внизу. Девочка помотала головой и повернулась к стоящей в проходе Хельге:

— Что-то случилось?

— У себя спроси, чего ты так кричишь?— донесся снизу недовольный голос Терезы.— Сначала вваливаешься ночью, как ослепленный тюлень, а теперь еще и орешь, словно тебя режут…

— Тер, хватит,— попросила Хельга, глядя на Эйидль. Исландка пыталась прийти в себя и все потирала руку, на которую ловила паука. Ее немного жгло.— Ты в порядке?

— Да, просто сон плохой приснился,— попыталась успокоить новую подругу Эйидль.— Простите…

— В школе бы одним «простите» не отделалась,— буркнула Адела.— Твой крик бы все крыло перебудил…

— Ладно, давайте еще поспим,— предложила Хельга и, бросив еще один взволнованный взгляд на исландку, вернулась на свою постель, выключая голубоватый свет.

Эйидль легла обратно, закидывая трясущиеся руки за голову и дрожа от испуга. Она повернулась на бок, судорожно думая о том, где сейчас Феликс и что делает. Она страшилась, что он может снова повторить попытку, и надеялась только на то, что внутри «Касатки», без палочки, он вряд ли сможет причинить себе вред.

А в том, что он попытается снова, Эйидль была уверена. Она давно заметила в его взгляде эту отрешенность, обреченность, пустоту. Ее это пугало…

— Вставай, полуночница.

Она и не заметила, как заснула. Хельга трясла ее за руку, мягко улыбаясь.

— Что?

— Подъем, ты уже завтрак проспала, я тебе бутерброд принесла,— девочка протянула новенькой сверток из салфеток и принялась завязывать галстук черного цвета все с той же школьной эмблемой.— Поторопись, через двадцать минут причалим…

— Слушай…— исландка косо посмотрела на копошащихся внизу Аделу и Терезу,— ты… Ящер на завтраке был, ты не видела?

Если Хельга и была удивлена вопросом, то виду не подала:

— Нет, ребята говорили, что он сильно заболел, в каюте за ним присматривают старосты.

— Заболел?

— Угу,— Хельга внимательно смотрела на Эйидль.— У него жар, кашель и обморожение,— и девочка взглядом указала на руки исландки, на которых были явные признаки реакции на сильный мороз.

Эйидль по-детски тут же спрятала руки, но не смогла сдержать улыбку, чего, наверное, не поняла Хельга. Но новость о болезни Феликса принесла надежду — по крайней мере, некоторое время можно спать спокойно, вряд ли он снова решит свести счеты с жизнью. А она пока попытается найти способ ему помешать.

— Выходим! Получаем палочки! Не толпимся!— раздалось за дверью каюты, и девочки тут же задвигались. Эйидль поспешно расчесала волосы, нахлобучила на них берет, схватила мантию и сумку и спрыгнула на пол.

— Идем, посмотрим, как будем заходить в гавань!— улыбнулась ей задорно Тереза и потянула прочь, даже не дав застегнуть туфли.

Эйидль думала, что фраза «заходить в гавань» подразумевала, что они поднимутся на палубу, чтобы видеть процесс, но подруга потянула ее в противоположную лестнице сторону, явно спеша.

Они буквально влетели в довольно просторное по сравнению с каютами помещение в носу корабля, и Эйидль замерла, забыв даже о том, что хотела что-то спросить, так и оставшись стоять с открытым ртом.

Два борта, что образовывали тут угол носа, оказались наполовину прозрачными, почти во всю высоту стен комнаты. Открывавшаяся картина сначала пугала, потому что приходило осознание, что они глубоко в ледяной воде, а стекло может и не выдержать. Постепенно страх проходил, возвращалось понимание, что корабль наполнен заклинаниями, да и совершает он этот путь далеко не впервые. И тогда она шагнула ближе, оставив на полу сумку и мантию.

Через окна была видна бурлящая жизнь холодного океана, вода хрустально-зеленого оттенка, местами синяя или серая. Множество красок и оттенков холода окружали движущуюся «Касатку». Эйидль вплотную подошла к стеклу, но дна не было видно. Вокруг — лишь водная плоть, в которой иногда проскальзывали странные растения, водоросли, мелкие рыбешки. Было тяжело отвести глаза, в горле застряли слова, но девочка даже не знала какие.

— Смотри!— Тереза встала рядом и указала рукой куда-то вправо. Сначала Эйидль ничего не заметила, а потом охнула: они плыли прямо на огромную подводную скалу, что росла с каждой минутой, растворяя хрустальную синеву воды в коричнево-черной своей поверхности, что отвесно спускалась откуда-то сверху и терялась внизу. Постепенно скала заслонила все перед иллюминаторами.

— Мы не разобьемся?— испуганно спросила исландка, но Тереза лишь усмехнулась. Эйидль не отрывала взгляда от растущей подводной горы, что уже занимала все пространство в окнах-иллюминаторах, и, наконец, увидела то, что тут же развеяло опасения: они плыли прямо на темную дыру в скале. Черная, словно пасть какого-то чудовища, она при еще более близком рассмотрении, и оказалась пастью — дракона, открытой и готовой захлопнуться за нырнувшей в нее жертвой. Какой искусный мастер вырезал в камне такую совершенную в деталях голову дракона, с огромными острыми клыками и слепыми глазами, что с угрозой смотрели в дали холодного океана? Присмотревшись, девочка увидела, что по бокам от этой пасти есть еще две — поменьше, с другими выражениями глаз и, наверное, другой породы, такие же идеально красивые и почти живые…

Эйидль едва дышала, глядя, как пасть дракона поглощает их — «Касатка» медленно вошла в дыру, и все потонуло во мраке.

Исландка не успела испугаться: вода постепенно начала светлеть, пропуская блики сверху, корабль явно поднимался.

— Идем, теперь все самое интересное наверху!— хихикнула Тереза и поспешила покинуть комнату. Эйидль еще раз взглянула в окно-иллюминатор и подобрала с пола свои вещи, сгорая от нетерпения увидеть, наконец, загадочную школу Дурмстранг.

Школа Дурмстранг была основана тремя гномами в те древние времена, когда гоблины начинали свои первые войны, а великаны жили повсюду, водя на длинных стальных цепях драконов-хранителей. В то время гномы были самыми преданными и самыми лучшими служителями волшебников — волхвов, строя для них замки и подземные убежища, где маги не раз находили приют и защиту в годы лихолетий.

Один из великих северных волхвов Святовит, несколько десятилетий подряд бравший к себе в ученики подающих надежды детей, как-то задумался о том, чтобы собрать все юные дарования в одном месте и учить их законам магии и волшебства. И тогда он обратился к одному из своих гномов, не знает ли тот такого скрытного и надежного места.

Остров Драконов был местом опасным и малоизвестным, потерянным во льдах и океанской воде. Говорили, что это упавший с неба сотни веков назад — в начале времен — огромный камень, утопленный и вросший в океанское дно; лишь небольшой верхний край торчал над водной гладью. Высокие скалы, что окружали кусок каменной суши, не давали доступа на заснеженное почти круглый год плато, но в то же время стали приютом для множества видов драконов, что жили в глубоких пещерах и нишах. Мало кто осмеливался высадиться на этот негостеприимный берег, и почти никто уже не возвращался.

На поверхности жить было опасно и холодно, да и слишком заметно для посторонних глаз. Тогда гномы решили спрятать школу и обезопасить самым простым способом — они построили ее под землей…

— Под землей?— испугалась Эйидль, когда они медленно в потоке школьников поднимались по лестнице на палубу.

— Ну, сначала она вся была под поверхностью,— заметила Адела, застегивая мантию,— но с веками многие драконы переселились, некоторые вымерли, оставшихся либо убили, либо приручили…

— Приручили?— исландка чуть не оступилась, сзади кто-то ее поддержал.

— В общем, на поверхности сейчас есть один этаж корпуса и башня «Айсберг», когда не очень холодно, мы там гуляем,— улыбнулась Хельга.— И там находится наш знаменитый зверинец…

Эйидль никогда не слышала о зверинце Дурмстранга, но промолчала. Сверху потянуло теплым воздухом. Послышался уже уловимый звук волн, что бились о борта.

— Все сама увидишь!— Тереза потрепала ее по плечу, предвосхищая следующий вопрос новенькой.— Это тебе не дворец Шармбатона…

Эйидль зажмурилась от яркого света, что вдруг стал ослеплять, падая через дверь, к которой они уже поднялись. Гомон школьников приобретал какой-то странный отзвук, словно многогранное эхо.

— Ох,— прошептала она, сделав первые шаги на высокую палубу, и остановилась, из-за чего позади послышалось недовольное ворчание и ее начали подталкивать вперед.

Она сделала пару шагов к борту, у которого замерла, пытаясь увидеть все и сразу в этой подземной пещере, творении искусных рук.

Касатка застыла недалеко от берега, между еще двумя черными судами, что со спущенными парусами спокойно покачивались на воде. Потолок был куполообразным, высоким и блестящим, потому что в него были вделаны — искусственно или природой — миллионы ледяных кристаллов, что свисали над головами, ловя свет всего трех факелов, отражая его гранями, отбрасывая тысячи разноцветных бликов на воду и тем самым освещая всю пещеру. Вода в свою очередь отражала эту радугу, и казалось, что все пространство светится и переливается, растворяется в этом причудливом сиянии кристаллов.

Когда Эйидль привыкла к блеску темной пещеры, то перевела взгляд на дальнюю ее стену, которая отличалась от остальных. Она поняла, что видит вход в школу, перед которым тянулась широкая каменная пристань, где уже оказались первые ученики, преодолевшие едва видный с борта Касатки трап.

От пристани вверх шли три широкие лестницы: прямая центральная и две боковые, которые начинались почти в одной точке и смыкались возле огромных арочных дверей, широко распахнутых, словно приглашая детей быстрее входить. Но никто не спешил — школьники останавливались на середине лестниц и чего-то ждали.

— Поторопись!— гаркнул у нее над ухом Омар, когда Эйидль приостановилась возле самого трапа. Она вздрогнула и поспешила спуститься на пристань, уже наполовину заполненную детьми. Девочка протиснулась к подножию лестницы и стала разглядывать искусный узор на дверях — множество переплетенных линий, крылья, щиты, пламя… Рисунок завораживал и притягивал…

— Берет поправь,— шепнула откуда-то появившаяся рядом Хельга, и исландка поспешила выполнить ее совет.

— Чего все ждут?

— Приглашения Хранителя,— тихо сказала девочка, глядя вверх, как и все школьники. Пристань и лестницы тонули в красных мантиях и черных беретах.

— Кто это?

Хельга не ответила, указав в сторону дверей.

Эйидль никогда раньше не видела горных гномов, дальних родственников садовых — безобидных и мало на что годных. А в дверях явно появился горный гном — маленького роста, плотный, с длинной рыжей бородой, что он заткнул за пояс коричневого сюртука, с маленькими, глубоко посаженными, глазками, что отражали свет, с большим круглым носом и широкими бровями, что доходили почти до края лихо на нем сидящего школьного берета. В красных ладонях он держал связку ключей на кольце — они тихо позвякивали при каждом шаге гнома.

На пристани воцарилась полная тишина. Темные глаза Хранителя медленно обводили зал, останавливаясь, наверное, на каждом, словно он пытался прочесть что-то на лицах.

— Приветствую вас во владениях Дурмстранг, где гномам покорились буря воды и натиск камня,— заговорил Хранитель глубоким, сильным голосом, что отражался от стен и эхом уходил в воду.— Прежде чем войти, подумайте о том, что ждет вас внутри, кто вы на входе и кем станете на выходе, потому что великий народ гномов лишь построил для вас Храм учения, но от вас зависит, чем вы его наполните. Мы храним мудрость предков и секреты времен, вам же — постигать их и открывать. А всякий, кто пришел посягнуть на Равновесие Темного и Светлого, Земного и Подземного, выйдет через ту же дверь, что и вошел.

Тишина почти звенела. Гном еще раз осмотрел школьников, потом повернулся и встал в дверях. Толпа тут же двинулась, заговорила, ожила.

— Что значит «через ту же дверь, что и вошел»?— спросила впечатленная речью гнома Эйидль у идущих рядом Хельги и Терезы.

Последняя захихикала, и несколько школьников рядом тоже рассмеялись.

— Ну, понимаешь…— начала Хельга, сдерживая улыбку,— гномы были знатными шутниками. Школа представляет собой вырытого в скале, под наклоном лежащего дракона, и три лестницы — это хвост чудовища, ведущий ко входу…— девочка дала Эйидль время, чтобы вообразить картинку, а потом продолжила:— Считается, что мы входим внутрь через… ммм… черный ход, потому что еще глупы и невежественны, а в конце года мы покидаем школу через пасть дракона, через голову…

— А тот, кто «посягнул на Равновесие»,— весело дополнила Тереза, — выметается через то же место, через которое вошел!

Исландка рассмеялась вместе с новыми подругами, но смех их резко оборвался, когда они оказались на верхней ступеньке «хвоста» и под пристальным взглядом Хранителя в общем потоке прошли через высокие резные двери…

— Но…— Эйидль даже испугалась, когда поняла, что его глаза полностью черные, без привычного белка. Жуть какая…

— Он был последним гномом рода Кристальщиков,— шепнула Хельга, когда они прошли в огромный зал, с потолка которого все также свисали кристаллы, освещавшие помещение с помощью трех факелов. На стенах висели гобелены с драконами, щиты, свободное от них место было заполнено все той же резьбой по камню.— Он слеп при свете, но видит в темноте…

— Но тогда как…?

— Никто не знает,— предвосхитила вопрос Эйидль Хельга.— И никто не осмеливается спросить. Кстати, это Нижняя часть туловища, или Низ,— улыбнулась девочка, увлекая Эйидль вперед по залу с гобеленами.— Справа — вход в спальное крыло девочек, правая задняя нога, слева соответственно — жилые помещения мальчиков.

— То есть ученики живут рядом с задним проходом… то есть выходом?— с усмешкой уточнила Эйидль, начиная подниматься по небольшой лестнице на балкон, которого она не заметила раньше, потому что ее внимание привлекали свисающие с него гобелены. Под балконом были еще двери, плотно закрытые, находящиеся в тени.

Девочки рассмеялись и поспешили по балкону к распахнутым дверям, откуда лился голубоватый свет и шум голосов еще более сильный, чем был на лестнице до появления Хранителя.

Эйидль сморгнула, войдя в очередное новое для нее помещение.

— Центральный зал, в простонародье — Желудок,— шепнула Тереза, опять улыбаясь.— Мы тут едим…

Зал был полукруглым, со светло-желтыми стенами, сплошь покрытыми резными рисунками, только в них были вделаны миллионы маленьких кристаллов, которые ловили свет редких факелов, и из-за игры пламени в камнях казалось, будто драконы, единороги, фениксы, кентавры и гиппогрифы двигаются вместе с пламенем факелов, куда-то бегут, прыгают, летят, стреляют из луков. Эта картина так заворожила, что Эйидль снова остановилась, создавая пробку.

— Идем же!— Хельга в нетерпении дернула новую подругу за мантию и увлекла от входа.

Зал был очень большим, и в центре почти по всей его неправильной окружности тянулся стол со скамьями, прерываясь в наиболее узкой части и образовывая подкову — потому что внутри этого почти круга были еще два подобных незаконченных овала-подковы — каждый меньше того, в который он включен. Они словно образовывали амфитеатр, обращенный к постаменту, на котором стоял прямой стол с высокими креслами.

Девочки сели за внешний овал, почти с самого правого края, и Эйидль видела, что самые маленькие и удивленные школьники — сразу видно, первогодки — под руководством высокого парня в красиво сидящем на русой голове берете рассаживались в самом центре зала, вокруг самой маленькой «подковы».

— Преподаватели,— склонилась к Эйидль справа Тереза и кивнула в противоположную той, откуда они пришли, сторону. В куполообразной стене тоже были двери, которые отворились, пропуская десяток волшебников и волшебниц. На них были разноцветные мантии, расшитые зелеными или красными узорами, с гербами школы на рукавах. Эйидль пыталась всех их рассмотреть: здесь были и пожилые маги, и юная волшебница с хитрым блеском в синих глазах, суровая женщина в годах с коротким фиолетовым ежиком, прихрамывающий крупный волшебник с недовольной гримасой на полном лице… Замыкали группу преподавателей ничем не выразительный мужчина в сиреневой мантии и ослепительно красивая женщина, державшая его под руку и улыбавшаяся всем и никому.

— Кто она?— шепотом спросила у Хельги исландка, указывая на прекрасную женщину.

— Вейла,— хмыкнула школьница.

— Она вейла? Не может быть, она же брюнетка.

— Да нет же! Это у нее такое прозвище,— улыбнулась Хельга.— Это профессор Сцилла, преподает Теорию Темных искусств…

— Ого,— как-то не сочеталась солнечная внешность прекрасной волшебницы с ее предметом, включение которого в расписание очень раздражало Эйидль: она была противницей такого рода магии.— А почему тогда Вейла?

— Потому что она всегда прекрасна, как вейла,— хихикнула Тереза, глядя на профессора Сциллу, что садилась почти в центре стола, рядом с неприметным мужчиной, что ввел ее в зал,— но посмотри на нее в гневе…

Исландка предпочла бы не смотреть. Преподаватели расселись по местам — во главе стола оказался тот самый неприметный на первый взгляд мужчина. Он встал и улыбнулся затихшему залу. Улыбка тут же сделала его лицо живым, радостным, полным ласковых морщинок, переливов счастья — не человек, а сгусток радости. Наверное, от одного его вида любой боггарт бы тут же покончил жизнь самоубийством, а патронусы парили бы по залу.

— От имени преподавательского состава приветствую вас в школе Дурмстранг!— прозвучал сильный, глубокий голос мужчины.— Для тех, кто не знает или не помнит, меня зовут профессор Артур Яновских, я ваш директор, а ученики старших курсов еще и имеют удовольствие посещать мой курс Практической Темной Магии…

Эйидль передернуло, хотя директор все еще светился счастьем и радостью.

— Он эмоциональный мим,— шепнула Хельга, чуть склонившись к новенькой,— слышала о таком? Типа метаморфомага, но эмоционального…

— Нет, не слышала.

— Никогда не верь тому, что у него на лице — вот и все,— посоветовала девочка, делая вид, что внимательно слушает приветственную речь профессора Яновских.

— Приятное местечко,— пробурчала себе под нос Эйидль, но тут же поняла, что улыбается в ответ на поддельную радость директора. Хотя почему поддельную? Может быть, он действительно такой радостный, каким кажется…

— …после обеда мы должны обсудить с вами несколько волнующих меня вопросов, поэтому прошу вас по окончании трапезы пройти в Верхний Зал. Приятного аппетита,— и директор сел на свое место.

Эйидль уставилась на стол перед собой, где были лишь кубок и столовые приборы с салфетками. Она уже хотела спросить, в чем шутка, когда зал наполнился шелестом легких крыльев, и девочка заморгала. Она не знала, откуда они появились, но с потолка спускались сотни маленьких созданий с полупрозрачными крыльями. В тоненьких ручках они держали тарелки, на маленьких тельцах были повязаны такие же крошечные фартуки с гербами школы.

Эйидль замерла, когда одно из созданий зависло прямо перед ней, улыбаясь крошечным ротиком на кукольном лице, обрамленном желтыми кудряшками.

— Я фея домашнего очага и хранительница погребов, я верный друг и помощник,— почти пропело существо тихим голосом.— Я буду всегда рядом, если тебе что-то понадобится,— и фея плавно опустила перед девочкой пустую тарелку, потом как-то совсем по-свойски приземлилась на плечо Эйидль и выжидательно на нее посмотрела. Исландка немного испуганно повернула голову, чтобы посмотреть на фею в ответ.— Ну?

— Что «ну»?— не поняла девочка.

— Ты есть будешь или нет?

— Ммм… а тут есть что-то съедобное?— тихо поинтересовалась Эйидль и могла поклясться, что фея закатила глаза.

— Ну, почему мне всегда поручают новеньких?! Одному не успела помахать платком после трех лет мучений, теперь ты…— со вздохом пропищала фея, складывая маленькие ручки на груди.— Ты что ешь? Мясо? Рыбу? Картофель или овощи?

— Ты, что, говорящее меню?— фыркнула исландка, изумленно слушая фею.

— О подземелья гномов! В общем, будешь есть, что дают,— фея хлопнула в маленькие ладошки, и на тарелке перед Эйидль появился запеченный картофель и какое-то мясо в подливе.— Ты ешь, а я буду твои вкусы изучать… Пять лет мне теперь с тобой маяться!

— То есть ты вроде моей личной няньки?— уточнила девочка, беря вилку и начиная жевать мясо.— Очень вкусно…

— У нас по-другому не бывает, рада угодить,— почти ехидно откликнулась фея, потом наклонилась и изучила нашивку на мантии.— Так, значит, Эйидль… Ничего себе имечко тебе родители подобрали… И не говори с набитым ртом! Ты неряшливостью не страдаешь?

— Прости?— девочка проглотила еду и посмотрела снова на фею.

— Ладно, от этого отучим,— фея продолжала деловито изучать Эйидль.— Учти: я не исполняю твои желания, я не джин, я слежу за тем, что бы ты была сыта и согрета, чтобы в назначенный час ты сопела в своей кроватке, вовремя приходила на занятия, не баловалась магией, когда неположено, ну, и по мелочам…

— И кто тут кому шеф?— фыркнула Эйидль, скорчив гримасу. По выражению маленького личика феи было понятно, что вопрос не требует ответа. Голова шла кругом.

— Еще я незаменимый источник информации, которую тебе положено или необходимо знать; карта, энциклопедия и компас в одном наборе,— самодовольно отрапортовала фея, критически осматривая локон волос Эйидль, что выпал из-под берета.— И, кстати, меня зовут Кляйн.

— Очень приятно,— пробурчала Эйидль и вернулась к еде, понимая, что год получится нелегким.

* * *

— Это Верхний Зал, самое важное помещение в школе,— трещала, не переставая, Кляйн, пока Эйидль выбирала себе место в амфитеатре скамеек в зале с колоннами и каменными скульптурами по краям. Зал был огромным, монументальным, с множеством гобеленов и сцен, вырезанных на деревянных панно, с темными нишами и закутками, где ютились скамейки и камины, сейчас не разожженные. Также тут были портреты гномов и волшебников, которые с интересом разглядывали учеников.— Еще его называют Залом Святовита, основателя школы и ее первого директора… Отсюда ты можешь попасть в правое крыло — учебное — и в левое — практическое, а также в Голову, где располагаются комнаты преподавателей, учительская, управление школы и Госпиталь…

— Госпиталь?— Эйидль насторожилась. Все эти переживания, связанные с новой школой, а особенно безостановочная болтовня Кляйн, напрочь выветрили из ее головы более важные мысли.— Слушай, а ты знаешь всех здешних фей?

Кляйн фыркнула:

— Конечно.

Исландка осмотрела зал — почти все ученики уже расселись, и только у некоторых на плечах еще сидели их персональные «источники информации», в основном это были первогодки. В зале стоял гул голосов — все ждали появления директора.

— Тогда, может быть…— Эйидль огляделась по сторонам, но сидевшие рядом с ней студенты яро обсуждали какой-то «классовый переход» и не обращали на нее внимания.— Может, ты знаешь фею Феликса Цюрри?

— Ммм… Семигодки, который сейчас в госпитале?

— Он в госпитале?— почти с облегчением откликнулась девочка и тут же напряглась, потому что в Зале появились директор и профессор Сцилла. Они поднялись на постамент между двумя колоннами, перед тремя красивыми скульптурами — бородатого волшебника, гнома и дракона.

— Итак, пришло время кое-что обсудить,— спокойно заговорил профессор Яновских, лицо его переполняли тревога и забота. Эйидль пришлось напомнить себе, что это может быть всего лишь маска, хотя ей до сих пор было непонятно, зачем это директору надо.— Сначала о том, что произошло на пути в школу…

По Залу прокатилась волна шепота, до Эйидль донеслось отчетливое «Ящер»…

— Наш любимый сеньор Омар до сих пор теряется в догадках, каким образом ученик смог получить воспаление легких и обморожение, находясь внутри корабля,— голос директора звучал заботливо и немного недоумевающе.— Некоторое расследование, что провели наши друзья гномы на борту, могут привести к мысли, что двое наших учащихся, несмотря на все запреты, оказались ночью на палубе, подвергая свои жизни опасности… Имя второго ученика мы пока так и не выяснили,— Эйидль быстро подсунула под себя ладони, а Кляйн подозрительно на нее покосилась.— Если кто-то из вас располагает какой-либо информацией по этому происшествию, просим обязательно обратиться либо к старостам, либо к администрации… Ради вашей же безопасности…— голос и выражение лица директора были такими проникновенными, что так и хотелось ему поверить и рассказать все свои секреты.

— Сядь прямо,— шикнула ей на ухо Кляйн, заставляя прийти в себя.

В Зале царила полная тишина, никто не шевелился. Профессора медленно обводили взглядами учеников, ожидая, что виновный все-таки сознается.

— Ладно,— словно сдался директор, чуть расслабляясь.— У нас есть еще более важные вещи для обсуждения… Внесите ящик…

Эйидль чуть напряглась, потому что два гнома внесли в зал знакомый ей уже предмет: именно этот ящик так бережно грузили ночью на борт Касатки.

— В этом году наша школа удостоилась чести принимать у себя легендарный Турнир Трех Волшебников,— светясь гордостью и счастьем, проговорил профессор Яновских. Ученики зашептались, кто-то захлопал в ладоши.— Если кто-то не знает, что это такое и с каким блюдом подается — советую обратиться с вопросом к вашим личным помощникам. А теперь — к главному…

Эйидль читала о Турнире, и ей не требовалось объяснений феи: она следила за реакцией зала, где царило возбуждение и предвкушение. Профессора улыбались, ожидая, когда стихнет восторг.

— Через два дня к нам прибудут гости из Хогвартса и Шармбатона, и в тот же день на сутки мы зажжем легендарный Кубок Огня,— и директор взмахнул палочкой в сторону темного ящика — его тут же осветили несколько факелов.— Кубок выберет Чемпионов и свяжет их магическим договором, который нельзя будет разорвать или переписать… Поэтому все, кто уже мысленно положил в Кубок свое имя, — а это могут быть только студенты, достигшие семнадцати лет, — должны еще раз подумать… Назад дороги уже не будет…

Ученики замолчали, пристально глядя на серьезного как никогда директора. Тот опять оглядел весь Зал, а потом кивнул:

— Хорошо. Вся остальная информация будет вам доступна, когда к нам прибудут гости. Для них будут открыты два уровня Низа, но вам туда вход строго воспрещен. А теперь я призываю вас разойтись до ужина по своим комнатам, чтобы разложить вещи и приготовиться к завтрашним занятиям, что начнутся по расписанию. Ваши списки предметов и их часы будут, как всегда, переданы в руки личных помощников. Идите,— директор повернулся к молчавшей профессору Сцилле, и они вместе подошли к ящику, в котором хранился Кубок Огня.

— Идем,— буркнула Кляйн, чуть тыкая Эйидль рукой в шею.

— Слушай, а ты можешь увидеть фею Феликса и узнать, как у него дела?— девочка поднялась и в общем потоке направилась к выходу на балкон.

— С чего бы это? Или чувство вины за сообщничество не дает покоя?

— Так можешь или нет?— с нетерпением спросила Эйидль, останавливаясь на выходе в почти пустом Зале.

— Ладно…— Кляйн задумалась.— А ты жди меня вон в той нише — я еще должна устроить тебе экскурсию, потеряешься еще… Я быстро.

— Спасибо,— прошептала вслед фее девочка и зашла за колонну, куда ей указала Кляйн. Тут было почти темно, лишь один луч ложился на пол и преламывался на стену, где был изображен лежащий дракон с книгой между передними лапами. Эйидль залюбовалась рисунком, когда из тени вдруг вышел высокий и худой мальчик лет семнадцати.

— Ой!— пискнула от испуга Эйидль.

— Прости, не хотел тебя напугать,— улыбнулся парень, и на его худой щеке появилась ямочка. Он говорил с безупречным английским акцентом, чего в этой школе она пока еще не встречала. В полумраке из-за стекол странных очков-половинок весело блестели темные глаза. На мальчишке не было ни берета, ни красной мантии — рубашка, галстук, жилет с незнакомой Эйидль эмблемой.— Послушай, это касается Феликса…

— Феликса?— переспросила девочка, озираясь. Как он узнал?

— Да, слушай внимательно, это очень важно,— мальчик приблизился и опять улыбнулся.— Ты обязательно должна бросить имя Феликса в Кубок Огня. Слышишь — обязательно!

— Но зачем? Он ведь…

— Поверь, если ты этого не сделаешь, у тебя не будет шансов спасти его. И тогда в следующий раз он прыгнет.

— Откуда ты знаешь?— испуганно прошептала Эйидль.

— Просто поверь. А теперь иди,— и странный мальчик отошел обратно в тень, что его опять не стало видно.

— Эй, ты где тут?— раздался звонкий голосок Кляйн. Фея влетела в нишу и поманила ее пальцем:— Идем, по пути все расскажу…

Эйидль помедлила, глядя в темноту, но никого не увидела.

* * *

— Если ты не поспешишь, то пойдешь на занятия голодная… А пропуск приема пищи, особенно по утрам, не способствует правильному развитию твоего подросткового организма. Вообще во время завтрака поглощается важное количество полезных для роста элементов, среди которых…

— Или ты замолчишь сама, или я тебя заткну!— зашипела Эйидль, пытаясь надеть берет так, чтобы не казаться самой себе членом армии французского Сопротивления середины прошлого века.— У тебя есть функция «без звука»?

— Нет, зато у меня есть функция «волшебный ускоритель для особо медленных»,— откликнулась фея, сидя на шкафу и покачивая ножками.— Продемонстрировать?

Девочка лишь закатила глаза, понимая, что если еще будет спорить с этой несносной нянькой с крыльями, то просто не удержится и придушит фею.

Первое утро в школе начиналось просто блестяще — она уже была раздражена, а ведь даже из комнаты не вышла. Все-таки и в Дурмстранге были свои неожиданные плюсы — отдельные комнаты для каждого ученика, что не могло не радовать. Хотя будучи под землей, это не такая уж и проблема — выкопать еще одну пещерку для нового студента. Но, если быть честной, то комнаты совсем не напоминали пещеры — вообще подземный замок не был похож на ряд ходов, выбитых в камне. Все было монументальнее, красивее. Словно это действительно был замок, вкопанный под землю.

Наконец, Эйидль удалось закрепить берет, она подхватила сумку и устремилась прочь из своей маленькой комнатки, — ничего лишнего, никакой роскоши — и влилась в поток девочек, что покидали свое длинное трехуровневое крыло в правой «задней лапе», что заканчивалось широкой общей комнатой с высокими дверями-створками, на которых были вырезаны волшебницы-амазонки верхом на драконах.

В центральном зале стоял привычный для Эйидль гул — когда все студенты собирались в одном помещении на завтрак, наполовину разбуженные, наполовину возбужденные. Повсюду летали сбесившиеся — наверное, по поводу первого учебного дня — феи, сбрасывая на головы своих подопечных расчески, книги, перья, шнурки. Кому-то, как заметила девочка, садясь за стол рядом с Хельгой и Аделой, прямо на макушку прилетел ботинок, хорошо, что берет должен был смягчить удар. Эйидль прыснула, когда ботинок упал несчастному младшекурснику в тарелку, облив ему всю физиономию кашей.

— Хорошо спалось?— улыбнулась ей Хельга, с аппетитом уничтожавшая бутерброд.

— Нормально,— Эйидль не стала говорить о том, что полночи думала о загадочном мальчике в странной форме и о Феликсе в больничном крыле.

— Ешь уже, хватит болтать!— на ее плечо приземлилась неугомонная Кляйн, и Эйидль тяжело вздохнула.

— Отстань, пожалуйста,— попросила девочка, глядя на свою тарелку, в которой без всякого ее заказа появился омлет.

— Бесполезно,— рассмеялась Адела, покосившись на свою фею. Причем, фея была явно мужского пола и созерцала Аделу с тихим обожанием.— Такой команды в них не вложили…

Эйидль обреченно вздохнула, а Кляйн даже зажмурилась от удовольствия, маленькая пиявка!

— Так, ты ешь, а я пока продолжу нашу с тобой лекцию о школьной системе,— села на любимого конька фея. Эйидль решила ее игнорировать, но это сложно, когда над твоим ухом постоянно жужжит этот комар с кудряшками.— Итак, ты зачислена в класс Волшебников…

— Правда? А я думала, что меня с магическими существами будут учить,— не удержалась Эйидль, покосившись на фею.

— Не перебивай, это невоспитанно.

— Тебя забыла спросить,— девочка из принципа отказалась от омлета и взялась за бутерброд.

— Помолчи,— попросила Кляйн: кажется, вот это магическое существо ничем не остановишь и не выведешь из себя.— На каждом из семи курсов существует три класса: Гномы, Волшебники и Драконы…

— Значит, мне необычайно повезло попасть к самым адекватным,— фея раздражала Эйидль.

— Волшебники — это класс середнячков, тех, кто учится стабильно, без провалов, но и без особого блеска,— терпеливо пояснила Кляйн, поправляя берет на голове Эйидль, что девочку еще больше раздражало.

— Лучше не попадать к Гномам,— склонилась к ним Адела,— но и к Драконам тоже особо не рваться…

— Что плохого в гномах?

— Учатся больше, работают на благо школы больше, отдыхают меньше,— перечислила Хельга, пожав плечами.

— Значит, Драконы не работают и не учатся?— пошутила Эйидль, уже не пытаясь понять логику этой подземной школы.

— Меньше всех, зато развлекаются вдоволь и имеют больше власти, их любят преподаватели,— шепотом поделилась Адела, оглядываясь, словно боялась, что ее услышат.— С Драконами лучше вообще не связываться, если не хочешь вступить в войну…

— В войну?— Эйидль удивленно уставилась на подругу, но та уже отвернулась, словно и не разговаривала с ней только что.

— Итак, если ты готова слушать дальше,— тут же включилась Кляйн,— ты в классе Волшебников Третьего года, у тебя сегодня три занятия, первое начнется через пятнадцать минут. Оно пройдет в теоретическом крыле, в классе профессора Сциллы…

— Ну, прекрасное утро,— фыркнула Эйидль, заканчивая завтрак.— Прямо с постели — в Теорию Темных Искусств! У меня случится несварение…

— Хорошая память — это в плюс, проявляющаяся язвительность — в минус!— пробухтела Кляйн.— Вставай, я по пути продолжу…

— А ты еще не иссякла?

Фея лишь обреченно вздохнула, пока девочка поднималась, беря сумку, и отправилась в Зал Святовита.

— Так, стой,— скомандовала Кляйн, вцепившись руками в ухо Эйидль. Девочка поморщилась и щелкнула пальцем по тельцу феи.

— Жестокость — не лучшее качество девочки, ты знаешь?

— Я еще не начинала быть жестокой,— пригрозила Эйидль, направляясь к дальней стене, возле которой столпилась группа первокурсников во главе со статным семикурсником.

— Это староста седьмого курса, самый главный в школе,— шепнула Кляйн.— Он по совместительству и староста первого курса, так что он очень важный и очень сердитый обычно. Хотя Гай — очень милый мальчик…

— Что это за табло?— спросила Эйидль, встав немного в стороне и глядя на стену, на которую пялились первогодки.

— О, наконец-то в тебе проснулось здоровое любопыство,— обрадовалась фея, усаживаясь поудобнее на плече студентки.— Это ранги и отметки на каждого ученика. Подходишь, выбираешь кристалл с первой буквой твоей фамилии, затем в появившемся списке ищешь свою фамилию — и пожалуйста, все твои отметки, прогулы, похвалы, удержания, а также твой нынешний статус — год и класс. Класс обновляется по итогам каждого месяца — то есть за триместр ты можешь поменять уровень твоего класса два-три раза — как оказаться с Гномами, так и подняться к Драконам… Такая подвижность стимулирует учащихся к самосовершенствованию…

— Охотно верю,— иронически ответила Эйидль, идя прочь от табло. Не школа, а какое-то скопище несуразицы. Или ей просто так кажется, потому что она привыкла к школьному комплексу и дворцу Шармбатона…

— Так, поспеши, иначе ты рискуешь…

Эйидль уже собиралась ответить назойливой фее, поворачиваясь в нужном направлении, когда налетела на кого-то и упала, больно ударившись о каменный пол.

— Ай!— возмущенно и болезненно вскрикнула она, поднимая взгляд на обидчика.

— Прости,— поспешно стал извиняться высокий русоволосый мальчик с серо-голубыми, внушающими доверие, глазами. Две сильные руки помогли ей подняться и даже отряхнули мантию.— Ты новенькая?

— Это так заметно?— усмехнулась Эйидль, подбирая сумку и только тут замечая, что стоявшие и шедшие вокруг студенты замерли, глядя на них. Это что огромное происшествие — столкнуться с кем-то и упасть?

— Довольно заметно,— приветливо улыбнулся мальчик, пожав плечами и протягивая руку.— Алекс, шестой год обучения, будем знакомы.

— Эйидль, третий год,— немного смущенно ответила девочка, пожимая руку новому знакомому. Где-то рядом какая-то студентка судорожно вздохнула, и Эйидль вздрогнула.

— Хорошего первого дня, Эйидль,— Алекс без запинки произнес ее имя, что не могло не впечатлить.— Уверен, что до скорого…

Девочка лишь рассеянно кивнула, направляясь к теоретическому крылу, не понимая, почему все так на нее уставились и перешептываются. Даже Кляйн молчала, что было для нее странно.

— Я нарушила какое-то правило школы?— наконец, не выдержала Эйидль, войдя в класс и сев за парту, откуда тут же встали двое студентов и пересели от нее, словно от прокаженной. Ее окутала тишина.— Нельзя касаться представителей противоположного пола? Или после завтрака нельзя падать? Кляйн?

— Ты только что была включена в войну,— шепотом произнесла фея напряженным голосом.

— Что?

— Ты любезно пожала руку Дракону,— словно слова Кляйн что-то прояснили.— Теперь тебя разыграют.

— Разыграют?— внутри все сжалось от неприятного предчувствия.

— Да, тебя разыграют Восточные и Западные Драконы, Эйидль. И игра уже началась.

* * *

В комнате царило гнетущее молчание, и Эйидль от этого становилось еще больше не по себе.

— Когда не надо, тебя не заткнешь,— проговорила девочка, глядя на фею, что сидела на шкафу. Они уже час обе ничего не делали, запершись в спальне и думая каждая о своем.

Кляйн молчала, словно ее энциклопедический запас закончился сегодня утром в классе Теории Темных искусств, когда туда вошла профессор Сцилла и воцарилась тишина.

— Может, расскажешь мне, наконец, что там у вас за разыгрывание Драконов, или мне это знать запрещено?— девочка комкала в руках берет и смотрела на фею, светившуюся в полумраке.

— Я не знаю,— прозвучало это так, словно дракон признался, что разучился извергать пламя. Эйидль поежилась, ничего уже не понимая в этой школе, какой-то полный дурдом под землей…

— То есть как это не знаешь? У тебя что, память выборочная?

— Ты не понимаешь…

— Правда?— ядовито прервала фею девочка, сверкнув глазами.

— Розыгрыши никогда не повторяются,— прошептала Кляйн, подлетая и садясь на ее плечо, поправляя волосы Эйидль.— И даже мы, феи, не всегда и все знаем. Есть то, что происходит на глазах, но большая часть этих игр высших учеников — скрытая, и только они, да их жертва, знают, что на самом деле включено в разыгрывание…

— А цель всего этого?— шепотом спросила девочка, прикусывая губу, поежившись.

— Никакой,— вздохнула Кляйн.— Когда у тебя много времени и тебе скучно — особой цели не нужно, а разыгрывание новичков стало давно уже традицией, еще с тех пор, как существовали восточный и западный факультеты… Да в принципе Драконы и сейчас так делятся…

— Но почему мне никто не сказал?— рассердилась Эйидль, подумав не только о девочках, с которыми успела познакомиться до этой странной стены, что возникла между ней и остальной школой с утра, но и о Феликсе…

— Потому что обычно разыгрывают первогодок,— фея тоже говорила тихо, словно боялась, что ее услышат.

— Ты их боишься, Драконов?

— Их — нет, их фей — да,— Кляйн пожала плечиками и вернулась на шкаф, накручивая на пальчики кудряшки.— Так, кстати, то, что ты стала объектом игры, не значит, что ты не должна делать домашнее задание, так что включай свет и принимайся за работу…

— А раньше… что случалось с теми, кого разыгрывали?

— Ничего не знаю, ты обязана выполнить домашнее задание до отбоя…— Кляйн запорхала по комнате, собирая свитки и перья.

Эйидль зло встала с кровати:

— Да не нужно мне никакое задание, я вообще не желаю учиться в этой тупой школе!— девочка кинула в угол берет и буквально вылетела в коридор, освещенный голубоватыми лампами. Ей вслед что-то говорила фея, но девочке было наплевать: она найдет директора и скажет, что не желает ни минуты оставаться здесь.

Эйидль миновала общую комнату и уже протягивала руки к дверям, чтобы выйти в Нижний Зал, когда ее кто-то схватил, закрыв рукой рот. Она замерла от неожиданности, ужасно испугавшись, а когда начала сопротивляться, ее уже вытолкнули в зал, крепко держа за руки и явно наложив заклинание Молчания…

Эйидль сузила глаза, пытаясь вырваться, но кто-то сильный подталкивал ее сзади, заставляя идти к лестнице. Девочка была готова уже развернуться и атаковать обидчицу (а кто бы еще мог оказаться в женском крыле?), но с лестницы в их сторону кто-то спешил, и сердце затрепыхалось в надежде, что это спаситель, что весь этот глупый ужас, похожий больше на нелепый кошмар, закончится…

— Быстрее, сюда идет Хранитель,— шепнул человек. В полумраке было сложно разглядеть черты, но это явно был парень, высокий и широкоплечий, такому и палочки давать не надо, чтобы он казался угрожающим. Надежда на спасение погасла, и Эйидль стала еще сильнее сопротивляться рукам, что сжимали ее запястья.

— Не глупи,— парень больно схватил ее за плечи, прижав к стене, в полумраке на широком лице с квадратным подбородком сверкнули его пугающие глаза.— Идем, быстро… Чего ты так долго копалась?

— То есть я должна была вломиться в ее комнату?— ядовито произнесла девушка, что держала Эйидль руки, толкая исландку вперед, к темной нише под лестницей.

— Знал, что не стоило на тебя полагаться,— фыркнул парень, открывая какую-то низкую дверь и исчезая за ней. Сильные руки схватили Эйидль и потянули в абсолютную тьму коридора, где пахло сухим песком и теплым камнем.

— Переставляй ноги, Эйидль,— прошипела сзади похитительница, подталкивая вперед; парень тянул ее за собой, и девочка чуть не падала, иногда спотыкаясь. Ей было страшно, ее била дрожь, она не понимала, как в школе может происходить что-то подобное… И куда ее ведут?

— Может, оглушить и левитировать?— предложил парень. Коридор явно шел вверх, и Эйидль все чаще спотыкалась, зубы начали стучать — то ли от страха, то ли от холода.

— Нет, нельзя, ты же помнишь,— прошипела девушка.

Парень промолчал, сильнее сжав плечо Эйидль, утягивая за собой.

— Осторожно, дверь…

Ее вывели в Главном Зале, в тени ниш и скамеек, Эйидль зажмурилась от света факелов, пытаясь увидеть хоть кого-нибудь, надеясь еще, что это просто шутка такая, но помещение было пустым, только картины и фрески наблюдали за ними настороженно.

— Вперед, давай,— девушка подтолкнула Эйидль в сторону, и парень — русые волосы, прямая спина, школьная мантия — тоже потянул ее, снова увлекая в какую-то низкую дверь, на лестницу, что вела наверх, наверх, наверх…

— Снег идет,— почему-то сказал похититель.

— Черт, она без мантии,— досадливо откликнулась девушка, подталкивая Эйидль вверх.

Снег? Мантия? Ее ведут на поверхность?

Девочка содрогнулась, ей стало еще страшнее, еще сильнее хотелось проснуться…

Она тяжело дышала, в глазах закипали злые беспомощные слезы, она попыталась вырвать руки, но их только сильнее сжали.

— Почти пришли, не дергайся,— почти попросил парень впереди, в темноте лестницы его не было видно, лишь слышно его учащенное дыхание и шаги.— Кстати, а чего она молчит? Ты что, ее оглушила?

— А ты предпочел бы, чтобы она орала на всю школу?— ядовито откликнулась девушка.— Сказал бы — я бы тебе это организовала…

Парень только фыркнул, в глаза Эйидль как-то резко ударил свет от палочки или фонаря.

— Где вы шлялись? Меня тут уже занесло!— раздался еще один мальчишеский голос, и Эйидль вытолкнули на холодный воздух, в стену падающего с темного неба снега.

* * *

— Все уже собрались,— проговорил мальчик, что встретил их у выхода. Эйидль мелко дрожала от холода и страха, оглядываясь, но вокруг, сколько она могла увидеть в темноте при свете нескольких волшебных палочек, был только снег… Она оглянулась и смогла увидеть лишь темную башню, что растворялась в стене снега и в темном небе, затянутом низкими облаками.

— Держи.

Она вздрогнула, когда ей на плечи легла теплая, точно снятая с кого-то только что, мантия, и ее руки, наконец, обрели свободу.

— Только без глупостей.

Эйидль испуганно кивнула и поспешно закуталась, внутри затеплилась крохотная надежда, что ей ничего не сделают, раз не дают замерзнуть до смерти.

— Палочку лучше забери,— скомандовал все тот же мальчишка, что встретил их у дверей, но провожатый лишь фыркнул:

— Ты боишься какой-то третьекурсницы? В младшем звене у нас теперь не драконы, а гусеницы?

Эйидль все пыталась убедить себя, что это сон, но снег, что забивался за шиворот, в уши, в ботинки, не позволял усомниться — все это происходит на самом деле.

— З… зачем вам эт-то?— наконец, смогла заговорить девочка, повернувшись к шествовавшей за ней сквозь метель девушке. Эйидль разглядела широкое лицо и черную волну волос, покрытую снегом.

— Иди, недалеко осталось, и поменьше болтай,— откликнулась похитительница, криво улыбнувшись.

Опять воцарилось молчание, нарушаемое лишь скрипом снега под их ногами. Эйидль старалась увидеть хоть что-то сквозь стену снега, но вокруг не было ничего, за что бы можно было зацепиться глазу.

— Все, не пойду дальше,— пробормотала она, останавливаясь. Идущая за ней девушка от неожиданности налетела на Эйидль и чертыхнулась.— Что бы вы там не хотели со мной сделать, делайте это тут… или отпустите…

— А она с характером,— фыркнул парень, повернувшись к исландке.— Если бы мы хотели что-то с тобой сделать, мы бы именно отпустили тебя — твоего замерзшего тела никогда не нашли бы, поверь мне… А теперь двигайся, пока мы все не превратились в скульптуры, осталось недалеко…

— Нет,— упрямо проговорила Эйидль, мотая головой.— Делайте, что хотите, больше ни шагу не сделаю.

— Хорошо, поступай, как знаешь… Оставайся тут, а мы вернемся в школу и наведаемся в лечебницу, Феликсу, наверное, там безумно одиноко…

Эйидль вздрогнула всем телом, поднимая глаза на парня, кулаки ее сжались, руки потянулись к волшебной палочке, но были тут же крепко прижаты к ее телу подоспевшей девушкой.

— Так что? Идешь?

Исландка обреченно вздохнула и кивнула.

— Вот и умница,— потрепал ее по плечу парень, и его подруга тут же отпустила руки Эйидль.

— Откуда вы знаете…? О Феликсе?— тихо спросила Эйидль спустя некоторое время, нарушая тишину, от которой можно было сойти с ума.

— Мы знаем о тебе все,— проговорила девушка, шагая почти вровень с исландкой.— Даже то, что на первом курсе ты вылетела в окно дворца Шармбатона и сломала себе обе ноги…

— И что мальчика, который тебя вроде как швырнул, чуть не исключили, хотя некоторые свидетели говорили, что он тебя не трогал и пальцем, а это ты грозила ему палочкой за то, что он отрезал тебе косу,— подхватил парень, оглядываясь.— И часто с тобой случается спонтанная магия?

Эйидль молчала, опустив взгляд на снег, от которого начинали болеть глаза.

— Вот мы и пришли,— произнес с нотками облегчения в голосе молчавший до этого мальчишка.

Исландка подняла глаза и увидела странное свечение впереди, которое просачивалось сквозь стену снега, образуя купол посреди белого поля. Чем ближе они подходили, тем яснее становилось, что волшебный купол ограждает какое-то пространство от снегопада — снежинки словно обтекали невидимые грани.

Под куполом собралось с десяток человек, на всех них были кроваво-красные мантии и береты, многие держали в руках палочки. Они смотрели на приближающуюся группу, ожидая. Эйидль сжалась от испуга, замедляя шаг, глядя во все глаза на группу студентов, над которыми высилась огромная статуя дракона с расправленными крыльями, между передних лап которого стояли три гнома: один с портретной рамкой, второй с киркой и третий со свитком в руках. Теперь было ясно видно, что купол укрывал именно скульптуру, заставляя ее светиться, а люди стояли рядом с ней.

— Добро пожаловать на Совет Драконов, Эйидль,— раздалось сразу, как только их группа вступила под купол, отряхиваясь от снега. Одна исландка замерла, лишь глядя на красивое улыбающееся лицо заговорившего парня, что стоял посередине этой кровавой компании.

* * *

— Что вам от меня нужно?— почти воинственно спросила девочка. Немного отогревшись, она снова обрела некую силу духа и даже сжала в кармане палочку, хотя вполне отчетливо понимала, что много пар глаз — не меньше десяти — следило за каждым ее движением, и обладатели этих глаз были старше ее и, по всему понятно, сильнее в магии.

Заговоривший с ней парень — высокий и крепкий блондин с острыми чертами лица, лет семнадцати — приподнял брови, усмехаясь:

— Сразу вот так к делу? А познакомиться?

— Может, еще про погоду поговорим? Снегопад сегодня выдался сильный, правда, мистер?— язвительно спросила Эйидль.— Хорошие условия для похищения…

— Похищения?— тихо рассмеялся парень, и Эйидль видела, что многие за его спиной тоже заулыбались.— Да, наверное, наши методы произвели такое впечатление, и мы дико извиняемся…

Эйидль настороженно молчала, только гневно смотрела на предводителя этого драконьего сборища.

— Ладно, начнем сначала. Приветствуем тебя на Совете Драконов, меня зовут Гай, я староста седьмого года,— улыбнулся, кажется, вполне искренне парень.

— И еще главный драконище?— прищурила глаз Эйидль.— Из-за тебя все это заварилось?

— Гай, может, опять ее легонько Силенцио?— спросила девушка, что привела Эйидль сюда.— А то мы так до Рождества тут простоим…

— Спокойно, Элен,— Гай опять улыбнулся,— ты бы тоже была слегка… рассержена, если бы тебя вытащили из замка в пургу, да еще неизвестно кто и зачем…

— Слегка?— опять язвительно откликнулась Эйидль. Ее все эти разговоры начинали раздражать. Страх проходил, девочка понимала, что ничего с ней делать они не собираются, а то бы не было всей этой болтовни и улыбочек, хотя кто их знает, этих драконов, может, у них и пламя изо рта идет, или из какого другого места… Не школа, а какой-то зоопарк… Она обвела взглядом собравшихся студентов, пересчитывая.— И это все? Двенадцать? Больше не нашли желающих для вашей странной шайки?

Гай фыркнул, оглянувшись на свою… стаю? Или стадо?

— Есть еще восточные драконы…

— А их не пригласили?— Эйидль уже сильно злилась — на себя, что не может промолчать, на них, что они почему-то прицепились к ней да еще притащили черт знает куда и непонятно зачем… На весь мир злилась, потому что начинала ненавидеть эту школу.

— Так, Гай, заканчивай уже,— проговорил кто-то из студентов.— Ближе к делу…

— Да, спасибо, это именно то, о чем я мечтала,— прокомментировала исландка, сощурившись.— Какого Мерлина мы тут все делаем? Любуемся природой?

Девушка справа от Гая закатила глаза, кажется, дракончики не отличались терпеливым нравом.

Гай лишь дернул уголком губ, потом сделал шаг вперед и встал рядом с Эйидль. Он был на две головы выше девочки, и ей пришлось чуть отступить, чтобы смотреть на главаря этой банды. Гай указал рукой на скульптуру с драконом и гномами:

— Ты знаешь, как был построен Дурмстранг?

— Урок Истории для новичков?

— Эйидль,— парень повернулся к ней, в глазах его блеснуло что-то нехорошее,— ты знаешь, нас пусть только двенадцать, но каждый из нас может превратить твою жизнь в школе в маленький ад,— в голосе была легкая угроза, и исландка еле сдержала удовлетворенную улыбку: она все-таки подорвала спокойствие главного дракоши.— Так что лучше нас не сердить…

— Конечно-конечно, а то вы этого еще не сделали,— фыркнула Эйидль, но решила, что пора бы взять себя в руки. Ей не терпелось уже узнать, что им от нее надо и в чем же состоит это загадочное разыгрывание, что напугало всю школу.— Так что там про Дурмстранг?

Гай вздохнул, но никак не прокомментировал ее слова.

— Ты знаешь, что школу построили гномы?

— Ну, а кто еще бы додумался засунуть детей под землю?

— А сделали они это по приказу древнего мага из восточных земель, Святовита…

— Да-да, знаю, кликнул он орду гномов своих, и они гениально решили спрятать Дурмстранг от глаз под землей. Что вам от меня нужно?

— В Шармбатоне не учат терпению?— раздалось за спиной Эйидль, но она проигнорировала остряка, глядя на Гая.

— Так вот,— спокойно продолжил парень, словно его не прерывали.— Гномы были очень преданы Святовиту, первому владыке и директору школы. Когда он умер, гномы похоронили его, а вместе с ним две реликвии, вещи исторические и очень важные — единственный портрет Святовита и его волшебную палочку,— Гай посмотрел на Эйидль, а потом на скульптуру. Девочка тоже стала внимательно оглядывать дракона, а потом трех гномов между его передними лапами.— Видишь, у одного из гномов в руках — портретная рамка, это и есть тот самый портрет Святовита…

— Ну, да, а у второго кирка, это волшебная палочка Святовита,— съязвила Эйидль, так пока и не знавшая, что она тут делает.

— Ты угадала,— улыбнулся Гай, взяв ее за локоть и подводя к скульптуре. Студенты расступались, глядя на них.— Как гласят легенды, Святовит немало времени проводил в шахтах, следя за работой гномов, а иногда он им даже помогал. Но поскольку он был все-таки волшебник, а не гном, то орудовал он волшебной палочкой, которую его маленькие подопечные называли «киркой Святовита»…

— А свиток?

— Говорят, что это был подробный план школы, но он не так ценен, как портрет,— Гай повернулся к Эйидль, внимательно на нее глядя.— Его ищут многие поколения Драконов, школьного Ордена, призванного найти священные реликвии…

— А не проще спросить у гномов?— фыркнула девочка. Орден, опали вас саламандра! Просто ямка приключений, а не школа…

— Те, кто хранили эту тайну, давно умерли, никто не знает, где спрятаны артефакты.

— Ну и Мерлин с ними,— девочка пожала плечами.

— Нет, Эйидль, необходимо найти их и вернуть истории, особенно портрет Святовита, который может ответить на многие вопросы,— Гай перевел взгляд на скульптуру.— И многие поколения бьются над загадкой…

— Какой загадкой?

Гай улыбнулся, словно ждал именно этого вопроса. Он снова взял девочку за локоть и подвел вплотную к основанию скульптуры, указывая рукой на темный камень, из которого это основание было сделано. Оно выглядело таким гладким, что хотелось прикоснуться и проверить, правда ли это, но исландка лишь смотрела и вскоре заметила, что по камню идут витые буквы и рисунки.

— Это загадка?

Гай кивнул.

— А зачем ты мне это все рассказываешь?

Парень хитро улыбнулся.

— Здесь написано: «Он будет новым, и придет он с острова на остров сей, и будет знать он то, что доселе никто не знал, и будет у него дракон на груди, и найдет он то, что ищете вы».

За спиной Эйидль раздался взволнованный шепот, а она только немного скептически смотрела на Гая:

— И?

— Из века в век Драконы старались найти того, о ком говорили гномы. Того, у кого на груди будет дракон,— парень отвел полу мантии на девочке и показал ей на эмблему школы, что была вышита на свитере,— кто придет сюда с острова… Ты ведь из Исландии…?

Эйидль медленно начинала понимать, куда клонит Гай, а потом рассмеялась:

— Вы серьезно?— смех вырывался из груди, девочка чувствовала облегчение.— Вы думаете, что это обо мне?

— Нет,— покачал головой Гай, и Эйидль тут же перестала смеяться, опять запутавшись,— не обязательно,— уточнил парень.— Веками Драконы среди новичков выбирали тех, кто подходил под описание «с острова»: датчане, англичане, исландцы, ирландцы, сицилийцы, студенты с Кипра… Никого не пропустили, надеясь найти пропавшие артефакты… Пришла твоя очередь.

— Вы все психи,— спокойно проговорила Эйидль.— Я не собираюсь ничего искать, оставьте меня в покое…

Воцарилась тишина, но не ошеломленная, а какая-то ожидающая.

— Эйидль, тебе наверняка рассказывали о том, как Драконы разыгрывают новичков,— спокойно проговорил Гай, в голосе его опять скользнули предостерегающие нотки.— Так вот это не сказки: розыгрыш — это один из способов убедить тебя, что тебе стоит серьезно отнестись к тому, что ты только что услышала… Мы можем превратить твою жизнь в школе в сущий кошмар… И только потому, что отказалась помочь поколениям, что выросли в этой школе, обрести древние священные реликвии…

— Вы все больные,— выдавила Эйидль, слыша явную угрозу в словах Дракона.— Неужели вы не понимаете, что на этом вашем камне могло быть написано, что угодно, и кем угодно… Но даже если это правда, значит, этот странный островитянин явно должен найти эти ваши реликвии без всякой подсказки и этих ваших бесед по истории…

— Может и должен,— кивнул Гай,— мы просто стараемся заранее подготовить этого человека, это наша обязанность, чтобы, когда этот островитянин найдет сокровища, он пришел прямо к нам, а не скрыл это и, не дай Мерлин, вывез с острова найденные артефакты,— Гай пристально смотрел на Эйидль.— Поиск начался, хочешь ты этого или нет…

— Так, стоп,— девочка мотнула головой: опять это стало напоминать какой-то кошмар, только с крупицами абсурда.— Тогда почему вся школа считает, что я вам нужна для какой-то там игры?

— Хорошее прикрытие,— из-за спины Гая вышла темноволосая девушка, что похитила ее из школы.

— Элен,— кивнул Гай, словно уступая подруге по стаду слово.

— Если всякий и каждый узнает о реликвиях, начнется массовый психоз, все кинутся переворачивать школу в поисках портрета, и обязательно будут несчастные случаи, потому что никто не знает всех секретов подземного дракона, и кто-то обязательно куда-то свалится или сгинет в подземельях,— Элен переглянулась с Гаем.— А история о розыгрыше очень нам помогает: во-первых, островитянина никто не будет отвлекать от поисков, во-вторых, если попадется упрямый кандидат,— девушка выразительно посмотрела на Эйидль,— то все происходящее с ним будет легко объясняться… Да и даже когда островитянин соглашается на миссию, мы иногда вынуждены ему напоминать об обязанностях, ну и с ним происходят разные маленькие неприятности, которые списывают на розыгрыш страшных Драконов…

— Стойте, погодите,— девочка замотала головой, потом подняла глаза на Гая.— Как я понимаю, выбора у меня никакого, но… А почему же во всем этом сборище не принимают участия ваши восточные подельники?

Эйидль очень тонко почувствовала смену атмосферы: Элен напряглась, позади воцарилась тишина. Только Гай остался спокойным, словно ждал этого вопроса.

— Восточные драконы тоже ищут реликвии, но с другой целью. Они хотят вывезти их с острова и продать Сибирской Академии,— проговорил Гай.— Вот почему идет вражда столько времени, вот почему мы привели тебя сюда ночью, и почему их тут нет… Но они будут следить за тобой, препятствовать твоим поискам…

— Почему, если они хотят их тоже найти?— не поняла девочка.

— Они хотят найти артефакты сами, потому что тогда об этом не узнаем мы, и они смогут тихо и незаметно вывезти реликвии с острова…

— А говорите, что розыгрыш только прикрытие,— пробормотала исландка,— да вы уже меня разыграли!

— Называй это, как хочешь,— пожал плечами Гай. Собравшиеся заговорили, купол наполнился голосами, было похоже, что встреча подходит к концу.— Главное — ищи…

— Столько человек до меня искали это! И не нашли,— фыркнула девочка, всплеснув руками.— Что я могу сделать нового?!

— Ищи, Эйидль, у тебя есть время до Рождества.

— А потом?

— А потом ты уже перестанешь быть новенькой,— пожал плечами Гай,— и потеряешь для нас ценность. А пока — ищи, а мы будем наблюдать. Если нам покажется, что ты просто тянешь время — мы тебе напомним об уговоре…

— А что, если я расскажу всем? Пусть начнется этот ваш психоз!

— Помни о Феликсе, Эйидль,— негромко проговорил Гай.

Девочка открыла рот, чтобы возразить, но тут же бессильно его закрыла. Она не знала, что сказать, все казалось глупым и абсурдным, хотелось, чтобы участники этого фарса сейчас просто рассмеялись и сказали, что все это шутка, но Драконы оставались серьезными, глядя на нее пристально.

— Отведите ее обратно,— раздался приказ Гая.— Пора возвращаться, над Айсбергом скоро покажется Дозорный.

* * *

— Айзек, есть разговор…

Он едва заметно кивнул, заходя в толпе учеников в центральный зал, где уже в разгаре был ужин. Видимо, старшие курсы, как всегда, задержались у Вейлы… Чтобы у нее волосы повыпадали, да ноги отказали…

Парень уселся на любимое место с краю, отпихнув прочь кого-то из класса «волшебников».

— Ты опять опоздал,— пробурчала фея, что тут же оказалась над его тарелкой.— Что на этот раз? Откалывал лед от Дозорной башни?

Айзек проигнорировал фею, поджав губы и ковыряя пальцем корку на зажившем запястье.

— Как со стеной разговариваю,— пробурчала опять фея, хлопнув в маленькие ладошки.— Ешьте, ваше гномовое высочество, не подавитесь…

— Уйди,— буркнул парень, отмахиваясь от назойливого насекомого, которое почему-то научили говорить. Он уставился в тарелку, где был большой кусок кровавого мяса и овощи.— Зараза…

Рядом кто-то рассмеялся, и Айзек поднял тяжелый взгляд.

— Ай, она опять забыла, что ты вегетарианец?

Забыла она, как же! Выщипать бы ей крылья…

Он скривился, выбирая овощи, проклиная эту блюстительницу сбалансированного питания для подросткового организма. К тому же у него была куча домашнего задания, но, видимо, опять не сделать, раз уж к нему «есть разговор»…

В столовой почти никого уже не было, когда Айзек закончил ковыряться в овощах и допил свой чай, который, надо отдать должное маленькой мучительнице, она всегда ему наливала, даже если была в еще худшем настроении, чем сегодня. Он поднялся, поправил лихо сидевший на черной макушке берет и вышел, минуя Зал Святовита. Было тихо, как в склепе — затишье перед бурей. Завтра приедут гости из других школ. Хорошо, что ему только шестнадцать, и никто не будет ждать, что он выиграет Турнир, а то с родителей бы сталось… Они наверняка в курсе, то-то отец все пропадал в Министерстве, а счета семейные все время опустошались. Нет, конечно, опустошить совершенно их не сможет и маленький город за год роскошной жизни, но вот чековые книжки все время исчезали стопками… Айзек уже представил, как арены и трибуны предстоящих испытаний будут унизаны рекламой Новых коллекций карточек от Изготовителя Шоколадных Лягушек…

Парень миновал череду колонн и подошел к приоткрытым дверям в Голову Дракона, куда ученикам часто ходить не рекомендовалось, особенно тем, кто не вылезал третий год из Гномов, но Айзек был уверен, что никого не встретит — как говорили родители, он родился под знаком Феликс Фелицис. Ему всегда везло…

Он выбрал коридор, что примыкал к госпиталю, и тихо толкнул низкую темную дверь, которая буквально растворялась в каменной стене. Свет был неярким — только для того, чтобы не разбить голову или нос, оступившись на неровном полу каземата.

— Привет,— кивнул он шести собравшимся тут студентам, закрывая дверь.— Где Глава?

— Сейчас будет,— один из студентов поднялся с лавки и подошел, пожимая протянутую ладонь.— Прости, что вырвали…

Айзек пожал плечами — не впервой ведь. Он посмотрел на непривычно тихого Алекса, и тот лишь скривил рот.

— Уже началось?— спросил Айзек, прислонившись спиной к стене и оглядывая остальных присутствующих.— Так быстро?

— Алекс напортачил,— хмыкнул Лука, садясь обратно на скамейку и откидываясь на стену чуть устало.

— Я не специально, я уже говорил!

Айзек с легкой насмешкой смотрел на одногодку: вечно ему не везло, вот тут точно даже Фелицис не помог бы.

— Значит, ты ее подставил?— о том, что новенькую девочку видели с Драконом, знала вся школа, Айзек ей искреннее сочувствовал.

— Я. Нечаянно. Ее. Сбил!— Алекс поднялся и даже сверкнул глазами.— Без всякого умысла! Откуда я знал, что она станет Мишенью?

— Даже если бы она не стала мишенью, ты бы мог просто пройти мимо…— заметил Яков из угла, поигрывая двумя железными шариками между пальцами.

— Я просто был вежливым!!!

— Не ори, Алекс,— лениво попросил Брандон, как всегда широко улыбаясь.

— Ты Дракон, Алекс, и ты должен, прежде всего, думать о том, что делаешь, особенно рядом с новенькими,— напомнил парню Лука, взглянув на часы.— Задерживается…

— Откуда знаете, что началось?— Айзек тоже посмотрел на часы: опять предстоит ночь над учебниками, если он не хочет снова оказаться в подземелье и разгребать завал в старую библиотеку. А в библиотеке самой сколько работы для бедных «гномов» будет…

— Ну, сегодня мы видели ее,— пожал плечами Лука.— Явно действуют все теми же методами: она усталая, невыспавшаяся, встревоженная, замкнутая… Они начали.

— Рано, ой рано…— проговорил Яков.

— Да, рано.

Они вздрогнули, когда в келье бесшумно появился еще один человек. Все тут же поднялись, чуть улыбаясь. Человек шагнул из тени.

— Здравствуй, Мария,— проговорил Айзек, кивнув вошедшей девушке с волной длинных темно-русых волос, что спадали по ее спине.

— Здравствуй, Айзек,— она улыбнулась, и ее карие глаза в свете пары свечей тоже улыбались.— Прости, что пришлось тебя побеспокоить… Привет всем.

Ребята нестройно поздоровались, снова садясь, пристально глядя на Марию. Она сняла берет и вздохнула, садясь рядом с Лукой.

— Рано все началось, бедная девочка,— проговорила девушка, потом метнула чуть укоризненный взгляд на Алекса, и тот лишь опустил голову, не возражая.— Мы не дали ей шанса хоть немного освоиться.

— Они из-за этого так рано начали?— спросил Айзек, снова прислоняясь к стене спиной.

— Да, видимо, испугались, что мы ее перехватим.

— Я не знал, что она с острова,— пробормотал Алекс.— Я просто познакомился, нечаянно ее уронив…

— Эй, ей всего тринадцать, сердцеед,— рассмеялся Брандон.— Ты решил заранее пленить ее?

— Это была случайность!— опять вспыхнул парень, но тут же заставил себя успокоиться, взглянув на Марию.

— Ладно, ничего уже не поделаешь,— девушка потрепала Алекса по плечу.— Найдешь себе другую даму сердца…

— И ты туда же!— возмутился парень, а остальные рассмеялись.

Айзек прочистил горло, призывая их вернуться к тому, ради чего они собрались.

— Да, прости,— Мария чуть улыбнулась, было видно, как она устала,— мы тебя задерживаем. Ай, нам нужна твоя помощь… Девочка — Эйидль — осталась совсем одна уже на второй день в школе,— в глазах Марии играло пламя свечей, делая их еще более темными,— мы не дали ей времени найти друзей и привыкнуть, это меня беспокоит. Еще меня беспокоит, что мы практически ничего о ней не знаем…

— Ты хочешь, чтобы я подружился с ней?— уточнил Айзек, вставая прямо.

— Да,— кивнула девушка, поднимаясь и подходя к нему.— Я знаю, что ты не работаешь открыто, ты всегда был нам ценен именно тем, что никто не знает, что ты Дракон. Ты уже три года терпишь жизнь гномов — но зато ты так нам полезен. Теперь пришло время тебя избавить от этой ноши, но сначала ты должен подружиться с Эйидль, помоги ей освоиться, поддержи — и по возможности узнай, как можно больше.

— Почему я?

— Потому что никто теперь не будет с ней разговаривать, и любое наше вмешательство будет выглядеть подозрительно, вся школа знает нас в лицо, да и не станет она дружить с нами,— Мария сказала это с сожалением.— Нам не надо переманивать ее на нашу сторону… Нам нужно быть рядом с ней. А твое с ней сближение будет логичным и не вызовет много недоумения: все знают, что тебя тоже в свое время разыграли… Все будет так, будто ты понимаешь ее и сочувствуешь… Думаю, она ухватится за тебя… Вряд ли в одиночку ей будет легко…

Айзек вздохнул: он давно привык быть «гномом», привык быть шпионом, не считаться Драконом, с которыми мало кто осмеливался общаться. Открываться совсем не хотелось.

— Хорошо, Мария,— кивнул он, вздыхая.

Она улыбнулась, потрепав его по плечу.

— Возможно, когда-нибудь все это закончится, но вряд ли скоро…

Айзек пожал плечами: на их век всех этих игр еще явно хватит.

* * *

Они жили в глубоких подземельях, и чем глубже, тем им было комфортнее. Хелфер любил спускаться в колодцы заброшенных шахт, которыми были пронизаны каменные коридоры под самым брюхом дракона. Он бы, наверное, поселился там, но жить в одиночку подземные феи не умели. Он пробовал как-то летом, когда у него не было работы, но быстро окунулся в скуку и даже депрессию. Теперь он сюда наведывался только ночами, чтобы немного помедитировать, поразмышлять о нелегкой судьбе некоторых студентов и их фей.

Но сегодня он спустился в колодец, что был скрыт у самой подошвы задней лапы великого дракона, не для отдыха — у него еще были кое-какие дела. И Хелфер был даже рад, что ему это поручили — не только полезна будет эта встреча, но и во всех отношениях приятна.

Он спустился и сел на край давно примеченного уступа, откуда открывался красивый вид на черную бездну — дна этого колодца Хелферу еще достигать не приходилось. Он поправил свой черный вязанный свитерок, которым гордился, — это был подарок на прошлое рождество, и таких вещичек у него была уже большая ниша в его темной норе — а потом пригладил свои кудряшки, выбившиеся из-под вязаной шапочки.

— Вот мне делать больше нечего, как по норам шляться…

Хелфер даже ухмыльнулся, услышав ворчание, что приближалось к нему сверху.

— Это не нора, а очень устроенный колодец,— ответил ворчанию человечек, складывая за спиной крылья и вглядываясь в темное пятно, что становилось все больше, пока не превратилось в златоволосую фею, личико которой было перекошено недовольством. Хотя… если подумать, оно всегда было таким…

— По темным колодцам либо назначают свидания, либо строят козни,— опять проворчала фея, устраиваясь на уступе рядом с Хелфером и поправляя передник.

— Ну, можешь считать, что у нас два в одном,— он улыбнулся и развел руками.— Разве тебе не нравится это уютное гнездышко? О нем мало кто знает…

— Звучит так, словно ты тут семейную нору уже вить собрался,— фыркнула фея, прищурив глаза.— Учти, мне только триста два, я еще не готова к узам… И вообще, у меня много работы!

Хел хмыкнул:

— Кляйн, солнце мое неумолкающее, как только у тебя появится мой малыш, тебя освободят от работы…

— Ага, размечтался,— фея даже сжала кулачки.— Говори, чего хотел, и я полетела… Малыша ему, ага…

— Представь, какие у него будут кудряшки и милые маленькие крылышки…— улыбался Хелфер: он любил дразнить ее.

— Так, все, мечтай дальше, а я удаляюсь…

Он успел схватить Кляйн за край передника.

— А ну не лапай!— она запустила зубки в его руку, резко поворачиваясь.

— Вот бестия!— зашипел Хелфер, отдергивая руку.— Сядь, надо поговорить.

— Вот так бы сразу, развратник,— Кляйн некоторое время еще висела в воздухе, а потом снова села на выступ, настороженно наблюдая за Хелфером. Он чуть улыбнулся, но решил, что подразнил ее на сегодня достаточно.

— Как дела у малышки Эйидль?

Фея тут же скуксилась, словно подобная тема была самой скучной из возможных.

— Ведь знала, что мимо меня не пройдете, только вот не думала, что это будешь ты,— пробормотала Кляйн, накручивая на пальчик кудряшки.— Обязательно меня втягивать в это?

— Значит, я первый… Это хорошо, что мы успели раньше.

— Мы!— презрительно ответила Кляйн.— Ты всего лишь фея, ты не Дракон! Мы должны оставаться вне всего этого…

— Так ты будешь помогать?

— Смотря как это отразится на Эйидль.

— Мы за ней присматриваем,— попытался успокоить Кляйн Хел.

— Ага, присматриваете, я уже знаю, как вы присматриваете, вытаскивая бедную девочку ночью на мороз, запугивая так, что она рвется бежать в больничное крыло, чтобы проверить глупого мальчишку, которому приспичило вылезть на холод в океане и обморозиться…

— Феликс…— задумчиво протянул Хелфер, поглаживая подбородок.

— Мне еле удалось ее остановить, не дав прогулять Практику по Темным искусствам, иначе сейчас бы она трудилась в зверинце, размораживая и убирая помет в вольерах, а она, неблагодарная, посреди коридора содрала с меня платье,— Кляйн даже зашипела, видимо, обида на хозяйку все еще кипела в маленьком тельце феи.— Я не знаю, какая сила решила, что мы с этой невоспитанной девчонкой поладим, только я ее на дух не переношу, и она меня тоже…

— Ты и Прошу на дух не переносила, только вот в конце прошлого года две простыни зарыдала, когда он уезжал,— напомнил мягко Хелфер.

— Потому что к нему я привыкла… Пусть он был наглой маленькой занозой, зато он меня не раздевал на глазах у студентов!

— Зато он тебе крылья склеил однажды, и ты не могла летать и только ползала по полу, пока кто-то из преподавателей на тебя не наткнулся и не помог…

Кляйн зашипела: эта маленькая дамочка явно была злопамятной особой, но Хелу даже это нравилось в златокудрой ворчунье.

— Итак, что там интересного ты знаешь об Эйидль?— решил он вернуть разговор в нужное русло.— Ну, кроме сухих биографических фактов…

— Да ничего я о ней не знаю, она молчит и вообще с ней невозможно нормально разговаривать…— пожаловалась фея.— Но она напугана… И очень переживает за Феликса, уж не знаю, что там у них за отношения… А еще у нее уже два «неуда», но это ее вообще не волнует, потому что, видите ли, она «не собирается заниматься Темными искусствами, потому что считает это низким и недостойным»,— Кляйн презрительно фыркнула.— Быть ей «гномом» после этого семестра, как пить дать… О, позор, я буду феей «гнома», а мне всего лишь триста четыре года… Какой ужас!

— Еще недавно, буквально пять минут назад, тебе было триста два,— заметил Хелфер, посмеиваясь.

Она сверкнула маленькими глазками и вспорхнула в воздух:

— Какая невоспитанность, обращать внимание на возраст девушки!

— Но ты сама об этом заговорила!— попытался защититься Хелфер, понимая, что ни разговор, ни свидание не ладятся.

— Нахал!— и Кляйн, пылая праведным гневом, устремилась вверх, к чуть заметному выходу из колодца.

— До встречи!— крикнул ей вслед Хел, вздыхая: первый блин комом. Он еще немного посидел, а потом последовал за Кляйн. Он быстро петлял по каменным проходам и коридорам, крылышки трепетали, поднимая вековую пыль.

Он вывалился из отдушины прямо в темную комнату. Лица присутствующих обратились к нему.

— Феликс Цюрри,— выпалил Хелфер, переводя взгляд с одного студента на другого и останавливая его на лице обожаемой хозяйки. Она чуть вздрогнула и прикрыла глаза.

* * *

Дурмстранг славился в мире своим зверинцем и льдами, но среди учеников он был знаменит количеством темных комнат, казематов и закоулков, которое не было известно, наверное, никому с тех пор, как умер последний гном-строитель. Никто не потрудился составить ни карты, ни схемы, а все попытки натыкались на несметное количество уходящих во тьму подземелий и лабиринтов, куда даже феи не осмеливались залетать в страхе никогда уже не найти выхода. Преподаватели строго-настрого запрещали ученикам совать нос в ответвления от главных залов и коридоров, но они понимали, что вряд ли их слушаются. Но спали преподаватели спокойно, потому что знали, что за боковыми лабиринтами, где таилось несметное количество темных углов и проходов, следит неусыпно Гном-хранитель…

Но даже он иногда упускал из виду, — то ли от старости и ограниченности зрения, то ли по какой другой причине — что в некоторые коридоры часто проскальзывают вечерами темные фигуры, которые держатся подальше от факелов и освещенных мест.

Вот и этой ночью, когда Дурмстранг спал, или создавал видимость, что спит, предвкушая завтрашнее прибытие школьников из Шармбатона и Хогвартса, вдоль стены осторожно пробиралась фигура, закутанная в красную школьную мантию. Она не замирала и не вздрагивала от ночных звуков, что постоянно появлялись в каменной школе, она двигалась так, словно не раз и не десять уже проделывала этот путь вдоль гобеленов и портретов Нижнего зала под лестницу, через маленькую дверцу в коридор, пол которого был засыпан песком. Дверца закрылась бесшумно, человек чуть расслабился и вздохнул, словно уже не боялся, что его могут увидеть чьи-то всевидящие глаза.

Он сделал несколько уверенных шагов и легко зацепился руками за выемку, ныряя ногами вперед в низкое отверстие в стене. Спрыгнул на пол и замер, слушая дыхание в полной темноте.

— Ты опоздал,— раздался девичий голос из дальнего угла пещеры, в которой пахло песком и сухим камнем. Человек дернул уголком губ, доставая палочку и зажигая на ее кончике неяркий свет, который выхватил из мрака подземелья вторую фигуру в красной мантии.

— Давно не виделись,— он искренне улыбнулся, делая несколько шагов вперед и глядя прямо в лицо девушки.— Не спится?

— У нас был срочный сбор, из-за вас,— глаза девушки светились укором, но она вполне спокойно наблюдала за тем, как он к ней подходит.

— Вы первые начали,— пожурил он, улыбаясь, подходя к ней вплотную и практически прижимая к стене. Она не испугалась, лишь уперла ладони ему в грудь, сощурившись.

— Это была случайность, Алекс сегодня оправдывался, как девятилетка перед директором,— фыркнула девушка, запустив ногти в его плечо, когда он попытался склониться к ее лицу.— Гай, сбавь обороты…

— Разве не для этого мы встречаемся?— он коснулся пальцами ее нежной кожи на щеке, и она еще сильнее воткнула в него ногти.— Что еще интересного говорили? Как поживает старина Лука?

— Передавал тебе привет,— фыркнула она, сбросив его руку с лица.— Лучше расскажи, зачем вы так девочку запугали…

— А мы запугали?

— Феликс,— она улыбнулась, прищурив глаза.

Гай чуть отпрянул, настороженно глядя на девушку:

— Значит, вы узнали… Откуда?

— Ты думаешь, что только ты запустил лапы в наши ряды?

— Не лапы, а милую тонкую ручку с острыми ноготками,— он дернул уголком губ, обняв девушку за талию и прижав к себе. Она не сопротивлялась, только пристально на него смотрела.— И ты знаешь, от кого Лука получает информацию?

— Откуда? Ты же вряд ли делишься тем, с кем по ночам обнимаешься, черпая данные, со своими соратниками, а?— она чуть отклонилась назад, облизывая губы.

— А ты бы хотела, чтобы они знали о наших отношениях?

— А у нас есть отношения?— она приподняла вопросительно брови.

— Ну, они у нас, конечно, странные, но ведь обоюдоприятные, разве нет?— Гай следил за выражением лица девушки.— Так откуда вам известно о Феликсе?

— Я не знаю, я же сказала, со мной не делятся ничем таким…

— Лука не привечает девчонок?

Она фыркнула, закатив глаза:

— Восток, мой друг Гай, — это застоявшиеся стереотипы и нравы. Вы собираетесь и Феликса использовать?

— Зачем? Ящеру просто не повезло оказаться в родстве с Эйидль…

Девушка некоторое время молчала, постукивая пальцами по его плечам:

— Лука и Яков решили пока не трогать ее, наблюдать, как обычно…

— Мудрое решение, иначе нам бы пришлось выводить вас из игры.

— Будто у вас это бы получилось…

— Ну, мы всегда можем попытаться,— Гай ухмыльнулся, наклоняясь и срывая поцелуй с пухлых губ девушки.— Как жаль, что ты родилась на востоке, из тебя бы вышел прекрасный Дракон Запада…

— Мне вообще до Айсберга, какой я дракон, мне просто скучно,— пожала она плечами, снова впиваясь ногтями в его плечи.— И хочется власти…

— Ну, у них ты вряд ли ее получишь,— Гай наклонился, целуя ее в губы, но девушка лишь на секунду ему это позволила, тут же отстраняясь.

— Это мы еще посмотрим,— она лукаво сверкнула глазами.— Я ведь не просто так ночами по подземельям с тобой встречаюсь. Ты же должен мне информацию за то, что я рассказала тебе…

— Ну, ты мне ничего нового не рассказала,— пожал он плечами.

— Разве? Я тебе открыла план Луки…

— Я о нем и так догадывался,— Гай улыбнулся.

— И они начали самостоятельные поиски…

— Это тоже не ново: веками они ищут, но пока безуспешно…

— У них появилась зацепка,— хитро проронила девушка, глядя в его синие сейчас глаза.

— Зацепка?— Гай попытался скрыть беспокойство и любопытство, но у него не вышло.— Что ты хочешь взамен?

— Имена тех, кто в этом году вошел в ваш высший состав, хотя бы несколько.

— С ума сошла?— возмутился парень, чуть крепче сжимая ее в своих объятиях.

— Мне нужна ценная информация, иначе мне никогда не получить влияния,— заметила девушка, больно наступая ему на ногу. Гай отшатнулся, выпуская ее, раздумывая.— Так ты готов к сделке, Гай?

Он думал еще некоторое время, потом кивнул:

— Юлиана Йохансон и Димитрий Полонский, больше не скажу.

Девушка хмыкнула, сложив на груди руки:

— Ловкий ход, Гай: забрать себе бывшую девушку Ящера и его бывшего лучшего друга. Решили сразу взять контроль над ситуацией, обложили Ящера и Эйидль?

Он лишь пожал плечами, не собираясь говорить ничего сверх того, что уже сказал.

— Что за зацепка?

— Старая библиотека, путь к которой разбирают сейчас «гномы»,— проговорила она.— Ее нашли в конце прошлого учебного года вроде как случайно, отгадай кто?

— Вы?

— Да, потому что давно искали. В планы не входило, чтобы кто-то посторонний о ней узнал, но на разборках завалов ранило кого-то — так вся школа узнала о находке. Теперь мы ждем, когда в библиотеку станет возможно проникнуть.

— Что там ценного? Карта? Свитки?

— Я не знаю,— девушка пожала плечами, потом лениво взглянула на часы.— Мне пора, я очень устала…

— Не так быстро,— он схватил ее и пригвоздил к стене, начиная яростно целовать.— Узнай мне больше о библиотеке, о том, что они ищут…— он не давал ей шанса отстраниться, целуя.— В долгу не останусь…

— Попытаюсь,— выдохнула девушка, всего несколько мгновений отвечая на его поцелуи. Затем она оттолкнула его, вынырнула из-под его рук, легко и ловко вскарабкалась в лаз и растворилась в звуке шагов по песку. Гай еще некоторое время стоял, прислонившись к стене и взволнованно потирая подбородок.

* * *

Пространство и время были покрыты странной дымкой, через которую иногда прорывались звуки, шорохи, голоса, противный вкус, иногда он знал, что что-то пьет, чувствовал прохладу простыней и жар тела, отвратительный осадок на языке, жжение под твердой чешуей. Иногда кто-то звал его по имени, но он не открывал глаз, равнодушно созерцая внутреннюю дымку из воспоминаний.

Он повернулся на бок, на несколько мгновений вырываясь из тумана, сквозь ресницы замечая движение и свет — неяркий, но все равно бьющий по глазам, которые много времени оставались закрытыми. Кажется, вот та долговязая фигура — это школьный лекарь Павлов, а рядом с ним кто-то на кровати…

— …Я всего лишь хотел забрать обглоданные кости из вольера, а он как накинется…

Феликс снова сомкнул веки — все было неинтересно и пусто, даже слова почти перестали иметь значение. Хотелось лишь одного — двигаться. Он не знал, куда, но куда-то двигаться, чтобы в этом движении закончить все… Шагнуть — и конец…

Воспоминания приходили волнами, к которым он уже начал привыкать, не в силах прекратить или забыть. Он просто смотрел их, как картинки в детских книжках, которые они с мамой убирали на чердак много лет назад вместе с игрушками…

Воспоминания были иногда четкими, с красками, запахами и звуками, а иногда словно все в той же странной дымке, и они даже не ощущались, просто проходили мимо, потому что причинили бы новую боль… И эти воспоминания он любил больше — никаких голосов и ощущений, просто черно-белая пленка, как у мальчишки во дворе в его чудном аппарате…

Феликс зарылся под одеяло, утопая в жаре тела и жжении кожи под чешуей…

— Прикоснись, это не так страшно…

— Феликс, а ты что-нибудь чувствуешь?— ее длинные красивые пальцы неуверенно очертили несколько чешуек, словно она гладила кошку.— Хоть что-нибудь?

— Конечно,— ответил он глухо, прикрывая глаза: ее прикосновения к его новой коже были очень приятными, по позвоночнику проходила дрожь.— Не останавливайся…

— Такая холодная,— она прикусила губу, отдергивая руку, в глазах на миг сверкнуло что-то странное, но тут же исчезло. Ей просто нужно было привыкнуть…

— Зато внутри от нее жарко,— улыбнулся он, чувствуя, как перемещаются красные чешуйки на лице.— Мои глаза тебя не пугают?

— Нет, что ты! Ты стал… таким необычным,— она оглянулась, словно призывая всех посмотреть на нее и ее парня — уникального и немного устрашающего.— А правда, что ты можешь засунуть руку в огонь, и тебе ничего не будет?

— Ну, я чувствую прикосновение пламени, но мне не горячо,— он протянул осторожно покрытую чешуей руку и остановил ее в миллиметрах от ее лица, словно спрашивая разрешения.

— Мне пора, поправляйся,— она встала, поспешно застегивая мантию.

— Юлиана…

— Димитрий сказал, что зайдет к тебе вечером, а я загляну в субботу, а то у меня уроков много, ты ведь знаешь, что меня в этом триместре перевели к «драконам», мне бы не хотелось отстать от класса…

— Юлиана…

Дымчатая реальность ощущалась болезненно и жарко, он легко понимал, когда выныривал из воспоминаний, которые только усиливали желание куда-то идти, чтобы все закончить. Тогда он пытался сесть на постели и даже открывал мутные глаза, тяжело дыша — он чувствовал, как холодный воздух вырывался из сжатых легких, слышал, как чешуйки тихо шуршали, перемещаясь, переливаясь на мышцах.

— Феликс, ложись, тебе нельзя вставать,— мягкие, но сильные руки тут же укладывали его на подушку, голос шелестел, успокаивая, окуная в дымку, во рту снова был привкус чего-то.— Давай, малыш, надо поправляться…

И он покорно ложился, не чувствуя шевеления воздуха, проваливаясь в новую дрему, куда снова и снова, в ленту воспоминаний, прорывались голоса и звуки.

— Я нашел эту карточку!

— Она не твоя!

— А ну, замолчали! Сейчас я вас буду приводить в божеский вид, ишь взяли моду устраивать дуэли из-за карточек от Шоколадных лягушек!

— Это не просто карточка! Это из английской коллекции!

— Она моя, я ее первым увидел!

— А я подобрал!

— Тихо! Где вы вообще ее нашли?

— В Зале Святовита, у колонн…

— Кто-то потерял, вы должны ее вернуть…

— Нет!

— Еще чего!

— Тихо, я сказал!...

Феликс застонал, пряча голову под подушку, окунаясь в дымку, которая быстро растворилась, сменившись новыми лентами воспоминаний, черно-белых, блеклых, что уже не задевали, словно отболели вместе с желанием жить…

— Я не могу даже смотреть на него …

— Юлиана, мы нужны ему…

— Я не могу! Я не могу его касаться! Ты бы видел, как он дрожит, стоит прикоснуться к этой его шкуре, он на меня такими алчными глазами смотрит, я его боюсь… Этот его глаз…

— Юлиана, пожалуйста…

— Дим, я. Не. Могу. Тебе не приходится его целовать!

— Потерпи еще хоть немного…

— Ты и терпи, если тебе так хочется!

— А я и терплю! Насколько ты помнишь, я уже несколько месяцев терплю! Тебя и его! Думаешь, мне не хочется, чтобы ты его бросила и стала моей девушкой?! Хочется, но только не так и не сейчас…

Юлиана улыбнулась, шагнув к Димитрию, обвивая его шею руками, и Димитрий не сопротивлялся, прикрыв глаза.

— Мы должны помочь ему…

— Ему уже не поможешь, а мы можем жить дальше…

— Юлиана, я не могу так…

— То есть ты хочешь, чтобы я ушла?

Он поймал ее за талию, с тихим вздохом целуя, прижав к себе…

Он вздрогнул, ища напряженно дымку, в которой можно потеряться, но не находил, потому что последнее воспоминание пробудило еще большее желание все закончить, встать и идти.

Феликс откинул одеяло и сел, голова кружилась, слабый свет пробивался из-под ресниц, ослепляя.

— Эй, Феликс, ты что?

Он нахмурился, не понимая, что это за голос, он был знаком, но кому принадлежал, парень понять так и не смог. Голова была мутной, глаза не видели ничего, кроме света. Мягкие теплые руки легко коснулись его плеч, толкая на постель, он покорно лег, смыкая веки.

— Как ты?

Девичий голос, все тот же. Его обладательница села на постель рядом с ним, а он все судорожнее пытался понять, кто она и что ей от него надо.

— Тебе надо поправляться, Феликс,— рука скользнула по его здоровому предплечью, даря немного прохлады.— Поправляйся, обязательно… Ты нужен Эйидль, очень ей нужен…

Эйидль. Это имя что-то ему говорило, оно тоже было подернуто дымкой, но болезненной, правда, уже почти не ощущаемой болезненно, как ничто уже не ощущалось.

— Эйидль,— он попытался вытолкнуть имя вместе с холодным воздухом, но у него не вышло, по крайней мере, он себя не услышал. И словно эта попытка прорвала плотину, которая не давала ему понять, что для него значит это имя.— Она…

Феликс сжался, пытаясь оттолкнуться от этого имени, оттолкнуться от воспоминаний, но он не мог, у него не было сил даже на это…

— Знакомься, сынок, это твой отчим Нильс и его дочь, твоя сестра, Эйидль… Она пойдет в твою школу в этом году…

— Привет, Феликс,— голос отчима звучит с певучим акцентом, он явно не так давно выучил немецкий.— Рад знакомству,— Нильс говорит на правильном немецком, не на австрийском.

— Сынок, не молчи, скажи что-нибудь…

— Все из-за вас,— прошипел он, глядя на девчонку и ее отца.— Ненавижу вас, убирайтесь!

— Феликс, извинись сейчас же!

— Все из-за вас! Вы во всем виноваты!

— Феликс!

— Феликс! Ты меня слышишь?

Все тот же голос вырвал его из дымки воспоминаний, в груди гулко билось сердце.

— Слышишь? Ты ей нужен!

— Ненавижу,— вырвалось из груди, и он вздохнул легче, сердце словно перестало сжиматься. Он снова окунулся в дымку безразличия.

* * *

Вторая ночь прошла без сна, она иногда погружалась в дрему, но тут же вздрагивала и садилась на постели, притягивая к груди колени и сдерживая слезы. Ей было страшно и горько.

Создавалось впечатление, что эта школа решила раздавить ее, подчинить себе: «неуды» сыпались весь вчерашний день, она засыпала на ходу, а мысли крутились только вокруг ночных приключений. Она искала выход — и не находила. Написать отцу? Но что он сделает? Заберет ее из школы? Как? Да и Феликс останется здесь, и за него девочка боялась еще сильнее, чем за себя.

На шкафу посапывала Кляйн, свернувшись клубком — она почему-то не улетела вечером в свою нору (или где она живет). Кажется, фее спалось сегодня хорошо потому, что следующий день был объявлен неучебным…

…Прибывали гости из Шармбатона и Хогвартса, но даже это не могло хоть ненадолго отвлечь Эйидль. Ведь приедут ребята, которым исполнилось семнадцать — значит, из ее бывшей школы не будет никого, кого бы она более или менее знала. Не будет подмоги, не будет друзей…

Она одна против этого сумасшедшего механизма Драконов.

…Искать, искать, искать… Это билось в голове навязчивой мыслью, но девочка понятия не имела, с чего начать, как искать? Может, залезть в какие-нибудь катакомбы — и сгинуть. Вот вам, пожалуйста, Драконы, довели девочку, доигрались…

Но она знала, что так не сделает. Она будет бороться, она будет делать то, что хотят эти жестокие подростки, она не позволит им причинить вред Феликсу…

…Угнетало одиночество, она словно была в вакууме — с ней никто рядом не садился, не разговаривал, на нее даже не смотрели, испуганно опуская взгляды, стоило ей показаться на горизонте. Словно она меченая…

А она и есть меченая…

…А еще она ждала — в испуге, настороженно. Должны же вторые Драконы — востока — тоже что-то предпринять, ведь это игра… Было страшно, что ее опять насильно куда-то поведут, но теперь она знает, чего ожидать, она готова ко всему…

…Жаль, что ей не семнадцать, тогда бы она могла попытаться стать Чемпионом Турнира, и тогда бы она оказалась под защитой Кубка, под защитой магического договора, о котором говорил профессор Яновских… Она бы бросила в Кубок свое имя…

— Кубок!— она даже подпрыгнула от неожиданной догадки. Кляйн с испуга свалилась со шкафа и только у самого пола сориентировалась и смогла взмахнуть крыльями.

— С ума сошла?! Тебя кентавр пнул, что ли? Всю школу поднимешь!— заворчала тут же фея, поправляя на себе одежду.

— А почему ты спишь в платье?— задала Эйидль совершенно абсурдный вопрос, а сама продолжала обдумывать то, что вспомнила. Со всеми этими Драконами она совершенно забыла про того странного мальчика, что так настоятельно просил ее бросить имя Феликса в Кубок.

