Девочка с кошачьими ушками и хвостом (гет)

Этой ночью в спальне мальчиков стояла относительная тишина. Относительность объяснялась похрапыванием, доносящимся с некоторых кроватей, тонким писком одной мышки, со страха забившейся в дырку, и едва уловимым шелестом страниц, исходящим из коробки, находящейся между кроватями двух бывших друзей. Это была довольно большая картонная коробка, в кою у магглов могла бы поместиться кухонная плита, но в замке Хогвартс, где обучали магии юных волшебников и волшебниц, данную коробку использовали для хранения продуктов, пока некоторые дарования не унесли её от добродушных домовиков для своих целей. Впрочем, теперь коробка имела куда большее значение, чем прежде, и служила уютным местом расслабиться и одновременно укрытием. На дне коробки был вдвое сложен мягкий меховой плед, а у стеночки, специально чтобы прижать спинку или, на худой конец, свернуться и положить голову, имелась подушка. Этой ночью в коробке снова сидела, поджав под себя ноги, лохматая девочка по имени Гермиона. Ей было очень спокойно и хорошо в коробке ввиду некоторых её особенностей, поэтому никто не задавался вопросом, что она там делает. Все и так знали — отдыхает, спит или читает.

Возможно, сторонний наблюдатель мог бы серьёзно озадачиться вопросом, почему коробка находилась именно в спальне мальчиков, но тут всё было очень и очень непросто. Дело в том, что прошлым летом Гермиона Грейнджер — ныне именуемая за глаза Гермиона Поттера или же Гермиона Поттер — бросилась вместе со своими друзьями в Отдел тайн. Это была отчаянная операция по спасению Сириуса Блэка, как утверждал близкий друг, он же Гарри Поттер, но эта «операция» имела очень печальные последствия для некоторых участников, и Гермиона оказалась в их числе. Страшное проклятие попало ей грудь, ударило в самое сердце, и она оказалась на грани жизни и смерти.

Гермиона, конечно же, не знала, какие мучения за дни разлуки перенёс Гарри, но видела невероятную радость и слёзы в его глазах, когда пришла в себя.

— При… вет? — первой хрипло спросила она, но друг был не в состоянии ей ответить. — Гарри? Всё… хорошо?

Он глупо улыбался сквозь слёзы и стоял возле её койки на коленях.

— Да… — слышала она его тихий сдавленный голос, — теперь да.

Гермиона ещё не знала, что он потерял крёстного во время своей отважной вылазки в Министерство и в пух и в прах рассорился с близким другом, посмевшим всего лишь сказать, что надежд на возвращение их подруги к жизни нет. В эти минуты было совсем не до разговоров. У неё сильно-сильно забилось сердце и сперло дыхание, потому как Гарри вдруг наклонился и уткнулся носом в её ладонь. Она чувствовала его сухие губы и горячее дыхание на своих пальцах, чувствовала влагу на его щеке, когда он подобрал её ладонь с койки и приложил к своему лицу. Это было… так необычно, трогательно, несколько интимно даже. Взгляд зелёных глаз Гарри, казалось, проник в самое её сердце, и Гермиона тоже молчала, лишь её губы чуть дрогнули в улыбке.

Мадам Помфри вскоре их разлучила и с хмурым видом принялась ей объяснять, в чём же дело.

— Ваш организм не смог справиться с нагрузкой, мисс Грейнджер. Нам пришлось прибегнуть к древнему ритуалу слияния человеческого и животного начала, добавить, так сказать, вам некоторых… особенностей, благодаря которым ваши внутренние раны затянулись, а состояние пришло в норму. Не знаю, как ваш организм отреагирует на наше вмешательство в дальнейшем, но мы будем надеяться, что последствия не окажутся плачевными. В любом случае я буду за вами наблюдать, и мы будем решать все возможные проблемы по мере их поступления.

Гермиона, конечно же, плохо понимала, что именно мадам Помфри имела в виду, но спустя дни всё стало понемногу проясняться. Сперва у неё принялся жутко чесаться и побаливать копчик, за ним начались проблемы со слухом и головные боли. Гермиона принимала множество лекарств и, к счастью, большую часть времени крепко спала, отчего пропустила некоторые метаморфозы, произошедшие с ней. А на пятый день она проснулась и в первые минуты не могла понять, почему настолько хорошо слышит множество самых разных звуков из коридора и улавливает даже движение пёрышка, что обронила чья-то сова за окном. Это было не первое открытие. Гермиона почувствовала что-то мягкое и пушистое, что щекотало её ноги, и подскочила с кровати.

Вот тогда-то она всё поняла, узрев шоколадного цвета хвост, выросший у неё за прошедшие дни.

— Что ж, мисс Грейнджер, я сделала всё, что было в моих силах, чтобы не допустить каких-либо тяжёлых последствий, но со всем остальным мне не справиться, — доложила мадам Помфри. — Боюсь, хирургическое вмешательство тут тоже вряд ли поможет. Только если вы не намерены лишиться слуха и нарушить координацию.

Как оказалось, Гермиона приобрела не только кошачий хвост, но и треугольные шоколадные ушки над головой. И то, и другое шевелилось, правда, она ещё не умела это контролировать и со страха спряталась под одеяло.

— Ну что вы, дорогая, могло же быть и хуже, — утешала её целительница, — я боялась, шерсть прорастёт или усы появятся, а с ними так трудно бороться…

Всё это Гермионе мало помогало, даже когда к ней пришёл Гарри — а в его случае вернее было бы сказать, отвоевал путём непрерывных пререканий себе возможность её навестить у школьной целительницы, — Гермиона скрывалась под одеялом, боясь, что друга ужаснёт её внешний вид.

Но Гарри тоже был очень упрям.

— Да ладно тебе, не может же быть там всё настолько плохо, — мягко говорил он. — Гермиона, покажись, пожалуйста, я же спать не смогу, пока тебя не увижу. Ну, прошу тебя, доверься мне.

Здоровье Гарри, как и его сон, для Гермионы имели большое значение, поэтому она очень медленно опустила одеяло с лица и, приподнявшись, села на койке.

— Ну, тогда смотри.

Она видела, как он застыл с раскрытым ртом, и огорчённо опустила голову. Слёзы сами собой образовались в её глазах, а голос задрожал:

— Так… страшно, д-да?

Гермиона чувствовала, как в груди всё сжималось, и хотела рыдать. Теперь она превратилась в непонятно что, и Гарри, скорей всего, больше не будет её навещать или придёт пару раз из вежливости, а потом отстранится.

— Не-е-ет! — тут же возразил он, и она почувствовала его пальцы на своём подбородке. Одно усилие, и их глаза встретились. — Ты… очень хорошо выглядишь. И с этими ушками тоже. Можно…

Гарри отчего-то поправил голос и покраснел.

— …их потрогать?

Гермиона от неожиданности молча кивнула. Она почувствовала на своих нежных ушках движение подушечек его пальцев. Было несколько не по себе от этих прикосновений, немного щекотливо, когда мужские пальцы осторожно почесали за ушком, и даже радостно, когда Гарри улыбнулся.

— Такие… мягкие и… симпатичные, тебе очень идёт, — сказал он и зачем-то погладил её по волосам.

«Реакция» произошла против её воли. Не то чтобы Гермионе не хотелось прижаться к Гарри и почувствовать его объятия, но когда он её погладил, ей стало так хорошо, что она инстинктивно бросилась к нему. Кажется, потёрлась об его шею, издав какой-то странный звук, и тут же, вспыхнув, отскочила обратно на койку, где можно было натянуть одеяло до самой макушки.

— О… — смущённо произнёс Гарри, — ничего страшного, если тебе хочется, то… ну…

Их неловкую встречу прервала мадам Помфри, а Гарри приходил и на следующий день, и в день, следующий за ним, и так до конца недели, пока её не выписали из больничного крыла.

Вот тогда действительно стало очень трудно и тяжело.

Некоторые при виде её округляли глаза и опасливо отступали, некоторые улыбались и о чём-то перешёптывались, не стесняясь указывать в её сторону пальцами. Гермиона бы убежала от всех прочь и долго бы плакала в кабинке туалета, если бы не Гарри. Он крепко держал её за руку, пока они шли от больничного крыла к гриффиндорской башне и периодически исподлобья посматривал на всяких слизеринцев, сжимая в пальцах второй руки волшебную палочку. Но каково же было удивление Гермионы, когда даже в башне своего факультета на неё стали посматривать как на чумную! Парвати и Лаванда и те не постеснялись задавать ей идиотские вопросы и хихикать.

— А если дать тебе твой клубок с нитками, ты и дальше будешь вязать домовикам шапки или станешь играться с ним? А если в тебя бросить огурец, ты отскочишь? А если нам сорвать мяту, ты будешь её есть или?..

Некоторые вопросы Гермиону серьёзно задели, и она не сдержалась.

— А я что, ради развлечения, по-вашему, это сделала с собой?! — прогремела она, и взмахнула рукой.

От злости на её пальцах появились когти, и портьера, в которую они вцепились, треснула по швам. В девичьей спальне наступила долгожданная тишина, но с этой минуты Гермионе самой стало там не слишком уютно. Она кое-как продержалась до школьных каникул, а там, надев на себя шляпу и накинув мантию, отправилась домой.

Мистер и миссис Грейнджер, встретившие Гермиону на вокзале, сперва были очень рады её видеть, обнимали её и не понимали, зачем она так странно вырядилась, когда могла облачиться в обыкновенную одежду. А потом они вернулись домой, и Гермиона, раздевшись, наконец предъявила им свои ушки и хвост, и рассказала всё как есть. Родители были в шоке от её новых способностей и крайне необычного внешнего вида.

— Что? Разве это что-то меняет? — в отчаянии спрашивала Гермиона. — Почему вы молчите?

— Мы… мы с папой просто совсем не ожидали такого, — только и произнесла побледневшая миссис Грейнджер и ушла на кухню, где, судя по доносящемуся оттуда резкому запаху, принялась себе капать успокаивающее средство в стакан с водой.

Мистер Грейнджер и вовсе не произнёс ни слова, он ненадолго сходил в свой кабинет, затем с отрешённым видом опустился в кресло и впервые за долгие годы взял в рот сигарету.

Родители, конечно же, старались её не обижать и сохраняли невозмутимые лица, задавая вопросы, почему никто не помог Гермионе стать прежней, но этим они делали только хуже. Гермиона не выходила днём из дома, чтобы никто её не видел, а по ночам сидела на ступеньках крыльца, вдыхая свежий воздух, или, скрытая от соседей забором, ходила вокруг дома. Спустя неделю такого «житья», большего похожего на добровольное заключение, она собрала вещи и отправилась в «Нору». Там всё-таки жили волшебники, а с ними мог находиться и Гарри.

