Девочка с кошачьими ушками и хвостом (гет)

Родители, конечно же, старались её не обижать и сохраняли невозмутимые лица, задавая вопросы, почему никто не помог Гермионе стать прежней, но этим они делали только хуже. Гермиона не выходила днём из дома, чтобы никто её не видел, а по ночам сидела на ступеньках крыльца, вдыхая свежий воздух, или, скрытая от соседей забором, ходила вокруг дома. Спустя неделю такого «житья», большего похожего на добровольное заключение, она собрала вещи и отправилась в «Нору». Там всё-таки жили волшебники, а с ними мог находиться и Гарри.

— Хорошо, милая, как скажешь, — только и произнесла на прощание мама, и Гермиона, сдержав слёзы, села в «Ночной рыцарь» и помчалась вдаль.

В «Норе» легче не стало. Ожидания Гермионы не оправдались по той простой причине, что она стала необычной девочкой даже среди волшебников. Миссис Уизли на неё с подозрением косилась и поджимала губы, когда Гермиона, принюхавшись, могла вдохновлённо рассказать, где и какие приправы расположены в шкафу или с улыбкой предугадывать блюдо, которое их ждёт. Гермиона совершенно не хотела обижать миссис Уизли и принимать чью-либо сторону в их противостоянии с Флёр Делакур, но естественная реакция её подвела.

— М-м-м… какой чудесный запах. А что это? — всего лишь спросила она, когда Флёр впервые появилась на кухне, и француженка с удовольствием рассказала ей про свои духи, подаренные на день рождение родителями, а потом пригласила к себе в комнату, чтобы показать всякие «девичьи штучки».

Отказывать было неудобно, и, кажется, именно это стало первой причиной, из-за которой на неё ополчились другие.

— Мерлин Всемогущий, невестка на четверть вейла, школьная подружка на четверть кошка, за что же мне такое наказание?! — сокрушалась на кухне миссис Уизли. — Так и чувствую себя безмозглым Артуром, собравшим всякий хлам в сарае! И почему только нельзя, как в древние времена, самой выбрать невесток и друзей своим детям?

Она, вероятно, думала, что её никто не слышит, но слух Гермионы был слишком острым, чтобы не уловить такое, а её сердце уже неоднократно изранили даже самые близкие люди. Гермиона утирала слёзы и сидела за учебниками, но покой ей мог только сниться.

— Что, Флегму решила выбрать? — обиженно спросила её Джинни. — А я значит, тебе теперь и не подружка?

— Да нет же, я только почувствовала запах её духов и спросила…

— Ну да, ну да, а потом застряла у неё в комнате, разглядывая разные шмотки и наслаждаясь «чудесными» ароматами…

— Но не могла же я её без объяснений бросить!

— А меня смогла. Впрочем, чего я удивляюсь, я же не умею принимать вид всяких птиц или кошек, с Флегмой вы очень быстро подружитесь. Она тебя в два счёта научит, как охмурять парней.

Гермиона стала чувствовать себя совершенно чужой даже в «Норе», где одни на неё ворчали, а другие вроде Рона и его братьев-близнецов, периодически заходящих домой за разными вещами, пытались подколоть. Даже приезд Гарри не принёс ей должной радости, и под вечер она схватила чемодан и корзину, куда запрыгнул Живоглот.

— Гермиона? Ты куда? Ночь же на дворе! — твердил Гарри, спешивший за ней.

— Вот и отлично, не хочу никого больше видеть! — обиженно отвечала Гермиона. — Вызову «Ночной рыцарь» и хватит с меня. Увидимся в школе!

— Погоди, но я же только что приехал! Мы же даже не поговорили толком…

— Вот в школе и поговорим!

— А-ай!..

Гарри перехватил её руку за запястье на крыльце, и Гермиона невольно выпустила когти, вонзившиеся в его кожу.

— Ой, прости, — выронив чемодан, забеспокоилась она и поднесла его руку к лицу. — Гарри, прости, я сейчас всё исправлю!

Она инстинктивно облизала его царапины языком, и они с Гарри дружно замерли. Благо, что темнота скрыла их вспыхнувшие лица. Гарри уселся на ступеньку и потянул её за собой. Гермиона уселась рядом, они разговорились, и её прорвало.

— Да, я понимаю, как это выглядит! Как это мило, забавно и всё такое! — в слезах твердила она. — Но это же не смешно! Я же не нарочно стала такой, чтобы привлекать к себе внимание! Почему все думают по-другому?! Почему все думают, как будто мне это по душе? Да, я пытаюсь к этому привыкнуть, удивляюсь, когда обнаруживаю у себя новые способности, но… не всё же так просто и… — Она шмыгнула носом и утёрла слёзы. — Прости, Гарри, пожалуйста, прости меня, я совсем расклеилась и всякие глупости тебе говорю, а у тебя, наверное, и без меня сердце из-за Сириуса всё ещё кровоточит…

Гермиона только сейчас заметила, что пальцы их рук уже давно были переплетены. Заметила, потому что Гарри выпустил её ладонь из своей ладони и вдруг прижал её к своей груди. Она чувствовала его руку на своих плечах, чувствовала его губы, коснувшиеся её макушки, и ей сделалось намного спокойнее и легче в его объятиях. Её горло защекотало от какого-то странного животного звука, так и норовящего выбраться наружу.

— Да, мне очень его не хватает, — помолчав, сказал Гарри, и её острый слух уловил некоторое сопротивление, комком возникшее в его горле.