…Зачем, если не для того, чтобы защитить брата? Ведь контракт с Кубком нельзя разорвать, так говорил директор! Значит, никто посторонний не сможет причинить вред Феликсу вне Турнира, а вмешаться в Турнир — это намного сложнее, чем подкараулить парня в темном коридоре…

Эйидль так хотела верить в эту мысль, что отмела всякие другие мысли: о том, что Драконы обладают властью и могут вмешаться в испытания Турнира, что, возможно, ее предположение ни на чем не основывается, что вред можно причинить и не пытаясь убить…

Нет, Кубок спасет Феликса! Все будет хорошо, а свои проблемы она решит сама…

— А почему я не могу спать в платье?— возмутилась Кляйн, одергивая передник. Она настороженно смотрела на Эйидль, у которой постоянно менялось выражение лица.— У меня нет пижамы, чтобы сто раз переодеваться, да и оно мне надо?

Девочка автоматически кивнула, вставая с постели: с мыслью о том, что есть возможность защитить Феликса, в ней проснулась кипучая энергия, страх за него уже не так сжимал все внутри. Все обойдется…

— Какой бы кентавр тебя ни пнул, я ему благодарна,— проворчала Кляйн, видя, как Эйидль переодевается, потом берет щетку и начинает расчесывать свои светлые волосы, убирая заколками.— Только почему у меня такое ощущение, что ты сейчас нанесешь боевую раскраску, возьмешь лук и стрелы и выйдешь на охоту?

Девочка фыркнула, обернувшись к фее:

— А на Драконов охотятся с луком?

— С ума сошла?!— взвизгнула Кляйн, делая резкий бросок вперед и практически вцепляясь в волосы Эйидль.— А ну, брось эту затею, сейчас же брось!

— Какая ты трусиха,— девочка легко оттолкнула от себя фею, поморщившись.— Да и с чего бы тебе храбриться? Не тебя же ночью похитили и вытащили в снег, рассказывая странные сказки, а потом угрожая твоему близкому человеку, если ты не подчинишься!

Кляйн зашипела, забираясь на шкаф и снова поправляя свою одежду.

— Ничего они не сделают твоему Феликсу!

— Да? А ты уверена?

— Они всего лишь студенты, они не всесильны,— Кляйн говорила тихо, шепотом, будто противореча своим собственным словам.

— Да? Ты в этом уверена? А откуда тогда они знают о Феликсе? Откуда они знают о моей жизни в Шармбатоне? Я не удивлюсь, если они даже знают, что я ходить начала в девять месяцев, а говорить в полтора года,— презрительно ответила Эйидль, аккуратно надевая берет.— Я не хочу проверять, сделают они что-то Феликсу или нет…

Фея сморщила носик, наблюдая за девочкой:

— Сдался тебе этот Феликс! Кто он вообще тебе?

— Он мой брат… Сводный,— добавила Эйидль, сникнув и садясь на постель, руки ее чуть подрагивали.

— А ты влюблена в него?— тихо спросила Кляйн, пристально глядя на нее. Девочка вздрогнула, на глазах у нее сверкнули слезы.

— Он ненавидит меня.

— Он всех ненавидит,— поправила чуть небрежно ее фея.— И как ты можешь его любить? Он же… Ящер!

— Не говори так! Он хороший, просто очень несчастный,— Эйидль вздохнула, перебирая край своей юбки.

— Что не мешает ему быть Ящером, посмотри на Юлиану…

— Это кто?— девочка вскинула глаза на фею.

— На его бывшую девушку. Такой у них роман был — вся школа завидовала. Он ее на руках носил, она всем хвасталась, какой у нее замечательный парень, а потом раз! — и нет любви, стоило только ей пару раз на него в чешуе посмотреть… Ох, люди, люди, все у вас странно…

— Тогда не любовь это была!— рассердилась Эйидль, стукнув кулаком по кровати.— Не любовь, если она испугалась!

Кляйн закатила глаза, еще сильнее разозлив девочку: Эйидль запустила в фею расческой.

— Ты ничего о нем не знаешь!

— Да и хорошо, мне тебя достаточно, совсем уже…— Кляйн увернулась, показав маленькие зубки.— Надо учиться управлять негативными эмоциями, ты знаешь?

— Да пошла ты…!

— Пойду-пойду, только сначала я тебе напомню, что через пятнадцать минут надо уже быть в зале Святовита, чтобы встречать гостей, а ты даже не позавтракала, а ведь твоему эмоциональному организму требуется большое количество питательных веществ, среди которых…

Эйидль только тихо зарычала, встала и пулей вылетела из комнаты.

* * *

Зал Святовита был как никогда наряден и полон торжественного ожидания. На одной из стен красовался огромный гобелен с вышитым на нем гербом школы. На другой также были развешаны гобелены: от вида одного у Эйидль тоскливо сжалось сердце, когда она вошла в одиночестве в Зал. Герб Шармбатона — перекрещенные волшебные палочки на голубом фоне со вставшим на дыбы единорогом — соседствовал с эмблемой, видимо, Хогвартса, где изящная буква «Х» словно охранялась четырьмя животными.

Возле скульптур гнома, волшебника и дракона появился резной постамент, на котором возвышался уже знакомый всем ящик с Кубком огня. На стенах зажжены факелы, которые отражались от ярких кристаллов, вделанных в изображения на стенах. Красные, синие, желтые лучи то и дело проскальзывали через зал, на миг ослепляя.

Эйидль подошла ближе к ученикам, что уже собрались посредине Зала, ими командовал Гай, от вида которого девочку передернуло. Так было с ней каждый раз, когда в школе она встречала знакомое по Совету «в снегу» лицо. Сейчас Гаю помогала незнакомая девушка с длинными темно-русыми волосами, волнами спадавшими ей до пояса. Ее голос звучал плавно и успокаивающе.

Преподаватели стояли чуть в стороне, перед большим камином, в котором пылало высокое яркое пламя. На пол был постелен темно-красный ковер, возле него, как на посту, замер Хранитель. Эйидль поспешно отвела от него глаза — гном пугал ее почти так же, как Драконы.

— По ногам топтаться обязательно?

Эйидль вздрогнула, поднимая глаза на черноволосого парня с нашивкой «гнома». У него было суровое, словно выточенное из гранита, лицо с угрюмыми глазами, и эти глаза, к удивлению девочки, смотрели прямо на нее. Странно, а ведь она уже даже начала привыкать, что ее никто не замечает…

— Ты это мне?— сипло спросила исландка, задирая голову, чтобы не свернуть себе шею, и глядя на парня. Она была и обрадована, и испугана — а вдруг это подвох? Но, с другой стороны, он же «гном»!

— Нет, это я фее, она мне по ногам прошлась,— буркнул парень, пожав большими плечами. Он вообще был похож на поджарого медведя, или на выточенную из камня скульптуру этого самого медведя.— Под ноги смотри, когда идешь…

Эйидль даже растерялась:

— А разве мне это надо? Обычно все сами отскакивают с моего пути…

— Правда?— фыркнул парень, прислонившись к стене.— Ты принцесса какая-то или дочка Яновских? Хотя… вряд ли он может иметь детей…

— Я… Меня разыгрывают Драконы,— прошептала девочка, опуская взгляд.

— Да? Поздравляю…

— То есть ты этого не знал?— с легким удивлением спросила Эйидль, снова глядя на парня.

— Понятия не имел, мне не до школьных сплетен, тружусь, как гном… Черт, я же и есть «гном».

Эйидль видела, что в их сторону то и дело косятся, но она была так рада, что кто-то с ней разговаривает, что ей было все равно. Правда, все еще оставался страх, что это все подстроено.

— А что ты делал?

— Камни таскал, снег расчищал,— пожал плечами студент, словно все это стало обыденным, и он не придает особого значения.

— Устал?

Парень хрипло рассмеялся, своей огромной ладонью потрепав девочку по плечу — у нее чуть колени не подогнулись.

— Так как тебя зовут, островитянка?

— Эйидль. А разве ты не боишься со мной общаться?

— Привет, Эй, я Ай,— он опять рассмеялся.— Я Айзек, и я ничего не боюсь, хотя бы потому, что меня в своей время самого так развели…

Эйидль удивленно и обрадовано смотрела на Айзека, не веря в то, что в этой сумасшедшей школе есть хоть один адекватный человек. Она уже открыла рот, чтобы заговорить, — ей так хотелось обсудить все, что с ней происходит, с человеком, который все знает и ее поймет — но раздался громкий голос профессора Яновских:

— Встали в ровные шеренги, по возрасту. Впереди — первый год, позади — седьмой. Поторопитесь, гости скоро будут. Гай, Мария, помогите им,— и директор опять повернулся к другим преподавателям. Все они были одеты в нарядные мантии с красными и зелеными оторочками, было заметно, как профессора волнуются.

— Ладно, увидимся,— к огорчению Эйидль, Айзек махнул рукой и поспешил к строящимся шеренгам, втискиваясь в предпоследнюю. Девочка последовала за ним, робко вставая с самого края третьего ряда. Она оказалась рядом с Хельгой — бывшая подруга отвела взгляд, но не отстранилась, видимо, разбивать шеренгу ей бы не позволили. Эйидль вздохнула, поджав губы, потом подняла взгляд на пылающее в камине пламя.

— Гости из Шармбатона прибудут с минуты на минуту,— провозгласила профессор Сцилла, и, к удивлению Эйидль, все повернулись от камина к большим дверям, что вели в голову «дракона». Преподаватели ходили вокруг шеренг, делая замечания и выравнивая ряды.

— Коллинз, берет!

— Йоссель, что у тебя на носу?

— Белов, перестань зевать, как медведь после спячки…!

Школьники тихо засмеялись, когда в ответ на замечание профессора Волонского Белов только еще более сладко и звучно зевнул.

— Тихо!— почти рявкнул Яновских, сверкнув глазами. Студентов почти опалило тихой яростью, но через мгновение на лице директора уже расплылась успокаивающая улыбка.— Будем немного серьезнее, не опозорим школу… Хранитель?

Все взгляды обратились к гному, который медленно и гордо прошествовал к дверям, не проронив ни слова. Эйидль прикусила губу — ей передавалось всеобщее волнение, к тому же это будут не просто гости, это будет Шармбатон, ее родная школа, которой ей так не хватало в этой каменной норе с психами-студентами…

Двери отворились, и Дурмстранг замер, выдав один общий удивленный вздох, который сдержала, кажется, только Эйидль. Ну, что она, мадам Максим никогда не видела, что ли? И неприлично так глазеть на человека!

Девочка прикусила губу, чувствуя подступающие слезы — ей хотелось выскочить из ровных рядов в красном и кинуться к директору Шармбатона, обнять ее, прижаться к ее коленям — и заплакать, рассказать, как ей здесь плохо и как ей хочется назад. Но Эйидль молчала, только во все глаза смотрела на прекрасное видение мадам Максим, которая вошла в зал и остановилась в нескольких шагах от Гнома-Хранителя. Послышались смешки: стоявший перед директрисой Шармбатона Гном-Хранитель теперь казался не таким уж грозным и значительным.

— Добро пожаловать в школу Дурмстранг!— как мог громко провозгласил гном, подняв голову и заглядывая в, словно выточенное из слоновьей кости, лицо высокой директрисы.

— Как бы не раздавила, не заметив,— зашептал кто-то из младших ребят, подавляя усмешку.

— Ну, он запищит, если что,— ответили ему.

— Как думаешь, какой у нее размер ноги?

— У нее, наверное, всегда на голове шишки, потому что она потолки задевает,— взволнованно прошептала какая-то девочка во втором ряду. Ближние к ней ребята зафыркали, а Эйидль почувствовала прилив злости — молчали бы, со своим Яновских! Им такого прекрасного директора, как мадам Максим, только желать!

Пока студенты перешептывались, Гном-Хранитель успел что-то рассказать гостье, и та медленно и осторожно нагнулась, благодарно улыбаясь, чтобы, едва касаясь, погладить гнома по плечу.

— Приветствую вас, достопочтенный Хранитель древней школы Дурмстранг,— почти пропела директриса, выпрямляясь и глядя на преподавателей и студентов.— Приветствую вас, дурмстранговцы!

— Здравствуйте, мадам Максим!— вперед, наконец, вышел профессор Яновских, на лице его сияла широкая дружелюбная улыбка. Он протянул руку, чтобы поцеловать большое запястье главы Шармбатона. Директор Дурмстранга выглядел рядом с дамой почему-то даже комичнее, чем маленький Хранитель — Яновских едва доставал ей до груди и было заметно, что подобное положение вещей его угнетает.— Хорошо ли добрались?

— А до вас можно хорошо добраться?— мило фыркнула мадам Максим, подав ему свою руку.— Мои лошадки едва не погибли от холода, у двух замерзли крылья настолько, что они уже не могли правильно лететь, посадка на снег была слишком резкой, несколько моих студентов поранились… Не был ли это ваш хитроумный план, профессор, чтобы вывести из строя моих чемпионов?— спросила с улыбкой директриса, делая шаг в сторону.— Мои ученики.

Из-за большой фигуры мадам Максим буквально выпорхнули замерзшие фигурки в синих мантиях — восемь мальчиков и восемь девочек. Они смущенно улыбались, растирая озябшие ладошки. Эйидль заметила, что привычные одежды Шармбатона были заметно утеплены, а из карманов торчали перчатки. Ей страшно хотелось быть сейчас не в красной, а в синей форме, тоже стоять рядом с мадам Максим и с превосходством смотреть на этих диких школьников из подземелий.

— Ну, мы же вам предлагали приехать каминами, как делегация Хогвартса,— пожурил гостей Яновских, приглашая жестом пройти в глубь зала.

— Это слишком долго и неудобно,— поморщилась мадам Максим, следуя за директором Дурмстранга. Студенты поспешили за ней, окружив, как стая птенцов.— Значит, Хогвартс еще не прибыл?

— Ожидаем,— профессор Яновских кивнул на ярко горящий камин, куда уже притопал Гном-Хранитель.

Эйидль во все глаза смотрела на шармбатонцев, прикусив губу, ей одной, наверное, было сейчас тоскливо, остальные в ожидании повернулись к камину, то и дело бросая любопытные взгляды на гостей из Франции.

* * *

Тихий ропот прошел по рядам школьников, когда ярко-оранжевое пламя вдруг стало желтеть, а затем вспыхнуло зелеными языками. На красный ковер вышел высокий и статный мужчина с длинными черными волосами и черными глазами. На нем была черная мантия с красной вышивкой, весь он словно дышал благородством и красотой. Девочки вокруг Эйидль вздыхали, перешептываясь, пока Гном-Хранитель приветствовал гостя.

— Это их директор?

— Вот повезло…

— Красавчик…

— Добро пожаловать в Дурмстранг, профессор Фауст,— вперед вышел Яновских, на лице его была улыбка, но не такая широкая, как при встрече мадам Максим. За спиной гостя из зеленого пламени по очереди шагали студенты, но большинство присутствующих следили за диалогом.— Здорова ли профессор МакГонагалл, мудрейший директор Хогвартса?

— Она просила извинить ее, но из-за дел школы и Министерства она не смогла самолично прибыть сегодня,— голос профессора Фауста звучал сдержанно и глубоко, и Эйидль подумала, что он, наверное, поспорил бы в строгости с профессором Сциллой, у которой на занятиях студенты даже дышать боялись.— Но она обязательно постарается приехать к первому состязанию.

Директор Дурмстранга кивнул, улыбка не сползала с его лица, хотя, скорее всего, он был не очень доволен таким поворотом дела.

— Мои студенты,— коротко кивнул на группу, что собралась у камина, профессор Фауст. Эйидль посмотрела на учащихся Хогвартса, и дыхание ее на миг сбилось: какая знакомая форма! Она уже видела эти мантии и галстуки…

Тот мальчик между колоннами! Мальчик, что предупредил ее о Кубке!

Она оглядывала шестнадцать студентов Хогвартса и чуть не вскрикнула, узнав в одном из них того самого мальчика — худого, в очках, с растрепанными черными волосами. Он стоял с самого края рядом с девушкой, которую держал за руку, и странным парнем с пронзительно синими глазами, что было заметно даже через ползала.

Эйидль смотрела на мальчика, пытаясь понять, что это значит, как этот студент Хогвартса мог быть тут два дня назад, если он прибыл только сегодня. И откуда он знал о Феликсе?!

Занятая своими мыслями, Эйидль пропустила, как все небольшими группами начали проходить в Центральный зал, где оказалось больше, чем обычно, столов, накрытых серебряными тарелками и кубками. По стенам тоже были развешаны гобелены и гербы, скрывая изображения драконов, вейл, гномов, русалок, кентавров и волшебников. Зря, подумала девочка, садясь на уже привычное крайнее место и утыкаясь глазами в тарелку. Не нужно было прятать фрески и рисунки, это было одно из несомненных достоинств подземной школы. В Шармбатоне такого нет… там мраморные стены, люстры, зеркала, цветы и много света…

Эйидль подняла глаза и тут же увидела привычные за два года синие мантии. Шармбатонцы и хогвартчане рассаживались за две центральные «подковы», оживленно беседуя. Взгляд тут же выхватил мальчика в очках — он заливисто смеялся, чуть подталкивая своего синеглазого друга, и казалось, что все те, кто находится рядом с ними, заражаются этим смехом. Какой странный мальчик…

Эйидль вздохнула и прикусила губу, когда зеленый взгляд студента Хогвартса скользнул по ней — но не задержался, будто они никогда раньше не виделись. Девочка все сильнее запутывалась, не зная, что бы это все значило…

Еда сегодня появилась словно из неоткуда, никаких фей, что совсем не расстроило Эйидль. Она уставилась на обилие самых разных блюд, появившихся мгновенно на столах, выбрала с неконтролируемой радостью сырный киш, явно приготовленный для французских гостей, и горшочек с луковым супом. Даже сразу стало как-то легче, словно этот кусочек Шармбатона дарил надежду…

— Не грусти, чего грустишь?— рядом плюхнулся с полной тарелкой ее новый знакомый Айзек. Он угрюмо улыбался, оглядывая разнообразие блюд перед собой.

— Мм… ты уверен, что маринованную фасоль стоит есть с шарлоткой?— осторожно спросила Эйидль, бросив взгляд на тарелку парня.— Да еще полить это все бешамелем?

— А какая разница? Все равно в желудке все перемешается,— пожал он большими плечами, набрасываясь на еду.— Как тебе большая дама?— и Айзек кивнул на преподавательский стол, за которым разместились прибывшие директора. Эйидль заметила еще два незнакомых лица.

— Мадам Максим просто широка в кости,— буркнула девочка, хмурясь.

— Она твоя знакомая? Прости, не знал…

— Она моя бывшая директриса и замечательный человек,— Эйидль вздохнула — есть почему-то перехотелось.

— Так ты из Шармбатона?— Айзек успевал и болтать, и поглощать пищу.— Ну и как там? Не мерзли в своих сорочках?

— У нас там снега нет!

— Правда? Черт, как же скучно вам там жилось, — фыркнул парень.— А как же уборка сугробов провинившимися? А игра в снежки в выходные?

— Знаешь, на свете есть много всего другого, кроме вашего снега!

— Ну, не знаю, не знаю. Ну, вот кости мертвых драконов вы как прячете? Разве не под снегом?

— Каких драконов?— нервно хихикнула Эйидль, привлекая к их беседе внимание. Хоть многие и делали вид, что едят, глядя в свои тарелки, девочка догадывалась, что их настороженно слушают.— Хотя… я теперь знаю, где буду прятать трупы…

— Какая ты, однако, кровожадная,— рассмеялся Айзек, снова наполняя свою тарелку.— Я имел в виду настоящих драконов…

— У нас нет драконов,— Эйидль лишь покачала головой,— то есть, у них нет…— и она с тоской посмотрела на студентов в голубой форме, которые свободно и легко общались с ребятами из Хогвартса.

— Несчастные,— посочувствовал парень, уминая сразу четыре куска хлеба с джемом.

— Тебя не разорвет?

— Еще чего! Знаешь закон «гномов»? Ешь, пока дают, неизвестно, когда придется есть в следующий раз…

Эйидль уже открыла рот, чтобы съязвить по этому поводу, но тут Зал накрыла тишина — со своего места поднялся профессор Яновских. Сотни пар глаз поднялись к нему, все замолчали, затаив дыхание.

— Добро пожаловать в школу Дурмстранг! Мы рады принимать у себя легендарный Турнир Трех Волшебников и вас, наши дорогие гости! На время Турнира — то есть до конца учебного года — вы станете полноправными обитателями нашей школы. Для вас открыты три нижних уровня с удобными комнатами и ванными, а также залами отдыха. Добро пожаловать в нашу библиотеку в Теоретическом крыле. Также мы всегда будем рады вам помочь и решить проблемы, связанные с переездом на Север,— Яновских улыбался широко и ярко, отчего все вокруг тоже начали улыбаться, чувствуя необоснованную радость.— А теперь позвольте вам представить двух главных судей предстоящего Турнира: сотрудника Восточной Конфедерации Волшебников, которая в основном и организовывала Турнир, прекрасную Элишку Маркету,— Зал зааплодировал поднявшейся со своего места волшебнице в синей мантии, женщине было лет сорок, у нее были короткие темные волосы и большие карие глаза,— и заместителя Главы Федерации Магических школ Старого Света, профессора Финнигана,— им приветливо помахал мужчина средних лет со светлыми волосами и зелеными глазами, он широко улыбался, садясь на свое место.— Миссис Маркета,— продолжил профессор Яновских,— расскажет вам о том, что нам всем предстоит сделать в рамках Турнира.

Волшебницу встретили почти овациями — всем не терпелось узнать, наконец, когда начнется все то, ради чего они собрались.

— Я рада, что мне выпала честь быть организатором и непосредственным участником такого грандиозного события. После Турнира в Хогвартсе в 1994 году и в Шармбатоне в 2008, мы решили, что пришло время устроить состязания в Дурмстранге. Напомню, что в Турнире принимают участие по чемпиону от каждой из школ, по введенному в 94-м году правилу, всем претендентам должно быть семнадцать лет. Трем студентам предстоит пройти три испытания, победителю вручается Кубок Турнира и 5 000 галеонов…

Зал взорвался криками и аплодисментами, и директорам не сразу удалось угомонить учеников, которые буквально сошли с ума от такой суммы денег.

— Итак,— продолжила миссис Маркета, когда Зал погрузился в относительную тишину,— сегодня после обеда мы зажжем Кубок Огня — беспристрастного судью, который выберет Чемпионов Турнира. Для этого студентам, решившим попробовать участвовать, нужно только бросить в Кубок свиток со своим именем и названием школы. Помните, что если вам нет семнадцати, бесполезно это делать — Кубок Огня был усовершенствован, он сжигает моментально подобные свитки… Имена чемпионов станут известны завтра за ужином, когда и будут получены инструкции к первому испытанию, которое пройдет первого декабря…

— До первого декабря я успею сто раз помереть и возродиться,— фыркнул Айзек, когда миссис Маркета села. Зал наполнился разговорами, за столом Хогвартса снова начал раздаваться смех.

— Хорошо бы дожить,— кивнула Эйидль, вздыхая. У нее сильно разболелась голова от всего этого: от драконов, от поисков, странных студентов Хогвартса, внезапно заговорившего с ней Айзека, тоски по школе… Но ничто сейчас не было для нее таким важным, как бросить в Кубок имя Феликса.

* * *

— Помните: вы приехали сюда не для того, чтобы провести год, расслабляясь и ничего не делая. Советую тем, кто в этом году сдает ЖАБА, посвятить все свободное время подготовке к экзаменам. Я буду всегда рад вам помочь. А теперь отдыхайте и не забудьте бросить свое имя в Кубок,— с этими словами профессор Фауст, правая рука и заместитель профессора МакГонагалл, бессменного директора школы Хогвартс уже много лет, вышел из полной света гостиной.

— ЖАБА? Он издевается? Еще только сентябрь…

— Я все равно буду чемпионом…

— Ага, мечтай, у нас нет шансов,— одна из девочек поднялась, покосившись на сидевшего в углу комнаты со своими друзьями мальчика в очках.— Нам никогда не состязаться с Поттером…

Мальчик поднял лицо и широко улыбнулся говорившей студентке, та смущенно пожала плечами:

— Ну, Ал, это правда… Среди нас ты самый достойный и самый умный, чтобы стать Чемпионом…

— А еще самый знаменитый…

— Вряд ли Кубок изучал Историю магии или читал газету,— фыркнул один из студентов и тоже поднялся.— Все, я спать… Черт, почему у нас в школе комнаты общие? Тут просто рай — у каждого свой уголок…

— Уж лучше спать в общей спальне с окнами, чем в подземной келье,— заметила студентка, но тоже последовала по узкому коридору, что был буквально утыкан округлыми дверцами.

Постепенно гостиная пустела, уставшие после путешествия и дня экскурсии по Дурмстрангу студенты разбредались по комнатам, некоторые успевали еще выйти, чтобы, видимо, тихо кинуть свое имя в Кубок Огня, который был торжественно зажжен в красивом Зале с колоннами и гобеленами.

В комнате, где постепенно свет становился приглушенным, остались только трое — Альбус Северус Поттер , его девушка Кристин Сант и друг Роберт Конде. Среди них Альбус сейчас был самым задумчивым, хотя минуту назад он широко улыбался своей однокурснице. Он вообще часто улыбался, тогда на его щеке появлялась милая ямочка, — предмет несомненной зависти его старшего брата Джеймса, — но сейчас был молчалив и даже сосредоточен, и его друзья не решались прервать молчание и отвлечь Поттера.

Его зеленые глаза за стеклами очков-половинок были чуть прикрыты, а пальцы рук переплетены на столе, жестом, несвойственным семнадцатилетним мальчишкам.

Но все те, кто окружал Ала, его близкие, друзья и знакомые, знали, или догадывались, что он вовсе не обыкновенный подросток семнадцати лет — он был уникальным и удивительным человеком. Нареченный в честь двух великих волшебников и директоров Хогвартса, он словно связал в себе мир живущий с миром мертвых — своими снами. Сколько он себя помнил, в его удивительные сны являлся седовласый волшебник в очках-половинках, с которым они делили конфеты и прочие сладости и который год за годом говорил с ним: учил, открывал новые и новые тайны волшебства и мира, рассказывал о любви и ненависти, о подвигах, о зле. Дедушка из снов, как много лет звал гостя Альбус, привел в сновидения мальчика Черного человека, этого угрюмого и язвительного зельевара, с которым Альбус тоже подружился. И двое волшебников учили — они ковали своими руками другого великого мага, с ранних лет, ночами, они воспитывали в Альбусе Северусе Поттере преемника всего того лучшего, что ушло вместе с Альбусом Дамблдором и Северусом Снейпом.

Одаренный интеллектом и нестандартным мышлением, ничего и никого не боящийся, Альбус к семнадцати годам уже знал цену смерти и слезам, проник в таинства любви и дружбы, овладел Зельеварением и Легилименцией, он был уже Личностью, что не могли не чувствовать окружавшие его люди.

— Как жаль, что я не читаю сознание,— вздохнула Кристин, чуть дернув уголком губ и переглянувшись с явно скучающим Робертом.

— С чего такие грустные мысли?— Конде только хмыкнул, растягиваясь в кресле и зевая.

— Ну, тогда бы я смогла понять, о чем думает Альбус,— тихо рассмеялась девушка, погладив Поттера по руке.

— Ой, лучше и не пытайся, боюсь, что всякий, кто заглянет в эту умную голову, свихнется от потока информации,— и Роберт приподнялся, чтобы постучать по лбу Альбуса.— Слышишь, какой насыщенный звук? Там даже пустот уже не осталось…

— Ал, вернись на землю, точнее — под землю,— Кристин потеребила друга за рукав, пытаясь заглянуть в зеленые глаза.— Что там у тебя опять за планы в голове строятся?

— Я под землей, Кристин,— он поймал ее руку и прижал к груди, хотя все еще пристально смотрел на стол, за которым сидел.— Просто Дурмстранг такой удивительный, вы не находите?— парень повернулся к друзьям, на лице его загорелись небывалые интерес и энтузиазм.

— Пас, а ну — тпррр! Помнишь, что просил отец? Чтобы я старался сделать все, чтобы вернуть тебя домой живым, наш юный гений,— Конде почесал переносицу.— Это будет непростая задача, но когда с тобой было легко?

— Отец слишком переживает, у него не очень хорошие воспоминания связаны с Турниром Трех Волшебников,— пожал худыми плечами Альбус.— Он, кстати, и о тебе волнуется, ты знаешь?

Конде лишь пожал плечами, словно его это не беспокоило. И Альбус мог только догадываться, что творится в голове лучшего друга, сына вампира, который убил собственного отца, чтобы не стать пищей, как это случилось с его матерью. Забраться в эту странную голову Поттер не только не мог, — Роберт владел Окклюменцией, — но и не имел права, дав слово Кристин и Конде, что в их мыслях он никогда не станет копаться. И Альбус это слово держал, хотя порою это было достаточно трудно…

— Закрадывается у меня подозрение, что кое-кто вовсе не о Турнире думает весь вечер,— Кристин чуть ущипнула Поттера за руку.— Ал, тебя что-то беспокоит?

— Вы видели этого гнома? Их Хранителя?— вдруг спросил Альбус, чуть ослабляя гриффиндорский галстук на шее.

— У него странные глаза, словно слепые, но он, кажется, все прекрасно видит,— Роберт сел прямо, переводя взгляд с Кристин на Ала.

— А еще у него и голова странно устроена, как и глаза,— признался Поттер.— Я попытался понять, о чем он думает, этот странный человечек… Но он… Он словно отражает мои собственные мысли… Я пытался считать его сознание, а в итоге читал свое собственное, так… необычно…

— Ты читал свое сознание? И не стал мгновенно психом?— фыркнул Конде, за что получил легкий толчок ногой от Кристин.— Что? Ну, не может быть нормальным сознание человека, который в тринадцать лет думал о возрождении черной расы драконов, в четырнадцать написал самый скандальный закон Хогвартса о «часах посещений чужих гостиных», не говоря уже о том, что в семь лет он мог уже управлять людьми, забираясь в их головы…

— О, Роберт, как хорошо, что ты не знаешь о том, что я еще и с миром мертвых могу разговаривать, когда сплю…— рассмеялся Альбус, потирая шею и подмигивая Кристин.

— Как это не знаю? То есть то, что ты пожираешь бочки сладостей с покойниками-директорами, — это не общение с миром мертвых?

Поттер лишь неопределенно пожал плечами.

— Ладно, давайте пойдем спать, а то нагрянет Фауст и устроит нам ЖАБА прямо сейчас…

— С каких пор великий Поттер боится профессора Фауста?— ехидно осведомился Роберт, поднимаясь и подавая руки Кристин.

— С тех самых, как от данного профессора стало зависеть, как долго я пробуду в Дурмстранге,— Альбус с улыбкой смотрел, как Конде поднимает с ковра его девушку.

— Ну, ты станешь Чемпионом, и тебя не отправят домой, даже если ты их директора убьешь, Кубок тебя свяжет,— Кристин сладко зевнула, прикрыв рот ладошкой.

Альбус ничего не ответил, лишь мягко поцеловал девушку в уголок губ и подтолкнул Роберта к коридору в комнаты мальчиков.

* * *

— Ох, как же хочется спаааать,— сладкий зевок спровоцировал череду новых, и собравшиеся в рассветный час семеро студентов гневно посмотрели на зачинщика.— Ну что? Я не выспался…

— Все не выспались,— в комнату вошел Гай, вид у него был вполне бодрый, словно сейчас был светлый день, а не шесть утра. Он оглядел своих самых верных и близких ребят, среди которых появилось два новых лица, и довольно кивнул.

— Я не понял: старостам выдают специальный бодрительный напиток?— пожаловался все тот же зевающий студент, почти хныча. У него были красноватые глаза, которые он никак не мог широко открыть и только потирал в перерыве между зевками.

— Я тебе сейчас дам напиток очень бодрительный, Йозеф,— Элен поднялась со своего места и начала щекотать парня под ребрами, из-за чего Йозеф скатился со скамьи, извиваясь и пытаясь прекратить пытку, то ли хихикая, то ли постанывая от невыносимости.— Проснулся?

— Так, заканчиваем,— попросил Гай, потягиваясь и вставая у стены, чтобы видеть студентов. Три девушки — Элен, Марианна и Юлиана — сели в самом светлом углу комнаты, пристально глядя на Гая. Ребята рассредоточились: Йозеф растянулся и занял целую скамью для своей худой длинной фигуры; Джованни устроился на полу, скрестив ноги и привалившись к стене, его черные длинные ресницы бросали длинные тени на чуть пухлые щеки; Яшек сидел прямой и сосредоточенный — хоть давай ему шпагу и отправляй в бой; ближе всех к девушкам был Димитрий, у него уставший взгляд, который то и дело обращался к Юлиане.

— Итак, у нас есть несколько вопросов на обсуждение. Первый — личный: кто из вас решил пробовать участвовать в Турнире?— Гай внимательно вглядывался в лица своих Драконов.

— Я уже бросила свое имя,— пожала плечами Элен.

— И я,— Юлиана чуть робко посмотрела на Гая, словно извиняясь, что сделала это без разрешения.

— Я еще думаю,— лениво протянул Джованни,— стоит ли связываться…

— Я обязательно кину свое имя, просто пока времени не было,— отрапортовал Яшек, почти вскакивая с места. Ну, лишь бы честь не начал отдавать — парень происходил из семьи военных и до одиннадцати лет учился в военном интернате. Хотя родители Яшека до сих пор были уверены, что именно там сын и учится.

— Хорошо, немало,— кивнул удовлетворенно Гай.— Теперь… Восточники обвиняют нас в том, что мы слишком рано начали…

Ребята зароптали, Яшек рубанул воздух рукой, Элен передернула плечами.

— И я с ними согласен, но тут ничего не поделаешь. Это было недоразумение, теперь уже поздно махать кулаками,— Гай говорил спокойно и уверенно.— Но стоит все же помочь Эйидль, иначе толку никакого не будет. Мы должны помнить, ради чего все это происходит…

— И что мы можем сделааааать?— спросил Йозеф, снова зевая, из-за чего тут же получил неслабый толчок в плечо от Джованни.

— Подтолкнуть, дать ей отправную точку…

— Книг, что ли, ей натаскать?— приподняла брови Марианна.

— Ну, хотя бы намекнуть ей, где можно узнать побольше о том, что она должна искать…

— По-моему, это лишнее,— Джованни пожал плечами.— То, что вы хотите ей предложить, у нее уже есть…

— Что ты хочешь сказать?

— Айзек. Наш угрюмый «гном» вертится вокруг девчонки, как медведь вокруг малины,— Джованни поправил черную челку, что постоянно падала ему на глаза.

— Вряд ли Айзек может ей чем-то помочь в плане информации,— с сомнением откликнулась Элен.— Насколько я помню, он даже пальцем не шевельнул, чтоб хотя бы попробовать искать… Его было сложно чем-то запугать или подцепить…— девушка поморщилась, словно неудача с Айзеком была ее личным поражением.

— Вы думаете, что договориться с Айзеком невозможно?— осторожно спросил Гай, потирая подбородок.

— Он презирает нас,— Яшек снова рубанул воздух рукой.— Он просто не понимает, что поставлено на кон!

— Хорошо…— задумчиво проговорил староста школы,— Марианна, вы с Айзеком на одной параллели, постарайся немного за ним последить, если он так и будет все время общаться с Эйидль, намекни ему, что ей лучше начать поиски… Ну, и подбрось пару идей с книгами…

Марианна кивнула.

— Теперь… Феликс Цюрри,— Гай уголком глаза видел, как вздрогнул Димитрий и потупила глаза Юлиана.— Нужно держать его под колпаком. Говорят, что ему стало немного лучше, и скоро его выпустят из госпиталя… Нам нужен кто-то, кто будет рядом с ним… Димитрий? Ты же был его лучшим другом…

— Был,— Полонский угрюмо посмотрел на Гая,— но уже не являюсь, вряд ли он будет со мной даже разговаривать.

— А ты попытайся,— мягко попросил староста.— Признай свои ошибки, покайся… Ну, и постарайся не появляться на глазах с его бывшей девушкой, понятно?

Юлиана сверкнула глазами, было заметно, что ей не очень-то по душе предложение Гая. Следовало чуть надавить…

— Мы все здесь служим одному великому делу, и личные проблемы, желания и страсти отодвигаются на задний план,— жестко проговорил Гай.— Если вы дали клятву Драконов, вы обязаны служить Ордену, даже перешагивая через «не могу» и «не хочу»…

Юлиана и Димитрий переглянулись, а потом кивнули. Так-то лучше, Гай даже чувствовал какое-то удовлетворение, что он может одним своим словом разбить эту парочку мелких предателей, что бросили друга в беде. Но ничего, пока они нужны Ордену…

— Все свободны, приглядывайте за нашими гостями, вдруг кто сунет нос туда, куда не следует. Я, конечно, поручил это младшему звену Ордена, но вы тоже не расслабляйтесь,— Гай отошел от двери.— Джованни, Яшек, Элен, задержитесь.

Вскоре в комнате их осталось всего четверо, Гай прошел к скамье и сел рядом с Элен.

— Ты доверяешь им? Юлиане и Димитрию?— тихо спросила девушка.

— А у меня есть основания им доверять?

— Тогда зачем ты их ввел в собрание?

— Чтобы они были ближе ко мне, я слежу за ними. На Собрании не было сказано ничего сверхсекретного, так что даже если они сейчас прямиком побегут к Луке, меня это несильно тревожит. А вот то, что с помощью Димитрия мы сможем контролировать Феликса, — это несомненный плюс.

— А Юлиана?

— А ее мне просто надо держать подальше от Димитрия и Феликса, а для этого нужно приручить и показать, что она близка к власти, стоит лишь чуть потерпеть,— ухмыльнулся Гай, а потом серьезно посмотрел на троих соратников.— У меня к вам серьезный разговор… Что нам известно о старой библиотеке, которую в конце прошлого учебного года нашли в подземельях?

Яшек нахмурился, было заметно, что он листает сводки собственной памяти на наличие информации по заданному вопросу.

— Насколько я знаю, какого-то пятигодку завалило там камнями, когда этот олух пытался разобрать завал, тогда-то и поняли, что это потерянный путь в древнюю библиотеку,— Джованни пожал плечами.— «Гномы» сейчас там работают, но очень медленно — на них вечно что-то обрушается…

— А кто был тот пятигодка, кто-нибудь знает?

Элен заинтересованно смотрела на Гая:

— К чему ты клонишь?

— Есть среди Восточных Драконов один очень невезучий человек,— попытался подсказать староста.

— Алекс?!— в три голоса спросили ребята, а Гай лишь усмехнулся.

— Он нашел путь в библиотеку?

— Нет, Элен, он работал на разборе завалов, втайне…

— Погоди…— Джованни нахмурился,— ты хочешь сказать, что Восточники втайне нашли этот коридор и разбирали, никому ничего не сказав?

— Именно это я вам и говорю.

— Но зачем? Зачем им эта библиотека?

— А ты не догадываешься, Джо?— фыркнула Элен, поднимаясь и начиная ходить по комнате.— Им стало известно что-то, что неизвестно нам…

— Я думаю, им это известно давно,— поправил девушку Гай, наблюдая краем глаза за сосредоточенным лицом Яшека.— Просто они только сейчас нашли то, что искали… Но что ценного в той библиотеке? Вообще, что она собой представляла?

— «Это была сокровищница знаний гномов»,— выдал, наконец, Яшек, поднимая глаза и начиная словно декламировать какой-то текст.— «Библиотека была построена гномами в восьмом веке, почти сразу, как открылась школа. Вход в библиотеку разрешался только по личной рекомендации директора Дурмстранга. Достоверно неизвестно, что именно представляла собой библиотека и что там хранилось. По легендам, после смерти Святовита она еще пару веков существовала, а затем была закрыта. Есть сведения, что все сокровища библиотеки были вывезены гномами, а путь в помещение завален и залит… Книги и свитки, вывезенные из школы, затем всплывали в разных концах Европы, место их нахождения сейчас неизвестно, как и путь к старой библиотеке, утонувшей во тьме времен».

— Не думаешь ли ты, что…?— Элен застыла, пораженная новой догадкой.

— Нет,— покачал головой Гай,— я не думаю, что реликвии находятся именно там, гномы бы не стали так рисковать, скрывая священные артефакты в месте, о котором всем, так или иначе, было известно…

— Но зачем тогда Восточникам нужна библиотека?— Джованни почесал затылок.

— Вот это мы и должны выяснить, обязательно. Приглядимся к Айзеку, он ведь «гном». Учтите, что нам не следует мелькать на уровне, где проводятся раскопки — Восточники не должны узнать, что нам известно об их интересе к библиотеке,— Гай обвел серьезным взглядом ребят.— Посылайте фей, пусть приглядывают иногда…

— Моя не согласится,— фыркнул Джованни,— она отказывается мне подчиняться…

— Моя фея все разболтает,— сокрушенно проговорила Элен,— ничто не поможет ее заткнуть…

— Тогда я своему отдам приказ, никуда не денется,— отчеканил Яшек.

— Хорошо, договорились,— Гай поднялся.— Тогда будем ждать. И… удачи вам, друзья.

* * *

Эйидль валилась с ног от усталости, но все равно, едва гонг возвестил школу об окончании утренних занятий, быстро собрала вещи и поспешила вслед за профессором Цвиг, молодой задорной волшебницей с пронзительно синими глазами, как у того мальчика из Хогвартса, только добрыми. Именно поэтому Эйидль решилась обратиться именно к ней.

— Профессор… Профессор Цвиг!— она выскочила в коридор, одноклассники расступались, отводя взгляды, словно Эйидль была прокаженной. Но девочка уже даже перестала обращать на это внимание — у нее забот и так хватало.

— Да?— профессор обернулась, в ее руках все еще были красочные картинки с изображением Темных существ, которых они сегодня проходили. С верхней на Эйидль грозно смотрел бледный вампир с налитыми кровью глазами.— Вы что-то хотели, мисс Хейдар?

Исландка на мгновение замялась — она не очень любила общаться с преподавателями один на один, но тут пришлось набраться смелости и открыть рот:

— Профессор, я хотела спросить,— руки подрагивали,— возможно ли, что кто-то, кому нет семнадцати, бросит в Кубок имя кого-то, кому уже есть семнадцать и кто хочет участвовать, но у него нет возможности самому это сделать?— на одном дыхании спросила Эйидль, пытаясь справиться с бешено колотящимся сердцем.

— Так,— профессор чуть нахмурилась, взяла девочку за руку и отвела в сторону, чтобы не мешать потоку студентов, которые спешили в Центральный зал на обед.— А теперь заново и доступным мне языком. Чье имя ты хочешь бросить в Кубок?

— Это не я,— приходилось поспешно врать, но Эйидль не чувствовала никакой вины: так было нужно.— Я слышала, что Юлиана говорила об этом на перемене,— и тут совесть даже не шелохнулась, когда исландка примешала незнакомую ей бывшую девушку Феликса.

— Юлиана?— профессор Цвиг еще сильнее нахмурилась.— Юлиана Йохансон? Но ведь ей уже есть семнадцать…

— И мне стало интересно, возможно ли это теоретически или нет?

— Думаю, возможно, если имя данного студента будет написано на пергаменте его рукой… Тогда не будет никакой разницы, кто бросит в Кубок свиток,— пожала плечами профессор.

Эйидль едва сдержала расстроенный вздох. Нарисовалась почти не решаемая проблема…

— Мисс Хейдар, кстати, я хотела с вами поговорить,— волшебница переместила картинки на другую руку.

— Да?— девочка прикусила губу, усиленно думая, как получить имя Феликса, написанное его рукой. Сам он вряд ли согласится это сделать…

— Каждый год я беру к себе в помощники кого-то из младших учеников, думаю, вы бы замечательно подошли на эту роль, что думаете?

— Ммм… профессор, я не уверена, что справлюсь.

— Это не так уж и сложно, и также это даст вам хорошую возможность общаться с другими учениками и завести друзей.

Исландка нервно хихикнула:

— У меня сейчас вряд ли заведутся друзья, будь я хоть личной помощницей профессора Яновских…

— Почему такой пессимизм, моя дорогая?— профессор Цвиг с волнением, почти материнским, глядела на Эйидль.— Что-то не так?

— Все так, просто ваши прекрасные Драконы решили сделать меня мишенью своих игр.

Волшебница рассмеялась — легко и звонко.

— Не обращайте внимания на разговоры, это всего лишь школьные легенды. Ордена Драконов давно уже не существует, это история Средних Веков, просто наши ученики любят сказки…

— То есть вы считаете, что разыгрывание всем тоже мерещится?— почти со злостью спросила Эйидль. В школе мадам Максим такого бы никогда не случилось — чтобы под носом у профессоров мучили учеников, а преподаватели и в ус не дули!

— Разыгрывание? Если бы кого-то разыгрывали, то мы бы непременно об этом знали, дорогая моя,— почти снисходительно, словно утешая ребенка после кошмара во сне, проговорила Цвиг.

— То есть то, что меня вытащили из школы в метель и гоняли по сугробам к какому-то памятнику, мне мерещилось?!

— В метель?— изумилась профессор, приподняв брови.— Что ты такое говоришь?

— То, что группа студентов, ночью, препроводила меня насильно на поверхность, чтобы показать памятник дракону с гномами и попугать вашими средневековыми сказками,— отчеканила Эйидль, зло глядя прямо на профессора.— Если я сочиняю, то откуда я знаю о памятнике?

— Прочла где-то?— тихо и не совсем уверенно спросила Цвиг.— Ты только не волнуйся — я донесу все это до профессора Сциллы, она заместитель директора по воспитательной работе, она обязательно разберется во всем… А пока иди на обед…

Исландка лишь фыркнула, но поспешила ретироваться — ее всю колотило от гнева. Они все тут в сговоре, никому нет дела до того, что творят Драконы!

Эйидль не пошла на обед — она решила навестить Феликса и попытаться как-то заставить его написать свое имя на свитке. Как, она не знала, но ей очень нужно что-то придумать…

В коридоре, что, как предполагала девочка, вел к госпиталю, было тихо и пустынно, только откуда-то справа доносились шаги и странное хлюпанье. Эйидль замерла, не решаясь идти дальше: она не была уверена, что имеет право тут находиться, поэтому попадаться ей было ну никак нельзя, слишком много дел. Она на цыпочках подкралась к углу коридора и осторожно выглянула.

Там никого не было, лишь слышно, как рядом кто-то усердно натирает пол, бурча что-то себе под нос. Эйидль уже хотела тихо удалиться, как узнала голос человека. Она осторожно приблизилась к звукам, замерев возле распахнутых дверей, потом заглянула внутрь.

Помещение было просторным и светлым, словно в него через окна лилось солнце. И здесь на самом деле были окна, и солнце, хотя это просто невозможно — пусть голова школьного дракона и поднималась чуть выше к поверхности, все равно окон под землей быть не может.

— Эй, ты что тут делаешь?

Она вздрогнула, когда из-за спинки дивана выглянул Айзек, отжимающий тряпку.

— Тут это где?— девочка несмело сделала шаг в комнату, заставленную стеллажами и креслами, несколько столов жались к стенам.

— Это учительская, святая святых,— заговорщицки поведал Айзек, разводя руками, словно это была гостиная его собственного дома.— Впечатляет, а? Тут даже волшебные окна с искусственным солнцем…

— А ты уборку делаешь?

— А то,— пожал плечами парень, возобновляя прерванное занятие.— Я у преподов любимый «гном», почетный труженик, так сказать, вот они мне и доверяют мыть тут. А ты просто так зашла или по делу?

— По делу,— Эйидль тут же осенило, она оглядывала стеллажи с книгами и свитками.— Как думаешь, можно тут найти старые работы учеников, прошлогодние?

— Решила списать?— фыркнул Айзек, распрямляясь.— Ну, думаю, можно, только поторопись, я скоро ухожу, должен закрыть учительскую…

Девочка благодарно улыбнулась «гному», который снова увлеченно начал натирать полы, и поспешила к стеллажам, взяла первый попавшийся свиток и развернула — «Приказ №…». Не то!

Она методично шла от полки к полке, разворачивая первые попавшиеся свитки, но пока так и не наткнулась на что-то, что бы напоминало работы студентов.

— Ты глянь в шкафчиках,— махнул рукой Айзек, указав в правый угол.

Эйидль кинулась к темным шкафам, распахнула и тут же даже подпрыгнула от радости: ровными рядами тут лежали стопки расправленных пергаментов, каждая стопка имела ярлычок с надписью предмета и года обучения.

— Шестой год….— девочка схватила свитки, лежащие сверху, и поспешно начала перебирать, читая имена, что были надписаны в правом верхнем углу.

— Есть!— она не верила своему везению, доставая свиток, на котором кривовато было надписано «Цюрри, Феликс». Сначала девочка хотела просто оторвать этот уголок, но потом решила взять весь свиток — так вряд ли кто заметит его пропажу, а вот испорченная работа привлечет внимание. Эйидль поспешно положила пергаменты обратно, закрыла шкаф и аккуратно спрятала в карман работу Феликса. Сердце радостно забилось в груди.

* * *

Мария любила послеобеденное время, когда ученики разбредались по классам, а старшие «драконы» были предоставлены сами себе. У них не было занятий, поэтому ребята из более низших классов так завидовали им. Они не понимали, что быть «драконом» — это не только иметь меньше уроков и больше времени вне кабинетов, это тяжелая ответственность, потому что преподаватели ждут от тебя намного большего, чем от других учеников, они задают меньше самостоятельной работы, но задания такие сложные, что порою ты проводишь все выходные за учебниками, решая одну магическую задачу или отрабатывая одно заклинание Высшей магии.

Девушка покинула спальное крыло и улыбнулась трем ребятам в форме Шармбатона, что вышли из дверей под лестницей, ведущей в Центральный зал. Нижние уровни были отданы гостям, и Мария знала, что дурмстранговцам туда вход категорически запрещен, даже старостам. Это было личное пространство студентов Хогвартса и Шармбатона, и девушка вполне понимала, что, находясь на чужой территории, гости нуждаются порою в уединении от хозяев.

Мария поправила берет и уже собиралась нырнуть в боковой коридор, чтобы попасть в Зал Святовита, минуя «Желудок», как ее окликнули.

— Привет, ребята,— она остановилась и подождала двух шестикурсников, которые с конца прошлого учебного года все время ходили вместе, хотя более непредсказуемую пару было трудно представить. Вся школа в прошлом году бурлила, когда красавец и шутник Брандон Стюдгар почти с маниакальной навязчивостью начал бегать за Сибиль Браун, девушкой нелюдимой, резкой на обращение с парнями и довольно непривлекательной. Но Стюдгар не был бы собой, если бы не добился своего: в конце года ребята начали встречаться, и Мария очень радовалась за них, особенно за Сибиль, которая, как никто, была достойна простого юношеского счастья.

— Марианна замечена рядом с Айзеком,— тихо сообщил Брандон, как всегда улыбающийся непонятно чему. Марии порою казалось, что губы парня уже отвыкли не улыбаться и другой позиции просто не признавали. Хотя Сибиль, конечно, знает об этом больше.

— Это предсказуемо, потому что Ай замечен рядом с Эйидль,— так же тихо ответила Мария. Они вместе вошли в полумрачный боковой коридор.— Вчера Хелфер побывал внизу… Осталось четыре метра, как говорят «гномы»… И он видел надпись на стене…

Сибиль и Брандон застыли, глядя пристально на Марию.

— И?— не выдержал Стюдгар.

— Письмена гномов,— Мария огляделась, потом достала из кармана свиток, на котором были красиво выведены странные рисунки.— «Пустая стена, как пустая голова, ничего умного не скажет».

— Значит, это действительно путь в библиотеку,— прошептала Сибиль, сжимая крепче руку Брандона.

Они вздрогнули, когда в коридоре раздались шаги, Мария поспешно спрятала в карман свиток, но ребята тут же расслабились, когда из-за поворота показался Лука.

— Вот так: собрание в людном месте, да еще без меня,— чуть укоризненно заметил новоприбывший, приобнимая Марию за плечи. Девушка осторожно высвободилась из объятий, немного виновато взглянув на Луку.

— У нас не собрание, а скорее спонтанное совещание,— улыбнулся еще шире Брандон.— А теперь вообще двойное свидание в темном уголке, правда, Биль?

Сибиль буквально прожгла парня взглядом, да еще ущипнула хорошенько.

— Что?— возмутился Брандон.

— Стю, ты баран,— фыркнула девушка и подтолкнула Стюдгарда к выходу.— Увидимся вечером,— кинула Сибиль через плечо, а потом стала что-то втолковывать чуть понурому теперь Брандону. Но Мария была уверена, что и сейчас с его лица вряд ли слиняла улыбка. За это все так и любили Стю…

— Что нового?— Лука проводил ребят глазами, а потом прислонился к стене, глядя на Марию. Она некоторое время молчала, разглядывая статного темноволосого хорвата, который уже много лет был ее лучшим другом, но в последнее время отношения их сбились, и от этого в его присутствии становилось немного не по себе. Слишком много было того, что она скрывала, слишком много стояло на карте, слишком много было возложено на ее хрупкие плечи, чтобы размениваться на ссоры с человеком, который был правой рукой и лучшей поддержкой в новой для нее ипостаси — Главы Ордена Востока.

Мария помнила свою радость, когда в середине четвертого года обучения она попала в класс «драконов». Она не так уж много знала об их порядках, хотя то, что это почетно и престижно, понимали даже ее родители, получившие свое образование в Сибирской Академии. Но всю суть того, что класс «драконов» — это еще не те самые Драконы, которых уважала и боялась вся школа, девушка поняла только на пятом курсе, когда к ней подошел шестикурсник и попросил следовать за ним.

Мария прикрыла глаза, вспоминая свой трепет, лица двадцати ребят разных возрастов, студентов старших классов, которые смотрели на нее и еще пятерых — двух учеников четвертого года и трех пятигодок. Оказалось, что за ними наблюдали, их выбирали среди десятков других, они оказались выбранными, избранными для служения Ордену.

Тогда она стала Драконом, но все равно почти ничего не знала о том, чему именно служат эти сильные и верные ребята. Девушка только начинала постигать всю сложность структуры Ордена. Мария недолго была в низшем его звене, звене «незнаек», где никто даже не слышал о пророчестве и реликвиях. Младшие «драконы» лишь помогали старшим в их непростой миссии.

В конце пятого года ее и Луку вызвали на Совет, где они несколько часов слушали, им открывались тайны истории, забытые страницы прошлого, которые хранились в памяти поколений Драконов. Ребята, затаив дыхание, постигали то великое, ради чего много веков студенты Дурмстранга вступают в Орден и продвигаются вверх. Все хотели одного — узнать. Узнать ту тайну, в которую в полной мере был посвящен лишь один человек в Ордене — Глава.

У каждой ступени в иерархии Ордена был свой уровень знания: «младшие» могли только догадываться, ради чего роются в книгах и старых планах школы, следят за кем-то или подбрасывают письма; старшие «драконы» знали о пророчестве и реликвиях, о Поиске, они участвовали в собраниях, непосредственно служили розыскам утерянного сокровища; был Совет Четырех, и эти четверо знали не только о легенде и о том, что ищут, они знали, для чего этот Поиск, составляли планы и стратегии, их посвящали в добытую у Западных Драконов информацию, они знали о библиотеке… И Мария мечтала попасть в группу Четырех, узнать, как можно больше, мечтала прикоснуться к этой древней тайне Ордена, понять, наконец, ради чего же ведется это вековая внутренняя война…

Но она никогда не думала, что узнает много больше. Никогда не представляла, что шесть месяцев назад, в конце марта — это время называлось «Пора Великой Смены» — к ней подойдет Глава Ордена, и начнется ее подготовка к Передаче. Каждый год действующий Глава Драконов назначал себе преемника и готовил его, чтобы с началом учебного года служение продолжалось. И из века в век этот процесс не прекращался — ни у Западных, ни у Восточных Драконов, это был закон их существования.

Мария стояла посреди коридора и смотрела на Луку, который тоже мог бы стать Главой Ордена, но почему-то выбрали ее. Нет, она знала почему, она теперь знала все. Все — это значит все тайны Ордена, те ужасные мгновения истории, которые были давно забыты участниками и их потомками, и хранились только в памяти одного — Учителя, с которым Мария провела долгие часы, разговаривая, слушая, постигая весь истинный смысл Войны, Выбора, Свободы, Реликвий…

И теперь она стояла в темном коридоре и смотрела на Луку, зная, что не имеет права на взгляд, которым ее одаривал лучший друг, на те чувства, что он испытывал к ней. Она одна, всегда должна быть одна, потому что слишком много знала, слишком сильно была втянута в те скрытые игры, что не были видны даже Четырем, ее верным помощникам…

— Что будем делать с гостями?— прервал молчание Лука, видимо, не заметив в карих глазах подруги ничего нового, чего он, наверное, все еще ждал.

— Придется заглянуть к ним в душ,— хмыкнула Мария, чуть улыбнувшись.

— Феи?

— Да, Хелфер пойдет подежурить к мальчикам, я ему сказала, чтобы он особенно пригляделся к хогвартчанам, они почти все с островов. Не знаю, кого послать к девушкам, мой Хел в женский душ лететь отказывается из моральных принципов…

Лука рассмеялся, закидывая назад голову. Он был замечательным парнем, наверное, одним из лучших, кого Мария знала, но между ними стояло не только ее положение в Ордене, но и другое, самое простое препятствие — он был просто ее другом и никем больше. Ее молодое горящее сердце уже сделало свой выбор, странный, наверное, неправильный, но ведь это ничего не значило…

— Я поговорю с Яковом, его фея с ним в хороших отношениях и не болтливая, может, что-то получится,— Лука внимательно следил за Марией.— Как думаешь, Западные тоже будут этим заниматься?

— Нет, Гай вряд ли станет идти против их официальной трактовки. Они веками держатся за то, что «дракон на груди» — это эмблема ученика Дурмстранга, они не считают, что кто-то иной имеет время или возможность, чтобы закончить Поиск,— Мария говорила тихо, едва шевеля губами, поэтому Лука встал к ней совсем близко, глядя в глаза. Она даже чувствовала его дыхание на щеке и тепло его тела.— Передай Якову, чтобы фея смотрела внимательнее…

Они вздрогнули, когда рядом послышались шаги, Мария моментально сориентировалась, обняв друга за шею и заглядывая в глаза — с приказом.

— Вот так-так…— раздался насмешливый голос справа, и они одновременно повернули головы. Губы жгло от мгновения горячего поцелуя, было неприятно, потому что Мария знала, что причиняет боль Луке, но иначе нельзя. Они не имеют права рушить те сети, что были старательно разработаны Учителем и расставлены несколько месяцев назад.

— Восточные Драконы нашли новое местечко для взаимодействия,— Йозеф Гайн светился, как Люмос, явно уже представляя, как расскажет своим о пикантных нюансах в лагере противника. Но ничего, пусть рассказывает… Опасно, но лучше уж так, чем Йозеф бы подумал, что они с Лукой обсуждали тут что-то важное. Нельзя.

— Идем отсюда,— Лука взял ее за руку и потянул по коридору, ладонь у него была горячей и сильной, парень внушал надежность и безопасность. Но как же все это неправильно…

Они молча вышли в Зале Святовита и остановились, глядя на полыхающее синее пламя Кубка. Его языки бросали причудливые отсветы на скульптуры за постаментом, а многочисленные кристаллы отражали магический огонь, по-новому оживляя фрески и рисунки на стенах.

Мария вздохнула и мягко вытянула свою руку из руки Луки, благо, в Зале никого не было. Она повернулась к другу и посмотрела на него с искренним сожалением:

— Прости…

Он лишь неопределенно пожал плечами и направился в правое крыло, не оглядываясь.

* * *

— Ну, вот, Феликс, тебе уже значительно полегчало, не правда ли? Еще денек — и отправим тебя учиться, нечего валяться на постели, пропустишь все самое интересное. Ты знаешь ведь, что в школе проводится Турнир Трех Волшебников? Тебе ведь есть семнадцать, ты бы мог быстро сбегать и бросить свое имя в Кубок, это было бы увлекательно, как считаешь?

Школьный лекарь болтал без умолка, меряя Феликсу температуру и снимая повязки с обмороженных рук. Только сам парень не выказывал никакого интереса к тому, что рассказывал мистер Павлов — словно надоедливая муха. Хотелось от него отмахнуться, но Феликс лишь лежал, глядя на искусственное окно, через которое приглушенно лился свет такого же искусственного солнца. Все ложь, все фальшь, даже солнце ненастоящее…

— Ты знаешь, что сеньор Омар до сих пор на тебя сердится, он никак не смирится, что ты под его присмотром смог простыть и обморозиться, но не беспокойся, никто тебя судить не будет, директор предложил просто закрыть вопрос, считая, что ты и так уже был достаточно наказан… А еще, знаешь? Тебя ведь перевели в класс «драконов», там было одно свободное место, а у «волшебников» перебор, тогда они рассматривали прошлогодние отметки и решили, что ты вполне подходишь для высшего класса, так что тебе тем более нужно поправляться, чтобы не отстать от класса…

Драконы. Феликс лишь устало прикрыл глаза. Когда-то с Юлианой они мечтали, что будут учиться вместе там, в высшем классе… Они даже занимались больше обычного, чтобы получать хорошие отметки, но в конце прошлого года он все это бросил… Не нужно ему ничего, только покой… Не быть.

— А ты какой Дракон, Феликс? Восточный или Западный?— лекарь влил в него очередную порцию горького зелья, но парень даже не поморщился.

Разве это теперь важно: какой он Дракон? Он родился на корабле, потому что отец решил, что маме необходим свежий морской воздух. Папа купил два билета в круиз и, несмотря на протесты матери, потащил ее в эту морскую прогулку вдоль берегов Северной Европы. Феликс, как рассказывали родители, вырвался на свет где-то в Балтийском море на обратном пути, едва они успели отдалиться от берегов Латвии… Мама до сих пор, кажется, не простила отцу этих своих мук…

Мама, отец… Это отдавалось болью потери. Все рухнуло…

— Ну вот, можешь теперь отдыхать до ужина, или же сбегать к Кубку. Кстати, если есть желание, можешь даже участвовать в торжественном ужине, когда назовут чемпионов, ты ведь не пропустишь этого?

Феликс молчал, провожая лекаря глазами. От его болтовни разболелась голова...

Он, наверное, задремал, потому что вздрогнул, когда чья-то рука коснулась его плеча.

— Феликс…

Цюрри некоторое время пытался понять, на кого он смотрит, а когда понял, то резко сел, сжимая кулаки, в горле начало жечь.

— Привет, Феликс, как ты себя чувствуешь?— Димитрий выглядел виновато и робко, он не осмеливался подойти ближе или присесть, только опускал взгляд.

Феликс молчал, зубы свело, костяшки пальцев побледнели.

— Лекарь сказал, что тебе уже лучше, что завтра тебя выпишут,— попытался снова завязать разговор Димитрий, делая несмелый шаг вперед.

— Что тебе надо?— хрипло спросил Феликс, морщась: он так давно не разговаривал, что звук собственного голоса резанул по ушам.

— Хотел узнать, как ты… Я видел, что тебя перевели в класс «драконов», я тоже там, так что если нужна будет помощь…

И он там. Феликс некоторое время обдумывал эту новость: лучший друг исполнил то, что планировали они с Юлианой. Димитрий словно занял место Феликса, такая тихая и почти незаметная подмена в жизни его бывшей девушки… Наверное, она даже помогала…

Феликс молчал: ему было все равно, уже все равно.

— Ты, наверное, знаешь о Турнире? Не хочешь бросить свое имя? Мне кажется, у тебя есть шанс выиграть, с твоими-то особенностями…— бывший друг замолчал, наверное, решил, что сказал что-то лишнее.

Феликс как-то отстраненно замечал, что ему неуютно, Димитрий судорожно подбирал слова и темы для разговора, а Цюрри хотелось только одного — чтобы он ушел, оставил в покое, исчез, жил той жизнью, что отнял у лучшего друга, даже не поморщившись.

— Слушай, Икс,— Димитрий даже не постеснялся назвать его так, как звал в годы их дружбы,— я знаю, что… что поступил не очень честно, что… что предал тебя… Но я раскаиваюсь… Мне без тебя плохо…

Это звучало даже почти натурально, только немного припозднился друг со своими словами, ничего уже не исправишь.

— Ну… ну, хочешь, я ее брошу? Мне ты дороже! Будем как раньше — ты и я, и никто нам не нужен, а?

— Уходи,— сквозь зубы проговорил Феликс, отворачиваясь.— Уйди.

Кажется, Димитрий еще некоторое время стоял, но потом его присутствие перестало ощущаться и давить на затылок. Феликс лег на спину, уткнувшись пустыми глазами в потолок.

В госпитале постепенно угасал свет, словно время утекало сквозь лучи ложного солнца. Феликс очнулся, когда за лекарем захлопнулась дверь — явно спешил на торжественный ужин.

Парень сел на постели, нащупал обувь, поднялся. Привычный звук трения чешуи, что сопровождал его движения, почти пронзал тишину. Тишина тоже его сопровождала, пока Феликс выходил из палаты и медленно брел вверх, к выходу, ни о чем не думая, только стремясь скорее со всем покончить.

* * *

У Эйидль тряслись руки — с тех самых пор, как она, прячась и оглядываясь, миновала Зал Святовита и молниеносно кинула в завораживающее пламя Кубка Огня оторванный по линейке уголок от старой работы Феликса. Ей, правда, пришлось самой дописать «Дурмстранг», но Эйидль очень надеялась, что это не будет так уж важно для Кубка.

Теперь она сидела в Центральном зале и пыталась сосредоточиться, пряча руки под столом. В глазах рябило от обилия красок — синие, черные и красные мантии так смешались за столами, что порою было сложно понять, что это отдельные ученики, а не цветастое полотно, движущееся под порывами ветра.

Зал был полон возбужденных голосов, то тут, то там раздавались взрывы смеха. Эйидль легко нашла среди студентов странного мальчика в очках, которого не видела со вчерашнего вечера: студент Хогвартса так и не узнал ее, или делал вид, что не узнал. Загадка того разговора все больше мучила девочку, но пока она думала лишь об одном: поверит ли ей Кубок, защитит ли Феликса от Драконов…

Она перевела взгляд с хогвартчанина на высокую фигуру Гая, старосты — для Эйидль он был символом всего того плохого, что с ней случилось в этой школе. А с ней только плохое тут и случалось, и порою девочке казалось, что это не Драконы ведут с ней войну, а сам Дурмстранг, чувствуя, как она любит Шармбатон, наказывает Эйидль за измену.

Но она выдержит, она докажет им всем, что в школе, скрытой белыми и зелеными лесами на берегу Атлантики, не воспитывают трусов и рабов. Эйидль даже гордо вскинула подбородок, как они это делали, когда мадам Максим в конце года выступала перед учениками, построив их во дворе дворца, и студенты приветствовали свою директрису.

Она не из слабых, они ее не запугают…

— Эй, привет…

— Ай, привет,— ответила девочка, двигаясь, чтобы медведеподобный «гном» смог плюхнуться рядом. У него были пыльные руки и криво сидящий берет.— Ты откуда такой чистый?

— А, в подвалах опять копался, духота там, ужас,— Айзек попытался вытереть руки о внутреннюю сторону мантии, потом схватил кубок и разочарованно вздохнул:— Воды труженику подземелий, воды…

— Погоди, скоро начнется ужин,— Эйидль достала из кармана платок и протянула парню, потом вынула палочку и направила на кубок Айзека:— Aguamenty…

— О, спасибо, ты маленький гений, Эй,— парень жадно стал пить, вода стекала по его подбородку по шее — за шиворот, но Айзека это вроде не смущало. Выпив все, парень отставил кубок и улыбнулся девочке:— Итак, ставки на кого делаем?

— В смысле?

— Ну, кто победит: мы, Хогвартс или Шармбатон?

— Шармбатон.

— Ха, мог бы и не спрашивать,— фыркнул Айзек, беря ложку и начиная вертеть ее в грязных руках.— А чего ты к нам-то перешла, чего в своем родном Шармбатончике не осталась?

Эйидль испытывающе посмотрела на парня, и тот лишь пожал плечами, комкая салфетку, делая из нее комочки и складывая в кучку у тарелки:

— Не хочешь — не говори, пытать не буду,— Айзек взял пару комочков, положил на ложку и сосредоточенно осмотрел зал.— Тааак, где тут у нас зеленые и страшные? Ага, Алекс… ты знаешь Алекса?— парень сузил глаза и отправил комочек с ложки прямо в затылок шестикурсника. Тот потер голову и обернулся, Айзек лишь помахал ему насмешливо рукой. Алекс погрозил «гному» кулаком и отвернулся.

— Знаю,— грустно кивнула Эйидль,— с этого мальчика все началось…

— О, так тебя Восточные подставили,— хмыкнул Айзек, готовя новые «снаряды».— Меня Западные взяли в оборот, вот один из них — Яшек, «упал-отжался»…— и парень запустил в затылок подтянутого подростка, что стоял у внутренней «подковы», сразу тремя шариками, лишь один из которых долетел, щелкнув и угодив Яшеку за ворот.

— Почему «упал-отжался»?— улыбнулась девочка.

— Потому что его из армейских сапог вынули, а мозг обратно вложить из тумбочки забыли,— пожал плечами Айзек, ища себе новую жертву.— А вот и Дракон №1, Гай, правда, он недавно самый важный, но он и раньше сволочью был порядочной,— и в сторону Гая, что расслабленно разговаривал со знакомой Эйидль девушкой, Элен, полетел весь остаток шариков, большая часть из которых рассыпалась в стороны, вызвав возмущенные вскрики и взгляды в сторону Айзека. Но парню явно было все равно.

В Зал вереницей начали заходить нарядные преподаватели, даже на их лицах читалось торжественное волнение. С ними были мадам Максим, которую сложно было не заметить, и профессор Фауст, который галантно сопровождал директрису Шармбатона.

— Кто-то умеет обращаться с большими женщинами,— фыркнул Айзек, садясь за столом прямо и поправляя берет.— Только не обижайся, но все-таки то, что она большая, — это объективная реальность…

Эйидль промолчала, глядя, как студенты ее бывшей школы встают, едва мадам Максим вошла в Зал. Снова стало тоскливо…

— Добрый вечер, дорогие друзья,— слово тут же взял профессор Яновских, на лице которого было столько радости, что даже дементоры, наверное, испарились бы. По бокам от него сели представители зарубежных школ, а также профессор Финниган и миссис Маркета.— В этот важный и волнительный вечер я рад видеть вас всех здесь. Давайте хорошо подкрепимся, а потом перейдем в Зал Святовита, чтобы, наконец, узнать имена тех, кому предстоит отстаивать честь своей школы в состязаниях Турнира Трех Волшебников. Приятного аппетита!— Яновских хлопнул в ладоши, и Зал наполнился шелестом крыльев.

— О нет,— почти хором простонали Айзек и Эйидль, завидев фей, что неслись к студентам с широкими улыбками на крошечных лицах.

— Мяса побольше?

Эйидль повернулась и посмотрела на угрюмое создание, что зависло перед не менее угрюмым Айзеком.

— Эй, я тут что, для декораций?— Кляйн, потребовавшая свою долю внимания, почти вырвала у девочки прядь волос.— Где «здравствуй, как твои дела»? Что за бардак в твоей комнате?

— Ты прилетела, чтобы меня кормить? Вот и корми,— огрызнулась Эйидль, вздыхая.

— Невоспитанная! Пороть тебя некому, а мне некогда,— Кляйн практически вывалила на тарелку девочки картошку и отбивные, затем развернулась и исчезла, всем своим видом показывая, как она оскорбилась.

— Тебе тоже не повезло?— Айзек сидел над полной тарелкой, где доминировала огромная куриная лапка. Парень оглядывал ее почти с отвращением.

— Да уж,— вздохнула Эйидль, принимаясь за еду. Мысли ее перескакивали с одного на другое, но главным в них был, конечно, Феликс.

Она знала его не так уж давно и не так уж хорошо, как многие в этой школе, и Эйидль не понимала, как лучшие друзья могли оставить Феликса наедине с его бедой. Дело было даже не в его чешуе, которая вовсе и не была такой уж отвратительной на вид, дело было в развале его семьи, в том переломе в жизни, к которому Феликс был не готов. И девочка не осуждала сводного брата, решившего сделать ее объектом своей ненависти, эдаким символом всего его разрушенного мира. Она пыталась его понять и поддержать, только он не позволял…

Эйидль помнила его глаза, все время помнила этот обреченный взгляд, такой странный, двойственный, разноцветный — но такой пустой, словно там, за глазами, не было уже ничего… Это пугало и причиняло боль.

Она должна помочь ему, она должна спасти Феликса, даже если он будет всю жизнь ее ненавидеть. Эйидль временами действительно чувствовала вину за то, что появилась в его семье, что ее отец попытался занять место его отца, что его родители разошлись, хотя папа говорил, что познакомился с мамой Феликса уже после того, как она разошлась с мужем. Но разве это так важно — что и когда? Важно, что семнадцатилетний мальчик никак не может привыкнуть к этому новому миру вокруг, он ненавидит все и всех, и он хочет… Да, Феликс хочет умереть, и это сильнее всего пугало Эйидль… Она боялась его потерять.

Ужин исландка почти не заметила, автоматически жуя и глотая, рядом сопел над своей тарелкой Айзек, выковыривая овощи из-под курицы и долго вытирая их салфеткой, чем вызывал смех вокруг себя. Но парня это явно не смущало.

— Зачем ты это делаешь?— не выдержала, наконец, Эйидль, глядя на мучения Айзека.

— Я вегетарианец, а эта мелкая… крылатая… бестия,— видимо, парень судорожно подбирал более мягкое выражение своих чувств к фее,— вечно кладет мне мясо, изо дня в день,— Айзек вытер последний стручок фасоли и сунул в рот, морщась.— Чтобы у нее зубы повыпадали и геморрой замучил…

Эйидль тихо рассмеялась, но тут же замолчала, увидев, что преподаватели поднялись со своих мест, многие ученики поспешили последовать их примеру, напряжение нарастало.

Она отодвинула тарелку и встала, поправляя берет, сердце заскакало в груди, чуть сжимаясь от волнения.

Зал Святовита был полон торжественного шепота, никто не осмеливался громко говорить, почти все взгляды были обращены к Кубку Огня, что невозмутимо полыхал синим пламенем. Возле постамента замерли миссис Маркета и профессор Яновских, оба поглядывали на часы.

Студенты и преподаватели рассаживались, у высоких дверей в голову «дракона» застыл, как на посту, Гном-Хранитель.

Эйидль заняла место с самого края, теребя в дрожащих пальцах мантию. Рядом уселся по уже какой-то собственной привычке Айзек.

— Ты волнуешься, будто ты тоже среди кандидатов,— заметил он, наклонившись к Эйидль.— Расслабься: нас ждет шоу!

— Угу,— кивнула девочка, поднимая глаза и видя, как голубое пламя Кубка постепенно темнеет.

— Внимание, тишина!— профессор Яновских поднял руку, и Зал погрузился в молчание.— Кубок вот-вот назовет нам имена Чемпионов. Те, кто будет выбран, должны будут пройти в двери, у которых стоит Хранитель,— директор Дурмстранга указал на фигуру гнома,— чтобы получить первые инструкции. Приготовьтесь…

Один общий вздох проплыл и растаял, когда Кубок Огня полыхнул красными языками, выбрасывая в воздух кусок чуть обгоревшего пергамента. Яновских ловко поймал его, поднося к глазам:

— Чемпион Шармбатона — Франсуаз дё Франко,— громко прочел директор Дурмстранга, поднимая глаза на аудиторию. Послышались аплодисменты, со скамеек поднялась невысокого роста девушка с завязанными в «хвост» темно-русыми волосами. Она широко улыбалась, спеша между скамьями к Яновских, сопровождаемая радостными криками и овациями, хотя Эйидль видела, что многие друзья Франсуаз расстроены, что их не выбрали.— Поздравляю,— профессор пожал руку счастливой девушке и пригласил жестом проследовать к Хранителю.

Пламя снова взвилось, буквально выплюнув новый свиток, скрученный по диагонали, Яновских подставил ладонь и развернул листок:

— Чемпион Хогвартса — Роберт Конде,— проговорил директор. В Зале было как-то странно… удивленно, шепот и вопросы прокатились среди хогвартчан, их профессор Фауст, кажется, потерял дар речи, глядя на мальчика в очках-половинках, но не он поднялся, чтобы пройти к Гному-Хранителю, а его синеглазый товарищ, которого радостно поздравляли друзья, сияя вполне искренними улыбками.

Роберт легко перескочил через ряды скамеек и, кивнув директору Дурмстранга, отправился вслед за уже скрывшейся за дверями Франсуаз. Зал снова утонул в молчании, только студенты Хогвартса еще поворачивались, чтобы посмотреть на парня в очках.

Последний пергамент взмыл в воздух, Яновских поспешно его схватил, разворачивая, но в этот момент большие двери, что только что закрылись за Робертом Конде, распахнулись, и из коридора вылетел запыхавшийся, укутанный в мантию и перчатки, покрытый снегом студент. На его лице был написан ужас, губы побелели, он застыл под недоуменными взглядами собравшихся.

— Дозорный, что такое?

— Феликс…— выдал студент, судорожно хватая ртом воздух. Сердце Эйидль болезненно сжалось, она вскочила.— Феликс Цюрри бросился с Башни Айсберг…

* * *

Она не помнила ровным счетом ничего — ни того, что творилось в Зале после ошеломляющих слов Дозорного, ни реакции преподавателей, ни того, почему ее не пустили с теми, кто поспешил наверх, к Феликсу, ни почему она оказалась здесь, в пустом коридоре недалеко от госпиталя. Она только дрожала, сидя на полу и рыдая в колени, прижимая их к груди. Рыдала как-то надрывно, ошеломленно, хотя знала — предвидела, что это случится…

Феликс.

Ее сжигало чувство вины, ведь она не смогла остановить его, не смогла сделать так, чтобы он снова полюбил жизнь, чтобы в его глазах было что-то, кроме пустоты и ненависти…

Это она виновата, что он погиб.

Из носа хлынула кровь, но Эйидль не обратила на это никакого внимания: какая разница, если Феликс покончил с собой?

Она не слышала шагов, но видела, как три фигуры спешат к ней по коридору, и даже узнала их, этих ребят из Хогвартса. Внутри волной поднялся протест, девочка вскочила и кинулась на худого мальчика в очках, колотя кулаками по его груди.

— Ты! Ты обещал! Ты сказал, что он не прыгнет! Ты говорил, что это поможет! Ты обманул меня!

Ее схватили за руки, но больно не было, правда, Эйидль уже не могла изливать свою боль в глухих ударах по груди мальчика. Она отбивалась, но тут же сникла, успокоилась, когда проникновенные зеленые глаза поймали ее взгляд. Такие яркие, такие добрые, такие понимающие… Казалось, что этот парень знает о ней все, что он видел даже закоулки ее души…

— Роберт, отпусти ее,— попросил мальчик, а девушка протянула Эйидль платок.

— У тебя кровь,— тихо заметила хогвартчанка, с состраданием глядя на исландку.

Эйидль осела на пол сразу, как сильные руки выпустили ее. На смену гневу пришло опустошение, казалось, что на нее напал ступор, и ей стало все равно, кто находится рядом.

— Эйидль, послушай,— рядом сел зеленоглазый мальчик, он осторожно поднял ее голову и снова посмотрел в глаза.— Послушай, у нас совсем нет времени. Скажи: когда и где ты видела меня? Когда и где?

Исландка недоуменно таращилась на студента Хогвартса, за его плечом присела девушка, Конде не было в поле зрения, хотя его присутствие все равно ощущалось.

— Когда и где ты меня встретила, когда я сказал тебе бросить имя Феликса в Кубок?

— Два дня назад, вечером, между колоннами в Зале Святовита,— прошептала Эйидль, не понимая, почему он это спрашивает.

— Где именно? Между какими колоннами?— настаивал мальчик.

— Альбус…— его подруга мягко положила руку ему на плечо,— у нее шок, оставь это… Тем более, не стоит копаться в ее голове…

— Нет, Кристин, надо спешить,— помотал головой Ал,— спешить, пока у нас еще есть время. Время…— он быстро вытащил из-под одежды на шее цепочку, на которой висели крохотные часики с золотистым песком внутри.— Время, понимаете?

— Пас, ты обещал МакГонагалл, ты помнишь?

— МакГонагалл тут ни при чем,— отмахнулся Альбус от друга, снова глядя на Эйидль.— Вспомни, где именно?

— Там дракон с книгой на стене,— прошептала девочка, не понимая, чего он от нее хочет.

— Хорошо. Кристин,— зеленоглазый мальчик обернулся к подруге,— поспеши: в моем рюкзаке есть мешок с конфетами и шоколадными лягушками, принеси мне. Ну, и если в зале, где мы ели, осталось что-то съедобное, тоже захвати… Быстрее, пожалуйста…

Кристин ничего не стала спрашивать или уточнять, только кивнула, поднялась на ноги и вскоре исчезла в коридоре.

— Пас, два дня,— с нажимом сказал Роберт, прислонившись к стене,— это не шутки…

— А жизнь Феликса — это не шутка,— Альбус погладил Эйидль по щеке.— Мы спасем его…

— Как?— она с болью посмотрела на хогвартчан.— Он уже… понимаете?— из глаз потекли слезы.

— Нет, еще нет, пока мы здесь, время есть, его мало, но мы успеем. Ты кинешь имя Феликса в Кубок, и он не погибнет.

— Я кинула его имя, как ты сказал!— зло крикнула Эйидль.— А он прыгнул!

— Нет, ты не кинула имя, пока я тебя об этом не попросил,— покачал головой Альбус.— Понимаешь? Цепь временных событий не замкнулась… Если не было причины, следствие не существует…

— Поттер, она вряд ли тебя понимает,— заметил Роберт и был прав: Эйидль смотрела на Альбуса широко открытыми глазами, полными недоумения.

— Это,— он указал на часики, что висели на его шее,— Маховик Времени, последний в своем роде. С его помощью я отправлюсь на два дня назад и попрошу тебя бросить имя Феликса в Кубок Огня, потому что тогда твой…

— …мой брат…

— Тогда твой брат не сможет погибнуть — пока его имя в Кубке, он связан с ним магическим контрактом, претендент на чемпионство освобождается от обязательств перед Кубком, только когда тот выдает единственное имя — Чемпиона, в этот момент уничтожаются все остальные свитки в Кубке. То есть твой брат не сможет покончить с собой, пока Кубок его не отпустит. А мы можем надеяться, что столь древний и умный магический предмет не отпустит Феликса…

— Но я… кинула имя…

— Нет, Эйидль, потому что я тебя об этом еще не попросил,— покачал головой Альбус.— Цепь не замкнулась, поэтому надо спешить…— Ал поднялся, едва заслышав шаги Кристин в коридоре.— Роберт, погодите две минуты, а потом идите на то место, где Эйидль меня видела.

Кристин вручила Альбусу мешок, потом сунула в карман что-то, завернутое в салфетки.

— Будь осторожен,— прошептала она, мягко целуя парня в уголок губ и отходя, словно слышала все, что говорил Ал, пока ее не было, и понимала, что происходит. Видимо, ей объяснений не требовалось…

Поттер подмигнул Роберту и крутанул часики вокруг оси, широко улыбаясь. Парня окутало странное свечение, и силуэт его стал постепенно растворяться, словно превращаясь в призрака, пока вовсе не исчез.

— Что…?— девочка огляделась, потом посмотрела на Конде и Кристин — те не были ни обеспокоены, ни шокированы.— Куда…?

— Спасать, как всегда,— пожал плечами Роберт.— А теперь — утри слезы, смой кровь — и пошли.

Кристин укоризненно покачала головой и подошла к Эйидль, намочила с помощью палочки платок и снова протянула его девочке, поглаживая плечи.

— Пока тебе не сказали, что он погиб, всегда остается шанс, что он выжил,— тихо проговорила хогвартчанка.

— Тем более что сюда вмешались завернутые в пять узлов мозги Паса,— фыркнул Роберт.— Так, идемте, а то, пока мы тут прохлаждаемся, он там умирает после двухдневного режима на шоколадных лягушках…

— Двухдневного?— переспросила Эйидль, вытирая с лица кровь и нехотя следуя за двумя ребятами.

— Ну, это для нас прошло три минуты, а для Альбуса — два дня,— пожал плечами Конде, выходя в высокие двери и останавливаясь.— Ну, где ты его видела?

Девочка некоторое время разглядывала череду одинаковых колонн и темных углов, что шли по дальней стороне Зала. На скамейках сидели встревоженные и ошеломленные ученики, многие столпились у коридора, что вел в голову «дракона», но Гном-Хранитель не пускал их туда. Он смерил троих ребят черным взглядом, но ничего не сказал, пропуская.

— Кажется, вот там,— прошептала Эйидль, опять с трудом сдерживая слезы: так ярко вспомнилось лицо Дозорного и его беспощадные слова.

— Так, прекрати, все будет хорошо,— Конде потянул девочку за собой через Зал под пристальными взглядами присутствовавших тут студентов.

Втроем они вошли под арку и начали двигаться вдоль колонн, заглядывая в ниши в поисках рисунка. Через несколько минут Кристин обрадовано улыбнулась и вошла в темный угол, Роберт и Эйидль поспешили за ней.

— Ну, наконец-то, я почти закончил сочинять новый закон для свода правил,— раздался усталый голос, и из ниши выступил Альбус Поттер, правда, вид у него был не такой бодрый, как несколько минут назад, когда он растворялся в воздухе.— Два дня как две недели, если рядом нет пера или книги…

Кристин кинулась к нему на шею, обнимая, поправляя мятый и пыльный воротничок рубашки, стирая пятнышки грязи с осунувшегося лица.

— Я даже пил из палочки, зато шея и грудь всегда были помыты,— полушутя пожаловался Поттер, глядя на Эйидль.— А мои экспедиции в туалет под покровом ночи…— Ал тихо рассмеялся.— Ну вот, теперь остается ждать… Вот только есть хочется…

Кристин улыбнулась и достала из кармана мантии плитку шоколада и пакетик с лимонными леденцами:

— Подумала, что пригодится…

По лицу Альбуса расплылась довольная улыбка, он смачно поцеловал девушку в губы и накинулся на шоколад.

— Так что…— робко спросила Эйидль, глядя, как мальчик жует, довольно закатывая глаза,— теперь… Феликс… он… не погибнет?

— Ну, если мои расчеты верны,— Ал проглотил шоколад, чтобы заговорить, а Конде закатил глаза,— а я обычно в расчетах не ошибаюсь, то Феликс бросился с Башни, еще будучи связанным магическим контрактом с Кубком Огня — временно или же на более долгий срок, тут виднее вашему директору… Так что… будем ждать вестей… Предлагаю посидеть,— и Альбус устало опустился на пол, привалившись к стене.— Знаете, я буквально подружился с этим драконом… Ладно, пока мы ждем…— Ал проследил за тем, как Кристин и Роберт садятся рядом с ним, Эйидль последовала их примеру,— расскажи-ка мне, почему тебя ночью под конвоем по школе таскали?

— Ты… откуда…?

— Я был тут двое суток, ты забыла? Много чего интересного видел,— Поттер повернулся к Роберту, доедая шоколад.— У них ночами буквально парад: все время кто-то куда-то крадется, но вот шествие с участием нашей новой знакомой было самым удивительным…

— Почему ты не вмешался?— почти возмутилась Эйидль.

— Не имел права, меня не должны были видеть. Хватило того, что меня видела ты. Ведь наверняка не понимала, почему я тебя не узнаю, когда только приехал в школу? Недоумевала ведь?

Исландка кивнула, теребя край мантии.

— Кстати, Конде, а я все видел, как ты Кристин помогал галстук поправить, пока я с Фаустом разговаривал,— рассмеялся Альбус, и двое его друзей тоже рассмеялись, хотя Эйидль не нашла в этом ничего смешного. Потом Поттер снова посмотрел на исландку:— Так куда тебя водили?

— Это долгая история…

— А мы куда-то спешим?

Эйидль некоторое время пристально смотрела на трех ребят из Хогвартса, абсолютно чужих ребят, которые не имели никакого отношения к этой школе, к войне, к «драконам» — и захотелось рассказать им обо всем, несмотря на запрет разглашать тайны. Какой к черту запрет?! Не будет она следовать их правилам, обойдутся!

Исландка уже открыла рот, чтобы объяснить все, но шум из Зала отвлек ее внимание. Там явно что-то происходило.

Эйидль вскочила на ноги и вышла на свет почти одновременно с тем, как профессор Яновских поднял руку, призывая хором заговоривших школьников замолчать.

— Феликс Цюрри действительно упал с Башни Айсберг, по неосторожности или по собственному желанию, мы не знаем…

— Он жив?!— Эйидль буквально вцепилась в рукав директора, глядя в обманчивые глаза, в которых не было и тени тревоги.— Жив?

— Да, мисс Хейдар, ваш брат жив, по чистой случайности или по воле других сил. Он упал в сугроб, и его… кожа также сыграла роль амортизатора.

— Где он?— шепотом спросила Эйидль, горло сжалось от чувств, слезы облегчения хлынули из глаз.

— Он в госпитале и пробудет там некоторое время. Этот прискорбный случай вносит некоторые корректировки в план проведения Турнира Трех Волшебников,— громко проговорил профессор Яновских, привлекая всеобщее внимание.— Инструкции для первого испытания, приготовленного Чемпионам, будут даны позже, как только Чемпион Дурмстранга будет в состоянии выполнять свои обязанности…

В Зале все зашептались, гул нарастал, но поднятая рука директора тут же прервала голоса:

— Чемпион Дурмстранга — Феликс Цюрри, друзья мои,— и пронзительный взгляд Яновских остановился на лице Эйидль. Но ей было все равно, сердце радостно билось в груди: он жив, он будет жить…

* * *

Она стояла чуть в стороне, сжимая руки за спиной, чтобы никто не видел, как ногти впиваюсь в ладони, оставляя красные полумесяцы. Ее знобило, словно они все были не в теплом помещении, а наверху, там, в снегах у подножия «Айсберга», которые были залиты кровью…

Его кровью.

Перед глазами прыгали пятна, но она боялась моргнуть, лишь изредка отводя взгляд от его укутанного теплыми одеялами странного тела, чтобы равнодушно и почти невидяще отметить, как профессор Яновских шепотом разговаривает с профессором Сциллой, и до нее даже доносились обрывки фраз.

Да, они правы, стоит написать родителям… Только что это изменит?

Лекарь, пожилой, добрый ко всем живым тварям мистер Павлов хлопотал вокруг кровати, то и дело с тихим хлопком откупоривались колбы с зельями, которые заботливый волшебник осторожно вливал в рот раненого, еще несколько минут назад истекавшего кровью Феликса. Руки его — по-разному покрытые — были одинаково раскинуты, как-то неловко, неправильно, как у брошенной куклы, и ей хотелось подойти и аккуратно положить их вдоль его такого хрупкого тела.

Она прикрывала глаза и буквально видела, как он бросается вниз, как ветер на мгновение запутывается в его волосах, словно пытаясь удержать, остановить. Видела, как он ударяется о землю с тугим и страшным хлопком, как вздымаются вверх хлопья снега, как его тело утопает в белом ковре, резко контрастируя, окрашивая красными каплями последнего страдания… Она видела, как, вывернуто-неуклюжи, лежат, раскинутые, его руки, как он дергается от боли или, скорее всего, от разочарования, что выжил…

Она зажмурилась, не в силах переносить этих мыслей, отгоняя их. Лишнее, ведь он жив, вот он, лежит на постели, отогреваемый, исцеляемый снадобьями Павлова. Исцеляемое тело, но что же делать с его душой, которая так рвалась покинуть этот мир?!

Неужели они позволят ему это все-таки сделать?

— Идите, помогите мне,— к ним повернулся лекарь, и она только тут вспомнила, что не одна стоит в тени ширмы, что не просто так она прячет дрожащие руки за спину. Никаких свидетелей ее слабости, ни намека на то, что так жгло ее сердце с того мгновения, как Дозорный влетел в Зал, чтобы выбить почву из-под ног.

У нее нет права на слабость.

Руки почти не дрожали, когда она, повинуясь Павлову, села на постель и осторожно приподняла голову Феликса, чтобы он не захлебнулся от очередного зелья, резко пахнущего, густого, красного, как кровь…

— Гай, иди в Зал, разгоняй толпу, пора спать,— приказал Яновских, нарушая шуршащую шепотом тишину госпиталя. Профессор Сцилла тихо вышла, на ее лице не было ни одного намека на какие-либо чувства.

Гай кивнул, потом ободряюще потрепал ее по плечу и поспешил исполнять свои обязанности, а она все так и сидела, держа голову Феликса на своих ладонях, которые уже не дрожали, держали крепко и уверенно, словно самое дорогое на свете и самое хрупкое сокровище…

— Ну, вот, Феликс, завтра станет легче, подлечим тебя,— приговаривал лекарь, у него тоже подрагивали руки: видимо, в его практике еще никогда не было студентов-самоубийц.— Что же ты творишь, глупый мальчишка, что же ты творишь…— шептал Павлов, отходя от постели, чтобы убрать многочисленные колбы от зелий.

Она осторожно положила Феликса на постель, отпуская его голову, поправила одеяло и встала, медленно коснулась его откинутой в сторону левой руки, бережно уложила возле его бока, чуть погладив. Обошла кровать и некоторое время смотрела на красные чешуйки, что отливали багровым в пламени свечей, догоравших на тумбочке. Кончиками пальцев коснулась твердой и холодной кожи, прикрывая глаза, затем и правую руку осторожно положила вдоль его тела — и только тогда выдохнула. Кончики пальцев жгло, она прижала их к губам, слушая тишину госпиталя. Здесь больше никого не было, только он и она.

И тогда девушка упала на колени у его постели, прильнула щекой к чешуе на руке, обхватив холодными пальцами, и дала волю слезам страха и облегчения. Минуту слабости, а потом она встанет и уйдет, чтобы снова быть сильной.

* * *

Казалось, что в эту ночь в школе никто не спал, большая часть возбужденных событиями студентов смогла успокоиться далеко за полночь. Сморенные усталостью, они засыпали в своих постелях, предчувствуя, что все самое интересное только начинается.

С утра у обитателей Дурмстранга на устах было лишь одно имя — Феликс Цюрри. Студенты подземной школы обсуждали, как и когда он бросил свое имя в Кубок и зачем, если собирался прыгнуть с Башни; гости недоумевали, как подобное происшествие допустили профессора и как скажется задержка на проведении Турнира, ради которого они и приехали.

— Мистер Поттер…

Ал закатил глаза и оторвал глаза от книги, которую нарыл на пыльных полках в гостиной предоставленного им уровня школы. Книга не была такой уж прямо интересной, но идти в библиотеку Альбусу пока было просто лень, потому что после приключений накануне он никак не мог набраться достаточно сил, чтобы просто подняться из глубоко кресла у камина. Ну, да, даже гениальным героям иногда требуется отдых, тем более, после игр со временем, которые чреваты… Очень чреваты…

— Доброе утро, профессор Фауст,— учтиво кивнул Поттер, поправляя очки на носу. Примерные темы разговора со своим деканом и представителем Хогвартса на Турнире Альбус мог легко перечислить, не задумываясь, ему для этого даже залезать в мысли профессора Фауста не требовалось, хотя Ал частенько этим баловался.

