Кошка и рыбак (гет)

Свирепая Айяно перерезала себе горло, как только стало слышно, что пали ворота. Больше никто не последовал ее примеру, и старая Котоун закрыла широкими рукавами головы ее сыновей, чтобы те не видели тела матери. Женщины и дети замка Котоямы заперлись в укрепленном доме, обнесенном высоким забором, здесь надлежало им переждать штурм. Мадока переодела дочь Кимико в мальчика, сама же по совету Рен, старой служанки, вываляла волосы в белилах и нарисовала на лице морщины, чтобы походить на уродливую старуху. Шрамы, покрывающие ее лоб и щеки, в этот раз сослужили ей добрую службу и лишь добавили неприглядности облику. Рен предупредила, что, если в их убежище все же ворвутся, Мадоке надлежит сгорбиться и говорить хриплым шепотом, дабы вражеские воины на нее не польстились. Был здесь и Химетаро, юный воспитанник Рен, о котором никто не знал, откуда он пришел и кто его родители.

Звуки битвы за стенами убежища стали громче, и Кимико невольно теснее прижалась к матери. Сражение, судя по всему, шло на самом замковом дворе. Все ближе чувствовалось дыхание неотвратимой беды, и сердце Мадоки колотилось где-то под горлом.

Однако у нее был план — она придумала его, когда стало ясно, что войско Хиджикаты-даймё пойдет на приступ. Она слышала, что Хиджиката призвал наемников Шичининтай — блестящих бойцов, во многом способных переломить ход сражения, и потому, видно, не побоялся бросить вызов ее супругу, Котояме Ичиро, который небезосновательно полагал себя сильнейшим среди князей острова. На этих-то знаменитых Шичининтай и была ее надежда. Как бы ни страшны они были, а все же оставались наемниками, и ничто не связывало их с Хиджикатой, кроме желания получить награду за свою службу. Мадока же могла предложить им сокровище превыше тех, которыми обладал Хиджиката, и даже тех, коими владел ее супруг, несказанную, невероятную ценность.

Битва шла уже почти у самого их убежища, и Мадока молилась, закрыв глаза, но Небесная танцовщица, покровительница ее рода, не услышала молитв. Звуки сражения постепенно стихали, и их заменяли другие — крики, смех, топот множества ног, треск, с которым ломается дерево, и грохот, с которым рушится камень. Вот затрещало совсем близко — и Мадока поняла, что то падает их забор. Женщины, собравшиеся в убежище, причитали и плакали, и находиться здесь было невыносимо и долее бессмысленно. Велев Химетаро оставаться с Кимико, куда бы они ни направились, Мадока подошла к двери и вытащила тяжелый засов.

Забор и вправду рухнул внутрь, но, похоже, никто не собирался разрушать его намеренно. Она видела тела на земле и воинов, перешагивающих через них, и лошадей, но никто, казалось, не обращал внимания на одинокую старуху, стоящую в дверях.

— Рен, идем со мной, — позвала она.

Старая служанка подхватилась, и обе женщины вышли на улицу и, должно быть, мало кому были интересны. Смуглая и худая Рен, державшая спину необыкновенно прямо, и белая как смерть согбенная Мадока.

Химетаро высунулся следом и поманил за собой Кимико.

— Мы будем ждать вас в доме Рен, — шепнул он Мадоке.

Конечно, опасно было пробираться через захваченный замок к призамковому селу, однако, если бы им это удалось, найти детей в доме Рен было бы куда проще, чем здесь, куда вот-вот должны были нагрянуть захватчики — как только вспомнят о том, что в замках обычно бывают еще и женщины.

На руке Мадоки, так высоко, чтобы случайно не увидели под рукавом, надет был браслет из золота, украшенный жемчугом и нефритом. Он был, конечно, не для Шичининтай. Шичининтай она намеревалась предложить куда больше, но золото могло разговорить кого угодно, а как еще найти среди большого войска маленький отряд, Мадока не знала.