— Мне так жаль, Гарри… безумно жаль, что его не стало… это очень, очень несправедливо по отношению к нему и к тебе, — говорила Гермиона, и через какие-то минуты друг, не выдержав, сам излил ей душу.

Они сидели какое-то время на крыльце, объединённые печалями и состраданием. Гермиона смотрела в глаза Гарри, а он держал её руку в своей руке, и какая-то странная магия, что растворилась в этой ночи, толкнула их друг к другу. Губы Гермионы соприкоснулись с губами Гарри, и она закрыла глаза.

— Давай ты хотя бы пробудешь здесь до утра, а завтра, если ничего не изменится, то я уеду с тобой? — после поцелуя спросил Гарри.

— Давай, — согласилась Гермиона, и он подобрал её чемодан, а ей что и осталось, так отнести корзину с Живоглотом в спальню.

Утром ничего, конечно же, не изменилось. Это стало ясно ещё на кухне, где собрались все члены семьи и друзья.

— Зачем это тебе от нас уезжать? — не понимала миссис Уизли. — Разве мы плохо о тебе заботимся?

— Нет, что вы, вы очень ко мне добры, спасибо, — взволнованно говорила Гермиона. — Но… я чувствую себя здесь как-то неуютно и… в общем, думаю, что мне, наверное, лучше пожить в другом месте и… не причинять вам лишних хлопот.

Миссис Уизли страшно нахмурилась, как будто бы Гермиона даже этим её оскорбила, но тут в разговор влез Рон, весёлый и счастливый от того, что накануне помирился с Гарри, честно признавшим, что сорвался на него не по делу.

— Да ладно тебе, Гермиона, — возразил друг, — с твоими ушами и хвостом тебе лучше, чем здесь, уже нигде не будет. Только представь, как люди в «Дырявом котле» удивятся, что к ним пожаловала девушка-кошка. Того и гляди начнут тебе рыбку под дверь подбрасывать или фантики на верёвочке подкидывать, чтобы поиграть.

Это стало последней каплей, и Гермиона взорвалась.

— Да уж лучше оказаться в «Дырявом котле», Рон, чем терпеть твои дурацкие шуточки! Сперва в толковом словаре посмотри понятие «юмор», а потом пробуй это на других! Всё, с меня хватит, я уезжаю!

Она пулей выскочила из кухни и помчалась наверх за своими вещами. Никто и не думал её останавливать, если бы в дело не вмешался Гарри. Он тоже схватил свой чемодан и пустую клетку Букли.

— Гарри! Что это ты надумал?! — поразилась миссис Уизли. — Ты забыл, что сказал Дамблдор?! На улице небезопасно!

— Я не оставлю Гермиону одну! — упрямо возразил Гарри. — Ей сейчас тоже небезопасно гулять одной, когда вокруг столько извращенцев и всяких уродов!

— Да ей просто кошачьи гормоны в голову вдарили! — возразил ему Рон. — Она в последнее время ведёт себя как чумная, ты-то уж не повторяй за ней.

— Да пошёл ты! Друг тоже мне! — выплюнул Гарри и выкрикнул в сторону двери: — Кикимер, падла, явись сюда!

Раздался характерный хлопок, и мрачный домовой эльф молчаливо обвёл всех присутствующих ненавистным взглядом. Гарри не забыл, как это злобное существо соврало ему о Сириусе, и потому не питал к нему ни капли жалости.

— Доставь меня и Гермиону на Гриммо! Сейчас же! — приказал он и взял подругу за руку.

Они исчезли, не прощаясь, и не слышали, какой разнос всем устроила Молли Уизли, решившая, что это Джинни, Рон и, конечно же, Флёр виноваты в таком поведении Гарри и Гермионы. Последние же заняли две соседние комнаты и разложили там свои вещи. Через какие-то минуты к ним примчался по поручению Дамблдора Римус Люпин и стал убеждать их вернуться обратно.

— Гарри, Гермиона, нельзя же рубить с плеча, я понимаю, вы на что-то обижены, но…

— «На что-то»?! — резко переспросил Гарри. — А если бы тебя каждый день терзали тем, что ты оборотень и имеешь кое-какие «особенности»? Тебе бы это понравилось?!

— Гарри, ты забываешь…

— Нет, я всё отлично помню! Это ты сбежал от школы и всех проблем, а ещё нас попрекаешь за несчастный уход из «Норы»!

В конце концов, Римус сдался и с видом побитой собаки оставил их одних. Под ночь он явился с новым поручением и велел им никуда не ходить без его сопровождения.

— Зря ты с ним так, — осторожно заметила Гермиона после его ухода, — кажется, он расстроился…

— Неправда, это я расстроился, когда понял, что все эти годы его не было рядом со мной, ещё «друг семьи» называется, — обиженно сказал ей Гарри и ушёл в свою спальню.

Она с большим удивлением проводила его взглядом. Гермиона, конечно, понимала, что Гарри тоже было очень нелегко, он всегда был такой скромный и скрытный в плане своих чувств, а теперь у него как будто рухнула какая-то преграда внутри. Словно смерть Сириуса напрочь уничтожила его вежливость и безграничную доброту. Вероятно, теперь ему нужно её понимание и посильная помощь как никогда прежде, решила Гермиона и, перестав его осуждать за проявленную на её глазах резкость, ушла в свою спальню.