— Хорошо, милая, как скажешь, — только и произнесла на прощание мама, и Гермиона, сдержав слёзы, села в «Ночной рыцарь» и помчалась вдаль.

В «Норе» легче не стало. Ожидания Гермионы не оправдались по той простой причине, что она стала необычной девочкой даже среди волшебников. Миссис Уизли на неё с подозрением косилась и поджимала губы, когда Гермиона, принюхавшись, могла вдохновлённо рассказать, где и какие приправы расположены в шкафу или с улыбкой предугадывать блюдо, которое их ждёт. Гермиона совершенно не хотела обижать миссис Уизли и принимать чью-либо сторону в их противостоянии с Флёр Делакур, но естественная реакция её подвела.

— М-м-м… какой чудесный запах. А что это? — всего лишь спросила она, когда Флёр впервые появилась на кухне, и француженка с удовольствием рассказала ей про свои духи, подаренные на день рождение родителями, а потом пригласила к себе в комнату, чтобы показать всякие «девичьи штучки».

Отказывать было неудобно, и, кажется, именно это стало первой причиной, из-за которой на неё ополчились другие.

— Мерлин Всемогущий, невестка на четверть вейла, школьная подружка на четверть кошка, за что же мне такое наказание?! — сокрушалась на кухне миссис Уизли. — Так и чувствую себя безмозглым Артуром, собравшим всякий хлам в сарае! И почему только нельзя, как в древние времена, самой выбрать невесток и друзей своим детям?

Она, вероятно, думала, что её никто не слышит, но слух Гермионы был слишком острым, чтобы не уловить такое, а её сердце уже неоднократно изранили даже самые близкие люди. Гермиона утирала слёзы и сидела за учебниками, но покой ей мог только сниться.

— Что, Флегму решила выбрать? — обиженно спросила её Джинни. — А я значит, тебе теперь и не подружка?

— Да нет же, я только почувствовала запах её духов и спросила…

— Ну да, ну да, а потом застряла у неё в комнате, разглядывая разные шмотки и наслаждаясь «чудесными» ароматами…

— Но не могла же я её без объяснений бросить!

— А меня смогла. Впрочем, чего я удивляюсь, я же не умею принимать вид всяких птиц или кошек, с Флегмой вы очень быстро подружитесь. Она тебя в два счёта научит, как охмурять парней.

Гермиона стала чувствовать себя совершенно чужой даже в «Норе», где одни на неё ворчали, а другие вроде Рона и его братьев-близнецов, периодически заходящих домой за разными вещами, пытались подколоть. Даже приезд Гарри не принёс ей должной радости, и под вечер она схватила чемодан и корзину, куда запрыгнул Живоглот.

— Гермиона? Ты куда? Ночь же на дворе! — твердил Гарри, спешивший за ней.

— Вот и отлично, не хочу никого больше видеть! — обиженно отвечала Гермиона. — Вызову «Ночной рыцарь» и хватит с меня. Увидимся в школе!

— Погоди, но я же только что приехал! Мы же даже не поговорили толком…

— Вот в школе и поговорим!

— А-ай!..

Гарри перехватил её руку за запястье на крыльце, и Гермиона невольно выпустила когти, вонзившиеся в его кожу.

— Ой, прости, — выронив чемодан, забеспокоилась она и поднесла его руку к лицу. — Гарри, прости, я сейчас всё исправлю!

Она инстинктивно облизала его царапины языком, и они с Гарри дружно замерли. Благо, что темнота скрыла их вспыхнувшие лица. Гарри уселся на ступеньку и потянул её за собой. Гермиона уселась рядом, они разговорились, и её прорвало.

— Да, я понимаю, как это выглядит! Как это мило, забавно и всё такое! — в слезах твердила она. — Но это же не смешно! Я же не нарочно стала такой, чтобы привлекать к себе внимание! Почему все думают по-другому?! Почему все думают, как будто мне это по душе? Да, я пытаюсь к этому привыкнуть, удивляюсь, когда обнаруживаю у себя новые способности, но… не всё же так просто и… — Она шмыгнула носом и утёрла слёзы. — Прости, Гарри, пожалуйста, прости меня, я совсем расклеилась и всякие глупости тебе говорю, а у тебя, наверное, и без меня сердце из-за Сириуса всё ещё кровоточит…

Гермиона только сейчас заметила, что пальцы их рук уже давно были переплетены. Заметила, потому что Гарри выпустил её ладонь из своей ладони и вдруг прижал её к своей груди. Она чувствовала его руку на своих плечах, чувствовала его губы, коснувшиеся её макушки, и ей сделалось намного спокойнее и легче в его объятиях. Её горло защекотало от какого-то странного животного звука, так и норовящего выбраться наружу.

— Да, мне очень его не хватает, — помолчав, сказал Гарри, и её острый слух уловил некоторое сопротивление, комком возникшее в его горле.

— Мне так жаль, Гарри… безумно жаль, что его не стало… это очень, очень несправедливо по отношению к нему и к тебе, — говорила Гермиона, и через какие-то минуты друг, не выдержав, сам излил ей душу.

Они сидели какое-то время на крыльце, объединённые печалями и состраданием. Гермиона смотрела в глаза Гарри, а он держал её руку в своей руке, и какая-то странная магия, что растворилась в этой ночи, толкнула их друг к другу. Губы Гермионы соприкоснулись с губами Гарри, и она закрыла глаза.

— Давай ты хотя бы пробудешь здесь до утра, а завтра, если ничего не изменится, то я уеду с тобой? — после поцелуя спросил Гарри.

— Давай, — согласилась Гермиона, и он подобрал её чемодан, а ей что и осталось, так отнести корзину с Живоглотом в спальню.

Утром ничего, конечно же, не изменилось. Это стало ясно ещё на кухне, где собрались все члены семьи и друзья.

— Зачем это тебе от нас уезжать? — не понимала миссис Уизли. — Разве мы плохо о тебе заботимся?

— Нет, что вы, вы очень ко мне добры, спасибо, — взволнованно говорила Гермиона. — Но… я чувствую себя здесь как-то неуютно и… в общем, думаю, что мне, наверное, лучше пожить в другом месте и… не причинять вам лишних хлопот.

Миссис Уизли страшно нахмурилась, как будто бы Гермиона даже этим её оскорбила, но тут в разговор влез Рон, весёлый и счастливый от того, что накануне помирился с Гарри, честно признавшим, что сорвался на него не по делу.

— Да ладно тебе, Гермиона, — возразил друг, — с твоими ушами и хвостом тебе лучше, чем здесь, уже нигде не будет. Только представь, как люди в «Дырявом котле» удивятся, что к ним пожаловала девушка-кошка. Того и гляди начнут тебе рыбку под дверь подбрасывать или фантики на верёвочке подкидывать, чтобы поиграть.

Это стало последней каплей, и Гермиона взорвалась.

— Да уж лучше оказаться в «Дырявом котле», Рон, чем терпеть твои дурацкие шуточки! Сперва в толковом словаре посмотри понятие «юмор», а потом пробуй это на других! Всё, с меня хватит, я уезжаю!

Она пулей выскочила из кухни и помчалась наверх за своими вещами. Никто и не думал её останавливать, если бы в дело не вмешался Гарри. Он тоже схватил свой чемодан и пустую клетку Букли.

— Гарри! Что это ты надумал?! — поразилась миссис Уизли. — Ты забыл, что сказал Дамблдор?! На улице небезопасно!

— Я не оставлю Гермиону одну! — упрямо возразил Гарри. — Ей сейчас тоже небезопасно гулять одной, когда вокруг столько извращенцев и всяких уродов!

— Да ей просто кошачьи гормоны в голову вдарили! — возразил ему Рон. — Она в последнее время ведёт себя как чумная, ты-то уж не повторяй за ней.

— Да пошёл ты! Друг тоже мне! — выплюнул Гарри и выкрикнул в сторону двери: — Кикимер, падла, явись сюда!

Раздался характерный хлопок, и мрачный домовой эльф молчаливо обвёл всех присутствующих ненавистным взглядом. Гарри не забыл, как это злобное существо соврало ему о Сириусе, и потому не питал к нему ни капли жалости.

— Доставь меня и Гермиону на Гриммо! Сейчас же! — приказал он и взял подругу за руку.

Они исчезли, не прощаясь, и не слышали, какой разнос всем устроила Молли Уизли, решившая, что это Джинни, Рон и, конечно же, Флёр виноваты в таком поведении Гарри и Гермионы. Последние же заняли две соседние комнаты и разложили там свои вещи. Через какие-то минуты к ним примчался по поручению Дамблдора Римус Люпин и стал убеждать их вернуться обратно.

— Гарри, Гермиона, нельзя же рубить с плеча, я понимаю, вы на что-то обижены, но…

— «На что-то»?! — резко переспросил Гарри. — А если бы тебя каждый день терзали тем, что ты оборотень и имеешь кое-какие «особенности»? Тебе бы это понравилось?!

— Гарри, ты забываешь…

— Нет, я всё отлично помню! Это ты сбежал от школы и всех проблем, а ещё нас попрекаешь за несчастный уход из «Норы»!

В конце концов, Римус сдался и с видом побитой собаки оставил их одних. Под ночь он явился с новым поручением и велел им никуда не ходить без его сопровождения.

— Зря ты с ним так, — осторожно заметила Гермиона после его ухода, — кажется, он расстроился…

— Неправда, это я расстроился, когда понял, что все эти годы его не было рядом со мной, ещё «друг семьи» называется, — обиженно сказал ей Гарри и ушёл в свою спальню.

Она с большим удивлением проводила его взглядом. Гермиона, конечно, понимала, что Гарри тоже было очень нелегко, он всегда был такой скромный и скрытный в плане своих чувств, а теперь у него как будто рухнула какая-то преграда внутри. Словно смерть Сириуса напрочь уничтожила его вежливость и безграничную доброту. Вероятно, теперь ему нужно её понимание и посильная помощь как никогда прежде, решила Гермиона и, перестав его осуждать за проявленную на её глазах резкость, ушла в свою спальню.