Он вообще как-то с детства привык не задавать вопросы, а сразу искать на них ответы, за что родители и друзья часто его осуждали. Но юный Поттер не считал, что поступает неправильно: чаще всего подобные изыскания проводились с конкретной целью помощи или решения проблемы, а не из праздного любопытства или развлечения. Чем больше он постигал сознания других людей, тем проще ему было догадываться и строить гипотезы о ходе их мыслей без всякого использования легилименции. Это искусство было очень полезным — как в простых спорах, так и в непростых миссиях. А сейчас в его голове шла постоянная работа над одной из таких миссий, ради которых, как и догадывался Альбус, два давно мертвых волшебника все никак не упокоятся, перестав копаться в судьбах мира. И это понимание нисколько не тревожило юного Поттера — он давно принял на себя роль живого исполнителя для тех, кто сам уже ничего не мог изменить в этом неидеальном мире…

— Мистер Поттер, можете ли вы мне объяснить, почему не вы стали нашим Чемпионом?— вкрадчиво спросил профессор Фауст, останавливаясь в нескольких шагах от кресла, где читал Альбус.

— Мм… У Кубка Огня случилось помрачнение магического рассудка?— серьезно предположил Ал, закрывая книгу и глядя на преподавателя.— Ведь бывает же, что даже самые сильные и выносливые люди устают и перестают делать свою работу, как надо… Значит, теоретически, мы можем предположить, что наделенные магическим разумом артефакты также подвержены подобным симптомам. Это уже не раз замечали в отношении Распределительной Шляпы, хотя в данном вопросе я не совсем согласен с подобными утверждениями.

Фауст покорно слушал рассуждения Альбуса: видимо, профессор настолько привык ко всему этому за шесть предшествующих лет, что научился понимать, что прерывать юного вундеркинда с его заумными теориями бесполезно, проще дать высказаться. И профессор терпеливо пытался вникнуть в новую тему для философствования, хотя интересовали его явно не Распределительная Шляпа и вопросы о сроке ее годности.

— Итак, вы утверждаете, что Кубок просто… мм…

— Приболел,— с готовностью подсказал Альбус, поправляя на носу сползающие очки.

— Хорошо, приболел. А не может ли быть такого, что некий студент, решивший, что в его собственной школе ему стало тесно и скучно, обманом добился своего отправления с группой сокурсников на Турнир, совершенно не собираясь в нем участвовать, а лишь воспользовавшись, как предлогом, дабы оказаться в другой школе?— голос профессора Фауста был полон понимания и терпения, но уж Алу-то было не знать, что скрывается за этим тоном.

— Если бы такой студент был среди нас, сэр, я бы уж точно об этом знал, вы же понимаете,— Поттер многозначительно постучал себя пальцем по голове.— Но если вы считаете, что такое возможно, а по теории магической вероятности, возможно все, даже невозможное, то я, конечно, с вашего позволения, попробую выяснить, есть ли среди студентов Хогвартса такие нечестные люди. Хотя, как представитель студенческого коллектива, я бы настаивал на том, что ваши подозрения беспочвенны, хотя бы потому, что использовать Турнир как предлог и не иметь намерения в нем участвовать — это наивысшая глупость, на какую способен только тот, кто не понимает всей значимости данного мероприятия для него лично и всей школы в общем,— Альбус смотрел на Фауста честными зелеными глазами и не чувствовал никаких угрызений совести.

Да, он откровенно врал, но ведь стоящий перед ним человек так же откровенно понимал, что слышит облаченную в красивые слова ложь. И, что самое интересное, он даже примет эту ложь, потому что никто еще не пытался идти против Альбуса Поттера — не потому, что он был умным и развитым не по годам, не потому, что владел легилименцией, не потому, что он был сыном великого Гарри Поттера. Просто все умные люди вокруг Альбуса — а профессоров он все-таки относил именно к данной категории, — понимали, кто стоит за этим смелым студентом с зелеными глазами и не по годам глубокими мыслями. Все знали, чья рука направляет действия юного Поттера — и пытались всеми силами помогать мальчику в его непростой миссии…

Фауст вздохнул: он знал, что зря затеял этот разговор, но разочарование было таким сильным, что сдержать его было непросто. Если бы Альбус стал Чемпионом Хогвартса, они бы заочно могли праздновать победу. Но профессор мог бы и сам заранее догадаться, что юный Поттер даже не попытается стать Избранным — слишком мелкой для него была цель Турнира, слишком эгоистичной. Да и Альбус никогда не участвовал в том, где заранее имел значительное преимущество, он явно не хотел ставить себя выше других и использовать свои огромные таланты в свою личную пользу. Не таков был Альбус Поттер…

— Профессор,— Ала словно осенило, он даже подскочил на месте,— профессор, вы же учились в Дурмстранге, ведь так?

— Это вы каким методом узнали? Шпионажа, дедукции или наглого взлома чужих мыслей?— спросил Фауст спокойно. Привычка, всего лишь привычка…

— Методом прослушивания болтовни моих кузин, которые в туалете для девочек узнавали много интересного и ценного, а потом обсуждали все это, не стесняясь моего присутствия, потому что я всегда был всего лишь маленьким и наивным ребенком, который ничего не понимает, а только рисует, прикусив язык,— рассмеялся Ал, пожав плечами.— Профессор, вы же знаете эту школу!

— Что именно вас интересует?— Фауст сложил на груди руки, прищурившись. Он примерно представлял уже, о чем пойдет разговор, но проблема была в том, что он не имел права говорить о некоторых вещах, что были и, он был уверен, остаются основой бытия в Дурмстранге.

— Гном-Хранитель.

Профессор немного удивился: значит ли это, что Поттер прибыл сюда вовсе не из-за Ордена и реликвий, что он еще не знает о том, что в Дурмстранге много веков ведется скрытая война, в которой самому Фаусту даже довелось участвовать…

— Профессор, сэр, у вас такое лицо, что мне прямо едва хватает сил, чтобы сдержаться и нагло не проникнуть в ваше сознание, чтобы получить ответы на мои вопросы самым легким путем,— честно признался Альбус.— Скажите: кто он? Есть ли у него семья? Знаете ли вы, как давно он в школе? Что он тут делает? И почему он здесь, когда все остальные гномы покинули Дурмстранг?

Фауст вздохнул и опустился в одно из кресел напротив Поттера, закинул ногу на ногу и задумался. На самом деле, он не так уж много знал о Хранителе, никогда им особо не интересовался.

— Он был здесь, когда я учился, думаю, еще задолго до этого, но ведь гномы живут почти в четыре раза дольше, чем волшебники,— проговорил профессор, глядя на Альбуса.— Насколько я помню, он последний из рода Кристальщиков, клана гномов, что построили школу и долгое время жили в ней,— Фауст пытался вспомнить, что он слышал и читал об истории Дурмстранга, а еще пытался понять, что может сказать. Дело даже было не в том, чтобы скрыть что-то от Альбуса — мертвый номер, пытаться что-то утаить от проницательного Поттера — это такое же пустое дело, как пытаться сдержать нюхлера возле сундука с золотом. Дело было в том, чтобы не нарушить свою клятву хранить тайны Ордена. Все, что узнает Альбус, он узнает сам, но не от Фридриха Фауста, бывшего Дракона. Посвященные — Совет Четырех — всегда умели держать свой рот на замке.— Но гномы ушли, очень и очень давно… Насколько я знаю, пост Хранителя был оставлен в помощь директору Дурмстранга, потому что только гномы были порою в силах разыскать в подземельях очередного глупого ученика или спроектировать новое крыло для нужд образования. Кажется, нынешний Хранитель — третий в своем роде, и, наверное, его прадедушка мог быть современником Мерлина,— на губах Фауста скользнул отсвет усмешки.— Я не знаю, почему гномы покинули Дурмстранг, это нужно спрашивать у Хранителя, только вряд ли он вам ответит — он несильно-то разговорчив…

Альбус сосредоточенно смотрел на профессора Фауста, он чувствовал, что преподаватель недоговаривает, но интуиция подсказывала, что не стоит сейчас выяснять, тем более нагло раскапывать правду. У каждого есть право на хранение своих секретов, тем более, на хранение секретов чужих…

— Почему вас так заинтересовал Хранитель?

— Он отражает сознание,— честно ответил Ал, пожав плечами.— Так же, как его глаза отражают свет…

Фауст хмыкнул: вот нахал! Но комментировать не стал, перевоспитывать этого мальчишку было уже поздно, да и вряд ли так уж стоило мешать ему — Альбус Поттер на мелочи не разменивался. Было очень любопытно узнать, что же делает в Дурмстранге этот юный гений, но профессор не привык вмешиваться в дела, которые были ему непонятны или выше его разумения. А действия и поступки Поттера часто относились именно к данной категории.

Фауст поднялся — разговор с Альбусом, как всегда, не получился и принял совсем иной поворот. Профессор некоторое время смотрел на задумчивого ученика, а потом направился к дверям. Там остановился и повернулся к мальчику:

— Будьте осторожны, мистер Поттер, за некоторые тайны здесь можно дорого заплатить,— и вышел, ругая себя за эти слова. Но еще сильнее он бы раскаивался, если бы не попытался предупредить любимого ученика об опасностях, что таили коридоры и шахты Дурмстранга.

* * *

— Тинниро!

— Протего!

Заклинание ударилось о щит и растворилось в воздухе. Они перемещались, следя за движениями друг друга, готовые в любой момент послать в соперника новое заклинание.

— Тинниро!

— Ступефай!

Красный луч столкнулся на полпути с бледно-сиреневым, оба заклятия срикошетили, и молчаливые зрители рассыпались в разные стороны, но заклинания все равно кого-то задели: на пол упал одни из мальчиков, зажимая уши руками от невыносимого визга. К студенту бросился профессор Яновских, стараясь не мешать поединку.

— Акселито!

Кажется, Алекс разозлился, раз даже до удушья добрался.

Гай бы усмехнулся, если бы не был так сосредоточен:

— Инволио Магикус!— крикнул он, отскакивая: испытать на себе нехватку кислорода он как-то не спешил, был уже опыт, когда они проходили данное заклятие. Луч заклинания белой змеей врезался в невидимую стену и исчез.

— Стоп, закончили!— крикнул профессор Яновских, и соперники опустили палочки. Рядом с преподавателем по Практике Темных искусств стояла профессор Тедус — пожилая, но очень бодрая женщина, которая преподавала им Защиту от того, чему их учили Сцилла и Яновских. Сегодня у седьмого курса «драконов» была практика у Тедус, которую совместили с занятием «драконов» шестого года по Темным искусствам. Это было нормально для Дурмстранга, и Гай считал, что вполне логично, потому что более старшие ученики смогут защититься от заклятий шестигодок.

— Палочки убрать!— приказал Яновских, который всегда был очень суров, когда дело касалось дуэлей. Наверное, только благодаря строгим правилам поведения на подобных занятиях еще никого серьезно не ранило. Да и мистер Павлов, затаившийся в углу класса, всегда был готов прийти на помощь.

Гай кивнул Алексу, дернув уголком губ, и, убирая волшебную палочку в карман брюк, подошел к Элен, чтобы забрать у нее свою мантию. И только тут заметил, как неровно дышит, нужно успокоиться.

— А мальчик-то тебя явно задеть хотел, а не заклинания потренировать,— прошептала девушка, глядя, как вздернувшего подбородок Алекса отчитывают преподаватели.

— Этот бойцовый петух явно нарывается на неприятности,— усмехнулся Гай, одеваясь, потом склонился к самому уху подруги:— Есть разговор, после занятия собери мне ребят.

Элен вопросительно посмотрела на него, но ничего не сказала, коротко кивнув.

Гай надел берет и обрадовался, когда по школе пронесся гонг, возвещавший об окончании утренних занятий.

— Через пятнадцать минут,— кинул парень, поправляя мантию и спеша перехватить лекаря, который уже покидал класс.— Мистер Павлов!

— Да, мистер Ларсен? Вы пострадали, вам нужна помощь?

— Нет, я хотел узнать, как дела у Феликса Цюрри, скоро ли он пойдет на поправку?

Лекарь задумался, почесав подбородок:

— Он уже идет на поправку и довольно быстро… Физически,— добавил Павлов, внимательно глядя на старосту школы.— Его кости довольно хорошо срослись, он в хорошем физическом состоянии…— лекарь замолчал, потом потрепал Гая по плечу:— Не тревожьтесь, поставим на ноги нашего Чемпиона…

Гай кивнул, провожая взглядом лекаря. Его не очень-то пока беспокоил Турнир, просто не хотелось, чтобы Эйидль погрузилась в отчаяние из-за поступков сводного брата и забыла о более важных вещах. А кое о чем она явно забыла, и это нужно обсудить с товарищами…

Староста успел забежать в Зал Святовита, чтобы сверить расписание Эйидль на завтра, и даже довольно улыбнулся, им почти повезло. На глаза попался Лука — восточный Дракон ему вполне приветливо кивнул, и Гай ответил тем же: ну, не воевать же действительно. Никто не виноват, что школьная судьба развела их по разные стороны баррикад.

Гай направился к песчаному коридору, а мысли крутились вокруг одноклассника. Они познакомились еще на «Касатке», в самое первое свое путешествие в школу. Лука рассказывал интересные истории из своего детства среди восьми братьев, половина из которых, по странному стечению обстоятельств, оказалась сквибами. Гай тогда был уверен, что они с Лукой станут друзьями на всю жизнь, но не сложилось…

И с Марией не сложилось того, чего всегда хотелось. Какая-то насмешка судьбы, не иначе. Кто бы сказал ему, что двое эти двое примкнут к Драконам Востока — и между ними тремя встанет словно невидимая стена из взглядов и убеждений. Тайны, клятвы, вера — у каждого свои, только вот у Луки и Марии они оказались общими…

Гай тихо шел по песку, уже хорошо ориентируясь в темноте. Все они что-то теряли и приобретали, от чего-то отказывались — но как-то так получилось, что хорошие отношения между бывшими друзьями все-таки сохранились. Хотя Гай часто ловил себя на мысли, что Лука раздражает его. Даже не потому, что имеет то, чего нет у Ларсена, нет, у Гая было все, чего он желал, пусть не так, как этого хотелось бы … Просто бывший друг оказался не таким, каким всегда его считал староста школы, а поверить в это было сложно и болезненно…

Все было до предела просто и при этом страшно запутано. Но скоро школьная жизнь закончится, они покинут Дурмстранг, война будет позади — тогда можно будет все наладить, забыть тайны и шпионские игры, которые и в сотой мере не приносили Гаю того счастья, которого он желал и, наверное, все-таки заслуживал.

Его товарищи уже собрались в комнате, Элен ходила вдоль стен, зажигая факелы. Обеспокоенные лица тут же повернулись к Главе, когда он вошел, плотно прикрывая двери.

— Простите, что опять сорвал вас, но этот год какой-то просто странный,— вздохнул Гай, обводя взглядом комнату.

— Да уж, одно начало Турнира чего стоит,— согласился Яшек, и его черные ястребиные глаза метнулись в сторону понурого, какого-то сникшего Димитрия. Ладно, с этим потом разберемся…

— Я говорил с Павловым, Феликс поправляется быстро, так что не грустите: будет вам скоро Турнир.

— Ну, раньше первого декабря вряд ли,— пожала плечами Марианна, проводя рукой по коротким рыжим волосам.

Так, прелюдия закончена, пора приступать к тому, ради чего он собрал ребят. Ларсен вздохнул — в последнее время он чувствовал себя очень уставшим, а ведь год только начался. Надо расслабиться…

— Эйидль, кажется, не приняла всерьез наших предостережений о том, что стоит держать язык за зубами,— проговорил Гай.— Она начала болтать…

Яшек привычным жестом негодования рассек воздух кулаком, словно бил по кому-то, и Ларсен надеялся, что он представляет что-то абстрактное, а не голову миниатюрной исландки. Остальные хранили молчание, ожидая, когда Глава закончит излагать свои мысли.

— Она пожаловалась преподавателям на то, что Драконы посмели ее похитить и вытащить на поверхность,— Гаю очень не нравилось такое положение вещей, не стоит бередить профессоров, они не должны думать об играх своих лучших учеников как о чем-то нехорошем, это всего лишь развлечение или сказки прошлого.— Будем принимать меры…

— Через Феликса?— Юлиана сузила глаза, глядя на Ларсена, и тот медленно поднял на нее тяжелый взгляд, в груди заклокотало от гнева, но Гай сумел его сдержать.

Глава некоторое время молчал, пытаясь подобрать слова, товарищи явно почувствовали его состояние.

— Юлиана, а тебе не кажется, что Феликсу и без нас уже хорошо?— прошипел Ларсен, глядя на девушку.— Что он уже доведен до состояния, когда жить не хочется? Так что, давайте ему еще поможем? Ну, или дадим нож — пусть уже добьет себя?

Юлиана чуть подрагивала, она явно не ожидала подобного отпора. Уголком глаза Гай видел, как зло смотрит на девушку Элен, а Димитрий еще сильнее поник. Правильно, Полонский, пусть тебя съест твоя совесть, по крайней мере, нельзя не порадоваться, что она у тебя еще есть…

— Ты сам говорил Эйидль, что, если она не будет слушаться, мы будем действовать через Феликса,— тихо напомнила Юлиана, еще пытаясь защититься.

Гай сжал кулаки, обводя взглядом ребят почти недоуменно:

— То есть, мы тут для того, чтобы калечить и мучить людей, так получается? Все именно так понимают нашу миссию? Черт подери, мы не звери! Неужели вы забыли о том, чему мы служим?! И ради чего все это делаем?

— Именно поэтому…— открыла рот Юлиана, но шипение Элен ее остановило.

— У нас есть цель, но кто вам сказал, что она оправдывает любые средства?! Мы люди, а не звери, как бы мы себя ни называли!— Гай холодно посмотрел на Юлиану.— Я мог сказать Эйидль, что угодно, вплоть до угроз ее родителям и котенку, если у нее таковой есть! Но мы никогда не опустимся до того, чтобы причинить непоправимый ущерб кому-то! Понятно, Димитрий?

Полонский вздрогнул, поднимая глаза на Гая, и тот опять удовлетворенно отметил, что случившееся позавчера с Феликсом не прошло мимо его бывшего друга.

— Я посылал тебя помириться с Цюрри, а не толкнуть его к самоубийству,— холодно проговорил Гай. Он заметил, как чуть расслабилась Элен, как свободнее сел Джованни — они видели, что буря миновала.

У Димитрия хватило мозгов не открывать рот, чтобы оправдываться, и Гай приписал парню еще один жидкий плюсик.

— Ладно, приступим к делу, хватит лирики,— Ларсен посмотрел на Йозефа, необычайно молчаливого сегодня.— Мне нужно, чтобы завтра утром кто-то из младших «драконов» устроил небольшую ссору на глазах у Сциллы, конечно же, с участием Эйидль.

Джованни усмехнулся:

— «Ночь в зверинце»?

— Да, именно она, и постарайтесь, чтобы на этот раз у девочки была мантия. Яшек, головой отвечаешь,— с легкой угрозой кинул товарищу Гай.

— Обижаешь, шеф, у меня срывов не было, буду бдеть всю ночь, глаз не сомкну.

— Хорошо,— Ларсен почти расслабился, он всегда мог положиться на своего «армейца».— К Феликсу не соваться… У вас есть что-то новое?

Он пристально посмотрел в первую очередь на Йозефа и Марианну, которые должны были следить за Айзеком, но те покачали головами.

— Свободны,— махнул рукой Глава, он привалился к стене и потер руками лицо. Следовало отдохнуть, но с первогодками, Турниром и прочими обязанностями он не успевал делать домашнее задание, поэтому половина ночи уходила на учебу… Он не имел права вылететь из класса…

— Гай.

Парень встрепенулся, открывая глаза — перед ним, переминаясь с ноги на ногу, стоял Йозеф, на губах его была кривая усмешка.

— Что у тебя?

— Есть кое-что о Драконах Востока,— пожал плечами Гайн, делая вид, что все это ничего не значит, просто мелочи. Староста тут же насторожился.

— Ну и?

— Лука и Мария явно перешли границы просто дружбы, так что, думаю, Мария скоро войдет в состав Четырех, раз уж добралась до сердечка сурового Вождя…

Гай медленно кивнул, никак не комментируя слова Йозефа. Тот опять пожал плечами и вышел, явно разочарованный реакцией начальства на информацию.

Ларсен откинул голову на стену, снова закрывая глаза: сердце медленно и глухо стучало о грудную клетку.

* * *

Его жизнь все больше напоминала какую-то злую шутку. Он даже умереть не может. Не позволено ему этого, видимо.

Феликс злился, он был полон гнева — на себя, на боль, на Башню, на смерть, которая никак не хотела забирать его к себе, подарить уже, наконец, такой желанный и нужный ему покой. Гнев душил, не давал дышать, двигаться, думать, разрывая грудную клетку…

Хотя нет, это был не гнев, это были адские зелья Павлова, которые заживляли сломанные ребра и ключицу, и Феликс терпел, сцепив зубы, лишь иногда открывая глаза и тихо прося напиться.

Яду мне, яду, пожалуйста…

Ему все время снился полет — то ощущение счастья и свободы, что на доли секунды он почувствовал, сделав шаг с Башни Айсберг. Он надеялся, что последний шаг, и что этот полет будет последним его ощущением в жизни.

Но нет, эта проклятая чешуя не только покалечила его полную и такую прекрасную жизнь, но и не давала с этой жизнью покончить!

После полета была боль — резкая, сильная, невыносимая, и пятна перед глазами, и красный снег, тающий под ним, и беспомощность.

Феликс скрипнул зубами, злясь на этот несправедливый мир, на себя, а мысли работали в одну сторону: что теперь?

Нет, еще он пытался вспомнить, что-то беспокоило его, что-то тревожило, но он никак не мог понять что. Голоса ли, что он смутно помнил, когда его положили на носилки, вкус зелий ли, что в него вливали, боль ли в ногах, которые бинтовали, холод ли, от которого его пытались спасти одеялами? Он не мог понять, что там, в смутных воспоминаниях вечера его несостоявшейся смерти, было таким тревожащим. Казалось, что он вот-вот ухватит эту мысль, это ощущение, которое легким током проходило по телу, от кончиков покрытой чешуей руки, но она, эта мысль, все время ускользала, стоило ему сосредоточиться…

Когда боль в теле окончательно стихла и он смог спокойно, без новых страданий, двигаться, в искусственное окно уже заглядывало солнце еще одного дня, кажется, второго после того, как он прыгнул. Феликс не считал.

Он чувствовал прилив сил, и это его беспокоило. В бессилии было проще прятаться от мира, в котором у него ничего не осталось: лучшего друга, любимой девушки, семьи… Не осталось теплых рук, которые пригреют, приласкают, успокоят, примут его таким, каким он стал…

Феликс вздрогнул — ему удалось, наконец, ухватить это странное, бередящее душу ощущение неправильности и чуждости. Он помнил теплое дыхание на щеке, мягкие ладони, что прикасались к нему, ток, что шел по телу от прикосновений — таких нежных, невесомых — к его чешуе, словно это была обычная кожа, а не панцирь монстра…

Кто? Как? Зачем?

Павлов? Вот это вряд ли.

Кто?

На ум приходило лишь одно имя, и от этого в душе опять поднимался гнев, который едва удавалось сдержать.

— Феликс!

Он резко открыл глаза и понял, что опять задремал, потому что занавески были задернуты, чтобы солнце не било в глаза, а перед его кроватью стояли профессор Яновских, лекарь Павлов и незнакомая Феликсу женщина с всемирным состраданием на лице. Какой-нибудь мозгоправ, как у магглов? Для поднятия настроения?

— Добрый день, мистер Цюрри,— директор школы смотрел на парня с отеческой заботой, но ведь мимика Яновских — та же самая иллюзия, обман.

Все вокруг — обман…

— Мистер Павлов сказал, что завтра утром вас выпишет, можете радоваться, наконец-то вас выпустят на волю,— продолжил директор, не спуская глаз с ученика.— Поэтому нам с вами стоит обсудить кое-какие интересные и новые для вас моменты… Во-первых, вам пришло письмо от мамы,— и профессор Яновских положил на укрытые колени Феликса свиток.— Она также очень хотела приехать, но мы решили, что пока это лишнее, мы надеемся, что вскоре вы сами напишете своей любящей маме, что волноваться не о чем и случившееся — лишь помутнение вашего юношеского рассудка и несчастный случай…

Феликс почти равнодушно слушал директора, он даже не взглянул на свиток.

— Итак, если с данным вопросом все, приступим к главному,— и директор бросил взгляд на незнакомую Феликсу волшебницу.— Вы пропустили все самое интересное и официальное, поэтому мы повторим вам все в кратком содержании и менее торжественно, но тут уж ничего не поделаешь, во времени мы путешествовать, увы, много лет уже не можем, значит, вернуть вас назад не в силах, чтобы вы все узнали, так сказать, своевременно…

Феликс зевнул: его утомили речи Яновских, как вообще утомляло все в последнее время, было однообразным и неинтересным. Хотелось тишины…

— Итак, представляю вам сотрудника Восточной Конфедерации Волшебников, миссис Элишку Маркету,— директор указал на волшебницу, и она довольно приветливо улыбнулась парню. Феликс равнодушно кивнул, желая, чтобы этот странный спектакль уже закончился.— Как вы должны знать, мистер Цюрри, в школе в этом году проводится Турнир Трех Волшебников…

— Откуда я это должен знать?— хмуро спросил парень, чтобы хоть как-то поучаствовать в разговоре, раз уж Яновских развел тут демагогию.

— Хм,— миссис Маркета решила включиться в беседу, странно взглянув на Феликса,— это вполне логично, раз вы бросили свое имя в Кубок Огня.

— В какой Кубок?

Волшебница выглядела не то, чтобы озадаченной, а немного растерянной, она повернулась к директору Дурмстранга, явно ища объяснения. А Яновских улыбался, словно именно этого и ожидал.

— Простите его, миссис Маркета, после удара о землю у него могли наступить провалы в памяти, правда, лекарь Павлов?

— Да, конечно, профессор,— как-то чересчур быстро откликнулся школьный целитель.

— Думаю, нам стоит еще позволить мистеру Цюрри подлечиться,— Яновских повернулся к волшебнице и пригласил ее жестом покинуть госпиталь.— Я сейчас вас догоню, и мы оговорим сроки…

Миссис Маркета кивнула, бросила еще один взгляд на Феликса, и вышла, прикрыв за собой двери.

Улыбка сразу же слиняла с лица директора Дурмстранга, он сделал пару шагов и склонился над своим студентом, глядя в разные глаза:

— Феликс Цюрри, я не знаю, что такое вокруг тебя творится и что тебе ударило в голову, что ты решил покончить с собой, находясь в школе на моей ответственности, но я советую тебе принять некоторые мои слова и хорошо их запомнить. Первое: если надоело жить, терпи до Рождественских каникул, как только ты покинешь школу, делай, что тебе угодно,— темные глаза профессора Яновских недобро сверкнули.— Второе: я понятия не имею, каким образом твое имя попало в Кубок Огня,— профессор достал из кармана чуть обгоревший кусок пергамента и помахал им перед носом Феликса,— но ставлю тебя перед фактом: ты Чемпион Дурмстранга, так что запомни: ты отстаиваешь честь школы на крупнейшем магическом турнире, и я не позволю тебе опозорить нас…

Феликс недоуменно смотрел на директора, пытаясь усвоить все то, что профессор Яновских пытался до него донести, но пока получалось у него с трудом. Чемпион? Турнира? С какого перепугу?

— Возражений нет, это хорошо,— Яновских убрал свиток и даже чуть улыбнулся, доставая из другого кармана небольшую книгу в яркой обложке.— Вот тебе литература, чтобы ты зря не терял время, пока лежишь тут без дела. Это история Турнира с разбором всех состязаний, начинай готовиться,— книга легла на колени Феликса поверх письма.— И вот еще, самое главное: завтра после ужина ты и двое других Чемпионов должны собраться в Зале Достижений, где получите первые инструкции. И учти — я прослежу, чтобы ты туда пришел, даже если придется приставить к тебе няньку покрупнее, чем твоя фея…

— Профессор Яновских,— дверь за спиной директора отворилась, и в нее заглянула миссис Маркета,— вы идете? Я вас жду.

— Да, конечно,— на лице мужчины тут же нарисовалась яркая улыбка, от которой Феликса начало тошнить,— мы уже прощаемся. Хорошего дня, и до завтра, мистер Цюрри, поправляйтесь.

Госпиталь погрузился в тишину, Феликс не заметил, в какой момент исчез из поля зрения Павлов. Парень только в каком-то ступоре таращился на яркую обложку книги, на которой голубым зовущим пламенем пылал Кубок Огня.

* * *

Айзек присел на большой камень, который только что оттащил в сторону, вытер пыльной рукой пот со лба и вздохнул, глядя, как его товарищи по работам прыгают вокруг еще одного такого же огромного куска стены, явно не зная, с какой стороны к нему подступиться. Они работали без палочек, потому что малейшее неловкое или слишком резкое движение — и огромная груда камней, что завалила коридор много веков назад, обрушится на работающих студентов.

Это однажды уже случилось, и Айзек помнил тот поздний вечер. Алекс, как обычно, был беспечен или ему, как всегда, просто не повезло. Но его крик боли «гном» вряд ли когда-нибудь забудет. И самым страшным было то, что им пришлось срочно уходить, оставляя друга с раздавленными ногами, потому что их не должны были видеть рядом с этим коридором, не должны были связать древнюю библиотеку с Поиском.

Сегодня они трудились под присмотром профессора Волонского, старичка, который чаще дремал в уголке, чем следил за тем, чтобы «гномы» работали, поэтому большинство студентов просто слонялись, коротая время.

Но Айзек-то знал, что скрывается за оставшимися метрами завалов, нет, конечно, не знал точно, эти сведения были доступны только Марии, но догадывался, насколько важно войти в библиотеку. Причем войти тайно и раньше всех остальных…

— Ай, помоги, тяжелый, зараза,— один из ребят пытался сдвинуть в сторону булыжник, чтобы подступиться к правому краю завала. Пальцы у обоих парней были изодраны в кровь, впрочем, лекарю не привыкать латать мелкие порезы и ссадины, с которыми в конце дня приходили к нему работящие «гномы».

— Осторожнее, а то все обвалишь,— Айзек поднялся и посмотрел на камень почти ласково.— Лучше давай на него вставать и снимать камни сверху…

Работа двигалась, но Айзек не спешил — нельзя было, чтобы завал разобрали полностью, план был таков, чтобы прийти сюда, когда останется совсем немного, под покровом ночи закончить с очисткой коридора и войти в библиотеку. И это время явно близилось…

— Эй, а чего мы отдыхаем?— профессор Волонский в очередной раз проснулся, потирая мутно-голубые глаза и глядя в упор на группу студентов, что болтали, устроившись на сложенных по краям коридора камнях.— А ну-ка начали выносить отсюда камешки, каждый взял палочку и вперед…

«Гномы» покорно поднялись, но все-таки с большим энтузиазмом, чем для работы руками. Левитировать камни в старую штольню было веселее, чем обдирать пальцы и надрываться…

— Ай, смотри…— его дернули за рукав, и парень оставил верхний камень, оборачиваясь. Товарищ указывал ему на стену, от которой только что убрал осколок — на освободившемся для взора пространстве оказался угол мраморной плиты, были видны несколько странных надписей, похожих на те, что были найдены в начале этого, казавшегося бесконечным, коридора.

Айзек оглянулся — на них никто не смотрел, тогда он принялся осторожно разбирать эту часть стены, освобождая надпись. Мария потом переведет, и, возможно, это даст им какую-то ниточку, хотя парень до сих пор не понимал, о чем им поведала фраза о пустой стене. Может, эта надпись будет более информативной?

Рука наткнулась на что-то железное, оцарапавшее кожу еще сильнее. Айзек нахмурился, пытаясь заглянуть в образовавшийся просвет среди камней, но впереди царила мгла. Он оглянулся, но профессор Волонский опять впал в дрему, а «гномы» занимались своими делами. Тогда парень достал из кармана палочку, зажег ее и просунул руку в отверстие, пытаясь осветить пространство. Сначала он не мог понять, на что смотрит, но вот из мрака проступило основание вбитого в стену факела. Айзек просунул руку еще дальше, выгибая шею, которую рисковал себе сломать, если что-то в каменной кладке сдвинется и обрушится на голову, но ему было все равно — дело прежде всего.

Он замер, когда понял, что рука прошла каменную кладку насквозь, парень чуть не уронил палочку в пустоту, что царила за завалом, толщина которого опасно уменьшилась — полметра-метр максимум. Айзек тяжело дышал, вглядываясь в освещенное палочкой пространство, и едва сдержал испуганный вздох, заметив край деревянной двери, закованной в железные прутья. Он мог поклясться, что видит засов.

Все, время пришло.

— Сворачиваемся!— к облегчению Айзека, возвестил Волонский, и парень спешно высунулся из отверстия, спрятал палочку и нашел камень, чтобы заткнуть дыру. Он взволнованно дышал и думал теперь только о том, чтобы быстрее передать весть Марии.

* * *

— Или ты встаешь, или я за себя не ручаюсь…

— Отстань, исчезни, испарись!

— Вставай, уже пора!

— Не слышу тебя!

Кажется, сработало, по крайней мере, исчез навязчивый звук шелестящих в воздухе крыльев, и Эйидль блаженно снова погрузилась в дрему: так хочется хоть раз в этой школе выспаться. А завтра суббота, вообще мечта ученика Дурмстранга, это точно…

— Ай!

Как же, отвязалась она! На девочку опрокинулась пара ведер ледяной воды, она чуть не захлебнулась, садясь и отплевываясь, убирая с лица мокрые волосы.

— Ты… Ты! Я тебя убью!

— Нельзя утро начинать с агрессии!— назидательно заметила Кляйн, повиснув в воздухе на расстоянии вытянутой руки.— Ты невоспитанная и злая девчонка, да еще соня, каких на свете не найдешь, даже если очень искать…

— А ты мелкая заноза!— Эйидль попыталась схватить фею, но та была начеку, тут же взвившись под потолок. Девочка вскочила на ноги и запустила в Кляйн подушкой, но та увернулась, показывая язык.— Ненавижу тебя!

— Зато ты проснулась, к тому же, невозможно спать в мокрой и холодной постели, так что сушись и отправляйся на занятия, потому что завтрак ты уже почти пропустила…— фея опять переместилась, когда в нее полетела щетка для волос.— А беспорядок наводить в комнате я бы не рекомендовала, потому что убираться потом все равно тебе…

— Ты мерзкая…— Эйидль кинула в Кляйн учебником, который ударился о стену и с глухим стуком упал на пол,— занудливая…— в ход пошли туфли,— спесивая…— обе туфли оказались закинуты на шкаф,— уродливая ведьма!

— Я уродливая?!— взвилась фея, чуть не задохнувшись от негодования.— Я уродливая?! Да ты на себя посмотри! Мокрая, как курица, растрепанная, с синяками под глазами, тощая, неумытая! Да ты просто позор для девичьего крыла! Поэтому с тобой никто не дружит!

— Да ты что?!— Эйидль бросила в крылатую няньку книгу, девочка кипела от злости.— А я думала, что это из-за того, что у меня самая тупая и страшная фея, которая ужаснее, чем все Драконы, вместе взятые!

— Вот и поделом тебе, пусть они тебя разыгрывают, потому что ты маленькая и злая девочка, невоспитанная, неряшливая и ленивая! Более ужасного ребенка я за свои триста восемь лет не видела!

— Вот и ладно, вот и лети отсюда, без тебя обойдусь, корова с крылышками!— топнула ногой исландка, садясь на мокрую кровать и сжимая кулаки. Ее трясло от холода и гнева.

В комнате воцарилась тишина, и Эйидль подумала, что Кляйн испарилась, но, когда подняла глаза, увидела, что та, как ни в чем не бывало, сидит на шкафу и даже улыбается.

— Выпустила пар?— спокойно спросила фея, поправляя фартучек.— Готова идти на завтрак?

— Так… так ты это специально? Специально меня выводишь из себя?— почти зарычала исландка, сузив глаза.

— Ну, конечно, а иначе зачем бы меня к тебе приставили? Несовместимость характеров — это часто наилучший вариант для того, чтобы предотвращать несчастные случаи в школе,— довольная собой, проговорила Кляйн, наблюдая, как Эйидль встает в поисках одежды.

— Сама поняла, что сказала?

Фея закатила глаза:

— Мерлин и царство гномов, ну что тут непонятного?! Под землей на долгий срок в замкнутом пространстве заперты несколько сотен подростков с волшебными палочками, эти студенты владеют заклинаниями, которые могут не просто покалечить, а порою и убить. И чтобы у них, этих самых студентов с играющими гормонами, не было соблазна устраивать дуэли каждый десять минут из-за любого пустяка, к ним приставлены подземные феи, которые должны вызывать на себя все негативные эмоции, быть, так сказать, громоотводом. Ну, чтобы студент выпускал пар не на однокласснике, шлепнув его чем-нибудь неприятным в спину, а на существе, которому наплевать…

— То есть тебе наплевать?— фыркнула Эйидль, застегивая рубашку и завязывая галстук.

— Конечно,— улыбнулась Кляйн,— устроены мы так: это наша работа, мы этим занимаемся испокон веков, зато ты вот теперь в спокойном состоянии выйдешь из комнаты, и почти нет шансов, что решишь кого-то покалечить из-за негативных эмоций, что кипели в тебе несколько дней…

— А если я тебя решу покалечить?

— Ну, это вряд ли: во-первых, это очень сложно, мы практически неуязвимы в полете, во-вторых, быстрые и маленькие, тебе не удастся в меня попасть…

— То есть мне просто нужно тебя поймать — и дело в шляпе?— Эйидль перед зеркалом надела берет и обернулась, вздыхая.

— Ну, попробуй поймать…— хмыкнула Кляйн, аккуратно укладывая свои кудряшки.

— И что? Все вот так живут, как мы с тобой?

— Нет, почему, все зависит от характера студента. Есть неконфликтные спокойные ученики (везет же кому-то), тогда у них и феи ласковые и спокойные, есть студенты угрюмые и малоэмоциональные, есть вот такие, как ты…

— Какие это?

— Это такие, кто копит в себе гнев, а потом выплескивает на кого-нибудь, очень этому студенту неприятного,— пожала плечиками фея, слетая со шкафа и направляясь к дверям.— Всяко бывает, я даже знаю одного фея, которому студентка одежду шьет и вяжет,— с едва заметной завистью проговорила Кляйн,— но это скорее исключение, чем правило. А теперь — поторопись, у тебя скоро лекция у профессора Сциллы, а она не любит опоздавших, если ты успела заметить…

— Да в этой норе вообще никто никого не любит,— буркнула Эйидль, беря сумку и выходя из комнаты.

— Ну, ты любишь Феликса,— захихикала фея, по дурной привычке садясь на плечо исландки.— Кстати, подружки тут болтали …

— У тебя есть подружки?— скептически спросила девочка, выходя в Нижний Зал.

Кляйн слегка ущипнула ее за ухо:

— Не перебивай, что за дурная привычка?

— Сейчас ведь поймаю и точно что-то с тобой сделаю!

— Да делай ты на здоровье,— фыркнула фея.— Так вот, подружки тут болтали, что сегодня после ужина твоего ненаглядного Феликса выпишут из госпиталя. Глядишь, снова откуда-нибудь прыгнет…

— Пусть.

— То есть тебя это не беспокоит?

— Беспокоит, только все равно он не сможет умереть, потому что он Чемпион,— почти мурлыкая от удовольствия, проговорила Эйидль, входя в Центральный зал и садясь за стол. Странно, но помещение было почти пустым, и почему-то девочке показалось, что «еще» пустым, а не «уже». Она подозрительно взглянула на часы и возмутилась:

— Но ведь еще такая рань!

— Тот, кто встает заранее, не рискует опоздать,— назидательно проговорила Кляйн, слетая с плеча сердитой исландки и легко, хлопком в маленькие ладошки, наполняя ее тарелку омлетом.

— А кто-то рискует остаться без крыльев…— пробурчала Эйидль, берясь за вилку.

— Пустые угрозы,— фыркнула фея,— все, я пошла, хорошего дня, если буду нужна, кликни…

— Обязательно, как только соскучусь,— девочка ворчала, приступая к еде, настроение было ниже уровня школы, это точно, а ведь день еще даже не начался. Громоотвод, чтобы тебя саламандра спалила!

Но мысли Эйидль быстро переместились с Кляйн на Феликса. Она так и не видела его с тех пор, как не позволила утопиться на «Касатке» — боялась показаться ему на глаза, чтобы не сделать хуже. Но скоро брат будет ходить по школе, и ей придется снова переносить его взгляд, полный ненависти, но это ничего, главное — чтобы он поправился и перестал пытаться убить себя.

Эйидль вздохнула, допила чай и поднялась: Зал постепенно заполнялся проснувшимися студентами. Девочка махнула улыбнувшемуся ей Айзеку, стало сразу как-то веселее: всегда приятно знать, что с тобой хоть кто-то общается.

Исландка была перед классом одной из первых, она села у стены, достала учебник и начала листать, не в силах ни на чем сосредоточиться. Мыслей было так много и они были такими тяжелыми, что Эйидль предпочитала вообще ни о чем не думать — так и сойти с ума недолго.

Минут через пятнадцать в коридоре начали собираться остальные ребята из класса «волшебников», они по уже заведенной традиции не обращали на исландку никакого внимания или делали вид, что не обращают. Вот прошли знакомые девочки: Тереза, Адела и Хельга. Последняя бросила на Эйидль быстрый взгляд, но тут же отвернулась.

Напротив класса по Теории Темных искусств тоже собирались ученики, на рукавах их была нашивка, которую Эйидль искренне презирала — «драконы», класс четвертого года. Их смех и веселая болтовня раздражали, хотелось встать и уйти — лицемеры. Видимо, утренняя терапия Кляйн не помогла, потому что очень хотелось кого-нибудь стукнуть, и не обязательно заклинанием.

— Надо же: сидит…

Эйидль подняла голову и увидела, что на нее пристально смотрят три девочки из класса «драконов», причем на губах одной играла насмешливая улыбка. Очевидно, не у одной исландки чесались руки, только вот непонятно, чего у Драконов-то за зуд? Хотя… Понятно. Она же так и не начала эти их дурацкие поиски, значит, возмездие началось.

Эйидль видела, как одноклассники отошли от нее подальше, видимо, они пришли к тому же выводу: розыгрыш. Интересно, это Восток или Запад вышел на тропу войны с ней? Хотите ссоры — а вот и обойдетесь, не буду подыгрывать!

Девочка сделала вид, что ничего не видит и не слышит, уткнувшись в учебник. Пусть ее считают трусихой или еще кем-то, а помогать этой кучке придурков, помешанных на каких-то там древних игрушках, она не собирается… Без них проблем выше крыши…

— Интересно, а она чешуей не покроется?

Эйидль сжала кулаки: следовало ожидать, что они заденут Феликса… Она подняла глаза и увидела мелькнувшие в руках задир палочки. Так, это уже становилось не смешно. Девочка вспомнила ту ночь в метели и горящие огнем глаза Драконов, они не шутили, значит, вряд ли и эта троица будет просто играться.

Исландка сощурила глаза, бесстрашно глядя на студенток четвертого года, они смотрели на нее. Эйидль достала из кармана мантии палочку, с вызовом вздернув подбородок, а те лишь хищно улыбались.

— Все в класс.

Девочка вздрогнула — она не заметила, как в коридоре появилась профессор Сцилла, ее черные волосы были заплетены в блестящую косу, глаза, которые скорее можно было назвать «очи», обращены к стопке учебников, что нес за ней один из студентов.

Эйидль не сразу поняла, что произошло, но мальчик странно вскрикнул и упал, книги полетели в воздух, опускаясь на голову Сцилле и стоящих поблизости учеников.

— Это… что?— прошипела профессор, дернув головой и цепким взглядом буквально сканируя коридор. И этот неприятный, полный скрытого негодования взгляд остановился на Эйидль, сжимавшей в ладони волшебную палочку. Девочка обернулась, чтобы посмотреть на студенток-Драконов, но те невинно улыбались, их пустые руки были скрещены на груди каким-то театральным жестом.— Убрать палочку сейчас же!— глаза профессора прожигали насквозь, и Эйидль даже не могла открыть рта, чтобы защититься, да и смысл? Кто из присутствующих подтвердит, что она не виновата?

В коридоре стояла полная тишина, и исландка прикусила губу: все-таки попалась.

* * *

Она сидела в темной комнате, которых по всей школе была не одна сотня, ими пользовались для интимных встреч, составления заговоров, дуэлей, тайников, как местом для уединения.

Это был ее уголок, темная ниша, где она пряталась, порою от всех, опускалась в уголке на песчаный пол, обнимая колени, и сидела часами, думая. А ей всегда было, о чем подумать, в чем разобраться, спланировать, решить, что дальше…

Только сегодня она хотела просто побыть одна, чтобы никто не видел ее заплаканных глаз, ее слез, что второй раз за три дня прорвались неконтролируемым потоком, и она не сдерживалась: нужно было выпустить накопившееся напряжение.

Наедине с собой.

Порою ей было безумно трудно, она чувствовала себя одиноким путником, бредущим по пустыне истории всего лишь с одной целью — найти кого-то, кто пойдет за нее дальше, продолжит этот нескончаемый путь сквозь века, храня в себе тяжелые тайны, окутанные временем и кровью…

— Поплачь, так ведь будет легче…

Вздрогнула, поднимая глаза: не слышала, как в ее темной комнатке на втором уровне под залом Святовита появился кто-то еще. Мягкая рука легла на плечо, но девушка уже по голосу узнала гостя. Да и кто еще мог найти ее здесь?

— Учитель…— прошептала, пытаясь разглядеть в темноте силуэт того, кто, как и она, брел по этой пустыне войны, неся тайны, чтобы передавать их поколениям.

— Слезы очищают, особенно таких юных и добрых созданий, как ты,— хрипло проговорил Учитель. Его шагов почти не было слышно, только дыхание, да тепло руки, что поглаживала ее по плечу.— Особенно, если их хрупкие плечи несут тяжелый груз, а сердце взято в тиски ответственности…

— Я не из-за этого плачу,— проговорила она, вздыхая, пытаясь остановить слезы, что скатывались по щекам, падая вниз, на согнутые колени.

— Ты плачешь, потому что сердце у тебя доброе, любящее, а для таких сердец бессилие — самая страшная мука…

Девушка промолчала, не зная, что сказать и как сказать. Учитель гладил ее по волосам, и от этой ласки еще сильнее хотелось заплакать — навзрыд, от пережитого страха, от неизвестности, тайны, невозможности открыться, бессилия перед тем, что не может ничего изменить из-за постоянной секретности. Она чувствовала себя девочкой, которую мама утешает после маленькой, но важной для ребенка, неудачи.

— Я слабая,— прошептала она, откидываясь на стену и глядя в темноту,— потому что не могу сосредоточиться на главном, думаю о себе…

— Ну, а о ком тебе еще думать? Ты же не продала душу Ордену, ты всего лишь на некоторое время согласилась служить ему, отдавать какую-то часть себя Тайне,— хриплый голос Учителя успокаивал, как и его рука. Он всегда был само спокойствие, мир, словно в нем вместе с памятью поколений хранилась и мудрость тех, кто когда-то был на его месте, но давно ушел.

— Почему я? Почему вы выбрали меня?— спросила она, стараясь отвлечься от своих мыслей.— Почему не Луку? Он ведь мальчик, мальчишки всегда легче переносят подобное…

— Мария,— было слышно, как Учитель садится рядом,— я выбираю не по полу и силе тела, а по силе духа, по стойкости, по температуре сердца, если можно так сказать… Твое сердце горит и пылает, а больше мне ничего и не нужно… Ты умеешь любить, ты умеешь сострадать…

— Но разве это главное? Ведь… это война…

— На войне милосердие и доброта нужны сильнее, чем в любых других условиях, Мария,— теплая рука потрепала ее по плечу.— Враг — это не тот, кто играет против тебя, враг — это злость, трусость, жажда власти, безжалостность… И мы с тобой прекрасно знаем об этом… И боремся именно против этого…

Девушка кивнула темноте: помнила все то, чему ее учили, именно поэтому никогда не испытывала к лагерю противников никаких сильных негативных эмоций. Она знала правду и только жалела их…

— Расскажи, что тебя так расстраивает, может, мы решим твои проблемы? Вместе всегда проще,— предложил Учитель. В воздухе запахло табаком, он закурил.

— Я не знаю, как помочь ему, не открываясь, а я не имею права открыться, не имею права быть рядом с ним,— прошептала Мария, покусывая губы. Она знала: Учитель поймет.— А еще мне больно за Луку, я причиняю ему эту боль и чувствую вину, хотя знаю, что ничего не могу с этим сделать и не виновата… И постоянный обман… Я делаю больно Гаю, хотя он этого не показывает, и я лгу ему в глаза, потому что не могу, не имею права открыться!

— Эх, молодость, молодость,— голос Учителя был полон добродушного понимания,— все ваши проблемы идут от сердца, когда вы так стремитесь любить… Это так прекрасно, но так сложно… Лука, Лука… И Гай тут… Ты же умная девочка, ты должна понимать, почему именно Гай стал Главой Западного Ордена…

— Они считали, что у нас Главой станет Лука…

— И они сейчас в этом уверены, благодаря тебе.

— Они хотели… хотели поселить вражду между нами?— неуверенно спросила Мария, пытаясь высмотреть в темноте хотя бы силуэт Учителя, но не было видно даже огонька трубки, которую он курил.

— Да, они были уверены, что Гай и Лука станут врагами, противниками, так проще управлять, так проще лгать, потому что их ложь — залог того, что Драконы им верят, что Гай им верит…

— И мы не можем ему рассказать,— грустно вздохнула девушка.

— Не поверит, как и десятки до него, да и не имеем мы права подвергать Тайну такому риску,— также грустно откликнулся Учитель.— Когда-нибудь все они узнают правду, хотя бы ее часть…

— Когда-нибудь…

— Мария, ты оплот Ордена сегодня, в твоем сердце скрыта великая Тайна, но это не значит, что оно закрыто для жизни и любви. Если ты хочешь ему помочь, если ты хочешь его спасти — спаси его, чего бы тебе это не стоило. Ты не можешь прийти к нему, но пусть он придет к тебе, пусть он станет…

— Своим?— изумилась девушка, садясь прямо и сжимая руки.

— Протяни ему руку помощи, прежде чем дарить свое сердце. Помни: ты охраняешь Тайну, а она подвергает тебя опасности. Тебя и тех, кто тебе дорог…

— Учитель, разве он согласится? Разве мне это по силам?

Ей никто не ответил, тогда девушка протянула руку, но нащупала лишь воздух. Он ушел так же тихо, как появился, но это уже давно стало привычным.

Мария прикрыла глаза, пытаясь понять то, что говорил Учитель, но в голове была полная сумятица. Девушка поднялась, поправила берет и мантию, протерла уже почти сухие глаза и направилась в коридор.

Хватит раскисать, надо действовать…

Она быстро миновала коридор, поднялась на первый уровень и юркнула из боковой двери в нишу между колоннами. Был почти час отбоя, но кое-кто из студентов еще бродил по Залу, мелькали голубые и черные мантии гостей.

Мария поспешно пересекла колоннаду и уже собиралась двинуться к дверям в Нижний зал, когда кто-то мягко, но ощутимо толкнулся в ее сознание. Блок сработал автоматически, владение в совершенстве окклюменцией было одним из важнейших условий подготовки Главы Ордена, чтобы никто никаким способом не узнал то, что хранил в памяти первый из Драконов.

Она замерла, оглядывая находящихся тут студентов, но никого из ребят Запада не увидела. Но взгляд ее наткнулся на ярко-зеленые глаза, что внимательно смотрели на нее из-за стекол очков. На лице студента Хогвартса была широкая, но немного удивленная улыбка, словно он сделал открытие, которое ему понравилось, хотя и стало неожиданным.

Мария постаралась сдержать испуганный стук сердца, мысли тут же потекли стройно и быстро.

Кто он? Кем послан? Что знает?

Хогвартс. Англия. Саксоны.

Нужно было срочно найти Учителя и предупредить о вмешательстве третьих сил, но она не успела двинуться с места, как на нее налетел Яков, глаза его горели.

— Повсюду тебя ищем, идем скорее, есть вести от Айзека.

**

Франсуаз дё Франко пылала от счастья и гордости, но никто бы об этом не смог догадаться, она прекрасно умела скрывать свои чувства. В школе ее за спиной звали «коробка», считая пустой и равнодушной ко всему. И Франсуаз не обижалась и никак не комментировала эти, наверное, обидные слова.

Нет, конечно, временами было обидно, что никто не принимает ее такой, какая она была, что почему-то окружающие считали, что она должна быть такой же, как остальные — улыбаться, когда все улыбаются, плакать, если всем грустно… А Франсуаз не подчинялась общепринятым законам поведения — зачем? И зачем всем вокруг знать о том, что ты испытываешь или чувствуешь, да еще в каких-нибудь неподконтрольных вариациях, как это бывало со многими девушками от радости или гнева?

В общем, Франсуаз была не такой, как остальные школьницы, по крайней мере, она так считала, поэтому не скакала от восторга, когда ее имя вылетело из Кубка Огня и было названо чемпионским. Но это не значило, что она не рада. Нет, наоборот, внутри пылал бешеный восторг, словно в нее вошел чистый Патронус, это счастье и красота, но делиться этим ощущением девушка не спешила. Да и с кем? С теми. Кто улыбается и поздравляет, но при этом тайно завидует?

Франсуаз быстро собрала рассыпавшиеся волосы в «хвост», взглянула на часы и поспешила прочь из спален. Ей вслед неслись пожелания удачи, девушка лишь кивала, сосредоточенно глядя перед собой. Она прокручивала в голове тот вечер, вечер триумфа, когда ее выбрали среди остальных одноклассников, как самую достойную, и воспоминание грело и придавало уверенности в себе. Дё Франко знала, что будет трудно, что можно даже погибнуть, но ни за что бы не отказалась от участия.

Ее имя уже вошло в историю!

Франсуаз наизусть знала план школы, который им всем выдали, поэтому найти Зал Достижений не было для нее трудным. Говорили, что это голова «дракона» — большого дракона Дурмстранга, но девушка не замечала особо сходства. Она миновала учительскую и шагнула в широко распахнутые двери, на несколько мгновений замирая, чтобы оглядеться.

Все сверкало, хотя горело всего два факела. Стены были покрыты завораживающим орнаментом из камней, которые сотни и тысячи раз отражали свет, ослепляя непривыкшие еще глаза, отражаясь в золоте кубков и медалей, что лежали на зеленых подушках за стеклами стеллажей. В центре комнаты — огромный камень, правильной формы с ровными углами, в центр которого вделана явно золотая медаль, по диаметру не меньше тарелки.

Именно у этого камня стояли трое ребят из Хогвартса, единственные пока присутствующие в комнате. Они разглядывали медаль, перекидываясь короткими фразами.

— Добрый вечер,— вежливо поздоровалась Франсуаз, делая несколько шагов к камню. Она бросила взгляд на медаль и поняла, что так заинтересовало хогвартчан: золотой трофей был пустой. Просто круглый медальон, без всяких обозначений или надписей.

— И вам,— кивнул Роберт Конде, мальчик со странными глазами. Говорили, что он наполовину вампир, именно поэтому синеву радужки оттеняла красная обводка, от которой по телу шли неприятные мурашки.

— Может, суть в том, что эта медаль просто еще никому не была вручена? Вроде как — подвиг, ее заслуживающий, еще не совершен, и она ждет своего часа?— говорил второй мальчик, в очках, будто бы ни к кому не обращаясь. Девушка из Хогвартса молчала, лишь пожимая плечами, потом отошла к стендам, разглядывая награды Дурмстранга.

— Смотрите, у них, оказывается, есть весенний Чемпионат по квиддичу!

— Кристин, и ты о квиддиче,— закатил глаза зеленоглазый студент, отвлекаясь от камня в центре комнаты и подходя к подруге.— А я тебя еще с братом не познакомил…

— Посмотри, Ал: каждый год они проводят весной чемпионат, в прошлом году победили «гномы»…

— Ну да, класс «гномов»,— кивнул мальчик, названный Алом,— их тут считают за наш Хаффлпафф, если я правильно понял…

— Накопал уже пищи для мозгов?— фыркнул Конде и улыбнулся молчавшей Франсуаз.— А в Шармбатоне есть чемпионат по квиддичу?

— Конечно,— ответила девушка, глядя в пронзительные синие глаза,— а еще Состязания Единорогов…

— Что?— Ал сразу же заинтересовался, подходя. Он был очень приятным, лицо доброе и веселое, с таким было бы весело общаться, если бы Франсуаз была общительной.

— Состязание Единорогов — это финальный забег единорогов, которых воспитывают общины школы, у каждой общины свое животное, которое они воспитывают и обучают, но, как правило, даже не одно, а несколько, а в финальном забеге участвует один единорог…— рассказывала девушка, поражаясь, что они не знают об этом.

— Добрый вечер!

Они все обернулись — в Зал вошли директора всех трех школ, миссис Маркета и профессор Финниган, незнакомый человек в светлой мантии, а за ними без особого энтузиазма шел… мальчик?

Франсуаз на несколько мгновений замерла, не понимая, что с ним и кто это. Рядом в таком же легком недоумении застыли студенты Хогвартса.

— Мистер Поттер, мисс Сант, подождите вашего друга за дверью,— заговорил профессор из Хогвартса, и француженка оторвала взгляд от студента Дурмстранга (на нем была форма школы), чтобы посмотреть на зеленоглазого мальчика.

— Поттер? Он сказал «Поттер»?— зашептала стоявшая рядом миссис Маркета.

— Младший сын,— шепотом ответил ей профессор Финниган.— Он очень похож на Гарри, я знаю, потому что учился вместе с его знаменитым отцом…

Франсуаз чуть нахмурилась: ничего себе компания! Конде — полувампир, его друг Поттер, и дурмстранговец… Ее светлые глаза снова скользнули по странному лицу мальчика.

— Прежде всего, познакомьтесь, это Чемпион Дурмстранга, Феликс Цюрри,— заговорил профессор Яновских, едва за двумя друзьями Роберта закрылись двери.— Он, наконец-то, поправился, и мы можем приступить к Турниру…

Франсуаз попыталась не пялиться на мальчика с фиолетовым глазом и красной чешуей, что покрывала часть его лица, шеи и запястье. Наверное, под одеждой он тоже покрыт чешуйками… Девушку передернуло, она отвела глаза и решила смотреть на своего директора. Мадам Максим подошла и встала рядом, ободряюще потрепав по плечу.

— Итак, все Чемпионы в сборе, приступим. Пока сеньор Пауло проверит ваши палочки, — процедура взвешивания волшебных палочек традиционна для Турнира Трех Волшебников — мы расскажем вам о первом испытании, а точнее — о подготовке к нему,— миссис Маркета улыбалась, глядя на трех Чемпионов, и у Франсуаз сложилось впечатление, что она среди «избранных» единственная полностью нормальная. Справа от нее стоял полувампир, слева — полу-ящер. Жуть какая-то!

— Ваши палочки, господа,— тихо попросил названный сеньор Пауло. Девушка достала свою и вложила в протянутую ладонь, то же самое проделали и мальчики. Мастер отошел в сторону, и Франсуаз снова посмотрела на судей Турнира.

— Итак, первое испытание начнется в полдень первого декабря, вот и вся информация, что я могу вам раскрыть. Остальное в ваших руках,— миссис Маркета обернулась к профессору Финнигану, и тот выступил вперед. В его руках было три шкатулки, которые он по очереди вручил Чемпионам.

Черная, довольно тяжелая, шкатулка легла в ладони Франсуаз, и сердце взволнованно забилось.

— В ваших руках источник информации о первом испытании, все очень просто,— улыбнулся профессор.— Откройте их.

Девушка прикусила губу, скосила глаза на соперников: Конде уже смотрел на что-то внутри шкатулки, Цюрри как-то равнодушно пытался справиться с крышкой.

Пальцы чуть подрагивали, открывая шкатулку. Франсуаз удивленно приподняла брови — внутри, на красном бархате, лежал ключ. Довольно большой и видимо, тяжелый, он выглядел старым, с многочисленными зазубринами. Какой же замок он открывает?

— В принципе, вот и все, что мы хотели вам сообщить,— миссис Маркета обвела взглядом Чемпионов, все еще смотревших на ключи.— Все три ключа и шкатулки одинаковы, нет никакого подвоха, у вас равные шансы. Удачи, увидимся первого декабря!

Франсуаз подняла глаза на мадам Максим, и та ободряюще ей улыбнулась.

* * *

— Эй, а ну, поспеши, мне заняться нечем больше, только тебя ждать!

Ну вот, еще и невоспитанный «гном» на ее голову, мало ей Драконов, которые сегодня так легко ее поймали, «развели», за что теперь она будет расплачиваться.

Эйидль вздохнула, надела мантию, поплотнее кутаясь, поправила берет, убирая под него волосы, и достала перчатки. На все это нетерпеливо смотрел Дозорный, которому было приказано отвести ее к месту наказания и дать работу.

Наказание, чтобы вас…!

Девочка злилась. Кажется, в этой школе для нее подобное состояние стало уже константой. Злилась на себя, что забыла об осторожности и позволила так легко устроить ей мелкие пакости на глазах профессора Сциллы, на Драконов, от которых шли все проблемы, даже на Дозорного, что недовольно махнул ей рукой и пошел по коридору, уходящему вверх по «голове» школы.

— А чем ты там занимаешься, на поверхности?— спросила Эйидль, чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых мыслей о морозе, снеге и зверином помете, которые с нетерпением ожидали ее в ближайшие два часа.

Они шли по коридору, что поднимался медленно вверх, стены были кое-где покрыты мхом, ощущалась сырость, холодный воздух заставил поежиться. А то ли еще будет…

— Я Дозорный, сижу в Башне, раз в час поднимаюсь, чтобы оглядеть окрестности,— пожал плечами мальчик. Кажется, его вовсе не беспокоил холод.— Сменяют нас раз в шесть часов, так что ты выпала полностью на мою смену. И только посмей что-нибудь натворить, я тебя закопаю…

— До чего все любят угрожать,— фыркнула Эйидль, глядя вперед, откуда уже пробивался странный блеклый свет.— Холодно там?

— Минус десять, но ты будешь двигаться, не должна замерзнуть,— попытался ее подбодрить Дозорный, выходя на снег и потягиваясь.

Было уже темно, на низком небе ярко сверкали звезды, казалось, что если подняться на вершину скал, что окружали остров, то можно дотянуться и достать себе одну. Снег лежал ровным белым ковром, отражая свет фонаря, прикрепленного к стене.

— Айсберг,— кивнул Дозорный направо, и Эйидль повернулась. Они стояли у низкого здания с темными окнами, которые были наглухо закрыты ставнями. А над зданием возвышалась башня, сложенная из огромных каменных блоков. Вокруг нее словно обвился огромный дракон: с этой стороны были видны его спина и открытая пасть, выпускающая пламя.

— Отсюда прыгнул Феликс,— прошептала девочка, дрожа то ли от холода, то ли от внутренних чувств.

— Ага, его вон там нашли,— Дозорный кивнул на притоптанный снег.— Даже кровь еще осталась, снега больше не выпадало с тех пор. Хочешь посмотреть?

— Нет,— ее передернуло от одной мысли, что кто-то может любоваться свидетельством страдания Феликса.

— Ну, тогда идем, звери тебя ждут.

— Далеко идти?— было холодно, мороз кусал за щеки и нос.

— Нет, вон он, слева от Центрального входа,— Дозорный указал рукой вперед, на темную груду камней, выступающих перед скалами.

Эйидль последовала за парнем, пытаясь понять, на что смотрит, а когда поняла, то даже остановилась, охнув. Они приближались к огромной пасти дракона, словно наполовину откопанной, вынырнувшей из земли, открытой, чтобы проглотить любого, кто пройдет мимо. Устрашающие каменные клыки были облеплены снегом и льдом, а в горле можно было разглядеть высокие резные двери, наглухо закрытые. Эйидль содрогнулась, отводя взгляд, и вскрикнула, когда ночную тишину пронзил резкий и громкий крик.

— Что это?— шепотом спросила она Дозорного, который никак не среагировал на душераздирающий звук в ночи.

— Это Юварки,— пожал плечами парень, направляясь в сторону от пасти дракона, к странному холму. Видимо, это и был зверинец, куда сослали Эйидль.

— Кто?

— О, это покрытая перьями женщина, дикая, как тигрица,— Дозорный улыбнулся, словно его грело приятное воспоминание о существе, которое могло так кричать.— Женщина-птица, ее привезли с какого-то острова в Антарктике, уникальный экземпляр…

Они подошли к холму, покрытому снегом, парень остановился перед выросшей, как из-под земли, стеной, достал большой ключ. Что-то заскрежетало, и стена будто разошлась в разные стороны.

В первый момент Эйидль зажмурилась от яркого искусственного света, что ослепил ее. Она не успела прийти в себя, как ее втолкнули внутрь, и стена позади захлопнулась, закрывая доступ морозному воздуху.

— Добро пожаловать в зверинец…— улыбнулся Дозорный.

Эйидль открыла рот от изумления, разглядывая уходящие вдаль белые своды огромного куполообразного помещения. Здесь было чуть теплее, чем на улице, а еще воздух был наполнен шорохами и звуками. И запахами…

— Как будто оранжерея,— проговорила девочка, втягивая цветочный аромат.

— А, это борамец, не то растение, не то овечка, он вечно благоухает, когда в хорошем настроении…

— Ты хорошо все тут знаешь?

— Ну, конечно, я же «гном», не один вечер тут провел,— Дозорный протянул девочке совок и инструмент, похожий на кирку.— Ты будешь работать в отсеке зверей, и не смей заходить в отсек с полулюдьми, а то есть шанс, что уже оттуда не выйдешь… В закрытый отсек даже лучше носа не совать, там Мантикора и Ламии уничтожат, даже не двигаясь,— рассказывал мальчик, идя вперед, открывая ключом высокие ворота в отсек.— Прежде, чем войти в клетку, нажми красную кнопку, чтобы заклинанием обездвижить обитателя — и вперед. Ну, все, увидимся через пару часов, и учти: пока всю работу не выполнишь, будешь тут сидеть… И не трогай ничего лишнего!

Эйидль даже рта открыть не успела, как жизнерадостный «гном» заскрипел дверями, исчезая в снежной ночи, которую опять огласил крик женщины-птицы, да так громко и неистово, что девочка затряслась. Приятное местечко…

Она стояла в начале длинного коридора, перегороженного решетками. За решетками — то вода, то поляна, то непроходимый лес, и все они таили что-то страшное, от чего по телу шли мурашки.

— Зачем убираться в лесу?— прошептала недоуменно Эйидль, стараясь перебороть страх. Она тихо подошла к первой клетке и дрожащей рукой нажала кнопку, ища глазами обитателя поляны.

«Химера» было выведено на красивой табличке, и исландка задрожала, представив себе это существо с головой льва и телом козы, которое она несколько раз видела на картинках.

— Ладно, вперед, все будет хорошо,— постаралась подбодрить себя Эйидль, и словно в насмешку где-то недалеко от нее завыл волк. По позвоночнику прошла холодная дрожь от тишины в зверинце, которая то и дело резко прерывалась странными, то громкими, то тихими звуками.

Она вздохнула и открыла кованую решетку, делая первый шаг на поляну. И вскрикнула, потому что трава, деревья, все вокруг вдруг растворилось, являя глазам лишь огромную комнату с белыми стенами и полом. То тут, то там белизну нарушали замершие горки помета, но не от этого вскрикнула Эйидль, прижавшись спиной к решетке.

На белом фоне чудовищной громадой застыла Химера, ее львиные глаза полыхали яростью и смотрели в упор на непрошеную гостью. Животное было застигнуто заклятием возле огромной лохани с водой, с подбородка еще капала вода. Зверь выглядел бы нелепо — белая козлиная шерсть прикрывала тонкие ноги на копытцах, но львиная голова отгоняла всякие мысли о смехе. Грива, густая, бурая, топорщилась в разные стороны огромной копной.

Исландка не могла пошевелиться, не двигалась и Химера. Не сразу удалось Эйидль взять себя в руки, следя за обитателем вольера. Желтые враждебные глаза перемещались за ней, о желаниях зверя догадаться было несложно.

— Простите,— прошептала девочка, голос был слабым.— Но я… Я быстро,— пообещала исландка, приближаясь к первой темной горке и пытаясь поддеть ее совком. Но, как ей и обещала Кляйн, помет намертво примерз к белому полу.

Не зря говорят, что главное — начать. Первое время, когда Эйидль взмахивала киркой и подбирала отколотые куски, она все время поглядывала на неподвижного монстра, но постепенно успокоилась. И работа пошла быстрее. Она даже приободрилась, идя от кучи к куче, собирая их в мешки, но чуть только поползшее вверх настроение резко замерло, когда исландка поняла, что последние предметы ее интереса в данном месте находятся у самых копыт Химеры.

Девочка сглотнула, замерев, глядя в налившиеся кровью желтые глаза.

— Ну, чего ты так сердишься?— прошептала Эйидль, делая осторожный шаг вперед. Нет, она знала, что животное заколдованно, но вдруг сможет вырваться? Или заклинание закончится? Это то же самое, что идти в пасть к разъяренному льву…

Руки дрожали так, что кирка то и дело пыталась выпрыгнуть из озябших пальцев. Шаг за шагом девочка приближалась к Химере, обходя. Глаза проследили за ней, здесь было слышно шумное дыхание животного.

— Я быстренько,— пообещала Эйидль, зажмурилась и склонилась к копытцам, стараясь как можно быстрее отковырять помет. Но быстрее не получалось, потому что кирка грозила врезаться в задние ноги животного, а этого девочке явно не простят.— Как же я вас ненавижу,— прошипела исландка, вспоминая всех в этой дурной школе, где она уже натерпелась столько страха, сколько у нее в жизни не было.

Она буквально вылетела из вольера, когда пол остался полностью белым. Мешки упали на пол, кирка застучала по камням, оглашая тишину помещения громким стуком, которому тут же стали вторить обитатели отсека, а Эйидль только прислонилась к решетке, тяжело дыша, пытаясь прийти в себя после пережитого.

Поляна вернулась в тот момент, когда грозный рык заставил всех остальных зверей замолчать, и на решетку кинулась Химера, брызгая слюной, стуча копытцами. Эйидль вскрикнула и отскочила в противоположную сторону прохода, снова упираясь спиной в решетку.

Мягкий язык коснулся ее шеи, и губы стали жевать волосы, доставая их из-под берета. Эйидль закричала еще сильнее, метнувшись прочь, но тут же заставила себя заглушить крик, потому что на нее из-за решетки смотрели большие добрые глаза то ли лошади, то ли осла, потому что для осла существо было слишком крупным, а для коня у него были слишком длинные и вислые уши. Зверь смотрел на нее немного удивленно, пережевывая ее берет.

— Эй!— возмущенно воскликнула девочка, метнувшись к решетке и вцепляясь пальцами в головной убор.— А ну, отдай!

Животное помотало головой, упираясь копытами, упрямо то ли замычав, то ли заблеяв, и потянуло берет на себя, фыркая.

— Ну и ешь! Пусть тебя запор замучает!— рассердилась Эйидль и оглянулась в испуге, но Химеры у решетки уже не было. Тогда девочка чуть расслабилась и стала разглядывать вора, что дожевывал ее берет с упрямым выражением морды.— Ты кто такой?

Зверь словно понял ее, выплюнул остатки берета и заикал, расправляя огромные пернатые крылья над спиной. Можно было бы подумать, что это Пегас, но уж уши слишком нелепые, да и распушенный павлиний хвост над крупом явно говорил против данной версии.

«Бурак», прочла Эйидль, подходя к кнопке. Зверь закричал еще громче, глядя, как девочка нажимает на активатор заклинания, крик Бурака повис в воздухе, он так и застыл с открытой пастью, показывая ровные белые зубы в три ряда и красный язык, по которому текли слюни.

— Фу,— проговорила Эйидль, входя в вольер без опаски и оглядывая белый пол, покрытый застывшей жижей.— Ты что, отравился специально для меня? Или у тебя всегда проблемы с желудком?

Ничего не поделаешь, девочка принялась за уборку, поминая добрым словом Кляйн, которая рассказывала ей о том состоянии, в котором исландка вернется из зверинца. Что же, начало положено уже основательное, запах теперь вряд ли выветрится даже на морозе.

За полчаса она почистила клетки еще трем довольно спокойным существам, у одного из которых уши срастались с хвостом, другое гордо сидело на жерди, выпятив вперед обнаженную женскую грудь («Симург», запомнила Эйидль), и единорогу, которого девочка даже бы не усыпляла, если бы так было возможно увидеть натуральный пол, а не иллюзию, что создавалась для питомцев. Она перестала вздрагивать от криков Юварки и даже некоторое время полюбовалась борамцами, целым стадом растений-овечек, которые благоухали, как букет фиалок и роз. Даже войти к Гатоблепу, буйволу с головой свиньи, оказалось после всего не так страшно, только руки уже ныли, и кожа на них полопалась от холода и соприкосновения с металлом. Она немного отогрелась у борамцев и единорогов, а вот Гатоблеп обитал в снегах, из-за чего Эйидль долго потом прыгала, пытаясь согреть онемевшие пальцы.

Она не знала, сколько прошло времени, казалось, что много часов, у нее оставался всего один вольер, и девочка надеялась, что Дозорный уже идет за ней. На решетке, за которой скрывался черный лес, было выведено ни о чем не говорящее исландке слово — «Крокоты», возле которого находилось две кнопки. Девочка нажала на красную и стала вглядываться в фигуры, что расположились в одной стороне всего белого помещения. Это были то ли волки, то ли собаки, лежавшие стаей в стороне, среди них были и малыши, замершие в своих смешных позах игры.

— Собака как собака,— хмыкнула Эйидль, радуясь, что больше никаких монстров сегодня не предвидится. Она пошла по вольеру, собирая помет, потом остановилась у стаи, чтобы полюбоваться малышами, протянула руку погладить щенка и вскрикнула, потому что кто-то грозно закричал на нее:

— Руки убери!

Она вздрогнула и обернулась, но в коридоре никого не увидела. Она долго вглядывалась в белые стены, но ни движения, ни фигуры, даже Юварка не кричала. Эйидль повернулась обратно к крокотам и наткнулась на осмысленный, полный злобы, взгляд собаки, что лежала ближе всех к щенкам.

— Не трогай,— снова прозвучало очень явственно, и исландка опять вздрогнула, потому что была уверена, что звучал он в голове.

— Вы… вы разговариваете?— шепотом спросила Эйидль, прижав к груди кирку и глядя на собаку-мать.

— Вы… вы разговариваете?— передразнили ее, но уже откуда-то сбоку.

— Мы разговариваем,— вторили второму голосу.

— Мы и петь умеем,— подключился еще один.

— Ма, а я могу? Ма?

Голову заполнил просто гомон голосов, которые говорили одновременно, смеялись, хихикали, передразнивали, девочка крутилась вокруг себя, потерявшись в дурманящем гуле, зажимая руками уши, но это только вызывало еще больше смеха и разговоров. Эйидль зажмурилась, повернулась, тут же споткнулась о свой мешок и упала прямо между животными, уткнувшись носом в чей-то пушистый бок. Голоса наполняли голову, не давая ее собственным мыслям даже попытки родиться.

Она не могла двигаться, потому что не могла даже подумать об этом, не могла позвать на помощь, даже дышала с трудом, плывя в гомоне смешливых голосов и передразниваний, пока сознание совсем не отключилось, глаза стеклянно и тускло уставились в потолок.

Лишь в тишине зверинца зловеще засмеялась Юварка, и все стихло.

* * *

Тишина была какой-то торжественной, наверное, потому что присутствовавшие понимали, что перед ними не просто старая деревянная дверь с задвинутым засовом. Перед ними была комната, которая могла дать ответы на некоторые вопросы, а, возможно, на самый главный.

У Марии в груди гулко билось сердце, пока Лука, Брандон и Яков тихо и осторожно, камень за камнем, разбирали оставшуюся до библиотеки стену завала. Айзек также беззвучно выносил осколки обваленного потолка в старую штольню. Работали почти без света, молча, чтобы не привлечь лишнего внимания.

Ни один камень не упал, ни один резкий звук не нарушил торжественной тишины ночной школы. Все спали, не подозревая, что группа студентов уже два часа работает в дальнем скрытом коридоре нижнего уровня, стремясь закончить разбор завала до утра.

Мария несколько раз порывалась помочь, но мальчики только негодующе качали головами, и ей приходилось коротать эти часы возле свечки, что они зажгли в углу. Дважды прибегала Сибиль — она пряталась в нише при входе на уровень и должна была подать сигнал при малейшем движении. Тогда они гасили свечу и вжимались в черные стены, сдерживая дыхание.

И теперь они стояли перед дверью в пустом и гулком коридоре. Держатели для факелов были погнуты и странными лапами чудовищ указывали на студентов.

— Пора,— прошептала Мария, пытаясь подавить свое волнение. Она одна среди друзей примерно представляла, что они там увидят, она столько раз воображала себе этот день. В горле пересохло, было страшно сделать шаг к двери и потянуть за засов, что был задвинут девять веков назад.

С ума сойти, девятьсот лет никто не прикасался к этой двери.

Засов не поддался, даже не сдвинулся с места. Следовало ожидать, но Мария все равно разочарованно вздохнула.

Рядом уже стоял Лука, он направил волшебную палочку на намертво засевший в петле засов. Мария завороженно смотрела, как друг очищает металл, как выступают резные рисунки, которые украшали пластину. Она подняла на Луку глаза, и парень ободряюще ей кивнул, отступая.

Они знали, что это ее право и ее долг — войти туда первой. Хотя бы потому, что они понятия не имели, что кроется за этой низкой дубовой дверью. А она знала, так часто и так ярко себе представляла картину трагедии, что хранила библиотека.

За спиной нетерпеливо вздохнули ребята, чуть покачнулось пламя свечи. Мария достала волшебную палочку и зажгла свет. Дрожащая рука потянулась к засову, который на этот раз мягко и легко, с едва слышным скрежетом от трения, подался в сторону.

Было трудно поверить, что именно ей выпала честь войти в это священное место, которое искали поколения Драконов Востока. Ей хотелось сохранить в душе это непередаваемое чувство первооткрывателя, но не было времени на переживания, нужно было торопиться.

Она в последний раз вздохнула и потянула на себя тяжелую дверь. Петли заскрежетали, оглушая ребят, и Мария тут же перестала тянуть, бросаясь в сторону, взмахивая палочкой, из которой на заржавевший за века металл полилось масло. Парни застыли, все они напряженно прислушивались, но в коридоре теперь царила полная оглушающая тишина.

Могильная.

Мария осторожно взялась за дверь, и та медленно, с тихим скрипом, открылась. На девушку тут же обрушился застоявшийся запах тления, гнили, сухого камня, пыли — и она отпрянула, зажмурившись, но Лука поддержал ее, взволнованно заглядывая во тьму библиотеки.

— Все хорошо,— тихо успокоила друга Мария. Пришлось снова применять палочку, чтобы разогнать ветром воздух. Еще один глубокий вдох, и девушка сделала первые два шага внутрь, высоко над головой держа волшебную палочку, обводя взглядом то, что удавалось рассмотреть.

Она слышала, как за ней шагнули ребята.

— Брандон, сходи за Сибиль, постучи потом три раза,— коротко кинула Мария, не оборачиваясь, дыхание постоянно перехватывало.— Яков, факелы… Лука, запри дверь.

Ребята зашевелились, подчиняясь ее командам, хотя она была уверена, что все ее спутники находятся в шоке, ведь они не были готовы к тому, что увидят.

— Это не библиотека,— раздался тихий голос Айзека, что замер по правую руку от Марии,— это склеп…

С тихим скрипом закрылась дверь, заскрежетал внутренний засов, а комната постепенно наполнялась светом, пока Яков шел вдоль одной из стен, разжигая факелы в держателях.

— Это гномы?— Лука встал слева от Марии. Все они смотрели в одну сторону этой почти полностью пустой комнаты — на семь скелетов, сохранившихся в глухом помещении, пугающе белых, в неестественных позах сидящих возле стен, видимо, в тех самых, в каких их настигла смерть. Только один был в стороне, с вытянутыми вперед руками, в которых до сих пор была зажата какая-то книга.

— Осторожно, ничего не трогайте,— Мария собралась, хотя ее трясло от увиденного, она была потрясена, что страшная история из прошлого оказалась до ужаса правдива.— Это были гномы, перед вами семь гномов-кристальщиков, потомки строителей Дурмстранга…

— Что с ними случилось?— Лука медленно подошел к одному из скелетов, разглядывая кости с внимательностью ученого.— Я не вижу никаких повреждений… Их просто завалило тут, и они задохнулись? Умерли от голода и жажды?— парень обернулся к Марии, а она все еще стояла, просто оглядывая эту комнату, хранящую страшные тайны прошлого. У одной из стен стояли пустые стеллажи, но вид у них был такой, словно при единственном прикосновении они обрушатся деревянной трухой, как это случилось со скамьями рядом. Наверное, хранила их пока только магия школы, что и много веков спустя еще ощущалась в этом святом месте.

Стены были покрыты рисунками, и Мария быстро поняла, что это история школы: вот Святовит приходит к гномам с просьбой, вот высадка гномов на острове, изгнание драконов, работы под землей, первые ученики в Зале Святовита. И тут Мария задохнулась, потому что следующая картинка о стольком ей говорила!

Девушка сделала несколько шагов вперед, вглядываясь в мудрое лицо Святовита со свитком в руках. Напротив него был изображен гном с кристаллом на шее, он протягивал волшебнику небольшой мешочек и часы.

Правда, все правда, от первого до последнего слова, ничто не исказилось и не потерялось в веках. Она протянула руку и коснулась кончиками пальцев рисунка, прикрыв глаза. Она дрожала, потому что чувство от соприкосновения с историей захватило ее целиком.

Сколько Глав Драконов мечтали увидеть это, побывать в священном месте…

— Мария?— Лука тронул ее за плечо, и девушка обернулась, натыкаясь на вопросительные взгляды своих товарищей. Она взяла себя в руки, снова оглядывая комнату: они пришли сюда не просто так, нужно было все тщательно осмотреть.

— Перед вами те, кто хранил тайну о том, где спрятаны реликвии,— проговорила девушка, снова глядя на скелеты.— Они не умерли от голода и жажды, их убили, замучив. Их пытали, чтобы они выдали свой секрет, но никто из Кристальщиков не открыл тайны, не заговорил. По очереди они погибали от пыток, скованные заклинаниями. Старейшина рода,— Мария сделала несколько шагов и присела возле скелета с книгой, с состраданием глядя на останки гнома,— предчувствовал беду, все хранившиеся здесь свитки и книги были вывезены за несколько дней до несчастья. И гномы унесли свою тайну с собой в могилу… Перед вами поле первого боя войны, что длится почти десять веков в этих стенах,— прошептала девушка, поднимая на друзей заблестевшие глаза, горло перехватило.— Ее первые, но не последние жертвы…

Она вздохнула, пытаясь совладать с чувствами.

— Это сделал Запад?— тихо спросил Лука, обводя взглядом комнату.

— Тогда не было еще драконов, запада, востока, была группа студентов, которые искали…— объяснила девушка, поднимаясь на ноги, подходя к стеллажам, чтобы посмотреть, не сохранилось ли там чего.— Согласно легенде, они увели с собой самого младшего из гномов...

— Вот откуда все стало известно, да?— Яков внимательно оглядывал стены в поисках чего-то стоящего.

Мария промолчала, ее интересовала книга в руках Старейшины.

— Его звали Звучный Глас, ему было триста восемь лет,— прошептала девушка, осторожно прикасаясь к книге, но та тут же рассыпалась от прикосновения. Если там что-то и было, то они никогда этого не узнают…— Здесь погибли его жена, брат, два сына и два внука. Род Кристальшиков исчез…

В дверь настойчиво постучались, Лука поспешил открыть. В комнату буквально ввалился взъерошенный Брандон, из губы у него текла кровь. Он быстро оглядел комнату, округлив глаза, но тут же, кажется, забыл об увиденном.

— Западники!— прошипел он, вытирая кровь, в руке у него была палочка.— Сибиль еле сдерживает их, быстрее…

— Яков, Брандон, бегом ей на помощь,— Мария тут же обрела хладнокровность.— Не пустить сюда, любыми силами. Нам нужно пять минут!

Лука тоже явно рвался в бой, но девушка лишь покачала головой.

— Айзек, остаешься здесь, пока не стихнет, закройся изнутри,— кинула девушка, потом обратилась к Луке:— Заколдуешь дверь на невидимость, сможешь?

Лука кивнул, они махнули Айзеку и выскочили из комнаты, закрывая дверь. Были слышны звуки приближающихся голосов и шипение заклинаний о стены коридора. Лука сосредоточенно направил палочку на дверь, а Мария поспешно заколдовывала факелы. Ничто не должно было указывать на то, что здесь есть комната.

Это тупик. Ничего не нашли, ошибка.

Через какие-то мгновения ребята стояли в пустом и ничем неприметном коридоре, Мария взглянула на Луку, и тот кивнул. Они двинулись на звуки боя, но тут из-за угла появились их товарищи, а через мгновение пятеро студентов, разгоряченных поединком.

— Развлекаетесь, Гай?— спокойно спросил Лука, глядя на Главу Западных Драконов.— Элен, Яшек, Йозеф, Джованни,— кивнул он каждому по очереди. Брандон и Сибиль встали рядом с Марией, Стюдгар буквально пылал негодованием. Яков занял место возле Луки.— Не спится?

— Не могли пропустить вашу вечеринку,— насмешливо ответил Гай, сверля глазами Марию, но девушка лишь сощурила глаза и взяла за руку Луку.— Как вам библиотека?

— Нет ее там,— зло кинул Лука, в его голосе сквозило разочарование.— Идемте,— кивнул он своим товарищам и смело пошел вперед, увлекая Марию за руку. Парень остановился рядом с Гаем и заглянул ему в глаза:— Еще раз тронешь кого-то из моих ребят, отдача замучает,— прошипел Лука.— Желаю удачи!

Западные расступились, пропуская противников, Гай сделал шаг назад, загораживая проход Марии, из-за чего ей пришлось выпустить руку Луки. Ларсен рассмеялся, а девушка лишь надменно сверкнула глазами.

* * *

Возвращение в большой мир, то есть в школу, проходило болезненно и до дрожи противно. Он так надеялся, что ему больше не придется все это терпеть: взгляды, смех, шепот за спиной, испуганные писки младших ребят, стоило ему появиться в коридоре. В прошлом году было легче, тогда, в самом начале, он не был один, и подобное поведение студентов принималось со смешками и улыбками. Казалось, что к июню окружающие привыкли, уже не так ярко реагировали, когда Феликс появлялся на людях…

Но прошла пара месяцев, что он провел вне поля их зрения, и все вернулось, да еще в утроенной дозе: он не просто Ящер, человек-рептилия, он Ящер, которого бросила девушка, изменив с лучшим другом, тот самый чудик, что пытался покончить с собой, а в итоге оказался Чемпионом Турнира Трех Волшебников.

Первый вечер в школе был похож на пытку, его буквально конвоировали из госпиталя в комнату, а потом в Зал Достижений, и все смотрели на него, словно на диковинного зверя.

По возвращении в комнату Цюрри пылал яростью, которая так легко и быстро поднималась в нем, затопляя разум. Он пытался научиться с ней сражаться, тогда, в те месяцы, что рядом были Юлиана и Димитрий, но теперь ему было все равно. Он чувствовал, как все чаще и проще дикий зверь, что был в его крови, прорывался наружу, управляя им, диктуя свои правила поведения. И Феликс не сопротивлялся.

Он влетел в свою спальню в крыле мальчиков и кинул на пол шкатулку с ключом, пнув. Руки дрожали, перед глазами все ярче становилась красная пелена, ему хотелось накинуться на кого-то, и он даже знал, на кого. Хотел причинять боль и пугать, хотел показать силу и власть своим врагам.

В нем все сильнее просыпался хищник, тот самый, что в январе ранил его юношеское тело, перевернув всю жизнь. Хищник, исполненный злобы и жестокости, который боялся сов, потому что те выклевывали глаза рептилиям, который мог залечить слюной раны и видел в темноте. Он превращался в Ящера, хотя внешнее изменение давно остановилось.

И Феликс уже знал это состояние неуправляемости, когда он не мог остановиться, когда бросался на мебель, ломая, разбивая, калеча все вокруг в приступе ярости и злобы, пока они не сменялись опустошением, пока зверь не успокаивался, затихая в глубине души.

Когда он, наконец, смог взять себя в руки, его маленькая спальня оказалась в руинах. Только кровать выдержала натиск, покрытая перьями подушки, щепками от сломанного стула. Пол был усеян страницами из книг и одеждой…

Феликс устало сполз по стене, обхватывая голову. Он боялся и ненавидел себя, ненавидел то, чем он стал, и не видел смысла бороться. Ящер устал, очень устал быть не таким, как все…

— Не уверена, что найду тебе другую подушку, Демонёнок,— раздался тихий голос сверху, и Феликс поднял глаза на свою фею, которая расстроено созерцала то, что осталось от комнаты.

Даже этого он был лишен — единения со своей феей. Раньше все было так светло и весело, они вдвоем часами могли балагурить, смеясь до утра над глупыми шутками или историями, а теперь… Теперь даже Даяна, темноволосое маленькое чудо, утратило свой блеск и жизненную силу, потому что ей было не с кем ею делиться, некому служить. Они перестали подходить друг другу…

— Не надо мне подушки.

— Тогда постелить тебе на пол коврик? Цветастый такой… Свернешься на нем под дверью, будешь там спать, сопеть, видеть сны…— попыталась в который раз разговорить Феликса фея, но он давно перестал улавливать волну ее рассуждений и шуток.

— Ничего не надо,— угрюмо ответил парень, поднимаясь и выходя из комнаты. Было тошно, как всякий раз, когда он приходил в себя после вспышек ярости.

Он и не заметил, что ночь уже накрыла школу. Гулкая тишина векового камня немного успокаивала. Феликс миновал коридор и вышел в пустую гостиную, где даже камин уже почти потух.

Он знал, куда ему хочется пойти, куда, как думал, больше никогда не вернется, потому что не вернется в школу. Наверное, это было единственное место, которое осталось в Дурмстранге важным.

Парень миновал Нижний зал и нырнул в боковой коридор, в еще один, быстро перемещаясь по каменным пещерам, которые пронизывали стены школы. Он хорошо видел в темноте, фиолетовый глаз словно подсвечивал окружающее, окрашивая в синие оттенки. Песок и мелкие камешки тихо скрипели под ногами.

Феликс быстро пересек «туловище дракона» и вскоре уже поднимался по узкому проходу вверх, чувствуя, как охлаждается воздух. Пахло морозной ночью, уже можно было уловить звук океана, который бушевал вокруг острова, разбиваясь о крутые скалы.

Ночь была темной и непроглядной, лишь справа светился огонек Айсберга. Цюрри глубоко вдохнул, впитывая вместе с этим вдохом и холод, и соль, и влагу. Снег скрипел под его ногами, но ветер заглушал любой шум, даже если бы Дозорный вздумал сидеть и прислушиваться к тому, что творится в долине.

Путь был знаком с мая, когда он впервые оказался в этом месте, когда впервые его принесло к этому искусственному холму. Тогда его словно тянуло туда, словно что-то внутри влекло его в белый павильон. Теперь-то он понимал, что и почему…

Маленькая задняя дверь была хорошо замаскирована, особенно для людских глаз. Феликс легко нашел ее, раскидав сугроб, сдернул замок, который сам же и сломал еще летом, и вскоре уже прополз в глухое помещение, где хранились ящики и мешки с кормом.

В зверинце всегда было светло, белые блики от потолка и пола болезненно отдавались в затылке. Парень медленно и осторожно прошел в коридор, что примыкал к отсеку с полулюдьми, и его словно приветствовала своими криками женщина-птица. Где-то в стороне били копытцами сатиры и стонали сквонки, болезненные существа с мучнистой кожей.

Феликс знал, что в зверинце никого уже нет, уборка и кормежка давно закончились. И его появление несильно встревожило обитателей, потому что они чувствовали в нем что-то свое, особенно полулюди.

Парень остановился у входа в отсек, где жили такие, как он — не люди и не звери. Он безмерно им сочувствовал, понимая, как это страшно — оказаться запертым в вольере, как бездумный баран, хотя ты все понимаешь, ты разумен и мог бы быть свободным, как и люди. Но тебя заперли, потому что ты не такой, как они… Феликс с ужасом думал о том, что однажды тоже может оказаться по ту сторону коридора и влачить это жалкое существование, когда на тебя будут глазеть и тыкать пальцами.

Цюрри содрогнулся, понимая, что этого не будет, но все равно страшась, и поспешил мимо, к следующему отсеку, куда все призывнее тянуло его тело, все его существо.

Ключ висел прямо над решеткой, и Феликс легко попал в отсек, стремясь вперед, к дальней клетке, где провел много часов. В душе было беспокойно — а вдруг что-то случилось? Вдруг там его нет?

Но он напрасно волновался, потому что еще не успел подойти к вольеру, а на решетку уже бросилось большое красное тело, покрытое чешуей. Над зверинцем пронесся рассерженный то ли рык, то ли визг, на который тут же откликнулись многие обитатели. И Феликс знал этот крик, сжимавший все внутри — зов свободы.

— Тише, тише, Яш, это я, это я,— проговорил парень, бесстрашно открывая вольер и входя в покрытую мхом и травой клетку, с обросшими зеленью камнями и густыми кустами по углам. Вошел и остановился, глядя в налитые кровью фиолетовые глаза огромного красного ящера.— Это я… Я вернулся…

Зверь тяжело втягивал ноздрями воздух, его большое уплощенное тело припало к земле, длинный, покрытый шипами, хвост медленно двигался по траве, словно огромная красная змея.

— Это я…— тихо повторил Феликс, не отводя взгляда, не шевелясь. Страха не было, совсем не было. Что мог ему сделать ящер? Только оцарапать своими ядовитыми когтями, но разве это так уж страшно? Что от этого изменится? Одно время Цюрри даже мечтал об этом — тогда бы он стал хоть кем-то, а не половинками двух разных миров.

Зверь немного расслабился, хвост остановился, длинная чешуйчатая морда потянулась вперед, и Феликс ответил на это движение, коснувшись левой рукой красного носа, проводя ладонью, лаская.

— Узнал,— прошептал парень, делая шаг навстречу,— узнал, Яш…

Сердце окутало тепло, почти забытое, тепло и покой, потому что тут ему были рады, тут его помнили и ждали. И понимали, как нигде.

Феликс опустился на траву, лаская рукой чешую зверя, радуясь этой встрече. Здесь парень чувствовал себя единым, сильным, словно обретал потерянную часть себя.

Он долго сидел на траве, прикрыв глаза, Яш устроился рядом, прижавшись чешуйчатым боком к его ноге, и другие обитатели зверинца затихли, словно давая двум одиноким существам побыть наедине.

Когда радость от встречи прошла и вместо ушедшей ярости внутри поселился покой, Феликс почувствовал это. Почувствовал чуждость и настороженность в воздухе. Звери перемещались и разговаривали друг с другом, но в их голосах не было привычной смиреной покорности, в них прорывались беспокойные нотки, словно…

Словно где-то тут был чужак. И это был явно не сам Феликс.

Парень поднялся, и ящер тут же тоскливо заскулил, глядя в глаза.

— Опасно, я должен идти,— прошептал парень, опуская ладонь на нос друга.— Но я вернусь, обязательно, слышишь?

Было больно — очень больно — смотреть на ящера через решетку, запирать друга в вольере. Словно он своими руками лишал Яша свободы, этой желанной свободы, о которой здесь мечтало каждое животе существо. Но Феликс не мог дать зверю эту свободу — на снегу он бы погиб.