— Вон, смотри, давай у этого спросим. — Рен толкнула ее под руку, и Мадока взглянула, куда она указывала.

Самурай лет сорока с задумчивым видом рассматривал отделанный серебром тэссен, который только что вытащил из рукава одного из павших, лежавших на земле. Он несколько раз сложил и разложил веер, верно, пытаясь понять, как тот лежит в руке, и так увлекся своим занятием, что вздрогнул, когда услышал позади хриплый шепот Мадоки:

— Нравится?

Самурай резко обернулся и с неприязнью уставился на Мадоку.

— Чего тебе, старуха?

— Я дам тебе более ценную вещицу. — Она попыталась изобразить оскал, но вовремя вспомнила, что зубы выдадут настоящий возраст, и вместо этого изобразила зловещий смех. Вышло скорее глупо, чем устрашающе. Мадока достала браслет и вытянула так, чтобы золото отразило солнце. — Таких даже у жены сёгуна нет. А взамен я хочу самую малость…

Самурай выхватил у нее браслет и бросил небрежно:

— Что еще?

— Я слышала, в войске твоего господина идут наемники Шичининтай. Где мне их найти?

— А черт их знает, в замке где-то, наверное.

— В замке нынче много народу, — снова отталкивающе рассмеялась Мадока. — Как мне узнать их?

— Ха! — самурай фыркнул так, будто она сказала несусветную глупость. — Ты их узнаешь, старая ведьма. Ищи громадного воротилу ростом с дом. Или коротышку мне до пупа — точно не ошибешься.

И, захохотав над собственной шуткой, самурай оставил женщин и отправился прочь.

— Давай не пойдем за ним, — поджала губы Рен.

Мадока взглянула на замок. Возвращаться туда ей не хотелось. Пускай дом Котоямы давно перестал быть ее домом и ничего не осталось ей в его стенах, кроме одиночества, сейчас он был разрушен, залит кровью, занят и разграблен врагом, и увидеть свою прежнюю жизнь в пыли и руинах Мадоке было бы тяжело.

Однако она сгорбилась пуще прежнего и побрела за Рен в сторону замка. Ноги налились тяжестью, и изображать из себя согбенную старуху сделалось легче. Мельком она оглядывалась по сторонам, надеясь заметить либо верзилу с пудовыми кулаками, либо коротышку, но никого особенного ей не встречалось, пока…

— Какая ты у нас красавица, ну, не бойся, иди ко мне.

Рен толкнула Мадоку под руку, но того и не требовалось: Мадока уже сама увидела что хотела.

Одетый в белое коротышка с округлым выпирающим животом и огромными жабьими глазами обнимал девицу из прислуги, которая тщетно пыталась отползти, явно в ужасе от его приставаний. Мадока громко и долго закашлялась, попытавшись издать как можно более отвратительный звук, и направилась к коротышке.

Доверившись судьбе, она выпрямилась в полный рост и произнесла обычным своим нежным голосом:

— Добрый день.

Коротышка обернулся на голос, на миг на лице его отразилось недоумение, будто он не мог сопоставить увиденное с услышанным, и Мадока, не желая, чтобы недоумение превратилось в неприязнь, рукавом стерла с лица краску и пудру.

Изуродованная шрамами, она, конечно, не могла тягаться с девицей, к которой коротышка только что приставал, но тот, взглянув на нее растерянно, отвечал:

— И тебе добрый день.

Девица, воспользовавшись тем, что он отвлекся, подхватилась и бросилась прочь. Коротышка проводил ее печальным взглядом, и Мадока, боясь, что он разозлится на нее за неудавшееся развлечение, поспешно спросила:

— Знаешь ли ты, добрый человек, где мне найти наемников Шичининтай?

Коротышка улыбнулся широко и неприятно — даже у Мадоки не получилось бы изобразить более отвратительное выражение лица — и засмеялся низким глухим смехом.