Римус стал носить им по утрам продукты и свежие газеты, и Гермиона с Гарри решили поочерёдно готовить себе сами — вредный Кикимер был снова отправлен в Хогвартс. В отсутствии миссис Уизли и её нескончаемых дел, которые она, волшебница отроду, никак не могла переделать без участия посторонних людей, они вдруг обнаружили у себя большое количество свободного времени. Гарри в первый же день ходил по комнатам и разглядывал там разный хлам, а Гермиона села за стол и взяла в руки пергамент и перо. Она заказала десятки самых разных книг, и к вечеру Гарри увлечённо читал внушительный том по истории войн, где описывалась не только тактика, к которой прибегали гоблины и волшебники во время своих сражений, но и всякие боевые заклинания, и маневры, предпринимаемые той или иной стороной. Гермиона же листала справочники по необычным существам и их способностям. Она хотела отыскать хотя бы упоминание девушек-кошек, чтобы понимать, чего ей ещё от себя ждать, но то ли подобных девушек раньше не существовало, то ли они не были никому интересны, и ничего не находилось. Она так увлеклась поисками, что не заметила внимания Гарри.

— Всё хорошо? — спросил он, и его лицо оказалось очень близко к ней.

Гермиона хотела ответить утвердительно, но ей сделалось грустно от мысли о собственной уникальности, и она пожала плечами. Гарри притянул её к себе и легонько погладил по спине.

— Ну что ты, мы же ничего плохого не сделали, — сказал он, и она ощутила, как тепло от его прикосновений разлилось по её телу.

— Гарри… сделай так ещё раз... пожалуйста…

Он хмыкнул и погладил её снова. Эти его пальцы, скользящие от её лопаток к талии, казалось, излучали необъяснимую магию, на которую с трепетом отзывалось её тело. Гермионе хотелось бы, чтобы эти прикосновения повторялись и длились как можно дольше, но ей было неловко в этом признаться, как и заставить взметнувшийся к потолку хвост опуститься. Животный звук, что не в первый раз подбирался к её горлу, невольно сорвался с её губ, и она покраснела.

— О, так тебе настолько нравится? — удивился её реакции Гарри и стал поглаживать её увереннее.

Через какие-то минуты Гермиона почувствовала себя гораздо лучше в его объятиях и позабыла обо всех печалях. Она заглянула в ярко-зелёные глаза Гарри и сама подалась ему навстречу. Их губы слились в нежном поцелуе, и после этого Гермиона осталась лежать у Гарри на коленях, пока он с улыбкой чесал её за ушком.

— Интересно, а что будет с шеей?

— Что?

— Ну… может, попробовать с шеей?

— Ты имеешь в виду почесать? Или что?

Гарри решительно наклонился, и Гермиона инстинктивно задержала дыхание. А затем её просто накрыло волной неслыханного блаженства… Горячие губы Гарри одаривали её нежную кожу своими поцелуями, и она откинула голову, чтобы предоставить ему ещё большую свободу. Её пальчики зарывались в его непослушные волосы и игриво скользили по ним, пока друг распробовал новый для себя участок. Гермиона млела и не могла сдержать урчания, что только нарастало в её груди от ласки Гарри. Он тоже был очень доволен этим и долго не выпускал её из своих рук.

— Может, завтра потренируемся наверху использовать какие-нибудь заклинания? — предложил Гарри, смотря на неё сверху вниз. — Мне не обойтись без напарника…

— Ради тебя я на всё готова, — ответила она, словно зачарованная его взглядом, и в следующий раз они целовались уже в коридоре, прежде чем разойтись по своим спальням.

Со следующего утра их дни стали гораздо насыщеннее и интереснее. Гарри нашёл среди приобретённых ею книг те, где имелись неиспробованные им заклинания, и после завтрака они шли на чердак, где можно было потренироваться. Никто вроде миссис Уизли их не ругал, не призывал к порядку и не велел заниматься уборкой, никакой Кикимер не крутился под ногами и не пытался ничего стащить. Гарри и Гермиона раскидывали, сжигали, тушили и обращали в пыль всякий хлам, временами жутко радовались своим успехам и спешили обняться, а бывало, подолгу стояли на расстоянии друг от друга, упрямо и методично повторяя одни и те же действия. Если бы на чердак пожаловал кто-нибудь из взрослых, он мог бы серьёзно встревожиться, увидев, как десятки существ в тёмных балахонах пытаются напасть на подростков, в то время как потолок и стены покрыты сотнями пауков, а по стенам расползаются жуткие растения. Но для Гермионы и Гарри это было своего рода развлечение, шалость, которую благодаря множеству заклинаний, наложенных на Гриммо, никто не видел. Они были творцами, борцами с тёмными силами, преступниками, противниками, напарниками и временами просто детьми. Их энергия нуждалась в выходе после всех невзгод, и магия для этого стала самым лучшим решением.

После обеда они, как правило, отдыхали в гостиной, лежа или сидя на диване. Гермиона неизменно погружалась в книгу, а Гарри с интересом разглядывал комиксы или читал спортивные журналы, которые, следуя её примеру, заказал себе. Спустя время это занятие обычно прерывалось, потому как кому-то из них не терпелось чем-нибудь поделиться с другим, и это чаще всего заканчивалось тем, что Гермиона оказывалась у Гарри на коленях. Он целовал её в губы и поглаживал по спине. Она млела и теснее прижималась к нему, позволяя целовать свою шею. Ей нравилось зарываться пальчиками в его непослушные тёмные волосы и ерошить их ещё больше, нравилось нагло запускать ладонь под ворот его футболки и с волнением ощущать жар его тела. Пару раз Гарри опрокидывал её на диван и нависал сверху. В такие минуты Гермиона зачарованно смотрела в его глаза, а потом смеялась, если он начинал её щекотать, или крепко обнимала его, говоря, что поймала, и Гарри, карикатурно изображая из себя страдальца, тащил её до лестницы.

К вечеру им снова приходилось готовить, но зато наступало самое весёлое время. Гарри по совиной почте умудрился заказать им несколько настольных игр, и Гермиона, как человек прекрасно знакомый с множеством из них, не хотела ему уступать. Они, бывало, до поздней ночи засиживались в гостиной, соревнуясь в самых разных занятиях: чья фигурка преодолеет все испытания и первой придёт к финишу, кто скупит всю недвижимость и станет самым богатым, кому удастся обмануть в карты другого и набрать больше всех очков. А к ночи они, зевая, поднимались наверх и после короткого поцелуя расходились по своим спальням. Гермиона, по крайней мере, больше недели спала в своей кровати, пока не проснулась от голоса Гарри.

— Не-е-ет! Гермиона! Гермиона, нет! Гермиона!..

Её острый слух уловил его голос даже сквозь толстую стену. Гермиона поднялась и со всех ног бросилась в соседнюю спальню. Гарри метался во сне и сминал в руках одеяло, вновь и вновь повторяя её имя, и она забралась к нему. Её руки схватили его и прижали к своей груди.

— Ш-ш-ш… Всё хорошо, я здесь. С тобой.

Гарри дёрнулся и проснулся в её объятиях.

— Гермиона? — удивлённо спросил он, заботливо поглаживаемый её рукой. — Что ты… что ты здесь делаешь?

— Я услышала твой голос и пришла, — ответила она и заглянула в его глаза: даже в темноте её зрение позволяло видеть, сколько в них нежности. Казалось, то, что он увидел её после пробуждения, принесло ему неслыханное облегчение. — Тебе снилось что-то плохое? Отдел тайн, где… столько всего случилось?

— Вроде того, — уклончиво ответил он, но его сердце, дико колотящееся в груди, сказало ей куда больше.

На его глазах умер Седрик, совсем недавно не стало Сириуса, и чуть не погибла она сама. Разумеется, он не может с этим свыкнуться, как и рассказать, что его тревожит. Должно быть, он всё ещё винит себя и боится, что может потерять и её.

— Гарри, я никогда тебя не оставлю, — твёрдо заверила Гермиона. — Можно я… побуду сейчас с тобой?

Гарри дотянулся до её губ и вовлёк её в ещё один поцелуй. Через минуту Гермиона лежала под его боком, и он накрыл её одеялом. Спать под его рукой оказалось очень приятно и тепло. С губ так и срывались всё те же негромкие звуки, напоминающие урчание. Гарри тоже успокоился и вскоре заснул. Рядом с ней его не смогли тронуть кошмары.

— Отлично, так значит сегодня мы можем увидеться с Молли и другими. Поговорите уж с ними, может, помиритесь наконец.

Римус, нужный им, чтобы сходить в Косой переулок, намерение Гарри и Гермионы понял по-своему и дружелюбно улыбался. Все вместе они двинулись за учебниками и разными принадлежностями для шестого курса. Гарри не выпускал руку Гермионы из своей руки, и она была этому только рада, поскольку даже в Косом переулке на неё продолжали посматривать с любопытством и усмешками на лицах.

— Гарри Поттер в обносках от какой-то свиньи и его ручная киска! Мам, ты только взгляни на эту убогую парочку, — в магазине мадам Малкин огласил Драко Малфой.

— Ты лучше в «Пророк» взгляни, хорёк, там пишут, твоего ублюдка-отца отправили, куда давно следовало! — в ответ ему выплюнул Гарри. — Вот он там, должно быть, хнычет!

Если Драко и его мать хотели что-то ответить, то им помешала мадам Малкин, возникшая между клиентами. Она озадаченно нахмурилась, дойдя до Гермионы, помолчала и хмыкнула.

— Что ж, думаю, я смогу сделать нужный надрез на юбке, чтобы вам больше не пришлось терпеть неудобств, моя дорогая. Да, мы однозначно дадим этому милому хвосту свободу! — вдохновлённо утвердила она, кажется, обрадовавшись непростой задаче, и после этого взялась за Гарри: он заметно вытянулся, и ему требовался новый комплект школьной формы.

Римус, ждавший ребят на улице, забрал их покупки, и они двинулись за учебниками, а затем за письменными и всякими другими принадлежностями. Гарри предложил посетить «Всевозможные Волшебные Вредилки», и Гермиона с неохотой согласилась. Магазин, конечно же, здорово их удивил, а близнецы зачем-то утащили Гарри в другой зал. Пока его не было, Гермиона загрустила и чуть не вонзила свои когти в одного мальчика, намеревавшегося дёрнуть её за хвост.

— Гермиона? О, ты тоже здесь? — остановившись рядом, удивился Рон.

— Да, я с Гарри, он… ушёл с Фредом и Джорджем вон туда, — ответила она.

— А, понятно. Кстати, смотри, какое средство, чтобы пятна выводить, я нашёл!

Рон открутил крышку от пузырька, и одного только резкого запаха Гермионе хватило, чтобы понять, что «средство» ей уже совершенно не нравится.