— Я вернусь,— снова пообещал Цюрри и поспешил прочь, не оглядываясь. Он чувствовал, что приближается к источнику странного беспокойства в зверинце, поэтому двигался медленно и осторожно.

Дверь в отсек смешанных существ была почему-то открыта, и это еще сильнее убедило Феликса, что в зверинце человек. Надо быстрее уходить отсюда, но было странным, что он не слышал движений чужака. Да и что ночью делать в святилище монстров?

Парень прошел в отсек и медленно стал перемещаться вперед. Химера проводила его сердитым и подозрительным взглядом, борамцы от страха выпустили в воздух приторно-горький запах, пытаясь тем самым отпугнуть хищника.

Вольер в самом конце коридора оказался открыт и сиял белым пространством. Феликс замер, глядя на неподвижных волков, пытаясь понять, почему их так оставили на ночь, но тут увидел среди животных фигуру в красной мантии и рассыпавшимися по полу русыми волосами. Внутри тут же вскипел гнев, но Феликс успел взять себя в руки.

Эйидль явно была без сознания, и не составило труда понять, что стало тому причиной — зеленая кнопка не была нажата. Глупая маленькая девочка! Кто же входит в вольер к морокам, не усыпив их полностью?!

Он некоторое время стоял, глядя на ту, что для него была средоточием всех бед, Феликс ненавидел ее так, что горло сводило судорогой, а на языке появлялся привкус желчи. Он ударил рукой по зеленой кнопке, развернулся и, не издав ни звука, исчез из коридора.

* * *

Темнота была напряженной, Гай чувствовал волны гнева, что исходили от девушки. Они стояли в разных концах каземата, но даже в темноте и тишине он ощущал все то, что написано сейчас на ее лице.

— Вы идиоты!— жестоко, но справедливо проговорила она, и он слышал, как девушка топнула ногой.— У вас что, совсем мозги снесло?

— Виноватый уже наказан.

— Виноватый? Вы совсем рехнулись?! Она же всего лишь маленькая девочка!— в голосе был слышны гнев и нотки боли.— Она могла погибнуть!

— Мы не думали, что Дозорный забудет сказать ей о зеленой кнопке,— попытался защититься Гай, хотя понимал, что все-таки в произошедшем есть и его вина. От этого на душе было неспокойно.

— Конечно, вы не подумали! Вы просто засадили Эйидль в зверинец и усыпили Дозорного, чтобы он не пришел за ней!

— Ее должны были забрать, когда придет смена на Айсберг!

— Должны были!— голос девушки был полон яда, который так редко срывался с этих губ. Гай не видел ее глаз, но был уверен, что они полны гневных искорок. Ее реакция была предсказуема, потому что он слишком хорошо ее знал. Пусть в последние полтора года она очень изменилась, пусть в ней проснулись алчность и жажда власти, девушка научилась использовать друзей и врагов, но все-таки оставалась собой — той длинноволосой девчонкой, что могла пропустить обед и не ложиться спать, если товарищам нужна помощь, всегда была готова поддержать любого, притягивалась ко всем обиженным и оскорбленным.— Но не забрали! Если бы она сама оттуда не выбралась, то могла бы не просто сойти с ума! Ты понимаешь, Гай?! Она могла бы погибнуть потому, что вы решили ее наказать за что-то!

— Но она выбралась, все обошлось,— парень еще защищался, но все слабее, потому что знал, что она права, полностью права — это их ошибка, их просчет, а не Дозорного, который теперь до конца школы будет «гномом» и записан на самые нелюбимые школьниками работы, лишен развлечений и участия в праздничных мероприятиях.

— Обошлось?!— снова вскипела девушка.— Неделя в лазарете — это обошлось?! Да она только в школу приехала, а на нее все сыплются новые беды! Господи, Святовит вас прокляни, да подумайте вы еще о чем-нибудь, кроме своих поисков! Она же ребенок!

— Хватит,— Гай в несколько шагов оказался перед ней, впиваясь руками в ее хрупкие плечи и пытаясь разглядеть ее глаза.— Хватит, Мария, ты не имеешь права нас обвинять… Ошибки случаются всегда.

— Иди и скажи это Эйидль, которая много часов провела наедине со стаей мороков,— процедила сквозь зубы девушка.

— Что ты от меня хочешь? Уже ничего не изменить, все прошло, все обошлось!— разозлился Ларсен, сжимая ее плечи.

— Оставьте ее в покое…

— Что?!

— … хотя бы на время. Позвольте ей успокоиться и обжиться, найдите себе другую жертву, пусть все подумают, что мы потеряли к ней интерес, что наигрались,— в голосе девушки как-то странно сочетались приказ и просьба.— Гай, пожалуйста… Мы не должны вредить, это низко и недостойно наших целей…

— Ваши цели и без этого низки и недостойны,— фыркнул парень, раздумывая.— Хорошо, мы обсудим это. Может быть, ты права…

Он слышал, как в темноте чуть облегченно выдохнула Мария.

— У меня есть еще одна просьба,— проговорила девушка уже более спокойным голосом, Гай почувствовал, как расслабились ее плечи.

— У вас разыгрался аппетит?— хмыкнул парень, обнимая ее, прижимая к груди. Он вдохнул запах ее волос, прикрыв глаза, наслаждаясь этими украденными минутами обманчивой близости.

— Не трогайте Феликса Цюрри,— тихо проговорила девушка. Голос ее был странно напряженным.— Не подсылай ему никого, не надо его загонять, как зверя на охоте. Он на грани и без нас.

Гай молчал: у него были некоторые планы в отношении Ящера.

— Это слишком дорогая услуга, Мария,— сказал Ларсен, лаская дыханием ее щеку.

— Что ты хочешь взамен?— прошептала она, и парень почувствовал, как напряглось в ожидании ее тело. Он был почти уверен, что прочел ее мысли, что понял, о чем подумала девушка.

— И ты готова заплатить?

— Все, что в моих силах, все, что в наших силах,— ее губы едва шевелились, и Гай представил, как они побелели.

— С каких пор Орден Востока стал называться Орденом Спасения Погибающих?— усмехнулся парень, касаясь губами ее губ.— Неужели Лука настолько тебя не ценит, что готов платить тобой за спасение Ящера?

— Так ты согласен?

— Лука знает, что ты со мной встречаешься?— настороженно спросил Гай.

— Да, он попросил меня с тобой поговорить об Эйидль и Феликсе, сказал, чтобы ты выставил свою цену,— девушка мягко отвечала на поцелуй Ларсена.

— И он готов платить тобой?— почти ужаснулся западный Дракон, отрываясь от ласковых губ.

— Мы служим великому делу, и здесь вопрос не в плате, а в том, что мы покупаем,— ответила Мария, и по спине у Гая прошлась дрожь — с такой осознанностью девушка говорила это.

— Но разве так уж важны для вас Эйидль и Ящер? Ладно, девчонка, возможно, она именно тот, кого мы так долго ждали,— со скептицизмом проговорил Гай,— но он?

— Нам важен каждый живой человек,— жестоко ответила девушка,— неважно, имеет он отношение к делу или нет… На Поиске свет клином не сошелся…

Ларсен молчал.

— И ты готова платить за это?

— Я уже сказала — все, что ты захочешь, что я смогу тебе дать,— он был уверен, что Мария смотрит на него с вызовом.

— А как же Лука?

— Что Лука?

— У вас с ним все серьезно, или это очередная твоя манипуляция?— настороженно спросил Гай, его объятия стали чуть напряженными, он ждал ответа, потому что ему казалось, что от этого зависит его будущая жизнь, все мечты, что были с ней связаны.

— Наши с Лукой отношения — это только наше дело,— тихо ответила Мария,— так же, как наши с тобой дела не касаются Луки…

— Так уж ли и не касаются?— фыркнул Гай, расслабляясь.— Кстати, о делах… Что там за странные вещи с библиотекой? Вы ее нашли?

— Да.

— Нашли-таки!

— Да, но не там, где появились вы,— проговорила девушка.— Оказывается, было два направления поисков, об одном никому не говорили, о первом бы тоже не сказали, если бы не Алекс... В ту ночь мы были в ложном месте, а библиотеку нашли в другом коридоре, ниже тремя уровнями, как сказал Яков…

— Что вы там нашли?

— Я сама там не была,— пожала плечами Мария,— Лука говорил о каких-то свитках, которые они будут переводить…

— Узнай все, что сможешь.

— Это будет твоя цена?— уточнила девушка, сжав плечи Гая. Он хмыкнул, наклоняясь и целуя ее в губы. Мария не отталкивала и не сопротивлялась, поцелуй был таким сладким и волнующим.

— Да. За Эйидль,— он оторвался от ее губ, вглядываясь в лицо, он бы очень хотел увидеть выражение лица девушки.

— А за Феликса что ты хочешь?— тихо спросила Мария, замерев в его руках.

— Тебя.

* * *

— Эй!

Она в задумчивости шла по коридору и не сразу сообразила, что это ее пытаются окликнуть. Девочка остановилась, только когда кто-то схватил ее за руку.

— Эй, постой!

— Я Эйидль,— фыркнула исландка, узнав голос Айзека и поворачиваясь к нему.— Если я буду звать тебя Ай…?

— Зови, что тут такого,— улыбнулся «гном», стаскивая с ее плеча сумку и вешая на свое.— Можно я поиграю сегодня в галантного кавалера?

— С чего бы это?

— Ну, бедная девочка неделю была в госпитале, никто с ней не дружит и не навещает, и вообще все ее замучили, и она мечтает покинуть это ужасное место и вернуться во дворец, где все ее любили,— Айзек чуть наморщил нос, видимо, сам пораженный словесным пассажем.

— Ты перетрудился?— Эйидль остановилась и проводила взглядом группу третьеклассниц, которые прошли мимо, о чем-то шепчась и косясь в их сторону.

— Нет, я соскучился. Как твои дела? Как в голове? Голосов больше не слышишь?

Исландка пожала плечами: в голове все еще было как-то странно гулко, словно там прошла какая-то магическая битва. Постоянно всплывали странные чужие мысли, фразы, песни, стихи, которые словно отпечатались с изнанки ее черепа. Но все это постепенно проходило, становилось менее громким и мешающим.

— Что хорошего тебе рассказали мороки?

— Айзек, хватит,— попросила Эйидль,— если ты думаешь, что посещение зверинца оставило у меня массу приятных воспоминаний, то ты ошибаешься,— девочка бы вспылила, но ссориться с единственным другом в школе она не хотела.— Это ужасно, и вспоминать об этом я не желаю. Я вообще не хочу оставаться в этой школе, но в ответ на мое заявление директору мне пришел официальный ответ, что до Рождества вопрос рассмотрению не подлежит — до этого самого дня ни одна «Касатка» не покинет остров, потому что судоходство уже остановлено, а перемещение учеников через камины запрещено Уставом Дурмстранга!

— Да, ты попала…— рассмеялся «гном», за что тут же получил от девочки неслабый пинок по ноге.— Эй! Я же пошутил…

— Я даже с мадам Максим разговаривала, но она считает, что я преувеличиваю, к тому же, поскольку этот год она проводит здесь, то не может рассмотреть мое прошение о переводе, тем более без согласия родителей…

— Нет, ты что, серьезно хочешь уйти из Дурмстранга?— удивился Айзек.— А как же Феликс?

— Что Феликс?— насторожилась девочка, глядя на шестиклассника с подозрением.

— Ну, я, конечно, «гном», но все-таки мозг у меня еще пока функционирует, так что связать появившийся в Кубке свиток с его именем и твою кражу чьей-то работы из учительской я еще пока в состоянии,— фыркнул парень, стараясь говорить тише.— Видимо, тебе очень не хочется, чтобы Феликс что-то с собой сделал, раз ты решилась обмануть Кубок Огня и три магические школы, засунув своего сводного брата в пекло Турнира…

Эйидль покраснела и опустила глаза, ее пальцы судорожно сжали край мантии.

— Ну и что, ты все равно не докажешь!— с вызовом проговорила девочка.

— А я и не собирался, оно мне надо, мне своих проблем хватает: начиная от новых дежурств на Айсберге, заканчивая феей, которая изо дня в день пытается накормить меня мясом.

— Да уж, бедный, у тебя такие огромные проблемы, что можно просто посочувствовать,— съязвила Эйидль, забирая у него свою сумку.

— Да не сердись ты, чего ты все время ходишь сердитой? Поэтому к тебе и лезут всякие проблемы, что ты только о них и думаешь,— рассмеялся Айзек.— Расслабься!

Девочка одарила друга презрительным взглядом и пошла к классу, хотя слышала, что он идет за ней, насвистывая что-то себе под нос.

— Слушай, чего ты ко мне привязался?!— вспылила Эйидль, поворачиваясь.— Ну что, тебе заняться больше нечем?

— Есть, конечно,— пожал плечами Айзек, останавливаясь.— Сейчас я пойду начищать кристаллы в Зале Святовита, но я подумал, что человеку, с которым никто не разговаривает и на которого вечно сыплются неприятности, нужен друг,— пожал плечами парень, потом криво усмехнулся:— Ну, как хочешь, я пошел… Удачи!

Исландка тяжело вздохнула, понимая, что зря обидела Айзека, но ей было так паршиво, что хотелось топать ногами и орать во все горло. Ее не пожелали перевести даже после того, что случилось с ней в зверинце.

Как ей объяснил Павлов, когда Эйидль очнулась в госпитале после двух дней полного забытья, она бы могла погибнуть, если бы провела наедине с мороками еще несколько часов. Никто не знал, как ей удалось выбраться из вольера и отползти из отсека. Ее нашли на рассвете, когда пришла смена Дозорного, на полу без сознания. Неделя в госпитале, большую часть которой Эй спала, погруженная в магический сон, чтобы не слышать голосов, наполнявших голову, она была словно в тумане, лишь отдельные разговоры и слова отпечатались — вместе с той массой диалогов, что осталась в памяти после нескольких часов наедине с волками-мороками.

Эйидль вошла в класс и села за предпоследнюю парту, достала учебник и оперлась локтем в стол, вздыхая. Жизнь становилась все более невыносимой, а ведь исландка еще не встречала Гая и его банды, которым обязательно устроит маленькую истерику. Она знала, что за случившееся наказали Дозорного, что оставил ее в зверинце, но девочка была уверена: за всем этим стояли Драконы.

В кабинете собиралось все больше студентов, они косо поглядывали на чуть бледную Эйидль, а она отвечала вызывающими взглядами, отчего одноклассники тут же смущались и отворачивались.

— Привет…

Девочка вздрогнула, когда рядом остановилась Хельга, робко смотревшая на исландку.

— Да?

— Можно, я сяду с тобой?

Брови Эйидль удивленно взлетели, но она подвинулась, недоумевающе глядя на одноклассницу, пока та усаживалась рядом и доставала учебник и свитки.

— Я что-то пропустила?— спросила исландка, наблюдая за Хельгой.— На меня закончилась охота?

— Нет, просто… Как ты себя чувствуешь?

— Бывало лучше, но разве это теперь стало так важно?

— Эйидль,— Хельга робко смотрела на нее, прикусывая в нерешительности губу,— прости… Мы не должны были тебя бросать только из-за…

— Из-за идиотской игры скучающих вип-студентов,— помогла однокласснице исландка.

— Да, извини меня, глупо вышло,— кивнула девочка.

— Да уж,— протянула Эйидль, все еще недоверчиво глядя на Хельгу. Они помолчали, потом Хельга открыла рот, чтобы что-то сказать, но в класс вошла профессор Сцилла, и тут же воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь шелестом пергаментов.

— Закон поглощения и отражения,— кинула профессор, лучезарно улыбаясь, словно собиралась рассказывать им о разведении нюхлеров.— Закон поглощения и отражения заклинаний Темного Сектора делится на два случая: столкновение Двух Темных Заклинаний и Столкновение Темного и Светлого Заклинаний. Мы рассмотрим в этом году первый случай…

Перья заскрипели по пергаментам, все старались успеть записать то, что рассказывала Вейла. Ее черные волосы блестели в пламени свечей, темные глаза цепко разглядывали каждого ученика.

— Скорость и сила поглощения, как и отражения, зависит от угла встречи и расстояния полета лучей заклинаний, а так же от цвета спектра, в который окрашивается данное заклинание,— продолжала Сцилла, вышагивая по классу и заглядывая студентам в пергаменты.— То есть, зная примерно формулу отражения лучей, вы можете легко высчитать угол этого отражения, чтобы ваше заклинание, столкнувшись с другим, отскочило в нужную вам сторону и поразило цель…

Эйидль вздохнула: ей не нравились предметы по Темной магии, да и голова была такой тяжелой и полной, что еще и формулы с теориями туда явно уже не помещались. Она писала на автомате, мысли ее скакали с внезапного разговора с Хельгой на волнение за Феликса, с которым они разминулись в госпитале, потом на ссору с Айзеком, всего лишь желавшим помочь, потом на мороков — до сих по спине шли мурашки от одного воспоминания…

— Эйидль, гонг,— Хельга потрепала ее по рукаву, и девочка вздрогнула.

— Задумалась,— смущенно улыбнулась исландка, вставая и начиная собирать вещи. Исписанный пергамент она небрежно засунула в сумку.

— Может, вместе сделаем сегодня задание по Темным существам?— предложила Хельга, выходя вместе с Эйидль из класса. На них косились, но уже не так явно, как это было раньше.

— Хорошо, можно,— исландка пожала плечами.— А пока мне нужно кое-кого увидеть…

— До встречи,— одноклассница махнула ей рукой и поспешила по коридору, нагоняя Аделу и Терезу.

Эйидль кивнула и тоже пошла прочь от класса — она хотела найти Айзека и попросить прощения, он ведь не виноват, что у нее так плохо идут дела в школе.

Девочка обогнула студентов, что выходили из кабинета Заклинаний, и вздрогнула, потому что наткнулась прямо на Феликса. Эйидль застыла, глядя в разные глаза, которые сузились до щелочек. Она видела, как сжались кулаки (брат был в перчатках, словно пытаясь скрыть от мира свои руки), как побелели губы.

— Феликс,— прошептала девочка, не смея двинуться, хотя хотелось бросить к нему, обвить руками и никогда не отпускать.— Феликс, как ты?

Он не ответил, только дернул головой, развернулся и еще быстрее пошел по коридору, всего через несколько секунд скрывшись за поворотом. Эйидль прикрыла глаза, судорожно втягивая воздух, чувствуя, как к глазам снова подступают слезы обиды.

Она не будет плакать! Эйидль впилась ногтями в ладони, отгоняя горечь, и поспешила прочь, надеясь, что найдет Айзека в Зале Святовита.

«Гном» действительно был там: в одной рубашке, но в берете, он вышагивал вдоль стены с рисунками, придирчиво оглядывая кристаллы, что в пламени свечей оживляли магических существ на стенах.

— Ай…

— О, привет, Эй, как поучилась?— кажется, Айзек уже забыл об их ссоре, улыбаясь широко и открыто.— Ну, как тебе? Я почти закончил мыть желтые кристаллы и думаю приступать к зеленым…

— А почему не все подряд?— поинтересовалась Эйидль, поднимая голову и разглядывая камни.

— Ну, так интереснее, а то ведь скучное это занятие — мыть,— «гном» почесал затылок, сбив берет на лоб.— Сначала желтые, потом зеленые, потом помою красные — их меньше всего. А белые оставлю на потом — их уж слишком много…

— Синие, зеленые, потом закрою красные, белые через один, желтые с юга, и станет ясно мне, как выбраться из круга,— пробормотала Эйидль и робко улыбнулась.

— Стихи сочиняешь?

— Нет, осталось в голове… После мороков,— пожала плечами девочка.— Много чего осталось, всплывает иногда.

— Понятно,— Айзек долго внимательно смотрел на исландку, потом ухмыльнулся:— Не хочешь помочь?

Эйидль улыбнулась, положила на пол сумку и взяла у «гнома» тряпку. Хоть какое-то разнообразие…

* * *

Кристин вышла из спальни и только подумала о том, что стоит до ужина найти мальчиков, как тут же наткнулась на Альбуса, который сидел у горящего камина и что-то напряженно писал, положив на колени пергамент. Чернила капали с пера прямо на манжеты его рубашки, но парень и не замечал этого, погруженный в раздумья. Кристин могла себе представить, что за мысли опять так занимают ее любимого вундеркинда…

— А где Роберт?— она мягко опустила ладони на плечи Альбуса и поцеловала в темную макушку, улыбаясь. Представить Ала отдельно от его лучшего друга-слизеринца давно уже было сложно, они воспринимались как единое и сплоченное целое, хотя были такими разными. Обычно там, где находился Ал, обязательно поблизости можно было увидеть и Конде.

— Мм, думаю, пошел осуществлять гениальный план «есть ключ — должна быть и дверь»,— Поттер поднял лицо и посмотрел на подругу.

— Он решил опробовать все замочные скважины в замке?— округлила глаза Кристин, садясь на подлокотник кресла, в котором расположился Альбус.

— Ну, он подумал, что нужно с чего-то начинать, иначе Фауст лишит его еды и сна в страхе, что Хогвартс начнет проигрывать еще до начала Турнира,— Ал вернулся к своему свитку, прикусывая кончик пера.

— Ну, Фауст надеется, что ты поможешь Роберту — и мы обязательно победим досрочно,— мягкие пальчики Кристин перебирали темные непослушные локоны на макушке Поттера.

— У меня и без Турнира дел по горло, и, думаю, наш любимый профессор это понимает, просто он настолько упрям и настолько уверился, что Хогвартс выиграет Турнир Трех Волшебников, даже не напрягаясь, потому что у нас в резерве есть я и мои Учителя из снов, что теперь ему очень сложно смириться с мыслью, что придется переживать и не спать ночами, гадая, справился ли Чемпион с загадкой,— Альбус проговорил это все, не отрывая глаз от пергамента.

— Но ты же не собираешься помогать Роберту,— Кристин не спрашивала, хорошо зная своего молодого человека.

— Он бы никогда мне этого не позволил, к тому же я считаю, что Конде вполне по силам решить любую загадку Турнира, так что я не буду лезть к нему со своими мыслями, тем самым принижая его умственные способности, которые, кстати, еще на СОВ по Трансфигурации очень высоко оценила сама профессор МакГонагалл, так что, я уверен, что пары месяцев Роберту вполне хватит, чтобы додуматься, что ключ не обязательно что-то отпирает, а шкатулка явно ему дана не для красоты и бережного отношения к этому самому ключу…

— Как жаль, что ты не Чемпион, ты бы прошел Турнир экстерном,— рассмеялась Кристин, прижавшись щекой к его темному затылку.— Что за трактат ты опять строчишь, юный гений магического мира?

— Я пытаюсь связать кое-какие факты, но пока они все какие-то нестройные и пятнистые, видимо, мне недостает каких-то очень важных сведений, каких-то звеньев во всей этой странной истории…— задумчиво проговорил Альбус, почесав нос пером и чихнув.

— Поделишься, или это снова секретное задание потустороннего мира?— тихо спросила девушка, прикрывая глаза.

— Ну, я не думаю, что должен что-то скрывать от тебя, я тебе доверяю, к тому же, ты незаинтересованное в этом деле лицо, и, возможно, сможешь со стороны взглянуть на все и нащупать то, что я не могу увидеть, потому что слишком много времени над этим думал,— Поттер развернулся, чтобы Кристин могла заглянуть в его записи, правда, девушка лишь улыбнулась, понимая, что те странные рисунки и схемы, что Альбус ей показывал, без подсказки автора не смог бы расшифровать и полк дешифровщиков.— Итак, смотри…— парень огляделся, чтобы быть уверенным, что их никто не услышит, но в комнате были лишь несколько слизеринцев, которые в дальнем углу играли в настольный квиддич. От них было столько шума, что можно было даже не шептать.— По тем данным, что мне удалось собрать за эти дни, в школе действует некое Общество, причем это самое Общество имеет внутри деление на две, противопоставленные друг другу, группы.

— Раскол?— Кристин посмотрела на круг, что нарисовал Ал и поделил его пополам со знаками «плюс» и «минус».

— Видимо, на основе каких-то убеждений, что проповедует данное Общество,— кивнул Поттер, поправляя очки.— Это первое. Второе: Общество это имеет очень хорошее прикрытие, о нем вроде как все знают, но посторонние лица не имеют понятия, чем же это Общество на самом деле занимается в школе на протяжении веков…— Ал показал на большой знак вопроса, что он нарисовал рядом с кругом.— Третье: группа школьников обучена Окклюменции, проникнуть в их сознание либо невозможно, либо трудно, и вся информация, что касается деятельности Общества, скрыта…

— Их кто-то этому должен учить.

— Точно, отсюда вывод: кто-то над ними стоит, кто-то, кто управляет, учит и наставляет. И этот кто-то явно не студент, и он находится в школе.

— Кто-то из преподавателей?

— Возможно,— Альбус прищурил глаза.— И этот самый человек, видимо, и обладает всеми сведениями и знаниями о том, что же происходит. К тому же, как я понял, вся эта странная история длится в Дурмстранге испокон веков, следовательно, цели Общества либо имеют константную основу, либо так и не были до сих пор достигнуты, к чему я, в общем-то, и склоняюсь.

— Охрана чего-то или поиск?— предположила Кристин, глядя на кривоватый сундук, который рядом с кругом нарисовал Поттер.

— Возможно, теперь дальше,— он ткнул пером в книгу, что набросал параллельно кругу Общества.— Слухи о странной библиотеке гномов, что была найдена в недрах школы, но, как оказалось, вовсе не найдена, история вообще запутанная.

— Да, я слышала об этом несколько дней назад за обедом,— кивнула девушка, убирая упавшие на глаза темные волосы.

— Я пытался узнать, где именно они все рассчитывали найти эту таинственную библиотеку, кстати, по всем данным, пустую, потому что все, что там хранилось, было вывезено еще в века до рождения Мерлина. Пытался, но никто особо не знает, а вот кто знает, как-то очень хорошо скрывает…

— Члены Общества?— догадалась Кристин.

— Да, видимо, я пока вычислил только пятерых активных участников всего этого действа. И тут становится еще интереснее,— Альбус поднял на девушку зеленые глаза, которые блестели от нескрываемого восторга, что испытывал гриффиндорец, копаясь в загадках Дурмстранга.— Один из них — некая семиклассница Элен Арно… И именно ее я видел в компании с нашей маленькой знакомой Эйидль в ту ночь, когда малышку насильно куда-то конвоировали… Помнишь, я спрашивал у нее, а она не успела рассказать, а потом все это завертелось, и Эйидль попала в госпиталь?

— Да, помню,— Кристин увидела смешную фигурку в юбке, что была нарисована рядом с кругом Общества.— Ты думаешь, что этот запуганный ребенок связан со всеми этими тайными организациями?

— Запуганный — это ты верно подметила,— Альбус поправил очки на носу, автоматически обводя пером свои рисунки.

— Так поговори с ней,— хмыкнула Кристин, не понимая, в чем проблема.

— Я бы поговорил, но рядом с ней постоянно крутится еще одна непонятная фигура, самая непонятная, я бы сказал,— Поттер пририсовал рядом с Эйидль кого-то, похожего на медведя.— Он не контактирует ни с кем из тех, кого я уже пометил как членов Общества… Он постоянно что-то делает, потому что учится в классе, который они зовут «гномами» или «рабочими»… Он моет, убирает, чинит, дежурит… Но всякий раз, как Эйидль появляется на глазах, — в залах, коридорах — он тут же появляется рядом с ней.

— Ну, и что тут такого? Мало ли, они дружат…

— Да, наверное, ничего, но знаешь, я заметил: с ней никто не разговаривает и не садится рядом, это очень странно. А он словно пытается собой восполнить эту пустоту в жизни девочки…

Кристин нахмурилась, бессознательно перебирая волосы Альбуса:

— Все равно, мне кажется, что ты зря ищешь тут что-то плохое…

— Тогда объясни мне, почему он тоже владеет Окклюменцией?— Альбус вопросительно посмотрел на подругу.— И учти, что я не верю в совпадения… Причем он владеет ею довольно хорошо, но при этом не замечает, когда я касаюсь его сознания… Никто из них не замечает, кроме одного человека…

— Кого?

— Старосты Марии Истенко,— Поттер поднялся, словно забыл о пергаменте, который упал на пол с тихим шелестом, и начал ходить возле камина, все еще покусывая перо. — Такое ощущение… Что все те, кто посвящен в дела этого Общества… Словно они автоматически получают защиту памяти, той ее части, где они хранят информацию…

— А такое возможно?— Кристин подобрала лист и села в кресло, где до этого размышлял Ал.

— Не знаю, думаю, что возможно, есть целый сектор ментальных заклинаний, который был очень силен еще до Средних веков, а потом почти полностью утерян, до нас дошло, например, Заклятие Забвения,— Поттер остановился и посмотрел на девушку.— Получается, что есть некая Тайна, которая сохранена на протяжении десятка веков и еще в те времена была окутана каким-то сильным заклинанием, которое охраняет эту тайну от распространения даже в головах ее носителей…

— Что за Тайна, ты имеешь представление?

Альбус дернул уголком губ:

— Да. Хотя… возможно, Дурмстранг хранит больше секретов, чем мне известно, и деятельность этого расколотого Общества вовсе не связана с тем, что ищу я.

— А что ищешь ты, ты сам-то знаешь?— улыбнулась Кристин, вполне понимая, что, скорее всего, Поттер ей не ответит.

— Конечно,— Альбус потер шею, касаясь пальцами цепочки на ней.— Хотя знаешь, я ведь на самом деле не ищу, я собираю информацию о том, что это хорошо спрятано.

— Это?

Поттер пожал плечами, как делал всегда, если не мог сказать больше, чем уже открыл ей.

— И ты знаешь, что теперь делать? Ну, со всей этой запутанной историей?— она помахала листком с рисунками.

— Да, конечно. Я найду библиотеку, это раз… И я постараюсь вытянуть из Эйидль хоть что-то, потому что уверен, что она втянута в деятельность Общества, только, видимо, не по своему желанию. И, видимо, они ее шантажируют или угрожают…

— Ну да, девочка такая запуганная, да и люди вокруг нее ведут себя странно,— не могла не признать Кристин, она искренне сочувствовала исландке.

— Да, а еще есть Феликс Цюрри, который только и думает, что о том, чтобы откуда-нибудь сброситься или выпить яду… И Мария-староста…

— А она что?

Поттер широко улыбнулся, садясь на край кресла:

— А она думает о том, чтобы не дать Феликсу прыгнуть или отравиться. Думаю, мне стоит с ней познакомиться, она явно ключевая фигура во всем этом,— взгляд Ала снова стал задумчивым.— Столько дел, столько дел, а я все прохлаждаюсь…

Кристин только рассмеялась, глядя на любимого парня.

— У тебя целый год впереди.

— Это у Конде целый год впереди, а у меня времени немного… Время, время, все дело во времени,— Ал теребил между пальцами многострадальное перо.— Но хорошо, что это оно играет с нами, а не мы с ним… И было бы хорошо, чтобы все именно так и осталось…

Кристин промолчала, не понимая, что Поттер хочет этим сказать, но ведь подобное состояние было привычным: она часто не понимала его странных и возвышенных мыслей, он знал всегда то, чего им, простым подросткам, было не дано порою постичь. И от этого хотелось обнять этого худого мальчишку, чтобы облегчить ношу, что день за днем становилась все более ощутимой на его плечах…

— Простите, что помешал вашему интимному общению на уровне взглядов,— в кресло напротив плюхнулся довольно пыльный и не особо веселый Роберт, в пальцах он вертел свой чемпионский ключ.

— Мы тебя прощаем, Робин,— Альбус улыбнулся, поворачиваясь к другу, он как-то очень проворно спрятал свой свиток в карман брюк.— Итак, сколько же замочных скважин в Дурмстранге?

— Три, не поверишь,— Конде был хмурым, и смешок с его губ сорвался отнюдь не веселый.— Всего три, и те больше, чем мой ключик, раза в два.

— И ты столько времени потратил на три замка?— фыркнул Поттер.

— Нет, я облазал всю школу в поисках еще хоть одной. Ты знаешь, что тут не только замков нет, но и домовых эльфов, потому что все их подвальные и еще более подземные коридоры полны пыли и паутины, а еще я чуть себе шею не сломал пару раз, потому что камни валяются без всякого учета,— ворчал Роберт, почти с ненавистью глядя на ключ.

— Скажи спасибо, что там чудовища не живут,— Ал тихо смеялся, оглядывая пыльные ботинки друга.

— Чудовища тут живут в зверинце,— Кристин поднялась и налила в стакан воды, протягивая его Роберту. Тот благодарно кивнул и осушил в два глотка.— Кстати, через несколько дней организуют туда экскурсию для нас, пойдем?

Парни переглянулись и одновременно кивнули, улыбаясь.

* * *

Гай хмуро вышагивал по темному кабинету, иногда потирая свой чуть заостренный подбородок. Мысли его постоянно меняли направление — было так много вещей, о которых он должен был подумать.

— Скажешь, когда мне уйти,— нарушила тишину Элен, сидевшая на парте, скрестив ноги, и наблюдавшая за передвижениями Ларсена.— Если, конечно, я тебе не мешаю…

— Если бы мешала, я бы тебе сказал,— спокойно ответил Гай, меряя шагами расстояние от глухой стены до доски, на которой кто-то размашистым почерком написал расчеты угла отклонения Темного Заклинания, при столкновении с ему подобным. Расчеты содержали три ошибки, Ларсен определил это со второго взгляда, но даже это не смогло задержать его внимание настолько, чтобы задуматься над ошибками неизвестного ученика.— Ты говорила с Марианной?

— Да, и с Юлианой тоже,— ответила девушка, поправив черный «хвостик» волос, что блестящей змейкой спускался из-под берета по плечу на грудь. Гай некоторое время смотрел на волосы Элен, а потом возобновил движение — так ему легче думалось.

— Что там у нас с Айзеком?

— Да ничего особого, трудится, как все «гномы», веселится по причине и без, получает замечания и выговоры,— пожала плечами девушка, накручивая на палец кончик «хвоста». Ее внимательные голубые глаза, которые всех немного удивляли на этом смуглом лице с черными бровями и ресницами, следили за каждым движением Гая, даже за тем, как он приподнимает брови или прикусывает изнутри щеку. Они уже несколько лет были близки, поэтому Элен знала Ларсена, как саму себя, и могла легко догадаться, что Главу что-то беспокоит. Хотя его постоянно что-то беспокоило, стоять во главе такой махины, как Орден Драконов, — дело беспокойное в любом случае.— Ему явно нравится Эйидль, а девчонка ценит его внимание, потому что, когда все от нее отвернулись, это наша бывшая жертва протянула ей руку помощи…

— Да уж, похоже на Айзека, он нам потрепал нервов со своей независимостью и неуязвимостью,— Гай усмехнулся немного устало, взгляд его скользил по партам и стенам, повсюду глаза натыкались на стеллажи и полки, но ничто не могло удержать его внимания больше, чем на пару мгновений.

— В общем, Марианна считает, что там ничего такого нет.

— Хорошо, но все равно, на всякий случай, пусть не спускает с него глаз, может, он нам еще пригодится. Что сама Эйидль?

— Ну, немного приподняла голову и не пышет ненавистью направо и налево, с ней теперь общается ее одноклассница, так что, думаю, твой план работает. Пусть я и не понимаю, ради чего мы ослабили хватку на загривке котенка,— усмешка скользнула по губам Элен, пламя единственной горевшей здесь свечи отразилось в камне кольца на указательном пальце девушки.

— Это мое дело,— мысли Гая опять вернулись к Марии, он помнил, как подрагивали ее руки, когда они в последний раз виделись, когда они заключали странный и немного кощунственный для обеих сторон договор. Что от их сделки выигрывала Истенко, Гай пока так и не понял, и именно над этим его мысль работала. Зачем восточникам платить такую цену? Ладно, за Эйидль, тут можно понять, но Цюрри…? Зачем им Цюрри? Эта мысль не давала покоя и бередила что-то глубоко внутри.

Нет, у Гая был вполне приемлемый ответ на этот вопрос, ну уж слишком он был нелепым, он не мог принять его как рабочую версию. Лука бы не позволил Марии творить глупости, когда дело касается всего Поиска. В данном отношении жизнь каждого из них не стоила ничего — так не раз повторял ему Учитель.

— Элен, тебе лучше уйти…

— Погоди, я хотела рассказать тебе про Юлиану,— девушка соскочила с парты и поправила юбку.

— Хорошо, что там опять?— Ларсен поморщился: Йохансон становилась досадной проблемой, которую ему придется тоже решать. Но пока что были более насущные.

— Она считает, что может наладить отношения с Феликсом,— Элен хмыкнула,— она буквально в этом уверена.

— С чего бы это?

— Ну, в какой-то мере, она права, если ты помнишь, каким Цюрри был раньше, как он на нее смотрел и что вытворял для нее, одна ночная серенада у дверей нашего крыла чего стоила,— по губам девушки пробежала улыбка, глаза как-то мечтательно прикрылись, словно сама Элен бы не отказалась оказаться на месте Юлианы.

— Но после этого она предала Феликса, бросив в трудную минуту и начав встречаться с его лучшим другом,— напомнил Гай, внимательно глядя на подругу и обдумывая новый вариант действий. С одной стороны, был договор, но, с другой стороны, он еще не получил платы по соглашению.

— Да, но Феликс постоянно один, не может быть, чтобы он был против, если в его жизнь вернется любимая девушка с глазами, полными раскаяния, и ласковыми руками,— хмыкнула Элен, в ее голосе звучало такое знание мужской психологии, что Ларсен даже рассмеялся про себя.

— Ну что ж… Если Юлиана не боится оказаться в затруднительном положении и так уверена в себе, скажи ей, что пусть попробует. Но также передай ей, что, если после ее действий наш Чемпион хотя бы попытается с собой что-то сделать, я сам закопаю ее в сугробе оглушенной, и меня не будут мучить угрызения совести,— проговорил Глава Драконов, сложив на груди руки, и взглянул на часы.— А теперь иди.

— Хорошо,— Элен потрепала друга по плечу.— Выше нос, Рождество не за горами.

— У меня ощущение, что я успею раньше поседеть,— хмыкнул Ларсен, провожая взглядом девушку, а потом снова начал мерить шагами комнату, возвращаясь к своим размышлениям.

Турнир. Пропавшая библиотека. Мария. Эйидль. Сестра.

Он вздохнул, прикрывая глаза, нащупал в кармане зачитанный свиток, что утром принесла фея из срочной почты, доставленной совами еще накануне. Руки похолодели, но Гай постарался успокоиться, потому что от того, что он изведет себя волнением, все равно ничего не изменится. А у него полно других забот.

Каждая отдельно взятая жизнь — это лишь камень на мощеной дороге, что ведет по пути Поиска.

Учитель вошел тихо и тут же затворил дверь, поворачиваясь к Гаю.

— Добрый вечер,— парень был рад видеть своего старшего товарища, человека, который назначил его на эту ответственную должность, который направлял их, не давая заблудиться, всегда помогал и поддерживал.

— Здравствуй, Гай, у тебя усталый вид, я это заметил еще днем в классе,— Учитель подошел и положил руку на плечо Ларсена, заглядывая в глаза с искренним волнением и заботой.— Что-то случилось?

— Нет, Учитель, просто слишком много всего с самого начала года, голова идет кругом,— он не жаловался, он просто делился со страшим другом своей жизнью. А эта жизнь была посвящена Поиску, Реликвиям, а значит, его личные проблемы должны были отходить на второй план.

— У тебя есть сомнения или вопросы?

— Юлиана напросилась войти в контакт с Феликсом, «гном» Айзек крутится рядом с Эйидль, Мария Истенко все играет в какие-то свои игры…

— Ею управляет Лука Винич, будь с ней осторожнее, не доверяй ей,— предостерег Учитель, в голосе его звучала тревога.— Ты же понимаешь, что она легко повернется к тебе спиной, если ей это прикажут. Винич пойдет на все.

— Я знаю,— кивнул Гай, старая боль уже почти не тревожила.— Я осторожен, но часто не могу понять, чего они добиваются. Например… они попросили за Феликса.

— Взамен?

— Мы… еще не договорились о цене,— Гай смотрел прямо в глаза Учителю.— Зачем он им?

Мужчина прищурился, видимо, у него тоже не было ответа на этот вопрос.

— Думаю, таким образом они пытаются подобраться к Эйидль.

— Но и ее они просили оставить в покое…

— И ты согласился.

— Да, потому что взамен я получаю информацию о библиотеке.

— Да, библиотека,— Учитель задумался, скрестив руки на груди.— Ищите ее тоже, но учти — ни один из вас не должен входить в нее, ты помнишь?

— Да, вы уже говорили, Учитель, но я так и не понял, почему…

— Я сам не знаю, почему, просто так было передано мне от моего предшественника,— темные глаза смотрели чуть задумчиво, с немым вопросом, явно обращенным в прошлое, которое донесло до них всю эту старую историю.

— Вы думаете, что там есть ответ на вопрос, где хранятся Реликвии?

— Боюсь, что там нас ждет ловушка, именно поэтому не стоит туда заходить, я бы не хотел, чтобы что-то случилось хоть с одним из вас,— Учитель потрепал парня по плечу.— Следите за восточными Драконами, потому что, если они найдут и вывезут Реликвии, мы все погибли.

— Да, Учитель, я помню,— кивнул Ларсен, сжимая кулаки от бессилия.— Мы не позволим Темным силам взять власть над Дурмстрангом, Академия Сибири никогда не получит возможности запустить свою лапу на наш святой остров.

— Вот и хорошо,— Учитель выглядел довольным, и Гай улыбнулся — он был рад, что старший товарищ доверяет ему. Не хотелось бы подвести этого мудрого и сильного человека, который стоял во главе Поиска и Защиты.— Восточные Драконы никогда не должны подойти к Реликвиям, Гай. Чего бы это вам ни стоило…

— Да, Учитель.

* * *

Утро в школе выдалось довольно спокойным и тихим, студенты привычно плелись на завтрак. Только ученики классов «дракон» были немного взволнованны и напряжены: в этот день профессора проводили среди них первый в году контроль знаний, и каждый «гном» знал, что для высшего ученического состава это отнюдь не легкое сочинение на отвлеченную тему. Учебники и свитки устилали столы в Центральном Зале наравне с тарелками и кубками, феи истрепали крылышки, зависая в воздухе и зачитывая вслух параграфы из книг или задавая вопросы, чтобы проверить подготовку своих подопечных.

Утро было вполне обычным, поэтому в конце завтрака, как всегда, в Зал тенью скользнул Ящер, глаза его угрюмо смотрели в пол, пока он, сгорбившись, шел к ближнему столу, натянув на руки перчатки и опустив голову как можно ниже.

— Феликс, сегодня же контроль,— голос Даяны, маленькой грустной феи, что появилась над столом с миской, полной мяса, звучал очень грустно и без особой надежды.— Ну, ты хоть что-то почитал? И где ты был ночью? Я прибралась в твоей спальне, а ты так и не пришел…

Цюрри молчал, как обычно уткнувшись глазами в тарелку, зло насадил на вилку кусок мяса и начал методично жевать. Даяна вздохнула — она давно перестала надеяться на ответ, на то, что ее живой и веселый Феликс, который улыбкой и шуткой мог очаровать даже профессора Сциллу, вернется. Фея уже начинала забывать, какой он был раньше, ужасно тоскуя по своему подопечному, потому что угрюмый и злой полузверь, что сидел перед ней, явно не был тем мальчишкой. Даяна вздохнула и собралась уже улетать, когда в воздухе натолкнулась на спешащего Хелфера. Его маленькие ручки были наполнены тарелками, он улыбался, из-под лихо сидевшего синего беретика выбивались кудри.

— Привет, Даяна, полетели со мной, а то ты какая-то грустная, поздороваешься с Марией,— проворковал «мужичок в одежках», как звали его среди фей, потому что у него был целый гардероб вещей, которые ему периодически шила и вязала подопечная.

Даяна пожала плечиками и полетела в другой конец Зала, где было довольно шумно и оживленно. Она заметила чуть грустные глаза старосты, веселый взгляд светловолосого мальчика шестого класса Стю, кривоватую усмешку прижавшейся к нему подруги. Фей шестикурсницы, Буль, выглядел очень недовольным — всем было известно, что он терпеть не может молодого человека своей студентки, да и его фею, Ут, тоже.

— Всем доброе утро, а я с гостьей,— Хелфер поставил перед Марией тарелки и кубок.— Приятного аппетита.

— Привет, Даяна,— староста улыбнулась фее, кивнув Хелферу.— Как у тебя дела?

Маленькая девушка лишь неопределенно повела плечиками, зная, что Мария и так обо всем догадывается. Даяне Мария нравилась еще с тех пор, как они на пятом году обучения Феликса познакомились поближе, тогда будущая староста и подопечный Даяны вместе готовили проект по Опасным Зельям. Это были замечательные веселые вечера в комнате подготовки, тогда все смеялись и много шутили, тогда Феликс еще был собой…

Хелфер что-то начал ворковать чуть встревоженной Марии, смотревшей куда-то за спину Даяне, Брандон Стюдгар шептал на ухо своей девушки, от чего Сибиль тут же залилась краской и ущипнула друга за руку. Именно в этот момент что-то за спиной Даяны разбилось, и раздался испуганный девичий крик, чуть придушенный.

Кто-то закричал и вскочил, а фея кувырнулась в воздухе и задохнулась от паники, потому что Феликса не оказалось на месте. Он был у стены, прижимая к ней белокурую девушку с ужасом в больших серо-голубых глазах. Было видно, как парня трясет.

— Юлиана!— прошипела Мария, вскакивая и бросаясь через Зал, Даяна следовала за ней, как и друзья старосты. В Зале было еще трое студентов, двое из которых — сонные младшекурсники.

Даяна не сразу поняла, что происходит, но ужас в глазах Юлианы и руки Феликса, что сжимали девушку, его дрожащее от ярости тело — все это красноречиво говорило о том, что Цюрри вышел из себя.

Фея с испугу замерла, сжимая кулачки — она знала, на что способен Ящер в неуправляемом гневе, в звериной ярости, что так легко вспыхивала в нем и завладевала его телом. Но раньше он выливал все свои эмоции на мебель и стены, а теперь… Теперь он явно пытался убить Юлиану… Пусть эта блондинка и была предательницей, но Даяна не желала ей смерти…

В воздухе мелькнула палочка, и Феликса отбросило на пол, Юлиана закашлялась, отскакивая, скривив рот и хватаясь за горло.

Мария не убирала палочку, и фея считала это вполне умным решением, потому что староста присела рядом с лежащим на полу Цюрри, видимо, обездвиженным заклинанием.

— Не освобождай его!— в истерике запищала Юлиана, увидев Марию рядом со своим бывшим парнем, чуть не ставшим ее убийцей.— Он… он… монстр!

— Заткнись!— староста подняла глаза, ее рука медленно и почти ласково поглаживала плечо лежащего на полу Феликса.— Убирайся отсюда, пока я не позволила ему закончить то, что он хотел сделать…— в глазах Марии был гнев. Потом она отвернулась от Юлианы и посмотрела в глаза Цюрри, которые полыхали от ярости и бессилия. Даяна спустилась еще ниже, она боялась за Феликса, а еще сильнее — за старосту, которая была слишком близко к разъяренному зверю.— Феликс, послушай… Я тебя сейчас отпущу… Только если ты попытаешься повторить или причинить кому-то зло, я снова воспользуюсь палочкой, хотя мне это неприятно… Хорошо?

За спиной Марии с палочками в руках стояли двое ее друзей, но Даяне все равно было страшно. Хотелось крикнуть — не надо, не отпускай!

Девушка некоторое время молчала, вглядываясь в разные глаза Ящера, а потом медленно взмахнула палочкой. Ей бы отойти, отскочить, но Мария не двинулась, все еще держа руку на плече Феликса.

Всего мгновение — и он вскочил, чуть не уронив старосту, и вылетел из Зала, оставив за собой гулкую тишину.

* * *

Лука вздохнул и отвел глаза: она выглядела слишком усталой. Брови сосредоточенно сведены на переносице, и от этого хотелось встать, подойти к ней и обнять, закрыть от всех тяжестей, что легли на плечи этой хрупкой девушки.

Парень дописал свою работу и поставил немного кривую точку в конце пергамента. Можно было подниматься и уходить, но Лука не спешил: он мог без всяких осторожностей рассматривать Марию, которая сегодня сидела с Яковом в соседнем от Луки ряду, и ему было хорошо видно, как она смотрит в свой свиток — но думала девушка явно не о Темных существах.

Он не знал, что занимало ее в последние дни, да и в последнее время это стало уже привычным. Просто потому, что он не имел права этого знать. Но так хотелось проникнуть в ее нелегкие мысли — и помочь ей. Хотя сейчас он вполне мог догадаться, ему уже рассказали о том, что произошло утром в Центральном Зале.

Винич отвел глаза от Марии и тут же столкнулся взглядом с Яковом: тот тоже был насторожен, кажется, только они двое и заметили эту странную, едва уловимую перемену в девушке — потому что почти все время были рядом. И не могли понять, что происходит, но спрашивать не имели права.

Но сегодня эта перемена стала еще ярче, может, потому, что было заметно, как то и дело Мария поднимает голову и оглядывает класс, словно ища кого-то, но не находя. И было понятно, кого — Ящер исчез, и после завтрака его так никто и не видел.

Лука тяжело вздохнул, уставившись в исписанный его косым леворуким почерком пергамент, где он постарался изложить все то, что знал о сфинксах. Этот вопрос вызвал на губах легкую улыбку: именно Мария когда-то на пятом году обучения устроила ему мини-лекцию об этом таинственном существе. Он помнил, как горели ее глаза, как она жестикулировала и показывала, с таинственным лицом задавала ему загадки. Тогда все было так просто и так спокойно…

Лука очень жалел, что именно подруге поручили эту непростую роль — Главы Драконов, хранителя всех тайн этой полной секретов школы. Сначала, когда он только узнал о выборе, Винич был зол и даже завидовал, считал, что достойнее Марии, но все это быстро прошло, потому что парень видел, как легкая и веселая девушка на глазах взрослела, как гас в ее глазах детский озорной огонек. За несколько месяцев она так изменилась, что Луке тогда снова захотелось быть на месте Марии, но уже совсем по другим причинам: избавить ее от груза, вернуть ей озорную улыбку.

— Профессор, я закончила.

Лука вздрогнул и тут же поднялся, следуя за Марией к столу преподавателя, чтобы оставить работу, а потом выйти из класса. Девушка ласково ему улыбнулась:

— Мог бы и не ждать меня.

Лука лишь пожал плечами, забирая у нее сумку, в которой всегда было много книг и учебников.

— Ты в порядке?

Мария кивнула, задержав взгляд на лице друга. Конечно же, она поняла, что он имеет в виду, но предпочла ничего не говорить об этом.

— У меня встреча с Айзеком,— заметила девушка, направляясь по коридору учебного корпуса в противоположную от Зала Святовита сторону.

— В библиотеке?— парень поспешил за ней. Раз Мария сказала о встрече, значит, Лука может присутствовать.

— Он там гномит,— улыбнулась девушка, толкая высокую резную дверь, с которой на них воинственно смотрели два сфинкса, сверкавшие красными кристаллами глаз и белыми когтями. Сегодня, видимо, день Сфинкса, раз повсюду они натыкаются на это существо.

Библиотека была почти пуста — эхо от их шагов разносилось по огромному залу с куполообразным потолком, который искусные руки гномов украсили сценами прошлого, вырезанными на камне. Длинные ряды стеллажей прерывались на закутки со столами и пуфами. Почти полная тишина придавала этому месту таинственную торжественность.

Мария остановилась, Лука последовал ее примеру и понял, зачем они это делают: тут же стало слышно, что в правом ряду кто-то движется и даже насвистывает себе под нос.

— Привет, Ай, как работа?— Мария подошла к «гному» и улыбнулась. Лука знал эту ее улыбку — искреннюю, которая доставалась близким и дорогим ей людям, кому она беспредельно доверяла.

— Как сфинкс,— фыркнул Айзек, расставляя книги и слезая со стремянки. Лука поперхнулся — ну, точно сегодня какой-то необычный день.

— И почему же?— Мария видимо тоже заметила это странное совпадение.

— Ну как…— шестикурсник широко улыбнулся друзьям.— Издалека кажется вполне доступной и красивой, как все женщины. Подойдешь — вцепится в тебя львиными когтями и хвостом по физиономии надает, а потом еще и обчихаешься от пыли, словно кто-то тут большими крыльями помахал…

— Сказочник ты, Ай,— Лука опустил на пол сумку Марии и свой рюкзак. Он следил за подругой, пытаясь понять, было ли связано настроение девушки с тем, о чем она пришла говорить с Айзеком.

— Неее, сказки рассказывать я еще не начал,— «гном» заговорил чуть тише, потом огляделся, словно не был уверен, что их не услышат.— В общем, посетил я эту вашу экскурсию… Замешался среди синих и черных мантий, никто и не заметил бедного меня…

— Ты был в зверинце?— уточнил Лука.

— Ну, меня попросили полюбопытничать,— пожал плечами парень, словно извиняясь за такой интерес к месту, которое они уже много раз посещали на младших курсах и во время занятий.

— И…?— Мария пристально смотрела на Айзека.

— В общем, Яновских был очень удивлен моим чрезмерным любопытством, но явно польщен и доволен,— Айзек почесал затылок, словно пытался найти там нужную информацию.— Если короче, то наши мороки — это второе поколение в школе, и лет им от трехсот до пятисот. Их родители были первыми мороками-волками в школе, и сначала служили этакими смотрителями и не жили в зверинце…

— То есть?— Лука еще не понимал, зачем им знать все это о волках, которыми никто обычно особо не интересовался, но понимал, что просто так Мария бы не поручила своему преданному информатору заниматься этим.

— Ну, когда школа только была построена, нужно было защитить любопытных детей от них самих — чтобы не упали куда или не заплутали в шахтах. Так вот в начале каждого из запретных коридоров сидел морок, который останавливал любого человека, что пытался сунуть свой нос не туда, куда позволено,— Айзек явно выглядел довольным собой, но Лука пока так и не понял, к чему они идут с этой историей.— Мороки были любимыми питомцами гномов, потому что…

— Потому что волк-морок не может проникнуть в голову гнома, у них зеркальное сознание,— прошептала Мария, ее голос был полон благоговения.

— Ну, наверное, Яновских выразился менее конкретно, но не суть. Короче, эти самые зверюшки были так любимы нашими маленькими строителями, что были как комнатные собачки… Некоторых из них даже научили подражать человеческим голосам…

— Эта способность сохранилась?— прервал друга Лука, все больше интересуясь этой историей.

— Никому неизвестно, потому что с тех пор, как гномы ушли из Дурмстранга, а мороков заперли в зверинце, звери перестали общаться с волшебниками,— пожал плечами Айзек, обмахиваясь веничком от пыли и с довольной гримасой глядя на Марию. Девушка о чем-то сосредоточенно думала.

— Значит… это возможно,— наконец, проговорила она, поднимая глаза. Лука чуть наклонил голову, ероша черные волосы, пытаясь уследить за их разговором, хотя понимал, что чего-то еще не знает. То, что Мария что-то от него скрывала, не было новым, но его всегда задевало, если кто-то еще знал, а ему она не рассказывала. Хотелось, чтобы он всегда был первым, кому бы лучшая подруга открывала новые мысли и новую информацию.

— Возможно,— кивнул Ай, став серьезным.— Мороки были все время с гномами, думаю, слышали много интересного…

— Эйидль слышала что-то интересное?— догадался Лука, пытаясь найти ответ в карих глазах Марии, в которых плясал огонь факелов. Девушка кивнула, легко коснувшись руки Луки, словно извиняясь за то, что ему самому пришлось догадываться, что она не рассказала ему раньше. Парень лишь сжал ее пальцы — он всегда старался показывать ей, что все хорошо, чтобы Марии не приходилось еще и о нем беспокоиться. Со своими чувствами он справится сам.

— Загадку, странную и пока что не очень нам понятную,— Айзек взглянул на Марию, и та кивнула, словно позволяя другу говорить.— Эйидль сама не понимает, что слышала, но мне показалось, что это важно… Только мы пока так и не поняли, о чем это… Нет, понимаем, конечно…

— Так что за загадка?— нетерпеливо спросил Лука.

— Синие, зеленые, потом закрою красные, белые через один, желтые с юга, и станет ясно мне, как выбраться из круга,— процитировала Мария, рука ее чуть подрагивала, Лука чувствовал это, сжимая ее пальцы.

— И… о чем это?

— Видимо, о кристаллах,— пожал плечами Айзек,— потому что Эйидль вспомнила эти слова, когда я мыл камни в Зале.

— Так значит… Значит, Эйидль действительно новичок с острова с драконом на груди?

— А зачем вам новичок, да еще с острова, да еще с драконом на груди?

Трое ребят вздрогнули, Лука и Мария оглянулись: из-за стеллажа вышел широко улыбающийся мальчик из Хогвартса. На его носу были странные очки, а зеленые глаза смотрели с нескрываемым любопытством.

— Простите, что подслушивал, да еще вмешался, но я с острова, и у меня есть шрам на груди в виде дракона,— улыбнулся парень, оглядывая трех друзей с самым невозмутимым видом.

* * *

Франсуаз сидела в углу и смотрела на шкатулку, не замечая других студентов, что находились в общей комнате. У многих на лицах читалась скука — особых развлечений в школе Дурмстранг не наблюдалось, ходить по подземным коридорам уже наскучило, жизнь оказалась такой же однообразной, как и в собственной школе, только тут им не приходилось ходить на занятия. Было слишком много свободного времени, и мадам Максим уже предложила своим студентам проводить общие курсы подготовки к экзаменам. Не все этому обрадовались, но на что только не согласишься, когда слоняешься из угла в угол между каменными стенами и коридорами.

Девушка сосредоточенно изучала крышку шкатулки — у нее было достаточно времени, чтобы размышлять о смысле этой странной подсказки. Франсуаз вполне понимала, что ключ могли дать и просто так, значит, тяжелая коробочка тоже была частью загадки, которую предстояло отгадать.

Ключ лежал рядом и то и дело притягивал взгляд француженки. Было бы глупо предполагать, что стоит идти на розыски комнаты, которую бы этот ключ открыл. Не может все быть так просто. И Франсуаз была уверена — дело в шкатулке, а ключ просто оттягивает внимание.

Прямоугольная и тяжелая, коробочка, кажется, не таила никаких секретов, разве что сделана она была из какого-то очень гладкого черного камня, на удивление теплого. Франсуаз уже искала скрытые пружинки и выемки, пыталась открыть или снять потайное дно, но все было напрасно. Она испробовала все известные ей заклинания для распознавания потайных отделений и открытий замков, но шкатулка так и осталась цельной и не выдала своей подсказки.

Девушка вздохнула — в голову ничего больше не приходило, поэтому она решила немного отдохнуть, может, на свежую голову ее, наконец-то, осенит. Присутствующие студенты проводили ее взглядами, но Франсуаз было все равно — она гордо вздернула подбородок и вышла в коридор, убирая ключ в шкатулку и опуская свои чемпионские реликвии в карман мантии.

В школе стояла почти полная тишина, иногда девушке казалось, что это не замок, а огромный подземный склеп, где они все похоронены заживо, тогда по спине пробегали мурашки. Она любила свет и свежий воздух, пространство, высокие потолки, а эти подземелья навевали на нее приступы клаустрофобии. За те недели, что они уже провели в Дурмстранге, их всего один раз вывели на поверхность — чтобы отконвоировать в знаменитый зверинец школы, где студенты несколько часов смотрели на удивительных и завораживающих своим грозным видом существ. Франсуаз была в восхищении, она никогда еще не видела ничего подобного. Одна женщина-птица со своими огненными глазами чего стоила …

Девушка вышла в нижний холл, где сейчас были несколько студентов и Гном-Хранитель, сидевший на высоком резном стуле и, кажется, спавший. Дё Франко поспешила пройти мимо этого жуткого человечка. Она не особо знала, куда держит путь, но точно подальше от Хранителя: гном внушал ей страх, а девушка не привыкла бояться, тем более, показывать свой страх.

В Зале Святовита находиться было приятнее, здесь так много красивых и интересных изображений, а еще статуи и фрески, которыми можно любоваться часами. Особенно много было драконов — самых разных размеров и в разных позах: они готовились взлететь, выдыхали пламя, сражались, спали… Франсуаз пошла вдоль колонн, ненадолго останавливаясь перед фигурками и скульптурами, что прятались в нишах и в тени стен.

Одна фигурка была особенно интересной — лежащий дракон держал в передних лапах книгу, на морде у него красовались очки, и при взгляде на это гордое животное, вылитое из темного камня, на губах Франсуаз появилась улыбка. Девушка протянула руку и погладила чешую на спине дракона.

Погладила — и отдернула ладонь, удивленно глядя на скульптуру. Потом она повернулась и нашла взглядом другую фигурку дракона, потом следующую, и так посмотрела на все, что были в поле ее зрения. На губах девушки появилась торжествующая улыбка, она достала из кармана шкатулку и поднесла ее к дракону. Точно такой же камень, из которого выполнены скульптуры многочисленных драконов в этом Зале. Для того, чтобы удостовериться, Франсуаз подошла к фигурке грифона, что скрывалась в нише у колонн — из темно-красного камня, при прикосновении она была холодной и шершавой.

Дё Франко тут же начала обдумывать это совпадение, идя вдоль колоннады и рассматривая все попадавшиеся ей на глаза скульптуры и контуры существ. Только драконы были сделаны из теплого черного камня.

Дракон. Дракон — символ школы. В форме дракона построен Дурмстранг. В горах живут драконы.

Неужели им нужно будет драться с одним из этих существ? Франсуаз читала, что в одном из Турниров Чемпионам пришлось это делать на первом испытании, но зачем тогда шкатулка и ключ? Нет, что-то тут не вяжется.

Драконы. Что она знала о них?

Двенадцать способов применения крови. Их кожа очень прочная и обладает высокими защитными свойствами. Драконы откладывают яйца. Драконы…

Колоннада закончилась, и Франсуаз села на скамью, что стояла в маленьком кулуаре у пустого камина. Ее мысли пытались нащупать связь между шкатулкой, камнем и драконами, но пока все было каким-то непонятным.

Может, дело в камне? Он какой-то необычный, теплый.

Теплый камень, всегда. Почему? Почему камень может стать теплым? Если его согреть руками, солнечными лучами, огнем…

Огонь! Драконы выдыхают огонь! Камень может стать теплым, если его нагревать огнем. А что если…?

Девушка старалась сдерживать дыхание, пока спешила обратно по колоннаде, сжимая шкатулку. Ее догадка все еще не казалась ей сильно правильной, но ведь ничто не мешает ей попробовать!

Франсуаз миновала Холл и вскоре уже вошла в общую комнату, что вела к выделенным им спальням. К ее радости, тут никого не было, видимо, мадам Максим все-таки приступила к занятиям.

В камине пылал жаркий яркий огонь, словно приманивая девушку и кивая ей, шепча, что она все делает правильно. Дё Франко вынула из кармана шкатулку, потом достала ключ и отложила его. Рука чуть подрагивала, все-таки было страшно — а вдруг она все только испортит? Но какой вред может нанести камню огонь?

Франсуаз вздохнула, успокаивая ток крови — и бросила шкатулку прямо в огонь, затаив дыхание, глядя, как красные языки поглощают черный камень. Проходили минуты, но ничего не менялось. Девушка разочарованно расслабилась, нашла щипцы и вытащила шкатулку из огня. Руки неловко дрогнули, каменная коробочка выскользнула из щипцов и упала на пол, открывшись.

Француженка едва сдержала удивленный возглас, но вовремя спохватилась, чтобы не взять в руки шкатулку, на крышке которой, с внутренней стороны, выступил рисунок — четкий, красный, удивительно красивый. Франсуаз осторожно повернула крышку щипцами и наклонилась, чтобы рассмотреть изображение: два кентавра разворачивали то ли ковер, то ли длинный свиток, растягивая в разные стороны.

По мере того, как шкатулка остывала, рисунок исчезал, растворяясь в черной поверхности крышки, но Франсуаз успела до последней детали запомнить картинку. Она села, прикусив губу, и попыталась вспомнить, видела ли она где-то в школе подобное изображение. Может быть, но в череде фресок и рисунков на стенах Дурмстранга вряд ли кентавры бы выделились. Но теперь девушка была уверена, что нужно искать. И поиски решила не откладывать — ведь она была уже так близка к подсказке!

* * *

Хелферу не нравилось то поручение, что после завтрака дала ему Мария. Она никогда ему не приказывала, но любая ее просьба была для него как обязательство, ведь, однажды признав ее власть над собой, теперь он уже не мог представить их отношения в другом ключе. Но Хел никогда не сожалел о том, что впустил в свою жизненную магию управляемость со стороны своей подопечной. Нет счастливее феи, чем та (или тот, что реже), кто находит гармонию со своим студентом.

Поэтому Хелфер, закатав рукава полосатого свитерка и поправив на голове берет, отправился на поиски. В принципе, найти искомый объект было для него не такой уж сложной задачей, но вот то, что объект в данный момент не был один, немного усложнило ситуацию.

Но фей был не из тех, кто пренебрегает обязанностями во имя своего собственного комфорта и спокойствия, поэтому, миновав большую общинную шахту, он подлетел к уступу, на котором отряхивали свои фартучки две феи.

— Привет, Даяна, привет, Кляйн, замечательная сегодня тишина в шахтах и чистый воздух для спокойного полета,— Хелфер решил быть вежливым, чтобы не сразу рассердить искомый объект и, тем более, ее подругу.

Феи тут же перестали приводить в порядок свою одежду и посмотрели на гостя: Даяна — с вечной в последнее время грустью в глазах, Кляйн — с подозрительностью и легким раздражением, что тоже было вполне обычно.

— Воздух был чистым, пока ты тут пыли своими лопастями не наподнимал,— пробурчала Кляйн, завязывая на себе фартук, и выжидающе посмотрела на Хелфера.— Чего тебя принесла нечистая?

— Я хотел поговорить с Даяной,— робко заметил Хел, вполне понимая, на что нарывается. Глаза Кляйн метнули молнии, фея смерила взглядом подругу, вздернула подбородок и тут же направилась прочь, всем своим видом показывая, как ее оскорбили.— Кляйн, свет шахт глубоких, не сердись!— крикнул ей вслед фей, но маленькая ревнивица даже не оглянулась, скрывшись в одной из расщелин. Хелфер вздохнул, но тут же взял себя в руки, вспомнив, зачем он тут.

Даяна выжидающе смотрела на гостя, видимо, она не очень понимала, чего от нее хочет фей Марии. Хел в последнее время не так уж много общался с этой феей, но, как и все, знал, что с ней случилось, когда ее подопечный так резко и кардинально изменился, превратившись из жизнерадостного и веселого мальчишки в озлобленного и нелюдимого зверя. Давно уже никто не слышал смеха Даяны и не видел, как искрятся юмором ее глаза.

— Даяна, у меня к тебе просьба от Марии.

— От Марии?— тихо переспросила фея, на лице ее появилось уважительное выражение, которое Хел помнил еще по тем временам, когда его подопечная и Феликс Цюрри проводили вместе много часов, работая над проектом по Зельям.

— Да, она очень расстроена случившимся во время завтрака и просила тебя помочь разыскать Феликса, тебе это легко сделать,— Хелфер пожал плечами, теребя край свитера.

— Я не могу его найти, его нет в замке, я уже пыталась,— призналась Даяна, грустно вздохнув. В ее больших глазах блеснули слезы.— Я очень беспокоюсь, ведь Юлиана для него такая болезненная тема. А вдруг он…?

— Даяна, стоп, не разводи панику!— Хелфер понял, что стоит проявить мужскую силу и подставить крепкое плечо.— Его просто нет в замке, но Кубок, как ты знаешь, не даст ему наделать глупостей… Что он может делать на поверхности?

— Он бывает в зверинце, его одежда часто пахнет каким-то животным,— призналась фея, снова вздыхая и почти с мольбой глядя на Хелфера.— Его надо вернуть в школу, ведь я не могу следовать за ним на поверхность…

— Все будет хорошо, Даяна, Мария обо всем позаботится, не волнуйся,— попытался приободрить фейку Хел.— Я сейчас же найду ее, и скоро ты увидишь своего Феликса.

Было заметно, как Даяна хочет верить в это. Фей махнул рукой и развернулся улетать. Он замешкался, подумав, не найти ли ему Кляйн и не извиниться ли, но потом вспомнил, что при исполнении — и поспешил сосредоточиться на учениках в школе, без труда находя горячее дыхание и быстрое биение сердца Марии. Странно, что ее так взволновало?

Хелфер появился над девушкой через мгновение и тут же понял, что как-то не очень вовремя — в библиотеке явно происходило что-то важное, если судить по составу собравшихся. Только вот что тут делал студент Хогвартса с таким довольным выражением на физиономии?

— Хел?— Мария вздрогнула, переводя взгляд на фея и протягивая руку, чтобы он сел на ее ладонь.— Нашел?

Маленький мужчина кивнул, с подозрением оглядывая компанию парней, среди которых находилась его подопечная.

— Надо спешить, вдруг что,— тихо заметил Хелфер.

Мария прикусила губу, глаза ее испытывающе остановились на хогвартчанине, потом скользнули по Луке и Айзеку. Два Дракона одновременно кивнули, словно без слов поняли, что хотела сказать им Глава.

— В комнату без шума — и не отпускать, пока я не приду,— быстро проговорила староста, потом повернулась к парню в очках:— Извините, но мне ничего не остается… Постараюсь вскоре вернуться,— и в ее голосе действительно было слышно искреннее сожаление, смешанное с волнением.— Оглушать только в крайнем случае,— шепнула девушка Луке — и уже через несколько мгновений она покинула библиотеку, неся Хелфера на руке.— Где?

— Даяна считает, что он в зверинце.

— Что он там делает?

— Откуда же нам знать? Мы на поверхность крыльев не показываем, но тебе надо взять теплую одежду, варежки, шерстяные носки, я могу тебе горячего чая принести…

— Хел, остановись, я не собираюсь в поход,— тихо рассмеялась Мария, но в ее смехе почти не было веселья, слишком много у нее было забот и волнений.— Пока меня нет, проследи, чтобы Лука и Айзек сгоряча чего не натворили с тем парнем, позови Якова, пусть не трогают нашего гостя, пока я не приду…

— Прослежу, но ты все-таки оденься, на улице не лето.

— Очень смешно,— девушка легко чмокнула фея в щеку, и тот залился краской, взлетая.

— Удачи.

— Мне она не помешает,— и Мария юркнула в боковой проход, спеша отделаться хоть от одного беспокойства.

* * *

Он лежал ничком на траве и пытался просто дышать. Соленые злые слезы текли по щекам, падая на траву и растворяясь. Если бы его боль и его ярость вот так же могли раствориться, уйти, оставить его в покое…

Он чувствовал, как время от времени твердый чешуйчатый нос толкает его в бок, тихие вздохи раздавались у него над ухом, но Феликс не двигался, только дрожали от уходящей ярости и боли в плече.

Нещадно болела рука, которой он ударил по стене и даже не помнил, где и когда. Ободранные чешуйки ныли и кровоточили, пахло железом, теплая кровь стекала на рукав, но Феликс ничего не делал, чтобы остановить ее.

Он плыл в волнах яростных жестоких эмоций, неподконтрольных, сильных, чужих. Но они теперь были частью его самого, с каждым днем, с каждой новой вспышкой становились все сильнее, все ярче проявлялись, дольше не оставляли его. Ему казалось, что пусть чешуя больше не распространяется по телу, но зверь в нем растет и берет власть, медленно, незаметно…

Ему было страшно и горько. Хотелось все забыть, не быть, не быть вот этим чудовищем — никем! Не раз закрадывалась мысль спровоцировать Яша — чтобы друг закончил то, что начал тот, другой ящер… Но было страшно — Феликс не хотел становиться зверем, он пугал, даже сейчас пугал. Уж лучше смерть, чем вот это — бесконтрольная ярость и жажда убить, подчинить, причинить ответную боль, растоптать…

Он застонал, сворачиваясь клубком и зажимая руками голову: было так противно даже вспоминать о том, что случилось за завтраком. Именно поэтому он старался приходить под самый конец, когда в зале никого уже нет — чтобы ярость и злоба загнанного и затравленного зверя не взяли верх, мстя за шепот и взгляды, за отчуждение и разочарование…

В голове проносились воспоминания — но Феликс не хотел их чувствовать, не хотел переживать. Это зверь — та часть, что навсегда стала дикой и озлобленной, это она пыталась снова и снова напомнить ему о боли, которую ему причинили, о том, что он, как и Яш, пойман и загнан в клетку, но не должен сдаваться, бросаясь на решетку и своих обидчиков…

Он еще помнил звук смеха Юлианы и ее красивые, полные восхищения глаза, когда она сидела рядом, а он играл для нее на пианино. Помнил прикосновение ее рук и вкус ее губ, тепло объятий. Помнил шепот, который так волновал и произносил тихие, но сокровенные слова…

Ложь, ложь, все ложь!

Феликс вздрогнул от физической боли — в беспамятстве он часто обдирал себе чешую, чтобы вернуться в реальность, чтобы вырваться из плена наваждения, чтобы не видеть и не помнить, потому что все это подпитывало зверя внутри. А он так боялся стать им, стать хищником, которому место в зверинце…

Он ничего не слышал, но почувствовал чье-то присутствие, почувствовал напряжение, что возникло в воздухе — волшебные существа знали, что в зверинце человек. Юварка начала стенать, Сатиры заверещали, повсюду захлопали многочисленные крылья.

Феликс сел, прижимая к себе руку, чувствуя, как кровью пропиталась ткань рубашки и свитера. Он оглянулся на Яша — тот настороженно замер, медленно отступая к дальней стене, к деревьям, словно с каждым его шагом назад человек делал свой, приближаясь к вольеру.

Цюрри был как натянутая струна, как хищник, готовый к прыжку, но ничего не происходило. Звери все еще волновались, но не было слышно ни голосов, ни шагов. Феликс повернулся к Яшу, вопросительно глядя на ящера, тот лишь водил мордой, видимо, улавливая чей-то запах.

— Ну что ты?— тихо спросил Феликс, протягивая к другу здоровую руку, словно приглашая приблизиться. Сначала ящер не двигался, настороженно поводя маленькими чешуйчатыми ушами, но все же сделал несколько неуверенных шагов к парню, словно доверяя.— Все хорошо…

Ящер ткнулся носом в пропитанную кровью одежду Феликса, и тот послушно закатал рукава и прикрыл глаза, когда почувствовал прохладные прикосновения бледного языка. Яш зализывал ранки, пропитывая их слюной, снимая боль и останавливая кровотечение, хрупкие корочки прикрывали отверстия, что остались от выдранных с корнем чешуек на руке Цюрри. Здоровая рука мальчика гладила голову друга.

Они вздрогнули — оба — от судорожного вздоха, что раздался по ту сторону вольера. Яш в прыжок оказался у противоположной стены, сверкая глазами, полными ненависти и злобы. Феликс обернулся, сидя на траве, и первым, что увидел, были карие глаза, расширенные то ли в страхе, то ли в странном волнительном трепете, что читался в них.

Цюрри почти повторил движение Яша, вскакивая на ноги и отшатываясь в глубь вольера, прижимаясь к боковой решетке, покрытой мхом и растениями. Его снова начало трясти, он сжал кулаки, зная, что сейчас случится: этот человек с карими глазами нажмет кнопку, чтобы отключить их с ящером, а потом его вынесут отсюда, и он больше никогда не увидит друга, ему не позволят.

Секунды стучали в ушах, тело было напряжено, злость — на свою невнимательность и на незваного гостя — поднималась внутри, он был готов бороться за себя и за своего друга. Проходили длинные мучительные мгновения, но заклинание не ударяло в них.

Феликс тяжело дышал, пытаясь понять, что сделать. Наверное, ему следовало выйти, чтобы Яшу не пришлось терпеть обездвиженность. В тот момент, когда парень почти решился на это, человек по ту сторону вольера зашевелился, и два друга опять застыли.

Человек сделал несмелый шаг внутрь, держась тонкой, чуть дрожащей рукой, за прутья решетки. В наступившей напряженной тишине было хорошо слышно судорожное дыхание пришельца.

Карие глаза в упор смотрели — но не на ящера, который мог бы в один прыжок растерзать хрупкое тело. Нет, они смотрели прямо на Феликса, и от этого взгляда внутри было неспокойно.

— Феликс,— губы едва двинулись, но он уловил шепот, полный страха и волнения.— Феликс, это я, Мария, все хорошо…

Да, Мария, он узнал ее, узнал голос, волну темных волос, лицо, выражавшее искреннее беспокойство. Нет, не искреннее, ведь все ложь…

Цюрри повернул голову, уловив движение ящера. Яш сделал несколько медленных шагов в сторону девушки, глаза его сверкали, он пригнулся к земле, и Феликс понял, что собирается делать друг. Зверь видел открытую дверь вольера и человека, что заслонял выход на свободу.

— Яш, нет,— парень двигался резко, закрывая от яростного взгляда ящера незваную гостью. Правая рука Феликса легла на нос зверя, успокаивая, напоминая, что их двое.— Нет, нет…

Позади слышалось судорожное дыхание, и Цюрри надеялся, что Марии хватит ума и чувства самосохранения, чтобы не делать резких движений.

Яш выдохнул, обреченно опуская голову, и Феликс, почувствовав боль друга, сел перед ним на колени, чтобы заглянуть в глаза, чтобы гладить чешую на его голове.

— Нельзя, тебе туда нельзя, ты погибнешь, нельзя,— шептал парень, успокаивая свободолюбивого ящера.— Тихо…— Феликс уткнулся лбом в морду Яша, прикрывая глаза, слыша, как болезненно бьется его собственное сердце зверя, загнанного в клетку.

Ящер вскинул голову и сделал несколько шагов назад, глядя куда-то за спину Цюрри. Парень поднялся и оглянулся, удивленно глядя на Марию, которая стояла всего в паре шагов от них, ее карий взгляд был устремлен на Феликса.

— С ума сошла?!— почти прорычал парень, хватая старосту за руку, и поволок ее прочь из вольера.— Умереть хочешь?

— Только тебе можно рисковать собой?— ответила Мария, но в голосе ее не было ни обвинения, ни злости, только констатация. Она оглянулась на вольер, который Феликс закрыл, отпустив ее руку: парень прислонился головой к решетке и некоторое время смотрел на ящера, застывшего в дальнем конце и с тоской поводившего головой.

— Я вернусь,— Цюрри до боли сжал прутья, прикусывая губу, каждый раз, уходя отсюда, ему казалось, что он предает своего друга. Все, что он мог обещать, — что он вернется.

Потом он обернулся и зло посмотрел на Марию, которая все еще неподвижно стояла позади него. Она не отвела взгляда и не отступила, хотя разве девчонка, которая вошла в клетку к хищнику, испугается злости полу-зверя?

Феликс дернул головой и, ничего не сказав, пошел прочь по коридору, стремясь уйти, спрятаться от света, забиться в темноту и остаться наедине с собой, никого не видеть и не слышать.

Но она шла за ним, он чувствовал ее присутствие и слышал мягкие шаги позади. Цюрри решил игнорировать девушку, уверенный, что в школе Мария оставит его в покое. Может, она пойдет к преподавателям и все им расскажет, а, может, ей все равно. Но зачем она тогда там появилась?

С другой стороны, ему было все равно, только беспокоило ее присутствие за спиной, по позвоночнику проходили волны холода, из горла готов был вырваться рык, чисто рефлекторно хотелось отделаться от преследования.

В темном боковом коридоре было тихо, как в склепе, и темно, но Феликсу это не мешало, он прекрасно видел во мраке, фиолетовый глаз словно все подсвечивал тонкой синеватой дымкой. Парень слышал, как за ним идет Мария, но поступь у нее была не очень уверенной, она касалась руками стены. А потом появился свет волшебной палочки, отчего Ящер поморщился, дернув головой.

Свет погас, словно девушка поняла, что ему неприятно. Она споткнулась, и ее теплая рука коснулась его плеча, покрытого чешуей.

— Прости,— прошептала она во мраке, но, к удивлению и раздражению Феликса, руки не отдернула. Парень замер, ожидая, когда она поймет, что у нее под ладонью. Теплые и мягкие пальцы медленно двинулись на его плече, словно очерчивая то, что было под одеждой.

Феликс отпрянул, но за спиной была стена, к которой он и прижался, как зверь, готовый отразить атаку. Он видел задумчивое лицо Марии, она прикусила губу — и сделала шаг к нему, осторожно вытянув вперед руку, чтобы не оступиться в темноте.

— Этот ящер — твой друг?— тихо спросила она, и голос ее звучал мягко, но гулко, отражаясь от каменных стен. Феликс молчал, испуганный поведением старосты, только сильнее вжимался в стену.— Он тебя слушается, это так удивительно…

— Ничего удивительного, я такой же, как он,— огрызнулся Цюрри, поднимая руку и чуть царапая своей чешуей ее ладонь.— Если ты не заметила…

— Если следовать твоей логике, то тогда тебе должны подчиняться еще и сатиры с кентаврами, потому что в них, как и в тебе, немало человеческого,— спокойно проговорила девушка, стоя прямо перед ним.

Мария явно пыталась втянуть его в разговор, и Феликс зло стиснул зубы.

— Уходи,— бросил он.

Вместо ответа ее теплая рука легла на его правую щеку, и парень вздрогнул всем телом от тока, что прошел от чешуек. Прикосновение было чуждым и новым, словно забитого брошенного пса погладили и пожалели. Через мгновение Феликс отпрянул в сторону, трясясь всем испуганным телом.

— Уходи,— злость поднималась внутри с новой силой.

— Феликс.

— Уходи!— его трясло, ярость окрашивала окружающее в красные тона. Зачем она здесь? Что она от него хочет? Или Драконы подослали ее?! Почему они не оставят его в покое?!— Убирайся!

— Я не боюсь тебя,— тихо проговорила Мария, делая к нему шаг. И Феликс видел, что она действительно не боится, в ее карих глазах были лишь понимание и ласка, из-за чего ему хотелось броситься и ударить ее — за эту ложь, за ее присутствие здесь.— Феликс, позволь мне помочь…

— Убирайся, мне не нужна ничья помощь!— закричал парень, развернулся и побежал прочь по коридору, стремясь скорее уйти от этой лжи, от девушки, от ее глаз — скрыться в гулкой тишине подземелий, даже от себя самого.

Он вылетел в Зале Святовита и тут же нырнул в другой проход, зная, что если ему кто-то попадется на глаза, то он не сдержит ярости. В Нижнем Зале Феликс был уже через минуту — и чуть не сбил с ног какую-то девочку. Он остановился, готовый выплеснуть на этого человека всю свою ярость, но замер.

— Феликс…— на него смотрели два серых заплаканных глаза. Эйидль стерла со щек слезы и протянула ему руки.

— Убирайся!— прошипел Цюрри, отскакивая и пускаясь бегом, чтобы скрыться в подземельях, вдали от всех.

— Феликс!— донесся до него крик, но он не оглянулся.

— Эйидль, что случилось?— Мария тяжело дышала, когда, наконец, выбежала из коридора, хотя знала, что не догонит парня, но было страшно отпускать его в таком состоянии, она чувствовала свою вину.— Эйидль, он что-то сделал?

Девочка помотала головой, по ее щекам снова потекли слезы, в вытянутых руках она держала два свитка — запечатанный и второй, явно прочитанный.

— Письмо от отца,— всхлипнула исландка, глядя себе под ноги.— Родители Феликса… решили снова сойтись, чтобы… чтобы облегчить… чтобы помочь ему… Папа написал, что так будет лучше… Как они могут?! Ведь ему наплевать на них! Почему они должны быть несчастны, когда ему на всех и на все наплевать?!— и девочка зарыдала, спрятав лицо в ладошках.— Почему ему на всех наплевать…?

Мария обняла Эйидль, гладя по волосам, и тихо вздохнула.

* * *

Альбус переживал и более трудные времена, так что, когда его практически под конвоем повели из библиотеки по темным и тихим коридорам подземелий, он даже не подумал испугаться или защититься, наоборот, он прямо пылал от радости, потому что ему так повезло, что он попал прямо в руки искомой Организации.

А то, что Ал сейчас в плену — пусть и не очень похожем на плен — у участников Тайного Общества, не было никаких сомнений хотя бы потому, что среди ребят была Мария Истенко, так интересовавшая Поттера, да и разговор студентов, частично подслушанный в библиотеке, подтверждал эту догадку.

В общем, стараясь не спотыкаться, Альбус почти добровольно следовал за идущим впереди высоким брюнетом и радовался своей удаче. Жаль, конечно, что Мария куда-то ушла, но, судя по виду ее фея, что явился незваный, дел у девушки было много и все важные. Бедная, а ведь старостам обычно и без всяких тайн и заговоров есть, чем заняться.

Позади как-то совсем весело сопел второй конвоир, которого Ал уже заочно знал, и это тоже было очень интересно. Нет, не то, как крупный и на вид неуклюжий парень сопел, а то, что студент этот был «гномом», а, как уже успел заметить Поттер, почти все участники организации, которых ему удалось вычислить, относились к высшей «касте» школы. И этот «гном» был тем самым, что часто появлялся рядом с Эйидль…

Настроение было радужным, и его не испортило даже то, что Альбуса ввели в глухую и темную комнату, которая больше напоминала темницу, чем место для душевных бесед. Зажегся всего один факел, в дальнем конце глухого каземата, но Поттера и это сильно не смутило — он сел на одну из скамей и с легкой улыбкой посмотрел на двух ребят, которые почти одинаковым жестом сложили на груди руки.

Главное — не задерживаться, потому что Кристин может его хватиться. Когда час назад он покинул общую гостиную, девушка собиралась пойти отдохнуть, потому что плохо себя чувствовала, а Конде шевелил мозгами, сидя у камина и почти с ненавистью глядя на шкатулку в его руках. В тот момент, когда Альбус выходил из комнаты, друг как раз прокричал «Да гори она синим пламенем, эта коробка!», и Поттер даже порадовался, что Роберт, наконец, нашел верный путь. Пойти в библиотеку Альбусу пришло в голову случайно, он совсем не собирался никого подслушивать, просто, как утверждали Гермиона и Роза, когда ты не можешь найти ответ на вопрос в собственной голове, нужно воспользоваться чужой или же найти нужную книгу, что и решил сделать Поттер. И не прогадал…

— Может, познакомимся?— вежливо предложил Альбус, поправив очки на носу и глядя на двух довольно угрюмых стражников.— Я Альбус Северус Поттер, учусь на седьмом курсе факультета Гриффиндор в Хогвартсе.

Два конвоира переглянулись и промолчали, только напряженнее стали их плечи.

— Вам нельзя со мной говорить?— предположил Ал, пытаясь понять, почему они словно немые.— Или ваши имена — это часть какой-то тайны?

Опять никакого ответа, словно Поттер говорил с пустотой. Да, вежливости студентов Дурмстранга явно не учили.

Дверь чуть скрипнула, и Альбус уже готовился обрадоваться, что вернулась Мария — играть в молчанку с этой парой ему немного надоело. Какой смысл тогда терять время?

Но их мужская компания не была разбавлена, а просто увеличилась — вошел еще один студент, на лице его было вселенское терпение, тени от горящего факела не давали хорошо разглядеть его черты, но парень явно был славянского происхождения. Его светло-русые волосы падали на широкий лоб, цвет глаз определить было сложно. Альбус точно уже встречал этого парня в школе, кажется, в компании все той же Марии. Интересно, остальные, здесь неприсутствующие, относятся к противоборствующей стороне? Или это лишь высшее командование, поднятое по тревоге?

Новоприбывший мельком взглянул на Альбуса, и Поттер ему приветливо кивнул, надеясь, что с ним уже, наконец, заговорят, или хоть как-то прояснят, как долго они тут пробудут, любуясь друг другом.

Итак, чтобы не терять зря времени, Ал продолжил свой анализ. Значит, в этой части Общества участвуют Мария и три ее верных рыцаря — это теперь установлено наверняка. У Альбуса было твердое убеждение, что он знает, кто тут начальствует, хотя пока он ждал все-таки подкрепления своего утверждения. Это — во-первых. Во-вторых, следует, что ему удалось услышать из разговора в библиотеке: странная загадка про красное и остальные цвета, а также мысль о том, что Эйидль во всем этом — одна из ключевых фигур. Следует с ней поговорить в скором времени. В-третьих, слова про новичка с драконом звучали как какое-то пророчество, а то, что пророчества имеют тенденцию сбываться, Альбус знал не понаслышке.

Молчание затягивалось, и Поттер надеялся, что все-таки на ужин сходить они успеют, потому что спать на одних сладостях не самое приятное занятие, как ни крути. Трое парней переглядывались, пришедший лишь пожал плечами и сел в дальнем углу, тоже сложив на груди руки, как и двое его товарищей, что вызвало улыбку на лице Ала, словно скрещенные руки входили в форму данной Организации, как береты в школе.

Наконец, хоть что-то двинулось с места, когда дверь в комнату опять отворилась, и раздался уже знакомый девичий голос:

— Ай, выйди.

«Гном», хмуро взглянув на Альбуса, тут же вышел. Не было слышно, о чем они там говорили, но Поттер был уверен, что у этого «Ая» обязательно появятся дела поважнее, чем хмуро смотреть на пленника и молчать.

Потом в каземат вошла Мария, на ее лице даже в полумраке комнаты была видна тревога. Ее глаза остановились сначала на Поттере, и тот ей приветливо улыбнулся, потом девушка обернулась к двум своим товарищам, вздохнув.

— Может, теперь познакомимся?— снова заговорил Альбус, глядя на Марию. Та удивленно приподняла бровь, но рук на груди не скрестила, и Поттер принял это за хороший знак.

— Яков, Лука, выйдите, пожалуйста,— попросила (именно попросила, а не приказала) староста Дурмстранга, и Алу это очень понравилось — он не любил шефов-тиранов, помыкающих своими подчиненными.

— Но, Мария…

— Лука, пожалуйста,— повторила девушка с нажимом, и второй мальчик, видимо, Яков, потянул товарища за дверь.

В каземате снова воцарилась тишина, только уже не напряженно-настороженная, а выжидательно-вопросительная. Мария смотрела на Альбуса, явно решая, с чего начать, и Поттер понял, что стоит начать ему, чтобы девушка не мучилась, у нее явно проблем и без этого хватает.

— Я Альбус Поттер, студент Гриффиндора в Хогвартсе, и приношу извинения, что создал вам новые неприятности из-за своей дурной привычки подслушивать,— проговорил Ал, поднимаясь и виновато улыбаясь.— Вы Мария, ведь так?

Девушка кивнула, она сосредоточенно и немного задумчиво изучала своего пленника.

— Вы пытались проникнуть в мое сознание,— наконец, заговорила староста, чуть прищурившись, словно стараясь прочитать ответы на свои незаданные вопросы по лицу Поттера.— Нагло и без спросу…

Альбус кивнул и снова виновато улыбнулся:

— И не раз…

Мария в свою очередь кивнула, удивленно приподнимая темные брови — видимо, она не ожидала, что Поттер так легко признается.

— Зачем?

— Ну, я очень любопытен,— это снова прозвучало как извинение.

— Вы Поттер,— вдруг перешла на другую тему Мария, присаживаясь и облокачиваясь спиной о каменную стену. Было заметно, как девушка устала. Поттер почувствовал череду уколов совести — словно его уколол целый еж, но что поделать? Дело превыше всего, уж Мария должна это хорошо понимать.

— Младший сын Гарри Поттера, если это то, о чем вы спрашиваете,— Альбус тоже сел, чтобы не нависать над собеседницей. Интересно, Лука и Яков стоят за дверью в позе боевой готовности?

— Что нам с вами делать, мистер Поттер?— задумчиво проговорила Мария, но смотрела она в темноту. Ал размышлял, подозревает ли староста его в том, что он не просто так приехал в Дурмстранг и не просто так рвался к столкновению с кем-нибудь из Тайной Организации?— Сдается мне, что вы неслучайно постоянно оказываетесь где-то рядом, да еще пытаетесь взломать мою память…

— А вы неслучайно так хорошо владеете Окклюменцией,— в свою очередь заметил Альбус, кивнув сам себе: видимо, Мария подозревала его в слежке и поисках. Считает ли она, что он ищет то же, что и они — ищут или охраняют? И на самом ли деле это одно и то же, или Дурмстранг хранит больше тайн, чем знал даже сам Дамблдор?

— Ведь даже если я вас буду спрашивать, вы ведь ничего мне не расскажете,— казалось, что девушка разговаривает сама с собой, и Поттер почти восхищался ею. У нее в руках явно была власть, но пользовалась она ею осторожно, он был уверен, что мучить Круцио его даже не попытаются, нет, он даже был уверен, что подобная мысль не мелькнет в голове Марии. Она сейчас пыталась найти приемлемый для нее вариант, и очень хотелось ей помочь.

— Смотря о чем вы меня спросите,— подсказал Альбус, чуть улыбнувшись.— В свою очередь я могу сказать, что слышал не так много, так что не бойтесь. К тому же, половину я просто не понял, но не могу не заметить, что попытаюсь понять и разобраться самостоятельно, уж так устроена моя голова — она терпеть не может загадки и тайны. Так же могу сказать, что про дракона на груди я не солгал и, если желаете, даже продемонстрирую, если вам это чем-то поможет… Но так же мне бы хотелось тогда узнать, что за пророчество такое вы цитировали. Конечно, если это не секрет, за который отрезают языки и рубят головы…

— В Средние века за подобные знания вас могли сбросить в шахту и сказать, что вы упали туда сами,— на полном серьезе ответила Мария. Она изучающе и даже как-то заинтересованно смотрела на Поттера.— Но, поскольку у вас, кажется, действительно есть все признаки того, о ком говорится в пророчестве… Вот думаю, может, сдать вас Западу…

— Простите?

Мария вздохнула:

— Обычно этот ритуал — ознакомления кандидата с теорией — проводят другие…

— Ваши оппоненты?

Девушка кивнула. Поттер практически сиял от счастья.

— С другой стороны…— она даже улыбнулась, и лицо ее стало очень привлекательным,— вы же сами сказали, что ваше сознание устроено так, что всегда докапывается до истины самостоятельно…

— А вы жестокая,— рассмеялся Альбус, ему все сильнее нравилась эта девушка.

— Нет, просто у меня ощущение, что вы знаете больше, чем вам положено знать, так что… Информация за информацию.

Поттер кивнул, на несколько минут задумавшись:

— Давайте заключим договор? Я задаю вам три вопроса, вы имеете право сделать то же самое. Нет, конечно, если вы не захотите отвечать на какой-то из них, я не буду вас принуждать, как и вы меня, будем уважать тайны и обязательства друг друга… Согласны?

Мария думала всего несколько мгновений:

— Хорошо, я согласна.

Поттер опять расплылся в широкой улыбке — он видел в глазах Марии те же жажду знания и любопытство, которые мучили и самого Ала.

— Но у меня условие,— снова заговорила девушка.— Мы дадим Нерушимую клятву о неразглашении.

— Справедливо,— кивнул Поттер.— Мои вопросы просты: что ищет или охраняет ваша Организация? Какую роль в этом играет Эйидль? И что за пророчество о новом человеке с драконом…

Мария кивнула чуть задумчиво, но по ее глазам было видно, что девушка вздохнула с облегчением — она ожидала, видимо, более серьезных вопросов.