— Считай, ты их нашла. Я Мукотсу-сама из Шичининтай, мастер ядов.

Мадока учтиво поклонилась ему.

— Проводи меня к твоему командиру, почтенный Мукотсу. Я хотела бы поговорить с ним.

— Если тебе нужно кого-нибудь отравить, госпожа, я помогу скорее, чем О-аники.

— Благодарю, но мне не нужно никого травить, — отвечала Мадока.

— Мне казалось, у такой красивой женщины должно быть полно завистниц.

Странно было слышать о своей красоте спустя столько лет после ее утраты, с посеревшими волосами и разводами краски и пудры на лице. Не выдержав, Мадока отвечала:

— Где же ты был, почтенный Мукотсу, одиннадцать лет назад, когда у меня и вправду было чему завидовать.

— Видимо, не был так известен, как сейчас, вот ты и не слыхала обо мне. — Мастер ядов расплылся в широкой улыбке. — Идемте, О-аники должен быть в замке.

И он, махнув рукой обеим женщинам, все же направился в сторону замка, куда Мадоке идти совершенно не хотелось.

… Человек, которого Мукотсу почтительно звал О-аники, сидел на замковом крыльце и делал самое бездуховное, что можно было представить в сложившихся обстоятельствах: он пил. Облик его потряс Мадоку, но не потому, что являл собой необычное зрелище. Скорее она думала, что предводитель знаменитых Шичининтай будет хотя бы ее ровесником, но перед ней сидел юноша парой лет старше Химетаро, невысокий и похожий на кошечку. Кончик тяжелой черной косы его лежал на полу, сам он оперся локтем о бочку саке, из которой зачерпывал пиалой, и, хотя что-то диковатое было в его облике, он казался скорее мирным, чем угрожающим. Трепет, который испытывала Мадока перед этой встречей, прошел сам собой.

Стоило им приблизиться, юноша поднял на нее глаза, и Мадока почтительно поклонилась.

— Ты, должно быть, знаменитый Банкотсу? — осторожно спросила она, и юноша отвечал с улыбкой:

— Верно.

Очевидно, он был в добром расположении духа, и, не желая упустить возможность, Мадока произнесла:

— Я хозяйка этого замка, Котояма Мадока, и я прошу выслушать меня.

— Если ты хотела просить пощады или что-то вроде того, лучше говори с Хиджикатой, — лениво отвечал юноша, и даже в этой лености было что-то кошачье.

— Мне нужно поговорить с тобой, — кротко отвечала Мадока. — Мой дом разрушен, и ничего не ждет меня здесь, кроме бесчестья и горя. Я хочу вернуться к отцу, в область Йендо, но как могу я пройти одна столь долгий путь. Я, моя дочь и слуги станем жертвой разбойников в первом же лесу или того хуже, добычей демонов. Я столько слышала о Шичининтай, что готова заплатить любую цену, лишь бы вы отправились со мной. Ты слышал — в девичестве я звалась Йендо Мадока, на знамени моего рода — волшебный Цвет Надежды, он и будет вашей наградой, если вы поможете мне вернуться домой.

При этих словах Банкотсу поперхнулся и закашлялся.

— Я думал, это просто легенда!

— Если бы люди не были уверены, что Цвет Надежды — выдумка, врагов у моего отца было бы куда больше, — отвечала Мадока.

Цвет Надежды — неувядающая камелия, чаша которой всегда полна живой воды. Несколько капель ее, попав в кровь, способны срастить самую страшную рану. Многие воины искали бы этого дара, не будь они уверены, что волшебный цветок выдуман предками Йендо.

Банкотсу был, очевидно, взволнован. Отставив пиалу, он поднял взгляд на Мадоку, и глаза его жадно блеснули. Он вскочил, хлопнув себя по бедрам, и отвечал ей:

— Хорошо, я помогу тебе. Отсюда до Йендо не будет и полмесяца пути, а я все равно хотел побывать в тех краях. Когда ты будешь готова отправиться?