— На твоём месте я бы не стала этому доверять, близнецы наверняка придумали очередную шутку, лучше изучи закли…

Кто-то из посетителей, снующих повсюду, толкнул Гермиону в спину, и она налетела на Рона. Открытый пузырёк из его руки выпал и опрокинулся на неё. У Гермионы внезапно закружилась голова, и всё поплыло перед глазами. Она потеряла сознание и пришла в себя, когда они втроём находились на свежем воздухе. Судя по ощущениям, она лежала на лавке, а Гарри — её обоняние и острый слух подтвердили, что это бесспорно был он, — держал её голову на своих коленях.

— Но Рон же в этом не виноват! — серчал на него Римус. — Зачем сразу же надо было размахивать кулаками?!

— А он зачем Гермиону лапал?!

— Он её не лапал! Она всего лишь отравилась и случайно упала ему в руки! Сколько раз это нужно повто!..

— Посмотрел бы я на тебя, когда твоя девчонка «случайно упадёт» другому в руки, а тот бы и рад её потискать! Хотя чего смотреть, ты бы сразу бросился в кусты!

— Га-а-ар-ри!!!

Перепалка закончилась, как только Гермиона открыла глаза. Гарри помог ей подняться и, приобняв её за плечи, повёл домой. Римус вернул их на Гриммо и молча ушёл, мрачный, словно туча. Гермиона хотела спросить, что же всё-таки случилось в магазине, но ей не хватило на это сил. Её одолевала слабость, и она легла в постель. Гарри заботливо накрыл её одеялом и через какие-то минуты присоединился к ней. Гермиона прижалась к его груди, и рядом с ним ей снова сделалось хорошо и спокойно.

Самым запоминающимся днём за всё лето был, конечно же, день рождения Гарри. Гермиона не знала, что могло бы его порадовать из вещей, и поэтому выбрала самое бесценное — эмоции, которых из-за тяжёлых потерь он был лишен. Она заказала Римусу несколько аудиокассет и приготовила кое-какие вещи к этому дню, а заботливая миссис Уизли прислала Гарри тортик, который он отказывался есть в одиночку. В итоге Гермиона сидела у Гарри на коленях и кормила его с ложечки, а затем увела его с кухни в гостиную.

— Я сейчас! — бросила она и убежала в спальню.

Гарри поначалу хмурился и не понимал, зачем она вдруг облачилась в мантию и принесла с собой найденный в комнате Сириуса старенький зачарованный магнитофон. Но потом заиграла музыка, и его рот невольно приоткрылся. Мантия упала на пол, и Гермиона в носочках осталась перед ним. На её талии держалась короткая светлая юбка, подпрыгивающая от каждого движения, а на плечах остался такой же короткий светлый топ. Гарри безотрывно следил за каждым движением её бёдер, за её энергичными стройными ножками, и широкой улыбкой, игравшей на губах. Когда Гермиона обошла диван и протянула к нему руки, ему пришлось подняться, и тогда началось самое весёлое. Гермиона стала учить Гарри танцевать ламбаду, посчитав, что этот танец гораздо энергичнее и проще вальса, и должен ему понравиться.

— Нет-нет, вот так!

Гарри краснел и жутко терялся, когда она прикладывала свои ладони к его поясу и говорила, как двигать тазом. Он молча держал свои взмокшие ладони на её талии и мужественно сносил движение её хвоста, нагло щекотавшего его грудь и подбородок. До самой ночи они то энергично двигались под музыку по периметру гостиной, то отплясывали по центру подобие рок-н-ролла, то кружились под лирические мелодии, и так до тех пор, пока красные и взмокшие не упали на диван.

Гарри тяжело дышал и с широкой улыбкой на губах смотрел на неё.

— Спасибо, Гермиона, — всё, что сказал он до того, как потянулся к ней за поцелуем, и её без того дико колотящееся сердце в груди радостно подпрыгнуло.

А потом осталось совсем немного времени до учебных будней, и возвращение в Хогвартс выдалось не из лёгких. Многие девочки заметили, что Гарри здорово изменился за лето, стали называть его за глаза Избранным и любовно посматривать в его сторону. Одна из них, по имени Ромильда, приготовила для него подарок в виде печенья, но Гермиона, обладающая прекрасным нюхом, сразу же поняла, чем начинено это печенье. Она двинулась к Ромильде в общей гостиной, и их разговор очень быстро перерос в ссору.

— Да тебя надо в клетку сажать, животное! Гарри может найти себе девушку и получше! — в лицо ей выплюнула Ромильда.

Гермиона, конечно же, не собиралась её бить, но «реакция» снова дала о себе знать. Когда дело касалось Гарри, реакция была практически безотказной. Ромильда получила удар когтями по щеке, испуганно взвизгнула и убежала прочь. Через какие-то минуты в общей гостиной появилась рассерженная профессор МакГонагалл и, несмотря на извинения Гермионы, предпочла её отчитать на глазах у всех.

— Вы занимаете такую ответственную должность, мисс Грейнджер, и подаёте совершенно неподобающий пример другим! Я не могу на это спокойно смотреть и простить вам такой безжалостный поступок! Минус тридцать баллов с Гриффиндора и немедленно верните мне значок старосты.

— Но…

— Вы уже достаточно сказали и сделали, мисс Грейнджер, не усугубляйте ситуацию. Если у мистера Поттера есть какие-то претензии к мисс Вейн, то пусть он подходит ко мне, и мы вместе всё мирно решим. А теперь отдайте мне значок старосты. Вы больше не можете занимать такую должность, если не умеете держать себя в руках.

Некоторые откровенно улыбались, смотря на неё. Им её публичное наказание приносило одно удовольствие. Гермиона отдала свой значок декану и бросилась из башни прочь. Она забежала в туалет Плаксы Миртл, закрылась в кабинке и, приложив ладони к лицу, разрыдалась. Не будь у неё таких «особенностей», из-за которых она выделяется среди других учеников, её бы вряд ли стали так жёстко наказывать, думалось ей. Она стала примером для других, чтобы они не думали, будто бы в школе есть исключения и любимчики. А ведь она так старалась заслужить значок старосты честным трудом! Столько усердно трудилась, получала высокие отметки, но лишилась его из-за одного проступка. Её грудь сдавливало от обиды и горя, и слёзы безостановочно текли из глаз.

Гермиона всхлипывала и никак не могла остановиться. Она сидела в кабинке до тех пор, пока за ней не пришёл Гарри. Он отпер дверь при помощи заклинания и притянул подругу к себе. На нём всё ещё была алая квиддичная форма, от которой исходило множество самых разных запахов: масла для метлы, мыла для рук, спрея для полировки бладжеров, одеколона и шампуня — но Гермионе она сейчас показалась невероятно приятной. Такой мягкой и согревающей, что хотелось и дальше прижиматься к ней щекой и касаться подушечками пальцев. В объятиях Гарри она стала потихоньку успокаиваться, ощущая лёгкие поглаживания по спине, от которых постепенно поднимался её хвост, и короткие поцелуи, приходящиеся в макушку, висок и щёку.

— А у меня для тебя кое-что есть. Пойдём.

Гарри взял её за руку, и Гермиона двинулась за ним. Они прошли на кухню, и он попросил Винки принести им нектар.

— Что ещё за «нектар»? — не поняла Гермиона. — Ты меня мёдом решил накормить?

— Сейчас увидишь, — с заговорщицким видом ответил Гарри.

Винки ненадолго исчезла и вернулась с трёхлитровой банкой молока. Другие домовики принесли кружки и тарелку с бутербродами. Гермиона подумала, что это какая-то неудачная шутка, но Гарри без раздумий уселся за стол.

— Сегодня столько летал… мне кажется, я сейчас корову бы съел, — сказал он и схватил кружку.

Гермиона последовала его примеру и опустилась рядом. Если Гарри, уставший и голодный после тренировки, активно жевал бутерброд и запивал его молоком, то она сперва осторожно поднесла кружку к губам, принюхалась и после этого попробовала немного отпить. Раньше молоко никогда не вызывало у неё особого восторга, но теперь глоточек того, что было налито в её кружку, её невероятно взбудоражил. По горлу прокатилось что-то сладкое и нежное, такое, отчего ушки зашевелись на голове, а пальцы крепко вцепились в кружку. Гермиона не заметила, как в два счёта её осушила, и облизала губы языком. Гарри с улыбкой налил ей ещё молока. Её приподнятый хвост энергично заходил из стороны в сторону, и она с восторгом малого ребёнка принялась жадно поглощать свой нектар.

Спустя время, когда они с Гарри наконец покинули кухню и, взявшись за руки, двинулись по коридору, Гермиона с улыбкой подумала, что отсутствие значка на груди — это не такое уж и великое горе. Главное, что у неё есть Гарри, можно будет больше времени проводить с ним.

— Рон перенервничал, вот ошибся один раз, как ты мог оставить его в стороне? — выговаривала ему в башне Джинни.

— Вот поэтому Рон запасной, а Кормак в основном составе, — ответил ей Гарри.

— Да ты что, а уж не потому ли, что к Рону у тебя есть претензии, а к Кормаку нет?

Гарри нахмурился и слишком крепко сжал пальцы Гермионы в своих. Сейчас взорвётся, поняла она и влезла в их разговор:

— На поле Гарри капитан и должен действовать честно, а не продвигать своих друзей в команду! — возразила она. — Ты же вот спокойно прошла благодаря своим умениям.

Джинни тоже нахмурилась и наградила её уничижительным взглядом.

— Да-да, ты вот тоже благодаря своим «умениям» продвинулась куда надо, — ядовито бросила она и ушла от них.

Гермиона сделала вид, что нисколько не задета, и ушла в спальню девочек. Она ещё не понимала, насколько сильно их с Гарри способность поддерживать друг друга в трудную минуту и оттого выглядеть непробиваемыми и беззаботными, задевает других учеников, и убедилась в людской зависти только спустя несколько недель.

У Гарри в этот день шла очередная тренировка, а Гермиона сидела в общей гостиной, читала книгу и временами тревожно посматривала в сторону окна. За стеклом ветер гнул ветки, а жёлтые листья срывались и стремились к земле. Должно быть, Гарри на поле очень нелегко, думалось Гермионе, но он такой упрямый и сильный, хочет и других заразить своей верой в успех.

— Грейнджер, скажи, а ты любишь валерьяну? — вдруг с улыбкой спросил Симус и сел к ней на диван.

— Что? — оторвавшись от мыслей, переспросила Гермиона и поморщилась. — С чего тебя вдруг это заинтересовало? У других глупости набрался? — спросила она, презрительно взглянув в сторону Рона, обыгрывавшего в шахматы первокурсников вместо того, чтобы присоединиться к Лаванде, назначенной старостой, и помогать ей наводить порядок в коридорах.