— Мы зовемся Орденом Драконов, и мы ищем утерянные реликвии, спрятанные в школе много веков назад — артефакты, принадлежавшие основателю Дурмстранга, волхву Святовиту,— девушка чуть дернула уголком губ, и Альбус расстроенно вздохнул: ему явно скормили какую-то обще-официальную версию происходящего, но это тоже уже немало, есть от чего двигаться.— Пророчество вы можете прочесть на памятнике, что стоит в долине на поверхности, оно говорит о том, что новый человек, пришедший с острова и имеющий дракона на груди, сможет найти эти реликвии. Эйидль подпадает, как и вы, под критерии, поэтому на ней сосредоточено наше внимание.

Альбус кивнул, понимая, что узнал не так уж и много, но что поделать — слишком мало у него было пока информации. А чтобы получить больше, надо было либо искать самому, либо как-то подтолкнуть Марию к более подробным ответам, потому что пока Поттер не нашел ни одной точки соприкосновения с тем делом, что привело его в Дурмстранг.

— Ваш ход,— вежливо напомнил парень, задумчиво следя за старостой, он взвешивал все «за» и «против».

— Кто послал вас сюда? Какова истинная причина вашего пребывания в школе? Что вы намерены делать с той информацией, которую получили в библиотеке?— Мария внимательно следила за Алом, и тот вполне ее понимал. Он впервые за долгое время встретил такого интересного собеседника, не уступавшего ему в цепкости слов и вопросов.

— Один человек, великий и очень добрый, всю жизнь посвятил тому, чтобы не дать Злу хоть немного потеснить Добро и Свет, и он до сих пор пытается сражаться за это, пусть и через чужие руки,— Альбус поправил на носу очки.— Я выполняю его поручение, и причина моего визита сюда очень простая и в то же время очень сложная, потому что я пока не знаю точно, совпадают ли наши с вами цели или нет. Информацию я собираю, анализирую — и пытаюсь приложить к моему поиску.

— Что вы ищите?— было заметно, что Мария не очень надеется на ответ, к тому же это был уже четвертый вопрос, и именно над этим ответом Поттер размышлял последние минуты. Он уже начал верить девушке, чувствуя, что такому человеку можно доверять, но все-таки дело было очень деликатным и при распространении — опасным. Но ведь Нерушимая клятва обезопасит все, что они скажут.

Альбус вздохнул и решился, ведь даже он понимал, что без помощи друзей или хотя бы союзников ему не обойтись, слишком все было запутано и сложно даже для его аналитического и цепкого ума. Тогда Поттер просто распустил галстук и достал из-под рубашки цепочку, сняв с шеи.

В комнате повис изумленный вздох Марии, ее красивые карие глаза пристально смотрели на чуть покачивающиеся в воздухе маленькие золотые часики.

* * *

— Скажи спасибо, что Гай сейчас занят другими делами, а то он бы оторвал тебе голову!— прошипела Элен, когда столкнулась с Юлианой, выходившей из Центрального зала после ужина.— И я бы была только рада на это посмотреть!

Юлиана чуть затравлено оглянулась, ища взглядом то ли Гая, то ли более зловещую для нее угрозу в лице мальчика-ящера, но ни того, ни другого на ужине не было. Димитрий шел по пятам за своей девушкой, плечи его были понуро опущены, словно придавленные грузом ответственности или совести. Элен только хмыкнула, надеясь, что совесть раздавит эту пару, и поражаясь, как Гай мог принять этих предателей в их круг. Но, конечно, Ларсену виднее, что лучше для Ордена.

Странно, но на ужине не было не только двух означенных парней, но также Марии и Луки. Элен немного тревожилась, не случилось ли чего, и поэтому поспешила на поиски хоть кого-то, чтобы успокоиться и понять, что все в порядке. Или же кинуться на помощь Гаю.

Юлиана проводила взглядом куда-то помчавшуюся Элен, лицо ее перекосила гримаса презрения. Димитрий лишь вздохнул — он догадывался, что его девушка не привечает подругу Гая. Он вообще многое замечал, но предпочитал молчать, чтобы не ухудшать ситуацию, которая и так уже была до смешного нелепой.

— Проводишь?— спросила Юлиана, оглядываясь, и Димитрий вполне понимал, чего опасается блондинка. В школе было слишком много тихих и темных коридоров, в которых студент чувствует себя неуютно, а вот зверь — как у себя дома. И после того, что случилось после завтрака, Юлиана вполне резонно опасалась, что Феликс подстережет ее и закончит начатое.

— Зачем ты вообще к нему полезла, Юли?— тихо спросил Димитрий, снова вздыхая и направляясь мимо колоннады к боковому коридору.— Говорили же тебе, что…

— Не занудствуй, Дим,— устало попросила девушка, идя за ним и все время глядя по сторонам.— Откуда я должна была знать, что он совсем уже свихнулся и одичал?!

— Одичал…— эхом повторил парень, утыкаясь взглядом в пол. Чувство вины, что уже давно не оставляло его, когда тема касалась бывшего друга, становилось все более невыносимым.— С чего бы это, как думаешь?

— С того, что он перестал быть Феликсом и все сильнее превращается в Ящера,— зло кинула девушка, останавливаясь и в упор глядя на молодого человека. Ее длинные пальцы коснулись подбородка Димитрия, заставляя поднять глаза.— Ты же видишь — это не он, это не наш Феликс, Дим… Это неуправляемый зверь, который все сильнее показывает свою натуру…

— Тогда зачем ты к нему пристаешь? Оставила бы в покое,— почти обвиняюще и с нотками ревности проговорил Димитрий, глядя в серо-голубые глаза блондинки.

— У меня все еще остается надежда… Что, может быть, Феликса еще можно вернуть… Достучаться до него, напомнить, кем он был, понимаешь?— голос Юлианы звучал проникновенно.— Я скучаю по нему: по его смеху, по веселым глазам, по улыбке…

Димитрий отдернул голову, зло прищурившись: ревность заглушила чувство вины перед лучший другом.

— Ты тоже скучаешь — когда не ревнуешь,— усмехнулась Юлиана, убирая руку.

— Нам бы не пришлось его пытаться вернуть, если бы ты его не бросила, испугавшись,— обвиняюще заметил Димитрий, сжав кулаки.— Что же ты тогда не пыталась не дать ему одичать?!

Глаза девушки недобро сверкнули, и парень усмехнулся: он знал, куда бить, где будет больнее.

— Да! Да, я испугалась!— крикнула Юлиана, в ее глазах вдруг блеснули слезы, и Димитрий пожалел, что поднял эту тему. Она никогда не плакала раньше, а подобные ссоры очень часто случались между ними. Но, видимо, на нее так сильно повлияло то, что случилось сегодня утром. Димитрий сам не присутствовал, но слышал, что Феликс был ужасен и по всем признакам собирался убить Юлиану. И это его намерение пугало еще сильнее, потому что показывало, как изменился лучший друг. Была ли в этом их вина или это бы произошло в любом случае? Этот вопрос буквально терзал Димитрия, но он старался от него отмахнуться, потому что ответа найти все равно было нельзя.— И не делай вид, что тебя он не пугал, Димитрий!— с вызовом продолжила девушка, привалившись спиной к стене. Руки у нее подрагивали.— Как рокочуще он смеялся… Ему нравилось пугать, выскакивая из темноты… Все больше нравилось делать эти странные вещи: засовывать руку в огонь, рыскать во мраке… Он так часто злился, его глаза в такие моменты так сверкали, что я не могла двинуться…

— А еще тебе было противно к нему прикасаться,— укорил уже спокойнее Димитрий. Они так давно закрыли эту тему, так давно не говорили о том, что случилось тогда, в апреле, когда Феликс остался один на один с тем, что с ним творилось. Когда они его предали, испугавшись.

— Ты просто не видел, что за алчный огонь зажигался тогда в его глазах,— в голосе Юлианы снова послышался страх.— Он меня пугал… Так сжимал в объятиях, что было больно… Но ему это нравилось…— она вздрогнула.— Он все меньше напоминал ласкового и бережного Феликса, мне все сильнее казалось… Казалось, что он просто самец, который хочет подчинить и подмять под себя свою самку… Мне было страшно, что однажды он не сдержится и накинется на меня, словно животное…— Юлиана посмотрела на Димитрия с обвинением.— Или ты хотел, чтобы я дождалась, когда он меня изнасилует?

Парень молчал: всегда после обвинений в сторону Юлианы приходило осознание собственной вины, которая была ничуть не меньше, а то и больше, потому что его Феликс не пугал. Димитрий знал, что предал друга, когда поддался чувствам и покорился словам Юлианы, решив, что так будет лучше для всех. Да и в глубине души он понимал, что давно мечтал об этой девушке и с готовностью ухватился за предлог, чтобы быть с ней.

— Если бы мы не оставили его, возможно, он бы победил это,— тихо проговорил Димитрий, его взгляд снова уткнулся в пол.

— Это невозможно победить, Дим, это сильнее нас и сильнее него.

— Тогда зачем ты к нему лезешь?!— не выдержал парень, сжав кулаки.— Оставь его, забудь!

— Не могу,— покачала головой Юлиана, впервые за весь разговор в ее голосе мелькнула вина.— Мне так хочется верить, что мой Феликс жив, просто он слаб и находится где-то глубоко внутри этого монстра…

— Твой Феликс?— фыркнул Димитрий, поднимая глаза.— Очнись, Юлиана: это и есть твой Феликс, только наполовину покрытый чешуей и ненавидящий весь мир, который от него отказался потому, что он не такой, каким был раньше! Но это он! И ты не нашла в себе сил любить его! Мы не нашли в себе сил смириться и принять его таким, каким он стал! И я знаю, почему ты не оставляешь его в покое…— Димитрий скрипнул зубами.— Потому что тебя тоже не оставляет в покое совесть, и ты хочешь всем доказать, что ты его не предавала, а просто спасала себя от этого, как ты говоришь, монстра… Снять с себя груз ответственности за то, что Феликс одичал… Разве нет, любимая? Доказать всем, что он безумен, что он зверь, и тогда ни Гай, ни Элен, ни ты сама — никто не обвинит тебя в том, что ты оставила его… Что мы оставили его!

Димитрий зажмурился, развернулся и кинулся прочь по коридору — желая убежать то ли от Юлианы, то ли от себя самого.

* * *

— ФЕЛИКС!!!

Она резко села на постели, глотая рыдания, откуда-то взявшиеся в этом сне. Ноги запутались в одеяле, и девушка несколько минут не могла с этим справиться, подрагивая в темноте комнаты. Слезы медленно высыхали на лице, но ужас никак не оставлял девушку.

— Воды?— шорох крыльев над кроватью чуть успокоил, это был такой привычный и близкий сердцу звук.

— Спасибо, Хел,— голос срывался. Она, наконец, опустила ноги на пол и смогла зажечь свечу. Циферблат часов показывал половину четвертого утра.

Зубы гулко стучали о стакан, пока Мария пила, пытаясь обрести свое привычное спокойствие. Хелфер завис над ней, с заботой глядя на девушку и сложив руки у груди.

— Все в порядке, Хел,— Мария едва заметно улыбнулась, возвращая стакан и беря со стула джинсы и свитер.

— Не стоит никуда идти,— без особой надежды отговорить, заметил фей, подавая подопечной щетку для волос.— Тебе надо выспаться…

— Я не могу спать, я волнуюсь за…

— Позвать Даяну?— предложил Хелфер, глядя, как Мария одевается. Ее пальцы все еще подрагивали, хотя дыхание уже стало спокойным и размеренным, только в мыслях все еще звучал ее собственный крик.

— Просто спроси, знает ли она, где находится Феликс… Я волнуюсь.

Хел ничего не ответил, шорох крыльев ненадолго стих. Мария села на постели, перебирая пальцами по щетке. Она старалась не волноваться зазря, ведь это был всего лишь сон, только сон.

Хелфер не заставил себя ждать: воздух чуть шевельнулся, тихий шорох возвестил о его возвращении. Мария в нетерпении посмотрела на фея, вопрос был готов сорваться с ее губ.

— Идем, я тебе покажу, иначе ты не найдешь,— тихо проговорил Хел и полетел к дверям, Мария поспешила за ним.

Темная ночная школа тоже успокаивала, девушка медленно расслаблялась, следуя за Хелфером по тихим коридорам. Она должна бы думать о том, что рассказал ей Альбус Поттер, о предстоящем разговоре с Учителем, что было неизбежно из-за вмешательства хогвартчанина с его знаниями, о Гае, которого почти сутки никто не видел, о плакавшей Эйидль и ее грустных глазах… Но она думала только об одном — о Феликсе, потому что рядом со всеми остальными страждущими кто-то был, они были окружены вниманием и людьми, а Феликс где-то бродил в полном одиночестве…

Они спускались все ниже по переплетенным коридорам и боковым шахтам, Мария никогда не была так глубоко под школой. Здесь было душно и темно, приходилось осторожно ставить ноги, потому что свет от волшебной палочки тонул в этом непроницаемом мраке.

— Хелфер, что он тут делает?— шепотом спросила девушка, прикусывая губу. Она споткнулась и едва успела схватиться за стену, чтобы не упасть.

— Даяна сказала, что он тут живет,— так же тихо ответил фей, шорох его маленьких крылышек не давал запаниковать в этом подземелье.— Что он здесь проводит почти все свое время, прячется…

Мария сглотнула, сердце сжалось от тоски: что же он с собой делал? Что они с ним сделали?! В этой тьме почему-то легко было вспоминать те несколько месяцев, за которые она отдала ему свое сердце, так и не сказав об этом, потому что когда поняла это, было уже поздно: с ним была Юлиана. И Мария радовалась, что Феликс счастлив, она так часто слышала в коридорах его заразительный смех, видела его улыбку… Пусть это была улыбка для другой — девушка все равно была за него рада… И ничего, что они почти перестали общаться — те два месяца, что в конце пятого года обучения они провели вместе, были самыми прекрасными в ее жизни. Потому что она узнала веселого и искреннего мальчишку с широкой улыбкой, который был готов на все ради того, чтобы развеселить ближнего, который нес тепло и смех… Они были — глубоко в ее юном трепетном сердце, он там был… и оставался, несмотря ни на что. Несмотря даже на то, что его смех давно отзвучал, и улыбка погасла… Он не умер, он жил — вот в этом темном тихом подземелье, куда загнал себя.

Они остановились у еле заметной в стене деревянной двери, какие обычно ставились в школе на подсобные или складские помещения.

— Иди, Хел…

— Мари, я…

— Все будет хорошо, не беспокойся,— она мягко потрепала фея по плечику и чуть улыбнулась. Хелфер колебался, но все-таки подчинился, растаяв во мраке.

Сердце начало бешено колотиться в груди. Мария вздохнула и погасила палочку, помня, как резко он отреагировал на свет тогда, в коридоре.

Дверь не скрипнула — ею часто пользовались. Девушка не успела еще войти, как почувствовала его присутствие в темной комнате. Один шаг — Мария плотно закрыла за собой дверь и оперлась об нее спиной. Она не знала, насколько большая эта комната и что в ней есть, а главное — где здесь Феликс.

Она прислушалась — тяжелое сонное дыхание доносилось откуда-то слева. Феликс спал, и от сердца немного отлегло. Мария медленно сделала несколько шагов, стараясь ни на что не наткнуться. Рука коснулась спинки кровати, какие стояли в каждой спальне школы. Девушка осторожно провела рукой вниз, нащупывая матрас, глаза постепенно привыкали к мраку и видели силуэты: стол в углу и на нем какие-то темные предметы и кровать, на которой свернулся Феликс. Он был черным комком на матрасе, и сердце Марии снова сжалось.

Девушка осторожно присела на край, стараясь не разбудить парня, рука сама потянулась к голове Феликса. Он уткнулся лицом в колени, которые обнял большими руками. Ее пальцы мягко коснулись жестких черных волос, зарываясь — с ее губ сорвался тихий вздох. Как давно она мечтала это сделать…

Мария вздрогнула, когда сильные пальцы схватили ее руку, было немного больно. Дыхание Феликса уже не было ровным и размеренным — он буквально задыхался, отодвигаясь.

Парень резко сел, стукнувшись спиной о стену, и отпустил ее руку.

— Феликс, тихо, это я…— прошептала она онемевшими губами, чувствуя волну дрожи и злости, которой окатил ее проснувшийся Ящер. Мария протянула руку, ей хотелось коснуться его, успокоить, прижать к себе, показать, что он не один, но рука ее замерла на полпути, когда Феликс снова отшатнулся, забиваясь в угол на кровати.

— Уходи!— почти прошипел он, голос его был полон сдерживаемой ярости.— Убирайся!

Она упрямо помотала головой: дикий, какой же ты дикий и одинокий… Хотелось коснуться ладонью его щеки, покрытой красной коркой чешуи, хотелось приласкать этого брошенного мальчишку…

— Феликс, я волновалась, ты так давно не показывался…— прошептала девушка.— Прости, я не хотела мешать тебе…

— Уходи!— повторил он, темный неподвижный силуэт казался частью этого мрака.

Надо было уйти, надо было оставить его наедине с тишиной, но она не могла. Не могла отдать его этой тьме, ей было так страшно, что однажды он уйдет навсегда — вот в этой тишине и мраке, потому что никто не сможет ему помешать.

— Не прячься, Феликс, я прошу тебя: вернись,— прошептала Мария, не зная, как ему сказать то, что она чувствовала, что ему сказать, ведь слова — это ничто по сравнению с тем, что с ним произошло и происходило до сих пор.

— Уйди, оставь меня!— он почти сорвался на крик, который отражался от гулких каменных стен.

— Нет,— твердо ответила девушка, садясь к нему ближе и делая то, чего ей так хотелось, но что, как она понимала, ему не понравится, ведь он отвык от людей и от ласки. Девушка коснулась ладонью его правой щеки, обводя подушечками пальцев чешуйки, пружинистые и твердые, щекочущие.

Феликс дернулся, с губ его сорвался полувздох-полустон; его сильные пальцы, покрытые коркой, вцепились в ее руку, оставляя царапины. Он оттолкнул ее ладонь, зарычав.

Мария не успела среагировать, хотя понимала, что такое развитие событий вполне возможно, потому что она видела то, что Феликс творил с Юлианой — он прыгнул, подминая под себя девушку, она даже видела сверкнувший в темноте фиолетовый глаз у самого ее лица.

— Не трогай меня, не приближайся, слышишь?— прошипел он с явной угрозой в голосе, его колотила дрожь, наверное, ярости и боли. Мария всеми силами пыталась понять его, чтобы помочь, чтобы понять, как помочь.— Я опасен, оставь меня в покое!

— Феликс,— тихо произнесла она, снова приложив ладонь к его щеке. Нет, конечно, ей было страшно, потому что она не сможет защититься, да и не захочет; ей было страшно, что он может сделать что-то, из-за чего потом сам себя убьет.— Феликс, перестань… Живи… Я прошу тебя: живи…

Он зарычал с новой яростью, мотая головой, чтобы сбросить ее ладонь, его тело все сильнее вжимало ее в твердый матрас.

— Я зверь, ты еще не поняла? Глупо приходить в логово к хищнику,— шипел парень, больно сжимая ее руку.— Мне нравится причинять боль… Мне нравится страх… Беги, пока не поздно!

Даже если бы она могла, Мария бы не пошевелилась, ей было так больно за него.

— Ты не зверь, Феликс,— прошептала она, касаясь его шеи и плеча, отчего он стал дрожать сильнее.— Ты сам загнал себя сюда… Из-за пары ничего не стоящих людей ты решил, что все вокруг тебя думают и поступают так же… Феликс, я прошу тебя: открой глаза, оглянись… Есть столько людей, которым ты не безразличен…

— Я не человек!— в ярости прошипел он, и Мария охнула, когда его губы впились в ее, причиняя боль. Это не был поцелуй, это скорее был жест обладания и подчинения.— Я зверь… Ты хочешь доказательств?! За этим ты пришла, Мария?

— Нет,— она облизнула губы, чувствуя вкус собственной крови. Сердце стучало болезненно и гулко, и он не мог этого не чувствовать. Волшебная палочка осталась в комнате, но даже если бы у Марии она была, девушка бы не воспользовалась ей.— Я беспокоилась за тебя… Ты не должен быть один…

— Хватит!!!— заорал он, и девушка зажмурилась, этот крик был еще болезненнее, чем его жестокий поцелуй.— Я все знаю! Знаю, как вы кругами ходите вокруг меня из-за Эйидль! Что тебе приказал Лука, а? Соблазнить меня? Привязать к себе? Привести к ним? Что?! Какую цену ты готова заплатить?!

— Перестань, Феликс,— голос чуть дрожал от обиды, но Мария вполне могла понять, почему он так говорит.— Лука не знает, что я здесь… Это не задание, поверь мне…

— Не верю!— он резко вскочил, и она смогла вздохнуть свободнее, садясь и пытаясь уследить за его метаниями в темноте.— Не верю! Никому не верю! Все ложь! Одна ложь! Убирайся!!!

— Феликс…!— она быстро поднялась, поймала его руки в темноте и обняла, крепко прижавшись к нему, прикрыв глаза, из которых катились предательские слезы.— Перестань, я прошу тебя… Феликс…

Он замер, руки упали вдоль тела, Мария слышала, как бешенно колотится его сердце под ее ухом. Так бешенно и болезненно…

— Оставь меня,— все с той же яростью прошипел парень.— Я растопчу тебя… Оставь меня одного!

— Феликс, пожалуйста…— шептала девушка. Она подняла голову и взяла в ладони его лицо, пытаясь разглядеть его глаза.— Я прошу тебя… Я помогу, только живи…

Он зарычал, резко отстраняясь — и через мгновение хлопнула дверь.

* * *

Эйидль проснулась со страшной головной болью, ее подташнивало, глаза отказывались держаться открытыми. Она до рассвета писала родителям письмо, пытаясь объяснить им, что то, что они делают, все равно ничего не изменит, что они просто будут мучить себя, отказываясь от счастья ради того, кому на все это наплевать. Письмо получилось длинным, но исландка в глубине души понимала, что ни одно из ее слов не изменит принятое ими решение — чтобы они одумались, нужно, чтобы все эти слова написал сам Феликс…

Только где он? Эйидль весь день искала его и караулила полночи у крыла мальчиков, но брат так и не появился. Сегодня была суббота, а значит, он вряд ли появится, потому что занятий нет. Да и на уроках его видели не так часто.

Но она упрямо надеялась отыскать брата и заставить его выслушать, написать родителям. Конечно, это было почти нереально, но ведь стоит хотя бы попробовать…

Девочка натянула джинсы и свитер, с радостью подумав о том, что хотя бы в выходные можно не надевать этот проклятый берет. Она бы проспала весь день, но были более неотложные дела.

— Мисс Хейдар!

Она была в полусонном состоянии, поэтому чуть не снесла с ног директора школы, когда выходила с завтрака, где так и не появился Феликс. Откуда и с чего начать поиски, она пока не знала, но нужно было что-то делать в любом случае.

— Как раз с вами я и хотел поговорить…

— Со мной?— глаза впервые за утро широко распахнулись от удивления. Профессор Яновских ласково ей улыбнулся, приобняв за плечи и отводя девочку в сторону от дверей, к колоннаде.

— Да, моя дорогая,— на лице директора было столько ласки и любви, что Эйидль была готова влюбиться в Яновских. Ну, или признать в нем доброго дядюшку. Ей пришлось приложить немало сил, чтобы напомнить себе, что профессор вполне может претворяться, пользуясь своим даром.— Ты ведь сестра нашего Феликса, так?

— Мм… ну да, сводная,— осторожно ответила исландка, глядя куда-то в район плеча Яновских.

— Хорошо,— он потер подбородок в задумчивости.— И ты знаешь хорошо, что Феликс — наш Чемпион, мы все на него надеемся…

— Профессор, если вы думаете, что… я смогу повлиять на него, чтобы он думал о Турнире, то вы ошибаетесь,— тихо произнесла девочка, переводя взгляд на свои руки.— Он вряд ли меня послушает…

— Мм… я понимаю, но ведь ничто не мешает тебе попробовать, разве не так?— ласковым голосом проговорил директор, поглаживая Эйидль по плечу.— Ведь не обязательно влиять… Просто напомни ему… Хорошо?

— Если найду,— пробурчала она себе под нос, но все-таки покорно кивнула.

— Ну, вот и отлично. Надеюсь, тебе в нашей школе хорошо и спокойно,— и Яновских, явно довольный собой и проведенным утром, поплыл прочь.

Эйидль вздохнула: мало ей своих семейных проблем и конфликта с Драконами, так еще и директору она понадобилась для насущных дел. Мерлин, как же они раньше без нее жили?! Наверное, умирали от скуки…

— Лохматая, сонная… Не студентка, а позорище феи!

— Ой, только вот тебя и не хватало,— огрызнулась исландка, когда над ухом снова начала нудеть Кляйн, у которой в последние несколько дней настроение было еще хуже, чем обычно. Порою хотелось свернуть ей шею, руки так и чесались, а ведь раньше Эйидль не замечала за собой проявлений жестокости.— Лети отсюда, у меня выходной!

— У фей нет выходных, мы должны все время присматривать за вами, оболтусами,— брюзжала Кляйн над самым ухом. Исландка отмахнулась, но фея резво отскочила, явно получая удовольствие в том, что действовала девочке на нервы.— И чем ты занималась опять ночью? Что за дурная у тебя привычка — лунатизм?

— У тебя будет лунатизм, а еще слепота и паралич, если ты не оставишь меня в покое!— снова огрызнулась Эйидль, стараясь еще себя сдерживать.

— Как мило вы тут беседуете…

Девочка вздохнула и подняла глаза на Айзека, который был при полной форме и даже в берете на черной макушке. Парень, как всегда, улыбался, словно у него не было никаких проблем или беспокойств. Хотя, может и не было, кто их знает, этих «гномов»?

— Привет,— вздохнула Эйидль, попытавшись улыбнуться. Благо, хоть Кляйн замолчала, комар-переросток.

— Видок у тебя…— Айзек внимательно присмотрелся к подруге.— Неужели, тебя опять Драконы по ночам таскают по своим умным делам?

— Нет, не сглазь,— угрюмо попросила Эйидль. Она действительно боялась, что все начнется сначала, а она только начала немного расслабляться, потому что ее оставили в покое, и девочка больше не натыкалась все время на внимательные взгляды и стену отчуждения. У нее появилась Тереза, и вообще жизнь немного наладилась, если не считать неуспеваемости по Темным Искусствам и семейных проблем, что было еще серьезнее.— Просто не спится…

— А я сплю как сурок, даже, говорят, храплю на все крыло, но мне-то что? Главное, что мне не мешает,— рассмеялся Айзек, пожав плечами.— Так что тебя заботит, гроза мороков и ненавистница Дурмстранга?

— Не могу найти Феликса, чтобы отдать ему письмо,— Эйидль не стала рассказывать другу о том, что видела в последний раз брата, когда тот был в невменяемом состоянии и убегал от старосты школы.

— Ну, его вообще очень сложно найти, но не беспокойся — вот нагрянет испытание турнира, Яновских его точно найдет, тогда и отдашь,— пошутил парень, но ей было вовсе не смешно.— Ладно, хороших тебе выходных, а я пойду и поботаню немного, а то на неделе как-то все не успеваю… Не кисни, выше нос, скоро весна!— и, рассмеявшись над своей собственной шуткой, Айзек поспешил прочь.

Эйидль только закатила глаза, проводив глазами старшего товарища: Ай был большим неуклюжим огненным пламенем, которое постоянно всем светило и грело. В школе говорили, что «гном» — сын одного очень богатого и влиятельного словенского волшебника, известного по всей Европе, но вел себя парень совсем не так, как мог бы себя вести богатенький сынок.

Исландка вздохнула — она не знала, где искать брата и немного беспокоилась, хотя вполне понимала, что уж Феликс-то не пропадет, если только сам этого не захочет. Эйидль еще решала, что же ей делать, когда увидела довольного собой Альбуса Поттера, который вышел из малоприметного бокового коридора, смахивая с волос паутину.

— Привет!— он явно был обрадован встречей, словно именно ее и искал.

— Здравствуй,— Эйидль хмыкнула: кажется, сегодня у нее день встреч и разговоров, только вот тот, кого она действительно искала, вряд ли сейчас вывернет из-за угла и улыбнется ей с желанием поговорить.

— Чего такая задумчивая?— Альбус остановился рядом, глядя сверху вниз все с той же довольной улыбкой.

— Да думаю о том, что в этой школе невозможно найти то, что ищешь, даже при огромном желании,— пожала плечами девочка, откидывая назад волосы.

— Не скажи, некоторые все-таки находят, если прилагают к этому хотя бы половину своих желаний,— Поттер обернулся на коридор, из которого вышел, широко улыбаясь.— Кстати, я хотел с тобой поговорить… Насчет Драконов…

— Ой, нет, нет и нет!— Эйидль даже отступила назад.— Никаких Драконов, пожалуйста, пока они оставили меня в покое,— попросила исландка, сложив на груди руки.— И кстати… Откуда ты о них знаешь?— подозрительно спросила девочка.

— Ну, скажем так… Я оказался кандидатом, подходящим по всем параметрам, и мне открыли кое-какие странные вещи…

— То есть тебя тоже похитили и устроили экскурсию к памятнику?— приподняла удивленно брови Эйидль, начиная понимать, почему Драконы перестали ее терроризировать.

— Ну, что-то типа этого,— уклончиво ответил Поттер, поправляя очки на носу.— Слушай, а ты что-нибудь знаешь о пропавшей библиотеке?

— Мм… нет, не знаю, тебе лучше спросить у Айзека-«гнома», я знаю, что он участвовал в ее раскопках, а потом вроде как сказали, что там вовсе нет никакой библиотеки.

— Понятно, спасибо,— кивнул Альбус, чуть прищурившись.— Ладно, тогда я тебя оставлю, у меня еще есть кое-какие дела, но потом мы обязательно с тобой поболтаем, обещаешь?

— Конечно, буду рада, со мной не много кто тут болтает,— улыбнулась Эйидль и махнула рукой хогвартчанину. Девочка вздохнула и огляделась, ожидая, вдруг появится еще кто-то, кто жаждет с ней переброситься словами, но Зал был пуст, студенты разбрелись по своим субботним делам.

Что ж… Феликс. Где его искать? Как? Она даже особо не знала, с чего начать. Взгляд ее наткнулся на коридор, из которого вышел загадочный Поттер, говоривший что-то про кого-то, кто что-то там нашел. Что Альбус имел ввиду, Эйидль не знала, и любопытство повело ее прямо в этом направлении, к тому же, это могло быть началом поисков ее брата.

В коридоре горело несколько свечей, стоявших в пыльных каменных нишах. Стены кое-где были покрыты уже привычными рисунками и фресками, только без камней, которые обычно вделывались в силуэты на стенах, заменяя глаза и освещая помещения бликами и отражениями.

Эйидль уже привыкла к коридорам и закоулкам, они постепенно переставали быть пугающими и жуткими. Под ногами тихо шуршала каменная крошка, с потолка кое-где свисала паутина, наверное, этим коридором нечасто пользовались. Интересно, куда он ведет?

Ответ появился совсем скоро — девочка вышла в небольшую комнату, круглую, с куполообразным потолком, украшенным фресками, которые были раскрашены голубыми и белыми мазками, словно над головой было небо, уходящее вверх, до самого космоса. Стены тоже были раскрашены, гладкие, ровно круглые, словно их вырезали по очерченному циркулем кругу, и завораживали огромными красивыми фигурами кентавров.

Четыре благородных существа — черный, пегой, белый и сизый — растягивали по двое длинные пергаментные свитки, образуя два полукруга, соприкасаясь крупами. На лицах их была загадка и вселенская мудрость, кентавры были словно живыми. Свитки оказались исписанными мелкими четкими рисунками и буквами, которые было невозможно прочесть, зато все вместе они образовывали синюю гладь воды, по которой шли волны, покрытые белой пеной.

Эйидль несколько минут стояла, не в силах оторваться от этого зрелища, и не сразу заметила одну странную особенность: на шеях кентавров висели плетеные шнурки. У черного — с полумесяцем, у белого — с крестом, у пегого — со звездой, а у сизого — с ключом. Подвески были идеально вписаны в рисунок, только вот ключ казался отдельной частью, вдавленной, словно его… не было на месте?

Эйидль подошла ближе и поняла, что была права: ключа не было на рисунке, казалось, что его вынули из стены. Странно…

Раздался посторонний звук, исландка вздрогнула: шум доносился из-за стены, на которой был нарисован сизый кентавр. Эйидль испуганно огляделась — и юркнула обратно в туннель, осторожно выглядывая в круглую комнату. Она испуганно смотрела, как часть стены тихо отошла в сторону, и из ярко освещенной внутренней комнаты вышел сосредоточенный Роберт Конде, державший в руках черный ключ. Студент Хогвартса закрыл за собой стенную панель, сунул ключ в карман и направился в коридор.

Эйидль прикусила губу, догадываясь, что видела, развернулась и поспешила прочь, стараясь не издавать шума. Теперь ей было вдвойне необходимо найти Феликса. На губах у девочки была улыбка.

* * *

Тишина немного успокаивала и делала мысли менее болезненными. Хотя разве мысли причиняют боль? Нет, это чувства, то, что испытываешь.

Гай не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он укрылся от всех в глубокой нише подземелий, вышагивал, замирал, садился на пол, пытаясь пережить все то, что нужно было пережить, чтобы не оказаться слабым, чтобы его личное горе не помешало ему исполнять свои обязанности.

В руках зажато прочитанное дважды письмо — больше читать не было смысла, все и так просто и понятно, но слова, которые казались простыми, не так просто принять. И именно этим он занимался, скрываясь от всех, — пытался принять написанное дрожащей рукой матери.

Гай вздохнул, прикрывая глаза. Он вспоминал все те ссоры, что у них были со старшей сестрой, как он подставлял ей подножки и заливал чернилами ее девичьи альбомы, а она кричала и давала ему подзатыльники.

Но чаще всего на память приходил день ее свадьбы два года назад: как светились счастьем ее голубые глаза, как падали на плечи русые косы, ветер играл с вуалью, и было ощущение, что она не идет, а летит. В тот день она была самой красивой на свете девушкой, и Гай почти влюбился в собственную сестру.

Кирке тоже очень ее любил, не сводил глаз с невесты, и все были уверены, что у них впереди долгая счастливая жизнь. Год назад у Гая появился племянник — постоянно кричащий и голодный малыш с глазами Лидии.

Парень снова встал, не в силах справиться с воспоминаниями, которые были такими счастливыми, а теперь словно перевязанные черной траурной лентой.

Как такое могло произойти?! Как?! Он не понимал, да и в семнадцать лет очень сложно принять подобный поворот в судьбе, когда оказывается, что какой-то маньяк, напавший на женщину с ребенком, напал именно на твою сестру и ее сына, и они не убежали, не отбились, им никто не пришел на помощь — они погибли. Почему именно они? Почему так?!

Снова пришла волна смирения, потому что Гай учился смиряться. Прежде чем вернуться к своим обязанностям, он должен справиться с собой, чтобы ничто не помешало ему продолжить то, что ему поручили.

Поиск и Защита важнее его личных переживаний.

Раздались медленные осторожные шаги, и Ларсен вскинул голову, прислушиваясь и пытаясь угадать в темноте, кто был незваным посетителем такого дальнего уголка подземелий. В глаза ударил свет волшебной палочки, и кто-то взвизгнул от страха, высветив фигуру Гая в нише.

— Не кричи — обвал вызовешь,— чуть насмешливо попросил староста, щурясь. Наверное, напугал девушку в голубой мантии, вряд ли после суток сидения здесь он выглядел презентабельно, а уж увидеть такое чудище в подземелье — кто угодно испугается.— Что ты тут делаешь? Археологические изыскания?

— А тебе какая разница?— не очень доброжелательно откликнулась девушка, опуская палочку. Только теперь Гай узнал в незваной гостье Франсуаз дё Франко, Чемпиона Шармбатона.

— Ну, я староста и отвечаю за то, чтобы студенты не шлялись неизвестно где, рискуя своей шеей,— пожал плечами Ларсен, убирая в карман мантии письмо и словно отгораживаясь от семейной трагедии, находя почву для того, чтобы стряхнуть оцепенение и двигаться дальше.

— То есть ты считаешь, что я рискую тут шеей?— скептически спросила Франсуаз, оглядывая тупик, в котором они находились.— По-моему, тут даже споткнуться невозможно…

— А ты ищешь приключений?— Гай поправил на себе джемпер и застегнул мантию.

— А ты хранитель местного коридорчика? Или просто проходил мимо?

Да уж, вот и поговорили. Ларсен лишь пожал плечами — у него не было настроения препираться или состязаться в словесных пикировках.

— Пойдем отсюда,— сказал парень, жестом приглашая девушку развернуться и следовать в обратном направлении.

— Я еще не закончила тут, а ты можешь идти,— фыркнула Франсуаз, поднимая палочку и снова ослепляя старосту.

Гаю не нужно было много времени, чтобы понять, что француженка явно забралась сюда не из праздного любопытства, а какая еще у нее может быть причина, кроме Турнира? Развлечений в школе, конечно, немного, но вряд ли кто-то бы зашел так далеко в поисках увеселений, да и что веселого в темных коридорах? Разве что собирать паутину.

Франсуаз настороженно следила за старостой.

— Ну, иди же!— почти приказала она, и Гай твердо решил остаться. Он догадывался, что Феликс Цюрри даже не почесался, чтобы приготовиться к первому испытанию, и этим еще придется заняться, потому что им вряд ли простят, если Дурмстранг окажется полным нулем на Турнире, такого позора никто бы не хотел пережить.

— С чего бы это я должен уходить? Я отвечаю за безопасность студентов, так что…— и Ларсен развел руками, показывая, что ничем не может ей помочь и только исполняет свой долг.

— Мне ничто не грозит, иди, я тоже сейчас приду!— почти разозлилась дё Франко, в свете палочки было видно, как сверкают ее глаза. И Гай все сильнее убеждался, что Франсуаз занесло сюда отнюдь не праздное любопытство.

— Что вы тут делаете?

Студенты вздрогнули от резкого скрипучего голоса, раздавшегося из мрака, откуда-то снизу. Они не слышали, чтобы кто-то пришел, ни одного звука не выдало приближения.

— Простите, Хранитель,— Гай первым пришел в себя, узнав голос,— наша гостья заблудилась, и я предложил проводить ее обратно в Зал.

— Так провожай,— буркнул невидимый в темноте гном.

Воцарилась тишина, Франсуаз и Гай ждали, что Хранитель скажет еще что-нибудь, но тот молчал. Либо, как догадывался Гай, просто уже ушел — так же тихо, как появился.

— Идем,— кинул староста девушке и бесцеремонно схватил ее руку. Франсуаз подрагивала, явно перепуганная голосом из темноты.— Не бойся.

— Я и не боюсь!— она выдернула свой локоть из хватки Гая и высоко задрала голову, гордо шествуя обратно по коридору, всем своим видом показывая, что ничего не боится и вообще ей все надоели. Задавака.

— Гай!

На него буквально налетели Элен и Мария, стоило парню появиться вслед за Франсуаз в Зале Святовита. Француженка скривила рот в усмешке и тут же скрылась за колоннадой, явно торжествуя, что избавилась от конвоя.

— Ты в порядке? Ужасно выглядишь,— заметила Элен, вглядываясь в лицо парня.— Что случилось?

Ларсен посмотрел в теплые глаза Марии и лишь успел улыбнуться прежде, чем девушка осторожно отступила, словно уступая свое место Арно. Еще пара мгновений — и ее словно не было рядом.

— Ничего не случилось, я был занят,— пожал плечами Гай, переводя взгляд на подругу, стараясь скрыть разочарование, хотя он знал, что Мария так и поступит — она всегда уходила, когда думала, что мешает. Но вот сейчас она точно не мешала, но не дала ему шанса это объяснить. Да и он понимал, что все равно не смог бы объяснить — на глазах Элен и еще десятка студентов, что слонялись по школе, убивая воскресенье.

— Мы тебя обыскались, Гай,— с легким укором произнесла Элен.

— Есть что-то новое?

— Да. Один из студентов Хогвартса, Альбус Поттер. У него есть шрам в форме дракона на груди.

Гай даже обрадовался — вот теперь он точно будет отвлечен от проблем.

* * *

— Феликс!

Все те, кому посчастливилось оказаться в коридоре, вздрогнули и замерли, глядя, как тринадцатилетняя девочка сердитой стрелой пронеслась мимо и дернула за рукав Цюрри, который старался как можно незаметнее исчезнуть после занятий.

— Ты поговоришь со мной, или я все-таки начну учить Темные Искусства, чтобы заставить тебя это сделать!— почти прошипела Эйидль, заглядывая в тусклые глаза брата.

Феликс нахмурился, выдернул руку и продолжил свой путь, словно исландка была просто досадной помехой на его пути.

— Вот осёл!— вспылила Эйидль, сегодня твердо намеренная поговорить с этим упрямцем, потому что уже устала за ним бегать по всей школе и подвалам под ней. Она догнала парня у дверей библиотеки и загородила ему дорогу, поджав губы.

— Ты можешь делать вид, что я не существую, или что я просто надоедливый комар, но ты не можешь все время меня избегать! Из-за тебя наши родители будут несчастны! Сделай же что-нибудь! Даже если тебе наплевать на себя, они-то в чем виноваты?!

Студенты вокруг застыли у стен, опуская глаза, но было заметно, как жадно они впитывают объяснение между братом и сестрой. Видимо, не только гости школы страдали от отсутствия особенных развлечений, и маленькие скандалы и разборки были светлыми пятнами в монотонной жизни Дурмстранга, который ждал первого испытания Турнира Трех Волшебников.

Феликс еще сильнее нахмурился, его фиолетовый глаз недобро сверкнул, парень попытался обойти Эйидль, но она ему этого не позволила, упираясь руками в его грудь. Феликс отшатнулся и стал озираться, явно ища другой выход.

— Ты меня выслушаешь!— повторила девочка, доставая из кармана уже довольно зачитанный свиток и письмо для Феликса.— Наши родители с какого-то перепугу решили, что если вернуть все, как было раньше, то ты это заметишь и оценишь, что тебе станет легче. Слышишь? Твои родители решили снова жить вместе только потому, что ты, их бедный страдающий сын, тяжело переживаешь их разрыв! Но они будут несчастны, а тебе же плевать на все и всех! Напиши им, что они не должны так делать, что тебе это не нужно, что ты желаешь им счастья! Феликс, прошу тебя,— последние слова Эйидль произнесла почти умоляюще, протягивая парню письмо от родителей.— Пожалуйста…

Феликс долго смотрел на протянутый ему конверт, потом дернул головой и отвернулся.

— Сама напиши,— бросил он девочке, чуть оттолкнув ее и проходя мимо. Он удалялся от сестры так быстро, что уже через несколько секунд его не было в коридоре. Эйидль заставила себя заглушить слезы обиды и бросилась вдогонку, потому что дело было не в ней, а в людях, которых она любит.

Мама Феликса была очень добра к ней, а девочке так давно не хватало простой женской ласки. К тому же отец стал чаще улыбаться, он был счастлив, хотя Эйидль всегда считала, что быть счастливым вдали от родной Исландии ее папа никогда не сможет. Но, видимо, любовь к этой прекрасной милой женщине изменила некоторые представления отца о внешнем мире.

И теперь этот испорченный несчастный мальчишка собирался сделать родителей такими же несчастными!

Эйидль выбежала в Зал Святовита как в раз в тот момент, когда Гай перехватил Феликса, крепко взяв того за локоть и буквально втащив в одну из ниш за колоннадой. Исландка на несколько секунд опешила — ей совсем не хотелось связываться с Драконом, когда они только оставили ее в покое, но ей нужно было поговорить с братом.

— Ты хотя бы попытался понять загадку?— услышала она голос старосты. Ответом ему было молчание, или же Феликс ответил каким-то жестом. Эйидль замерла за колонной, понимая, о чем староста говорит с Цюрри.— Ты понимаешь, чем тебе грозит провал на Турнире?

— Мне уже пугаться?— голос брата звучал насмешливо, но как-то пусто. Ему было на все наплевать, хотя нотки какого-то странного гнева показывали, что ему не наплевать — на что-то, но на что, вряд ли кто-то, кроме него самого, мог бы ответить.— Меня отшлепают? Или отправят чистить снег?

— Феликс, отдай мне шкатулку,— тихо, но настойчиво проговорил Гай, и Эйидль поняла, что многие в этой школе готовы на все, чтобы только не запятнать ее честь полным провалом на Турнире, и девочка вполне могла их понять. Конечно же, это было против правил, но могла ли исландка осуждать старосту? Она бы сделала то же самое ради Шармбатона, например, или ради брата… Ради Феликса она бы тоже нарушила правила Турнира, лишь бы он не попал под горячую руку директора, который явно тоже не согласен проигрывать в состязаниях.

— Я знаю секрет ключа,— Эйидль собралась с духом и вывернула из-за колонны, глядя прямо в глаза удивленному Гаю.— Я могу показать…

Феликс угрюмо смотрел на Эйидль, и та лишь пожала плечами. Она знала, что сейчас предает свою бывшую школу, которую так любила, но брата она тоже любила и не хотела, чтобы у него прибавилось проблем, к тому же это из-за нее Феликс оказался втянут в Турнир без всякого его желания.

Гай перевел взгляд с Эйидль на Феликса и обратно, словно размышляя о том, что делать. Потом он достал палочку и легко помахал ею перед Цюрри:

— Так, пока без применения силы,— спокойно проговорил староста, чуть улыбаясь и подмигнув исландке.— Иди и принеси шкатулку с ключом, мы ждем тебя здесь. И учти — я легко тебя найду, если ты решишь просто проигнорировать нас и скрыться, а потом наложу на тебя Империус и все равно получу то, что мне нужно. Давай, у тебя пять минут.

Феликс прищурил глаза, он явно собирался ответить что-то совсем недоброе, но потом развернулся и пошел к боковому коридору, опустив плечи и стараясь стать как можно более незаметным. Эйидль вздохнула и посмотрела на Гая настороженно.

— Ты бы действительно это сделал? Империус?

— Да,— легко ответил староста, убирая палочку и прислоняясь к колонне. Он посмотрел на часы и хмыкнул:— И сделаю, если потребуется.

— Это запрещено, ты знаешь?

— Ну, будем считать, что это практика в ходе учебного процесса, а подобное прописано в учебной программе для шестого-седьмого классов,— пожал плечами Гай, которому, видимо, не претило использование Запрещенных заклятий на одноклассниках.

В воздухе замелькали крылышки маленького фея с кудрями и острыми зубками, он огляделся, а потом подлетел к уху Ларсена, что-то быстро шепча. Эйидль ничего не слышала, да и не пыталась услышать — у всех есть право на тайны, тем более у главарей Драконов.

— Передай, что я буду, и сделка остается в силе,— кивнул Гай, отпуская своего фея. На лице старосты мелькнуло какое-то странное чувство — то ли разочарование, то ли боль, но Эйидль не была специалистом по чтению эмоций, к тому же не очень хорошо знала Ларсена.

Феликс появился через минуты три, проскользнув из бокового прохода. У него были опущены плечи и абсолютно равнодушный взгляд.

— Принес?

Цюрри протянул старосте черную каменную шкатулку и развернулся уходить, но Гай схватил того за локоть.

— Ну, нет, друг мой, ты останешься с нами, потому что это твоя задача, и тебе участвовать в первом испытании,— потом он обернулся к Эйидль.— Рассказывай и показывай, будем выручать твоего братца.

Братец, судя по его виду, вовсе не мечтал быть спасенным или вырученным, он бы, наверное, сейчас лучше умчался, забился в дальний угол и ненавидел весь мир. Но, видимо, Гай знал, как подчинять себе людей.

— Идемте,— проговорила Эйидль, внезапно смущенная той важной ролью, что ей вдруг отвели. Она очень хорошо помнила, как шла к тому коридору и тупику с кентаврами, где видела Чемпиона Хогвартса. Мальчики молча шагали за ней, только зло дышал в спину Феликс. Конечно, ничего удивительного, наверняка он опять решит, что во всех его неприятностях виновата сестра.

— Это здесь,— девочка остановилась в зале, который был освещен факелом, отражавшимся в камнях, вделанных в изображения кентавров. На этот раз они показались Эйидль еще более величественными и грозными, полными загадок со своими удивительными подвесками.

— Ого,— выдохнул Гай, оглядываясь: видимо, он тоже никогда не видел этого зала.— Интересно, они его специально для Турнира сделали, или я просто не был сильно любопытен, чтобы найти подобное?

Пока мальчики оглядывались, — Эйидль видела, что даже Феликс из-подо лба разглядывал величественных кентавров, — девочка забрала у Гая шкатулку, достала ключ и осторожно, чуть подрагивающим руками, вложила его в углубление на шее одного из нарисованных на стене существ.

Только тихий шорох возвестил о том, что какой-то внутренний механизм сработал, и часть стены медленно и легко отошла в сторону, образуя щель. Внутри было прохладно и темно.

Гай шагнул вперед и чуть надавил на стену, делая проход более широким, и Эйидль протиснулась внутрь, даже не подумав, что там могла быть ловушка. Ведь Роберт Конде вышел оттуда целым и невредимым.

Видимо, от движения на стенах вспыхнули факелы, освещая еще более фантастическую комнату. Эйидль едва дышала, глядя на стены каменного зала со сводчатым потолком. Она никогда не видела ничего подобного, тем более в подземельях.

Стены были выложены выпуклой мозаикой, опоясывая зал разноцветными рисунками. На правой стене готовился к прыжку, раскрыв пасть, огромный лев, его грива переливалась огненными красками в свете факелов, что словно вырастали из каменного пола. Слева, расправив крылья, готовился взмыть ввысь величественный грифон, каждое его перо было своего особенного окраса, а крылья словно размыкали стену, делая комнату визуально больше и округляя ее, словно сглаживая углы.

Напротив входа, в который прошли друг за другом Феликс и Гай, на высоком троне сидела прекрасная женщина. Ее длинные волосы представляли собой радугу из цветов, словно показывая разнообразие цвета женских локонов. Она была обнажена, пряди были единственной естественной одеждой для ее красивого тела. Руки у нее были расставлены в стороны, и только тут Эйидль заметила, что она держит тонкие нити, которые расходились вправо и влево — женщина держала на привязи льва и грифона.

Исландка с трудом оторвала взгляд от женской фигуры и повернулась к мальчикам, чтобы узнать, что они думают по этому поводу, но не произнесла ни слова, потому что увидела четвертую стену, через которую они прошли.

Дверь встала на место, и на ровной глади темной, как ночное небо, стены, покрытой звездами и планетами, мерцали золотые буквы стиха, который девочка прочла вслух, не в силах больше молчать:

Мы поклоняемся одной богине,

Молитвы ей читаем на латыни,

Она нас создала, и мы ее рабы,

Но если б не она, то кем бы были мы?

Эйидль перевела взгляд на Гая, потом на Феликса — все трое замерли, словно околдованные этим местом.

* * *

Мария даже не стала заходить в свою комнату, чтобы оставить вещи: слишком много всего нужно было сделать, а она все откладывала, пытаясь решить свои собственные душевные проблемы. Да, Дело важнее нее самой, но Учитель много раз говорил, что если у нее не будет душевного равновесия, то она никогда не сможет правильно и до конца исполнять свой долг.

— Мне нужно поговорить с вами,— шепнула девушка, когда проходила по Залу к нижней двери, чтобы скрыться во мраке коридоров под брюхом дракона Дурмстранга. Мария знала, что ее услышали, и не останавливалась, пока не достигла своего темного каземата, места, где она всегда чувствовала покой и умиротворение, здесь могла подумать и найти правильное решение.

— Ты неважно выглядишь в последние дни, Мария,— заметил тихий голос в темноте, но девушка не вздрогнула — она ждала именно его.

— Учитель, я разговаривала с Альбусом Поттером, студентом из Хогвартса,— девушка обернулась в сторону голоса и попыталась совладать с волнением.

— Мальчик-легилимент,— в темноте почти не улавливались передвижения Учителя, но Мария уже научилась замечать движение воздуха.

— Да,— кивнула девушка, садясь и прислоняясь спиной к стене.— У него последний уцелевший Маховик Времени. И шрам в виде дракона на груди.

Воцарилась тишина, Мария молчала, давая Учителю время.

— Он сказал о том, зачем приехал?— спросил в темноте наставник, в голосе его слышалась настороженность.

— Да. Альбусу поручено… он должен удостовериться, что Тайна и Сокровище никогда не попадут в чужие руки. Хотя он сказал не так. Его слова: «Мир мертвых хочет быть уверенным в том, что Время не повернется вспять и Мертвое не станет Живым».

Учитель молчал, Мария тоже. Она до сих пор боялась, страх жил глубоко в ней с тех пор, как Альбус Поттер сказал это, показывая, насколько он осведомлен о тайне Дурмстранга и о миссии, которую выполняли Драконы Востока. Она тогда ничего ему не рассказала, потому что не имела права, связанная клятвой, но Поттер и не требовал ответов, явно пытаясь прочесть все по лицу девушки.

— Учитель, я не знаю, насколько он был честен,— снова заговорила Мария, перебирая пальцами по складкам юбки.— Ведь он англичанин, то есть его связь с англосаксами очевидна, тем более что у него Маховик Времени, последний из оставшихся в мире. Что если…?

— Я не знаю, моя дорогая, это тоже возможно,— казалось, что наставник читает ее мысли, хотя это было вполне возможно, поскольку они оба думали в одном направлении.— Возможно, он пришел сюда, чтобы удостовериться, что мир в безопасности, поскольку знает нашу Тайну, а, может быть, он пришел, чтобы этот мир разрушить, проникнув в недра Дурмстранга…

— Учитель, что же нам делать?

— Он не сможет ничего сделать незамеченным, Мария, а мы будем следить за ним,— пообещал Учитель.— Мы будем продолжать служить Поиску и Тайне, как делали и раньше, ведь он не первый англосакс, вернувшийся на остров, но все его предшественники уходили ни с чем.

Мария кивнула, немного успокоенная — Учитель всегда помогал обрести почву под ногами и привести мысли в порядок, подавить эмоции, которые порой захватывали девушку.

— Как твои дела? Ты начала привлекать дорогого тебе Дракона?

Она вздрогнула, прикусив губу:

— Я пыталась с ним поговорить…

— И он тебя не послушал…

Мария покачала головой, вздрагивая, вспомнив темную комнату и ярость зверя, готовую обрушиться на нее.

— Я попросила Гая, чтобы они оставили его в покое.

— И что попросил взамен твой друг?

— Он мне не друг.

— Друг, просто сейчас вы по разную сторону баррикад. Он потребовал высокую плату?

— Откуда вы знаете, что он что-то попросил?

— Я слишком хорошо знаю его Учителя, а ученик обычно перенимает его повадки, особенно в сделках.

— Он не попросил ничего, что я бы не смогла ему дать.

Воцарилась тишина, и Марии казалось, что Учитель снова читает ее мысли и знает, какую цену ей придется заплатить за то, чтобы Феликсу дали шанс спокойно жить, не мучая. Возможно, он даже догадывается, что сделка будет заключена сегодня, о чем она уже сообщила Гаю: девушка не могла допустить повторения случая с Юлианой.

— Мария, я хотел кое-что тебе рассказать…

— Да, Учитель?

— Двадцать лет назад у меня был Ученик, Глава Драконов Востока. Сильный и удивительно добрый мальчик, Кирке. Он, как и ты, был влюблен и ждал своего часа, чтобы жениться на своей избраннице, когда станет свободен от Тайны. После окончания школы он долгое время выжидал, путешествовал, менял места, всегда помня, какую Тайну он хранит и что вне школы есть те, кто сделает многое за то, чтобы узнать ее. Но два года назад он женился, у него родился замечательный малыш, будущий Дракон…— Мария поежилась, ей казалось, что она может угадать конец этой истории, потому что это не был первый раз, когда Учитель говорил о прошлых Главах Ордена.— Его жена и сын были зверски убиты. Но он не выдал тайны. Понимаешь?

— Да, Учитель,— девушка вздрогнула, сердце болезненно сжалось. Она понимала, о чем так часто говорил ей наставник: нет ничего ценнее, чем Тайна. Новая волна дрожи прошла по телу.

— И еще… Я устрою тебе встречу с одним человеком, думаю, тебе будет полезно с ним поговорить.

— С кем?

— Ты его знаешь, по крайней мере, ты его встречала. Он был в Совете Четырех и лучшим другом Кирке. Это профессор Фридрих Фауст.

* * *

— Пас, ты забыл об обеде? Кристин тебе послала с оказией,— на стол рядом легло что-то, обернутое в салфетку и благоухающее каким-то очень аппетитным ароматом. Только тут юный Поттер заметил, как возмущенно ведет себя его желудок.

— Не забыл,— он улыбнулся Роберту, севшему напротив него за узкий стол, притулившийся в углу между стеллажами. В библиотеке было тихо и пусто, только за соседним столом, недалеко от Альбуса, шепталась (и не только шепталась) парочка студентов Дурмстранга класса шестого или седьмого с нашивками «драконов».— Но боюсь, что если я сейчас начну уминать дары рук ваших, то меня четвертуют маленькие крылатые существа, что отвечают тут за книги. Одна из них минут двадцать висела у меня над плечом, только наблюдая. Видимо, она считала, что я захочу испортить имущество Дурмстранга, или же просто никогда не видела студента Хогвартса. Я ей объяснил, что подобное поведение не очень-то вежливое, но, кажется, эти существа не живут в мире с подобными понятиями…

Конде усмехнулся, слушая словоохотливого друга: видимо, Поттер намолчался, и в его голове сейчас идет структурирование добытой в книгах информации.

— Что ты читаешь, наш юный гений?— Роберт чуть сморщился, кивнув на стопки старых книг. Он зашел в библиотеку, чтобы пару часов посвятить отгадыванию странных изображений и загадки, что обнаружились в круглой комнате за кентаврами, хотя сомневался, что книги сильно ему помогут в этом.

— Понимаешь, мы тут раскинули мозгами…

— Вы это ты и твои сны?— друзья Поттера давно привыкли к подобным разговорам и спокойно относились к общению Ала с мертвыми людьми. Конде знал о странном даре друга и его связи с загробным миром еще курса с первого, когда Пас поведал ему захватывающую историю о смерти своего отца и «мостике» между миром живых и миром мертвых.

— Ну да, так вот мы подумали о том, что копать нужно у основания дерева, если в кронах его ничего не удается найти.

— А языком смертных?— Роберт без особого любопытства заглянул в открытый фолиант, где мелкой вязью были исписаны старые страницы.

— Понимаешь, все, что я ищу, связано с Дурмстрангом, с его тайнами, древними, как сама школа. То есть нужно было просто обратиться к истокам — а в истоках школы мы находим два объекта: волхв Святовит и гномы,— Поттер поправил очки на носу и серьезно взглянул на друга: Конде, как и Кристин, был в курсе того, что Ал заинтересовался историей Организации и их тайн.— Другими словами, для меня важны оба объекта. И тут мы получаем, что гномы и Святовит стоят у истоков не только моего объекта поиска, но и очень важны в той истории, что мне поведали вчера…

— Кто и что тебе поведал?

— Помнишь, я вернулся в спальню после полуночи? Так вот, ко мне подошли два мальчика из седьмого класса «драконов», попросили на пару слов, проводили меня наверх…

— Наверх?!— Конде присвистнул, открыто завидуя: ему эти подземелья уже порядком надоели, и он даже начал узнавать, цепляясь за слухи, что есть потайные ходы, что вели на воздух. Видимо, строители Дурмстранга были такими же шутниками, как и те, кто воздвиг Хогвартс.

— И показали мне памятник, рассказав историю о реликвиях Святовита, которые скрыты где-то в школе и чьим поиском занимаются уже много веков два Ордена…— Поттер не стал рассказывать другу все те детали, что ему наговорили Драконы, вплоть до угроз, что если он не станет искать Реликвии, то они используют Кристин и Роберта как рычаги давления. К тому же Конде можно было все открыть: друг точно никому не станет болтать, он умел хранить секреты, да и вряд ли кто-то узнает, что тому все известно — полувампир владел Окклюменцией не хуже здешних Драконов.

— Два ордена — это те самые противоборствующие стороны, о которых ты грезишь которые сутки.

— Да, Орден Запада и Орден Востока. Они ищут волшебную палочку основателя Дурмстранга, его портрет и какой-то свиток, и тут начинаются странные вещи…— Поттер нахмурился, словно загадка не давала ему покоя.— Понимаешь, все какое-то… ну, не стыкуется. Запад говорит о том, что Восток хочет похитить Реликвии и вывезти их в Академию Сибири… Представляешь, в лесах Сибири есть волшебная школа! Это невероятно! Я бы многое отдал, чтобы побывать там, но, как я понял, эта магическая Академия спрятана не хуже Хогвартса и живет замкнутой жизнью, не допуская туда никакой интервенции, стремясь сохранить свою культуру и систему нетронутой, не испытывать влияния западных школ, что очень уникально! О ней почти нет печатной информации, но из того, что я нашел, следует, что по всему миру ценятся выпускники Академии, что многие стремятся переманить их работать к себе, особенно в системе изобретения и применения магии…

— Пас, по-моему, ты отвлекся,— Роберт закатил глаза, видя почти фанатичный блеск умных зеленых глаз,— мы говорили о нестыковке в истории…

— Ах, да,— казалось, что Поттер только что вернулся из дремучих лесов и глубоких снегов Сибири в тихую подземную библиотеку,— прости… Так вот, вроде как, по официальной версии Запада, Восток стремится украсть Реликвии для Сибири, чтобы сделать ту более могущественной, а сами ребята Востока… А Восток не так прост, как хотелось бы «драконам» с противоборствующей стороны, понимаешь? Я говорил с их Главой, Роб, что за девушка эта Мария!

Конде слегка опешил, слыша неподдельное восхищение в голосе Альбуса. Интересно, Кристин пора начать ревновать и волноваться, или же Пасом движет чисто прикладной интерес к неординарной личности, которые притягивались друг к другу, как магниты, это уже доказано историей семьи Поттеров…

— Так что там с Востоком?— подсказал Роберт, отвлекая друга от мыслей о девочке-«драконе».

— Они… молчат. На все обвинения со стороны Запада они отвечают гордым молчанием и просто продолжают Поиск. Но я уверен, что они знают много больше, чем показывают… Что истинные их намерения известны только им, и они не стремятся доказать, что не собираются ничего и никуда вывозить… Слишком какой-то мелкий повод для такой древней Организации…— Альбус говорил вполне уверенно, потому что видел честность и преданность в глазах Марии, когда разговаривал с ней. Хоть они и принесли Нерушимую клятву, она так и не выдала своих тайн, не сказала ничего, что бы могло подтвердить или опровергнуть мысли Поттера о том, что он ведет тот же поиск, что и Драконы.

— Почему мелкий?

Поттер пожал плечами, уткнувшись взглядом в книгу:

— Ну, какой такой силой могут обладать портрет и палочка давно умершего волшебника? Ну, музейные экспонаты, не больше того… Но вот свиток…

— Колись, Пас.

— Свиток — реликвия, о которой даже Запад особо не заикался, словно пренебрегая, а закон тайны гласит, что прятать надо на виду. То есть, как думаю я, ключом всей этой старинной войны является этот самый Свиток…

— И ты знаешь, что это за Свиток,— у Конде не было ни капли сомнения в том, что Альбус уже отрыл все ему нужные сведения, чтобы из мелких разрозненных фактов сочинить целую гипотезу, которая в итоге точно станет аксиомой. Это же Поттер, он никогда не говорит о том, в чем не уверен.

— Вот тут-то мы и возвращаемся к истории Дурмстранга и его ключевым объектам — Святовиту и гномам… По Святовиту ничего особо такого я не нашел, а вот с гномами… Есть один очень интересный факт в их истории,— Поттер взял из стопки небольшую книгу, но очень старую, потрепанную, бережно обернутую в двойную обложку.— Гномы — народ более древний, чем люди… Они почти ровесники гигантам и кентаврам, а те появились еще до динозавров или примерно в те времена… Так вот, народ они древний, но темный, редко выходивший из подземных своих городов… Проходили века, люди выходили из пещер, строили свои поселения… И однажды группа волшебников открыла огромный город гномов, большой, каменный, красивый… Волшебникам захотелось такой же на поверхности, но гномы отказались строить для людей… Первая война между гномами подземелий и волшебниками принесла только жертвы и никаких итогов… Вторая состоялась через два века, где-то в десятом веке до нашей эры по человеческому времяисчислению, у гномов это время обозначается Концом Времен…

Конде подпер щеку ладонью, его загадки и рисунки явно сегодня не на повестке дня, предстояло слушать Истрию Магии, но вот уроки друга Роберт любил в отличие от брюзжания Биннза — Поттер был удивительным рассказчиком…

— Так что там случилось?

— Гномы пали и силой волшебников были подчинены, стали рабами людей, строя замки, города, тайные убежища для своих господ. Силой магии они должны были служить волшебникам, пока не выкупят свою свободу достойной платой. Шли века, гномы привыкли и стали верными слугами, но из уст в уста передавалось предание, что свободу всех гномов можно выкупить, если дар для волшебников будет ценнее рабов…

— И чем они заплатили?

— Вот тут и кроется главная тайна,— дернул уголком губ Поттер.— Никто не может точно сказать, когда, как и у кого была выкуплена свобода целого народа, понимаешь? Ведь веками гномы добывали драгоценные камни, мрамор, гранит из недр земли, строили прекрасные замки, но ни один волшебник не смог освободить рабов, хотя некоторые хотели… Цена не та. И вдруг в десятом веке появляется книга историка, в которой описывается, как оковы магии упали с рук всего народа гномов, и они ушли в свои подземелья, ни один волшебник уже не смог подчинить себе их… И никто не знает, кем и за какую плату были освобождены гномы, это странно, потому что, согласно легенде, гномам при освобождении вручили Свиток Свободы… Вот и все, что известно.

— Понятно, тот самый Свиток...— хмыкнул полувампир, пытаясь впитать хотя бы половину вылитой ему информации. Он всегда поражался, как столько всего — даты, факты, теории — удерживались в лохматой голове Поттера. Какая там свалка, наверное!

— Да, Свиток. Вот я и думаю, что мы на пороге разгадки исторической тайны, которая кое-кому, но известна.

— Итак, именно гномы Дурмстранга выкупили общую свободу, и Свиток им этот дал наш любимый уже Святовит?— уточнил Роберт, чуть подталкивая друга уже к концу размышлений.

— Я предполагаю,— осторожно проговорил Альбус, потирая переносицу.— И вся война Драконов принимает совсем другой оборот — это Поиск Свитка, и тогда понятно, почему гномы так старательно спрятали этот безымянный пергамент в недрах школы…

— И зачем, по-твоему? Делись уже умозаключениями, юный гений…

— Я не могу сказать точно, но ведь тут кроется самая большая загадка истории: чем заплатили гномы Святовиту, что древняя магия упала, и они стали свободными,— задумчиво проговорил Поттер.

Роберт вздохнул — любит Альбус разводить театральщину и напускать таинственность, его бы в театр!

— Пас, ты же знаешь, чем они заплатили…

Зеленые глаза хитро блеснули:

— Я не могу это утверждать, хотя солгу, если скажу, что у меня нет довольно убедительного предположения… А теперь давай положим книги на место и найдет тихий уголок — я очень хочу есть.

Конде хмыкнул: все понятно — остальное знать непосвященным в дела давно Усопших не положено.

* * *

— Мария, привет.

Она вздрогнула и чуть не выронила вилку, которой ковырялась в салате. Центральный зал медленно пустел, но девушка не торопилась уходить: во-первых, у нее еще было время, спешить ей было некуда, а во-вторых, она ждала, когда, наконец, на ужине появится Феликс, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, хотя бы относительном.

Мысли были тягучими и текли осторожно, огибая опасные темы, на которые думать не стоило, чтобы совсем не удариться в панику и страх.

Девушка подняла глаза на Брандона и Сибиль, которые заговорщицки переглядывались, ожидая, когда подруга обратит на них внимание.

— Что случилось?— Мария отложила вилку, понимая, что кусок в горло все равно не полезет.

— Выглядишь неважно,— заметил Стюдгар, заглядывая в тарелку подруги, и девушка даже улыбнулась, услышав, как заурчал его желудок.

— Ешь,— пододвинула она ему свой ужин и рассмеялась, когда Стю накинулся на еду, а Сибиль закатила глаза.

— Тебя разорвет, Стюдгар,— фыркнула Браун, толкнув парня в бок, но тот только что-то промычал с набитым ртом.

— Так что случилось?— Мария обвела взглядом Зал и тут же отвернулась: здесь присутствовали и Гай, и Лука, и даже Яков, и все трое сегодня не спускали с нее глаз. Ладно, Гай понятно, а вот двое других немного нервировали своим беспокойством и заботой.

— Мы, как ты и просила, приглядывали за Альбусом Поттером,— Сибиль склонилась к подруге, не обращая внимания на чавканье Брандона.— Так вот…

— У него красивая девушка, помнишь ту брюнетку, что постоянно с ним вертится?— Стю сделал героическое усилие, проглотив все, что, как хомяк, набил себе за щеки, и широко улыбнулся.— У них явно нестандартные отношения сокурсников…

— Стю, ты баран,— закатила глаза Сибиль,— ешь лучше.

— Что? Я просто хотел сказать, что…

— Брандон,— сурово пресекла парня Мария: она прекрасно знала, что если дать Стюдгару разговориться, то они просидят тут до завтрака, так и не добравшись до сути.— Что там с Поттером?

— Он был весь день в библиотеке и читал книги по истории школы, а потом по истории гномов…

— И?— Мария напряглась: она чувствовала опасность, исходящую от этого студента Хогвартса, знала, что он умен и сообразителен, и его розыски могли стать большой проблемой, если не угрозой всему Ордену.

— Он говорил со своим другом, Конде, об освобождении гномов,— Сибиль серьезно смотрела на подругу. Стю поджал губы, было заметно, что он тоже переживает. Высший эшелон Драконов Востока знал часть Тайны, так что Сибиль и Брандон были в курсе, чем грозит всем им то, что Поттер копается в этой истории.

— Он не дурак,— заметила Мария, руки ее чуть подрагивали.— Очень быстро ухватил суть дела, но мы не можем ему позволить и дальше делать то, что ему хочется… тем более болтать об этом направо и налево.

— В какую шахту его скинуть?— улыбнулся Стю, который не терял своего вечного благодушного настроения даже в трудные моменты.

— Утром соберите мне всех, нужно посоветоваться.

— Утром?

— Да, сегодня у меня есть еще дела,— Мария вскинула голову, когда заметила, как в Зал вошла сгорбленная фигура, укутанная в мантию и перчатки. Легкий вздох облегчения сорвался с губ, и Сибиль тут же повернула голову в ту же сторону, что и ее подруга.

— Все, на сегодня свободны,— Глава Драконов поднялась и под пристальными взглядами пошла к выходу. Но она все-таки остановилась у крайней скамьи, куда опустился Феликс, потом присела и заглянула в его опущенное лицо.— Как ты, Феликс?

Парень вздрогнул и отшатнулся, сверкнув глазами.

— Все будет хорошо, вот увидишь, все будет хорошо,— она ласково погладила его по руке и поднялась прежде, чем он успел отдернуть руку. Мария чувствовала, что на нее смотрят, даже знала, кто, но не подняла головы и вышла в Нижний Зал, чтобы переодеться и немного побыть одной.

Столько всего навалилось, что голова гудела, и некогда было задуматься над тем, что она собиралась делать. Да это и к лучшему, потому что один только отблеск мысли о предстоящем перехватывал дыхание, и страх начинал струиться по венам.

Ничего, все будет хорошо. Сначала Феликс, потом Поттер, правда, что и как делать с обоими, она пока не представляла, но надеялась, что справится.

В назначенный час Мария вышла из крыла девочек и осмотрелась — Нижний Холл был пуст, позднее время гарантировало ей, что вряд ли кто-то ее увидит. Она скользнула в боковой коридор, чтобы оказаться в колоннаде Святовита, минуя Центр, и тихо вскрикнула, когда сильные руки схватили ее за плечи.

— Лука, черт побери, ты с ума сошел?!— шипя, возмутилась девушка, пытаясь справиться с дыханием и глядя в темные глаза друга.— Что ты тут делаешь?

— Жду тебя, прости, что напугал,— хорват выглядел напряженным, озабоченные морщинки пролегли по его лбу, убегая под черную челку.

— Откуда ты знал, что я выйду?— девушка вглядывалась в глаза друга, пытаясь понять, что с ним.

— Не знаю, я скорее предполагал, ты была очень напряженной и взволнованной этим вечером. Мария, что происходит?

Она вздохнула: конечно же, Лука знает ее лучше всех и не мог не заметить, но ведь Мария часто бывала в таком состоянии, и друг никогда еще не пытался так прямо спросить, что случилось, зная, что, скорее всего, Глава не сможет ему открыться. Или же сегодня он чувствовал, что ее ночная прогулка не связана с тайнами Ордена, которые она поклялась хранить? Вполне возможно, но это ничего не меняло, она не может ему сказать, потому что тогда Лука ее никуда не пустит. Какой-то частью себя Мария хотела ему рассказать, хотела, чтобы он ее не пустил, но эту часть девушка легко задавила, потому что знала, ради кого она собирается совершить этот сумасшедший поступок.

— Мария, не ходи к нему, он опасен,— попросил друг, и девушка облечено вздохнула: Лука не догадывается о том, к кому на самом деле она идет.

— Не волнуйся, все в порядке,— мягко проговорила девушка, погладив его по щеке, успокаивая.— У меня просто есть кое-какие дела, я не собираюсь к Феликсу…

Было видно, что он не поверил. Конечно же, как по-другому он мог истолковать ее сегодняшнее поведение, когда за ужином она села рядом с Цюрри и коснулась его руки? Но это к лучшему — неведение для Луки лучше, чем правда. Для всех лучше.

— Мария…

— Мне пора, а ты иди отдыхать, завтра нам предстоят непростые решения,— она отстранилась и поспешила по коридору прочь, не оборачиваясь, зная, что Лука не осмелится за ней следить.

Подземелья никогда не внушали ей страха или ненадежности, но сегодня, идя по темным глухим коридорам, Мария чувствовала холодок, что то и дело пробегал по спине. Но, наверное, подземелья школы тут были ни при чем, ей было страшно из-за того, что становилось неизбежным. Многие назвали бы ее поступок жертвой, она предпочитала интерпретировать свои действия как необходимую цену, которую нужно заплатить. И по сравнению с тем, ради чего девушка собиралась заключить сделку, ее плата была не такой уж великой…

Мария просто поменяет себя на покой для любимого человека. Даже не на жизнь, потому что этой жизнью мог распорядиться только он сам. Просто на покой, на шанс для этой жизни обрести почву под ногами…

Для Марии уже это было немало.

В каземате с низкими сводами на полу горела одна свеча, пламя разбегалось в разные стороны яркими кругами света.

— Привет,— губы предательски дрогнули, когда она подняла глаза на Гая, что сидел у стены, читая учебник.

— Думал, уже не придешь,— он поднялся с мантии, которую подстелил, и Мария опять вздрогнула, представив себе, для чего этой ночью может послужить его мантия на этом каменном полу.

— Задержали,— девушка прошла в комнату, запирая плотно двери, потом сделала несколько шагов к Гаю, который внимательно смотрел на ее спокойное внешне лицо, — и дала ему пощечину.— Зачем ты подослал к нему Юлиану? Решил успеть, пока сделка не заключена?

Ларсен потер красный след на лице, дернув головой.

— Я не подсылал, она сама решила, что хочет с ним помириться,— тихо ответил Гай, но в его глазах так ярко читалась вина. Только поэтому Мария не ударила его второй раз — за ложь.

— Постарайся сдержать свое слово, Гай.

— Как только я получу плату,— кивнул староста, делая шаг ей навстречу и заключая в ненавязчивые объятия.— Итак, Лука согласен на подобную сделку?

— Если бы он не был согласен, этой встречи бы не состоялось,— тихо ответила Мария, стараясь расслабиться и не думать о том, что ей предстояло сделать. Она убеждала себя в том, что это не может быть таким уж невыносимым актом, ведь Гай не будет ее жестоко насиловать, к тому же он ей нравился — как друг, как парень. Но она знала, что в его объятиях будет думать совсем о другом человеке…

Мягкие бережные губы коснулись ее губ, и это даже немного успокоило — не в первый раз она целуется с Гаем, это было привычно, бережно, чувственно. Хотя теперь, когда она знала вкус других губ, их яростную и безжалостную силу, ей было сложнее отдаться ощущениям…

Девушка прикрыла глаза, позволяя Гаю спустить с нее мантию, которая с тихим шорохом упала к их ногам, колыхнув пламя свечи. Стены задрожали в движущемся свете. Он стянул с нее джемпер, и Мария едва пересилила себя, чтобы не отскочить, выставив вперед руки. Ей не было противно, нет, — просто это было неправильно, в корне неправильно.

Гай выдохнул, стягивая с нее галстук, его губы порхнули по ее лицу к глазам, потом снова к губам, и девушка чувствовала, что он расстегивает ее рубашку. Новая дрожь прошла по телу, ей было холодно, внутри все словно замерзло, хотя руки лежали на широких плечах, чуть поглаживая основание шеи.

И тут все закончилось. Мария распахнула глаза и недоуменно посмотрела на Гая. Парень, кажется, сделал шаг назад, и она с удивлением заметила на его лице боль.

— Что…?— она автоматическим жестом запахнула на себе рубашку, чувствуя, как краснеют щеки.

— Ведь Лука ничего об этом не знает, Мария,— тихо проговорил Ларсен, сузив глаза.— Он слишком влюблен в тебя, чтобы вот так просто заплатить тобой за покой Цюрри, который, в сущности, не играет никакой роли во всем,— Гай дернул головой, боль на его лице сменилась понимаем, но все-таки отголоски какой-то внутренней муки еще читались в его глазах.— И никто не знает о том, что ты делаешь ради Ящера.

— Гай, это неважно, просто давай заключим сделку…

— Нет,— покачал Гай головой, отступая.— Я узнал все, что мне нужно было узнать.

— Прости?— она вздрогнула, потому что в голосе Ларсена теперь тоже была боль, уже нескрываемая.

— Я думал, что ты остановишься… Но ведь ты готова идти до конца — ради него.

— Гай…— Марию пробрала дрожь, когда она поняла, что бывший друг поставил на ней какой-то свой опыт.

— Ты пришла, ты готова была заплатить своим телом за Цюрри… Я же не слепой,— горько хмыкнул Ларсен.— Не волнуйся, считай, что я принял твою плату, больше никто не подойдет к твоему Феликсу. Но и ты больше не подходи ко мне.

Прошел, казалось, всего лишь миг, когда за ним закрылась тяжелая дверь, оставляя Марию в темноте подземелий. Она зажмурилась, надеясь сдержать слезы обиды, унижения и одиночества.

Девушка сделала шаг к стене и сползла по ней, сдерживая рыдания. Было очень больно из-за слов Гая, а особенно из-за его боли, которую она ему причинила. Свеча погасла от хлопнувшей двери, но Мария этого не заметила. Она все сильнее любила темноту и ненавидела одиночество.

Девушка вскочила на ноги, дрожащими пальцами застегивая рубашку, и кинулась прочь по коридорам. Друзья удивлялись ее способности легко запоминать дорогу, если она хоть раз прошла по ней, поэтому даже сейчас, со слезами на глазах, Мария быстро передвигалась в переплетении коридоров.

Она тихо вошла в темную келью глубоко под землей и замерла, слушая тишину. Комната была пуста. Тогда девушка сделала несколько шагов и упала на кровать, вдыхая аромат, что впитался в подушку и старый плед. Запах Феликса немного успокоил, дрожь перестала бить тело. Мария так устала…

Он так был ей нужен.

* * *

Он успел уже отвыкнуть от подземелий и каменной тишины, которая преследовала студентов Дурмстранга на каждом шагу. Даже в полном классе, при скрипе пера или лекции преподавателя, самый внимательный школьник заметит тишину — молчание векового камня, который, если верить легендам, проделал путь в миллионы лет до того, как упасть на Землю, став крошечным островком в холодных водах Ледовитого океана.

Он успел отвыкнуть, но воспоминания с четкостью и яркостью возвращались, с каждым днем все ярче. Он вспоминал ходы и повороты, которые в школьные годы мог бы найти с закрытыми глазами, столько раз они были пройдены не только днем, но и во мраке ночи, когда вся школа спала, и только горстка студентов продолжала дело, что тянулось сквозь века и будет продолжаться, пока есть хоть один человек, который держит в руке факел знания.

Удивительно, но через столько лет ему вдруг выпала честь встретиться с этим человеком. Хотя человек ли это на самом деле? Темнота подземелий вряд ли была готова дать ответ на этот вопрос, да и разве это было самым главным сейчас для него, Фридриха Фауста, бывшего члена Совета Четырех Ордена Драконов Востока? Нет, он не хотел знать имени и лица того, кто из темноты обратился к нему с просьбой встретиться и поговорить о Кирке и о Тайне. Он просто упивался торжественностью этого момента.

Все они — приближенные к Главе — всегда знали, что существует кто-то, кто знает больше них всех и кто, самое главное, знает лучше всех, что и как делать, кто не даст Тайне просочиться или кануть в века, отдавшись на волю злого случая. Все знали, но никто, кроме Главы, не общался с ним, да и, как понимал Фауст, даже самый лучший из них, даже Кирке, никогда не видел своего Учителя, а они — трое верных помощников — только догадывались о его существовании.

А теперь Фридрих стоял в абсолютно темной комнате и чувствовал в ней движение и дыхание того, кто пригласил его. Слушал и молчал, зная, что когда придет время, Учитель заговорит с ним. И Фауст с удивлением осознавал, что доверяет этому невидимке, полностью и до конца, как верил ему всегда, даже не зная о нем.

— Она уже идет,— проговорил спокойный голос из темноты.

— Хорошо, но что я должен ей сказать?— Фауст уже знал, что его пригласили для того, чтобы побеседовать с нынешней Главой Ордена, которому он столько лет был молчаливо предан, храня тайны и правила, с которыми некогда был ознакомлен.— Чего вы хотите?

— Ей тяжело, и ей кажется, что она одинока в этой борьбе, а в ее положении подобное состояние не самое лучшее. Возможно, поговорив с вами, она снова обретет почву под ногами…— голос Учителя звучал глухо, то приближаясь, то отдаляясь, но шагов не было слышно.— Да и почему бы вам просто не поделиться с ней опытом, особенно той жизни, что начнется после школы…

— Но разве я могу в этом ей помочь? Ей тогда надо бы поговорить с Кирке или кем-то другим, кто был Главой,— заметил Фауст, получая удовольствие от спокойной, ничем не обязывающей беседы в темноте, когда не надо было считывать эмоции и догадываться по выражению глаз, где ложь, а где правда. Особенно профессор Хогвартса устал за последние недели — из-за постоянного общения с Яновских, который уже, кажется, забыл о том, как не прятаться за мимикой и показывать свои истинные чувства без манипуляции людьми вокруг. Старый прием, еще со школы выученный…

— Кирке погиб несколько дней назад,— усталость и скорбь в голосе невидимого собеседника заставили мужчину вздрогнуть.

— Погиб?

— Не физически, друг мой. Его попытались сломать, и думаю, у них это почти получилось, но я еще надеюсь на то, что он будет держаться так же храбро, как в тот день, когда я впервые его увидел и вручил ему Тайну, которую он поклялся защищать даже ценой своей жизни. Но я не просил его клясться ценой жизни его семьи… Его жену и ребенка убили…

Фауст опять вздрогнул, прикрыв глаза, хотя в этой кромешной тьме не было никакой разницы. Сердце заколотилось где-то в горле, но Фридрих быстро взял себя в руки.

— Один нам с вами хорошо знакомый человек постоянно повторял, что Тайна дороже нас всех, любого из нас,— продолжил Учитель, словно дав им обоим время поскорбеть над горем товарища.— А я говорил, что каждая жизнь, отданная за Тайну, бесценна и каждая потеря — невосполнима… Но по сути это одно и то же — Тайну не должны узнать, ее не должны найти…

Фауст вздрогнул, когда в комнату прорвался тусклый луч света, раздался шорох двери, на мгновение можно было увидеть тонкую фигуру длинноволосой девушки, что несмело шагнула внутрь и закрыла за собой дверь, замерев. Ее присутствие было более осязаемым, чем присутствие Учителя.

— Простите, мне сказали, что вы меня будете ждать, профессор.

Девушка говорила с мягким акцентом, и Фридриху даже показалось, что он может вспомнить лицо Главы, он точно слышал эти мягкие нотки в мелодичном голосе.

— Да, я жду вас,— Фауст не знал, сказал ли ей Учитель, что тоже будет здесь. Воцарилась тишина. С чего начать, чего от него хотели, потому что… потому что, если он правильно помнил девушку, которая сейчас замерла в темноте, то уж кому-кому, а ей точно не нужна поддержка — такой воли и силы он не видел уже давно ни у одной представительницы женского пола, тем более школьницы. И теперь он не был удивлен, что она была избрана Главой Востока…

— Профессор, у меня к вам есть… разговор,— она начала сама, а потом добавила, словно спохватившись:— Меня зовут Мария.

— Я вас слушаю,— Фауст с удовлетворением понял, что правильно узнал ее. Не удивительно, что вокруг нее всегда так много парней.

— Вы ведь… хорошо знаете Альбуса Поттера?

Так-так, а наш пострел и тут поспел. По лицу Фауста расплылась широкая улыбка: как он не подумал, что английский вундеркинд тут же по своему прибытию ввяжется в местные внутренние конфликты и притянется к неординарным личностям. А все неординарные личности в этой школе, так или иначе, оказывались в Драконах — по разные стороны этой скрытой войны. Или же он так хорошо смог порыться в голове своего декана? И тут бы Фауст не удивился…

— Да, я знаю его очень хорошо, даже, наверное, слишком, я с ним впервые познакомился, когда ему было семь лет, и с тех пор стараюсь держать от него свои мысли закрытыми. И не ввязываться в споры…

— Скажите… если бы теоретически… Альбус оказался в курсе того, что происходит… на чьей стороне он бы оказался? Нет, не так: мог бы ваш ученик оказаться посланником внешних сил, готовых на многое, если не на все, чтобы завладеть Секретом? Найти Реликвии?— Мария спрашивала осторожно, словно взвешивая каждое свое слово.

— Я почти уверен, что Поттер и есть чей-то посланник, только вряд ли тех сил, о которых говорите вы. Понимаете ли, он сын Гарри Поттера, и одно это уже характеризует Альбуса как непримиримого борца за Свет и Добро. И я уверен, что он послан сюда, что он в курсе некоторых событий… И что намерения у него, скорее всего, совпадают с вашими. И они вовсе не связаны с Сибирской Академией, хотя готов дать руку на отсечение, что Поттер бы себя продал, лишь бы и туда сунуть свой любопытный нос,— Фауст проговорил это почти с гордостью, хотя знал, что в воспитании Ала его роли почти не было.— Расскажете, что он натворил?

— Он слишком много знает…

Было понятно, что девушка недоговаривает, но кто бы укорил Главу Ордена в этом? Уж точно не Фауст.

— И поверьте мне, Мария, он не остановится, пока не узнает все.

— Он опасен,— выдохнула Глава.

— А может, он будет только полезен?

Фауст почувствовал, как вздрогнула девушка — он и сам испугался, успев забыть, что Учитель все еще находится в комнате.

— Полезен?— казалось, что Мария не удивилась внезапному появлению второго собеседника, наверное, привыкла к таким неожиданностям.

— Раз он так много знает и будет продолжать узнавать… Давай позволим ему это, просто последим, к чему это приведет. Главное — опередите тех, кто тоже будет за ним следить. А лучше — потяните время, как сможете… Пусть пройдет Рождество… Тогда Альбус Поттер будет в вашем единоличном распоряжении.

* * *

Ноябрь принес с собой если не чувство счастья, то успокоения, по крайней мере, школа перестала уже казаться такой враждебной и чужой, студенты в основной своей массе были уже знакомыми, преподаватели изученными, проходы понятными, даже воздух каменного подземелья начинал казаться приятным и близким.

Эйидль бы могла даже сказать, что привыкла к каждодневному ворчанию Кляйн, но уж признаваться в этом девочка не собиралась, чтобы вредную крылатую няньку не разорвало от гордости.

Душу грело не только то, что от нее отстали скучающие Драконы и завелись друзья и знакомые, но и то, что отведенный ей срок — до Рождества, был уже не за горами, и исландка воспряла духом, надеясь, что все так мирно и останется до тех пор, пока Орден вконец не потеряет к ней интерес.

Но все-таки две проблемы так и остались для нее нерешенными, и если неуспеваемость по Темным Искусствам, которые она не могла никак принять ни душой, ни разумом, была, в принципе, решаема и требовала только неимоверных усилий, то враждебное отношение к ней Феликса точно решения не имело, потому что этот упрямец никак не желал с ней разговаривать или прислушиваться к тому, что Эйидль ему втолковывала.

Приближалось первое испытание Турнира, но она была уверена, что Ящер даже не думал над той загадкой, что им довелось прочесть в той круглой тайной комнате. Но, к счастью или напротив — к лишним проблемам, в секрет был посвящен Гай Ларсен, и исландка искренне надеялась, что хоть староста сможет повлиять на Феликса. Тем более что девочке надоело бегать от директора, который то и дело норовил осведомиться у Эйидль, как идут дела у Цюрри, как будто был уверен, что, как сестра, она может хоть что-то сделать с равнодушием Ящера.

Урок по Магическим существам, к всеобщему удовольствию, перенесли на «территорию», то есть в зверинец, куда профессор Цвиг собиралась их отвести. Всем было приказано прийти в варежках и с шарфами, и возбужденные голоса третьего класса «волшебников» гудели возле кабинета, нарушая тишину школы.

Эйидль улыбнулся одноклассникам, и почти все ответили ей либо приветствием, либо просто кивком головы. Хельга щеголяла расшитой муфтой, показывая друзьям.

— Эйка, предвкушаешь поход?— подруга с тех пор, как Цвиг объявила о практическом занятии в зверинце, постоянно беззлобно подшучивала над исландкой, припоминая ее первое знакомство с этим знаменитым местом.

— Да, и очень надеюсь повидать моих друзей,— отвечала неизменно Эйидль, хотя по спине проходил холодок, совсем не хотелось снова встречаться с мороками, но страх был скорее бессознательный, потому что профессор Цвиг сказала, что темой занятия будут полулюди-полузвери, а это совсем другой отсек зверинца.

Юная профессор появилась с опозданием в десять минут, что ничуть не сбило энтузиазма школьников, которые жаждали выбраться из подземелий. Ходили слухи, что снаружи все занесено снегом, и Дозорные прорыли коридоры в высоких сугробах, чтобы добираться до Айсберга и зверинца. Увидеть подобное хотелось почти всем, да и вдохнуть морозного воздуха после каменных коридоров тоже казалось заманчивым.

Цвиг построила ребят парами и пошла вперед, к «голове дракона», и Эйидль прикусила губу — она еще никогда не выходила через главный вход школы. Вообще с тех пор, как ее оставили в покое и дали ей спокойно обжиться, Дурмстранг все сильнее пленял исландку своей неповторимой темной аурой. Подземелья могли бы быть отталкивающими, если бы не расписанные стены коридоров, вырезанные фрески, фигуры, сцены из прошлого, в которые искусные мастера вделали хрустальные или драгоценные камни. Всего лишь маленького пламени хватало, чтобы осветить такой коридор — и он тут же оживал, потому что вместе с огнем начинали двигаться все волшебные существа и волшебники, нанесенные на стены и потолки. Можно было забыть о том, куда и зачем ты идешь, в очередной раз залюбовавшись сражением полчищ гномов с подземными карликами или танцем сатиров и нимф вокруг белой арки в лесу, где даже деревья двигались, словно под порывами ветра…

— Эйка, ну идем же!— ее дернул за руку одноклассник Жером, высокий тощий мальчик с покрытым веснушками лицом. Он любил разглагольствовать о том, что если бы ему позволили участвовать в Турнире Трех Волшебников, то он бы обязательно победил, хотя на Заклинаниях у него обычно куда-то неуправляемо отскакивала палочка, а на Зельях его старались не подпускать к котлу ради безопасности класса. Все говорили о том, что в классе «волшебников» ему удается удержаться только за счет глубоких познаний в Волшебных существах и отца, который поставлял в библиотеку редкие и дорогие книги и учебники.— Там же звери!— то, как Жером произнес последнее слово, вызвало смешки у большинства ребят, что уже спешили за Цвиг вверх по «голове», стараясь не отставать: наверное, таким голосом истинно верующие произносили имя своего божества, вдруг получив надежду на то, что вскоре они смогут это божество лицезреть.

Хельга закатила глаза — она относилась к мальчику со снисхождением, хотя Эйидль казалось, что одноклассник просто нравится подруге, но та стесняется в этом признаться.

На улице царила полярная ночь, укрытая снегами. Высокое черное небо было усыпано блеклыми в этот час звездами, кое-где затянуто клочками облаков, лениво ползущими к горизонту. Морозный воздух сжимал легкие и щипал ноздри, забираясь под воротники и береты.

— Не останавливаемся, не теряемся, идем строго вперед,— проговорила профессор Цвиг, ее звонкий голос далеко разнесся по тихому острову и отдался эхом в горах.

— А тут можно куда-то свернуть?— фыркнул кто-то из мальчишек, и студенты засмеялись, задирая головы, чтобы видеть край снежных стен, что обрамляли выкопанные в сугробах туннели, расходящиеся вперед, к зверинцу, и влево, к Айсбергу, который одиноко и как-то даже тоскливо помигивал в полумраке.

Юные волшебники поспешили за Цвиг, кто-то говорил о предстоящем уроке, кто-то пытался слепить снежок, а позади Эйидль и Хельги девочки полушепотом обсуждали Святочный бал, который, как уже объявили, состоится накануне Рождества, но куда ход всем школьникам до четвертого класса был заказан, а многим так хотелось туда попасть. Девочки думали о том, пригласят ли их ребята из старшего звена и что сделать для того, чтобы это произошло.

Эйидль чуть напряглась, когда они прошли под высокие белые своды зверинца, где, наверное, никогда не царило полной тишины. Школьники как-то интуитивно начали говорить тихо, хотя каждый из них не раз уже посещал это знаменитое в волшебном мире место, ставшее для студентов Дурмстранга своего рода практическим полигоном.

— Итак, сегодня мы с вами поговорим о полулюдях,— напомнила своим ученикам Цвиг, сбрасывая перчатки и уверенным шагом преподавателя, знающего свой предмет, направилась вправо по узкому коридору с такими же белыми стенами и потолками, как и в других отсеках. На звук посетителей, казалось, медленно пробуждался весь зверинец, отовсюду начал доноситься стук копыт, шорох лап, повизгивание, завывание, клекот и прочие звуки, что издавали звери и существа.

— Проходим, не боимся, а главное — ничего не трогать без спросу, мы ведь не хотим потом никого сшивать или избавлять от крыльев…

— Или чешуи,— бросил кто-то из учеников, и Эйидль резко обернулась к шутнику, чуть не упав, потому что споткнулась о порог, но вовремя схватилась за стену. Хельга понимающе взглянула на подругу, но ничего не сказала, словно негласно согласилась не затрагивать больную тему.

— Итак, давайте сначала вспомним, что мы знаем о полулюдях,— Цвиг остановилась перед первым вольером, который был значительно больше тех, которые Эйидль однажды пришлось убирать — глаз не хватало, чтобы увидеть в лесу или среди скал дальнюю стену или обитателя.— Итак, Жером?

Мальчик тут же чуть выступил вперед, глаза его были прикованы к вольеру, в котором он мечтал увидеть обитателя: «Минотавр (Греция, VIII в.)» — гласила табличка.