— Благодарю. — Мадока снова учтиво поклонилась. — Мне нужно найти мою дочь и слугу, и, если они целы, то завтра, как спадет полуденная жара, мы будем готовы. Мы бы провели эту ночь в призамковом селе, в доме моей служанки — это самый большой дом в деревне, вы легко его найдете — но я не знаю, стоит ли он еще. — При этих словах горький вздох вырвался из ее груди, и коротышка Мукотсу, стоявший рядом с ней, утешающе похлопал ее по бедру — выше он не доставал или сделал вид, что не достает.

До конца дня предводитель Шичининтай поручил ее заботам Ренкотсу, одного из своих товарищей. Мукотсу хвостом таскался за ними, чем приводил Мадоку в недоумение: она вовсе не считала себя красавицей, даже напротив, а в замке было множество женщин, куда более привлекательных, чем она, и с этими-то женщинами победители явно могли творить что хотели. Ренкотсу был ее ровесник или чуть младше и с Мадокой вел себя учтиво и спокойно, хотя иногда в нем, как и в его командире, проскальзывала некая надменность. Все же он не дал Мадоке почувствовать свое превосходство, и она была за то благодарна. Сначала они отправились в деревню, куда указывала Мадока — и вовремя. Хоть село и не представляло для захватчиков того же интереса, что и замок, здесь тоже хозяйничало вражеское войско. Четверо спутников быстро отправились к дому Рен, а вниз с холма Мадока почти бежала. Влетев в дом, она позвала:

— Кимико!

На несколько мгновений оглушительной тишины ее сердце упало, но вот справа послышалось какое-то шевеление и из-под старых циновок, сваленных Рен для починки у стены, выбрались Химетаро с ее дочерью. Кимико тут же бросилась к матери, и Мадока почувствовала такое облегчение, что опустилась на пол, обняв ее.

— Я вижу, твоя дочь цела, госпожа, это хорошо. Оставайтесь здесь, и пускай Мукотсу будет с вами. Он может быть надоедлив, — Ренкотсу усмехнулся, — но никто из войска Хиджикаты не войдет в дом, если его заняли Шичининтай. А я подготовлю все к нашему завтрашнему отправлению.

— Это еще кто? — неучтиво осведомилась Кимико, глядя на незнакомцев и с особой неприязнью — на коротышку.

— Это Шичининтай, ты должна была слышать о них, — отозвалась Мадока. — Они согласились сопроводить нас до области Йендо, моей родины и дома твоего деда.

— Они из войска Хиджикаты.

— Они наемники и не принадлежат ни к одному войску.

— Но они разорили наш дом!

— Такова участь воина, и такова была участь твоего отца.

Кимико поджала губы и с упрямым видом уселась на гору старых циновок. Любезничать с Шичининтай она явно не собиралась.

Дом Рен разграбить не успели, и потому у нее оставались запасы съестного. Они поужинали рисом и рыбой, в которую Рен клала горечавку — очень полезную, как она утверждала, для пищеварения.

Ренкотсу не явился до ночи, и так же не явился никто из Шичининтай, лишь Мукотсу оставался с ними. Увидев в пристройке многочисленные пучки трав, которые Рен сушила под потолком, он пришел в восторг и попросил разрешения взять некоторые.

— Да бери что хочешь, все равно пропадет, — досадливо махнула рукой Рен, и Мукотсу заверил ее, что в его руках ее добро уж точно не пропадет. При этом он все так же неприятно смеялся. Кимико показала ему язык, но, по счастью, Мукотсу, увлеченный потрошением пристройки, этого не увидел.

… На следующий день, стоило спасть жаре, Шичининтай явились к ее дому. Ренкотсу раздобыл крытую повозку и двух лошадей, и Мадока довольно быстро поняла: Ренкотсу тот человек, которого полезно держать при себе. Он обладал потрясающим даром улаживать дела, и в какой-то миг Мадока подумала, как счастлив, верно, был бы ее отец иметь такого сына. Какая насмешка судьбы: отец говорил, как мало на земле достойных людей, а если встретил достойного человека, так это женщина, а если мужчина, так дурного рода, и нет в мире совершенства.