— Да нет, мы тут разговорились, и нам всем жутко захотелось проверить… — вместо Симуса ответила ей Ромильда и плеснула чем-то из стакана в лицо.

Последним Гермиона помнила коварные улыбки на лицах десятков учеников, окруживших её. А затем в её сознании всё помутилось, и она не слышала дружного смеха, не ощущала чьих-то объятий, не представляла, что пыталась кого-то облизать, и даже не ослепла от нескольких вспышек колдокамер. Впрочем, о том, что творилось в общей гостиной, она стала смутно догадываться на следующий день и то на основе своих наблюдений.

Грандиозная шутка, благодаря которой колдографии с её участием могли бы облететь школу и смешить других, а также вывести из себя её парня и серьёзно пошатнуть их отношения, вызвала совершенно другой эффект. Гарри, вернувшийся после тренировки в башню, действительно замер, увидев, что там творится, но его внутренний мир не пошатнулся. После перенесённых им душевных травм Гермиона заняла в этом мире слишком большое место, и он ни на секунду не усомнился в её преданности. А затем его пальцы крепко стиснули рукоятку «Молнии».

Когда Гермиона пришла в себя, она сидела под холодными струями воды в душевой. Её сильно трясло, как после распития крепких напитков, хотя она никогда раньше их не пила и слышала такие рассказы от других. Совсем недалеко сидел Гарри и присматривал за ней, его тоже потряхивало, но, кажется, по другой причине. Ей было холодно и сделалось очень страшно от мысли, что в её памяти появился неизвестный ей промежуток времени. Белое пятно, за которым скрылись какие-то события в общей гостиной.

— Г-гарри, я… я н-ничего н-не… — дрожа, пыталась сказать она.

— Я знаю, — перебил он. — Ничего плохого не произошло, тебе лучше отдохнуть.

Гарри притянул её к себе, и Гермиона затихла, прижавшись к его горячему и крепкому телу. Он завернул её в плед и увёл в Выручай-комнату, где она смогла переодеться в пижаму и лечь под одеяло. Этой ночью они снова спали вместе, как раньше на Гриммо, а утром Гермиона с интересом посматривала в Большом зале на других учеников.

Симус с перебинтованным носом жутко шепелявил в разговорах и почему-то ел стоя. Дин как-то странно согнулся и едва передвигал ноги, напоминая своим видом шахматного коня. Коул с пятого курса сидел с лиловыми синяками под глазами и рукой на перевязи и всякий раз нервно огрызался, если его спрашивали, когда он распечатает колдографии. Ромильда сидела с красными от ожогов руками, перевязанными бинтом, и лила слёзы, потому как не могла согнуть пальцы и нормально поесть. Две её внезапно облысевшие подружки периодически ни с того ни с сего начинали хрюкать и тут же с испугом закрывали ладонями себе рты.

— Итак, кому-нибудь сегодня хватит смелости объяснить, что же всё-таки произошло? — остановившись возле стола, строго спросила профессор МакГонагалл.

Ученики переглянулись между собой и единодушно сохранили молчание, и профессор с недовольным видом их оставила.

— Гарри, тут это… «Молнию» твою почистили и отполировали, — доложился Рон, пристроив к лавке метлу, и с неслыханным для себя чувством долга поспешил вместе с Лавандой исполнять обязанности старосты.

Когда Гарри взял в руки метлу, за столом вдруг возникло необъяснимое затишье, и по настороженным взглядам, обращённым к её парню, Гермиона стала догадываться, что же произошло накануне. Она придвинулась поближе к Гарри и положила голову ему на плечо. Вот с этого дня её стали называть за глаза Гермионой Поттера, и никто из гриффиндорцев со своими шутками к ней больше не подходил. Однако это никоим образом не относилось к слизеринцам. Те так и встречали Гермиону с усмешками и временами бросали ей под ноги огурцы. Больше всего их забавы обретали силу на уроке защиты от тёмных искусств, где профессор Снейп не отказывал себе в удовольствии охарактеризовать навыки Гарри.

— Мистер Поттер, вашу пустую голову теперь занимают только ушки мисс Грейнджер? — спрашивал он. — Не можете всего лишь сосредоточиться и невербально обезоружить её?

Гарри стискивал зубы и упрямо работал над этим, но если он и делал успехи, то профессор Снейп этого не замечал. Он оказывался поблизости только в те моменты, когда Гарри не справлялся, и ученикам его факультета это приносило ни с чем несравнимое удовольствие.

— Что ж, я думаю, нам надо помочь нашему герою преодолеть его затруднения, — на очередном уроке предложил профессор Снейп. — Мисс Грейнджер, мистер Малфой, прошу к доске.

— Что? Почему? — только и успел удивиться Гарри, как профессор взмахнул волшебной палочкой. — Силенцио!

Класс замер, предчувствуя нечто интересное. Гермиона остановилась напротив Драко, выставила палочку перед собой и тут же её лишилась.

— Нет-нет, мисс Грейнджер, мы будем проверять не ваши способности, — держа в руках её палочку, сказал профессор Снейп, — а Поттера. Что ж, мистер Малфой, по моему сигналу приступайте к нападению. А вы, мистер Поттер, попробуйте обезоружить Драко раньше, чем он нанесёт хоть какой-то урон вашей хвостатой подружке.

— Но так же не че!.. — хотела возмутиться Гермиона, как в неё полетела вспышка голубоватого света.

Она инстинктивно уклонилась и увидела, что Гарри стал рьяно размахивать палочкой, но пока безрезультатно. Малфой принялся с улыбкой бросать в неё разные заклинания. Гермиона вовремя пригнулась от одного, отпрыгнула в сторону от второго — благо, что её реакции были обострены за счёт необычных возможностей, — и сделала то, чего от неё никто не ожидал. Во время прыжка она вцепилась когтями в стену, а с неё прыгнула на обидчика и вонзила когти ему в лицо.

— Мисс Грейнджер, разве я разрешал вам нападать?! — прогремел профессор Снейп. — Минус!..

Его дальнейших слов никто не услышал — Гарри от бешенства вместо обезоруживающего заклинания запустил оглушающее, оно срикошетило от стены и попало в самого профессора. Некоторые побледневшие ученики решили, что Снейп погиб, но Гермиона, на расстоянии слышавшая биение его сердца, заверила их в обратном. Малфой со слезами на глазах убежал за дверь, крича, что его изуродовали. Все эти события привели к тому, что Гарри, Гермиона, профессора МакГонагалл и Снейп сидели в кабинете директора школы и пытались решить, как им теперь со всем этим быть.

— Девчонка не способна держать себя в руках, её нужно отправить в Мунго! — гневно твердил профессор Снейп. — Там ей самое место, если вы не хотите новых жертв!

Гермиона порывалась ответить, но Гарри почему-то крепко стиснул её ладошку в своих пальцах, и она промолчала.

— Я бы не стала так горячиться, Северус, вы тоже хороши: подвергли безоружную мисс Грейнджер атакам мистера Малфоя! — возражала ему профессор МакГонагалл. — Я думаю, нам стоит назначить мистеру Поттеру и мисс Грейнджер соответствующие их деяниям наказание. Например, исправительные работы без волшебной палочки.

— О да, это будут самые долгие месяцы «исправительной» работы в их жизни…

Директор Дамблдор подозрительно долго молчал, и только когда он заговорил, Гермиона поняла, что всё это время его задумчивый взгляд держался на Гарри.

— Минерва, Северус… я думаю, в этой ситуации нет правых или неправых, — наконец сказал Дамблдор и вскинул руку в предупреждающем жесте, — каждый по-своему прав, но в это нелегкое время нам всем лучше извлечь из случившегося ценный урок, как не следует впредь поступать, и сохранить единство. Я предлагаю простить мистеру Поттеру и мисс Грейнджер их деяния и отпустить их.

Что же дальше происходило в кабинете директора, им было неизвестно. Гермиона уходила, держа Гарри за руку, и ждала, когда заклинание немоты с него спадёт.

— Гарри, о чём ты думал? Ты ведь о чём-то думал всё это время, верно? — догадалась она.

— Да, думал, — ответил он и, остановившись, заглянул ей в глаза. — Я думал, что если они накажут нас за то, в чём мы не виноваты, то мы соберём ночью вещи и уйдём по потайному проходу из замка. Ну их всех к фестралу в задницу с таким подходом, я лучше сниму деньги со своего счёта и найму нам частных учителей, так и безопасно, и очень удобно.

— Ты… ты это серьёзно? — потрясённо переспросила Гермиона.

— Да, — всего лишь ответил Гарри.

Другие ученики, понявшие, что этим двоим не назначили никакое наказание, были крайне удивлены. Кто-то из них стал уважать Гарри ещё больше, а кто-то — опасаться его сильнее. Один только Малфой с восемью алыми полосами на лице, которые мадам Помфри пока не удавалось исцелить, злобно посматривал в сторону лохматой парочки. Он, конечно же, хотел свести с ними счёты, но держался до начала зимы. Впрочем, у ребят и без него хватало всяких забот.

Помимо учёбы Гарри занимался командой по квиддичу, где периодически возникали проблемы. Кормак Маклагген, прошедший по результатам отборочных испытаний, постоянно его доставал, и на очередной тренировке Гарри отправил его на скамью запасных. Обращаться к Рону после всего пережитого он не собирался и потому устроил новый отбор, по результатам которого взял вратаря из пятикурсников. Команда ещё действовала неуверенно: не было слаженности и проявления хоть какой-то инициативы. Гарри жутко выматывался после каждой тренировки, и Гермиона поддерживала его как могла. Она засиживалась с ним до ночи, пока он пытался доделать домашние задания, приносила ему из библиотеки нужные книги для написания докладов или же ждала его в гостиной с кружкой молока и тарелкой бутербродов.

— Прям как домашняя кошечка, — язвительно и тихо подмечали в стороне девочки. — Осталось только понять, когда вместо поглаживаний полетит тапочка…

Гермиона делала вид, что не слышит, тем более что теперь никто не осмеливался сказать ей такое в лицо. Ей по-прежнему нравилось, когда Гарри её поглаживал по спине и волосам. Нравилось, когда он её обнимал и прижимал к своей груди. Её охватывал невероятный трепет, когда он трогал её ушки или целовал в шею. Из горла в такие минуты вырывались тихие мягкие звуки, она тёрлась своим носиком или щекой об его щёку, касалась губами его шеи и временами смущала его, проводя своим языком по его подбородку или уголку губ. Совместно проведенные вечера заканчивались расставанием у лестницы, и Гермиона с улыбкой уходила в спальню, всё ещё ощущая тепло губ Гарри и его объятия.