— Полулюди — или миксантропы, как их еще называют, считаются, волшебными существами, наделенными интеллектом и сознанием, по решению Магического Совета, который состоялся в начале XIV века в Париже, был приурочен к крупному судебному процессу, на котором судили шестерых сатиров и кентавра, составившими заговор и убившими Фабиана Третьего, главу Магического совета,— быстро рассказал Жером, стараясь быть кратким, потому что все эти истории в подробностях он уже излагал на занятиях.— К таким существам относятся те представители животного мира, которые в своем теле носят признаки как человека, так и животного, даже не одного, как например, кентавр, сатир, Юварка, Мантикора…

— Прекрасно, спасибо,— похвалила ученика профессор, улыбаясь.— Итак, сейчас мы с вами будем говорить о тех представителях данного вида Магических существ, которые представлены в нашем зверинце, и нужно заметить, что мы собрали почти всех, за некоторыми исключениями. Сейчас мы стоим перед вольером Минотавра, по всем данным, последнего живого представителя данного вида… Как нам уже рассказал мистер Денно, главный признак данного вида — они будто составлены из частей, и одна из них непременно человеческая — голова, туловище или иные признаки… То есть мы всегда можем разобрать подобное существо умственно на части. Итак, минотавр…— Цвиг привычным жестом нажала красную кнопку, и огромный вольер стал абсолютно белым. Пронзительно закричала недалеко от них Юварка, и дети вздрогнули, оглядываясь.— Посмотрите,— и профессор открыла вольер, приглашая учеников внутрь.

Эйидль сглотнула — ей совсем не нравилась идея снова шагнуть в клетку к зверям, она слишком хорошо помнила свою встречу с мороками, но на сей раз Эйидль, по крайней мере, не была одна, и это придавало мужества. Она последовала за Хельгой, взгляд тут же выхватил огромную фигуру обитателя вольера.

Старый минотавр, кажется, спал в тот момент, когда его поразило заклинание, и, наверное, даже не заметил, что его обездвижили. Большая бычья голова его была покрыта седой, курчавой шерстью, чистой и, кажется, даже расчесанной, но это показалось Эйидль еще более противным, чем если бы существо было немытым и неухоженным, ведь наверняка чистоту ему наводят, когда он беспомощен. А неподвижный Минотавр действительно казался немощным и беспомощным. Он спал, привалившись к стене, сложив на груди большие человеческие руки, покрытые светлыми волосами. На нем был длинный балахон с гербом Дурмстранга, испачканный кое-где. Но больше всего поражали огромные толстые рога, изогнутые, белые, которые, казалось, были так тяжелы, что голова Минотавра клонилась к земле под их весом.

— Итак, на какие части мы можем поделить это существо?

Эйидль вздохнула — ей явно не очень нравилась работа «на местности». Она оглядывалась по сторонам, пока студенты хором говорили о быке и человеке. Составные части ее не очень интересовали, у нее были проблемы и посерьезнее — например, Феликс. Да и в контексте урока ей становилось все более не по себе, ведь брата тоже можно было «разобрать» на части, но ведь он не существо, он человек! А многие обращались с ним так, словно ему самое место вот тут, в отсеке…

Мысли плавно перешли на Турнир — никто не посмеет тронуть Феликса, пока он Чемпион, даже сам не причинит себе вреда, и исландка даже почувствовала некоторую гордость за себя, что она смогла сделать так, чтобы брат стал участником Турнира. Все будет хорошо, только нужно отгадать загадку, понять, в чем смысл той комнаты, рисунков на стене…

— … человек в данном примере не является доминирующей составной частью, потому мы можем отнести Минотавра к подгруппе неразумных, хотя все-таки они наделены интеллектом и сознанием, но не в той доле, как скажем разумные кентавры или ламии… К тому же мы можем также классифицировать Минотавра по количеству составных частей — он относится к группе дуатов, то есть существ, что состоят из двух частей…— голос профессора Цвиг врывался в мысли Эйидль.— Дуаты — наиболее распространенные группы полулюдей: кентавры, минотавры, ламии, сатиры, русалки, древолюди… Также очень распространены триаты, и одного из них мы увидим в следующем вольере…

Студенты потянулись за профессором, иногда оглядываясь на Минотавра, который был ровесником школы, если не старше нее, и уже много веков жил в зверинце.

Эйидль последовала за Хельгой, ее не так уж и сильно увлекали все эти рассказы и переходы, хотя она, как и многие третьеклассники, никогда не бывала в этом закрытом отсеке с опасными полулюдьми. Неподалеку продолжала кричать Юварка, и исландка поежилась, надеясь, что уж вот это существо им показывать не станут — от одного крика в дрожь бросает.

Дети перешептывались, заглядывая в следующий вольер — он был белым, только пол не покрывала земля или трава — там был огромный темный водоем, а у дальней стены протянулась небольшая поляна, которая плавно уходила под воду, словно спуск, только без ступеней. Цвиг нажала кнопку, но внешне ничего не изменилось, только вода перестала двигаться, застыв темной гладкой поверхностью.

— Проходите, вставайте по краям бассейна и постарайтесь не угодить в него,— попросила профессор, поджидая, когда класс выполнит ее указания. Потом она достала палочку и направила ее на темную воду. Эйидль изумленно смотрела, как в водоеме словно образовалась воронка, вода расступилась, уходя далеко вглубь, пока не достигла замершего в подвешенном состоянии существа.

— Кентавр утопился?— пошутили ребята, и школьники рассмеялись, глядя на существо, которое обступила вода. Оно действительно напоминало кентавра — голова и торс человека, седобородого старца с резкими чертами и мускулистым телом, передними ногами коня, но туловище и задние ноги явно не принадлежали кентавру, да и все знали, что эти умнейшие существа не только не плавают в воде, но и не живут в плену у волшебников, тем более в зверинцах. Туловище у него было рыбьим, и вместо задних ног — хвост, покрытый чешуей.

— Это Ихтеокентавр, или Рыбокентавр,— пояснила профессор,— еще их называют Кентаврами-Тритонами, и они древнее, чем обычные земные кентавры, есть мнение, что знакомые нам люди-лошади вышли из воды, и Ихтеокентавры являются их предками… Подобных существ на воле осталось не так много, или же они переселились так глубоко в океаны, что люди перестали с ними встречаться. Наше стадо сейчас насчитывает восемь особей, младшей из которой восемнадцать лет…— и Цвиг позволила воде сомкнуться вокруг старца, зато нашла в воде юного обитателя этих вод — с рыжими волосами и тоненькими ножками, он был застигнут заклинанием в тот момент, когда пытался ладошками поймать хвост взрослого сородича и явно забавлялся. Студенты рассмеялись, разглядывая малыша и поражаясь, что в восемнадцать лет этот жеребенок-рыба выглядит не старше первого класса.— Итак, перед нами магическое существо из группы разумных и группы триатов — человек, лошадь, рыба…

Человек, лошадь, рыба… Эта мысль вихрем пронеслась в голове Эйидль, которая тоже рассматривала водяных кентавров. Триат!

Человек, лев, грифон…!

— Профессор, а Сфинксы тоже триаты?— громко спросила исландка, отвлекая всех от бассейна, глаза ее горели, внутри билась радость понимания.

— Да, мисс Хейдар, вы правы, Сфинкс — классический пример триата разумного, одного из самых древних триатов,— кивнула Цвиг, делая сигнал студентам покинуть вольер.— И в нашем зверинце обитает семья сфинксов, она состоит из десяти особей, и наш зверинец славится тем, что у нас живет редкий экземпляр сфинкса-мужчины. Ведь, как известно, стая сфинксов обычно состояла из одного самца и восьми-десяти его жен, поскольку самцы рождаются очень и очень редко, что не мешало этим существам активно размножаться на заре времен. Так вот после гонений, которым подверглись сфинксы в средние века — а они были почти все истреблены — восстановление мужской популяции сфинксов идет очень и очень медленно. Исследователям известны на сей момент всего лишь шестеро живых самцов, все они находятся в неволе, двое — у нас, один из них — глава семьи, и второй еще младенец, он родился пятьдесят лет назад, о чем много лет писали газеты и журналы,— с гордостью рассказывала Цвиг стоявшей рядом с ней Эйидль, видимо, радуясь благодарной слушательнице. Студенты покинули вольер, и профессор закрыла его, отжав кнопку.— Но мы очень надеемся, что в скором времени хотя бы одна из наших пяти беременных самок — а беременность у сфинксов длится восемь лет и три месяца — принесет нам еще одного самца…

Сфинкс. Эйидль внимательно слушала всю эту историю размножения, а сама думала о том, что могло бы значить изображение по частям этого существа в той спрятанной комнате. Она не так много знала о сфинксах — наверное, только то, что они много веков служили египетским магам и фараонам как охрана и подмога, и что они загадывали загадки путникам, убивая того, кто отвечал неправильно.

Загадка!

Эйидль совершенно перестала слушать профессора и даже почти не замечала того, что им показывали. До конца занятия они посетили еще два вольера — они видели веселых сатиров, которые замерли в танце вокруг костров, и сирен, отдыхавших на берегу, свесив рыбьи хвосты в воду. И хотя все боялись увидеть Юварку, все равно очень расстроились, что ее им так и не показали. Но пока они шли из отсека, то успели до смерти перепугаться, потому что на решетку вольера бросилась одна из гарпий, женщина-орел, и так пронзительно и гневно закричала, что две девочки бросились бежать, повизгивая от страха.

Обратно их повели более кратким путем, через отсек, на котором висела яркая табличка «Хищники». Студенты с любопытством разглядывали вольеры, и им посчастливилось увидеть горгулью и даже химеру, которая гневно сверкала на них красными глазами из угла вольера, и Цвиг постаралась побыстрее увести детей. Эйидль же ни в коей мере не интересовалась обитателями зверинца, а думала о той комнате, нужно было найти Феликса или Гая, уж последний точно поймет, при чем тут Сфинкс.

— Эйка,— Хельга дернула ее за рукав, и та повернула голову вправо, куда указала подруга. Посмотрела и замерла, вздрогнув, потому что на решетку в соседнем коридоре гневно бросался большой ящер, свет ярко отражался на бордовой чешуе, зверь рычал и неистовствовал, снова и снова ударяясь о прутья.

Эйидль замерла, заворожено глядя на ящера, сердце сжалось от тоски. Она видела фиолетовые глаза, длинный хвост, когти — огромного хищника, а перед глазами стоял Феликс. Девочка вздрогнула и резко отвернулась, спеша за классом и стараясь забыть об увиденном.

* * *

— Гай! Гай! Ларсен!

Он вздрогнул, когда кто-то дернул его за руку, чуть не приложив спиной о косяк двери, через которую староста в данный момент пытался пройти. Обернулся, чуть раздраженно посмотрев на бесцеремонного студента, который вмешался в его мысли, готовый отчитать, но слова замерли на губах.

— Что?— спокойно спросил Гай, глядя в карие глаза Марии. Он заметил, что она бледна и усталость оставила яркий отпечаток на ее лице, но парень заставлял себя не думать о том, что она делает ночами вместо того, чтобы отдыхать, — своих проблем хватало.

— Профессор Яновских ждет нас в своем кабинете,— так же спокойно ответила Мария, но ее глаза словно прощупывали его лицо, ища что-то. Что? Хотя он, конечно, понимал: слишком давно и хорошо Гай знал девушку. Даже после того, как он попросил ее больше никогда к нему не приближаться, после того жесткого разговора в темноте кельи, ее дыхания в темноте и ощущения ее мягкой кожи под ладонями, даже после их разрыва она будет беспокоиться, будет следить за ним. И это раздражало, хотелось крикнуть, чтобы она тратила свою заботу и время на Ящера, потому что ему, Гаю, не нужны ее подачки!

Но он промолчал, только кивнул и отступил, давая ей выйти из класса. Глаза тут же нашли сгорбленную фигуру, закутанную в мантию и перчатки, с опущенной головой и плечами. Почему Феликс так себя ведет, ведь о нем печется Мария? Как он может ходить с похоронным выражением своего обезображенного лица, когда такая девушка смотрит на него солнечным взглядом ангела, посвятившего свою небесную жизнь порождению подземелий? Гай порою ловил себя на том, что готов придушить Цюрри — то ли из ревности, то из-за злости, что Ящер не ценит того счастья, что выпало на его долю…

…Вот бы Лука прибил соперника, только ведь этот доверчивый хорват наверняка вообще не в курсе, а открывать ему глаза Гай не собирался…

— Ты идешь? Он ждет,— Мария снова посмотрела на Ларсена, и тот отвел взгляд, поправляя берет. Директор не оценит, если старосты явятся к нему с опозданием, да еще в неряшливом виде.

Они молча шли через Зал Святовита, по которому, словно муравьи, сновали студенты, стремясь закончить учебный день и отправиться отдыхать. Гаю махнули Яшек и Элен, их настороженные взгляды проводили старост, но Ларсен постарался взмахом руки успокоить друзей. У них и так было полно забот — следить за Альбусом Поттером, кандидатом на исполнителя пророчества, оказалось не так-то просто: входить в нижние уровни гостей запрещено, и приходилось делать это со всеми предосторожностями, подслушивать не всегда удавалось, а на деле угрожать хогвартчанину было пока нечем. Да и не производил этот мальчик впечатления, что его можно так просто запугать…

Гай шел за Марией по коридору головной части школы, а сам думал о том, что следовало бы возобновить работу с Эйидль, ведь оставить ее в покое навсегда он никому не обещал, к тому же обещанной ему по сделке информации он не получал. Да и Учитель уже несколько раз спрашивал, что они делают, чтобы найти Тайник, кроме слежки за Драконами Востока и поисков пропавшей библиотеки.

У Гая снова разболелась голова: он стал слишком много времени посвящать личным делам, которые все время отвлекали и изматывали, но что он мог сделать, когда каждый день видел Марию и думал о том, с кем и как она проводит время… Он ревновал, и на то, чтобы сдерживать свои чувства, тратил много сил и сосредоточенности. Если Учитель это увидит, то не сносить Ларсену головы… Или же он лишится своего статуса раньше времени…

— Гай, вы не перестарайтесь с Поттером,— тихо заговорила Мария, останавливаясь возле ниши, в которой из черного камня была вырезана голова дракона, с крупными гладкими драгоценными камнями, вдавленными в глазницы. Голова больше человеческого роста производила устрашающее впечатление: казалось, что сейчас дракон распахнет пасть и выдохнет огонь, спалив все живое вокруг.

Мария коснулась рукой кольца, что торчал из стены рядом с нишей, и пасть действительно открылась, разошлась вверх и вниз, но огня не последовало. Старосты смело шагнули на язык, который на глазах медленно сложился в лестницу, уходившую вверх, в глотку зверя, и исчезавшую в полумраке.

Они были тут не впервые — Яновских периодически вызывал их к себе для конфиденциальных разговоров, при которых обычно присутствовала и профессор Сцилла, к чему ребята тоже уже привыкли.

Лестница привела их на узкую площадку перед высокой кованой дверью, украшенной изображениями дракона, волшебника и гнома, которые держали в соединенных руках Огонь знаний. Студенты по очереди приложили руки к каменному цветку пламени, и он тут же вспыхнул, в оранжевых языках растворяя дверь.

Ребята шагнули в кабинет — и по привычке оглянулись, глядя на то, как, подобно фениксу, за их спиной из пепла встает дубовая преграда.

— Присаживайтесь,— без предисловий проговорил профессор Яновских, сидевший за своим столом. Справа от него из большого круглого окна лился свет от башни Айсберг, прорезавший полярную ночь. Старосты, как всегда, на несколько секунд залюбовались видом из единственного в школе окна (местоположение которого на поверхности знал только владелец кабинета), построенного, дабы директор Дурмстранга мог смотреть на горы и небо, предаваясь думам о судьбах его владений и силе учения. По крайней мере, именно такое завещание написали над сводами окна гномы.

Мария и Гай сели на стулья перед столом директора, глядя на Яновских, который поспешно дописывал что-то в длинном пергаменте, скрученном перед ним. У окна, на небольшой светлой софе, сидела с книгой профессор Сцилла; она даже не подняла глаз, когда вошли студенты.

— Итак,— директор оторвал глаза от своего свитка и тут же ласково улыбнулся старостам, словно дядюшка, приглашающий любимых племянников угощаться чаем и поведать о своих проблемах, хотя никакого чая им никогда не предлагали.— Итак, скоро состоится первое испытание Турнира и Святочный бал, а наш Чемпион как изображал из себя зверя-изгоя, так и изображает, а вы понимаете, чем нам это грозит…

— Он разгадал подсказку, профессор.

Мария вздрогнула и посмотрела на Гая, на лице которого было холодное равнодушие. Ларсен лишь передернул плечами — говорить о Феликсе, а тем более помогать ему, совсем не хотелось, но тут уж никуда не деться. Втянула его Эйидль, ничего не скажешь!

— Вы уверены?— Яновских был явно удивлен не меньше Марии.

— Да, я при этом присутствовал, так что об испытании можете не беспокоиться, он подготовлен…— Гай вспомнил, как Эйидль, запыхавшись, рассказывала ему о сфинксах и загадках, и староста тогда отправил исландку искать Цюрри и поведать тому все это, потому что видеть Ящера без крайней необходимости Ларсен не имел никакого желания.

— Хорошо,— Яновских потер подбородок, сейчас на его лице было почти довольное выражение, которое быстро сменилось на обеспокоенное, когда он заговорил.— А что нам делать с балом? Ведь Чемпион должен явиться туда, да еще с партнершей… Это вы можете мне обещать?— глаза директора стали суровыми, было заметно, что он не уверен в том, что подобное вообще возможно.

Гай хотел снова посмотреть на Марию, понять, что у нее за мысли по данному поводу, но не сделал этого, потому что не собирался показывать девушке — все, что касается ее и Цюрри, задевало его и почти бесило. Но он не даст ей этого понять, ни за что не проговорится, не выдаст себя даже жестом. Ему все равно, пусть она со своим Ящером хоть маленьких монстров планирует, а уж поход на бал его вообще не трогает, он-то знает, с кем туда пойдет… Наверное…

В кабинете воцарилась тишина, и только тут Ларсен понял, что преподаватели смотрят на Марию, словно она могла найти выход и предложить способ, как заставить Цюрри. Гаю тоже пришлось повернуться к девушке, но он постарался остаться равнодушным.

А Мария сидела, прикрыв глаза, ресницы ее подрагивали, руки спокойно лежали на коленях. Молчание затягивалось.

— Цюрри сведет меня в могилу,— наконец, заговорил Яновских голосом уставшего отца, который борется с причудами сына-подростка.— Он не учится, часто не приходит на занятия, посещает запрещенные коридоры, игнорирует преподавателей… И ведь я его даже исключить не могу, потому что он наш Чемпион! И чем думал Кубок, когда выбирал нам его?!

Мария вздрогнула и посмотрела на директора, Гай усмехнулся, понимая, что девушка сейчас в душе негодует из-за подобных слов профессора.

— Может, он думал о том, чтобы спасти Феликса и дать ему веру хоть во что-то?— чего-чего, а храбрости Марии было не занимать, она смело и с вызовом смотрела в глаза директора, сжав руки.— Может, Кубок думает не только о Турнире, но и юных волшебниках, которые доверяют ему свои жизни?

Снова в кабинете повисла тишина, только тихо стучала каблуками профессор Сцилла, ходившая вдоль окна.

— Итак, решения у нас нет?— почти зло нарушил молчание директор, его темные глаза то и дело возвращались к Марии.

— Профессор,— в голосе девушки звучал почти укор, и Гай думал, что Яновских вспылит и осадит студентку, но директор промолчал, взгляд его стал настороженным и цепким.

— У вас есть предложение, мисс Истенко?— Сцилла зашла за спинку кресла, в котором сидел ее коллега.

— Я сделаю так, чтобы Феликс пришел на бал, со спутницей,— осторожно пообещала Мария, глядя на Яновских и почти игнорируя профессора по Теории Темных Искусств.

— Но…?— директор явно уловил тон начатого девушкой.

— Но вы должны тоже сделать кое-что для него.

— И что же?

— Пусть Святочный бал будет бал-маскарадом.

— Простите?— брови Яновских грозно взлетели вверх.— То есть я должен нарушить многовековую традицию Святочных балов? Это будет скандал!

— Скандал будет, если наш Чемпион на него не явится,— спокойно заметил Гай, не сразу заметив, что начал защищать Марию, поддерживать, хотя и не собирался даже пальцем шевелить ради этого. Но ничего не поделаешь, привычки вряд ли можно искоренить лишь единичными усилиями воли…

— Профессор,— Мария благодарно улыбнулась Ларсену, но он сделал вид, что не заметил этого, сложив на груди руки,— у вас есть выбор: либо вы помогаете мне, облегчив Феликсу появление на балу, дав возможность закрыть лицо маской и не выделиться в толпе, либо вы должны будете объяснять, почему наш Чемпион не пришел… К тому же не думаю, что идея маскарада так уж будет противна остальным директорам и судьям, она же не отменяет самого бала, просто привносит в него немного… интриги…

— Но у студентов нет костюмов! Мы не вносили их в перечень для учебного года,— заметила Сцилла, серьезно глядя на старост.

— У нас еще есть время огласить данную новость,— заметил Гай,— и костюмы доставят сюда к сроку, если мы поторопимся…

Яновских явно раздумывал, потирая подбородок.

— Хорошо, допустим, я организую бал-маскарад, чтобы мистер Цюрри мог спрятать свои… проблемы под маской… Но как вы собираетесь заставить его туда прийти и кто согласиться быть его спутницей?

Гаю хмыкнул, но постарался скрыть этот звук за легким кашлем в кулак, потому что ответ на последний вопрос был уж слишком очевидным. Внутри снова шевельнулась ревность, и Ларсену на какие-то минуты захотелось, чтобы остальные судьи воспротивились маскараду… Но потом он понял, что речь идет не об его личной обиде, а о чести школы, поэтому подался вперед, впервые за всю беседу проявляя искреннее участие в обсуждении.

— Спутница — это не самое сложное, но, Мария, Феликс же действительно откажется предстать перед толпой студентов на балу…

Девушка легко дернула уголком губ:

— Не беспокойтесь, он там будет.

— Вы уверены?— уточнила Сцилла, кажется, только она не стремилась узнать, каким же способом Мария собирается добиться подобного чуда.

— Я сделаю все возможное,— твердо ответила староста.

Яновских некоторое время смотрел на студентов, а потом кивнул:

— Срока вам — до конца ноября, мисс Истенко.

* * *

— На следующем занятии,— профессор по Травологии, пожилая хромая волшебница, убрала на полку коробку с только что собранными Шепчущими травками и обвела класс взглядом,— мы проведем контрольную, которая и покажет, насколько хорошо за два месяца мы наполнили ваши головы…

Эйидль зевнула, убирая в сумку перчатки и совочек, которые только что помыла и вытерла после работы в подземных теплицах. Каждый раз эти сооружения поражали ее, потому что, находясь внутри парника, сложно было поверить, что над тобой метры и метры камня. Солнечный свет, ветер и даже шум деревьев на ветру — все это старательно поддерживалось профессором Малжек и ее волшебной палочкой.

Все-таки скольких проблем и трудов они все бы избежали, если бы школа не находилась под землей, да еще в Ледовитом океане!

— Эйка, ты идешь?— Хельга уже поднялась и выжидательно смотрела на подругу, накручивая локон волос на палец. Одноклассники медленно покидали класс — напротив лестницы, что вела в подземелья теплиц, широко распахнулись двери, через которые доносился гонг. Ужин.

Девочка опять зевнула, последовав за Хельгой.

— Что-то я устала,— пожаловалась исландка, потягиваясь.

— Ну, так иди спать после ужина…

— Ага, главное, что это чудовище с крыльями позволит мне просто так лечь и не даст по голове учебником, предварительно сбросив на меня чернила,— почти беззлобно проговорила Эйидль, останавливаясь у стены в Зале Святовита, чтобы не толпиться у больших закрытых врат, что вели в Центральный зал. Исландка не могла по-настоящему злиться на Кляйн, потому что признавала, что если бы не занудство и дотошность феи, то она не делала бы и половины из того, что преподаватели задавали.

— А меня позвали на бал,— спокойно сказала Хельга, и исландка, подняв глаза, поняла, что подруга носила это в себе давно, просто стеснялась сказать.

— Как здорово!— искренне обрадовалась девочка, улыбнувшись.— И кто?

— Ну,— Хельга смутилась и начала теребить край мантии,— у моего брата, он в шестом классе «гномов», есть друг… Ну, он не очень популярен среди девочек, вот брат и попросил, чтобы…

— Но все равно это здорово!— Эйидль считала, что в подобном нет ничего стеснительного или смущающего, мало ли, кто и как попадает на подобные мероприятия.— Может, этот друг вовсе и ничего?

Хельга пожала плечами, отводя глаза.

— Вот Жером умрет от ревности,— захихикала исландка, она любила поддевать подругу этим смешным мальчишкой. Хельга тоже рассмеялась.

Эйидль выпрямилась, улыбка сползла с лица, когда она увидела, как из теоретического крыла тенью выскользнул Феликс. Он смотрел под ноги, голова была втянута в плечи, и Эйидль только вздохнула, протянув Хельге сумку:

— Я на минутку.

Подруга кивнула, вполне понимая, к кому в очередной раз направилась Эйидль. С таким упорством греки осаждали Трою…

Исландка видела, как брат скрылся в боковом коридоре, явно не собираясь присоединиться к ужину — Феликс очень мало ел и еще меньше времени он проводил в обществе людей. Девочка боялась, что скоро он просто разучиться разговаривать…

Она вздохнула и собиралась уже последовать за Цюрри, но застыла, потому что в ту же низкую дверь вошла староста Мария, и Эйидль прикусила губу, не зная, что делать. Но ведь у нее есть очень хороший предлог, чтобы преследовать брата — тот так и не сделал усилий, чтобы отгадать загадку, что, как догадывалась девочка, задаст Чемпионам сфинкс на первом испытании, причем исландке казалось, что загадок будет много больше и ответы на них скрыты в круглой комнате, куда она пыталась загнать Феликса, но безуспешно… Они и поговорить-то толком не могли, а Гай отказывался помочь, ссылаясь на занятость…

Эйидль мотнула головой и последовала в коридор, освещенный тускло горящими факелами. Царил полумрак, потому что стены не были покрыты кристаллами, которые обычно отражали огонь, озаряя темный камень школы.

Она вывернула из-за поворота и застыла, едва сдержав вздох: девочка увидела, как разъяренный Феликс толкнул Марию, буквально впечатывая девушку в стену; даже в воздухе хорошо чувствовалась ярость Цюрри.

— Оставь меня в покое!— прошипел парень, отталкивая от себя старосту.— Все оставьте!

— Феликс…

От голоса Марии у Эйидль внутри все перевернулось и сжалось, девочка, не моргая, смотрела, как тонкая ладонь поднялась и мягко коснулась щеки Феликса, покрытой темно-красной чешуей. Цюрри замер на мгновение, руки его сжались — но он сбросил со своего лица ладонь Марии.

Эйидль стояла, прижавшись к стене в полумраке, и не могла отвести глаз, потому что староста снова коснулась лица ее брата, снова и снова, пока Феликс не замер, уже не сбрасывая ласкающих пальцев, словно оцепенев.

— Феликс, послушай,— и снова все внутри защемило от нежных ноток в голосе Марии,— я знаю, что тебе сложно… Но ты нужен нам, ты нужен школе…

— Оставьте меня в покое!— новая яростная вспышка, Ящер, как зверь, отскочил от девушки, стукнувшись спиной о противоположную стену коридора. Эйидль видела, как дрожат его руки, как опускается голова брата, он был то ли разъярен, то ли растерян…

— Никогда,— Мария сделала несколько шагов и встала почти вплотную к Феликсу, и Эйидль уже не удивилась, когда девушка снова коснулась рукой лица парня, словно раз за разом приручая дикого хищника. Дышать стало тяжело, хотя Эйидль не осознавала этого.— Послушай… Ты должен пойти на бал, пожалуйста…

Рык Цюрри был понятен без перевода, брат явно был не в восторге от миссии, что ему предстояла. Но Мария не позволила себя снова оттолкнуть, она стояла очень близко к прижавшемуся к стене Феликсу. Он был похож на загнанного и готового защищаться на смерть зверя.

— Только выслушай меня, прошу,— почти шелестел лаской голос Марии, она уговаривала, она приманивала Цюрри, ее тонкие пальцы мягко поглаживали чешую на щеке, и Эйидль поняла, почему брат так растерян и не двигается — именно это прикосновение, что-то в нем то ли меняло что-то в парне, то ли лишало его сил. По крайней мере, девочка никогда еще не видела брата таким покорным, сбитым с толку, замершим… И опять сжалось сердце, глаза защипало, но девочка сдержалась, впившись ногтями в ладошку.

— Это будет бал-маскарад, все будут в костюмах и масках,— заговорила снова Мария, глядя в разные глаза одноклассника,— тебе нужно только пройтись со всеми Чемпионами, а потом ты сможешь уйти, и никто тебя не заметит. Феликс, ты должен прийти, это важно для всех…

— Нет,— голос Цюрри буквально разбил установившуюся спокойную темноту, парень вздрогнул, скидывая со своего лица пальцы девушки, но она была к этому готова — поймала его затянутую в перчатку руку и сжала в ладонях.

— Я предлагаю тебе сделку,— Мария сжимала ладонь Цюрри, а тот отвернулся, явно желая уйти. И то, что он этого не делал, хотя мог, тревожило Эйидль, которая дышала через раз, не в силах уйти и не подсматривать.

— Нет.

— Это касается твоего друга-ящера… Я помогу тебе вызволить его оттуда, мы переправим его домой, в джунгли… Ты ведь хочешь ему помочь, Феликс?

Эйидль прикусила губу, на миг прикрыв глаза: ведь она видела ящера в зверинце, видела и не поняла, что брат тоже его видел и что питал к этому созданию какие-то только ему понятные чувства. А Мария знала, все знала.

Цюрри молчал, напряженно глядя на Марию, тяжело дыша от сдерживаемого гнева, которым просто пылала вся его фигура.

— Откуда…?

— Откуда я знаю?— спокойно спросила девушка, и Эйидль видела, как она сжимает руку Феликса, медленно снимает с нее перчатку, а он молчал и ничего не делал, словно ему было все равно, или же у него были сейчас более важные вопросы.— У меня везде глаза и уши, ты же знаешь…

— За мной следили?— гнев буквально пылал в голосе парня, но он все равно не двигался, словно рука в ладонях Марии или же ее слова крепко держали Феликса на месте.

— Так ли это важно? По-моему, важно то, что я могу помочь твоему другу, мы вызволим его и дадим свободу, но… ты должен выкупить ее.

— Бал?

Мария, наконец, сняла с красной руки Цюрри перчатку, ее пальцы переплелись с его, и Эйидль зажмурилась, она все еще надеялась, что брат вспылит, оттолкнет, откажется от этой нежности и близости девушки…

— И бал тоже.

— Что еще?

— Святочный бал, Феликс, ты туда придешь, с партнершей, и выполнишь все предписанные Чемпионам ритуалы…

— И кто же со мной пойдет?— ядовито спросил Цюрри, и Эйидль резко открыла глаза, сердце ее бешено забилось, потому что она была готова крикнуть, что пойдет с ним, куда угодно, что она поможет…

— Я пойду.

Исландка едва сдержала стон, прижимаясь к стене, слушая, что ответит на это Феликс, но парень молчал, видимо, просто приняв все к сведению.

— Ты же понимаешь, что одному тебе никогда не вывезти отсюда Ящера… А у меня в подчинении целый Орден…

— Орден теперь и этим занимается?— желчно спросил Цюрри, не отдергивая руки и вообще не двигаясь, лишь пристально глядя на старосту.

— Я помогаю тебе с ящером, а ты идешь на Святочный бал… И на выпускной бал тоже. Слышишь, Феликс? В условие сделки входит то, что ты будешь сопровождать меня в конце июня на выпускной…

— Зачем тебе это?

— Затем, что тогда в июне ты будешь еще жив…

Эйидль вздрогнула от боли и страха, что мелькнули в голосе Марии — тех самых боли и страха за Феликса, что испытывала и она сама, с той же глубиной ужаса при одной мысли, что парня не станет.

В полумраке коридора воцарилась тишина, Эйидль не могла отвести глаз от Феликса, который словно не замечал, как близко к нему уже стояла Мария, как крепко она держала его руку, поглаживая чешую большим пальцем. Или же именно из-за этого он не двигался и не уходил, может, была какая-то власть над ним у этой девушки, так смело и так ласково касающейся твердой изуродованной кожи Феликса…

— Свобода твоего друга в обмен на два бала,— шепотом повторила Мария, словно дождавшись минуты, когда нужно будет только чуть дожать парня.— Он не будет больше страдать и кидаться на решетки, он будет на воле, как ты и хочешь, как он хочет…

Нет, скажи «нет»…!

Скажи «да»!

Девочку разрывали противоречивые чувства, потому что она не хотела, чтобы Феликс шел куда-либо с Марией, она хотела, чтобы он пригласил на бал ее, Эйидль, хотя это и было нереально… Но еще она страстно, всей душой желала, чтобы он дал слово пойти на выпускной, что он будет жив, что не убьет себя… С кем угодно, пусть с Марией, только пусть живет…

— Живи, Феликс, просто живи,— шептала Мария, и Эйидль вздрогнула, глядя, как девушка чуть приподнимается на цыпочках и касается губ Цюрри. Она целовала парня, а он не отталкивал ее.

Эйидль бы вскрикнула, увидев, как руки Феликса взметнулись и крепко, даже жестко, впились в плечи Марии, и он поцеловал девушку в ответ — как-то яростно, властно, подавляюще, но поцеловал, сминая нежный поцелуй, подавив своей яростью, но он поцеловал… Она бы вскрикнула, но чья-то рука накрыла ее рот ладонью, вторая обвилась вокруг ее талии, и кто-то сильный утянул ее совершенно бесшумно прочь, по коридору, в дверь, в темную нишу колоннады, откуда не было видно гостеприимно распахнутых ворот Центрального зала.

— Эй, тихо, тихо, это я,— прошептал знакомый голос над ухом, когда Эйидль пришла в себя от испуга и начала вырываться. Руки разжались ровно настолько, чтобы повернуть девочку. Глаза Айзека были спокойны и полны сочувствия, словно он понимал все, что творилось сейчас внутри у Эйидль.— Ну, ты чего, крошка?

Только тут исландка осознала, что по щекам текут слезы, горло свело судорогой, и через какие-то мгновения она уже плакала на плече у друга, а он гладил девочку по волосам.

— Успокойся, все будет хорошо,— проговорил Айзек, прижимая ее к себе.— Так нужно, понимаешь? Так нужно, чтобы спасти его, Эйидль… Он будет жить, это ведь самое главное, ты же знаешь… Позволь ей спасти его.

— Что же мне делать?— прошептала исландка, пытаясь остановить слезы.

— Тебе?— было слышно, что Айзек чуть улыбается, его руки бережно гладили русые локоны Эйидль.— Тебе нужно учиться, бороться с противными Драконами, ну и ты можешь согласиться и пойти на Святочный бал с неуклюжим «гномом», который не умеет танцевать, зато неплохо заплетает косички…

Исландка вскинула голову, заглянув в чуть насмешливые глаза Айзека:

— Ты умеешь заплетать косички?

— Да, правда, это умение мне пока не очень-то пригодилось в жизни, но я не теряю надежды,— широко улыбнулся парень.— Так что? Пойдешь со мной на бал? У меня, конечно, не статус дракона и чешуи на мне нет, но я не так уж и плох…

— Мм…— девочка задумалась.— Хорошо, если тебе больше не с кем идти…

— Что значит «не с кем»? Что у тебя за низкая самооценка? Ты не последний вариант, типа «раз никто, так хоть она»… Просто у меня нет подруг, у которых бы были такие длинные волосы, чтобы заплести им косички,— снова все свел к шутке Айзек, выпуская Эйидль из медвежьих объятий.— Ну, долго я буду тебя уговаривать?

— Нет, не уговаривай, я согласна,— девочка вытерла слезы тыльной стороной ладони и шмыгнула носом, вздыхая.

— Вот и отлично, а теперь предлагаю пойти на ужин и отметить это событие. Только без мяса!

* * *

Темнота и тишина. Тень.

Наверное, он и сам уже становился тенью, которая скользила в коридорах и подземельях, не натыкаясь на дыхания и голоса, пролетая мимо, бесшумно, с тихим дыханием.

Призрак. Только ведь призраки бестелесны, а у него такая твердая чешуя, которую не берет огонь и лед и не всякое заклинание может одолеть… Да и призраки не живут в Дурмстранге, слишком глубоко: подземелья — такие глубокие — были хороши лишь для гномов, но гномы не превращались в приведений, потому что у них было много столетий, чтобы закончить все свои земные дела и не застревать между мирами…

Гномы. Феликс много раз ловил на себе взгляд Хранителя, эти черные зеркальные глаза, слепые, но всевидящие. Маленькие глаза-булавки, красные руки, сжимавшие кольцо, на котором звенели ключи от всех дверей школы… Этот гном словно был олицетворением Дурмстранга, подземной молчаливой силы, которую так ярко чувствовал Ящер и которая по ночам не давала ему заснуть, мелкими иголками воздуха впиваясь в чешую и впитываясь в кожу…

Он начинал ненавидеть школу, ненавидеть вечную тишину камня, когда он просыпался в темноте, словно заживо похороненный. Да он и был заживо похороненным — в собственном изуродованном теле, погребен в семнадцать лет глубоко внутри этого полу-зверя, который контролировал все, легко выливал на окружающих свою ненависть и свой гнев, внушающий человеку глубоко внутри этого монстра, что жизнь ничего не стоит, что ему пора уходить…

Феликс обхватил руками голову — это странное состояние двойственности в последние недели приходило все чаще, все чаще он ловил себя на том, что это не он, не он управляет своими действиями, не он любит темноту, не он яростно набрасывается на людей и мебель, не он в приступе гнева сдирает с себя чешую или разбивает плечи о стены.

Все чаще, просыпаясь в своем подземелье, несколько минут, еще на грани сна и реальности, он вдруг чувствовал себя собой, словно спящий в нем зверь на секунды отпускал контроль. И Феликс вспоминал те времена, когда был просто Неряхой, вспоминал, как они играли в снежки или пытались пробраться в крыло девочек, наедались до отвала, за что их журили беспокойные фейки… Вспоминал веселый нрав Даяны, ее цветастые фартучки… И смех, свой смех, который вдруг обрывался яростной вспышкой… И он снова был тенью, призраком себя самого, слабым и утратившим вкус к жизни, потому что утратил все, что у него раньше было… И он давно уже не сражался и теперь не мог понять, почему снова стал ощущать привкус себя самого на языке, почему зверь позволял ему это, почему иногда его непреодолимо тянуло на свет, к людям, чтобы смотреть и слышать… Словно вернулась крупица, песчинка воли, которую он давно утратил, перестав питать надеждами и верой в жизнь…

Тело ныло, явно понуждая его двигаться, куда-то идти, бродить, тенью скользить в темноте самых глубоких казематов, переходов, шахт, дышать глубокой вековой пылью, крошить камни, что лежали на дне грубо вырезанных в породе проходов и труб…

Феликс поднялся, пытаясь определить, который сейчас час. Странно, что это ему интересно — какой час. Не так уж и важно для того, кто живет в своем собственном замкнутом мире, привязанном к жизни странным магическим договором с каким-то древним чайником с синим пламенем… Наверное, это из-за Турнира все так странно, так неожиданно что-то пробуждалось внутри, словно кто-то увлекал его туда, в коридоры, в жизнь, в которой он не видел ничего и никого, кроме прошлой боли и прошлых предательств, и зверь захлебывался яростью и бессилием…

Он брел по длинному подземелью и медленно думал, думал о чем-то, что его беспокоило… Мысли ускользали, потому что он отвык размышлять о чем-то не из его замкнутой подземной жизни, ни о смерти и боли…

Феликс остановился у поворота, пытаясь понять, куда он идет. Бессмысленность теневой жизни раньше была так приятна и спокойна, но теперь его все чаще влекло из норы, словно там стало неуютно, тяжело, по-другому… И он знал, на подсознании знал, что так его бередило, от чего он бежит.

Запах. Разве тени умеют ощущать запах? Нет, это звери, они так ярко реагируют на ароматы и неосязаемые чьи-то следы, идя по дорожке обоняния. Но Феликсу никуда не нужно было идти — в его темной норе, на его постели, все вокруг было словно тонкой шелковой ниткой пропитано чужим запахом…

Он пошел дальше, словно пытаясь увернуться, отдалиться от этой мысли, которая медленно разъедала его изнутри. Он знал этот запах, а на языке постоянно появлялся его вкус — вкус покорности, нежности и мольбы, с горьким привкусом зверя, загнанного в ловушку…

Свет, попавший в коридор, заставил его остановиться и на миг затаиться, сжавшись, словно готовясь к броску на врага. Тело машинально стало неподвижным и твердым, словно пружина, инстинкты зверя все сильнее овладевали телом…

Из глубины коридора выступила фигурка, и Феликс шарахнулся назад, втягивая носом воздух, страшась снова ощутить знакомый сладковатый аромат.

— Феликс…

Он вздрогнул, этот голос будил внутри самые тяжелые и болезненные воспоминания, словно хрупкая девочка вмещала в себя все разочарования его прошлой счастливой жизни.

— Феликс, послушай же!

Он замер, глядя в большие глаза сестры, хотя какая она ему сестра? Навязанная матерью девчонка, которая почему-то все время смотрела на него вот так, протягивала руки, уговаривала, увещевала, хотела дружить… Но она была словно символ — символ разрушенной семьи, в которой он был так счастлив, но оказалось, что лишь он один, что родители не разделяли его счастья…

— Феликс, скоро первое испытание Турнира, и тебя заставят в нем участвовать,— голос Эйидль чуть дрожал, она то делала шаг вперед, то отступала, явно не зная, как будет лучше, чтобы он не ушел. А Ящер щурился от света и хотел скрыться, но темнота, что осталась позади, не манила его, пропитанная ароматом и сладко-горьким вкусом чужих губ, а идти вперед он мог, лишь оттолкнув с дороги девчонку, но прикасаться к ней он не желал, и потому стоял и смотрел на нее из-под ресниц, сжав руки.

— Феликс, пожалуйста, будь осторожен, им ведь плевать на тебя, они лишь хотят выиграть,— проговорила Эйидль, теребя край мантии, но взгляд ее был прикован к лицу брата.— Ты ведь помнишь, что мы видели в той комнате за кентаврами? Ты думал над загадкой, Феликс?

— Мне все равно,— ответил Ящер, голос его был ломким и хриплым, потому что он редко разговаривал. Звук казался ему чужим и терзающим слух.

Он не успел среагировать на ее такое стремительное движение: Эйидль бросилась к нему, прижимаясь к груди и обхватывая с такой силой, как только могли сжаться эти тонкие девичьи руки.

— Я прошу тебя, Феликс,— она подняла к нему глаза, в которых не было слез, как ожидал парень, только бесконечная мольба.— Я прошу тебя — живи. Если для этого тебе нужна Мария — пусть она будет с тобой, если что-то еще — только скажи, я прошу тебя… Но живи!

Он оттолкнул девочку, делая стремительный шаг назад, в полумрак, врезаясь в стену и сдирая с пальцев мелкие чешуйки, и сестра не стала снова к нему кидаться — замерла, сжимая руки и закусывая губу. А Феликс пытался понять, почему она заговорила о Марии, что она знает? Или же староста уже на всех углах разболтала об их сделке, которая грузом лежала на чешуйчатом сердце Ящера?

— Ты знаешь, что действительно будет бал-маскарад?— тихо спросила Эйидль, словно снова обретая силы, чтобы говорить. Феликс угрюмо смотрел на нее, предпочитая не думать обо всем этом.— Новость объявили два дня назад за ужином, но тебя там не было… И уже ждут «Касатку», на которой привезут заказанные студентами костюмы… А ты ничего не заказал… А директор сказал, что он сам позаботится о твоем костюме, но ты не волнуйся, мне показалось, что ему будут помогать старосты…

— Мне все равно,— снова обронил Феликс, сощурив глаза и стирая текущую по ободранной руке струйку крови, которая теперь нескоро остановится. Ему было важно лишь то, что его единственный друг, такой близкий, обретет свободу, и не будет больше крика в тишине зверинца и скрежета чешуи о прутья решетки… Для него это было очень важно, это было единственным, что важно.

Он развернулся и снова окунулся сначала в полумрак, а затем и во мрак подземелий, петляя по ним почти наугад, хотя инстинкт всегда выводил его из лабиринтов и останавливал у глубоких шахт, безупречное зрение не давало ошибиться, ставя ногу, но это было на уровне рефлексов, неподчиненных ему самому. Каждый раз, как он хотел тенью скользнуть в каменный колодец, чтобы покончить со всем, он не мог — тело переставало его слушаться, и он приходил в себя уже в своей коморке, куда его заводил то ли зверь, не желавший умереть, то ли Кубок, который имел над ним власть…

Феликс двигался по коридорам, то поднимаясь на уровень, то спускаясь еще глубже, он не думал — отдался инстинктам, которые гнали его вперед и вперед, лишь бы ни останавливаться. Время и пространство ничего не значили, он бы так ходил целыми днями, раньше он так и делал, затерявшись в подземельях, словно призрак этой школы, первый в ее истории, как тень прошлого, но теперь он стал слишком часто возвращаться в себя и ощущать мысли.

Вот и теперь он остановился, пытаясь понять, куда забрел и какое сейчас время суток, сколько он бродил, потом поднял руку и понял, что совсем недолго — кровь все еще медленно капала из глубоких маленьких ранок, которые потом будут чесаться, пока новые чешуйки не закроют их.

Феликс услышал шум одновременно и спереди, и сзади, тут же нырнул в темную боковую нишу и затаился, глядя на то, как абсолютно ровная и неприметная стена меняется, мираж рассеивается, и в коридор открывается тяжелая дубовая дверь, низкая в сводах, с металлическими вставками. Из нее тихо вышел высокий брюнет, огляделся и поспешил прочь мимо Феликса.

Парень выждал еще некоторое время и сделал несколько шагов к двери, протягивая руку, чтобы коснуться и убедиться, что она настоящая, а не еще один мираж.

— Как думаешь, что там прячут Драконы?

Он вздрогнул и обернулся — позади, всего в нескольких шагах от него, стояла с палочкой в руке Эйидль. В волосах ее запуталась паутина, туфли покрыла каменная пыль, ресницы тоже стали серыми от грязи подземелий.

— Я шла за тобой,— тихо ответила девочка, словно отвечая на его вопрос и медленно приближаясь, явно стараясь не испугать.— По следам крови на земле…— Эйидль встала рядом и посмотрела на руку Феликса.— Надо перевязать, но ведь ты не дашь,— спокойно проговорила она, потом коснулась рукой двери и ее тонкие пальчики сомкнулись на тяжелой металлической ручке.— Идем?

Феликс молчал, когда-то он был любопытен и даже часто старался подглядеть за Драконами, влезть в их дела, но его всегда мягко одергивали и легко перехватывали на полпути. А теперь он явно стоял перед дверью в какое-то секретное помещение, что использовали члены одного из Орденов. И ничего не чувствовал…

Но Эйидль уже потянула за ручку, и дверь тяжело, но тихо двинулась, открывая проход в освещенную комнату. Когда девочка шагнула внутрь, явно не страшась гнева тех, кто мог бы там еще находиться, Ящер неосознанно подался за ней.

— Упс,— проговорила Эйидль.

* * *

Франсуаз улыбалась. Однокурсники смотрели на нее немного испуганно, немного удивленно, потому что дё Франко не отличалась особенно покладистым и радушным характером, и улыбка на ее лице была скорее исключением, чем правилом, появлявшимся только в моменты большого триумфа.

Да и с другой стороны, почему она должна вести себя так, как ожидают от нее другие? Смеяться, если так положено, — пошлее ничего не придумать. И наплевать ей на то, что думают окружающие, кто они такие, эти окружающие? Ну, потолкутся они вместе еще полгода — а потом вряд ли будут встречаться чаще раза в год, хотя и это слишком часто для их разрозненных группок то ли друзей, то ли однокурсников. А уж встретится ли она еще хоть раз с кем-то из Дурмстранга — это вообще неизвестно…

Поэтому Франсуаз совсем не смущали взгляды, которые на нее бросали, пока девушка шествовала из библиотеки через зал Святовита к обеду, сияя широкой и бодрой улыбкой, которая словно оживляла ее тонкое лицо с серыми капельками хрустальных глаз. Девушка откинула с лица волосы и поправила на плече сумку, в которой теснились несколько томов про крупных магических существ и историю Египта.

Настроение было таким же радостно-хрустальным. Конечно, это странно, когда человек выходит из библиотеки, как с удавшейся вечеринки, но почему она должна бы грустить? Совсем близко уже было первое испытание Турнира, а его Франсуаз ждала с нетерпением, потому что уже хотела закончить этот период ожидания и на самом деле включиться в борьбу, к тому же она считала, что выполнила подготовку, и много раз уже прокрутила в голове все, что знала благодаря ключу, а значит, то, что может ей пригодится на первом испытании.

Привезут ли они сфинкса? Вполне вероятно, хотя им и везти его не придется, ведь в зверинце обязательно должен быть хотя бы один…

Придется ли им сражаться со львом, грифоном и женщиной-волшебницей?

Зачем им ключ, сыграл ли он уже свою роль в этом испытании, или следует все-таки держать его наготове, на всякий случай?

Зачем нужна будет загадка, начертанная на стене комнаты с тремя ипостасями сфинкса?

Вопросов было много, и Франсуаз не терпелось найти на них ответы, как часто она не могла дождаться конца занятия по Зельеварению, чтобы узнать, получилось ли у нее зелье, или открыть крышку на горшочке в теплице и увидеть, выросло ли из ее семечка красивое магическое растение.

— Мисс дё Франко!

Девушка остановилась у самых распахнутых дверей в Центральный зал, или Желудок, как смешно его называли школьники Дурмстранга, и обернулась. Впрочем, остановились и обернулись еще с десяток студентов, потому что каждое появление великолепной мадам Максим на публике сопровождалось открытыми ртами младшеклассников и шепотком старших девочек, отчего у студенток Шармбатона тут же кривились усмешки и чесались ноготки.

— Добрый день, профессор,— Франсуаз чуть отступила в сторону, пропуская стайку мальчиков курса третьего. Они то и дело оглядывались на огромную женщину.

— Как ваши дела?— мадам Максим ласково потрепала девушку по плечу, улыбаясь накрашенными губами.

— Все хорошо.

— Уже готовы к первому испытанию? Не страшно?

— Нет, все в порядке,— пожала плечами дё Франко, не понимая подоплеки вопросов, потому что ответы на них, как ей казалось, написаны широкой улыбкой на ее лице.

— Замечательно, мы очень на вас надеемся,— мадам Максим чуть понизила голос и почти заговорщицки спросила:— А на бал вы уже нашли себе кавалера? Вы ведь знаете, что Чемпионы должны прийти со спутниками, да к тому же профессор Яновских преподнес такой сюрприз, приятный и, конечно, удивительный, с бал-маскарадом…

Ну вот, приехали. Улыбка погасла на лице девушки, как перегоревшая лампочка, которую Франсуаз как-то на Маггловедении вкручивала двадцать пять минут, а она в итоге не прогорела и двадцати секунд.

— Так-так-так, значит, вы еще не нашли себе спутника, ай-ай-ай,— пожурила ученицу мадам Максим, оглядываясь.— Позовите вот, например, вашего однокурсника, мистера Ло,— она кивнула на высокого парня с не раз сломанным в драке носом, который он не давал залечить, считая, что горбинка его несравненно красит. Франсуаз буквально перекосило, как она представила, что придется подпрыгивать, чтобы дотянуться до руки этого гиганта, с ее-то росточком. Это рядом с директрисой все чувствовали себя равными, то есть маленькими, но вот среди однокурсников, да даже и среди младших ребят, дё Франко всегда считалась чуть ли не гномом, но ее это вовсе не смущало — как кто-то гордится сломанным носом, она ничуть не стеснялась своего роста.— Ну, ведь вы можете выбрать кого-то другого, ну, вот например…

— Профессор, я подумаю,— хмуро ответила Франсуаз, вперив взгляд в район коленей директрисы.

— Возможно, вам нужен совет или помощь, моя дорогая,— как можно более деликатно спросила мадам Максим, и девушка резко подняла голову, почти с вызовом посмотрев на профессора.

— Я могу пригласить кого угодно, мне это не стоит никаких усилий,— почти фыркнула дё Франко и огляделась, замечая группу ребят из Дурмстранга, которые как раз направлялись в Центральный зал, о чем-то тихо переговариваясь.— Это не так уж и сложно!

Девушка обошла директрису и буквально материализовалась из воздуха перед студентами, которые остановились и чуть вопросительно уставились на Франсуаз. Среди них — три мальчика, было из кого выбирать, к тому же один из них студентке Шармбатона уже знаком, потому-то ее выбор и пал на этого арийца, хотя и ростом он мог бы быть пониже, и в манерах попроще.

— Пойдешь со мной на Святочный бал?— спокойно спросила она, глядя в бледные глаза парня и пытаясь вспомнить, как того зовут, и знала ли она вообще его имя. Впрочем, разве это так важно?

Девушка в компании дурмстранговцев буквально посерела, брови ее взлетели на лоб, словно были приклеены, брюнетка тут же впилась взглядом в товарища, который, очевидно, раздумывал. Или же пытался прийти в себя от внезапности нападения. Другие ребята старались спрятать усмешки, но у них это получалось, как у гиппогрифа сделать себе маникюр.

— Да, почему нет,— наконец, выдал ариец, пожав плечами, и Франсуаз, коротко и удовлетворенно кивнув, вернулась к мадам Максим, сопровождаемая взглядами и почти шипением девушки на друзей. Странные.

— Все улажено, профессор,— довольная собой, отчиталась дё Франко, тут же отпустив из памяти эту странную сцену, потому что была несклонна жалеть о том, что уже сделано, или пережевывать свои эмоции. Она же не кисейная барышня…

Мадам Максим явно была успокоена и отправилась в зал, чтобы присоединиться к своим коллегам за столом.

* * *

«Упс» — это даже как-то совсем слабо сказано, подумал Айзек, вставая с пола и глядя на гостей. «Черт подери!», он бы сказал. Ну, или «что б тебя!». Или, например, «гномова за…!». Нет, это не стоит, тем более при дамах, да еще столь юных, и так находящихся в легком шоке от увиденного.

Старую библиотеку ярко освещали факелы, вставленные в пазы на стене, и огонь весело и как-то таинственно играл в многочисленных кристаллах, оживлявших фигуры и фрески. Алекс, очищавший с помощью большой кисти рисунки (Мария запретила использовать здесь магию без особой необходимости), вздрогнул и обернулся, широко открытыми глазами глядя на странную, можно сказать, неожиданную пару, оказавшуюся на пороге их секретной базы работ.

— Ну, проходите, раз пришли, не создавайте сквозняк,— ухмыльнулся Айзек, отряхивая штаны, в которые, впрочем, уже давно въелась вековая каменная пыль — она порою не оттиралась даже от рук, но «гнома» это никогда не смущало, даже если его назойливая и вредная фея устраивала ему разнос за немытые части тела. Мылся он! Просто Дурмстрангу он нравился в боевой раскраске, что же тут теперь поделаешь?!

Эйидль несмело сделала несколько шагов внутрь, испуганно оглядываясь, она прикусила губу, когда увидела шесть маленький скелетов у дальней стены, а потом еще один, посреди комнаты. За девочкой застыл равнодушный Феликс, было непонятно, откуда он тут взялся, да еще в компании сестры, которую, как знала вся школа, терпеть не мог.

— Ну, что ж, знакомиться не придется…

— Ты Дракон?— вдруг резко спросила Эйидль, переводя взгляд на Айзека, схватывая все на лету и за самую суть. Губы ее поджались, она словно вся собралась, готовая выдержать любой ответ.

— Я «гном»,— усмехнулся парень, показывая на свою мантию, скинутую в углу, — на ней была нашита эмблема его класса.— А тут просто на подхвате, делаем научные и исторические изыскания…

— Это старая библиотека?

Айзек видел, что Алекс настороженно наблюдает за гостями, лишь бы за палочку не схватился, вспыльчивый дракоша. Сам он смотрел на Эйидль и не перевел взгляда на Феликса даже тогда, когда тот заговорил своим странным, скрипучим голосом. Что стало с веселыми нотками звонкого соловья, которые звучали раньше, когда Цюрри часто напевал, проходя по коридорам, или же когда играл на старом пианино в классе Основ Маггловедения? Такой талант загубил, дьяволенок!

— Да.

— Значит, Драконы ее все-таки нашли? И ты им помогал?— почти обвиняюще спросила Эйидль, но ей явно было пока не до настоящего гнева, который бы обрушился на Айзека, но сейчас девочка была слишком увлечена созерцанием жертв начала войны.— Кто это? Почему они здесь?

— Слишком много вопросов,— осторожно заметил Алекс, положив кисточку и приближаясь к Айзеку.— Я позову Марию и Луку…

— Ага, а еще Гая и Элен не забудь,— фыркнула Эйидль, делая быстрый шаг к двери и явно готовясь в нее выскользнуть при первой возможности, но тогда ей бы пришлось еще выпихивать и брата, который медленно, деталь за деталью, рассматривал библиотеку.

— Так, спокойно, никто никого звать не будет, здесь и так душно,— снова постарался отшутиться Айзек.— Прости, Эй, но я не могу ничего тебе сказать, ну, сама понимаешь, этика найма на работу и все такое…

— Ты врешь, ты один из них,— девочка сузила глаза, обвиняюще глядя на парня.— И ты еще хуже, потому что они хотя бы не скрываются…!

— Лучше!— возмутился Алекс.— Он тайный шпион, он…

— Болтун — находка для шпионов,— оборвал друга Айзек, понимая, что тем самым отвечает утвердительно на все обвинения в свой адрес. Хотя Алекс и так уже все до него признал, дурачок…

— И что теперь?— опять заговорил Феликс, поднимая на «гнома» тяжелый взгляд, фиолетовый глаз отражал свет факелов не хуже кристаллов.— Отрежете языки? Забвение? Нерушимый обет? Авада Кедавра и мы по соседству?— Ящер кивнул на скелеты гномов, которые лежали нетронутыми, Мария бы голову оторвала, если бы кто-то хотя бы подошел к ним ближе, она хотела сама ими заняться, когда у нее будет больше времени и меньше надзора со стороны западников.

— Нет, мы с вас возьмем честное слово,— фыркнул Алекс, как всегда задираясь и быстро закипая, он бы еще палочку достал и встал в боевую позу. Ну, никакого у парня чувства дипломатии…

— Помолчи, волчонок-недоучка,— насмешливо попросил Айзек, почесывая затылок. Конечно, решать будет Мария, только как бы ей быстро сообщить, что она тут нужна…— Вернись к своей работе и сделай физиономию примерного Дракона,— вежливо попросил он у друга, подталкивая Алекса к стене, которую тот чистил. Парень с недовольным ворчанием снова взял кисть и вернулся к фреске, где Святовит держал свиток, а гном — мешочек и часы.

— Тебя ко мне подослали, да?— снова тихо заговорила Эйидль, ее явно волновало не столько то, что с ними могут сделать за проникновение в тайну библиотеки, сколько друг, который оказался вовсе не другом, а шпионом ненавистных ей людей.— Драконы Востока, да?— она была внимательна и догадлива, видимо, заметила, что Алекс собирался позвать не Гая, а Марию и Луку. Айзеку стало неудобно и грустно. Он не знал, что ей сказать, лгать в глаза было как-то совсем неприлично, а сознаться он не имел права…

— На твоем месте я бы не трогал,— вдруг резко заговорил Феликс, и Айзек попытался понять, о чем Ящер, но когда он проследил за глазами Цюрри, то было явно уже поздно: Алекс фыркнул и прошелся кисточкой по кристаллу, что был красиво гравирован в форме конуса и вставлен в верхнюю часть песочных часов, что держал в маленькой руке вырезанный в камне гном. Айзек хотел уже спросить, о чем Феликс говорит, но спрашивать не пришлось, потому что друг за другом случилось несколько событий.

Сначала часики чуть вдавились в стену и перевернулись, словно чтобы начать пересыпать песок в другой конус; почти сразу же от резкого порыва ветра задуло все факелы, и четверо студентов оказались в полной темноте, мертвая тишина не нарушалась даже их дыханиями, словно уши заложило. Прошло всего несколько мгновений, и раздался хриплый крик Феликса: «В сторону!», кто-то схватил Айзека, толкая в бок — а потом с резким скрежетом где-то совсем рядом упало что-то тяжелое и металлическое, глухим эхом отразившись от стен. И снова наступила тишина.

* * *

— Включите свет,— пробормотал Айзек, осторожно поднимаясь на ноги и потирая ушибленные ребра, которыми впечатался во что-то жесткое и решетчатое, но в темноте понять, что это и откуда взялось, пока не представлялось возможным. Ладно, с этим разберемся…

В библиотеке, покрытой мраком, словно на глаза надели черный непроницаемый капюшон, были слышны лишь судорожные дыхания людей, да еще странный заглушенный то ли стон, то ли рычание — тоже понять сложно, особенно не зная, откуда оно исходит.

Айзек протянул в темноте руку и нащупал виновника ноющих ребер — видимо, Феликс толкал его от этой самой решетки, но она оказалась протяженной, вот и налетел спасаемый на ту же самую преграду, благо, что она не на голову приложилась, спасибо всевидящему Ящеру, не зря у него такой интересный глаз, ох, не зря…

Что-то сильно и совсем рядом ударилось о решетку, и теперь четко и громко раздался задушенный рык. Черт… Словно зверя загнали в клетку.

— Так, все живы?— Айзек постарался не представлять себе, в какой клетке, кто и с каким зверем оказался заперт, надо срочно брать дело в свои руки.— Трупы есть?

— Что случилось?— дрогнувшим голосом спросила Эйидль откуда-то из темноты.

— Алекс руки не туда опять приложил,— с сарказмом отозвался «гном», вздрагивая, когда неведомый зверь снова кинулся на решетку.— Так, никто не двига…

— Ай!

— Эйка! Ты в порядке?— Айзек испугался за девочку и стал судорожно шарить в пыльной одежде волшебную палочку.

— Да это просто я ее в темноте нащупал,— виновато проговорил Алекс.

— Я сказал «не двигаться!»,— обронил Айзек, наконец, вспомнив, что палочка в мантии, а мантия где-то в углу сложена, чтобы не мешалась.— Тем более, не щупаться, пользуясь мраком…— сильный удар о решетку и вскрик, от которого по спине побежали мурашки.— Интересно, это существо травоядное?

— Феликс…— голос Эйидль дрожал. Тут в стороне, где предполагалась дверь, загорелся крошечный тусклый огонек чьей-то палочки.— Почему даже со светом ничего не видно?

— Так, стоп, действуем спокойно,— попросил Айзек, который сам никак не мог обрести должное в таком положении спокойствие.— Алекс, руки спрячь в карманы, пока мы куда не провалились, или ты какого василиска откуда не выпустил… Эйидль, ты видишь рядом хоть один факел? Только старайся не двигаться…

— Да.

«Гном» вздохнул и поздравил себя с первой хорошей новостью:

— Тогда зажги его и не подпускай Алекса, не дай гном-хранитель, пожар еще устроит, человек тридцать три несчастья…

Сам же Айзек пытался понять, куда делся зверь и что за решетка рядом с ним. Нет, он, конечно, мог сделаться оптимистом и решить, что за решеткой сидит какой-нибудь гигантский кролик и стучит морковкой по этой самой решетке, только ведь выживает тот, кто настраивается на худшее, значит, это он сам в клетке с этим самым «кроликом».

— Так, а где Феликс?— спохватился Айзек, и в этот момент у ребят получилось зажечь факел, который медленно разгорался, постепенно проясняя всю ситуацию, которая немного отличалась от пессимистичных — да и оптимистичных — ожиданий «гнома».

— Хорошая новость: Феликса мы нашли, а монстра придумали,— проговорил озадаченный Айзек, обводя взглядом круглое пространство, опоясанное высокой решеткой с толстыми прутьями (явно работа коротышек-строителей), которая вырастала из пола и врастала в потолок, или же наоборот, что, по сути, дела не меняло. В этом пространстве был заключен сам Айзек, да еще вместе со своим спасителем. Феликс сидел, сжавшись в комок, лицо у него оказалось разодранным, ладони тоже. Теперь понятно, кто бился о решетку, стоит просто посмотреть в затравленные, полные ярости глаза Ящера… Да, ситуация…

Айзек решил пока не двигаться — только повернул голову к Эйидль, которая не спускала испуганных глаз с братца, и Алексу, у которого пылали уши, лицо, шея, да и, наверное, непоседливая задница, которую мало в детстве пороли…

— Так, великий чистильщик кристаллов, руки в ноги — за Марией, только чтобы никому и паники не поднимать, понял?— серьезно спросил «гном», глядя на невезучего друга.— Шепотом, на ушко — но быстро, пока у нас тут не появилось больше проблем,— и парень снова скосил глаза на Феликса, который застыл, но явно ненадолго. Нет, на решетку пусть бросается, лишь бы другой какой себе жертвы не нашел, не шокировал кровавыми сценами нежную душу сестры, которая и так белая, как снег на поверхности…

— Я мигом,— пробормотал Алекс и буквально вылетел в дверь, не забыв ее придержать, когда закрывал. Умница, просто умиление берет, вот если бы он всегда так и со всем…

Айзек прижался спиной к решетке, когда Ящер полыхнул взглядом и снова бросился на клетку, явно желая выбраться. Нет, «гном» тоже этого хотел, но вот пробивать собой прутья — уж как-то совсем не по-умному.

— Может, попробовать палочкой…?— шепотом предложила Эйидль, у нее дрожали губы, когда она смотрела на то, как Феликс, опять замерев, явно копит силы на новую борьбу с металлом.

— Только не Редукто, а то нас тут всех разнесет… Всех троих, кстати,— только теперь Айзек обратил внимание на скелет гнома, что лежал тут уже много веков. Хоть этот спокойный, не буйный, успокоили уже. Странно, что останки покоятся прямо в центре замкнутого круга, словно неслучайно… Ладно, эти мысли оставим для Марии.— Лучше оставь так, сейчас мозги подтянутся, а то что-то не хочется потом твоего брата отскребать откуда-нибудь, все-таки он наш Чемпион…

Айзек пытался отвлечь девочку от созерцания явного проявления сумасшествия Ящера, но кто будет его за это порицать? Хочется буйствовать — пусть, только сам с собой, у Айзека были дела поважнее…

— Ай…

— Да, Эй…

— Можно, я подойду?

— Не стоит, лучше пока не двигайся, тебе ведь сухо и спокойно, потерпи…

— Ай…

— Что, Эй?

— Ты действительно делал все… по приказу?

— Что значит «по приказу»? По приказу я тебя охранял и оберегал, а вот дружил без всяких приказов, оно же по приказу не очень-то получилось бы,— пожал плечами Айзек, наблюдая то за Эйидль, то за ее братом, который пока тихо сидел на каменном полу у решетки и скреб окровавленную щеку. Такими темпами он тут еще и кровью истечет…

Девочка молчала, наверное, размышляла, и парень давал ей время на это — ну, сложно во всем этом разобраться, к тому же примириться, что когда-то единственный друг был к тебе подослан. Ну, что поделать? Война есть война. Он не оправдывал себя, да и с чего? Он ничего дурного не делал, никому не врал, все от души, так сказать… А времени на размышления у них хоть отбавляй, если Феликс только вот решит вылить ярость не на что-нибудь, а на кого-нибудь. Не снес бы скелет гнома, а то ведь Мария не будет очень этим довольна …

Дверь отворилась, и в помещение осторожно вошли Мария, Лука, а за ними испуганный и все еще виноватый Алекс, который закрыл плотно проход и встал у него. Видимо, собирался строить из себя стража этого странного места.

— Привет всем, присоединяйтесь к веселью,— ухмыльнулся Айзек, чувствуя облегчение: намного комфортнее решать подобные задачки с двумя Драконами из высших, чем с напуганной девочкой и ее ненормальным братцем…

— Феликс,— выдохнула Глава Драконов, концентрируя взгляд на свернувшемся в комок Ящере.

— Алекс рассказал, что случилось… Примерно,— Лука осторожно прошел в глубь библиотеки, по очереди зажигая потухшие факелы и оглядывая помещение.— Смотрите…

Все, кроме Ящера, — у того были свои нерешенные проблемы, видимо, — повернулись к стене, которую только что осветил огонь. На ней, над самыми головами мертвых гномов, мелкими, но разборчивыми рисунками и буквами было что-то начертано. Лука и Айзек посмотрели на Марию.

— Кто время тронет, повернет,

Того в железный круг замкнет.

Кристальщик выберется сам,

Чужак отдастся праотцам…

— тихо прочла девушка, покусывая губу.

— Ну, что ж, в принципе, все понятно,— проговорил Айзек, поглядывая на Феликса, с которым его в круг «замкнуло».— Только почему он,— парень указал на одноклассника-Дракона,— тронул, а я опять страдаю?

Лука несмело улыбнулся, он обходил кругом решетку, явно изучая, а Мария подошла к тому месту, где сидел Феликс, протянула руку и коснулась его плеча.

— Ой, не надо…— попросил «гном», он, конечно, не был трусом, но это легко говорить, когда ты по ту сторону клетки, в которую заперли полу-зверя. Даже вон умнейшая Юварка в зверинце постоянно воет из-за этого, а тут хищник-самоучка…

Ящер вздрогнул и дернулся прочь, но Мария удержала его, поймав окровавленную руку. Парень поморщился, фокусируя взгляд.

— Феликс, все хорошо,— тихо говорила Глава Драконов, а остальные, замерев, смотрели на это приручение хищника.— Все хорошо, ты скоро выйдешь отсюда…— казалось, что Мария что-то знает, чего не знают все остальные, и это наводило на мысли, что староста присматривает себе нового агента. Ну, конечно, Айзек мог только предполагать…— Успокойся,— она гладила его покрытую чешуей и кровью ладонь, второй рукой доставая носовой платок и обвязывая.

Ай поднял глаза и увидел Эйидль, которая прижалась к стене: она отводила глаза, чтобы не видеть, как Мария приручает ее бешеного братца. А лучше бы смотрела, училась, а то ведь Главе одной с таким диким не справиться, не может же староста все делать сама и одна?

Лука, видимо, тоже заметил, что с девочкой что-то не то, но явно списал на шок. Он подошел к Эйидль и мягко погладил по плечу, чуть улыбаясь.

— Все будет хорошо, не волнуйся…

— «Кристальщик выберется сам, Чужак отдастся праотцам…»,— повторила девочка, с испугом глядя на Драконов.— Вы… вы же не кристальщики, понимаете?

— Но мы и не «гномы», в большинстве случаев,— мягко проговорил Лука, снова поглаживая исландку по плечу. Они обменялись взглядами с Айзеком: ну да, что теперь делать с этими двумя невинно ввязавшимися во все это, непонятно. Но, с другой стороны, разве это сейчас самая насущная проблема?

* * *

— Эй, ты в порядке?— Кристин остановилась в тени одной из глубоких ниш за колоннадой Зала Святовита и ненавязчиво посмотрела на девушку, которая сжалась в комок на скамейке, скрыв лицо в притянутые к груди колени и распущенные светлые локоны. Студентка Дурмстранга, казалось, плакала.

Блондинка резко подняла голову, почти с враждебностью окинула взглядом Кристин, и эта враждебность совсем не сочеталась с красными глазами и бледным лицом.

— Тебе чем-то помочь?— тихо спросила Кристин, не в силах пройти мимо девушки, даже если ее помощь, кажется, была лишней.

— А похоже, что мне можно помочь?— почти огрызнулась студентка Дурмстранга, прищурившись, но черты ее тонкого лица медленно смягчались, словно блондинка поняла, что угрозы ей пока нет.

— Помочь можно всегда, просто по-разному,— пожала плечами хогвартчанка, осторожно опускаясь на край скамьи.— Например, просто поговорить и выслушать, иногда легче открыться незнакомцу, чем друзьям…

Светловолосая студентка молчала, уткнувшись взглядом в свои колени, пальцы ее чуть подрагивали, но у Кристин создавалось впечатление, что девушка пытается взять себя в руки.

— Я видела тебя с Конде и еще одним парнем…— прошло много времени прежде, чем она заговорила, но Кристин умела ждать и слушать даже молчание.— Я видела, как Конде на тебя смотрит…— голубые глаза пристально взглянули на хогвартчанку, словно пытаясь найти ответы на незаданные вопросы.— Тебе… тебе с ним не страшно?

Кристин чуть нахмурилась, пытаясь понять суть вопроса. Она прочла бирку на мантии: Юлиана, какое красивое и необычное имя.

— Почему мне должно быть страшно?— Кристин знала, что отвечать вопросом на вопрос некорректно, но она старалась найти связь между состоянием Юлианы и Робертом.

— Он же не человек, ну, в полном смысле. Вампир, почти… хищник…— попыталась пояснить блондинка, глядя куда-то мимо собеседницы.— И он… он так на тебя смотрит, словно… Словно хочет тебя схватить… Хочет тебя…

— Ты наблюдала за нами?— удивилась Кристин, садясь в пол-оборота к Юлиане. Обычно люди не замечали подобного, потому что не рассматривали Роберта долго и пристально, отводя взгляд.

— Да…— девушка, кажется, была растеряна таким прямым вопросом, щеки ее чуть заалели, и она стала еще более хорошенькой.— Тебе не страшно быть рядом с ним? Или ты его…?

Кристин вздохнула: как-то странно все получалось. Она собиралась помочь незнакомке справиться с ее бедой, а в итоге получился разговор о ней самой и ее отношениях с другом.

— Я его люблю,— кивнула уверенно хогвартчанка, чуть улыбнувшись уголками губ.— Но не так, как ты предполагаешь, он не мой парень. Моя половинка — это Альбус, Альбус Поттер…

— В очках который?— уточнила Юлиана, чуть подавшись вперед, в глазах ее загорелись искорки какой-то радости.— Нормальный…

— Хм, я не знаю, что ты подразумеваешь под этим словом,— усмехнулась Кристин,— Альбус… Он ненормальный, он самый ненормальный человек на всем белом свете…

— Ты любишь Альбуса, а его друг-получеловек любит тебя…— с каким-то затаенным удовлетворением произнесла блондинка. Кристин не понимала, почему новой знакомой так важно было это обстоятельство, но лишь кивнула.— Тогда… тогда как получается, что вы вместе, все трое?

— Мы любим друг друга,— просто ответила хогвартчанка, поправляя волосы.— Все было когда-то сложно, но теперь… Теперь… да, пожалуй, и сейчас сложно, но мы вместе, и это все решает…

— Почему ты выбрала Альбуса? Потому что Конде… не человек?

— Нет!— запротестовала Кристин, даже чуть отодвинувшись от Юлианы.— При чем тут это? Для меня Роберт такой же человек, как мы все… Нет, просто для меня всегда существовал только Альбус… Он… Понимаешь,— девушка широко улыбнулась,— он сумасшедший, абсолютно помешанный, гениальный… Но при этом по-детски наивный и добрый. У него на уме постоянно какие-то заумные идеи и теории, он знает то, что недоступно пониманию простого человека, в семнадцать лет он мудр не по годам, но при этом… При этом он добрый, доверчивый и часто беззащитный… Совершенно неуклюжий и бесполезный в быту… Он запросто вспомнит какое-то заумное заклинание, чтобы спасти человечество, но никогда не сможет приготовить даже яичницу…— Кристин посмотрела на Юлиану, не зная, насколько смогла рассказать ей о любимом человеке. Блондинка чуть недоуменно смотрела на нее, и Кристин вполне понимала это: тот, кто не знал Альбуса близко, мог не поверить и половине из того, о чем девушка рассказывала. Тем более не мог понять трепетного благоговения…

— И вы все трое знаете о чувствах друг друга?

— Мы же лучшие друзья… Конечно, Роберту тяжело, но мы стараемся ему помочь, облегчить его переживания. Мы его любим, Альбус души в нем не чает. Знаешь, если бы однажды встал выбор между мной и Конде, я уверена, что Ал выбрал бы друга, и я бы его поняла… Роберт пропадет один, с ним случится что-то нехорошее… Мы нужны ему, очень нужны…

— Я не понимаю. Не проще ли было бы просто расстаться с ним, а не причинять новой боли? Разве это не жестоко?— Юлиана сощурила глаза, Кристин показалось, что собеседница примиряет то, о чем они говорят, на свою собственную ситуацию, видимо, не такую далекую от хогвартского треугольника.

— Может быть, ты и права, но мы никогда так не поступим,— Кристин смело говорила и за себя, и за Поттера, потому что они знали позицию друг друга и она совпадала.— Потому что… Кто он будет без нас? Что с ним станет, если мы его оставим? Ты же сама только что говорила о том, что его можно испугаться, что он наполовину хищник… Понимаешь…— девушка дернула уголком губ,— Альбус часто говорит о том, что на первом курсе он «подобрал полузверька в Холле, помыл и откормил, и теперь не собирается снова позволить тому одичать». У Роберта сложная судьба, и мы нужны ему, чтобы он… Чтобы он был человеком, а не хищником…

Кристина видела, как Юлиана медленно прикусывает губу, а руки ее сжимаются, словно что-то в словах хогвартчанки задело ее, что-то стало причиной нового страдания.

— Эй, ты чего?— испугалась искренне Кристин, она не хотела снова расстроить девушку. Юлиана лишь покачала головой, пряча глаза.

— Мы позволили ему одичать…— срывающимся голосом, полной какой-то вины, проговорила блондинка, закрывая руками лицо.— Мы! Не только я виновата! Но почему он постоянно смотрит на меня с таким осуждением?! Почему все они обвиняют только меня?! Что я сделала такого?! Он же не полувампир, он чудовище…!

Кристин нахмурилась: если она правильно мыслила и располагала всеми нужными сведениями, то, видимо, речь тут шла о мальчике-ящере, Чемпионе Дурмстранга, о котором ходило столько слухов и сплетен. Значит, вот кто была та девушка, что изменила Феликсу с его другом, оставив одного наедине с его физическим недугом…

— Все поправимо,— мягко проговорила хогвартчанка, погладив Юлиану по плечу, сочувствуя ей, но не оправдывая. Да и кто она такая, чтобы кого-то судить? Она сама каждый день причиняла боль лучшему другу, потому что не в силах была его оттолкнуть и потерять, а он не в силах был уйти от них, его единственной семьи…

— Я не могу ничего исправить…Он не подпускает меня к себе… И я… Я боюсь его…

— Знаешь, Альбус часто говорит, что некоторые ошибки, нами совершенные, лучше доверить исправлять кому-то другому, более достойному этой миссии,— улыбнулась Кристин.

Девушки вздрогнули, когда недалеко от них, в колоннаде, раздались уверенные шаги. Юлиана подняла голову и поспешно постаралась привести себя в порядок, явно готовая в любой момент сорваться с места и удалиться, чтобы не показать своей слабости.

— Вот ты где!— в их уголке появился сам Поттер, за ним по пятам следовал немного угрюмый Роберт Конде. Красная радужка его синих глаз почти растворилась, шрам на лице не виден под упавшей на глаза челкой.— Привет, я Альбус…

— Юлиана,— кивнула блондинка, пристально глядя на полу-вампира, который сейчас казался нормальным парнем. Тот приподнял вопросительно брови.

— А этот невоспитанный субъект — Роберт,— улыбнулся широко Поттер, толкнув друга в бок.— И мы только что обсуждали, где бы найти спутницу для нашего Чемпиона на бал…

Кристин поднялась и вопросительно посмотрела на Альбуса, который лишь подмигнул ей.

— Пойдешь со мной?— спокойно спросил Конде, явно готовый к любому ответу, совершенно равнодушный и к балу, и к сидевшей перед ним девушке. Юлиана прикусила губу, чувство вины снова скользнуло по ее бледному лицу — и она коротко кивнула.

* * *

Все происходящее было похоже на сюрреалистический сон, какой-то калейдоскоп странных действий, слов и событий.

В голове гремели слова, что прочла староста, перед глазами стояло окровавленное лицо бьющегося о решетку брата, руки немели от палочки.

— Это ведь неслучайно, что гном оказался в центре, в самом центре круга,— проговорил высокий темноволосый мальчик, которого, как теперь знала Эйидль, звали Лука. У него были добрые темные глаза и закрытая улыбка. Он расхаживал вокруг клетки, иногда что-то говоря, пока Мария гладила сжатую руку Феликса, успокаивая.

Как хорошо, что брат утихомирился, было невыносимо смотреть на его метания, на его боль, которую он сам себе причинял…

У двери застыл Алекс, мальчик, из-за которого они все оказались здесь, это он повернул часы на стене, эти странные часы на этой странной стене…

Что это за место? Что они тут делают?

Драконы. Ее опять впутали в свои козни Драконы, или же она сама впуталась, да еще Феликса притащила, гонимая любопытством. И теперь она по горло завязла в этой странной комнате со скелетами, с ее тайнами, которые хотели открыть Драконы…

— Эйидль, ты хоть дышишь?

Она вздрогнула, когда Айзек смешливо окликнул ее, и все в комнате повернулись к ней, только Феликс смотрел на руки, что сжимали его окровавленную ладонь. Он же так кровью истечет…

— Надо остановить кровотечение,— тихо проворила Эйидль, кивая на брата, голос ее подрагивал, словно пламя факела от движения.

— Я пытаюсь…

— Надо сначала нас отсюда вызволить, а то что-то у меня нет желания лечь рядышком с нашим мертвым товарищем, вытянув конечности,— заметил весело Айзек, явно приободренный мыслью о том, что нападение обезумевшего Цюрри ему не грозит.

— «Кристальщик выберется сам…»,— снова повторил Лука строчку, задумчиво почесав в затылке.— Если вспомнить, что гномы-кристальщики не были ни выдающимися волшебниками, ни покорителями стихий, ни безумно сильными существами, то остается только одна их отличительная особенность, все поняли, какая?

— Они умели повелевать камнями,— тихо, от двери, проговорил Алекс, опустив глаза. Видимо, бедный не мог смотреть на результат того, что он коснулся часиков на стене.

Эйидль перевела взгляд на каменную фреску, где волшебник держал свиток, а гном — злополучные песочные часы, не понимая, почему это происходит здесь и с ней.

— Повелевать, разговаривать, слушать, общаться с ними,— дополнил Лука, почти с благоговением глядя на скелеты последних из удивительного рода повелителей камней.— Они находили кристаллы в недрах острова и создавали из них изумительные рисунки и картины, продавали их и меняли…

— А еще они были замечательными механиками, что я теперь оценил в полной мере,— фыркнул неунывающий Айзек, пытаясь пошевелить решетку, но тщетно.— Рычажок в часиках, и — хоп! — вы в клетке, черт подери!

— «Кто время тронет, повернет, того в железный круг замкнет…»,— прошептала Эйидль, пытаясь понять, что ей так знакомо в этом стихотворении, словно где-то в памяти что-то щекоталось, пытаясь подсказать выход. Но откуда она может знать этот выход?

— Я слышал, что гномы очень любили красные и желтые кристаллы, но всегда выкидывали черные и фиолетовые,— заметил Лука, глядя, как безмолвная пока Мария поднимается с колен.

Эйидль тоже повернула голову к девушке и заметила, как лицо ее приняло решительное выражение, словно на глазах она овладевала своими чувствами и становилась Главой Ордена, готовой своими руками помочь друзьям выбраться из железного круга решетки…

— Ну, конечно!— вдруг осенило исландку, она от волнения прикусила себе язык, и во рту появился привкус крови, но это было сейчас совершенно неважно. Все вздрогнули, непонимающе глядя на девочку.— Выбраться из круга!

Эйидль видела, как бледное лицо Марии озаряется пониманием, хотя откуда бы ей знать? До Айзека доходило медленнее, но и он тут же широко улыбнулся.

— Мороки — лучшие друзья гномов,— фыркнул парень, почесав затылок.— У нас еще одна загадка… Как там было, Эй?

— «Синие, зеленые, потом закрою красные, белые через один, желтые с юга, и станет ясно мне, как выбраться из круга»,— проговорила девочка, с надеждой посмотрев на Марию.— Ведь это поможет?

— Стоит попробовать,— кивнула староста, на лице ее была написана решительность, глаза то и дело возвращались к притихшему на полу Феликсу.— Так, мне понадобятся все… Алекс, твои кристаллы синие. Эйидль — зеленые. Лука — красные, я займусь белыми и желтыми… И, пожалуйста, осторожно, ничего не нажимать. Просто прикрывайте их заклинанием маскировки…

— Я его не знаю,— пришлось признаться исландке.

— Я помогу,— вызвался Алекс, и Мария кивнула, доставая свою палочку.

На несколько минут в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь словами заклинания и шорохом каменной пыли, что сползалась, закрывая и маскируя кристаллы. Один за другим исчезали с рисунков и изображений яркие камни, и комната погружалась в полумрак, потому что факелам было уже не в чем отражаться и играть светом.

— Все,— младшие ребята справились последними и обернулись. Мария пристально оглядывала стены. Эйидль последовала ее примеру: открытыми остались лишь пять кристаллов — черный, три белых и желтый.

— Что теперь?— тихо спросил Лука, подходя к старосте.

— Будем действовать тем же путем. Раз решетка опустилась при нажатии на скрытый механизм, значит, он должен как-то отжиматься,— пожала плечами девушка, явно не совсем уверенная в своем решении.— Каждый встает у кристалла, я дотянусь до двух, и по команде нажимаем, вдавливая…

— Только осторожно, я пока еще живой,— напомнил Айзек, отходя от решетки и криво усмехаясь. Наверное, это было страшно — оказаться внутри клетки.

Эйидль встала рядом с красивым белым кристаллом, поднося к нему дрожащую руку, и оглянулась. Остальные ребята тоже заняли позиции и ждали лишь команды старосты. Девушка вздохнула и тихо сказала:

— Давайте.

Исландка со всей силы нажала на кристалл. Сначала ничего не случилось, камень не поддавался, но потом он стал тонуть в стене, раздался щелчок, словно какой-то рычаг соскочил за стеной, и Эйидль оглянулась на резкий скрежет железа — решетка пошла вверх, утопая в потолке.

— Ай!— вскрикнул Айзек, вдруг опрокидываясь и падая на пол, благо, что решетка почти утонула в камне наверху. Он недоуменно смотрел на то, как из пола, отбрасывая прочь и Феликса, поднимается круглая каменная глыба, в центре которой остался лежать скелет гнома. Камень поднялся на пару футов и застыл, комнату окутала тишина.

— Свобода,— проворчал Айзек, подымаясь и отряхиваясь.

— Тут письмена,— заметил Лука, медленно подходя к камню, что выплыл из пола, и оглядывая его грани.— Мария?

Глава Драконов вздрогнула, потому что глаза ее были прикованы к встающему на ноги Феликсу, потом повернулась и тоже приблизилась к новому предмету в комнате.

— Я не знаю… Я не знаю этих букв,— призналась девушка, поморщившись.— Но мы все прочтем… А теперь давайте уйдем отсюда, и побыстрее…— ее карие глаза остановились сначала на Феликсе, потом на Эйидль.— А с вами мы решим, что делать, позже.

Началось.

Это слово, словно приговор, звенело в тихом спящем крыле, а она не могла спать, в голове было столько разрозненных мыслей, а сердце сжималось от страха…

«Началось», так сказал Учитель, когда Мария привела его в старую библиотеку с каменным постаментом посередине, возвышавшимся, словно надгробие, только тело гнома было на, а не под ним. Трепет был слышен в голосе великого наставника, но Мария в тот момент ощущала лишь страх неизвестности, хотя много дней мечтала о том, чтобы именно ее Драконам выпала честь все-таки закончить Поиск. Но сейчас ей было просто страшно, потому что они уже столкнулись с опасностью, которая бы могла стоить жизни Айзеку…

Теперь она знала, что написано на том камне, Учитель прочел письмена, но ни он, ни она не смогли понять загадку. Предстояло еще собирать ее Четверых, думать, искать, а главное — ничем не показать Драконам Запада, что они на Пути к Тайне…

Было сложно, голова должна была быть холодной, сердце — полным храбрости, ведь на кону стоят не просто Реликвии Святовита — победа в сражении за жизнь целых поколений, и они могут одним неловким движением или словом все разрушить, привести к краху…

Приходилось следить за Эйидль. Мария была уверена, что Феликс никому ничего не скажет, просто потому что он ни с кем особо не общался. Подвешенную судьбу брата и сестры тоже нужно будет решать, решать, что с ними делать. Нужно присматривать за исландкой, которая, судя по всему, оказалась действительно человеком из пророчества. Необходимо не дать Драконам Запада даже подумать о том, что девочка что-то нашла, а самой Эйидль — показать это хоть взглядом…

Еще были Альбус Поттер с его каким-то сверхчутьем и поразительными знаниями, опасными для них, для всех Драконов, непонятно что делающий в школе, весь непонятный, и Мария все равно, даже после разговора с профессором Фаустом, которому доверял сам Учитель, не могла до конца поверить Поттеру… И заняться всеми новыми звеньями цепи — Альбусом, Феликсом, Эйидль — нужно будет как можно быстрее, ближе к Рождеству.

Столько всего предстояло сделать, а сохранить холодными сердце и голову никак не получалось…

Мария поднялась с постели, накинув свитер, и в полной темноте вышла из спальни. Все крыло было погруженным в тишину ночи, хотя, она была уверена, что это только иллюзия, камни старой школы хорошо поглощали осторожные шаги и шепот. Для Дурмстранга ночная жизнь его обитателей была, впрочем, обычным делом…

В общей комнате все еще пылал камин, и девушка расшевелила угли, чтобы тепло окутало ее тело, сотрясаемое нервной дрожью от слова «началось». И дело было не только в Поиске, потому что тут скоростью продвижения вперед руководила именно она, а спешить в подобных делах Мария не считала целесообразным. Дело было в том, что завтра днем состоится первое испытание Турнира Трех Волшебников.

Ей было страшно. Страшно до дрожи, до тошноты, до головокружения, и ничего она не могла с собой поделать, потому что страх за любимого человека, такого равнодушного ко всему, особенно к собственной жизни, терзал ее сильнее, чем страх провалить доверенную ей миссию. Да, совесть говорила ей, что это неправильно, что, если что-то случится с Феликсом, это будет лишь ее личная беда, да еще нескольких человек, а потеря Реликвий приведет к всеобщей катастрофе… Но это был рассудок, а сердце девушки, всего лишь семнадцатилетней девушки, пусть и очень мудрой и сильной для своего возраста, трепетало и билось через раз от страха за израненного мальчишку, который с радостью шагнет в пасть любому монстру или бросится в пропасть…

Тихо, с привычным шорохом крыльев, рядом с ней появился Хелфер, садясь на плечо юной подопечной и поправляя ее темные локоны волос.

— Не спится…— протянула она, как бы извиняясь перед феем, что нарушает — снова, в который раз — предписанный режим.

— Я так и подумал…— сокрушенно проговорил Хел, вздыхая.— Многие в замке не спят, столько шума…

— Бедняжка,— дернула уголком губ Мария, погладив маленького друга по плечику.

— Жалко мне Гая…

— А что с ним?

Хел пожал плечами, словно давая понять, что она и так знает ответ, и она действительно знала, только старалась не думать еще и об этом, у нее столько объектов для размышления, что еще и переживания за бывшего друга, а ныне врага, не могли уже вместиться в ее переполненную голову, а сердце не выдержит столько боли…

— Потом я обязательно постараюсь с ним поговорить, но потом,— тихо пообещала Мария, прикрыв глаза. На все душевных сил ей не хватит, а Гай, он сильный, он сам справится, в отличие от Феликса…

Она вздрогнула, когда в гостиной появилась Эйидль, хотя староста не удивилась, что девочка тоже не спит. Исландка тихо прошла к камину и села напротив, подтянув коленки к груди. Ее глаза сосредоточились на Хелфере, но тот игнорировал этот взгляд.

— Мария…— наконец, нарушила тишину Эйидль.

— Да?— девушка вынырнула из своих мыслей, наверное, не таких далеких по содержанию от мыслей третьеклассницы, как бы странно это ни звучало.

— На Турнирах ведь погибали,— голос девочки дрогнул,— а он…

Староста знала, что хочет сказать сестра Феликса: их Чемпион явно только этого и желает. Но что сказать? Что он будет стараться выжить? Ложь. Что преподаватели и организаторы сделали все, чтобы состязания были безопасными? Она не была уверена, что все так и есть, вряд ли на Турнирах, что проходили ранее, взрослые не беспокоились о детях-участниках… Поэтому она молчала, давая Эйидль самой понять, что им нужно просто ждать…

— Он придет на испытание?— снова заговорила девочка.

— Я сама его приведу, профессор Яновских оставил за мной эту миссию,— хмыкнула староста, вздыхая и чуть поводя плечами. Нужно расслабиться, но это было невозможно.

— Мария…— казалось, что Эйидль что-то гложет, но она не решается высказаться.

Девушка молчала, ожидая, что скажет исландка. У девочки были очень усталые глаза, наверное, Кляйн не давала ей много отдыхать, а еще эта история с Драконами и беспокойство за брата. Айзек намекал ей уже о «романтической подростковой влюбленности, граничащей с инцестом», но сам себя и опроверг тут же, напомнив всем, что на деле Феликс и Эйидль не родственники.

— Я знаю… Я видела, что он к тебе прислушивается… Пожалуйста…

Мария скептически посмотрела на девочку: «прислушивается» — это слишком сильно сказано. Ей иногда казалось, что скорее на Феликса действует тактильный контакт, наверное, он был уверен, что никто и никогда больше не захочет к нему прикоснуться, и ее навязчивые касания его рук и лица выводили парня из равновесия, делая беззащитным и покорным. По крайней мере, Мария не знала, как еще объяснить все это…

— Наши родители… Его мама и мой папа… Они любят друг друга, но… Он так отдалился от них, он так часто обвинял свою маму в том, что он потерял семью… Наши родители, они за него переживают и решили… Мария, объясни ему, что он должен написать домой!— воскликнула Эйидль, выплескивая свои переживания так, что Хелфер от неожиданности слетел с плеча старосты.— Пусть он скажет им, что так нельзя! Его мама и папа решили вопреки своим желаниям снова жить вместе, только бы ему стало легче, но ведь это бред! Настоящий бред, потому что ему наплевать, ему ведь все равно, а они все будут страдать… Пожалуйста, Мария…

Староста смотрела на тринадцатилетнюю девочку перед собой и не знала, что сказать. Удивительный маленький человек, который вопреки всему сражается за счастье и покой близких людей, даже не обращая внимание на ненависть, собственные переживания и желания… Она была уверена, что через несколько лет именно эта девочка встанет во главе Драконов, именно она силой своего огромного сердца поведет вперед Орден, именно она встанет на защиту Тайны… Если к тому моменту Тайна еще будет в этом нуждаться…

— Я поговорю с ним,— тихо пообещала Мария, пытаясь дать Эйидль хотя бы надежду. Пусть крохотную, потому что с Феликсом разговаривать сложно, но все-таки… Пусть эта девочка почувствует, что не одна в сражении за свою семью, за покой брата, за счастье родителей.— Я постараюсь добиться от него этого, но ты же понимаешь…

— Мария, ты же можешь!— взволнованно заговорила исландка.— Ты так хорошо его умеешь успокоить, он слушает тебя… Ты имеешь над ним власть! Ты сильная, ты можешь все! Пожалуйста…!— в голосе девочки слышалось почти отчаяние — отчаяние самой достучаться до брата. Сколько сил ей потребовалось, чтобы переступить через себя и обратиться к Марии, девушке, которая не скрывает своего отношения к Феликсу, да к тому же является главой одной из двух организаций, что испортили Эйидль жизнь в первые же дни в новой школе?