Рен погрузила в повозку их невеликие пожитки. Никакие свои одежды и украшения не брала Мадока из дома мужа. Ничего из этого никогда не принадлежало ей и не пригодилось бы в пути. Но Рен захватила несколько простых юката, часть своего запаса трав, который так и не смогла бросить, и — зачем-то — камешек с грубо вырезанным в нем изображением кошки. «На удачу», — коротко объяснила она.

Теперь Шичининтай было семеро, и Мадока с робким любопытством разглядывала тех, с кем еще не была знакома.

А тут было на что посмотреть.

Юноша в женском юката, с ярко окрашенными губами и шпилькой в волосах, увидев Химетаро, широко заулыбался, а вот Рен явно не вызвала у него теплых чувств.

— Старуху обязательно брать? — Он скосил глаза на Банкотсу.

— Если госпоже потребуется помощь, ты, что ли, будешь ухаживать за ней, — бросила ему Рен.

Юноша раздраженно фыркнул, Банкотсу рассмеялся:

— Вы поладите.

Мадока удержалась от смеха, а вот Кимико не была столь учтива. Должно быть, облик юноши крайне веселил ее, и она тихо хихикала в рукав, пока наемник не обернулся к ней и не спросил недружелюбно:

— Что смешного, девочка?

Обычно бойкая и острая на язык Кимико посмотрела на широкий меч, висевший у него за спиной, и ответила:

— Веселую историю вспомнила.

Трое остальных из Шичининтай были не менее примечательны и вид имели весьма устрашающий. Широкоплечий мрачный человек рядом с Банкотсу чем-то походил на демона, а другие двое и подавно. Один из них был рыжий, как лисица, рот и правый глаз его прикрывали металлические пластины, и левая рука также была из металла. Но самым устрашающим выглядел, конечно, последний — должно быть, именно его самурай Хиджикаты имел в виду, когда предлагал Мадоке поискать Шичининтай. Ростом он был выше, чем двое взрослых мужчин, если бы один встал другому на плечи. Никакое оружие ему, очевидно, не требовалось — кулак его запросто мог сжать и раздавить человеческую голову.

Мадока поклонилась наемникам и произнесла:

— Мое имя Мадока, это моя дочь Кимико и мои слуги Рен и Химетаро.

— Я Джакотсу, — улыбнулся юноша в женском юката, но глядел при этом вовсе не на Мадоку, а на Химетаро, который явно недоумевал, чем вызвал столь теплое отношение.

Кимико прыснула еще раз, но Джакотсу, кажется, не было дела до ее веселья.

Остальные трое представились как Суикотсу, Гинкотсу и Кёкотсу, и Мадока подумала, что первое время будет путаться в странных именах.

— Славно, все в сборе, — объявил Банкотсу, обернувшись к ней. — Надеюсь, прощание надолго не затянется.

— Мне не с чем прощаться, — печально улыбнулась Мадока. — Если у вас тоже больше не осталось тут дела, давайте отправляться.

Они с Рен и Кимико забрались в повозку, а Химетаро остался вести лошадей.

Повозка тронулась с места и мягко покатила прочь от замка, от села, от того, что составляло жизнь Мадоки двенадцать долгих лет — но так и не стало домом. Она провожала взглядом знакомые места, пока те окончательно не скрылись из виду. Тогда Мадока отвернулась и, отодвинув деревянную заслонку, перевела взгляд вперед. Перед ними расстилалась зеленая равнина, усыпанная синими цветами аджисаи, ждущими дождя.

Там, за равниной, за цветами, за пеленой дождей и за множеством лесов, ждал ее дом. И как встретит ее отец и свидятся ли они вообще — того Мадока не знала. Сердце ее было свободно и печально и так же ждало дождя.