Помимо квиддича и учебы, у Гарри периодически проходили занятия с профессором Дамблдором, после которых он возвращался то крайне озадаченным, то очень хмурым и сердитым.

— Можно подумать, мне прям пригодятся все эти знания про жизнь Тома Реддла. В тех книгах, что мы с тобой читали на Гриммо, было куда больше полезного, чем во всех этих воспоминаниях.

Гермиона тоже плохо понимала, чего пытался такими занятиями добиться Дамблдор, но из уважения его не критиковала и просила Гарри потерпеть. К Хэллоуину она позвала его на вечеринку Клуба Слизней, и он согласился сходить на это мероприятие только ради неё. Как оказалось, она не прогадала, когда вместо парадной мантии надела на себя тёмное кружевное платье, едва доходящее до коленок. Взгляд Гарри в этот вечер так и метался то к зоне её декольте, то к щиколоткам. Она слышала частое биение его сердца и хитро ему улыбалась. Посреди вечеринки Гарри не выдержал и увёл её в полутёмный коридор, где они долго и страстно целовались. Гермиона позволила ему намного больше, чем обычно. Она чувствовала его руки, скользившие под её платье и нагло смявшие бёдра. Ощущала горячие губы на своей шее, и тоже не стояла без дела. Её пальчики ловко расстегнули рубашку Гарри и добрались до его груди. Гермиона так сильно возбудилась от происходящего, что невольно издала рык и не заметила, как выпустила когти.

— А-а-а-а-ай!

Её отрезвил голос Гарри, которому она оставила царапины от груди до низа живота, и они отправились в больничное крыло, где мадам Помфри с невозмутимым видом дала им тюбик целебной мази и велела уйти. Вечером, когда гостиная опустела, Гермиона ещё раз втирала в кожу полураздетого Гарри мазь и обещала исправиться.

— Я только разберусь, как эти когти появляются, и обязательно их подточу!

Гарри, которому впору было на неё рассердиться, почему-то был весел.

— Ты знаешь, а мне кажется, я придумал кое-что получше, — с улыбкой сообщил он и достал из кармана чистый носовой платок.

Гермиона с недоумением пронаблюдала, как платок порвался на две части, а затем Гарри взмахнул волшебной палочкой и обратил их в тёплые рукавицы.

— Держи! И не нужно ничего подтачивать.

Рукавицы в ту же минуту шлёпнули его по макушке, но сколько Гермиона ни старалась сохранить обиженный вид, уголки её губ предательски приподнимались, желая изогнуться. В конце концов, Гарри приобнял её за плечи и они дружно рассмеялись над неудачной попыткой перейти к чему-то большему в полутёмном коридоре.

К началу зимы Гриффиндор наконец встретился со Слизерином на квиддичном поле и одержал победу со счётом 250:50. Гермиона после матча спешила вниз. Ей не терпелось поздравить и обнять Гарри, поэтому она невольно толкнула плечом Джинни и буквально прыгнула к своему парню на грудь. Гарри аж покачнулся, поймав её, и с улыбкой принял поцелуй в щёку, а затем и в губы.

— Ты справился! Я знала, что у тебя всё получится! — радостно восклицала Гермиона, опустившись на землю.

Она держала Гарри за руку, когда они уходили с поля, слыша радостные возгласы и овации.

— Гермиона, я весь взмок, увидимся в гостиной, ладно? — смущённо произнёс Гарри.

— Конечно! — согласилась Гермиона, оставив его у раздевалки, и поспешила на кухню.

Добрые домовики с радостью испекли для неё яблочный кекс, но наотрез отказались от тёплых носочков и шапок, которые она им пыталась предложить в качестве оплаты услуг. Вот тогда, на обратном пути, Гермиона уловила в коридоре чьё-то учащённое дыхание за углом и настороженно замерла, не понимая, кто и зачем сейчас скрывается от других. Она было развернулась обратно, но тут её встретили двое плотных парней в лице Крэбба и Гойла.

— Вот и попалась киска! — объявил Драко Малфой, выскочивший из-за угла.

Раньше, чем Гермиона успела взмахнуть волшебной палочкой, её парализовало заклинанием, и она осталась лежать на полу. Малфой подошёл ближе и с кривой ухмылкой пнул ногой тарелку с её кексом в сторону. А затем он произнёс то, отчего она похолодела.

— Ну что, парни, сейчас мы проверим, все ли кошки падают на четыре лапы или же есть исключения. Берите её, а я прослежу, чтобы в коридоре никто не появился!

Гермиона не видела пути, поскольку один из парней перекинул её через спину. Она ощущала лишь грубые руки, нагло державшие её за бёдра, и слышала гнусные смешки. Через какое-то время ей в нос ударил свежий воздух, и она поняла, что они пришли. Её опустили на холодный пол, и Гермиона увидела горизонт, за который опускалось солнце. На Астрономической башне при других обстоятельствах было бы красиво, но сейчас её сердце сжималось от страха, а в глазах застыли слёзы.

Драко Малфой взмахнул волшебной палочкой, и к ней наконец вернулась способность двигаться. Гермиона дёрнулась в сторону, но в тот же миг оказалась схвачена за руки приспешниками Малфоя.

— Что я тебе сделала?! — воскликнула она, утягиваемая к краю. — Зачем ты это делаешь?!

— Вас, грязнокровок, надо истреблять, — ответил ей Драко и плюнул в лицо. — Бросайте это ничтожество!

— Нет! Не надо! — закричала Гермиона, упираясь ногами в пол, но Крэбб и Гойл всё равно подтащили её к краю. — Пожалуйста, не надо, одумайтесь! Умоляю, не слушайте его!

— Бросайте её! Пусть все увидят, что хвостатая грязнокровка допрыгалась и разбилась!

— Не-е-ет!! Пожалуйста!!!

Гермиона вцепилась когтями в руку Гойла, но он двинул ей кулаком в бок и толкнул вперёд. Под ногами больше не было опоры, холодный воздух ударил в лицо. Гермиона знала, что ей не выжить и закрыла глаза. Последним она подумала о Гарри, о его удивительных зелёных глазах и крепких объятиях, о том, что это было самое прекрасное в её жизни.

Она ждала столкновения, от которого её сознание навсегда отключится, но «столкновение» оказалось каким-то странным. Она не налетела всем телом на землю, а вместо этого врезалась в кого-то и взвизгнула. В ту же минуту чья-то рука обхватила её за спину, и Гермиона инстинктивно выпустила когти. Они вонзились в чью-то плоть, в то время как её таз вдруг очутился на твёрдой поверхности и притом внутри ничего не хрустнуло. На мгновение Гермиона подумала, что умерла, но её нюх уловил безумно знакомый ей аромат шампуня, и она открыла глаза. В тот же миг её сердце радостно подпрыгнуло к горлу. Как оказалось, она сидела на «Молнии» вместе с Гарри, и они набирали высоту. Гермиона не могла говорить от переполнявших её чувств и молча прижалась к нему. Скажи ей кто-нибудь раньше, что она будет лететь на метле задом наперёд на очень большой высоте, и она бы поджала губы, а сейчас её буквально распирало от возбуждения, и она чувствовала себя в полной безопасности рядом со своим парнем.

Малфой и его дружки, уверенные в том, что безнаказанно избавились от одной лохматой грязнокровки, беззаботно спускались по лестнице, когда жертва и её спаситель их настигли. Гарри без раздумий стал разбрасываться оглушающими заклинаниями, а Гермиона размахивала и безжалостно била неприятелей «Молнией».

— Да ты сам-то умеешь летать, хорёк?! Ну сейчас я тебе устрою «проверку»!

Оглушённый Драко Малфой был подобран с пола и усажен на метлу. «Молния» по приказу хозяина ненадолго вылетела за дверь, ведущую на вершину башни, и вернулась совершенно пустая. Растерянные Крэбб и Гойл лежали у стены с бледными лицами. Гарри сломал их волшебные палочки и вернул Гермионе отобранную у неё. По его красноречивому взгляду она поняла, что он предоставил ей самой выбирать, как наказывать своих обидчиков, и её палочка рассекла воздух:

— Конфундус Максима!

После этого они взялись с Гарри за руки и отправились в гриффиндорскую башню. Их задержка никому не показалась подозрительной. По хитрым лицам, обращённым к ним, можно было прочитать, что многие решили, будто влюблённая лохматая парочка где-то уединилась, чтобы жарко отметить победу над Слизерином. Красные и тяжело дышащие после своих злоключений Гарри с Гермионой переглянулись и не стали никого разубеждать в их выводах.

Утром следующего дня по школе разнеслось страшное известие — Драко Малфой покончил с жизнью, и многие вскоре решили, что это из-за очередного поражения Гриффиндору. Не привыкли подобные утончённые и гордые натуры проигрывать, слабая психика не выдержала жестокого удара. Крэбб и Гойл, найденные на лестнице Астрономической башни, были похожи на дурачков, и многие сочли, что это из-за потери их лидера и близкого друга. Их отправили в Мунго на лечение. Словом, к Рождеству плохие известия стали уменьшаться.

Хагрид в преддверии праздника притащил в замок здоровую ель, и многие ученики, позабыв про распри и всякую суету, помогали её украшать. Гермиона и Гарри были в их числе. Ей жутко нравилось развешивать разноцветные шарики на веточке, рассматривать в них своё отражение и трогать поверхность пальцем, а ему — их подавать и придерживать стремянку. Вместе они украшали и ёлку поменьше, ту, что выпросила в их гостиную профессор МакГонагалл. Хагрид, конечно же, был только рад устроить праздник для всех факультетов и трудился изо всех сил. К Рождеству Гермиона подготовила для Гарри простенький подарок из шапки, шарфа и перчаток, а то он слишком привык донашивать одежду за кузеном и никак не стремился обновлять свой гардероб. Гарри, как она видела по его кривой улыбке, тоже ей что-то приготовил, но не отвечал на её провокационные вопросы.

На Рождество они решили остаться в Хогвартсе по той простой причине, что в замке было и безопасно, и немноголюдно. Все оставшиеся ученики снова сидели за одним с учителями столом и в праздничный вечер пили безалкогольное шампанское, поздравляя друг друга. Гарри с Гермионой ушли, держась за руки, и в гостиной ненадолго разбежались по спальням, чтобы достать свои подарки. Затем они уселись на диван у горящего камина, и Гермиона первой достала из-за спины свою коробку. Она помогла Гарри примерить его обновку, и он с улыбкой протянул ей совсем крохотную коробочку.

— Это не то, что ты подумала, — предупредил он, увидев явное замешательство на её лице.