— Я сделаю все, что в моих силах,— снова пообещала Мария, сочувственно глядя на Эйидль. В тринадцать лет, наверное, нелегко быть в центре разыгравшейся в жизни Феликса драмы, да еще сохранять такую силу духа и продолжать сражаться за семью и брата.

Эйидль вздохнула, видимо, усталость брала свое в этом хрупком теле. Она опустилась снова в кресло, обнимая колени, в глаза бросились милые вязаные носочки, отчего девочка казалось еще более хрупкой и беззащитной. Мария дернула уголком губ, но внутри было тяжело и неспокойно.

Часы пробили пять часов утра. Девушка вздохнула — оставалось всего четыре часа неопределенности и ожидания.

* * *

Шум, здесь было слишком много шума. Мысли не переносят шума. Неужели они этого не знают? Как зверь не переносит неволи, так мышление не переносит суетности и внешних громких звуков.

Шума много, людей много, ох, сколько людей. Но они же всегда рядом, чего удивляться? Как мысли всегда рядом с чувствами, так и человек всегда рядом с природой.

Пространство было не таким уж и большим, если сравнивать с другими пространствами, ведь все в этом мире сравнимо с другим. И что-то большое связано с чем-то малым, как воздух и вода, которые касаются поверхности друг друга с зари времен.

Стеклянные стены отвлекали, они отражали и свет, и звук, и пространство, все время хотелось вертеть головой, чтобы видеть сквозь стекло. Оно все просвечивает, кроме мыслей. Мысли всегда внутри, как цыпленок в яйце… Если яйцо разбить до того, как цыпленок вылупится, он погибнет…

Перед глазами не было стекла, только плотная каменная перегородка, высокая, очень высокая для любого человека. Не перепрыгнуть, не перелезть, не преодолеть — только мыслью. Размышления прокладывают даже самые неведомые пути, как червь в земной толще.

Возбуждение, о да, с самого рассвета возбуждение. Оно нервировало — людское возбуждение. К тому же неприятно покидать семью на рассвете, когда ты ее никогда не покидал. Словно вынуть камень из основания дома…

Совсем скоро он станет отцом. Скоро для него, все относительно в этом мире. Для людей пройдет еще три зимы и три лета, три раза выпадет и сойдет снег. А потом, через еще одну зиму, снова. Он был доволен собой, ведь все существует, чтобы рождаться, плодиться и умирать. Рождаться, чтобы мыслить; плодиться, чтобы твои дети продолжили незаконченную, оборванную тобою мысль. Вся история жизни — человека ли, зверя ли, магического существа — это история мысли, оборванной или подхваченной.

Столько пар глаз, и все прикованы к нему, уникальному, сильному, будущему и настоящему отцу. Отец может гордо носить свою голову, потому что его мысль не потеряется в веках. А дети смотрят на него, тоже продолжения — людской мысли, и они ждут, ждут чего-то важного…

А он сидит, глядя на каменную стену впереди, на дверь в ней, но не на дверь, что за ним — ту, которую охраняет, которую ему доверили охранять. Для него это честь, даже если это для людей, ведь он родился охранять, призвание древнее, как нить памяти сквозь века. Его предки охраняли людских царей в песках страны Жаркого Солнца и Своенравной Реки, пути и сокровищницы в стране Богов и Писателей, армии и секреты в стране Великих Воинов и Ученых… Цепь судьбы изменчива, но всегда прочна.

Он ждал и знал, чего ждет, и знал, что происходит, ему все объяснили. Мысли людей стали его мыслями, уникальность природы передачи. И они преобразовались в его рассуждения и размышления, не нося отпечатка тех, кто их породил. Словно за загадкой шла отгадка, если ее могли найти или хотели…

Он поднялся, и шум в зале стал громче, словно кто-то прибавил звук несовершенной мелодии бытия. Поднялся и вспрыгнул легко на высокий камень, который стоял посреди его новой клетки. Камень как трон для того, кто был царем трех видов, пусть забытым и непризнанным, но царем. Мысли, их воля и сила — вот кем он был, и ничего удивительного, что собравшиеся школьники не отрывали взгляда от его движений, так и должно быть.

Внезапно все стихло, потому что по ту сторону стекла на постамент поднялся человек, словно вторя его действиям, но не было ни в постаменте, ни в человеке того величия, что даровала природа царю и стражу. И он смотрел на всех из-за стекла в конце вытянутого, окруженного колоннами пространства с каменной перегородкой в самом его начале.

— Приветствуем вас на первом испытании Турнира Трех Волшебников!— проговорил человек, а он сидел высоко над всеми и слушал, внимал чужим мыслям.— Все три Чемпиона получили подсказки, которые должны были привести их к мыслям о том, что их ждет сегодня. Турнир выявляет самого умного и талантливого волшебника среди наших студентов, и сегодня мы начнем этот нелегкий путь соревнований. Участники по очереди войдут в стеклянный зал, где им предстоит пройти испытание на время. Итак, начнем! Первой в Куб Загадок выпала честь войти Чемпиону Шармбатона Франсуаз дё Франко.

Он поморщился от возросшего шума, так кричали потревоженные охотником птицы или испуганные хищником малые дети. Все звуки в мире были подобны, это лишь отражения внутренних мыслей, их выражение в материальном мире…

Дверь в том конце стеклянной клетки мягко щелкнула, и взгляды людей обратились туда, как и его взгляд. В каменную дверь на другом конце длинного пространства, заполненного сундуками по краям и цветными клетками, нанесенными на пол, вошла девушка с палочкой в руке, цепляясь за нее, словно это был единственный путь к спасению. Как часто существа ищут силы вне себя, когда вся сила — внутри, разве частица дерева, призванная управлять магией, заменит ту магию, которой наделен внутри каждый из собравшихся?

Наконец, она вошла в дверь в каменной стене, когда поняла, что туда просто нужно вставить ключ, простой ключ из шкатулки. Что-то важное снаружи, может оказаться важным и внутри, главное суметь увидеть, мыслью достичь сути вещей, ведь каждая вещь — это претворенная в мире мысль…

Девушка замерла, глядя на него широко открытыми глазами, в которых сквозило восхищение. О да, именно так должны смотреть на него, Стража и Царя.

— Ты ступила на путь, который охраняю я,— заговорил он, вставая на своем высоком постаменте, хвост заходил из стороны в сторону, так кот встречает мышь в переплетении коридоров судьбы и решает ее судьбу.— Здесь я Страж, а Время — спутник мой,— и он повел головой, показывая девушке большие песочные часы, готовые повернуться в любой момент, чтобы начать отсчет песчинкам жизни стоящей перед ним студентки, тоже чьей-то мысли.— Путь твой окрашен клетками, в цвета дороги Времени… Проложен силой мысли, твоей или чужой… Я Мысль, я воля, сила я, дерзай, иди ко мне… Лишь Время неподвластно мне, оно твой спутник и палач… Спеши, открой загадки дверь, отгадка ждет тебя… Лишь мысль меня прогонит прочь, как ключ от сундука…

Девушка слушала его завороженно, не отрывая глаз, и он даже улыбнулся, словно приглашая ее вступить в игру мысли, которая таила в себе все ответы, все пути, все дороги — высшую магию.

Франсуаз сделала робкий шаг вперед и ступила на первую красную клетку, и он сел на своем камне. Теперь он будет ждать и наблюдать, он не властен над Временем, это оно властно над всем сущим, так зачем его торопить в его власти?

* * *

Сердце гулко билось внутри, но не от страха, а от благоговения. Перед ней на высоком постаменте сидел сфинкс. Мерлин и Моргана, настоящий сфинкс, только не с женским, а мужским лицом. И он говорил — так странно, так напевно, словно читал какие-то стихотворные оды, и нужно было понять, что он говорит, а Франсуаз лишь могла смотреть на него и любоваться львиным телом, красивыми сложенными крыльями, мужским лицом без единого изъяна.

Она предполагала, что встретит тут именно сфинкса, но потрясение его грацией и красотой все равно было сильным, и девушка попыталась с этим справиться. Может быть, в суть первого испытания входило и то, что Чемпионы станут терять время на разглядывания магического существа, а время уже пошло…

Дё Франко взглянула на песочные часы за спиной сфинкса, рядом с дверью, которой, как она поняла, ей нужно достичь по цветным клеткам. Она опустила глаза на красный квадрат и чуть не ущипнула себя, рассердившись. Пока она рассматривала все вокруг и сфинкса, перед ней появились три сундука, которые еще недавно стояли возле стен, где за стеклом затихли зрители, тоже завороженные таинством происходящего.

— Три — цифра сущего всего, она перед тобой,— вновь заговорил-запел сфинкс,— но только лишь одна из них твой друг и выбор твой… Но помни крепко — лишь с пути сойдешь, все оборвется и начнется снова…

Так, все понятно. В первом испытании организаторы явно решили проверить, насколько быстро они соображают: чтобы вычленить смысл из слов магического зверя, нужно было внимательно его слушать и смотреть по сторонам.

Девушка коснулась палочкой правого сундука, и два других словно растворились в воздухе, тут же появляясь у стен на прежних местах. Правый чуть покачнулся, заскрипел, и крышка медленно открылась, выпуская струйку едкого дыма…

«Стой спокойно, нельзя сойти с клетки, стой спокойно»,— шептала девушка, прикусив губу и выставив вперед палочку, ожидая, какое чудовище появится сейчас перед ней.

Но вряд ли она ожидала, что из сундука появится она сама — девушка узнавала каждую деталь своей одежды, выражение лица, взгляд, убранные назад волосы. Дыхание стало прерывистым, потому что двойник — а это, скорее всего, был именно двойник, существо, которое никто не видел в его первоначальном виде, — внушал ей страх, самый настоящий страх.

— Пойдем со мной, я совершенство,— вдруг заговорило видение, мягко вышагивая из сундука и протягивая девушке руку,— я это ты, мы вместе будем силой. Вокруг меня друзей полно и любящих мужчин, я первая и в классе, и по школе. Родители меня боготворят, и комната отдельно от сестер… Идем, там хорошо, там все мечты…

Голос у двойника был завораживающим, увлекающим, а вокруг, в дымке, девушка видела все, о чем ей говорили: улыбающиеся лица друзей, мальчика с цветами, родителей, которые в кои-то веки смотрели на нее не осуждающе, а одобряюще, большую светлую комнату — как же все это опьяняло. Но Франсуаз все-таки успела понять, что это именно двойник, и не дала наваждению этого голоса, который озвучивал все ее потаенные, скрытые даже от себя самой мечты, который зазывал в мир, где все было бы по-другому, опьянить себя.

Холодная рука двойника коснулась ее, и Франсуаз даже сделала шаг вперед, к сундуку, но в последний момент отпрянула, выдергивая руку — на коже остался заметный ожог. Она вскинула палочку, бросая заклинание, и раздался звон стекла, к ногам посыпались осколки зеркала, и двойник исчез, оставив все тот же удушливый запах, который рассеивал сознание.

— Отказаться от мечты полета во имя жизни настоящей и тяжелой,— пропел голос сфинкса, и Франсуаз тряхнула головой, пытаясь рассеять пьянящую дымку из головы.

Сундук перед ней исчез, как и две клетки впереди, зато желтая клетка в середине пути загорелась еще ярче, словно приглашая девушку продолжить путь до нее. Чемпион Шармбатона взглянула на часы, что отмеривали время — треть песка уже пересыпалось вниз, и она поспешила на желтую клетку, сжимая крепче палочку.

— Наша магия нам поддается в уме, внутри твоя сила, не внешняя,— снова заговорил сфинкс, который был уже ближе и казался еще больше на своем камне.

Сердце колотилось где-то в районе горла, Франсуаз заметно волновалась, что было совсем не в ее привычках, но успокоиться теперь уже не получалось, в ушах все еще звенел заманивающий голос двойника из зеркала.

Едва она ступила на новый квадрат, как раздался скрежет решеток, девушка отпрянула, но наткнулась спиной на преграду. Она оказалась в клетке. Паника окутала Франсуаз — она плохо переносила небольшие замкнутые пространства.

— Силой разума раздвигаем стены, ломаем замки и преграды,— пропел сфинкс, невозмутимо созерцая происходящее.

Дё Франко тут же нашла взглядом замок. Палочка мелькнула в ее руке, несколько заклинаний раз за разом ударили в мощный металлический круг, но ничего не произошло. Легкая паника охватила девушку, и она воззрилась на сфинкса. А тот словно только этого и ждал.

— Ключ на весах, весы в сундуке, сундук у тебя, чем могу помочь тебе я?— проговорил зверь, и девушка посмотрела себе под ноги, чуть не хлопнув по лбу за невнимательность.

Она присела на колени возле сундука, такого же, как и остальные у стен, открыла крышку и осторожно извлекла из него старинные весы с полой подставкой, внутри которой действительно был большой ключ. Но как извлечь?

Весы были необычными, в отличие от ключа — на них было сразу три чаши, в каждой лежали монеты.

— Силой мысли найти равновесие, под силу тебе или нет?— вновь заговорил сфинкс, голос которого начинал уже раздражать, словно зверь был говорящим сводом правил, но Франсуаз принудила себя успокоиться, иначе она проиграет, толком не начав состязаться с остальными Чемпионами.— По восемь монет на каждую чашу тебе предстоит положить… Но помни — ты можешь добавить лишь столько монет, сколько уже положено в чашу, и только три раза ты вправе тревожить весы… Ни больше, ни меньше, иначе продолжишь ты путь от начала…

Франсуаз поспешно пересчитала монеты в чашах: одиннадцать, семь и шесть. Разум, разум, словно они не волшебники, а школьники-энтузиасты, зло подумала она, делая в уме пересчеты. Она готовилась применять заклинания, которые учила шесть лет, с которыми чувствовала себя уверенно, но первое испытание явно ее удивило. Хотя чему удивляться, если ключом ко всему был сфинкс?! Эти существа помешаны на загадках…

— Одиннадцать, семь, шесть,— повторяла она, пытаясь прикинуть, как побыстрее добиться результата. Туда, где одиннадцать, ничего не положишь, нигде не хватит монет, рассуждала девушка. Значит, снимать будем с самой большой горки…

Она медленно отсчитала семь монет и переложила в среднюю чашу. Весы пришли в движение, одна чаша опустилась, там теперь было четырнадцать монет, вторая поднялась выше всех. Девушка вздохнула, прикусывая губу: оставалось лишь два хода. Задача не казалась сильно сложной, просто время уходило, и долго размышлять было некогда. Либо добавить четыре в самую легкую чашу и получить восемь… Либо получить двенадцать там, где шесть, и тогда восемь будет в самой тяжелой…

Тут девушку осенило, и она поспешно переложила шесть монет к шести, а затем оттуда же четыре в самую легкую чашу. Она затаила дыхание, глядя, как чаши, в каждой из которых было равное количество монет, встали на один уровень, что-то щелкнуло, и ключ выпал на каменный пол, легко звякнув.

Пальцы дрожали, когда Франсуаз подбирала ключ, он не давался, скользя по камню, затем она долго возилась с замком. Как только тот щелкнул, решетка словно распалась на части и растворилась в воздухе, как и сундук с весами. Впереди, почти у самого камня, на котором восседал сфинкс, загорелась синяя клетка.

Девушка вздохнула и поспешила туда, чувствуя, как истекает время. Но теперь она была уверена, что это последнее испытание перед выходом, потому что для сфинкса была важна цифра три.

— Победа разума над чувством ценнее разом всех побед,— пропел зверь с человеческим лицом, когда Франсуаз ступила на синюю клетку.

И мир исчез, стало темно и тихо, словно под землей без света, даже собственного дыхания не слышно. Ей казалось, что она висит в воздухе, не понимая, где верх, а где низ, словно в невесомости. Не успела девушка испугаться, как ее тело словно облепила сотня маленьких насекомых — они ползали, порхали, сидели на ней. Она ненавидела насекомых, самое страшное, что было для нее на земле, — это пауки и прочие ползучие маленькие твари, которые внушали ей отвращение и ужас, и хотелось поскорее всех их скинуть с себя. Франсуаз инстинктивно начала отбиваться, стуча по себе руками, но лишь добилась того, что ее тело в невесомости перевернулось и стало раскачиваться.

Клетка. Если она выйдет за пределы клетки, то начнет все сначала!

Успокоиться, взять себя в руки, это только мираж, не по-настоящему. Но как же было сложно не отбиваться от тучи насекомых, когда она так ярко ощущала на себе их маленькие лапки, казалось, вот-вот — и они переберутся на лицо, в рот, в уши…

Девушка чувствовала подкатывающий к горлу ужас, но сжала крепче кулаки, тут же ярче ощущая в руке волшебную палочку. Но каким заклинанием закончить все это? Нужно успокоиться, нужно просто успокоиться и поразмыслить, сфинкс все время говорит о победе разума…

Каким?! Закончить, прекратить…

— Фините!— она даже не нашла в себе сил для непроизносимого заклинания, взмахнув палочкой на себя.

Мир вернулся на место, звуки и свет сначала испугали, но какое же было облегчение увидеть, что на ее теле никого нет, а сфинкс уже совсем рядом, все так же непроницаемо смотрит на нее.

— Все наши страхи — лишь воображение, которым нам порой так сложно управлять,— заговорил зверь, поднимаясь на лапы и широко улыбаясь.— Твой разум силу проявил сегодня, и ты в конце начального пути… Я страж его и я его хранитель, скажи пароль — и дам тебе пройти…

Франсуаз еще не оправилась от пережитого отвращения, а он снова что-то от нее хотел. За ним были часы, которые отсчитывали последние минуты для ее испытания, и там же была дверь, из которой ей нужно выйти, чтобы закончить на сегодня для себя Турнир. Пароль? Какой пароль?

Сфинкс улыбался, и Франсуаз в очередной раз поразилась, что сегодня творится с ее рассудком.

— Стих, та загадка в комнате!— сообразила девушка и вздохнула с облегчением, называя зверю слово. Тот лишь кивнул и сел, словно позволяя девушке пройти. Она кинулась мимо сфинкса к двери и буквально выпала из стеклянного пространства, тяжело дыша, окунаясь в бурю оваций и свиста, которыми ее приветствовали зрители.

Теперь дело за ее соперниками.

* * *

Роберт не умел волноваться, и, наверное, в данных обстоятельствах, это было даже на руку. Он мог злиться, пылать гневом, опалять холодом, язвить, любить, даже испытывать душевную боль — но он не умел волноваться. И хорошо, что он умел все это — так он чувствовал себя человеком, а не вампиром. Важное качество для того, чтобы глядеть в будущее с оптимизмом. Ну, он и глядел, поигрывая волшебной палочкой и глядя на Альбуса и Кристин, которым разрешили оставаться с ним до самого испытания. Впрочем, не только ему так повезло: в дальнем конце полутемной комнаты стоял, как памятник всем собравшимся полулюдям, Феликс Цюрри, а староста Дурмстранга что-то ему тихо говорила, держа за руку.

— Робин, только будь осторожен,— Кристин взволнованно сжимала его ладонь, а Альбус хмурился, явно вспоминая опыт своего отца в данном Турнире.

— Меня кремировать, если что, и никакого гроба,— усмехнулся Конде, пытаясь уловить хотя бы звук от двери, через которую ему скоро предстояло выйти, выход уже поглотил Франсуаз, и неизвестно, переварит или выплюнет….

— Не говори глупостей,— Кристин чуть побледнела, хлопнув его по руке, и Роберт ей тепло улыбнулся.

Они оглянулись, когда в комнате появился Гном-Хранитель, в руках его, как всегда, была связка ключей, он направлялся прямо к студентам Хогвартса. Пора.

— Идите,— кивнул друзьям Роберт.— А то пропустите все…

Сам он последовал за гномом, который подошел к двери и посмотрел на Чемпиона черными слепыми глазами. Потом распахнул ее и отошел.

Роберт вздохнул и вошел в стеклянный куб, который словно поглощал звуки. Впереди — каменная стена с замочной скважиной, и парень подошел, пытаясь открыть дверь волшебной палочкой. Хм, не удалось, что ж, пойдем другим путем…

Он долго рылся в складках мантии и извлек оттуда большой ключ, что дали каждому Чемпиону в начале всего этого безумного действа со шкатулками. Ключ подошел.

Фу, какое уродство. Конде стоял в начале длинного помещения с раскрашенными клетками и смотрел прямо на огромного сфинкса. Роберт считал это существо самым несуразным и некрасивым из всех магических полукровок. Человеческое лицо дико смотрелось на фоне львиной гривы, словно подавляемое, к тому же это еще и мужчина оказался.

Говорило это существо совершенно непонятно, но Конде в этом плане повезло, потому что он вырос в обществе Альбуса Поттера, которому можно было шоколада не давать, дай загадку выдать с философской мыслью внутри и завитыми узорами слов снаружи. Так что Роберт провел уже шесть лет в постоянном расшифровывании витиеватых фраз, где нужно было найти суть.

Итак, главное не сойти с квадрата, что бы там ни случилось. Успеть, пока есть песок в часах. Ну, и впереди три испытания. Что ж, вперед, все могло быть хуже, чем сфинкс с его странными фразами…

Едва Конде ступил на первую, синюю клетку, как перед ним нарисовались два сундука. Видимо, нужно будет выбрать. Он ткнул палочкой на левый, и его тут же окружила плотная, непроницаемая мгла, в которой было даже дышать тяжело. Он замер, боясь пошевелиться или ступить не туда. Было бы весело начать испытание с провала. Он облизнул губы и сморщился — на них было что-то горячее и соленое. Это что-то стекало по подбородку и капало на турнирный свитер. Роберт хотел поднять руку и утереть лицо, но вдруг понял, что в его руках что-то есть. Он опустил взгляд, хотя не понимал, зачем — в такой тьме ведь ничего не различишь.

Странно, в его руках было что-то светлое, светящееся, с темными длинными волосами и закрытыми глазами. Это что-то было теплым и мягким, и по нему тоже что-то текло.

Всего мгновение — и Роберт отшатнулся, отталкивая руками тело, с криком ужаса на губах. Тут же мгла развеялась. Он с остервенением тер рукавами лицо, но на них ничего не оставалось, вкус крови исчез даже с языка.

Конде тряхнул головой, пытаясь развеять наваждение. Он стоял в трех шагах от квадрата, тяжело дыша. Сфинкс внимательно смотрел на него, видимо, пытаясь понять, в состоянии ли Чемпион продолжать.

Что ж, первый блин комом, но не время отчаиваться. Роберт взял себя в руки, отгоняя ощущение тела матери в его руках, матери, из которой выпили кровь. Он понимал, что сейчас ему предстоит снова пережить этот ужас, самый затаенный, самый сокровенный, которым он ни с кем никогда не делился с тех пор, как убил своего отца-вампира за то, что тот не выдержал и выпил из мамы жизнь. Рука неосознанно потерла незаживающий шрам на лице — свидетельство его преступления против родителя.

— Все наши страхи — лишь воображение, которым нам порой так сложно управлять,— заговорил снова сфинкс, садясь, и Роберт лишь криво ему усмехнулся. Что понимает это создание в страхах?

Парень смело шагнул обратно в клетку, уже готовый и к тьме, и к вкусу крови, и к ощущению тела в руках — но ничего не случилось. Роберт недоуменно посмотрел на сфинкса — вдруг у них что сломалось?

— Лишь поборов свой страх, мы можем снова путь продолжить, ты справился — иди же ты вперед,— вымолвил зверь, улыбаясь, словно ожидал такой реакции от Чемпиона.

Понятно. Роберт лишь пожал плечами и нашел глазами желтую клетку, что загорелась перед ним, бросил взгляд на песочные часы и шагнул, готовый к новому потоку ужасов или какому-нибудь монстру, которому нужно будет заткнуть огнедышащую пасть или прочие места…

Но не было монстра, не было ничего, кроме сундука, который открылся, выпуская странную сладковатую дымку, от которой чувствительный к запахам Роберт поморщился. Он бы отстранился, но тогда бы пришлось начать с клетки ужасов, а он не был уверен, что второй раз ему так повезет, что чары не сработают. А оказаться снова наедине с телом матери и чувствовать ее кровь во рту — нет уж, спасибо, лучше подышать этим воздухом.

Воздух был каким-то пьянящим, расслабляющим, да и сундук как-то странно исчез, а из дымки вышла Кристин. Она была в легком белом платье — он очень любил, когда она его надевала летом. Летом они часто проводили время вместе — Альбус, Кристин и он. Всегда было тепло и хорошо. И сейчас ему было тепло и хорошо, ноги почти ощущали песок, нагретый солнцем.

— Идем,— она протянула руку, глядя ему прямо в глаза, и он тут же взял эту руку, сжимая.— Пойдем, Робин, я так тебя ждала…

Он сглотнул, глядя в ее многообещающие ему глаза, и сделал за ней шаг, еще один. Взгляд его скользнул по фигурке девушки, по ее распущенным волосам. А потом он увидел Кристин за стеклом. Она привстала рядом с Альбусом, глаза ее были полны слез и боли, Поттер держал ее за руку, нет, скорее, удерживал. И тогда все встало на свои места…

Конде резко выдернул руку, сузив глаза, и взмахнул палочкой, отгоняя видение. Послышался звон бьющегося зеркала. Черт, двойник, тьфу ты. Сердце гулко билось в груди, Конде снова посмотрел на Кристин за стеклом комнаты и ободряюще ей улыбнулся, потом перевел взгляд на часы за спиной снова заговорившего о своем сфинкса. Дамс, времени оставалось не так много, предался фантазиям, так сказать… Хорошо, что двойник не кинулся его целовать, а то бы тут мог получиться целый спектакль из невыраженных желаний Роберта Конде. Поттер и Кристин были бы шокированы…

Впереди, приглашая, горела красная клетка. Интересно, страх и желания уже испытали, что осталось? Порог смерти? Умственные потуги?

Клетка. Конде вздрогнул и хмыкнул — вот только этого ему еще и не хватало. Нет, конечно, он, как и любой человек, не любил быть замкнутым принудительно в каком-то пространстве, но все-таки это лучше, чем отбиваться от своих самых секретных мыслей и воображения.

Ну, конечно, вряд ли стоит надеяться, что выбраться отсюда можно с помощью все того же ключа. Роберт оглядел камеру-одиночку и тут же увидел сундук, внутри которого обнаружил весы с замкнутым в них ключом. Так… Конде поднял глаза на сфинкса: ну, понятно, что именно этот монстрик заправляет здесь всем. И существо действительно тут же заговорило, явно купаясь во внимании, которое ему сегодня уделяли:

— По восемь монет на каждую чашу тебе предстоит положить… Но помни — ты можешь добавить лишь столько монет, сколько уже положено в чашу, и только три раза ты вправе тревожить весы… Ни больше, ни меньше, иначе начнешь свой путь ты от синей клетки…

Конде закатил глаза: тут без переводчика не разберешься. Что ж, весы. На одной чаше одиннадцать монет, на другой — семь, на последней — шесть. Переложить можно лишь три раза и только семь или шесть монет.

Арифметика и логика. Ага, сначала потрепали нервы и чувства, и тут решили вспомнить о разуме, который уже мог бы сойти с самого себя и помахать всем ручкой… Стратеги, ничего не скажешь.

Конде почесал затылок, считая в уме. В принципе, не так все и сложно. Ему потребовалось не больше пары минут, чтобы найти нужную комбинацию, тут скорее расчет был на то, что Чемпион будет слишком волноваться и путаться, но Конде не умел волноваться.

Клетка легко исчезла, стоило парню открыть ее ключом — словно карточный домик распалась и растворилась. Даже дышать стало легче, все-таки заточение никому не на пользу.

Желанная дверь выхода была совсем близко, у него даже были несколько секунд в запасе, но ведь разве это трехсущное даст просто так выйти? Ага, Роберт и не рассчитывал. Драгоценные секунды утекали песком.

— Твой разум силу проявил сегодня, и ты в конце начального пути… Я страж его и я его хранитель, скажи пароль — и дам тебе пройти…— проговорил, никуда не торопясь, сфинкс.

— О Мерлин, и всего-то?— фыркнул Роберт, вспоминая, что у них еще в запасе была загадка. В принципе, загадка тоже была несложной, так, куча слов и завуалированных предложений.

— Магия, ответ — магия!— нетерпеливо проговорил Конде и бросился к двери, выскакивая из нее. Его тут же оглушил рев трибун, но все-таки главное было внутри — все, первое испытание позади.

* * *

Он вполне отчетливо понимал, что спрятаться или скрыться ему не позволят. Ночь прошла в постоянных метаниях по подземельям — не из-за волнения, из-за паники. Будет столько людей, и он словно на подиуме. Ужасно, он не хотел, все его существо сопротивлялось подобному… Словно зверь в цирке на арене.

— Феликс, все пройдет быстро, слышишь?

Она была рядом, опять близко, не давая ему отстраниться, уйти — от нее, ее глаз, ее прикосновений, этого шепота, который все равно ничего не мог исправить. Парень прислонился к стене, и Мария держала его за руку, гладила по щеке, даже не обращая внимания на то, что в другом конце помещения сидели трое студентов из Хогвартса.

— Феликс,— повторяла она его имя, и ему хотелось зажмуриться, забиться в какой-нибудь угол и пересидеть там всю эту суматоху. Парень до сих пор не понимал, как его имя могло оказаться в том злосчастном Кубке, он даже подозревал, что это дело рук все той же Марии, но ничего не говорил по этому поводу.

— Возьми,— шепнула она, когда Конде ушел и Гном покинул комнату, даже не взглянув в их сторону. Феликс опустил глаза — она вложила ему в ладонь какой-то маленький хрупкий шарик.— Если будет совсем тяжело и не сможешь успокоиться, просто раздави его и глубоко вдохни. Это поможет…— Мария мягко сжала его пальцы вокруг шарика и заглянула ему в глаза.— Все будет хорошо…

— Ты себя в этом уверяешь?— угрюмо спросил Феликс, отводя взгляд. Быстрее бы все это закончилось…

Они простояли в тишине еще пятнадцать минут, а потом девушка вздрогнула, потому что в комнате снова появился хранитель.

— Пора,— прошептала Мария и мягко коснулась губами его губ, отпуская руку. Она вздохнула и поспешила прочь из комнаты в зал, чтобы видеть то, что будет происходить в стеклянной комнате.

Феликса пробрала дрожь — замкнутое пространство угнетало и давило, по шее пробежали неприятные мурашки. Он некоторое время стоял, глядя на каменную стену перед ним и не желая никуда идти дальше. Интересно, что будет, если он просто тут сядет и ничего не будет делать?

Наверное, он бы так и поступил, но замкнутость стен небольшого помещения и сотни пар глаз, что смотрели на него из-за стекол, тревожили его и злили.

Если есть замок, значит, должен был ключ. Этот треклятый ключ…

Феликс легко нашел в кармане брюк искомый предмет и вошел в чуть большее, но тоже замкнутое пространство. Его взгляд встретился с желтыми глазами сфинкса. И не человек, и не зверь. Существо составное. Как он. Хотя у сфинкса оставалось человеческое лицо, а у Феликса… На несколько секунд парень даже позавидовал сфинксу, хотя, конечно, никогда бы не согласился поменяться с ним местами. Какая разница — гоблин ты или гном, в любом случае ты не человек, а человекоподобное существо…

Сфинкс пристально смотрел на него, явно чего-то ожидая. Зверь завораживал своим родством, какой-то близостью к парню, что стоял перед ним, даже не достав палочки.

— Твой путь по клеткам обозначен, ты третий — выбора и нет,— заговорил сфинкс, и Феликс вздрогнул, тут же находя глазами раскрашенные клетки.— Сойдешь с пути — начнешь сначала, но помни — время как песок, успей назвать пароль от двери, или останешься со мной…

Перспектива остаться со сфинксом Феликса совсем не смущала, вот только ведь это грозит ему постоянной стеклянной клеткой, в которую не доходят внешние звуки. Зато прекрасно видно, как сотни пар глаз следят за каждым твоим движением. Зверинец в действии…

Парень вздохнул и вошел в ярко горевшую желтую клетку — и дернулся, прикусывая язык, дыхание стало частым и почти диким. Вокруг него сомкнулась клетка, настоящая, маленькая, совсем как тогда, в том затхлом помещении, в котором ему было страшно и больно, в котором он не помнил себя от ужаса и ярости пойманного зверя. Все повторялось…

Он бросился на решетку, перед глазами все застлала красная пелена, руки врезались в прутья, Феликс совсем потерял голову и себя, тяжело и часто дыша, морщась от сладковатого запаха, терзавшего его…

Но внезапно ему стало легче дышать, тело уже не трясло от ужаса, пелена рассеивалась, он снова мог мыслить. Руки ныли, но все было четким и полным какого-то ненормального спокойствия.

Запах. Он посмотрел на свои ладони — в них ничего не было. Наверное, в запале чувств он раздавил капсулу, что дала ему Мария. Феликс оглядел решетку, от которой все равно по телу шла дрожь, и увидел сундук.

— Ключ на весах, весы в сундуке, найди равновесие чашек, три раза ты можешь тревожить весы, не больше, песок драгоценен,— заговорил сфинкс, и Цюрри снова вздрогнул. Он легко достал весы и поставил их перед собой, нахмурился, пересчитывая монеты.

— Переложить ты можешь ровно столько, сколько насчитаешь в каждой чаше, не больше и не меньше, ровно столько, ведь путь иначе будешь повторять…— рассказывал сфинкс что-то свое, но Феликс не очень его слушал. Это была знакомая загадка, в подобные игры он играл в детстве с отцом: перевезти кого-то через реку, наполнить водой сосуды, спасти козленка от волка… Вечерами в воскресенье они развлекались так, пока мама готовила ужин…

Внутри было как-то непривычно тепло и спокойно, Феликс глубоко вздохнул и за тридцать секунд переложил монетки, доставая ключ. Решетка исчезла, и он понял, что все это время сильно дрожал, горло сводило судорогой — просто он этого не замечал из-за странного средства, которое ему дала Мария…

— Наш разум силой наделен особой, он мыслью может открывать замки,— проронил сфинкс, внимательно следя за Чемпионом, пока Цюрри медленно приближался к следующей клетке, сжимаясь. У него больше не было никакого средства, чтобы не сойти с ума, если его запрут еще где-нибудь…

Едва он ступил в клетку, как его окутала тьма. Он приподнял брови, не понимая, в чем дело. Тьма была странной, ненастоящей, потому что в обычной темноте он прекрасно все видел, а сейчас не было ничего вокруг, что можно было бы разглядеть. Словно в комнате с черными стенами и потолком.

Чем грозит ему эта тьма? Может, нападением какого-нибудь чудовища, которого он не видел. Но его это не пугало — Феликс даже надеялся на подобный исход событий, ведь он даже не доставал палочку…

Свет резанул по глазам, и он зажмурился, поднося к лицу руку, чтобы защититься от этого странного света, который лился ниоткуда. Хотя нет, это не свет, это была фигура девушки в ярко-белом платье. Это она его ослепляла. Девушка подошла совсем близко, и ее теплые руки обвили его шею.

— Феликс…

Он вздрогнул — она была тут, совсем близко, в очередной раз парализуя его страхом прикосновения, страхом ее близости, которая лишала его воли. До кончиков пальцев, до последнего нерва — он был словно каменный, боясь пошевелиться, боясь ее тепла…

Время потеряло всякую власть над Цюрри, Мария молчала, он тоже не проронил ни слова, замерев. Что она тут делает? Разве могли ее использовать против него? Могли, наверное, это же Турнир. Но разве стала бы она это делать? Феликс не верил. Он не мог поверить, что эта девушка смогла бы так поступить… Она не такая, он ее боялся, но именно потому, что она не такая, как остальные…

Что же это?! Думай, Феликс, думай, или тебе суждено вот так стоять и бояться еще очень долго… Бесконечно.

Он с трудом смог заставить себя двигаться, ища в карманах палочку. В голове был полный бардак, еще больше обычного. Чем отогнать это наваждение? Когда-то он был неплохим магом, когда-то…

— Фините!— пробормотал Цюрри, стараясь не задеть палочкой Марию, что все еще безмолвно обнимала его, пылая теплом. И тут же все исчезло, свет и тьма перестали мучить его глаза, и перед ним оказался сфинкс, который хмурился, его хвост бил по камню, на котором величественный полузверь восседал.

— Порою мы не можем справиться со страхом, порой еще трудней его нам осознать,— философски проронило существо, кивая лохматой головой на следующую горящую клетку, видимо, последнюю.

Он шел медленно, чувствуя, как мелко дрожат руки, а тело еще чувствует тепло, что исходило от видения. Разве может то, что всего лишь плод магии, излучать такое тепло? Это пугало, еще сильнее, чем то, что теперь он знает, чего больше всего боится…

Шаг — и он в последней клетке-квадрате. Феликс замер, готовый ко всему, но ничего не произошло — ни решеток, ни тьмы, ни чудовищ. Лишь небольшой сундук медленно отворился, выпуская ядовитый дымок, от которого Цюрри начал кашлять и мотать головой.

Именно поэтому он не сразу заметил неизвестно откуда взявшегося человека, что стоял в дымке. Это был он сам, почти. Таким он был раньше, до того, что случилось в Рождество. Перед ним стоял Феликс Цюрри, с широкой улыбкой на обычном человеческом лице, в небрежно накинутой мантии, с добрыми веселыми глазами и неряшливой прической.

— Пойдем, чего стоишь?— двойник протянул ему руку, еще шире улыбаясь.— Скорее, ведь ты же хочешь быть таким, как прежде? Пойдем, дома мама напекла пирожков с яблоками, а отец почти закончил хижину в саду. Димитрий обещал приехать на ужин, давай быстрее… Ну же!

Цюрри мотнул головой, но чудесное видение не исчезло, оно дополнялось. Он действительно видел сад, в котором с палочкой и молотком ходит раздетый по пояс отец, а в окне кухни мелькает мама. На ней фартук, руки испачканы мукой. Он видел даже себя: они с Димитрием хохотали, лежа на траве, и солнце отражалось от их загорелой кожи…

Феликс не заметил, как взял протянутую ему руку, улыбка появилась на его изуродованном лице — и он шагнул к тому видению, которое так его манило. Шагнул с нетерпением и счастьем. Что-то хлопнуло, и все исчезло, словно над головой закрылась крышка сундука.

* * *

Порою так сложно побороть собственные заветные желания. Человек слаб именно своими желаниями. Но этим он и силен. И кем бы был этот странный мальчик с потерянной нитью жизни, если бы он до сих пор не мечтал о том, чтобы стать тем, кем он должен был быть…?

Сфинкс грациозно вышел из стеклянной клетки — его встретили новым потрясенным вздохом. Студенты, только что буквально сошедшие с ума из-за произошедшего с последним Чемпионом, замерли, глядя, как величественное существо поднимается на постамент, где наблюдали за состязаниями судьи, и садится напротив мистера Финнигана.

За стеклом погас свет, но сфинкс краем глаза видел, как внутри двигается маленькая фигура гнома. Нет ничего тяжелее мысли гнома, нет ничего древнее мысли гнома, нет ничего надежнее, чем рассудок гнома…

— Итак, пока судьи совещаются, мы с вами расслабляемся,— раздался веселый голос, и сфинкс нашел глазами мальчишку, что комментировал происходящее за стеклом. Чемпионы были погружены в тишину, но их многоликий наставник все знал и слышал, его мысль простиралась далеко за пределы клетки и времени.— Предлагаю вам не переживать по поводу Феликса Цюрри, меня заверили, что в том сундуке, куда его затянуло какое-то ну очень заветное желание — жаль, как я уже не раз сказал, что мы не могли видеть того, что видели наши юные герои в тех клетках — в том сундуке он в безопасности. Но мы вряд ли узнаем у наших Чемпионов об их страхах и вожделениях, ну никто не будет делиться подобным с широкой любопытной публикой. Но я уверен, что мистер Цюрри шагал за чем-то очень приятным…

В зале послышался смех. Странные эти люди. Сфинкс слушал все: обсуждение судей, слова мальчика-комментатора, шепот студентов, судорожное дыхание девочки с русыми волосами. В глазах ее была всего одна мысль — страх, и взгляд обращен на темное стеклянное пространство, за которым неслышно и невидимо двигался Хранитель, открывая сундук…

— …самое приятное, и вы догадываетесь, что именно: Святочный бал, да еще бал-маскарад! Думаю, теперь мы все будем ждать именно этого яркого события. Главное не забудьте о двух условиях: партнер и костюм. Заказы на костюмы все еще принимает наш любимый мистер Омар, в трюмах у которого чего только нет, и даже то, чего, кажется, нет, все равно там есть… Ну, а найти партнера — что может быть проще? Поверните голову направо или налево, улыбнитесь — ну, вот и все, у вас есть спутник на бал…

Сфинкс криво улыбнулся: мысли мальчишки были легкими, ничего не весящими. Видимо, он продолжает мысль своих родителей, такую же невесомую…

Со своего места поднялась Элишка Маркета, и зал затих, мальчик-болтун уступил ей свое место. Чувствовалось волнительное напряжение, сотни пар глаз смотрели на женщину, но сфинкс видел двух девочек, которых почти не интересовала судья. Их интересовало то, что случилось с мальчиком-чемпионом. Как раз в эту секунду в зале появились гном-Хранитель, он конвоировал Феликса Цюрри. Парень был зеленоватого оттенка и все время тряс головой. К нему повернулся весь зал, и тут же рядом оказался доктор Павлов, но секундой раньше его обняла Мария, что-то зашептала на ухо, а он замер. Сфинкс усмехнулся: иногда мы не можем справиться с нашими страхами, но еще реже этого даже не стоит делать. Страх не всегда идет в ущерб…

— Итак, когда все наши Чемпионы в сборе, разрешите огласить решение судей,— заговорила миссис Маркета, с мягкой улыбкой проследив за тем, как Мария усадила Феликса рядом с Франсуаз и Робертом.— В первом испытании победила мисс дё Франко, Чемпион Шармбатона. Она прошла все три контрольные точки, отгадала слово-пароль и уложилась во время. Мы даем ей двадцать баллов…— зал взорвался аплодисментами, а девочка-чемпион лишь скупо улыбнулась, но сфинкс видел в ее глазах торжество. О да, в любом поколении женщина чувствует свое превосходство, одерживая верх над мужчиной вопреки всякой природе бытия…— Второе место мы отдали мистеру Конде, Чемпиону Хогвартса. Он прошел три контрольные точки, но на точке «Страх» совершил ошибку, за что с него снято два балла. Он отгадал слово-пароль, но не уложился в отпущенное на испытание время, за что сняты еще два балла. Мистер Конде получает от судей шестнадцать баллов,— миссис Маркета улыбнулась Альбусу Поттеру, который на радостях засвистел на весь зал. Профессора Фауста буквально передернуло.— Мистер Цюрри, Чемпион Дурмстранга, получает третье место. Он прошел две контрольные точки, но не смог закончить испытание. Судьи дали ему семь баллов…— скупые аплодисменты, кажется, не тронули только самого Феликса, остальные жители Дурмстранга явно были огорчены, на директоре их не было лица, хотя он очень старался сохранить непроницаемое выражение.

Сфинкс поднялся, и все тут же замерли и затихли. Миссис Маркета оглянулась и подошла к величественному существу. Некоторое время они разговаривали, потом главный судья повернулась к залу:

— Феликс Цюрри получает еще три балла от негласного судьи Турнира за «желание, граничащее с желанием жить»,— проговорила чуть смущенная Маркета, оглянувшись на стоящего рядом с ней сфинкса.

— Есть желание мысли жить лучше, чем ты живешь,— заговорил сфинкс, и зал снова замер, внимая его словам.— Им можно противостоять, им можно потакать… Достойны же награды те желанья, что призывают мысли дальше течь… И не поддаться им — равно как преступленье, смертоубийство равно совершить…— и зверь спокойно спустился с постамента и пошел прочь, только на миг оглянувшись на мальчика-ящера.

* * *

— Так все замолчали.

В класс вошел профессор Яновских, в руках он крутил волшебную палочку, настроение директора явно было далеко от благожелательного, наверное, еще не прошел осадок от итогов первого испытания Турнира, которое вряд ли сильно порадовало главу Дурмстранга.

Гай видел, как глаза Яновских нашли сгорбленную фигуру Цюрри, который, как обычно, старался спрятаться в тень, в конец класса, за спины остальных — а лучше раствориться без остатка.

— Разбились на пары, быстро, сегодня начнем практиковать заклинание Империус,— профессор остановился у своего стола и обвел взглядом класс. Студенты заволновались, перешептываясь.

Гай стоял в стороне от всех, не понимая, почему такое возбуждение: Сцилла дала им историю и теорию еще две недели назад, пора давно уже приступить к практике. Или кто-то думал, что одной теорией их образование и закончится? Тогда им следовало в Шармбатоне учиться…

Ларсен повернулся и наткнулся на Марию, которая пристально на него смотрела, покусывая губу. Девушка выглядела еще более утомленной, чем накануне, складывалось ощущение, что она вообще перестала спать и отдыхать. Видимо, Ящер высасывал из нее все соки. Или же что-то происходило в Ордене…

— Гай, вы с Марией,— кинул профессор Яновских, расставляя студентов-«драконов» по парам. Он уверенно перемещался по классу, мантия его благоухала какими-то резкими цветами, и Гай только дернул уголком губ: аромат был явно ему знаком, так душилась профессор Сцилла. Они планировали урок по заклятию Повиновения?

— Ларсен, очнись!— его толкнула одноклассница, и парень лишь пожал плечами: в последнее время ему тяжело было удерживать внимание, это Гая беспокоило.

— Ты в порядке?— голос Марии звучал очень близко, почти над ухом, и Гай передернул плечами, делая шаг в сторону, чтобы между партнерами было большее расстояние. Он достал палочку и посмотрел в карие глаза девушки, в которых играло пламя свечей, словно в кристаллах на стенах. Он ничего не ответил — ему казалось, что они уже давно не разговаривают, и это причиняло ему боль, но Гай не мог позволить себе новой слабости.

«Ты знал, что однажды это случится»,— зазвучал в голове голос Учителя,— «что однажды она предаст тебя, потому что вы давно не друзья, вы по разные стороны баррикад, у вас разные цели, вы враги. Так перестань распускать себя, возьми себя в руки, в них слишком большая сила, за тобой слишком много других людей, и от тебя зависит, удастся ли нам наша миссия, или все провалится. Она твой враг! Так и смотри на нее, как на противника».

Он пытался, и теперь была довольно хорошая возможность утвердиться в этом. Империус.

— Итак, шеренга справа пробует подчинить себе партнера,— заговорил Яновских, встав у своего стола и глядя на класс.— Никаких раздеваний и прочих подростковых глупостей. Пусть ваш партнер что-то споет или, возможно, расскажет ваш любимый стих. Увижу злоупотребление властью — поставлю «ноль» за занятие и за семестр… Начали, надеюсь, что теория уложилась у всех в головах и повторять не придется…

Гай дернул уголком губ, глядя на Марию, что замерла перед ним, сжав палочку.

— Профессор, а защищаться можно?— спросила Элен, что стояла в паре с Лукой и готовилась испытать на себе волю Винича.

— Можно, если у вас получится. Если получится — скажу об этом вашему преподавателю по Защите от Темных Искусств, возможно, он обрадуется и наградит вас хорошими отметками,— но в голосе Яновских слышалось неприкрытое сомнение по поводу того, что кто-то сможет противостоять Заклятию Подвластья.— А теперь начинаем, у вас не так много времени…

Гай поднял волшебную палочку, глядя в глаза Марии. Девушка не была напугана, по крайней мере, по ее лицу это было сложно определить, но он заметил, как напряглись ее плечи — Мария явно собиралась заработать хорошую отметку по Защите. Но Ларсен совсем не хотел этого, наоборот, он собирался испытать на ней всю силу своей воли…

Он вздрогнул, осознав, что половина класса смотрит на их пару. А да, глаза восточных Драконов были полны опасений и тревоги, мало кто, наверное, был не в курсе того, чем может закончиться власть двух глав ордена друг над другом…

Глупые, все они все-таки глупые, подумал Гай, взмахивая палочкой в направлении Марии, произнося четко заклинание. Проходили века, и ни один Империус не смог открыть тайны Западных Драконов Восточным, и наоборот. Уж это-то все они должны были понимать…

Сцилла рассказывала о той эйфории, что может охватить волшебника, наложившего Империус. Да, это была эйфория, сладость, которая ощущалась даже на языке. Гай едва сдерживал улыбку, глядя в пустые карие глаза, зная, что если он захочет, Мария сейчас может сделать много глупостей…

Тишина вокруг буквально наэлектризовалась, были слышны лишь шаги Яновских, который отрывал студентов от созерцания старост и принуждал вернуться к упражнению, помогая правильно вращать палочкой…

Ларсен пристально смотрел на Марию, облизал губы, наслаждаясь своей властью над девушкой, которая причинила ему боль — и не чувствуя радости от того, что он мог бы сейчас ею повелевать. Он и раньше мог ею повелевать, он и раньше мог получить от нее многое — но разве есть разница между шантажом и подчинением? Гаю не нужна была Мария, если она не шла к нему по своей собственной воле, а она не придет, потому что есть Феликс Цюрри, который по каким-то причинам, когда-то, привлек ее внимание. И пути назад нет.

Мимо прошел профессор Яновских, он некоторое время стоял возле Марии, созерцая, потом удовлетворительно кивнул Гаю и отправился к следующей паре.

«Иди сюда».

Она подчинилась не сразу, и Ларсен почувствовал легкое натяжение их связи, это не было физическим, но он ясно ощутил сопротивление, которое пыталась оказать девушка. Попыталась — но через несколько мгновений сделала несколько шагов и встала прямо перед ним, все с теми же пустыми глазами и равнодушным ко всему лицом. Гаю не нравилось это выражение, словно это не была Мария, которую он знал и которая была так ему дорога…

Парень опустил палочку и отступил, Мария вздрогнула, карие глаза испытывающе посмотрели на него, и Гай выдержал этот взгляд.

— Хорошо, у кого-то получилось, кому-то еще нужна практика,— заговорил Яновских, и Мария поспешила занять свое место в шеренге. На нее взволнованно смотрел бледный Лука, Яков лучше владел собой, хотя тоже нет-нет да поворачивался к старостам, чтобы оценить ущерб.— Теперь меняемся ролями.

Гай не успел даже повернуться к своей партнерше, как вдруг голова стала пустой, словно полной дыма, такого легкого, с привкусом малинового варенья, которое он так любил в детстве. Все тревоги и заботы ушли, он ни о чем не думал, было так хорошо и спокойно, а в голове звучал любимый голос, которому хотелось во всем и всегда подчиняться:

«Иди сюда, Гай».

И он пошел, быстро и легко, улыбаясь ей, правда, он не был уверен, что улыбка получилась такой, какой он бы хотел поделиться с Марией.

«Приходи сегодня вечером в пустой коридор на третьем уровне Нижнего Холла, в полночь. Забудь о том, что я тебе это сказала. И приходи».

Ларсен вздрогнул, отшатнувшись от Марии, возле которой так близко стоял.

— Ну, что у нас тут?— профессор Яновских оказался рядом и критически осмотрел Гая.— Мисс Истенко, не получается?

— Не могу удержать связь,— пожала плечами девушка, отводя взгляд.

— Ничего, главное тренировка,— и профессор проследовал дальше.

* * *

Альбус в задумчивости сидел у камина, потирая кончик носа и периодически поправляя очки. Так продолжалось уже около часа, но никто не тревожил юного мага, потому что мало кто не знал о том, что думает Поттер не о повседневных делах, а о чем-то возвышенном. Типа закона о союзе факультетов, от которого несколько лет назад от основания до самых башен содрогнулся Хогвартс.

Казалось, что сам Ал не обращает внимания на окружающее, полностью погрузившись в важные мысли, но, когда в комнате появился профессор Фауст, зеленые глаза семикурсника тут же обратились к декану Гриффиндора.

— Вы бы хотели поговорить?— профессор словно почувствовал этот взгляд и присел напротив своего талантливого ученика, сложив перед собой руки.— Не нашли нужной информации в книгах?— последнее слово было произнесено со скепсисом, потому что профессор Фауст прекрасно представлял, в каких раскрытых книгах Поттер обычно черпает информацию, а в Дурмстранге все самые интересные и полезные «книги» были закрыты Тайной, которая сама себя охраняла.

— Профессор, а что если в школе хранится что-то, что может изменить мир? Мир и судьбу каждого человека?— серьезно спросил Альбус, подаваясь вперед и внимательно глядя на Фауста, хотя последний чувствовал, что Поттер не пытается влезть в его голову. Юный гений все-таки знал границы дозволенного.— Что если об этом кто-то знает, и этот кто-то пытается найти это что-то? Но ведь на любое Зло, даже в желаниях, всегда есть Добро… Получается, что судьба мира снова решается в войне… И эта война никогда не закончится… Даже если она решится здесь в пользу Света — то вспыхнет где-то в другом месте… Профессор, а что, если однажды Добро не успеет? И даже не однажды: что будет, если Добро не сможет победить из-за того, что у него, Добра, просто не было достаточно информации, или времени, или оно просто не видело чего-то, что лежало у него под носом? Профессор, что тогда будет?

Фауст тяжело вздохнул: Поттер всегда задавал тяжелые вопросы, и эти вопросы всегда носили отпечаток еще незаданных.

— Мистер Поттер, вы прекрасно знаете, что Добро всегда идет по верному пути, но есть те пути, которые закрыты даже для него,— мягко произнес профессор, как бы извиняясь за то, что не может помочь мальчику.— Есть секреты, за которые плачено жизнями, и есть секреты, скрытые за замками, которые не открыть руками человека или палочкой волшебника…

Альбус некоторое время молчал, глядя мимо своего декана, потом уголок его губ дернулся, и очаровательная ямочка мелькнула на худой щеке:

— У меня так мало информации, и все равно я уверен, что совсем рядом, профессор. Вот вы сидите передо мной, и я знаю, что в вашей голове есть то, что мне нужно… Ну, часть того, что я бы хотел узнать. А еще я знаю, что мне никогда это оттуда не добыть. Есть магия, которая даже мне не подвластна, в этом вы правы. Но все секреты, все закрытые сундуки имеют ключ, пусть он и утоплен на дне океана, но ведь ключ все равно есть, просто нет смельчака, который бы перебрал по крупицам океанское дно и нашел этот ключ. Но я переберу…— упрямо проговорил мальчик, поигрывая цепочкой на шее.— Скажите только одно: ведь вы были на стороне Света, когда учились здесь? Профессор, вы ведь хранили Тайну, а не пытались ее открыть?

Фауст проницательно смотрел в зеленые глаза мальчишки, который умел шутить, а умел и быть серьезным, когда понимал, что поставлено на карту. А ведь Альбус сейчас точно понимал, что скрыто в войне двух Орденов. И понимал даже больше, чем сам Фридрих Фауст, когда-то бывший членом Совета Четырех.

— Я просто следовал Пути, о котором запрещено говорить, мистер Поттер. За ответ на ваш вопрос раньше платили кровью. Да и сейчас платят,— Фауст вспомнил о Кирке и его семье.

— Вот и Мария такая же: ну ничего из вас не вытянешь, Драконы. И вы, профессор, из того же лагеря, Восток, не правда ли?— уже лукаво спросил гриффиндорец.— Западники, они сговорчивее, они однозначнее, у них все четко: есть три Реликвии, есть пророчество, есть противник, который хочет завладеть Реликвиями, и есть они, сражающиеся за сохранение истории и артефактов, которые еще бы надо найти… Вы же, Восток, вы такие таинственные, такие все окутанные тайной, и я не понимаю, как этого не видят западные ребята? Почему они не задаются вопросом, что же на самом деле вы прячете, из-за чего вся эта окутанная мраком история? И тут у меня появляется лишь одно предположение: над ними кто-то есть, кто-то более сильный и осведомленный, кто-то, кто хорошо промывает им мозги всякой чепухой о патриотизме и борьбе против какой-то там далекой Академии Сибири, которая засылает сюда своих шпионов… Профессор, ведь дело в Свитке, да?

Фауст вздрогнул от неожиданности, хотя и ожидал, что Поттер все равно рано или поздно узнает обо всем, что он, возможно, изначально уже знал о Тайне, когда ехал в Дурмстранг. Но профессору все равно на миг стало страшно, что кто-то посторонний, кто-то, кто не принимал Клятву, защищающую Тайну изнутри, знал о сути Поиска.

— И вы, драконы Востока, ищете его, чтобы не дать никому другому его найти,— удовлетворенно улыбнулся Альбус, принимая молчание декана за подтверждение.

— А что ищете вы, мистер Поттер?— осторожно спросил Фауст.

— Профессор, вы когда-нибудь видели Время?

— Простите?

— Никто не должен видеть Время, и именно ради этого я здесь. Профессор…

— Вы чего-то от меня хотите?

— Вы знаете эту школу. Вы знаете устройство всей Войны, Орденов… Я хочу поговорить с тем, кто стоит за Драконами Востока. Я хочу поговорить с тем, кто стоит за Марией. И вы знаете, что я могу помочь Свету одержать здесь победу… К тому же, тогда я, возможно, обращу свое внимание на Турнир и даже попытаюсь ненавязчиво помочь Роберту Конде чуть увереннее идти к победе.

Поттер знал, на что давить, знал, чем купить Фауста. Профессор некоторое время колебался, но картина, что нарисовало ему воображение — триумфальное возвращение в Хогвартс с Кубком Чемпиона — была такой заманчивой.

— Я попробую устроить вам встречу,— сдался Фауст, подымаясь с кресла.— А вы попробуйте напомнить мистеру Конде, что второе испытание состоится первого декабря, и ему стоит готовиться, потому что, как намекнули организаторы, все испытания связаны между собой, и ключ ко второму можно найти в первом… Пусть ищет, а не предается радостным мыслям о гуляниях на Святочном балу…

— Профессор, а в каком костюме вы пойдете на бал?— нескромно спросил Альбус, в глазах которого так легко вековая мудрость сменялась мальчишеским озорством.

— В костюме несданного вами экзамена по ЖАБА,— угрожающе отозвался Фауст и зашагал прочь, отчетливо слыша, как Альбус смеется.

* * *

В любом замке, замкнутом помещении, на любой территории всегда есть места, где лучше не ходить, особенно в одиночку. И обязательно есть люди, с которыми не стоит встречаться, тем более, в тех самых местах. И Лука прекрасно знал этот закон жизни в Дурмстранге. Например, он знал, что не стоит натыкаться на Хранителя в глубоких коридорах, которые заканчиваются не менее глубокими шахтами. Не стоит дразнить чужую фею, проходя через ее владения.

И не стоит натыкаться на бывшего друга в пустом коридоре в стороне от протоптанных «дорожек». Не стоит, особенно если этот бывший друг — по другую сторону невидимого фронта бесконечной войны.

Они стояли и смотрели друг на друга, не находя в первые мгновения, что сказать. Они тщательно избегали вот таких столкновений уже много месяцев, вполне успешно. Но, конечно, это должно было случиться, только Лука теперь судорожно соображал, как себя вести и что сказать, ведь вокруг него было столько лжи, которую скармливали Гаю и его «драконам». Обычно рядом с Виничем в такие моменты была Мария, и Гай просто проходил мимо. Но сегодня они столкнулись нос к носу, когда Лука пробирался на экстренное собрание Ордена. Что делал тут Гай, он не знал: Глава Запада вполне мог просто искать тишины и одиночества, а мог и шпионить за противниками, хотя для этого у него были младшие студенты.

— Неловкая ситуация,— ядовито произнес Гай, и Лука поразился, потому что раньше никогда не замечал за Ларсеном привычки язвить. Бывший друг изменился, взгляд его стал иным, более жестким, более непреклонным, словно… каменным. Исчезла спокойная ясность и невозмутимость, исчезли искорки доверия и открытость. Словно Гай закрылся ото всех, или его закрыли. Так же, как это случилось с Марией.

— Я слышал про твою сестру, мне очень жаль,— Лука кивнул, с внутренней усмешкой замечая, что из них троих — до недавнего прошлого трех друзей — лишь он сумел сохранить это благодушное спокойствие человека, не обремененного страшными тайнами и непосильными обязанностями. От него не ждали ничего сверхъестественного: исполнения пророчеств и открытии замков, запечатанных много веков назад; что завтра его осенит и он найдет древний склеп. Его ответственность не была такой огромной, как у Гая и Марии, но от этого, наверное, ему было намного больнее, чем двум Главам: они получили взамен дружбе что-то более сильное и, наверное, более важное. Они знали, за что заплатили. Луке же рассказали лишь немногое из этого, лишь то, что ему было положено знать. И он часто думал о том, стоила ли скрытая гробница Святовита того, чтобы двое дорогих ему людей закрылись от мира и от него? Мысли, которыми он никогда не делился, потому что они ставили под сомнение то, что было целью многих поколений Драконов — Поиск.— Как твои родители?

— Справляются,— коротко ответил Гай. То ли он не хотел вдаваться в подробности, то ли не находил в себе сил говорить о потере. Или же все проще: не получится дружеского разговора у Главы Запада с Главой Востока, ведь для Гая Лука был именно главным противником. Не Мария, с которой, как знал Винич, Гай общался, а именно Лука, бывший лучший друг. Друг, который лично знал и родителей Ларсена, и его сестру, бывавший в доме Гая. Но это было давно, словно в другой жизни.

— Мария волнуется за тебя,— Лука сделал еще одну попытку завязать разговор. Она действительно волновалась за Гая, но у нее было столько дел из-за приближающегося бала, из-за Турнира, семестра и тайны старой библиотеки (Лука старался не думать о тех делах, что связывали любимую им девушку с Ящером), что у нее просто физически не находилось возможности поговорить с Гаем, потерявшим близких людей.

— Святая Мария,— как-то зло рассмеялся Ларсен, сложив на груди руки и насмешливо глядя на Луку. Винич даже поежился, не понимая этого взгляда.— Она успевает печься обо всем и обо всех. Мне вот интересно, что она сказала тебе, когда пошла жертвовать собой ради покоя своего ненаглядного Ящера?

Лука постарался сделать вид, что то, о чем говорит бывший друг, вовсе не является для него новостью, что он в курсе этого деяния Марии, а в голове крутился вопрос «что?».

— А ты и не знал,— да, Гай прочел по лицу Луки, хоть тот и пытался показаться сведущим.— Как замечательно она научилась лгать, просто хочется поаплодировать. Святая Мария, нимб только что-то над ее головой тускнеет. Ты же не знал о нашей сделке, да?— Ларсен ухмылялся, жестко глядя на Луку, и последний понимал, что Гай хочет причинить ему боль, но не понимал, за что.— Она согласилась переспать со мной, чтобы мы оставили в покое Феликса, чтобы Ящер спокойно сидел в своем темном уголке и зализывал раны. Это была наша сделка.

Лука понимал, что побледнел, а еще понимал, что Гай срывает на нем свою собственную боль, потому что бывший друг тоже был влюблен в Марию. Как бы ни пытался Глава Запада скрыть это за насмешкой, но это было несложно понять. Они оба любили эту девушку, и оба сейчас старались спрятать боль, только у каждого она была своя, отличная от боли другого.

— И это была не первая наша сделка,— а Гай продолжал, словно только и ждал подобной встречи наедине, чтобы вылить на Луку свою желчь и свою боль, или же пытаясь опорочить Марию в глазах ее самого преданного соратника.— Мы встречались несколько раз, втайне, по темным углам, и каждый раз она с радостью падала в мои объятия, она рассказывала мне обо всех твоих действиях, Глава. Неплохо наша Мари научилась лгать, не правда ли?

Лука непроизвольно сжал кулаки: он не собирался верить Гаю. Ларсен — враг, и его слова нельзя воспринимать всерьез, иначе так легко будет Западу внести смуту в лагерь противника. Мария опровергнет эти слова. Или объяснит. Лука верил ей.

— Возможно, это просто ты, Гай, решил опорочить ее, потому что она выбрала не тебя, а Феликса?— спокойно спросил Лука.

Ларсен рассмеялся, откинув назад голову, смех его гулко разносился по каменному коридору, отражаясь от неровных стен.

— Какой же ты наивный дурак, Винич!— сквозь смех проговорил Гай.— Она готова продавать себя, лишь бы стать ближе к власти, к твоей власти. Она готова продавать себя, лгать, шпионить — и все это только в ее собственных целях, ты для нее ничего не значишь. Впрочем, как и я… А, возможно, и Феликс, о котором она сейчас так печется. Может, и он лишь часть ее стратегического плана по проникновению к истокам Поиска? Может, она готова придать даже вас? Найти Реликвии — и исчезнуть? И плевать ей и на нас, и на вас, и на вашу Сибирь, на которую вы так трудитесь?

Если при первых словах этой тирады Лука был готов выхватить палочку и заставить Гая поплатиться за оскорбления, то на последних настал его черед смеяться, чем он явно вызвал удивление бывшего друга.

— Мерлин, Ларсен…— Лука покачал головой с почти снисходительной улыбкой,— ты всегда казался мне умнее и проницательнее. Но ты так искренне веришь в те сказки, что вбили тебе в голову: про Академию Сибири, которую я в глаза не видел, про вывоз ценностей с острова… Так веришь, хотя знаешь меня и Марию столько лет, хотя вам, идиотам Запада, столько веков пытались открыть глаза на ту ложь, в которую вы искренне верите… Но нет, вы предпочитаете искать эту самую ложь где угодно, только не под своим собственным носом… Когда-нибудь вы это поймете, и я надеюсь, что еще не будет слишком поздно…

Лука снова покачал головой и пошел по коридору дальше, стараясь справиться с болью, которую уносил в себе после разговора с бывшим другом.

* * *

— Нет, нет и нет! И отстань от меня!

Алекс немного растерянно смотрел, как сердитая Эйидль повернулась к нему спиной и поспешила прочь по коридору. Хорошо, хоть рядом больше никого не было, иначе девчонке опять бы пришлось пережить ощущение пустого места, и опять из-за него. Да и у него на лбу написано, что он средоточие бед и несчастий для себя и других, не умеет скрытничать и осторожничать, как самый бравый колдун на допросе Инквизиции. Может, поэтому Мария не так часто доверяла ему ответственные задания?

Хотя сейчас он отнесся к заданию как нельзя серьезно, и не его вина, что Эйидль уже давно и крепко начала ненавидеть любого Дракона, будь он с Востока или с Запада, для исландки это явно не имело ни географического, ни политического значения.

Алекс тяжело вздохнул и поспешил за девчонкой.

— Уйди, я не буду с тобой говорить!— прошипела третьеклассница, когда Дракон все-таки ее настиг.— Вы надоели своими интригами, оставьте меня в покое!

— Не могу,— легко откликнулся Алекс, схватив Эйидль за руку и затащив в пустой класс. Сейчас в теоретическом крыле никого не было, школьники уже вовсю уплетали обеденные порции, вряд ли кто-то услышит их, если только преподаватели, задержавшиеся в кабинетах, но это сомнительно.

— Отстань!— девочка выхватила руку и тут же достала палочку, наставив на шестиклассника.— Как вы меня достали!

— Я не могу отстать, я тебе уже пять минут пытаюсь это объяснить, упрямая ты голова!— тоже вскипел Алекс, игнорируя волшебную палочку, направленную ему в грудь.— Ты была в библиотеке, ты раскрыла одну из ее тайн, неужели ты не понимаешь?!— парень постарался сбавить тон, но все равно топнул ногой от бессилия. Нет, ну действительно, как можно быть такой упертой?! Как она не видит, что они на пороге векового открытия, и что она сама ключ к этому открытию?! Столько поколений преданных и честных людей охраняли Тайну, стараясь попутно ее открыть, а эта дурная девчонка никак не поймет, что сделала то, о чем эти поколения только мечтали! Да сам Алекс бы голову положил на то, чтобы добиться успеха в начатом! Он, в принципе, чуть ее и не положил, но вспоминать о тех минутах адской боли, когда его завалило камнями при разборе завала у библиотеки, он не любил.

— А мне наплевать, разбирайтесь сами! У меня и так достаточно проблем!

— У тебя их будет еще больше, если ты не поймешь, что никто тебе не позволит просто так разгуливать по школе, с полной головой чужих секретов,— фыркнул Алекс, прищурившись: все-таки его нервировала палочка Эйидль, мало ли она не сдержится, потом объясняй преподавателям, что тут произошло. Еще обвинит его исландка в какой-нибудь гнусности, не докажешь ведь потом, что ты не гном, да не в обиду будет сравнение Хранителю.

— Да плевать мне на ваши тайны, все вместе взятые! Идите и воюйте друг с другом, а меня оставьте в покое,— попросила Эйидль, вздохнув. Наверное, она очень устала, семестр у нее выдался не самый легкий, а кто обещал? Вряд ли людям, которых связывают с пророчествами, всегда живется легко и сладко, но на то они и люди, определяющие судьбу мира. Ведь пророчества не делаются просто так и о рядовых событиях.

— А нам не плевать. Эйидль, ты должна понять, что если ты не станешь одной нас, то рано или поздно Драконы Гая доберутся до тебя, и все — пиши письма родителям, потому что они тебя выжмут до последней капли, чтобы ты показала им библиотеку и открыла все тайны, даже тебе неведомые. Думаешь, мы шутим?

— То есть они выжмут, а вы нет?— с сарказмом спросила девочка, все еще крепко держа в руке палочку.— Мне кажется, что вы все одинаковые, вопрос просто в том, кто из вас будет меня использовать в своих целях.

— В наших целях?!— вскипел опять Алекс, стукнув кулаком по парте, из-за чего та скрипнула и покосилась, начиная заваливаться.— Вот Мерлин и задница Морганы!— парень постарался поймать падающую парту, споткнулся и завалился на нее сверху, доломав окончательно, перемахнул через многострадальную мебель и ткнулся лбом в пол, зашипев от боли.

— Ну, я так и подумал, что тебе понадобится помощь,— раздался от дверей тихий смех, и Алекс чертыхнулся, представляя, как теперь над ним — в очередной раз — будут издеваться товарищи по Ордену.— Миссия по вербовке в самом разгаре?— сильные руки Айзека подхватили парня и поставили на ноги. «Гном», видимо издевательски, поправил на друге мантию, отряхнув от пыли.

— Все под контролем!— сердито откликнулся Алекс, сверкнув глазами в сторону настороженной Эйидль, которая, судя по всему, собиралась тихо смыться.

— Ну, так кто же спорит, я вижу,— хмыкнул Айзек, доставая свою палочку и парой взмахов возвращая парте первоначальный вид.— Вы решили устроить дуэль или просто практиковались?— и «гном» повернулся к исландке, подмигивая, но девочка не смягчилась.

Ну, и поделом тебе, медведь, ты тоже теперь явно не в фаворе.

— Вообще-то я пришел, чтобы узнать, в силе ли еще согласие Эйидль пойти со мной на бал? Ну, после того, как она узнала, что я не простой «гном»,— Айзек внимательно посмотрел на девочку, и под его взглядом та начала опускать воинственно выставленную палочку. Нет, ну будто бы они собирались ее убивать, честное слово. Алексу было обидно, что он опять провалил задание Марии.

— Смотря, с какой целью ты меня тогда приглашал,— осторожно ответила исландка.

— Хм, а с какой обычно целью приглашают?— Айзек озадаченно почесал в затылке.— Ну, чтобы было с кем танцевать и болтать, для компании.

— То есть ты хочешь сказать, что ваши игры тут ни при чем?— с подозрением спросила Эйидль, но палочку опустила.

— Конечно, при чем, я собирался напоить тебя, похитить, пытать и мучить, пока ты бы не согласилась работать на нас,— серьезно ответил «гном», но даже Алекс, стоявший за спиной друга, понял, что тот шутит.— Не дури, Эй, не надо в каждом моем действии искать подвох, я тебе это уже говорил в библиотеке.

— Тогда зачем ты сейчас пришел?

— Чтобы помочь Алексу,— сильная рука схватила «дракона» за шиворот и вытащила из-за спины,— объяснить тебе, что мы не собираемся тебя мучить и использовать, что наша цель — защитить тебя. Потому что если мы защитим тебя, то Тайна, частью которой обладаешь теперь и ты, тоже будет в безопасности. Мы не хотим, чтобы западники добрались до библиотеки,— голос Айзека звучал приглушенно.

— То есть мне не придется вступать в этот ваш Орден?— уточнила девочка.— И вы не будете меня преследовать?

— Нет, не будем. Нам важен твой покой, Эйидль, Мария давно работала над тем, чтобы Драконы оставили тебя, чтобы дали спокойно учиться…

— Правда?— изумилась исландка, и Алекс даже фыркнул, за что получил легкий толчок в бок. Ну, давай-давай, политик-дипломат.

— Она договорилась с Гаем, чтобы тебя оставили в покое, и это вроде работает, ты не заметила?

— Они оставили, а вы нет.

— Ну, в этом, согласись, почти нет нашей вины, ведь не мы привели тебя в библиотеку, ты сама туда пришла,— напомнил Айзек.— Точнее, я бы сказал не так: тебя привела туда судьба, пророчество, предназначение, или как ты бы хотела это назвать?

— То есть… вы действительно считаете, что то пророчество говорит обо мне?— почти испуганно спросила Эйидль, и Алекс с облегчением заметил, что девочка опустила палочку.

— Нет, необязательно,— пожал плечами «гном»,— это возможно, но необязательно. Ведь судьба не всегда опирается на разные там пророчества, а то бы сколько их надо было, этих пророчеств?— он опять почесал затылок, и Алекс подумал о том, что двигающиеся в голове товарища мозги причиняют ему некоторое неудобство.— Просто ты должна была прийти тогда в библиотеку, и не для того, чтобы открыть какой-то секрет: думаю, ты должна была помочь Феликсу и узнать правду обо мне. Понимаешь, Дурмстранг — это же не просто огромный камень, в котором мы живем, Дурмстранг — это путь, и у каждого он свой. Это путь к правде, но ведь правда у каждого своя… Твоя правда — что все тебя достали и ты всех ненавидишь, а моя — что я страшно хочу есть и у меня гора домашней работы.

Алекс фыркнул, поражаясь, как Айзек может так легко переходить от философии к низменным желаниям.

А Эйидль молчала, глядя куда-то в сторону и прикусывая губу, наверное, ей непросто было на что-то решиться, и парни-«драконы» вполне могли ее понять, учитывая то, что с девочкой уже приключилось в школе.

— А что будет с Феликсом? Ведь он…

— Вчера Феликс был принят в Орден Драконов Востока,— мягко проговорил Айзек, делая шаг к Эйидль. Она резко вздернула голову, словно хотела что-то сказать, но не проронила ни слова.— Да, Мария может быть убедительной. Или настырной,— «гном» чуть улыбнулся.— Так будет лучше, Эй, для него лучше. Теперь он один из нас, и ему придется очень постараться, чтобы выкроить минутку без общества и сотворить какую-нибудь гадость со своей персоной. Ему это нужно, ты же понимаешь?

Она кивнула.

— Да, он так мало бывает среди людей, у него нет друзей…

— Теперь у него все это есть, а главное — у него есть цель, настоящая цель, и эта цель не ложная, и даже Феликс может это понять. Ему пора увидеть в этом мире хоть что-то, ради чего стоит жить…

— Сибирскую Академию?— робко спросила Эйидль, и тут оба парня рассмеялись: Алекс — схватившись за живот, а Айзек — мягко и тихо, но в глазах «гнома» было яркое веселье.— Что?

— Я не могу тебе сказать,— помотал головой «гном»,— ты не Дракон, ты под защитой Драконов. Но я считал тебя догадливее и проницательнее… А теперь идем есть?

Алекс поджал губы: Эйидль не стала протестовать из-за утверждения Айзека по поводу защиты. Получается, «гном» добился того, что должен был сделать его товарищ-«дракон». Обидно. Но, с другой стороны, главное — это достигнутая цель. Остальное лишь дело техники.

* * *

Ее очень удивила просьба Учителя, но протестовать Мария не стала. Она ожидала чего-то подобного. И верила Учителю, знала, что его решения не бывают ни спонтанными, ни необдуманными. Так что оставалось лишь подчиниться и выполнить свою задачу.

Вечерняя школа уже затихала, кое-где еще прятались парочки влюбленных. Разосланные в разные стороны дозорные вернулись и сказали, что не заметили никакого движения западных Драконов. Мария вздохнула и отпустила всех, кроме Якова, отдыхать, напомнив Сибиль о том, чтобы приглядывали за Эйидль. Последним ушел Айзек, шепнувший на ухо, что Феликс был замечен на нижних уровнях. Девушка кивнула: с этим разберется позже. Дел было так много, что приходилось выстраивать их в иерархию, иначе можно было бы разорваться.

— Добрый вечер.

Она не вздрогнула от неожиданности, лишь холодок прошел по спине, когда из-за колонн появился Альбус Поттер с неизменными очками-половинками и растрепанными волосами. Он был один и приветливо улыбался, то ли действительно радуясь их новой встрече, то ли предвкушая то, ради чего они встретились этим вечером.

Интересно, как студент Хогвартса вышел на Учителя? Наверное, ему помог профессор Фауст, бывший когда-то в Совете Четырех. И если и профессор, и Учитель помогали Альбусу Поттеру, значит, у них есть на то веские причины, значит, он на их стороне. Но все равно открываться чужаку было для Марии непросто.

— Пойдемте, только тихо,— кивнула ему староста Дурмстранга, оглядываясь по сторонам, но вокруг не было никакого движения, недаром ее Драконы прочесали половину школы. Она помнила все то, о чем говорил ей сам Поттер, когда они встречались в первый раз в темном каземате, но она не привыкла верить на слово. Если только Учителю.— Мы стараемся не дать противнику ни одной зацепки, но очень сложно укрыть в школе что-либо, тем более то, что все ищут.

— Я понимаю, и ваш противник очень хитер, это я тоже понимаю,— мягко заметил Альбус, бесшумно следуя за Марией по коридорам и уровням.— Это очень сложно: искать и охранять одновременно.

Теперь Мария вздрогнула, осознавая, что хогвартчанин действительно очень хорошо осведомлен о делах Ордена. И это пугало, даже несмотря на то, что Альбусу доверился сам Учитель. Девушка не привыкла думать о том, что еще кто-то знает все о Поиске Ордена.

— Не бойтесь, я не враг,— словно прочитав ее мысли, проговорил Поттер, идя чуть позади. Чтобы не споткнуться, на конце своей палочки Мария зажгла тусклый свет, не рискуя сильнее осветить коридор, чтобы не привлечь внимания.— Во внешнем мире тоже есть те, кто не желает, чтобы Тайна попала в чужие руки. Вообще в чьи-то руки.

— Я читала, что ваш отец и его друзья очень поспособствовали тому, чтобы она не попала в чьи-то руки в Англии,— с легкой улыбкой заметила Мария, ускоряя шаг, потому что они приближались к месту назначения.

— Ну да, было такое, только они до сих пор об этом не знают,— было слышно, что Альбус тоже улыбается.— Судьба иногда использует нас без нашего ведома, вручая в руки незрячих пламя истины.

Мария удивленно обернулась, слыша какие-то совсем неюношеские интонации в словах хогвартчанина, но ничего не спросила. Альбус вообще был странным. Очень интригующим, но странным, еще более странным, чем его друг-полувампир.

— Мы пришли,— прошептала девушка, снова оглянувшись, чтобы удостовериться, что за ними действительно не было «хвоста». Хоть она и знала, что там, позади, должен был идти Яков, для надежности, но она все равно перестраховывалась.

— Там никого нет,— попытался успокоить девушку Альбус,— ну, кроме вашего телохранителя.

— Он мой друг и верный помощник,— поправила Мария Поттера и достала палочку, снимая весь тот богатый арсенал заклинаний, что наложил на двери Орден, маскируя их.— Добро пожаловать в старую библиотеку,— девушка открыла дверь и вошла, тут же зажигая факелы.— Закройте двери плотнее,— попросила она, проходя по помещению, где до сих пор стоял тяжелый запах вековой пыли и праха. Украдкой она видела, как Альбус ставит какие-то заклинания на дверь, и почему-то именно это ее успокоило, примирило с чужаком в святая святых Поиска.

Мария следила, как с восторгом Поттер озирается, руки его не тянулись тут же что-то потрогать, он не утыкался носом в красочные фрески и рисунки, он не охал из-за скелетов гномов, которые до сих пор сидели и лежали на том же месте, где много веков назад застала их смерть. Альбус просто смотрел, ощупывая все своим внимательным зеленым взглядом, как истинный ценитель древних секретов и тайн. В чем-то Мария почувствовала свое родство с этим студентом далекой школы.

— Сколько здесь магии,— прошептал восторженный Альбус, делая почти робкий шаг вперед,— сколько силы. Я знал, что гномы — великий народ, но это потрясающе. Вы представьте, как долгими часами, не обращая внимания на свет и тьму, кропотливые гномы писали здесь свои прославленные манускрипты, переписывали древние тексты, фиксировали свои знания и открытия…— парень обвел взглядом библиотеку.— Вот там,— он указал на то место, где когда-то стояли полки, а теперь лишь горстками лежала деревянная труха, потревоженная свежим воздухом и движением,— высились стеллажи с книгами, свитками. Кладезь знаний целого народа! А мы, глупые волшебники, вместо того чтобы дружить с гномами, чтобы учиться у них, чтобы пользоваться их знаниями, мы решили их снова покорить и подчинить, загнать в подземелья, как рабов,— Альбус повернулся к Марии, и девушка видела в его глазах почти осязаемое осуждение.— Как же глупы мы иногда бываем, не понимая, что все, что нам нужно, и так у нас есть!

— Гномы давно ушли отсюда и забрали всю библиотеку с собой,— спокойно проговорила Мария, хотя понимала, что, скорее всего, Альбус это и так знает.— И никто не знает, где теперь собрания их мудрости.

— Как где?— улыбнулся Поттер, чуть расслабляясь.— В одном из глубинных подземных городов, в которые никогда и ни за какую цену не должен попасть ни один волшебник. Разве не ради этого мы с вами здесь?

Мария тоже улыбнулась, кивая, потом подошла к настенным песочным часам, которые приводили в действие механизм скрытой плиты и решетки.

— Не нажимайте пока, ваш Учитель рассказал мне то, что тут произошло,— Альбус подчеркнул слово «ваш», и староста Дурмстранга оценила это.— Я, впрочем, не удивлен, что малышка Эйидль смогла разгадать загадку мудрых гномов, она очень глубокий и думающий человечек, хоть и еще совсем юный.

— Вы тоже еще не старик, хотя говорите, словно прожили не меньше ста лет,— заметила Мария, следя за тем, как Поттер подходит к центральной фигуре библиотеки, к скелету старейшины, в руках которого когда-то была книга.

— Это издержки общения с моим Учителем,— отмахнулся, улыбаясь, Альбус. Он ничего не трогал, лишь смотрел, потом повернулся к Марии.— Помните, во время нашего первого разговора я показал вам мой талисман?

— Конечно.

— Еще во время разговора с вашим Учителем, у меня сложилось ощущение,— Поттер подошел к стене с фреской и внимательно осмотрел песочные часы,— что он точь-в-точь повторяет контуры этого рычага. Вы не думаете, что…?

— Что механизм имеет двойное дно?— с изумлением спросила Мария, подходя к хогвартчанину и всматриваясь в песочные часы.— Я не знаю.

— Давайте попробуем?— Альбус достал палочку и прошептал что-то на латыни.— Заглушим немного звуки, вряд ли решетка упадет тихо.

— Здесь изначально все звуки заглушены, Альбус, вы же сами почувствовали магию,— мягко заметила Мария, все сильнее проникаясь доверием к этому мудрому подростку. К тому же в груди сжался комок ожидания — неужели они найдут тут что-то еще, кроме загадки, начертанной на каменной плите?

— Ну, перестраховаться никогда не лишнее. Как говорит мой старший брат, во время матча по квиддичу бросаясь за золотым бликом: «лучше перебдеть, чем недобдеть», и он редко проигрывает,— и Поттер тихо рассмеялся, мягко надавливая на часики фрески.

Они остались в полной темноте, слегка оглушенные скрежетом решетки, что появилась в центре комнаты. Альбус быстро зажег факелы, освещая комнату. Все было так же, как в прошлый раз, когда Мария и Лука прибежали на зов Алекса, разве что внутри клетки не было Феликса и Айзека.

— Гномы были не только мудрецами, но и шутниками,— улыбнулся Альбус, касаясь рукой клетки.— Вряд ли стоило бы пытаться разжать прутья магией, у них на всю нашу магию была своя контр-магия. И подкоп не сделаешь, хоть оборотней вызывай,— на лицо парня набежала легкая тень, словно от каких-то грустных воспоминаний.— Что ж, давайте попробуем не отжать часики, а, наоборот, еще сильнее их утопить в стене?

Мария кивнула, глядя, как Альбус снимает с шеи цепочку с Маховиком Времени, берет в руки маленькие часики и осторожно вставляет их в выемку, образовавшуюся после поворота часов фрески. Что-то щелкнуло. Мария резко обернулась, увидев, как решетка исчезает в полу и потолке, из пола появляется уже знакомый ей постамент со стихами. Но постамент оказался вдвое выше, чем в прошлый раз, буквально каменный стол, только нижняя часть была полой, словно в камне специально выдолбили выемку.

— Ну, вот и то, о чем мы с вами говорили, Мария,— удовлетворенно проговорил Альбус, как и девушка, смотревший в выемку, в которой отчетливо был виден свиток, перевязанный красным шнуром.— Один из подземных городков гномов, куда волшебникам не стоит заглядывать. Но мы с вами не простые волшебники, мы Хранители, не так ли?

— Учитель перевел загадку,— проговорила девушка, осторожно приближаясь к камню и дрожащей рукой беря хрупкий свиток, от которого тоже осязаемо веяло магией, которая, скорее всего, и хранила пергамент все эти века.

— Да, и я даже думал над ней,— откликнулся Поттер, так же завороженно глядя на единственное, что осталось от обширной библиотеки гномов.

— «Словно солнце, круглая, никому не врученная, плита могильная, из недр сотворенная. Под ней покой, под ней молчание. Для кого-то начало, для нас — окончание»,— тихо прочитала Мария слова, вырезанные гномами на камне, и вопросительно посмотрела на Альбуса, все еще не ручаясь развернуть свиток.

— Нет, я не думаю, что это о камне, что мы с вами уже достали из недр,— покачал головой Поттер.— Но я знаю, о чем это. Я уже видел эту плиту, да и вы тоже, я уверен, просто пройдитесь по школе, держа в уме эти строчки. А насчет свитка… Разверните его, когда будете одна, потом решите, кому надлежит знать о его содержании…— Альбус подошел к стене и вынул из нее Маховик, механизм вернулся в изначальное состояние, сделав пол ровным и гладким, не потревожив праха старейшины гномов.— И еще… Знаете, я уже сказал об этом вашему Учителю: самая надежная тайна та, часть которой откроют. Тогда вторая часть, более сокровенная, останется незамеченной. Подумайте об этом.

— Альбус.

— Да?— парень стоял уже у дверей, словно не нашел только что древний манускрипт, или это было для него обычным событием на сон грядущий.

— Если мне понадобится помощь, я могу к вам обратиться?

— Обязательно, Мария, только сильным не нужна ни помощь, ни поддержка, им нужна любовь, чтобы находить силы для себя и других. А любовь у вас и без меня есть. Спокойной ночи.

* * *

Все вокруг ложь. Кажется, из-за этого Цюрри почти стал психом?

Гай в чем-то был склонен теперь с ним согласиться, даже не в чем-то, а в конкретной детали: все люди — лжецы, даже те, в чьих глазах просто плещется, переливаясь, искренность и доверие.

Он дернул головой, когда перед ним на столе загорелся пергамент.

— Мистер Ларсен, что с вами?— одернула парня профессор Цвиг, взмахом своей палочки погасив огонь, который грозил спалить все свитки, что были разложены на парте перед Гаем и сидевшей с ним рядом Элен. Все в классе повернулись к нему, и Гай лишь сжал кулаки, снова и снова натыкаясь на взгляд таких лживых карих глаз.

— Простите, профессор, я задумался,— голос был спокойным и даже доброжелательным, хотя единственным желанием сейчас было вскочить и ударить по физиономии бывшего друга, ныне главного врага, хотя это скорее замена того лица, по которому ударить нельзя. Девушек не бьют, даже когда они разбивают и растаптывают твое доверие и твое сердце. А как хотелось!

— Будьте внимательнее!— сурово попросила Цвиг, возвращаясь в прерванной лекции, тему которой Гай благополучно прослушал. Он все еще ощущал на себе внимательные взгляды, прежде всего, Марии и сидевшей рядом с ним Элен.

— Гай, палочка,— прошептала ему на ухо Арно, мягко касаясь руки старосты, и тот только теперь понял, что так сильно сжал пальцы, что побелели костяшки. Гай медленно разжал руку и выдохнул, расслабляясь. Элен снова вопросительно посмотрела на друга, но больше ничего не сказала, поворачиваясь к профессору.

Молодая волшебница в этот момент стояла перед классом, а на уровне ее плеч застыла в воздухе фея, лишь крылышки ее шевелились, наполняя комнату легким шорохом. Гай попытался сосредоточиться, рассматривая кукольное личико и фартучек, пытаясь узнать фейку, но он ее никогда не встречал. Наверное, это была просто одна из обитательниц школы, либо же надзиратель кого-то из младших школьников, с кем Гай не так часто пересекался.

— … наиболее сильные и совершенные создания подземелий,— голос профессора Цвиг мерно разносился по классу с низкими сводами. По стенам были развешены гобелены ручной работы, в средние века выполненные по заказам директоров Дурмстранга, изображающие Темных существ. Ничто здесь не напоминало о том, что всего через несколько дней в наземном мире Рождество. В центральных залах и коридорах уже сверкали сдержанные и гармонирующие с камнями настенных рисунков гирлянды и ветки омелы, портреты в Зале Художников уже приоделись в праздничные наряды, а мистер Омар завез костюмы для Святочного бала. Но все это было за стенами учебного класса.— Феи живут на всех уровнях, не боятся высоких температур и давления, для существования им практически не нужен кислород,— Цвиг почти с благоговением смотрела на свой живой «экспонат».— Их сложно поймать или обхитрить, они обладают острым умом, сообразительны, прекрасные стратеги и аналитики, а еще они склонны к хитрости и обманам…

Гай засунул в карман брюк руку и нащупал свиток, перечитанный им несколько раз, потом снова посмотрел на Марию. Интересно, может, она состоит в родстве с феями? Уж больно много у них, получается, общего.

— Как вы знаете, феи не могут существовать на поверхности, кислород разрывает им легкие…

Ларсен снова достал пергамент и развернул под столом, читая наспех написанные незнакомой рукой строчки: «Они нашли библиотеку там, где искали; никогда не верь Драконам».

Библиотека. Когда Ларсен впервые это прочел, то ударил рукой по стене (из-за трещины в пальце пришлось пропустить занятие по Зельям). Ведь он поверил, так наивно поверил, что в том коридоре ничего нет. Он поверил, потому что это сказала Мария: она ведь шептала ему в темноте, что библиотеку ищут в другом месте. И он поверил!

В голове пульсировала кровь, и Ларсену хотелось сейчас подняться наверх и прыгнуть в снег, чтобы остыть и привести в порядок мысли и чувства, не дать гневу и боли захлестнуть его. Ведь на кону был Поиск, Реликвии, которые он чуть не проморгал из-за своих глупых чувств. Прав был Учитель: Мария коварна и опасна, она на все пойдет, лишь бы добиться своего.

— Ты прожжешь на ее спине дыру,— Элен ущипнула друга за руку, и Гай отвел глаза от сидевшей впереди Истенко. Рядом с ней высилась фигура Луки, и Ларсен не мог понять, кого из бывших друзей он ненавидит сейчас больше.— Надеюсь, ты так не из-за Ящера бесишься…

Гай презрительно передернул плечами: плевать ему было сейчас и на Цюрри, и на его принятие в Драконы. Нужна восточным лишняя головная боль — вперед! Не Орден, а просто приют для сирых и убогих! По крайней мере, теперь есть с кого спросить, если этот полумонстр завалит Турнир.

— … магия их питается от камня, и при перемещениях феи используют так называемое «нулевое измерение».

— Профессор, а разве «нулевое измерение» не используется волшебниками для хранения там пока невостребованных предметов?— конечно же, в классе «драконов» все знали, что представляет собой это измерение, вот среди «гномов», да и среди «волшебников», вряд ли хоть кто-то смог бы понять, о чем тут говорят.

— Да, но, если вы помните, в «нулевом» все не так, как здесь, у нас: не те формы и не те субстанции, так что одно другому совсем не мешает,— профессор Цвиг с улыбкой посмотрела на заговорившего с ней Джованни.

— А в каких отношениях феи были с гномами? Они ведь делили жизненное пространство, так сказать,— итальянец почесал затылок, явно планируя узнать хоть что-то, чтобы подчинить свою своевольную фею.— Гномы ими управляли?

— Феями нельзя управлять, мистер Джано,— и Гаю показалось, что профессор смеется про себя, зная о проблемах ученика.— Нельзя, пока они сами этого не захотят, ведь я уверена, что среди вас есть те, кто в прекрасных отношениях со своей феей и даже может иногда попросить ее о чем-то…— Ларсен скрипнул зубами и не позволил себе снова посмотреть на Марию.— Но появились феи в школе позже эры гномов, ведь, как я недавно говорила, эти маленькие создания постоянно ищут более глубокие и освоенные подземелья, а что может быть лучше, чем подземная школа?

Староста снова перестал слушать: в голове его медленно формировался план действий.

Найти библиотеку. Сообщить Учителю.

Он напрягся, понимая, откуда идет эта последовательность: именно сначала самому найти библиотеку, а потом уже идти к старшему товарищу. И это Гаю не нравилось, но он не мог врать самому себе. С того разговора с Лукой в коридоре Ларсен не раз думал над его словами, и червь сомнения медленно, но неумолимо грыз изнутри.

Гай не должен сомневаться в словах Учителя. И, чтобы не сомневаться, он войдет в библиотеку, чем бы это для него ни закончилось. Если там будет ловушка — он был неправ, засомневавшись в словах наставника, а значит — недостоин быть Главой Ордена. Но если…

И вот этого «если» Ларсен очень страшился, хотя старался не допускать даже мысли о нем.

— … детальное описание схемы логической мысли феи, ее основные привычки и метода воздействия, а также перечень всех магических инсинуаций, которые вы заметите. Для этого у вас целые рождественские каникулы, но не забудьте об этом после Святочного бала. Все свободны.

— Элен, мне нужна твоя помощь,— шепнул Гай, собирая вещи и спеша из класса. Арно была единственным человеком в этой школе, кому он полностью доверял.

* * *

— Вот смотри: сначала ты плавно ведешь палочкой вниз и полукругом, а затем резко дергаешь вверх и внутрь, понял?

Мария с легкой улыбкой следила за тем, как рука, затянутая в перчатку, пытается совладать с волшебной палочкой.