Гермиона состроила ему гримасу, но от волнения не смогла развязать бантик и разрезала ленточку коготком. Внутри коробки лежала серебристая цепочка, на которой держалось алое сердечко. Гермиона, конечно, не питала, как многие девочки, слабость к украшениям, но эта цепочка с сердечком её очень тронула. Никто, кроме бабушки, не дарил ей украшений, даже родители, считавшие, что хорошее образование и здоровье гораздо лучше, чем проколотые уши или цепочки на запястьях, из-за кражи которых можно пострадать.

Значит, Гарри тоже многое замечает за ней, хоть и не говорит этого вслух. Гермиона оторвала взгляд от цепочки и с нежностью посмотрела на него.

— Я только хотел сказать… — отчего-то хрипло начал Гарри и поправил голос. — В общем, оно принадлежит тебе. Моё сердце, в смысле.

Гермиона молча подалась к нему, обвила его шею руками и подарила ему долгий поцелуй.

— Я буду беречь его от всех невзгод, — сказала она, и Гарри помог ей застегнуть цепочку на шее.

Пока длились каникулы, они снова наслаждались обществом друг друга, до ночи засиживаясь у камина, безнаказанно тренировали разные заклинания в пустом коридоре и вдохновлённо играли в настольные игры в Выручай-комнате, способной их воспроизводить. К середине же января пришлось снова погрузиться в пучину разных дел. Гарри пропадал на тренировках, ходил на занятия к директору, пытался подружиться с профессором Слизнортом, а Гермиона поддерживала его и параллельно изучала маскирующие чары. Она мечтала на следующее лето снова гулять по улицам Лондона и не бояться ничьих взглядов. Осталось только понять, какие чары наложить на одежду и как сделать так, чтобы они держались как можно дольше. По крайней мере, такая одежда ей пригодится для маггловских районов. В процессе этого изучения Гермиона увлеклась разглядыванием всяких шапок и юбок в разных каталогах и даже стала с улыбкой рисовать себе выкройки нарядов, в которых можно было бы без стеснения появиться среди волшебников.

К Пасхе Гермиона привыкла к своему облику и способностям настолько, что перестала обращать внимание, если кто-то её нагло разглядывал или перешёптывался в стороне. К тому же шутки в её адрес вроде бросания огурцов или фантиков заметно сократились то ли из-за кончины Драко Малфоя, то ли из-за нескольких переломанных кистей, которые организовал Гарри, способный завестись с полуоборота. Теперь Гермиона снова ходила по школьным коридорам, гордо подняв голову, и шоколадного цвета хвост так же уверенно держался за её спиной.

— Гермиона… можем поговорить? Я… должен сказать тебе кое-что важное.

Это произошло в один из солнечных дней. Гермиона радовалась наступлению весны и тому, что теперь можно будет гулять на улице намного дольше, чем в холода. Она уже мысленно видела их прогулки у озера и долгие посиделки у Хагрида и надеялась заразить Гарри своим восторгом. В этот самый день, а вернее вечер, он вернулся после занятий с Дамблдором в общую гостиную и остановился у кресла, где сидела она.

— Что случилось? — спросила Гермиона, по частому звуку его сердца определив охватившее его волнение.

— Идём.

Гарри взял её за руку, и она послушно направилась с ним в коридор. Поначалу ей думалось, что он ведёт её в Выручай-комнату, но Гарри избрал местом для разговора окно недалеко от больничного крыла. Он прислонился к подоконнику, потупил взгляд и странно поморщился, как будто бы вёл сам с собой неприятный ему разговор.

— Гарри, ты чего? — удивлённо спросила Гермиона, тронув его за плечо. — У вас с профессором Дамблдором что-то случилось?

— Вот. — Он вдруг достал из кармана ключ и протянул ей. — Помнишь, мы мечтали на Гриммо, что когда покончим со всем, будем жить вместе?

— Помню, но… это же было не совсем всерьёз или?.. Гарри, я что-то не понимаю…

Гарри глубоко вздохнул, вложил ключ ей в ладонь и подошёл очень близко.

— Гермиона, я должен тебя на какое-то время оставить. Подожди, не перебивай! — резко попросил он, как только она разомкнула губы, и взял её за плечи. — Помнишь, я рассказывал тебе про крестражи? Про то, что Реддл сделал их не меньше семи? Я один из них. Это произошло в ту ночь, когда Волан-де-Морт убил моих родителей. Часть его души попала в меня. Вот откуда у меня такие необычные способности вроде парселтанга и проникновения в его мысли. Дамблдор мне многое объяснил, и я должен оставить тебя, чтобы раз и навсегда со всем этим покончить. Всё, как и было сказано в пророчестве Трелони, помнишь?

— Гарри… — потрясённо пробормотала Гермиона, смотря ему в глаза, — ты же не хочешь сказать, что… что ты должен у… у-уме?..

— Я не знаю, чем всё это кончится, Гермиона, — перебил он. — Орден Феникса готовит операцию сразу в нескольких направлениях, я буду с ними, и я хочу, чтобы этот ключ остался у тебя. Согласно моему завещанию всё, что у меня есть, твоё. Если я вернусь, то мы будем жить вместе, как и мечтали, а если нет, то делай с нашим домом всё, что тебе вздумается, хоть сожги.

— Гарри, нет! Не говори так! Я не отпущу тебя одного! Я пойду с тобой, я!.. — восклицала она, но было уже поздно.

— Я люблю тебя, — произнёс Гарри.

Волшебная палочка в его руке коснулась её головы, и мир для Гермионы померк.

О том, что её нашли на подоконнике без сознания, Гермиона узнала, очнувшись в больничном крыле. Мадам Помфри пыталась отговорить её от неразумных действий и напоить успокаивающим зельем, но Гермиона вскочила с койки и бросилась к кабинету Дамблдора. Горгулья у входа была неподвижна, а профессор МакГонагалл, заставшая ученицу в отчаянной попытке угадать пароль и проникнуть к директору, велела ей следовать за собой.

— Мне нечего вам сообщить, мисс Грейнджер, — сухо произнесла она в своём кабинете. — Профессор Дамблдор знает, что делает, и если он решил не посвящать в это дело нас с вами, значит, так и нужно.

— Но там же Гарри… с ним Гарри!.. — едва дыша от переполнявших её чувств, твердила Гермиона.

— Это знаем только мы с вами, — отрезала профессор МакГонагалл, — прошу не распространять подобную информацию по школе — это может негативно отразиться на замыслах Ордена. А теперь, если у вас всё, я попрошу больше не устраивать в коридорах сцен.

Но Гермиона не могла сидеть на месте и спокойно ждать непонятно чего. Она со всех ног бросилась к потайному проходу, откуда можно было бы попасть в Хогсмид. Она найдёт Гарри во что бы то ни стало, сперва трансгрессирует прямо на Гриммо, возьмёт с полки нужные книги, а потом применит кучу разных заклинаний и увидит на карте мира, где же он.

— Гермиона? А тебя сюда каким ветром занесло? Милая, немедленно возвращайся в замок!

Её замысел быстро провалился по той простой причине, что в Хогсмиде улицы патрулировала Нимфадора Тонкс. Как Гермиона не упиралась и не доказывала ей, что Гарри в большой опасности и нужно срочно что-то предпринять, она всё равно схватила её за плечо и потащила обратно.

— Нет! Я не пойду! Я не буду!.. — возмущалась Гермиона и от злости выпустила когти.

Стычка с Тонкс окончилась попаданием оглушающего заклятия, после которого юной бунтарке пришлось снова очутиться в больничном крыле. В этот раз верёвки крепко фиксировали её руки и ноги.

— Мне очень жаль, мисс Грейнджер, что вам пришлось столько всего пережить из-за вашего внешнего вида и жутко привязаться к мистеру Поттеру, вынужденному нас покинуть, — говорила ей мадам Помфри, — но сейчас меня крайне заботит ваше душевное состояние. Боюсь, если вы не позволите вам помочь, мне придётся обратиться за помощью к коллегам из Мунго.

От снедающего её беспокойства и непонимания окружающих Гермиона страшно рычала, дёргалась что есть силы и пыталась расцарапать верёвки, но всё было без толку. Её попытки воззвать к совести окружающих или отчаянные мольбы отпустить её из неволи тоже не имели никакого успеха.

— Всё это только ради вашего блага, моя дорогая, — смягчившись, повторяла школьная целительница. — Ваше душевное состояние и без того вызывает у меня большие опасения.

За несколько невыносимых дней, проведённых в больничном крыле, Гермиона перенесла большую часть стадий принятия неизбежного и дошла до депрессии. Она понимала, что надежда увидеть Гарри живым теперь крайне мала, и от этого понимания её глаза утратили былой блеск, а хвост больше не поднимался. Мадам Помфри сочла её состояние удовлетворительным и позволила вернуться к учёбе. Вот только Гермионе уже ничто не было мило.

По школе к этому времени распространился слух, будто Избранный, он же Гарри Поттер, был вынужден отбыть в Министерство и заняться куда более важными делами, нежели учёба. Сьюзен Боунс в числе первых оживлённо болтала, что её тётя якобы видела его пару раз в кабинете министра магии Руфуса Скримджера. Однако никаких заметок в газетах или колдофото она предъявить не могла, чтобы это подтвердить, а Гермиона хранила молчание и никак не реагировала на вопросы и насмешки окружающих.

— Он её бросил! Устал от лохматой киски и пнул от себя! — шушукались в стороне девочки, а Гермиона с равнодушным видом проходила мимо и занимала свободное место.

На уроках она больше не тянула руку к верху, чем крайне озадачивала некоторых учителей, и отрешенно смотрела в книгу. Больше никто не сжимал её ладонь под партой и не пытался погладить её пушистый хвост, и в её груди ширилась пустота. Гарри оставил её ради спасения мира, и в её горле возникал ком от мысли, что этот неблагодарный и чудовищный мир без него ей совершенно не нужен.

Иногда Гермиона сидела в библиотеке, только потому что благодаря стараниям мадам Пинс там было спокойно и тихо, и бездумно листала разные книги. Домашние задания у неё теперь делались намного дольше обычного — никак не удавалось удержать в голове нужную мысль, и пергаментный свиток перед глазами с большим скрипом пера наполнялся двумя-тремя предложениями, после которых наступала заминка, и приходилось начинать сначала.