— Наверное, вы отвыкли друг от друга,— все с тем же теплом заметила девушка, когда темная, но гладкая палочка выскочила из руки угрюмого (впрочем, как всегда) Феликса, отскочила от парты, рассыпав в воздухе сноп ярких искр. Цюрри сердито мотнул головой и снова попытался забиться в угол пустого класса, украшенного к Рождеству маленькой елочкой, что тихо и ненавязчиво заполняла помещение мелодией, звоном колокольчиков и запахом морозного леса. Профессор Маггловедения явно постарался произвести впечатление волшебника, чтобы после каникул на его занятия не прекратили ходить.— Феликс…

Он отшатнулся, затравленно посмотрев на протянутую ему палочку. Мария устало вздохнула, понимая, что ей не хватит полугода на то, чтобы снова научить Феликса жить. Если только она будет посвящать этому все двадцать четыре часа в сутки, но даже пару часов иногда приходилось выкраивать за счет собственного сна и отдыха. Обязанности старосты и Главы Ордена не давали ей возможности даже самой заниматься в дневное время суток, и девушке периодически приходилось обращаться к лекарю Павлову за энергетическими напитками, что тоже не добавляло сил, лишь энергии на еще один час бодрствования.

— Феликс, ты должен сдать экзамены, которые поставил тебе профессор Яновских, или ты не просто вылетишь из класса «драконов» — а ты теперь не имеешь на это права, и мы тебе этого не можем позволить… Ты можешь вылететь из школы, понимаешь?— Мария подошла ближе и заглянула в разные глаза Цюрри. Какой же ты несчастный, какой потерянный…

— Мне все равно,— угрюмо заметил Цюрри, беря свою палочку и сжимая в чуть неуклюжих пальцах.

— Нет, тебе не может быть все равно,— Мария не любила управлять кем-то или давить, но в отношениях с Феликсом этим приходилось пользоваться постоянно, другого метода воздействия она пока так и не нашла.— Если ты не хочешь, уехав, оставить своего друга в зверинце на всю его жизнь — а это долгие два-три века — то тебе придется постараться доучиться и пойти со мной на выпускной бал. Или тебе уже все равно?

Парень сердито втянул воздух, хмуря брови и сжимая кулаки. Да, ему не нравилось, что его загнали в угол, что им манипулировали, но Мария пока не могла ничего с этим поделать. Главным было заставить Феликса жить.

Девушка молчала, держа паузу, давая Цюрри самому себя перебороть. И он поднял палочку, пытаясь снова с ней совладать, как делал это уже третий вечер подряд. Мария заставляла его учиться, тренироваться, помогала ему с докладами, принося книги из библиотеки под свою ответственность. И они сидели, часто вновь и вновь возвращаясь к теме «подумай о друге в неволе». Сколько это будет действовать, девушка не знала, но пока действовало — она собиралась этим пользоваться.

— А если ты обманешь? Не поможешь?— и снова этот вопрос, словно защита от влияния и давления.

— Тебе ничего не остается, кроме как мне поверить,— снова пожала плечами Мария, толкнув к Феликсу учебник по практической магии, где были движение за движением показаны заклинания по Защите от Темных Искусств. Многочисленные руки снова и снова взмахивали, опускали, дергали палочками, втолковывая на пальцах, как поставить Стену Непроникновения или очертить Круг Ведьм.— Выбор у тебя небольшой: сдаться и оставить Яша в клетке навсегда, либо же потерпеть меня еще семестр и увидеть, как твой друг покинет этот остров для долгой и счастливой жизни на свободе…

— Ты обманешь.

— Не путай меня с Юлианой,— жестоко сказала староста, сощурив глаза, зная, что может причинить ему боль, но даже боль была ему сейчас полезна. Он должен помнить, должен чувствовать, должен жить, каждый день, каждую минуту бороться за себя.— И сними эту чертову перчатку, из-за нее твоя палочка не может понять, чего ты от нее хочешь.

— То есть так,— Феликс легко заводился, и в глазах его опять появился гнев, когда он обнажил покрытое чешуей запястье,— она сможет понять?!

— Да, так сможет,— мягко и тихо проговорила девушка, делая к нему шаг и осторожно сжимая его красные жесткие пальцы вокруг волшебной палочки.— Пробуй, потому что эти заклинания точно будут завтра на твоем экзамене, и ты должен его сдать.

Цюрри гневно чертыхнулся, впиваясь взглядом в учебник, а Мария лишь ласково улыбнулась, хотя очень переживала за него. Она была почти в ужасе, когда профессор Яновских перед всем классом объявил о том, что Феликс, пропустивший девяносто восемь процентов занятий за семестр, должен сдать проходные экзамены по основным предметам. Самыми трудными будут Темные искусства и Защита от них, за Травологию и Историю магического общества Мария переживала меньше. Хорошо, что в этом году Феликс не изучает Трансфигурации или Зелья, тут бы было в пору за голову хвататься. Директор вряд ли доведет дело до исключения, он все-таки понимает, что не может выгнать Чемпиона Дурмстранга, но вот попортить Феликсу выпуск и нервы — это Яновских легко сможет.

— Пробуй, пожалуйста, а я пока найду тебе в этой книге,— староста со вздохом и радостью, что у нее остался всего один учебный день,— нужные страницы, чтобы ты мог на тесте по Теории Темных Искусств рассказать о противодействии Кругу Ведьм…

Некоторое время они оба молчали: тихо пела рождественская елочка, шелестели страницы книги, иногда сердито сопел тренировавшийся Цюрри, которому никак не удавалось Кругом Ведьм очистить вокруг себя пространство, защитив.

— Кстати, я вчера выбрала для тебя…— начала Мария, найдя нужный параграф почти в конце учебника и поднимая глаза на Феликса, чувствуя тепло от их уединения, от того, как они вместе проводили вечер за занятиями. Словно вернулось то время на пятом году обучения, когда она познакомилась с веселым Неряхой и влюбилась в него.

Но договорить и в полной мере ощутить теплоту момента Марии не дал Айзек, влетевший в класс. «Гном» был бледен. Цепким взглядом он оценил остановку и тут же выпалил, закрыв за собой дверь:

— Кто-то побывал в библиотеке.

Глава Ордена медленно поднялась с парты, на которой сидела, отложила книгу, не забыв загнуть уголок на нужной странице, потом внимательно посмотрела на взволнованного Айзека. Было бы глупо предположить, что он не рассмотрел возможность того, что в библиотеке побывал кто-то из своих, Айзека сложно было вывести из равновесия.

— Мария, я не знаю, как это могло случиться.

Значит, что-то случилось. Она поправила на голове берет, откинула назад волосы и кивнула другу:

— Так… остались следы?

И тут девушка действительно испугалась, потому что все поняла по лицу Айзека. Не был бы он так бледен, если бы все было в порядке.

Она не помнила, как покинула комнату и стремительно петляла по пустым темным коридорам вечерней школы. Проверяла палочкой, чтобы никого не было поблизости, автоматически, пытаясь понять, что сейчас увидит и не совершила ли она роковую ошибку.

Айзек, несмотря на спешку и волнение, поставил на двери защиту и заклинание ненаходимости, и Марии пришлось остановиться, чтобы снять их и войти. Горел факел у самой двери, но от него почти не было света, потому что освещать ему оказалось практически нечего. Девушка вскрикнула от негодования, прижимая ко рту задрожавшую ладонь. Она пыталась смириться с тем, что видела.

Библиотеки больше не было. Все помещение — от пола до потолка — было покрыто пеплом и черными разводами гари. Не было чудесных фресок и рисунков, которые повествовали об истории Реликвий и основах Поиска, о школе. Вместо ярких камней гномов остались лишь слепые черные отверстия в черном камне. Не осталось и тел гномов, что столько веков ждали, когда их найдут и расскажут о них правду. Не было ничего, кроме следов, что оставляет неуправляемое магическое пламя.

Девушка закашлялась, глотая слезы. Она выскочила прочь, не в силах больше смотреть на то, во что превратили это святое, полное истории место. И самое страшное, что она знала, кто это сделал.

— Хелфер!— придушенно позвала Мария, прислонившись спиной к холодному камню коридора. Фей появился почти сразу, с испугом глядя на слезы, что зло текли по щекам юной подопечной.— Найди мне его! Найди мне Ларсена! Сейчас же!

Если Хелфер и хотел не подчиниться, понимая, что не самое лучшее время для встреч Марии с человеком, чье имя она произносит с такой ненавистью, то не смог, потому что слишком давно и преданно служил девушке. Он дал ей власть над собой и теперь уже ничего не мог с этим поделать.

Уже через двадцать секунд Мария почти бегом пересекала коридоры, зная, что через минуту Гай появится в Нижнем зале, стремясь перехватить его — и посмотреть в его глаза.

Но первое, что она сделала, увидев Ларсена, — ударила его. Со всем гневом и болью, вложив в удар силу своего разочарования и унижения. Из уголка губ парня тут же показалась кровь.

— Спятила?— он еще только поднимал свою руку, чтобы коснуться разбитого лица, когда она снова замахнулась, но тут Гай среагировал, уворачиваясь и хватая девушку за локоть.— Прекращай!

— Как ты мог?!— гневно прошептала Мария, пытаясь выдернуть руку.— Как ты мог так поступить?! Я доверяла тебе! Зачем?!

— Да что случилось?!— Ларсен повысил голос, но тут же оглянулся, заметив, что на них смотрят припозднившиеся «гномы». Школьники испуганно опустили глаза и поспешили прочь от ссоры Драконов.— Уймись!

— Зачем?— Мария вырвала руку — и снова его ударила.

— Да что ж ты…!— Гай не выдержал и с силой вцепился в плечи девушки, толкнув к стене, чтобы не дать ей вырваться.— Спятила?!

И тут парня смело, отбросило от Марии и кинуло на каменный пол.

— Феликс!— крикнула девушка, но не бросилась вперед, пытаясь оттащить Цюрри от Гая, а выхватила палочку. Слишком хорошо она знала, что иначе с Ящером не справиться. Она поставила Щит между парнями, тяжело дыша и с гневом глядя на ошарашенного всем этим Ларсена. Феликс еще бился в магический барьер, но все слабее, успокаиваясь.— Я не знаю, зачем ты уничтожил библиотеку. Но запомни: тебе это так просто с рук не сойдет…

— Уничтожил…?— несколько секунд Глава западных Драконов пытался понять, о чем ему говорят. Он даже не стремился встать на ноги.— А откуда ты знаешь, что я там был?

— Ты там был,— с ледяной яростью ответила Мария, сжимая палочку.— Ты там был, потому что я рассказала тебе о библиотеке. Но ты не тот человек, которому я готова была доверять… Ты не тот, кто был мне другом. Ты стал таким же, как все они… Мерзавцем.

Девушка дернула палочкой, руша барьер и поворачиваясь к пришедшему в себя Феликсу. Она глубоко вздохнула и взяла парня за руку, на которую он так и не успел натянуть перчатку. Она не оборачивалась, утягивая Цюрри в боковой коридор, где, наконец, смогла выдохнуть и вытереть слезы.

Феликс прислонился к стене, тяжело дыша, в глазах его еще были отблески яростной вспышки. Мария шагнула к нему, ласково касаясь ладонью его щеки, чувствуя, как он привычно напрягается.

— Спасибо, что защитил меня,— улыбнулась она,— но в следующий раз, делая это, используй палочку, потому что я хочу знать, что это делаешь ты, Феликс, а не тот зверь, который пытается тебя себе подчинить, наполняя яростью. Ты волшебник, не забывай об этом… А теперь я попрошу тебя пойти в твою спальню, потому что вчера выбрала для тебя маскарадный костюм и Брандон должен был тебе его занести. Если костюм будет не в пору — Даяна тебе его подошьет, я с ней уже поговорила. И пожалуйста, позанимайся… А мне нужно кое с кем поговорить. И обещаю больше ни с кем не драться.

Девушка отошла, убирая руку, словно давая Феликсу свободу от себя. Потом вздохнула и поспешила прочь, понимая, что нескоро сможет осознать то, что сегодня случилось.

* * *

Профессор Волонский распахнул дверь в класс и отступил, позволяя студентам занять места возле уже расставленных котлов и разделочных столиков. Эйидль нахмурилась, увидев, как обычно благодушный и даже рассеянный преподаватель сурово смотрит на них, пока класс «волшебников» третьего года обучения лениво доставал свои принадлежности, не особо и торопясь, потому что это был последний учебный день перед каникулами.

За соседним от Эйидль столом зевнула Тереза и тут же смущенно улыбнулась, оглядываясь: видимо, пытаясь понять, заметил ли это Жером. Эйидль бы тоже с удовольствием зевнула, но непривычная тишина в классе заставила девочку тихо сесть у котла и посмотреть на профессора.

— Чудовищные дела творятся в школе, друзья мои,— да, начало было не из самых оптимистичных, и исландка на минуту поверила, что преподаватели открыли глаза и увидели, что некоторые ученики иногда похищают новичков и пытаются заморозить или прикопать в сугробе.— Сегодня утром стало известно, что кто-то осмелился воспользоваться Темным и очень опасным заклинанием…

— Круцио?— шепотом спросил Жером, голос его дрогнул. По спине Эйидль побежали мурашки, воображение нарисовало ей, как кто-то кричит от адской боли. Спасибо Теории по Темным Искусствам за знание того, что же это за заклинание такое.

— Нет, хуже, друг мой,— сокрушенно покачал головой старый учитель, его мутно-голубые глаза впервые так пристально и внимательно смотрели на класс.

— Ав… Авада…?— еще более испуганный голос, и исландка зажала рот рукой, ведь убитым мог оказаться кто-то знакомый и даже родной.

— Нет!

— А разве может быть что-то ужаснее?— скептически спросила Адела, накручивая на палец локон волос, что выбился из-под берета.

— Может, мисс! Представьте себе неуправляемое, все пожирающее пламя, которое за несколько минут проникнет во все коридоры и шахты, уничтожив все на своем пути… Представьте себе такое пламя в коридорах нашей школы, представьте себе, как оно движется вам навстречу! И подумайте: вы успеете убежать?

Эйидль почувствовала, как вздрогнула Хельга. Девочки переглянулись, испуганно слушая профессора.

— Так вот это ужасное заклинание кто-то из учеников применил сегодня ночью в одном из помещений школы. Об этом сообщил Гном-Хранитель.

— Кто это был?

— Нам пока неизвестно, но виновника найдут и исключат, потому что там, где начинается Темная магия, тем более такой силы, все игры заканчиваются,— профессор Волонский был суров, он почти нависал над своим столом, и не было в нем ничего от привычного сонного благодушия.— Это сделал кто-то из старших учеников, седьмого года обучения, скорее всего, из класса «волшебников» или «драконов», потому что именно в их учебной программе стоит теоретический обзор данного заклятья, и только они имеют доступ к закрытым отделам библиотеки, где можно прочесть о практическом применении Адского Пламени.

— Но зачем кому-то было это делать?— все тем же шепотом спросил бледный Жером, который выглядывал из-за своего котла.

— Мы не знаем, но одно из помещений нижнего уровня было полностью уничтожено. Слава Святовиту, огонь не двинулся дальше и никто не пострадал.

— А возможно… что это сделал кто-то… из студентов-гостей? Они все взрослые и сильные маги,— предположила Адела, подавшись вперед, и многие в классе изумленно посмотрели на девочку, в том числе и преподаватель Зельеварения.

— Ни в одной из других школ такое заклятие не входит в школьную программу. Никто из студентов других школ не спускался так глубоко в подземелья Дурмстранга! И мы не имеем права подозревать наших гостей, мы обязаны обеспечить их безопасность!— пожилой профессор сел, сурово посмотрел на своих учеников.— Если вы что-то знаете или слышали, вы просто обязаны сообщить об этом кому-то из преподавателей… А пока… Пока наказаны старосты школы, потому что именно они обязаны следить за тем, чтобы студенты не покидали в ночное время гостиные и спальни. Также все феи предупреждены и перешли в усиленный режим надзора…

— Усиленный?— фыркнула Эйидль, переглянувшись с Хельгой. Та дернула уголком губ, едва заметно, чтобы не привлечь внимания одноклассников, которые были все еще под впечатлением от услышанного.— А они приняли во внимание, что у некоторых феи и так в гиперусиленном режиме трудятся?

— … чтобы все-таки почувствовать дух Рождества и немного расслабиться после таких неприятных известий,— кажется, они пропустили начало разговора о предмете урока.— Итак, давайте сварим Ложку Радости, только будьте осторожны, ведь неправильно приготовленное зелье способно повергнуть в депрессию на несколько дней,— профессор Волонский начертал палочкой на доске рецепт и привычно откинулся на стуле, возвращаясь в свое обычное полусонное состояние.

— Уверена, что это опять Драконы в войнушку играли,— прошептала на ухо Хельге Эйидль, доставая из мешочка сушеные листы папоротника, который, судя по описанию на этикетке, был срезан серебряным ножом за две минуты до полуночи первого августа. Мысли ее хаотично блуждали между темой урока и происшествием в подземелье. Ведь если в этом были замешаны Драконы… То там мог быть и Феликс.

— Может быть,— так же тихо ответила подруга, словно отвечая на мысли Эйидль. Хельга разожгла огонь под котлом, мельком оглядываясь, но никто их не слушал, потому что все ученики обсуждали друг с другом услышанное.— Мне брат рассказал… Вчера они возвращались с отработки, ну, ты знаешь, что он «гном»… Так вот они видели, как дрались Мария и Гай…

— Ссорились?— уточнила Эйидль, заглянув в свой котел, где медленно растворялись папоротник, листья мяты и глаза оранжевой змеи-перевертыша.

— Нет, именно дрались,— покачала головой Хельга.— Мария ударила Ларсена… Она плакала.

— Может, их дела тут вообще ни при чем? Может, это… личное?— Эйидль внимательно посмотрела на подругу, надеясь, что та поймет, о чем она говорила.

— Может, потому что Феликс тоже там был,— почти извиняясь, проговорила Хельга, подтверждая догадки Эйидль.

— Я не удивлена,— пожала плечами исландка, пытаясь сделать вид, что ей все равно.— Он всегда там, где Мария. И это к лучшему.

— Конечно,— Хельга пожала локоть подруги, подбадривая,— говорят, что он сегодня до занятий сдавал экзамен по Темным Искусствам и Защите, и сдал. Думаю, это староста ему так помогла…

Эйидль кивнула, зная, что без Марии Феликс бы даже не пришел на экзамен, он бы, скорее всего, о нем вообще не узнал. То, что брат начал ходить на занятия, появляться на людях, было полностью заслугой кареглазой старосты. Только как ей это удалось, исландка понять не могла, потому что часто наблюдала за их отношениями и видела, как Цюрри до сих пор держит девушку на расстоянии. Было ли это тем странным гипнотическим влиянием, которое Эйидль наблюдала тогда в библиотеке, тем, что успокоило ярость Феликса, или же она просто чего-то не понимала…

— У тебя сейчас котел оплавится, убавь огонь!— Хельга толкнула подругу, привлекая ее внимание.

Эйидль чертыхнулась, обжигая руку и поспешно дуя на ярко-оранжевое зелье, которое издавало приятный сладкий аромат. Этот аромат медленно окутывал класс, где кипело одновременно с десяток котлов с этим напитком радости. В классе почти воцарилась тишина, видимо, тема о применении Огня сошла на нет.

— Ты какой костюм выбрала?— спустя некоторое время заговорила Хельга, решившая сменить тему, или же это благотворно сказывался дымок от котлов.

— Я еще не выбрала,— смущенно заметила Эйидль, радостно замечая, что ее зелье стало терять яркость, как должно быть по рецепту профессора, сопевшего у своего стола.

— Ты с ума сошла? Послезавтра бал!— изумилась норвежка, делая большие глаза.

— Я знаю, просто Кляйн не выпускала меня из комнаты, пока я не была готова к контрольной по Темным Искусствам, ты же знаешь эту упавшую в детстве на голову фею! И, по правде говоря, иначе я бы не получила проходной балл и меня бы выселили к «гномам»…

— Вот-вот, кстати о «гномах». Тебе надо поспешить с костюмом, а то Айзек найдет себе другую спутницу,— улыбнулась Хельга, выключая огонь под своим котлом и начиная убирать столик.

Эйидль пожала плечами:

— Не знаю, мне кажется, что Айзеку сейчас не до меня и не до бала,— девочка помешала зелье и оставила его стынуть.

— Ну да, «гномы» трудятся перед Рождеством так, как не трудятся весь год после,— согласилась Хельга, видимо, зная это от старшего брата.

Эйидль не стала ничего говорить, потому что не имела права раскрывать тайну о том, что «гном» Айзек вовсе не тот, кем пытается казаться.

— Так, ребятки,— профессор Волонский за годы работы явно научился дремать ровно столько времени, сколько требовалось его ученикам на приготовление того или иного зелья,— теперь выливаем приготовленное во фляжки и ставим мне на стол. Если то, что вы приготовили, можно употреблять, то завтра за обедом я отдам вам по пробирке зелья, чтобы вы могли выпить или угостить им соседа. Ну, а если не получилось… Что ж, значит, кому-то не повезло,— и Волонский тихо засмеялся себе под нос.

— Сходи к Омару и выбери костюм, Эйка,— почти приказала Хельга, когда они вышли из класса.— Помни о бале.

— Да, бал,— кивнула, вздохнув, Эйидль.

* * *

— Ты чувствуешь?

— Что?

— Дух Рождества!

— Хм, я чувствую только то, что ты нагло меня лапаешь, за что я могу оторвать твои руки и сбросить их в самую глубокую шахту!

— Я не лапаю, свет очей моих, звезда подземелий, я тебя обнимаю.

— Это одно и то же.

— Если бы это было одно и то же, то тогда ты бы уже сбросила меня в шахту, согласись?

— Не заговаривай мне зубы!

— У тебя очень красивые зубки.

— Тьфу, тупее комплимента мне не делали за все мои двести девяносто девять лет жизни…

— Ты молодеешь на глазах, золотая моя.

— Хам!

Хелфер так и остался сидеть на карнизе, не понимая, что опять не так сказал, но разговор с Кляйн всегда напоминал магическую дуэль с завязанными глазами: никогда не знаешь, в какой момент промахнешься, а когда попадешь.

Фей вздохнул почти расстроенно (почти, потому что он уже привык к такому окончанию бесед с Кляйн) и поправил маленький галстук, что надел сегодня по случаю Сочельника и Святочного бала.

В последний день перед Рождеством в школе было очень много работы, но феи никогда не боялись этого, скорее, это делало их счастливее. То тут, то там мелькали их крылышки, и нигде не обошлось без их помощи: нужно было украсить Зал и накрыть столы, помочь ученикам подогнать и погладить костюмы, упаковать подарки для родных и друзей. Поэтому Хелфер пользовался любым удобным моментом, чтобы поговорить с Кляйн и пригласить ее на бал, но это оказалось нелегко.

— Хел, ты чего такой грустный?— рядом села Даяна, в праздничном переднике и красиво убранными кудряшками.

— Кляйн,— вздохнул фей, одним именем объясняя все свои проблемы. Хотя, конечно, не все.— И Мария.

— Да, я слышала, что ее отстранили от обязанностей старосты и наказали на все каникулы.

— Ее и Гая, этого…— Хелфер не смог найти подходящего ругательства в адрес мальчика, из-за которого теперь столько проблем.— Если бы они не были спутниками Чемпионов, их бы и без Бала оставили… А так они отделались огромным докладом о правилах безопасного поведения в школе и дежурством в зверинце…

— Да уж, не самое приятное времяпрепровождение во время каникул,— вздохнула Даяна.

— Ну, ты-то должна радоваться, ведь Феликс сдал экзамены…

— … только Святовит знает, как ему это удалось…

— … значит, он остается в школе. Возможно, он даже выиграет Турнир?— в голосе Хелфера была масса сомнений, но фею хотелось поддержать Даяну, которой приходилось нелегко в последнее время. Все они знали, как это сложно — переживать неудачи своих подопечных.— Как он вообще?

— Знаешь, мне кажется, лучше,— пожала плечиками фейка.— Конечно, он не тот Феликс, с которым мне было так хорошо… Но, по крайней мере, он ходил на занятия в последнее время и появлялся в Трапезной. Теперь он еще и Дракон, а ведь…— голос Даяны привычно дрогнул от страха и благоговения, как это происходило всегда с феями, которые не имели отношения к Ордену. Фея Феликса явно еще не привыкла к тому, что и она теперь часть огромной системы Войны.— А ведь вы своих не бросаете, так?— Даяна робко посмотрела на Хелфера, который, как знали все в большой общине фей Дурмстранга, был сам как самый главный Дракон, только среди своих.

— Мы и остальных не бросаем,— подбодрил ее Хелфер. Потом он посмотрел на не очень веселую подругу и улыбнулся:— Составишь мне компанию на балу? Ну, если, конечно, тебя еще никто не пригласил…

— Правда?— глаза Даяны удивленно распахнулись.— А как же Кляйн?

— А что Кляйн?— пожал плечами «мужичок в одежках».— Мы же с тобой друзья? Так согласна?

— Да, с радостью,— наконец, улыбнулась фея, и Хелфер уже с легким сердцем полетел искать Марию, зная, что, по крайней мере, одно живое существо он сегодня сделал более счастливым.

* * *

Все происходило, как в самом страшном и непреодолимом кошмаре, от которого хотелось отмахнуться, убежать, но не удавалось.

Он брел по длинному коридору, погруженному в темноту. Ничего не было видно, но он знал, что коридор бесконечный, уходящий ниже, ниже, ниже, до самого центра земли, где все сгорает в пламени. И он шел туда, шел и не мог остановиться, не мог развернуться, не мог ничего сделать — ноги сами несли его вперед.

Это был он — не видящий в темноте, с гладкой и легко ранимой кожей, без способностей к исцелению собственной слюной. Это был он сам, заключенный в туннель невозвращения, и он шел по нему, увлекаемый неконтролируемым огнем, жар от которого ощущался уже здесь, в коридоре. И он шел, облаченный в костюм, с маской в руке, с перчатками и в нелепых сапогах, шел навстречу пламени, который его уничтожит.

Но не из-за этого ему было так страшно, не из-за этого ужас охватывал все его существо. Он шел туда не один, за его руку доверчиво и сладко держалась девушка в красивом длинном платье, красно-черными волнами спускавшемся до каменного неровного пола, шурша и скользя складками по кое-где насыпанному песку. Она была прекрасна, эта девушка, которую он вел на смерть…

Разжать пальцы, отпустить, позволить хотя бы ей убежать, спастись — но рука не слушалась, как тиски все сильнее сжимая хрупкие пальцы беззащитной жертвы ненасытного огня, что опалял лицо.

— Беги,— пытались прошептать его губы, но рот тут же наполнялся обжигающим жаром приближающегося пламени. Он закашлялся, глотая слезы, что пробивались от дыма, все еще пытаясь остановиться, снова вдыхая дым…

— Феликс, дым!

Будто бы он не знал, он даже знал, откуда этот дым, но ничего не мог сделать.

— Феликс, Святовит тебя!

Он резко сел, пытаясь осознать, что это действительно был кошмар, что он проснулся, только вот сон не закончился, потому что комната, полная мглы, через которую он легко видел, сейчас была завешена серой дымкой. Он закашлялся, чувствуя пот на теле и недостаток воздуха.

— Феликс!

Он узнал этот голос и нашел взглядом фигуру в дыму. Мария как раз направляла палочку на тлеющую в углу стопку книг в толстых кожаных переплетах, пропитанных пылью. Дым стал гуще, повалив вверх от струи воды, а потом медленно стал сжиматься, рассеиваясь, подчиняясь палочке Марии, что почти гневно посмотрела на сидевшего на кровати Феликса.

— Ты с ума сошел?! Кто оставляет свечу возле книг?!

Она стояла перед ним, в обычных джинсах и свитере, полная негодования и, наверное, испуга, — девушка из его худших кошмаров.

— А если бы я не пришла?!

— Тебе бы не пришлось идти и говорить в библиотеке, что я угробил взятые там тобой книги,— равнодушно ответил парень, спуская ноги на каменный пол. Он уже не удивлялся, что Мария появляется в его тайном убежище, — староста твердо держала его в руках одним упоминанием о Яше, и постепенно Феликс даже привык к ее навязчивому, неприятному ему присутствию. Она разбередила все внутри него за какие-то недели, разбудила внутри боль, разочарование, разбитые мечты, а вместе с ними — страхи, воспоминания, ощущения реальности и времени. И это было тяжело, это было сложно. Бороться было сложно, и он не хотел этого, он давно сдался, но Мария заставила его снова это делать.

— Не смешно,— жестко ответила девушка, находя другую свечу и зажигая ее, чтобы осветить угрюмую комнату.— Я просила тебя ночевать в твоей спальне, чтобы ни у тебя, ни у нас не было проблем.

— Меня достали твои прихвостни, от них нет покоя,— огрызнулся Феликс, щурясь от света и потирая нос, в котором еще щипало от едва уловимого запаха дыма. И откуда староста опять взялась? Небось, этот идиотский Кубок Огня активизировался и решил, что выбранная им жертва снова в опасности.

— Они не прихвостни, они мои друзья и твои, кстати, тоже,— напомнила ему Мария, устало садясь рядом с Феликсом.— Ты не устал от этого?

— От чего?— тут же ощетинился парень, отодвигаясь.

— От всего вот этого,— она обвела рукой темную комнату, в которой Цюрри так любил от всех прятаться. Только теперь у него и здесь не было покоя.— От одиночества, от собственной глупости, от эгоизма?

— А ты не устала играть мною, как марионеткой?— он, как и раньше, легко вспыхивал, но теперь на уровне подсознания еще и помнил, что легко успокоится, стоит Марии приблизиться. Он не понимал, какой магией она пользовалась, когда смиряла его ярость, но это всегда срабатывало. И тоже было неприятно, словно он был ее ручным зверем. Да он им и был. Даже тот монстр, что сидел глубоко в нем, был ее ручным монстром, успокаивающимся от ее руки.

Феликс сразу заметил слезы в глазах девушки, но она тут же отвернулась, то ли прячась от него, то ли просто, чтобы показать, что он вовсе ее не задел. Где тут причина для слез? Это же правда!

Он смотрел на ее спину и думал только об одном: почему она не оставит его в покое. Неужели она не понимает, что он чувствует? Не понимает даже после того, как узнала, что является самым большим его страхом? Из-за нее у него постоянно теперь были сны, чаще всего кошмары. Из-за нее ему приходилось терпеть директора, который всеми способами показывал, как ему неприятен Цюрри и что держат его в школе только из-за Турнира. Неужели она не понимает, что делает только хуже, пробуждая его к жизни, полной презрения, страха и безнадежности, к жизни, где есть только ярость и беспомощность? И после всего этого он же и эгоист?

Мария поднялась, поправила волосы и сказала, не глядя на него:

— Я буду ждать тебя в нижнем холле в семь, и думаю, не стоит напоминать, почему ты должен прийти,— она притянула к себе то, что осталось от книг, и вышла, прикрыв за собой тяжелую дверь.

Феликс вздохнул, он совершенно ее не понимал, абсолютно. Иногда она вела себя так, словно это он принуждал ее что-то тут делать, говорить с ним, заставлять жить. Он бы с радостью больше никого не видел и не слышал, это ведь она вечно вытаскивала его из подземелий.

Парень поднялся и вышел в коридор, пытаясь отделаться от неприятных воспоминаний о кошмаре и о разговоре со своей… дрессировщицей. Он был зол и растерян, ему нужно было успокоиться и набраться сил на новую пытку в толпе ненавистных ему людей. Он будет на этом балу ровно столько, сколько полагается по протоколу Чемпиону…

Будь проклят этот Турнир! И Драконы! О да, Орден тоже был ему ненавистен, потому что его туда втянули, прочно связали Клятвой, да еще теперь глаз с него не спускают. Феликс так и ждал, что через пару дней они вообще решат дать ему какое-нибудь задание. Неужели никто не понимает, что ему ничего этого не нужно? Что он не хочет говорить, не хочет учиться, не хочет быть с кем-то? Он хотел тишины и темноты, но все вокруг старались сделать наоборот и прикрывались при этом словами о его собственном благе.

И потом он становится эгоистом, конечно!

Феликс бесшумно двигался по коридорам, прислушиваясь, стараясь миновать любой шорох. Любой, кроме этого…

Она плакала. Он замер, слыша, как за несколько поворотов от него плачет девушка, которую он боялся, которую всячески гнал от себя, которую в последнее время считал источником своих бед.

Феликс прислонился к стене, прикрыв глаза и слушая эти бередящие что-то внутри звуки. Почему так стало тоскливо, почему так сжалось сердце? Возможно потому, что он давно не слышал подобных слез — искренних, полных невыраженного горя и обиды. Он буквально чувствовал их на языке. И вина — вязкая, горькая — ощущалась где-то в горле.

— Ты никогда не думал, что ты ей нужен?

Феликс вздрогнул от этого тихого, как шорох шагов, голоса, что раздался позади. Он обернулся и увидел в темноте знакомую фигуру. Что ж, ничего удивительного, не один Цюрри любил бродить в подземельях.

— Никогда не думал, что именно в этом и есть смысл, которого тебе не хватает в жизни, который ты не смог найти?

— Ей никто не нужен, она вполне справляется сама,— так же тихо ответил Феликс, все еще слыша всхлипывания девушки в темноте.

— Ну да, конечно, кто же будет сейчас это отрицать?

Цюрри недовольно мотнул головой и тут же понял, что его собеседник исчез так же бесшумно, как появился. И Мария уже не плакала, только слышно было ее судорожное дыхание. Феликс не двигался, слушая темноту, пока девушка не поднялась и не двинулась прочь по коридору, оставляя Цюрри в гулком одиночестве.

* * *

Уже около шести часов атмосфера в школе была на пределе, в коридорах ни одного человека, зато в спальнях и гостиных — бесконечное движение и жужжание возбужденных учеников. То тут, то там слышался чуть нервный смех. Девочки бегали друг к другу за средствами для волос или советами по их укладке. Мальчики иронически комментировали костюмы и выбранных спутниц друг друга, стараясь не показать, что они тоже возбуждены и взволнованы предстоящим событием. Воздух почти дрожал от предвкушения…

— И почему они все сошли с ума сегодня?!

— Просто у нас не было балов со времен Святовита, наверное,— фыркнул Айзек, расслабленно сидя на кровати Луки, только что вернувшегося из гостиной, где пытался угомонить младших ребят, которые на бал не попали и не уплыли домой на Рождество.

— И что я такого плохого сделал, что меня назначили старостой? Я вроде не наступал на мозоль Яновских,— Винич был до предела напряжен и даже рассержен, потому что уже второй день исполнял обязанности главного ученика — а это было достаточно сложно, особенно во время каникул и уж тем более накануне Святочного бала.

— Ты ничего не сделал плохо, разве что не удержал руку Марии, когда та врезала Ларсену,— фыркнул Айзек, на котором уже были разноцветные шаровары и сорочка какого-то восточного султана.— Если бы они не подрались на глазах у говорливых «гномов», вряд ли бы на них свалили вину за пожар.

— Ты думаешь, это был Гай?— Лука отвернулся от зеркала, в которое гляделся, завязывая на шее платок. Хорват выбрал себе костюм средневекового пирата-аристократа, над чем не один день потешался Айзек.

— Я не знаю, друг,— пожал плечами «гном»,— мое дело маленькое.

— Да ладно,— фыркнул Лука, возвращаясь к своему костюму,— не верю, что Мария с тобой об этом не говорила.

— Она ни с кем об этом не говорила,— чуть посуровел Айзек, пристально глядя на Винича.— Ты заметил, что у нее красные от слез глаза?

— Да, но, когда я попытался с ней поговорить, она ушла,— Лука тяжело вздохнул, видимо, осознавая свое бессилие.— Но ведь у нее все будет хорошо? Она сильная, и у нее есть Цюрри.

— О да, последнее ей безумно облегчает жизнь,— скептически фыркнул «гном», поднимаясь с кровати.— Тебе не кажется, что еще чуть-чуть — и она не выдержит?

— Что ты имеешь в виду?— насторожился Лука.

— Этот чертов Поиск уже надломил ее, что будет, если она сломается?— голос Айзека был полон тревоги. Он похлопал друга по плечу, направляясь к двери.— Увидимся на балу, староста.

Вслед «гному» раздалось почти презрительное фырканье, и Айзек тихо рассмеялся, легко переходя от серьезного разговора к легкости восприятия мира, ведь впереди был бал, а в Дурмстранге его не видели, как предполагал парень, со времен Святовита. Чем не повод почувствовать себя польщенным?

По пути к себе Айзек решил зайти к Стюдгару — с этим товарищем по Ордену было легче, чем с Лукой, и это как раз будет кстати, чтобы настроиться на праздничный лад. Надо было директору хорошо подумать и отдать освободившийся пост старосты Брандону — вот праздник начался бы в школе. Праздник каждый день.

— Ты выглядишь, как медведь в шелках,— расхохотался Стю, стоило Айзеку перешагнуть порог спальни. Но, когда гость взглянул на хозяина комнаты, настала его очередь смеяться.

— Стюдгар…— сквозь хохот попытался заговорить Айзек, почти сгибаясь,— ты будешь… кроликом?— и «гном» повалился на кровать, оглашая, наверное, все крыло раскатами смеха. Он не мог успокоиться долго, потому что перед глазами его стоял высокий красавец-блондин в костюме белого кролика, с большим животом и пятой точкой, на которой игриво торчал пушистый белый хвостик. На голову Стюдгар в это время натягивал капюшон с огромными ушами, окрашенными в розовый цвет.

У Айзека на глаза навернулись слезы и свело судорогой живот.

— Знаешь, Барнс,— обратился к хохочущему другу Брандон, вполне довольный собой,— боюсь тебя огорчить, но мой костюм, который, кстати, вызвал у тебя такой прилив положительных эмоций, что ты даже через год с этим воспоминанием сможешь создать Патронуса, так вот мой костюм идет мне намного больше, чем тебе твой, потому что гризли не носят шаровары, им их неудобно снимать, когда они ходят в туалет, а уж при испытанном страхе, который называется «медвежьей болезнью», тут уж вообще труба полная, проще вообще не надевать шаровар…

Если бы в комнате были окна, то стекла в них дрогнули бы от общего смеха двух друзей.

— И чего такое веселье? Вы знаете, что такой смех не к добру?— в комнате появился Яков в строгом костюме и красном плаще, со смертельно бледным лицом и красными дужками зрачков, явно измененными заклинанием. Он медленно смерил взглядом сначала гигантского кролика, потом Айзека-султана и лишь покачал головой, дернув уголком белых губ:— Жаль, что вампиры не питаются ни зайцами, ни медведями в штанах…

— Я кролик!— возмутился Стюдгар, чем вызвал новый приступ хохота у Айзека.

— Да хоть леопард. Идемте, пора.

Трое друзей вышли в коридор и в гостиной, через которую уже тянулась вереница мальчиков в пестрых костюмах, наткнулись на Алекса.

— Ребята, я нюхлер, прячьте ваше золото!— радостно возопил парень, и тут Яков тоже не выдержал, упав в кресло рядом с бьющимся в истерике Айзеком.

* * *

Франсуаз казалось, что она находится в зоне каких-то невидимых боевых действий, по крайней мере, воздух был напряжен и только током не било. Девушка стояла рядом с Гаем Ларсеном в небольшой уютной комнате, специально отведенной для Чемпионов и их спутников, и ожидала начала бала. И с каждым новым человеком, входившим в широкие двери, обстановка накалялась.

Сначала было просто неуютно, потому что Ларсен пришел смурным и не особо настроенным на общение, но Франсуаз вполне его понимала и приняла это спокойно. Он сделал ей комплимент по поводу ее золотистого платья северной феи с изящной маской и шляпкой, она ответила ему тем же, по достоинству оценив костюм славянского волхва с расшитой накидкой и амулетами-оберегами, которые красиво ложились в незатянутый шнуром вырез льняной рубашки. Они перекинулись парой фраз по поводу последних событий в школе. Франсуаз не стала заводить разговор об его отстранении с поста старосты, и Гай, кажется, даже немного расслабился.

Но тут в комнату вошел Чемпион Дурмстранга, которому, по сути, и костюма не надо было, но он тщательно прикрыл свои недостатки («уродство» было бы, конечно, честнее, но все-таки как-то жестоко) маской и костюмом охотника на мустангов, о чем говорили его лассо, перчатки и широкополая шляпа. Его сопровождала бывшая староста, и именно ее появление заставило Гая напрячься, Франсуаз физически это ощутила. Но и тут парня было сложно винить, если верить слухам о том, что двое лучших студентов школы подрались, да еще проморгали пожар на нижних уровнях подземелий.

— Добрый вечер,— вежливо кивнула пришедшим Франсуаз, понимая, что сейчас ей предстоит некоторое время разряжать обстановку, пока не появятся еще два нейтральных лица — и станет полегче.

— Вы чудесно выглядите,— проговорила Мария, вздернув голову и смело посмотрев на Ларсена. Дё Франко мельком заметила красные глаза девушки, что нельзя было изменить никакими заклинаниями. Да и вообще хоть спутница Цюрри и держалась гордо и прямо, вызывая уважение, но все равно было в ее лице и взгляде что-то тяжелое и вымученное, надрыв, что ли? Франсуаз не могла точно определить, она никогда не считала себя знатоком человеческой натуры, а девичьи переживания были ей вообще незнакомы.

— Вы тоже,— вежливо ответила Чемпион Шармбатона, отмечая легкость красно-черного платья Марии в цыганском стиле, с длинной юбкой и узкими рукавами, с яркой ниткой бус вокруг тонкой шеи, и изящную простоту распущенных волос, в которых ярким пламенем горела живая роза. Сразу было видно, что костюмы Феликса и его спутницы выбирались в комплекте.

Молчание снова затянулось, причем Франсуаз могла поклясться, что напряжение растет и не только между двух старост в конфликте, но и между Марией и ее спутником, который попытался слиться со стеной. Да уж, ну и рождественская атмосфера, ничего не скажешь.

Наконец, к облегчению француженки, в комнату вошла последняя пара. Роберт Конде был ослепительно красив, но какой-то темной красотой, в черном одеянии, с рожками на голове и черными крыльями за спиной. Можно бы было принять его за темного ангела, если б он так ярко не производил впечатления дьявола.

Рядом с ним появилась незнакомая Франсуаз блондинка, и дё Франко дернула уголком губ от какой-то наивной прозаичности костюма. Ангел, просто ангел во плоти, только вот взгляд, которым девушка одарила сначала Феликса, потом Марию, был отнюдь не ангельским. Судя по всем признакам, судьба собрала в одной комнате людей, хорошо друг с другом знакомых и потому почти врагов.

— Весело у вас тут,— заметил Роберт, понимающе посмотрев на Франсуаз. Видимо, Чемпион Хогвартса тоже почувствовал накаленную атмосферу.— Давайте знакомиться? Роберт Конде, кто не знает, седьмой курс Слизерина, Чемпион Хогвартса по воле случая. Мою спутницу зовут Юлиана.

Раздался горький смешок Феликса, и Юлиана вздрогнула, отступила, словно пытаясь спрятаться за спиной Конде.

Если кто-то еще и собирался представиться, то им не дал этого сделать директор Дурмстранга. Вошедший профессор Яновских был изящным и грациозным сатиром, даже копытца не забыл, и они смешно цокали по полу.

— Итак, всем добрый вечер, этот прекрасный праздничный вечер… Как я рад вас всех тут видеть,— широко улыбнулся директор Дурмстранга, разводя руки, словно пытаясь обнять всю разношерстную компанию в комнате. Франсуаз поджала губы: ну и лицемер этот Яновских. Вся школа знала о том, что он бы с радостью не пустил на бал двух опальных старост, а теперь вот тут лучится радостью от созерцания их всех.— Вы открываете наш Бал, поэтому приготовьтесь войти в Зал и танцевать.

— Танцевать?— выдохнул Цюрри, кажется, чуть не подавившись своим языком. Франсуаз с интересом посмотрела на студентов Дурмстранга, которые выглядели в разной степени удивленными. То есть, получается, им никто не сказал, что Святочный бал открывает танец Чемпионов? Мадам Максим поставила в известность всех еще до приезда на Турнир, когда рассказывала о правилах его проведения. Ну, никакой организации. Дё Франко перевела взгляд на Роберта Конде и с облегчением поняла, что хоть один человек здесь в курсе ритуала.

— Да, мистер Цюрри, танцевать,— улыбка с лица директора не сошла, но вот она как-то резко контрастировала с тоном, каким Яновских обратился к своему Чемпиону.— И не говорите мне, что не умеете. Все, приготовились, не будем заставлять всех ждать.

Франсуаз дернула уголком губ, увидев растерянность на лице Ларсена.

— Ты умеешь?— шепотом спросила девушка, когда они встали рядом у дверей Зала Святовита, где уже был слышен шум сотен голосов и музыка. Гай лишь пожал плечами, и Франсуаз решила принять это за утвердительный ответ. Она оглянулась на стоявших за ней Конде и Юлиану, и Роберт подмигнул ей. Что ж, хоть кто-то тут в хорошем настроении. Потом Франсуаз расправила плечи и глубоко вздохнула — перед ними распахнулись двери зала.

* * *

Все вокруг сверкало, кружилось, искрилось и радовалось. Это было поистине сказочно, по-рождественски, и Эйидль заметила, что все время улыбается, не думая ни о чем плохом и тяжелом. С тех самых пор, как они с Айзеком вошли в этот зал, держась за руки (было в этом что-то волнующее и приятное), девочка не переставала оглядываться, чтобы запомнить все, унести это праздничное тепло с собой — и потом в сложные дни вспоминать Бал.

Айзек оказался приличным танцором, несмотря на внешнюю неуклюжесть его фигуры. И Эйидль танцевала с ним, танцевала, танцевала, кружилась, не обращая внимания на других. Она поднимала глаза к потолку, покрытому волшебным льдом, сталактитами с пушистой снежной бахромой. Иногда на лицо ее падали снежинки и тут же таяли, оставаясь сладкими каплями радости на коже. С ели на ель, покрытых снежными шапками и с весящими на них конфетами в ярких обертках, перелетали голубые и серебряные невиданные птицы, издавая сказочные звуки или оставляя в воздухе рождественский звон колокольчиков. Под ногами шуршала мишура и иногда показывались разноцветные мышки, которые попались некоторым студентам в рождественских хлопушках. И всюду вокруг кружились пары в ярких костюмах, с масками на счастливых лицах.

— У меня ощущение, что ты сейчас взмахнешь крылышками — и куда-то упорхнешь,— рассмеялся Айзек, который, наверное, давно за ней наблюдал.— Не устала?

— Нет, все замечательно, правда,— кивнула Эйидль, широко улыбаясь.— Ну, разве что, наверное, я тебе уже оттоптала все ноги.

— Уж лучше ты мне, чем я тебе,— фыркнул Айзек, поправляя маску, сдвинутую на лоб.— Из тебя получается лучшая восточная красавица, чем из меня султан.

— Неправда,— зарделась исландка, автоматически поправляя тунику, что шелковыми волнами спускалась на красивые синие шаровары, которые тихо позвякивали на каждом шагу, вторя украшениям, что были вплетены в волосы девочки.— Из тебя лучший султан, чем из Алекса — нюхлер.

Они рассмеялись, оглянувшись на шестиклассника, который в данный момент сидел за длинным столом и уплетал пудинг, явно не совсем довольный жизнью.

— Но согласись, его костюм выигрывает на фоне воон того кентавра,— Айзек махнул на студента Шармбатона, который явно не подумал дважды прежде, чем надеть на себя сзади круп коня, — его очень быстро выгнали с танцплощадки, чтобы не мешал другим своей пятой точкой.

Эйидль снова рассмеялась, глядя вокруг, радуясь этому чудесному дню.

— Можно мне один танец с прекрасной принцессой?

Брови Айзека удивленно взлетели, когда рядом нарисовался широко улыбающийся Алекс-нюхлер.

— Эйка, у тебя есть панцирь, чтобы не уколоться о его иголки?— с усмешкой спросил «гном».

— У меня на животе шерсть!— возмущенно заявил Алекс, чем вызвал неудержимый смех всех, кто танцевал рядом.— Правда!

— Я тебе, конечно, сочувствую, но не стоит так громко хвастаться чрезмерно быстрым половым созреванием,— заметил Айзек, подмигивая Эйидль.

— Все нормально, Ай,— девочке стало жалко покрасневшего Алекса, который опять попал в двусмысленную ситуацию.— Только никуда не пропадай.

— Договорились, я просто пойду набирать себе гарем, а то какой я султан? И, Алекс, оттопчешь ножки моей спутницы, я побрею твой шерстяной живот,— и Айзек со смехом отправился к столам, оглядываясь. Он тут же увидел в стороне сидевшего Феликса, а потом нашел глазами Марию, которая разговаривала с Лукой. Девушка выглядела напряженной, никакой радости и вообще никакого веселья в ее фигуре Айзек не наблюдал. Да уж, вряд ли Цюрри такой уж хороший спутник.

Тут «гнома» отвлекла пара, врезавшаяся в него со всего разгона.

— Упс, простите, господин султан,— рассмеялся светящийся весельем до самых розовых ушей Стю, в руках которого комфортно чувствовала себя Сибиль в костюме бабочки.— Твоя дама отправила тебя за мёдом?

— Нет, она променяла меня на нюхлера,— фыркнул Айзек, кивая в сторону Эйидль и Алекса, которые медленно пытались танцевать и не затоптать друг друга или кого-то со стороны.

Сибиль рассмеялась в плечо Брандона, а потом кивнула на Марию и Луку:

— Напомни им, что сегодня Сочельник и стоит повеселиться.

— Именно за этим я и шел, пока в меня не врезался заяц с розовыми ушами и его прекрасная бабочка.

— Я кролик!— снова возмутился Стю под смех Сибиль.

— Когда найдешь пять отличий, дай мне знать,— фыркнул «гном» и направился к тому месту, где стояли его друзья.

— Сибиль, ну согласись, что я кролик?— обиженно спросил Брандон, снова увлекая девушку в танец, состоявший из кружения и диких па в пространстве.

— Стю, ты баран,— с любовью напомнила ему Сибиль, целуя в кончик носа,— даже когда одет в костюм зайца.

Стюдгар насупился, но не смог долго выдержать и рассмеялся.

— Все равно я кролик… Ой, простите,— Стю оглянулся, чтобы увидеть, на кого они в очередной раз наткнулись.— Ах, нет, не простите, это вы сами,— ухмыльнулся парень, увидев Эйидль и Алекса. И, не дослушав гневный ответ шестиклассника, покружил Сибиль дальше в толпу.

— Ты не ушиблась?— Алекс заботливо посмотрел на девочку, боясь, не получила ли та травму при столкновении с неистовым Стюбилем.

— Нет, все в порядке, но давай лучше посидим?— вежливо предложила исландка, опасаясь за себя и окружающих.

Алекс обреченно вздохнул и повел девочку к столу.

— Не расстраивайся, зато тебе можно дать медаль за самый оригинальный и колючий костюм,— подбодрила друга Эйидль, беря бокал и наполняя его соком.

— Подожди, я должен был тебе налить, по этикету!— спохватился Алекс, пытаясь исправить свою ошибку и по пути сшибая кувшин. По белоснежной скатерти растеклось красное пятно. Мальчик обреченно посмотрел на содеянное, покраснев:— Нет, мне нужно давать медаль за неуклюжесть.

— Глупости, со всеми бывает,— Эйидль по-доброму улыбнулась расстроенному приятелю.

— Но со мной слишком часто…

— О чем тут говорим?— к ним подошли Айзек и Мария, которую «гном» мягко приобнимал за плечи. Староста в отставке выглядела подавлено и почти даже расстроенно, и Эйидль тут же начала искать глазами брата, но того в Зале уже не было. Хотя ничего удивительного, это же Феликс. Только жаль было Марию, на ее долю в последнее время, кажется, выпало немало неприятностей, а остаться на балу без спутника вряд ли было приятно.

— О моих медалях,— буркнул Алекс недовольно.

— За какие такие заслуги?— поинтересовался Айзек, вопросительно посмотрев сначала на Эйидль, а потом на красное пятно на скатерти.— Ну, это мелочи, друг мой, с твоим везением ты бы мог опрокинуть стол или елку. Тогда бы мы вручили тебе одну большую медаль… Ну, размером с ту, что в Зале Достижений. Наверное, она ждет именно такого случая, чтобы на ней написали твое имя…

— Мария, ты в порядке?— испугалась Эйидль, увидев, как побледнела девушка.— Тебе лучше присесть.

— Нет, все в порядке, правда,— голос у Главы Ордена Востока оказался твердым и уверенным, что слабо сочеталось с измученным лицом.— Мне нужно идти, развлекайтесь.

— Мария, постой…!— Айзек хотел пойти за подругой, но та лишь покачала головой, останавливая «гнома».

— Мария,— другой голос, более глухой и тихий, но хорошо слышный в пустом коридоре вне Зала, остановил ее, и девушка обернулась, глядя на Гая Ларсена.— Мария, я…

Она снова качнула головой и стремительно пошла прочь, не собираясь разговаривать с бывшим другом. Слишком тяжело было ей смириться с тем разочарованием, что ее постигло, когда Гай так предал ее, совершил поступок, на который, как она думала, он был неспособен. Но, видимо, Война изменила его.

Коридоры школы были пусты, только кое-где прятались парочки, уже покинувшие общее веселье и устроившие свое, на двоих. Но ее это не касалось, пусть с этим разбираются исполняющие обязанности старост Лука и Элен Арно. Мария горько усмехнулась иронии того выбора, что сделало руководство школы при назначении новых старост.

В «голове» Дурмстранга было как никогда тихо, полутемные проходы гулко встречали незваную гостью. Девушка подобрала юбку, чтобы не привлечь внимания к своему появлению, толкнула дверь и оказалась в Зале Достижений, в котором была много раз, десятки. Зажгла факел на стене и замерла, поражаясь, что Альбус Поттер догадался сразу, хотя бывал здесь, наверное, однажды, а она не додумалась, хотя с первой экскурсии по школе знала о медали гномов.

— «Словно солнце, круглая, никому не врученная, плита могильная, из недр сотворенная. Под ней покой, под ней молчание. Для кого-то начало, для нас — окончание»,— прошептала девушка, глядя на золотой круг в центре комнаты, размером с большое блюдо, вдавленный в камень посреди Зала. Когда-то давно профессор Волонский рассказывал им о том, как гномы добыли из недр золото и отлили из него дар для Святовита. Но директор не принял медаль, сказав, что он не заслужил этого знака и предложил оставить ее в школе, ненадписанной, чтобы однажды вручить тому, кто ее действительно заслужит.— «Словно солнце, круглая, никому не врученная…»,— повторила Мария, пытаясь осознать то, что перед ней.— «Плита могильная из недр сотворенная…»,— получалось, что это не просто неврученная медаль, что это еще и надгробие? Девушка изучала камень, в который вдавили круглый кусок золота.— «Под ней покой, под ней молчание…»,— по спине Марии прошла взволнованная дрожь, когда она все яснее понимала, что перед ней могила. Могила кого-то из гномов-кристальщиков.

Девушка обошла вокруг надгробия, пытаясь понять, как туда попасть, хотя от одной мысли ее начинало трясти. Она собиралась потревожить покой давно усопшего строителя школы. Но по-другому было нельзя.

Мария вздохнула и присела, оглядывая комнату в поисках идей. Трофеи тихо покоились на своих местах за стеклом, здесь не было ни одного портрета, ни одной картины, чтобы как-то ей подсказать, лишь многочисленные орнаменты из камней, но на этот раз у нее не было загадки мороков. А могильный камень казался монолитным, ни единого намека на то, что его можно приподнять.

Надо идти за ребятами, вместе они что-нибудь обязательно придумают. Девушка встала, собираясь погасить факел, пламя которого плясало, отражаясь в фиолетовом камне орнамента, выложенного возле стеллажа.

В фиолетовом камне. Девушка начала лихорадочно вспоминать, что ее так смутило. И словно наяву услышала голос Луки, который рассказывал о том, что гномы выкидывали черные и фиолетовые кристаллы.

Мария затаила дыхание, касаясь камня, которого тут не должно было быть. Мягко обвела пальцами и осторожно надавила. Но ничего не произошло. И это было нормально, иначе бы тот, кто делал уборку в Зале, смог бы легко открыть секрет камня с медалью.

Девушка снова попыталась надавить на камень, но все было тщетно. Тогда она осторожно ухватила выступающие края и попыталась повернуть. Камень поддался на какой-то дюйм, но сердце Марии гулко забилось, и она попыталась справиться с собой, снова со всех сил цепляя края и поворачивая кристалл против часовой стрелки.

Она ликовала, потому что фиолетовый камень двигался, с каждым дюймом поворота мягко утопая в стене. Мария чувствовала, что как никогда близка к следующему шагу Поиска, который весь был пронизан знаниями о гномах, их культуре, обычаях, истории.

Раздался тихий щелчок, и фиолетовый кристалл исчез в стене. Мария обернулась, сдерживая дыхание, но, на первый взгляд, ничего не изменилось. Почти разочарованная, она подошла к камню и только тогда заметила, что безымянная медаль поднялась, словно вытолкнутая внутренним рычагом, образуя щель, которая темнела между золотом и камнем.

Мария присела на плиту и осторожно просунула руку в образовавшийся темный проем. Пальцы тут же натолкнулись на металл. Под золотой медалью, вдавленной в камень, был рычаг. Девушка прикрыла глаза, прикусив губу, и потянула. Сначала ничего не происходило, металл не поддавался, но затем что-то сдвинулось, щелкнуло, глубоко под землей пронесся тихий рокот. А в следующее мгновение камень под Марией исчез, и она, потеряв опору, провалилась в черный колодец.

* * *

— Ее нигде нет.

Лука в растерянности посмотрел на Айзека, и тот лишь пожал плечами, не понимая, куда могла подеваться Мария.

— Когда ты в последний раз ее видел?

— На балу, как и ты. Она была бледной и немного странной,— «гном» почесал затылок.— Я подумал, что это из-за Цюрри…

— Сибиль сказала, что ее никто не видел со вчерашнего вечера,— Лука ходил по пустому классу, в беспокойстве то и дело поправляя галстук.

— Где Хелфер? Он бы ее нашел легко…

— Он сейчас в панике обыскивает школу, сказал, что попросит других фей помочь, но уже во второй раз, вряд ли это что-то даст,— Лука сел, обхватив голову руками.— Я не понимаю, где она. Ведь не может быть, чтобы Мария пошла наверх?

— Возможно, она сама не хочет, чтобы ее нашли? Ты говорил с Феликсом?— Айзек сел рядом с другом, пытаясь найти логичное объяснение исчезновению девушки.

— Говорил. Он ничего не знает и тоже не видел ее с бала,— в голосе Луки слышалось презрение, наверное, ему не понравилось равнодушие, с каким Феликс мог говорить о Марии. Ящер умеет быть бесчувственной скотиной.— Я уже отправил половину Ордена на ее поиски, я даже активизировал младших ребят, чтобы они последили за западными, вдруг…

— Гай бы никогда так не поступил,— с уверенностью отрезал Айзек, вставая и тоже начиная ходить по классу.

— Если ты помнишь, они подрались…

— Это ничего не меняет. Ларсен бы не посмел тронуть Марию, как бы она его ни лупила,— с легкой усмешкой заметил всеведущий «гном».— И к преподавателям пойти нельзя.

— Если мы не сможем сами ее найти, то нам придется,— Лука поднял взгляд на друга.— Ты же понимаешь.

— Нельзя,— жестко повторил Айзек, скрестив на груди руки.— Мы давали Клятву. Пока мы не уверены, что ее исчезновение не связано с Поиском, нам придется скрывать и искать ее самим…

— А если она сейчас умирает где-то?!— почти закричал Лука, и «гном» порадовался, что они выбрали самый дальний класс в теоретическом крыле, иначе сюда бы сбежалось полшколы.— В этой чертовой школе немереное количество опасных мест, куда Мария бы с радостью заглянула! Неужели ты не понимаешь….?!

— Я понимаю,— Айзек мягко положил руку на плечо обеспокоенного друга.— Прекрасно понимаю. Вот почему ее, а не тебя назначили Главой Ордена, Лука.

— Потому что я беспокоюсь о ней, а она обо мне нет?

— Святовит, твой мозг сейчас явно не работает,— покачал головой Айзек, чуть улыбнувшись, хотя сам беспокоился не меньше старшего товарища.— Она бы так же сходила с ума, случись что с тобой, только вела бы себя по-другому. Просто она знает, что поставлено на карту. Она знает, что ни один из нас не стоит того, чтобы рисковать Поиском… Мария никогда этого не скажет, но именно эта тяжесть так давит ей сердце. Это понимание, эта ответственность. И если бы пришлось выбирать между тобой и Тайной, она бы сделала все, чтобы спасти тебя, но сохранить секрет. Вот что это такое — быть Главой Ордена, друг мой… А теперь сядь и успокойся, давай подумаем, где еще можно поискать и кто бы мог ее видеть вчера…

— Может, она действительно не хочет, чтобы ее нашли?— с надеждой спросил Лука. Айзек скептически пожал плечами.— Ты же только что утверждал, что это возможно!— возмутился Винич, увидев выражение лица друга.

— Это было, чтобы немного тебя успокоить. Мария бы не стала так нас нервировать, хоть кому-нибудь бы сказала… Я отправил Стюбиль на поверхность,— осторожно заметил Айзек, понимая, как отреагирует Лука. На лице хорвата читалась почти открытая паника. Все-таки, как ни тяжело Марии быть во главе огромной машины истории, прав был тот, кто указал на нее, а не на ее эмоционального друга. Вряд ли Лука бы смог ставить дело превыше своих чувств.

— Нужно было поговорить с ней тогда, на балу, объяснить, что все будет хорошо…

— Ты с ней говорил,— напомнил «гном», вздыхая: роль утешителя была явно не его, к тому же это мешало думать.— Она вряд ли тебя бы послушала, ей просто нужно было отдохнуть от всего.

— Она была такой уставшей, такой… потерянной,— Лука перешел к стадии самобичевания, и Айзек уже подумывал о том, чтобы хорошенько шарахнуть друга каким-нибудь заклятьем, чтобы привести в чувства. Не самое лучшее время для пережевывания эмоций, даже таких вкусных, как сердечная привязанность к Марии. Знал Айзек, ой знал, что ни к чему хорошему эта любовь Винича не приведет.

— Так, давай подумаем, как нам ее найти, а потом можешь плакаться мне в жилетку, обещаю тебя выслушать и дать пару советов,— Айзек закатил глаза и хорошенько хлопнул друга по плечу, так что тот покачнулся от неожиданности.— Ты Дракон или мясная консерва?

— Почему консерва?— в ступоре спросил Лука, поднимая голову.

— Потому что это самое ужасное, что когда-либо мне подсовывала в тарелку моя фея,— фыркнул «гном», поднимаясь на ноги.— О чем вы говорили вчера вечером? Только без эмоций, факты.

— О стычке с Гаем, об ее отстранении,— пожал плечами Винич, явно не находя в том разговоре и намека на то, что случилось с девушкой.— Я хотел ей помочь, но она сказала, что все в порядке…

— Да уж, в порядке, ага, сказочница наша Мария,— фыркнул Айзек, снова почесав затылок.— Когда она уходила, то была правда странной и бледной, я так и не понял, что ее так взволновало. Было ощущение… Ощущение, что она до чего-то додумалась. Только до чего? Как я ненавижу эти ее вечные тайны, хоть бы иногда делилась с кем-то, чтобы мы потом головы не ломали, в какую дыру ее затянуло…

— Что будем делать?

— Пока пусть ищут феи, и надо хорошо прочесать территорию на поверхности. У нас в запасе еще где-то сутки до того, как кто-то все же заметит отсутствие Марии, пока все отойдут от рождественского угара…

— А что потом?

— Я надеюсь, что до этого «потом» все образуется, потому что не теряю надежды, что весть о беде с Марией дойдет до Учителя, а он точно должен знать все, что творится в ее голове,— Айзек вздохнул.— Пойдем еще раз обыщем коридоры…

— Зачем? Мы уже…

— Чтобы не сидеть и не лить слезы, а хоть что-то делать!— вспылил «гном», дав подзатыльник товарищу.— Убери прочь свои чувства, потому что ты Дракон и сейчас ты на страже Тайны, остальное оставь для себя и своей подушки!— сейчас Айзек совсем не был похож на себя, не осталось в нем ничего от неуклюжего медведя или простодушного «гнома». Винич недоуменно посмотрел на друга и отвернулся, выходя из класса.

Айзек тяжело вздохнул, зажмурился — и через мгновение смог взять себя в руки и последовать за парнем, который чуть не стал Главой Ордена, но которому все же повезло. И «гном» очень надеялся, что ему тоже повезет, и через несколько месяцев ему не предстоит встреча с таинственным Учителем, которая навсегда сделает его пленником Войны и поставит во главе войска.

* * *

— Цюрри!

Его начинало раздражать, что всем что-то было от него сегодня нужно.

— Постой же!

Феликс обернулся, недоброжелательно посмотрев на Гая Ларсена, который был какого-то белесого оттенка и с почти маниакальным взглядом. Они все сегодня такие, или просто после бала у Феликса начались галлюцинации? Этакая реакция на стресс из-за людного общества и танца, который его вынудили исполнять на глазах радостной публики, собравшейся на представление. А потом еще Яновских со своим напоминанием о втором испытании Турнира, из-за чего парню пришлось незаметно исчезнуть. Хотя это был неплохой предлог.

— Когда ты видел Марию в последний раз?

И этот туда же. Они что все сговорились сегодня? Не видел он ее со вчерашнего вечера, и был рад, потому что ему нужно было немного покоя и свободы, а Мария не давала ему дышать. Она тревожила все внутри Феликса, а ему просто хотелось лечь с пустой головой и лежать, пока сердце не перестанет биться. Но, конечно, теперь не получится, потому что он уже пообещал Яшу, что вызволит его из клетки. Если и было в этом мире еще что-то ценное, то это друг-ящер. И сердце его билось в ритме одного слова «свобода», пусть не для себя, так для существа, которое было рядом и никогда не придавало.

— Вчера на балу,— огрызнулся Цюрри, сверкнув глазами.

— Значит, после ты ее не видел?

Феликс решил не отвечать, развернулся и уже отправился прочь, собираясь укрыться от людей в зверинце, но вслед ему снова раздался голос Гая:

— Она пропала, ты знаешь? Все ее ищут, ее нет почти сутки. Я думал, что она пошла в «голову» школы искать тебя…

Цюрри лишь передернул плечами и продолжил свой путь, в темноту, в подземелья, скрываясь от глаз и голосов. Мария просила его спать в спальне, в крыле мальчиков, но Феликсу тяжело было там, и часто он оставался в своей коморке, надеясь, что девушка не придет за ним, оставит в покое.

Где она? Теперь-то Феликс понимал, что не просто так весь день сегодня она ни разу не явилась к нему напомнить о том, что он должен делать, а что нет, не пыталась встряхнуть, вытащить на свет божий или заставить помочь ей в чем-то. Единственным от нее приветом был подарок, что он нашел в своей тайной комнате (остальные, наверное, если и были, то ждали его внимания в официальной спальне). Значит, она не забыла о нем, не устала от него — с ней просто что-то случилось…

Он мотнул головой, останавливаясь и понимая, что ноги принесли его вовсе не в подземелья, а в самую верхнюю часть школы, в «голову», куда, по мнению Гая, ушла вчера вечером Мария. Феликс постоял некоторое время, не понимая, зачем он сюда пришел, но отпираться было бы глупо: он тоже искал девушку.

Потому что без нее Яш никогда не обретет свободу, не будет даже надежды.

Но что он мог сделать, когда целый полк Драконов искал свою Главу, наверняка, подняты на уши все феи… Да, феи. Вот кто должен быть в курсе.

— Даяна.

Феликс шел по полным темноты коридорам, заглядывая во все комнаты подряд, почти сканируя их своим звериным глазом. Шелест маленьких крылышек возвестил о появлении фейки. Парень поднял голову и хмуро посмотрел на маленькую наставницу. Кажется, она похудела, но он не был уверен, потому что давно не обращал на нее внимания. Когда-то им было хорошо вместе…

— Ты что-то знаешь о Марии?

— Мы ищем ее весь день, но ее нигде нет,— в голосе Даяны было сожаление.

— Вы обыскали все? Везде посмотрели?

— Везде, куда мы можем попасть,— робко заметила фейка, не осмеливаясь, кажется, слишком приближаться к Цюрри. Это было странно.

— Что значит «куда можем попасть»? Я думал, вы можете залезть всюду,— Феликс толкнул дверь в учительскую и внимательно оглядел ее.

— Нет, это же школа гномов, нам разрешили тут жить, но есть места, куда мы не можем проникнуть. Гномы сделали все для этого, и у них было право на личное пространство, ведь они создали тут все.

— И об этом все знают?

— Да почти никто,— пожала плечиками Даяна.— Зачем будить в людях любопытство? У каждого народа свои тайны.

Феликс вышел из учительской и продолжил путь.

— И много таких мест в школе?

— Достаточно, но тех, куда мы можем заглянуть, намного больше, нам не нужно все пространство,— мягко заметила фейка, шелестя крылышками над самым ухом.

— Где-то здесь, неподалеку, есть такое место? Закрытое для вас?

— А зачем тебе?— насторожилась Даяна, замирая в воздухе, когда Цюрри толкнул дверь в Зал Трофеев.

— Хочу устроить взлом,— фыркнул парень, с усмешкой посмотрев на фейку. Та удивленно подняла брови, личико ее посветлело на миг, словно она увидела что-то, очень ее обрадовавшее.— Так есть? Напомню: мы ищем Марию.

— Есть, прямо здесь, под этим залом. Пространство, недоступное для нас.

— Что там?

— Я не знаю,— произнесла Даяна тоном, словно это было само собой разумеющимся.— Нам же нельзя.

— Плюнь на это — и загляни туда,— Цюрри нагнулся и поднял с пола у камня завядший бутон красной розы.

— Но я не могу, Феликс.

— А как же Мария?

— Ты думаешь, что если бы мы могли, мы бы не посмотрели там? Я же говорю — это зона гномов, там перекрыт вход для фей.

— Только для фей?

Даяна вздохнула, глядя на цветок в изуродованной руке подопечного.

— Ты пропустил в прошлом году занятия по трансгрессии, не знаю, как теперь тебе объяснить… Ты много всего пропустил.

— Можешь без вступлений? Я спешу,— огрызнулся Феликс, легко раздражаясь. Внутри поднялась волна протеста и жгучего желания все бросить, уйти, остаться наедине с собой. Нет, наедине со зверем, который жил в нем.

— Вы трансгрессируете, открывая сквозной проход через, как вы его называете, «второе измерение». Это такое сжатое пространство: расстояние, объем, вес — все там не имеет значения. Туда вы отправляете ненужные вам пока вещи, а мы… Мы там легко живем и передвигаемся, так быстрее и удобнее… Так вот в школе вы не можете трансгрессировать, потому что для вас закрыта возможность создать вход на другое измерение. Следишь за мной?

— Да,— Феликс обходил кругом комнату, осматривая все, что попадалось на пути.

— Вам закрыт вход, а гномы закрыли для нас выход оттуда, с изнанки мира, как мы называем это… Они закрыли для нас выходы в определенных местах школы, например, как здесь.

— Я не могу войти, а ты выйти?— подытожил Цюрри, и Даяна почти с гордостью кивнула.— Но мне нужно туда попасть. Проведи меня туда, я же могу выйти?

— Нет, ни за что!— испугалась фея, сразу же показывая парню, что такая возможность все-таки есть, раз Даяна стала тут же отговаривать.

— Там, возможно, Мария, и ей нужна помощь,— надавил Цюрри.

— А если ее там нет? Ты же не сможешь выйти!

— И что?— фыркнул парень, уже почти мечтая о том, чтобы попасть в помещение, куда никто не сможет прийти и доставать его.

— Нет, и не проси!

— Даяна, отправь меня туда, а сама лети к кому-нибудь, пусть ищут вход, ведь Мария как-то туда попала, если она там!

— А если ее нет там? Если оттуда нет выхода?— фейка упрямо помотала головой.

— Да проще простого!— уже вспылил парень, сдерживаясь, чтобы не схватить крылатое создание и не встряхнуть хорошенько, чтобы не задавала вопросов, а просто делала.— Ты полетишь к директору, он снимет заклятие на трансгрессию, явится туда и исключит меня из школы, вот и все! Давай же!

— Тогда лучше сразу так сделать!

— Нет,— твердо сказал Феликс, уже почти на грани гнева из-за глупости и упрямства Даяны.— Мария сунулась туда не цветочки высаживать, скорее всего, это опять их тупая тайна. А я дал Клятву беречь тайну, а тут явно что-то не так. Ты хочешь, чтобы я был еще более проклятым, чем сейчас?!

— Проклятым? — фея задрожала, не решаясь на то, о чем просил ее Цюрри.

— Мария может погибнуть из-за твоих сомнений,— решил еще раз надавить Феликс, уверенный, что девушка там, внизу, потому что это из ее волос выпал бутон розы. Он запомнил цветок и красно-черное платье, мелькавшее в глазах, пока они танцевали.

— Хорошо,— выдохнула, наконец, Даяна, но голосок у нее дрожал,— но я никогда этого не делала, я боюсь, что…

— Ты справишься! И еще…— Цюрри нахмурился,— лети потом к Айзеку и отведи его в мою тайную комнату, пусть ищет: там Мария спрятала какой-то важный свиток. Возможно, это поможет. Все, давай…

— Ты не умеешь трансгрессировать, так что…

— Давай уже!— снова вспыхнул Феликс, злясь.— Слышал я про все, сориентируюсь!

— Сосредоточься на выходе, хорошо? Не промахнешься точно, не получится, но не застрянь, а то придется тебя по кускам собирать…

— Даяна,— с угрозой уже произнес Цюрри, сжав кулаки.

— Хорошо,— прошептала фея, потом мягко потянула Феликса за ухо. Сначала мягко, но через пару мгновений словно маленькая, но мощная воронка втянула парня в себя, сплющив. Ему показалось, что его сдавило с двух сторон, и спина приклеилась к животу. Стало тяжело дышать, полная темнота, лишь кто-то все еще тащил его за ухо вперед, а потом легко толкнул.

Феликс закашлялся, пытаясь протянуть вперед руку, словно раздирая скомканное пространство, ища в нем дыру, ища вдох для легких. Наконец, через долгие мгновения, он словно вывалился из воронки и врезался всем телом в каменную стену, оседая и хватая ртом воздух.

* * *

— Привет.

Роберт поднял голову от книги, которую читал. Точнее, изучал по принуждению, потому что Альбус Поттер подарил ему на Рождество очередной фолиант, который, как считал юный гений, Конде просто обязан изучить, иначе жизнь его полетит под откос со скоростью Хогвартс-Эспресса на просторах Шотландии. В общем, за почти шесть лет знакомства Роберт четко уяснил, что дешевле самому полистать книгу, чем слушать ее в пересказе Поттера, который обязательно найдет время для того, чтобы донести до безответственного и ленивого друга суть в объеме, превышающем объем книги раза в три.

Но сейчас полу-вампиру было не суждено дочитать справочник о самых выдающихся волшебниках, которые происходили из неблагополучных или причастных к Темной магии семей. Роберт добрался пока только до поучительной истории о сыне кровавого и жестокого Пожирателя Смерти: молодой человек с пяти лет посвящает время тому, что находит бродячих животных и устраивает их в добрые руки. Конде прервали на мысли о том, что ему стоит пристроить в чьи-то руки самого Поттера, если только Кристин не согласится взять этого дотошного кошару и не изолирует от общественности хотя бы на время каникул.

Но сейчас на Роберта смотрели внимательные глаза вовсе не лучшего друга, а красавицы Юлианы, с которой они вчера неплохо провели вечер, немного потанцевав, немного поговорив и много — послушав Альбуса, что, впрочем, было достаточно весело и увлекательно.

Девушка присела рядом с Конде и заглянула в его книгу, дернув уголком губ:

— Выбираешь, чем бы заняться после школы?

— Я не потомок Пожирателя, так что мне придется искать другое хобби,— хогвартчанин закрыл свой справочник и внимательно посмотрел на Юлиану. Она не внушала ему ни симпатии, ни антипатии. На балу Роберт наслушался всякого, даже о своей спутнице. Красавица полюбила красавца, классного парня, а потом парень — раз! — и перестал быть классным, превратившись в тень самого себя, в такую полу-зверушку со склонностями к жестокости и странным развлечениям. Уж Конде-то мог ее понять.

Это самое простое — понять.

— Мы проходили на Истории магического мира вашу войну с Волан-де-Мортом,— Юлиана отбросила с лица светлые волосы и попыталась заплести их, но локоны тут же рассыпались по плечам. Так часто делала Кристин, только жесты ее были более медленными, тщательными, мягкими.— Твои родные воевали?

Роберт понимал, что девушка пытается завязать беседу, возможно, даже понравиться, только вот опыта у нее не было, да и поговорить она решила не с тем человеком. И дело было даже в прошлой истории Юлианы, дело было в самом Конде.

— Нет,— покачал головой Конде. Если девушка ждала, что он продолжит, расскажет о своем отце-вампире, убившем его мать, то она очень ошибалась.

— Откуда у тебя этот шрам? Он такой… Он тебя красит.

Конде мотнул головой, чтобы челка хотя бы частично прикрыла отметину, что навсегда, видимо, останется на его лице, как напоминание о том, что он сделал со своим отцом. Тот всплеск спонтанной магии, полный ненависти и ужаса, не вернул Роберту мать, зато уничтожил отца, оставив мальчика полным сиротой и отверженным в мире нормальных волшебников.

— Я убил человека,— пожал плечами Конде, не собираясь смягчать правду, стараясь отпугнуть от себя эту странную девчонку, которая бросила наедине со своей бедой одного монстра, чтобы любезничать с другим, наверное, менее жутким и более интересным, но все равно — монстром по ее собственным понятиям.

Юлиана вздрогнула, но постаралась этого не показать, лишь снова стрельнула глазами в сторону парня. Но от него не укрылось любопытство и интерес, мелькнувшие в этом взгляде. Стало немного тошно.

— Мне вчера было очень весело,— снова попыталась завязать диалог Юлиана, но вновь как-то совсем неудачно. Роберт не понимал, зачем она так старается.— В Хогвартсе бывают какие-то мероприятия на Рождество?

— Бал,— пожал плечами Конде, дернув уголком губ. Он никому не признавался, но рождественский бал был для него частью огромного теплого слова «семья», потому что на следующий день они ехали в дом Поттеров, к ним домой, и встречали там все вместе Рождество. Вряд ли Роберт когда-то показывал, что значит для него семья друга, принявшая его к себе, вряд ли говорил об этом, но всегда чувствовал внутри. И в этом году ему не хватало дома, но, по крайней мере, у него были Альбус и Кристин. И был дом, куда он всегда мог вернуться.

— Здорово, а у нас не бывает балов,— чуть сморщила носик девушка,— этот был первым за много лет,— она с надеждой посмотрела на хогвартчанина, но, если ждала его вопросов или признаков интереса, то напрасно.— Зато раньше у нас всегда открывали нижние уровни, там есть горячий источник, в котором мы купались, и Круглый зал, где можно играть в Рондо… Ты знаешь, что это такое? Уверена, что нет,— Роберт вертел в руках книгу, подумывая уже о том, чтобы просто извиниться и уйти,— в Англии, да и в других регионах, популярен квиддич, а у нас — Рондо, раз в три года проходит чемпионат… Это очень интересная игра: две команды по четыре человека входят в круглый зал, абсолютно круглый… И там можно двигаться в любом направлении, вниз головой, по вертикали — и бросать два кольца друг другу… У каждой команды по три Гарда, то есть кола, которые нужно защищать, чтобы соперник не накинул на них кольца… Кольца кусаются и вырываются. Очень весело.

— Я не увлекаюсь спортом,— пожал плечами Роберт, представляя, как Пас бы тут изошелся слюной, чтобы узнать побольше об этом их Рондо. В Шармбатоне устраивают бега единорогов, тут — бега внутри шара. У каждой школы свои странности.

— А чем ты увлекаешься?

— Я изучаю монстров,— просто ответил Конде, впервые за все время их разговора повернувшись к девушке.— Их обычно боятся. Я их понимаю. Они лучше людей. Чище.

Кажется, наконец-то, Юлиана не смогла найти слов. В ее голубых глазах читалось понимание того, что пытался ей сказать Роберт.

— Ты…? Я что-то сделала не так? Вчера же все было хорошо,— с обидой в голосе спросила девушка, хлопая ресницами.

— Сейчас тоже все хорошо,— заметил Роберт. По крайней мере, у него все было как обычно, ничего нового он не узнал о жизни.— Просто тебе не повезло: мне не с кем было пойти на бал, Кристин разговаривала с тобой, вот и все. Ничего личного.

— Значит…?

Конде встал и посмотрел на девушку сверху вниз, криво усмехаясь:

— Тебе не нужен был близкий, знакомый уже монстр, так что тебе нужно от меня? Я ничем от него не отличаюсь. Хотя нет, отличаюсь: он никого не убивал, хотя, говорят, и пытался,— Роберт с усмешкой увидел, как метнулась к горлу тонкая рука Юлианы.— Если ты хочешь избавиться от собственной вины, то ты не к тому пришла. Я не умею прощать, да мне и нечего,— и он вышел из ниши, с помощью палочки уменьшая книгу и убирая ее в карман. Наверное, на следующее Рождество Пасу следует подарить другу книгу о том, как волшебники с уголовным прошлым становились мерлиновыми овечками с всемирным прощением в глазах. Или что-то в этом роде…

* * *

Здесь не было совершенно темно, откуда-то пробивался свет. Или даже не свет, а неяркое марево издалека, но можно было разглядеть фигуру на полу и каменные стены, гладко обтесанные, с неразличимыми от пыли рисунками на них.

Феликс поднялся и тут же присел рядом с Марией, лежавшей у стены-тупика, справа от металлической лестницы, которая уходила вверх, во мрак. Видимо, она упала сюда или сорвалась. Но парню показалось, что после падения она все-таки двигалась, перемещалась: песок под ногами сохранил явные следы неуклюже передвигавшегося (скорее всего, на коленях) тела.

— Мария,— Цюрри присел перед девушкой, пытаясь заглянуть в лицо, но темные волосы прилипли к щекам. В спертом, давно не двигавшемся воздухе пахло кровью.— Ты меня слышишь?

Она не пошевелилась, и Феликс левой рукой осторожно коснулся ее лица, отводя волосы. Кровь уже засохла, грязной коркой покрывая лоб и правую щеку. Неестественно прижатая к груди рука девушки, кажется, тоже была повреждена.

— Хорошо хоть не убилась,— чертыхнулся Цюрри, пытаясь в этом странном мареве разглядеть рану на голове Марии. В сплошной засохшей корке это было сложно, и Феликс решил не трогать, оставив лечение на долю Павлова.— Ты бы еще с Башни прыгнула. Зачем ты сюда вообще полезла?— Феликс встал и начал озираться, но ничего не увидел, кроме уходящего вниз коридора с такими же ровными, усердно обтесанными стенами и арочным потолком. Потом парень легко вскарабкался по лестнице, — футов двенадцать крепкого металла, который на века умели отливать только гномы — утыкаясь в каменный потолок. Он тщательно ощупал каждый дюйм каменной поверхности, но не было и намека на вход или выход. Но как-то же Мария сюда попала!

— А еще говорят, что я не дорожу жизнью,— фыркнул парень, спрыгивая на пол и снова присаживаясь рядом с девушкой.— Ты уже свихнулась на своем поиске. Как хищник, что чует близкую добычу: кидаешься, сломя голову, не думая, что на тебя уже поставили капкан,— Феликс нащупал пульс на ее руке, отмечая, какая она холодная. Он чувствовал, как бешено стучит кровь в его висках, видимо, реакция на стресс и экстремальную ситуацию.— Сутки в подземелье с разбитой головой — до этого может додуматься только самая умная из Драконов… Хвост ящера, очнись уже!— он слегка похлопал девушку по лицу, но без особых результатов.

Феликс в растерянности встал, не зная, что делать. Коридор шел вниз, значит, вряд ли там их ждет выход в приветливый школьный коридор. Только гномам могло прийти такое в голову — люки строить в школе, чтобы девчонки головы разбивали о пол.

Он снял с себя свитер и осторожно прикрыл им девушку, пытаясь хоть как-то помочь.

— И как я должен тебя отсюда вытаскивать?!— разозлился парень, не зная, оставить ли Марию тут и идти дальше по коридору в поисках выхода, или сидеть с ней и ждать, что кто-то их обнаружит. Он не думал о том, как выйти самому: его жизнь для него ничего не значила, а Мария была шансом на то, что Яш обретет свободу. По крайней мере, именно так объяснял себе Феликс жуткое беспокойство за девушку. Поэтому он был тут.— Как ты там говорила? Быть волшебником?— Феликс порылся в своих карманах и, к собственному удивлению, нашел свою волшебную палочку.— Не зря ты мне весь мозг проела своими заклинаниями, я научился носить ее с собой…

Он стал натужно вспоминать пригодные в таком месте заклятия. Ну, хотя бы свет. Простое, даже первоклассник сможет. Но у Цюрри не вышло. Он попробовал раз, другой — тщетно. Попробовал вылить из палочки воды — безрезультатно.

— Знаешь, ну ты и попала. Тут даже магия в пролете! Гномы — полные…— выругался Феликс, отбрасывая бесполезную палочку.— Мешала им магия, видимо… Ладно,— он, наконец, принял решение,— посиди тут, я сейчас вернусь. И не думай, что теперь я буду говорить, а ты молчать, даже не мечтай!

Коридор и манил, и пугал одновременно. Цюрри осторожно ступал по мягкому песку и кое-где насыпанной гальке, сосредоточившись на далеком странном мареве, освещавшем пол и часть стен. Феликс не боялся подземелий, но тут было как-то совсем жутко.

Он шел вперед и вниз, иногда оглядываясь и еще выхватывая во мраке тупика беспомощную фигуру Марии. Свет не приближался и не отдалялся. Но вскоре кое-что все-таки изменилось: коридор перестал спускаться и вывел парня в круглую комнату. На затылке шевельнулись волосы, и дрожь прошла по спине Феликса, когда он понял, куда попал.

Это была погребальная камера с нишами-гробницами в стенах. В нишах белели скелеты с истлевшими одеждами, рядом с останками лежали кирки, лопаты и молоты, кое-где горстью были насыпаны драгоценные камни. А посреди камеры находился изумительный по красоте каменный фонтан в форме дракона, в котором легко было узнать школу Дурмстранг, только в передних лапах он держал книгу. Феликс осторожно шагнул к фонтану, все еще оглядываясь на давно усопших гномов, зачерпнул воды и попробовал ее, а потом напился. Он и не замечал, что его мучила жажда.

Тут же Цюрри принял решение и развернулся, быстро возвращаясь к привалившейся к стене Марии. Он нашел свою палочку и убрал в карман, хотя она и была тут бесполезна, но для девушки это было важно. Важно, чтобы он оставался волшебником. Неловко подсунув ладони, он взял ее на руки, пытаясь не потревожить раны. Она застонала, ресницы задрожали, но глаза Мария так и не открыла, бессильно раскинувшись на сильных руках Феликса.

Он донес ее до погребальной камеры и усадил у фонтана, от которого веяло свежестью, но не сыростью. Набрал горсть воды и поднес к сухим губам Марии, пытаясь ее напоить. Ресницы снова дрогнули, девушка приоткрыла рот, почувствовав влагу.

— Давай, Мария, пей, а то ты так и не увидишь так тебе полюбившиеся скелеты гномов,— Феликс снова зачерпнул воды и продолжил поить ее, замечая, что пьет Мария уже увереннее.— И стоило так расстраиваться из-за сожженных в библиотеке, тут их в три раза больше, и уверен, что это еще не предел. И не говори, что ты не расстроилась, мне-то врать не надо, стала бы ты так лупить Ларсена. Не из-за рисунков же было столько слез… С другой стороны, они же были давно мертвы, те гномы, им-то было все равно — в виде костей они хранятся или в виде пепла…— Феликс не замечал, что говорит без перерыва, не замечал легкости внутри, тем более не мог видеть блеска своих глаз, полных жизни и смеха, который раньше переполнял его.— Ну вот, молодец, ты уже полфонтана выпила…

— У меня уже раскалывается от твоей болтовни голова,— прошептала Мария, дернув уголком губ. Она снова попыталась открыть глаза, что получилось у нее не сразу. Девушка попыталась сфокусировать взгляд, и Феликс помахал ей рукой.

— Это не от моей болтовни, а от твоей полной дурости. Зачем ты сиганула в этот колодец?— парень оторвал кусок от своей рубашки, намочил в фонтане и осторожно стал смывать кровь со щеки Марии, убирая влажные волосы.

— Феликс,— голос ее был слаб, но полон какого-то чувства.

— Тебе больно? Если да, то скажи, просто я решил, что когда тебя найдет полчище твоих поклонников и почитателей, то тебе лучше бы выглядеть презентабельно, а не так, словно ты снова с кем-то подралась. А поскольку рядом буду только я, то все решат, что это я тебя так отделал, а мне и без того…

— Феликс!— девушка мягко поймала его руку, уже откровенно улыбаясь.— Феликс…

— А фамилия моя Цюрри, я помню.

— Феликс, это ты.

— Нет, это мой брат-близнец,— дернул парень уголком губ, вытянув свою руку из хватки Марии и продолжая смывать кровь, подбираясь совсем близко к открытой ране на ее лбу.

— Нет, это ты, правда, ты,— девушка попыталась сесть поудобнее и тут же зашипела от боли, потревожив свою руку.

— Не двигайся, пока я тебе не разрешил,— сурово проговорил парень.— Лучше расскажи, как ты сюда попала, чтобы мы могли отсюда выбраться и не оказаться соседями по полкам с этими…— Цюрри кивнул на скелеты гномов, потом наклонился к фонтану, набирая воды в руки.

— Стой!

Он даже вздрогнул, повернувшись к девушке.

— Что?

— Не пей больше.

— Почему?

— Потому что не пей,— попросила Мария, схватив его за локоть и потянув вниз.

— Ладно, не пью,— он сел рядом с девушкой и укутал хорошо в свой свитер.— Так что насчет выхода отсюда?

— Выхода нет, он открывается снаружи,— безнадежно ответила Мария и рассказала, как она попала в это подземелье.— Я очнулась и попыталась выбраться, даже взобралась по лестнице… Было жутко больно. Но выхода нет… А как ты сюда попал?— Мария мягко положила голову на плечо Феликса, прижавшись.

— Долгая история, и через эту историю нам тоже не выбраться, но будем надеяться, что Даяна выполнит мои инструкции, и мы скоро выберемся отсюда…

— Много я выпила воды?— вдруг спросила девушка, поднимая голову и вполне бодро оглядываясь.

— Полфонтана, я же тебе сказал,— улыбнулся Цюрри.

— Я серьезно,— Мария медленно начала подниматься на ноги.

— Эй, ты что…?

— Странная вода,— прошептала девушка, свободно шевеля еще недавно поврежденной рукой. Только тут Феликс заметил, что на ее лице не осталось даже шрама от удара.— Как ты себя чувствуешь?

— Ты о чем?— он поддержал девушку под локоть.— Это я должен спрашивать…

— Все в порядке,— покачала головой Мария, глядя в глаза парню. Взгляд ее был настороженный, но чистый, легкий, лишенный безнадежности.— Пока…

— Я не понял: это с водой что-то не так?

— Идем, нужно осмотреться, не зря же я сюда свалилась,— девушка уже твердо стояла на ногах и была полна решимости узнать секрет гробницы.— «Для кого-то начало, для нас — окончание»,— прошептала она, обходя камеру по кругу и разглядывая скелеты.— Наверное, это те гномы, что строили школу…

— А это важно?— Феликс держался поблизости от Марии, не уверенный, что стоит верить ее такому внезапному выздоровлению.— Что с этой водой не так?

— Думаю, это живой источник.

— И?

— Вода бьет из земли, пропитанной ушедшими жизнями,— девушка остановилась возле фонтана.— Вода сначала наполняет тебя жизнью, а потом вытекает из тебя вместе с жизнью,— она обернулась к другу, покусывая губы.— Чем больше ты выпьешь, тем больше жизненных сил вместе с ней тебя покинет…

— Я не буду ходить в туалет,— попробовал пошутить Феликс, но и в его голосе появилась тревога.

— Это не поможет.

— Откуда ты знаешь про воду?— они медленно обходили гробницу, Цюрри шел чуть позади, поддерживая девушку. Он видел, как внимательно девушка смотрит на скелеты, а там было, что поразглядывать. Останки выглядели… странно, словно пронизанные порами, изъеденные изнутри до тонких корочек. Цюрри и не знал, что время творит такое с живыми существами.— Про это место?

— Это Путь, Феликс,— она обернулась и посмотрела на него.— Путь, который проложили гномы. И вода — один из их способов защиты Тайны.

— Но откуда ты знаешь про все это, Мария?

— Есть история, а есть легенды. Мне положено знать и то, и другое,— девушка нащупала руку Феликса и сжала ее.— Помнишь тот свиток, что я спрятала у тебя?— в свете марева, что продолжало освещать пол и стены, было видно, как парень кивнул, сжав в ответ теплую руку Марии. Как ни пытались они понять, откуда идет этот свет, все было тщетно, словно свет излучали сами камни гробницы.— Это очередная загадка.

— И что там было?— Цюрри вздохнул, понимая, что, даже если друзья девушки найдут свиток, они ничего в нем не поймут.

— «Круг памяти, круг из скорби впитала в себя вода, наполнив силою смерти, выпив жизнь без следа; пройди этот круг, если сможешь, пройди по страницам молчания; быть может, это начало, но скорее всего — окончание; ты видишь следы дороги, по которой сейчас идешь; с упорством идя за нами, лишь смерть в бессмертье найдешь»…— Мария начала дрожать, переводя взгляд с одного скелета на другой.— Они будут защищать свой секрет до конца, всегда…— она подняла глаза на друга.— Мне страшно,— призналась она, прижавшись к груди Феликса. Он обнял девушку, прикрыв глаза, чувствуя, что вода из фонтана уже начала медленно уносить ту силу, которая на несколько минут сделала его прежним, живым. Хотелось ухватиться за это ощущение, за то состояние невесомости и легкости, что он испытывал, запомнить, но сейчас было не до того: вода высасывала силы и из Марии.

— Все будет хорошо. Вот увидишь… Мы выберемся.

— Обещаешь?

— Да. А ты в свою очередь пообещай мне, что хотя бы день проживешь, забыв о Поиске и Ордене. Просто проведешь день семнадцатилетней девчонкой.

— Зачем?— недоуменно спросила Мария.

— Потому что иначе тебе не нужна будет никакая вода от гномов,— покачал головой Феликс. Он помог Марии сесть и опустился рядом, приобняв ее.— Давай просто подумаем о том, что там в этой твоей загадке…

— Хорошо,— слабым голосом ответила девушка, привалившись к его плечу.— Подумаем… Феликс.

— Да?

— Мне так тебя не хватало,— прошептала Мария, прикрывая глаза. Цюрри опустил глаза и заметил, как снова открывается рана на лбу девушки, из носа медленно потекла темная струйка крови. Он сжал зубы от беспомощности, чувствуя слабость в собственном теле и понимая, что это он сам виноват, напоив Марию чертовой водой.

— Держись, мы выберемся,— без особой веры проговорил Феликс, вдруг отчетливо понимая, как не хочет умирать…

Он вздрогнул, услышав резкий скрежет, потом звук шагов по металлическим ступенькам и голоса.

— Черт, я, кажется, подвернул ногу!

— Алекс, ты сущее бедствие! Где они?

— Там свет, быстрее…

Феликс попытался заговорить, закричать, но понял, что с трудом открывает глаза, а на языке — солоноватый вкус собственной горячей крови.

— Они тут, скорее…!

— Помогите ей,— прошептал он, увидев две тени возле себя.— И… не трогайте воду…

— Эйидль, они же…

— Алекс, беги за помощью! Все будет хорошо,— теплая ладонь легла на лоб Феликсу.— Держись…