Гермиона ходила одна по коридорам, занимала в Большом зале место в сторонке и кисло смотрела в свою тарелку. Подшутить над ней никто не пытался, даже несмотря на отсутствие Гарри, зато некоторые стали думать, что теперь она совершенно свободна. Возможно, они посчитали, что дружба или романтические отношения с ней помогут привлечь к себе внимание, и поэтому стали пытаться с ней заговорить. Одна такая попытка в виде ласковых слов, какая она милая и грустная, и чьей-то ладони, нагло опустившейся к ней на спину, окончилась диким криком — когти Гермионы вонзились в руку наглеца и оставили на ней глубокие следы.

— Совсем дурная! С катушек съехала, как её бросил Поттер! — возбуждённо переговаривались в стороне парни, которых она безжалостно отталкивала и ранила.

Однако разговоры о ней и слухи о Гарри Поттере вскоре перестали иметь какое-либо значение. В противостоянии двух сторон в волшебном мире кто-то, кажется, не выдержал и решительно взмахнул волшебной палочкой. Спустя считаные дни каждый выпуск «Ежедневного Пророка» вызывал крайнее волнение учеников в Большом зале. Газетные статьи так и пестрили страшными новостями.

«Разгромлен особняк Малфоев. Навсегда утерян ещё один чистокровный род».

«Сожжена дотла Нора, место жительства славного семейства Уизли. Глава семьи, старший в роду сын и его невеста пали в неравной схватке с Пожирателями смерти».

«Десятки Тёмных Меток горят над Косым переулком. Министерство подсчитывает жертв».

«Прибытие французской делегации в Министерство магии! Срочное заседание Визенгамота пройдёт за закрытыми дверями!»

«Зверское убийство миссис Скримджер и двух её детей. Министр магии отказывается давать комментарии. Ждать ли нам нового назначения?»

«Схватка неизвестным нам лиц в Годриковой Впадине закончилась полным разрушением местного кладбища. Кому и зачем могло понадобиться мародёрствовать в столь памятном для всех нас месте?»

«Тёмные Метки продолжают вспыхивать над домами! Светлая память чете Тонкс, Августе Долгопупс и Ксенофилиусу Лавгуду, павшим от гнусных деяний Пожирателей смерти!»

«Два десятка смертей при закрытом заседании Визенгамота! Что за жаркие споры разгорелись во время процесса? Почему молчат представители Министерства? Как долго французы намерены находиться в нашей стране?»

«ММ — десятками горят над пустыми домами в Лютном переулке! Все пойманные Пожиратели смерти и их соратники, предоставившие им укрытие, без суда и следствия сожжены сотрудниками Министерства на главной площади!»

«В смертельную западню угодило семеро Пожирателей смерти, отправившихся в Гринготтс, в чьём числе оказалась и всем известная Беллатриса Лестрейндж. Что за политику ведут гоблины и для чего они положили растерзанные тела у входа?»

«Мы больше не намерены скрываться и трястись от одного имени сиротки Тома! Дерзкое заявление министра магии всколыхнуло общественное мнение!»

От некоторых выпусков газет ученики страшно бледнели и теряли сознание, как например, Джинни Уизли, которую Дин Томас унёс в больничное крыло. Разговоры только и велись, что о Министерстве, Волан-де-Морте и том, что же происходит за стенами школы. До Гермионы никому не было дела, и она молча листала выпуски газет, не желая никому и ничего комментировать. Даже профессору МакГонагалл, велевшей зайти к ней в кабинет, не удалось её взбудоражить.

— Мисс Грейнджер во избежание, так сказать, акта насилия в столь тяжёлые времена Римус Люпин вызвался сходить к вашим родителям и убедить их покинуть страну. Если вы желаете к ним присоединиться, то можете сообщить об этом, мы постараемся безопасно переправить вас из школы.

Возможно, это должно было её тронуть или жутко встревожить, но Гермионе было всё равно. Она помнила, как на неё смотрели мама с папой во время каникул, и не хотела снова с ними столкнуться. Пусть уж лучше они уедут и злятся на неё за упрямство где-нибудь вдалеке, чем она окажется рядом с ними и каждый день вместе им снова сделается в тягость.

— Спасибо, не думаю, что это нужно, — помолчав, ответила она. — Попросите, пожалуйста, Римуса Люпина передать моим родителям, чтобы они написали мне, как только доберутся до безопасного места.

На этом разговор был окончен, и Гермиона снова вернулась к безрадостным дням. По ночам она сжимала в пальцах алое сердечко на серебристой цепочке, подаренной Гарри, и, закрывая глаза, пыталась представить его возвращение. То, как он крепко её обнимет и всю расцелует после разлуки. А утром эта мечта угасала, и сердечко снова пряталось под блузку и мантию.

Недели шли за неделями. На смену весне пришло лето. Экзамены отменили из-за постоянного напряжения и стресса, в котором пребывали ученики, чьё здоровье периодически приходилось поправлять мадам Помфри с её успокаивающими зельями и эликсирами. Многие переживали из-за возвращения домой куда больше, чем из-за учёбы. Одна Гермиона равнодушно смотрела на всё происходящее, пока в один из дней двери Большого зала не распахнулись.

— Друзья мои, у меня для всех вас радостное известие! — торжество объявил Дамблдор, двинувшись между рядов.

Гермиона резко поднялась на ноги и с замиранием сердца обратила взгляд ему за спину. Туда, где кто-то шёл.

— Лорд Волан-де-Морт пал! И совсем скоро мы с вами снова позабудем обо всех несчастьях, что свалились на наши головы! — продолжал директор.

Он прошёл мимо, и Гермиона наконец увидела, кто же шёл за его спиной. Это был всего лишь Римус Люпин. Затихший зал после объявления зашёлся радостными возгласами и громкими вопросами, обращёнными к прибывшим. Одна Гермиона не хотела ничего слышать и знать.

«Они победили ценой жизни Гарри, — думала она, и слёзы собирались в уголках её глаз. — Подставили его под удар, а себе присвоили победу».

Её грудную клетку сильно сдавило от горьких мыслей, что Гарри больше никогда ей не улыбнётся и не прижмёт к себе. Под гвалт голосов Гермиона бросилась прочь.

В замке больше не было места, где ей было бы спокойно и комфортно. Такое же место вряд ли могло найтись за стенами. Гермиона сама не знала, как она оказалась на восьмом этаже. Кажется, ей хотелось скрыться, сбежать от страшной правды туда, где её бы никто не нашёл. Выручай-комната как-то сама поняла, что ей нужно, и в стене появилась даже не дверь, а лишь её половинка. Квадрат, за которым скрывалась темнота. Гермиона нырнула за спасительную дверку и оказалась в тесном пространстве, чем-то напоминающим коробку. Кого другого такое, вероятно, могло бы напугать, но у неё больше не было свободного места, не было дырок в стене, чтобы видеть других, и она затихла в этой коробке, поджав хвост, подтянула к себе коленки и обняла их.

— А давай, когда всё это кончится, жить вместе? — слышался ей до боли знакомый голос. — Ты и я, вдвоём в этом доме!

Этот голос, конечно же, принадлежал Гарри, и Гермиона понимала, что это всё только иллюзия. Выручай-комната считала из её разума всё, что ей дорого, и теперь выдавала фразы Гарри, льющиеся непонятно откуда, словно из динамика.

— А потом у нас будут дети… возможно, с такими же ушками как у тебя. Особенные дети. Я бы хотел троих или даже четверых, а ты?

Гермиона молчала, уткнувшись лицом в коленки, её паника не исчезла, но хотя бы перестала расти. Она слышала голос Гарри и тонула в воспоминаниях о тех днях, что они вместе провели на Гриммо. Казалось бы, совсем немного отделяло их от исполнения мечты. Какие-то годы учёбы и ненавистный Волан-де-Морт.

Когда послышался хлопок и кто-то прикоснулся к ней, Гермиона даже не вздрогнула.

— Сэр Гарри Поттер хочет видеть мисс Грейнджер, но не может попасть в комнату, — доложился домовик. — Добби вызвался помочь сэру Гарри Поттеру найти мисс Грейнджер.

Гермиона молчала, решив, что Добби — это тоже иллюзия, созданная Выручай-комнатой. Она чувствовала его руки, тянувшие её за локоть, но не подчинилась им.

— Добби вынужден прибегнуть к крайним мерам! — трагически объявил домовик, и тут послышался щелчок пальцев.

Темнота, что окружала её, резко сменилась ярким светом, и Гермиона закрыла ладонями лицо.

— Гермиона! — раздался над самым её ухом знакомый голос. — Гермиона, это я — Гарри. Гермиона, прошу, посмотри на меня!

Она почувствовала руки на своих плечах, почувствовала, как пальцы взяли её ладони и убрали от лица. Гермиона открыла глаза и поняла, что сидела на полу в коридоре. На коленях возле неё стоял Гарри. Совершенно живой, разве что в грязной одежде и покрытый царапинами.

Гермиона разомкнула губы, но так и не смогла произнести ни слова, только беспомощно смотрела в его зелёные глаза, направленные на неё. Гарри, кажется, решил, что она ему не верит.

— Гермиона — это я, я вернулся! — твердил он и приложил к её лицу свои ладони. — Гермиона, прости, что бросил тебя, я думал это ненадолго! Теперь я всегда буду рядом. Скажи, ты простишь меня?

Её губы задрожали, а в глазах образовались слёзы.

— Г-гарри? — переспросила она.

— Да, я, — повторил он. — Всё позади. Мы разбили основные силы, осталась лишь чаша, но с ней быстро…

Гермиона не понимала, о чём он говорит, и не могла сейчас его внимательно слушать.

— Гарри! — повторила она и подалась к нему. — Гарри — это ты! Гарри!

Её руки так крепко обхватили его шею, что Гарри покраснел. Но раньше, чем он успел что-либо сказать, Гермиона разомкнула объятия и тут же принялась его бить.

— Гарри, как ты мог меня оставить?! Ты должен был взять меня с собой! Гарри, ты негодяй! Ты меня предал! О чём ты только думал! — восклицала она, и её руки шлёпали его по плечам и груди.

— Да-да, я был очень жесток, я негодяй! — соглашался Гарри, снося её удары. — Прошу, дай мне хоть что-нибудь тебе объяснить…

В конце концов, он не выдержал и перехватил её руки за запястья. Одно мгновение — и Гермиона оказалась вплотную к нему. Гарри наклонил голову, и его сухие властные губы накрыли её губы в жарком поцелуе. Гермиона перестала сопротивляться и закрыла глаза, поддаваясь инстинктам. Через какие-то минуты она целовала щёки Гарри, целовала его виски, с улыбкой окунала свои пальцы в его тёмные непослушные волосы и тёрлась своим носиком об его лицо.

— Знаешь, мне нужно принять душ, и я всё тебе расскажу, — сказал он.

— Нет, не оставляй меня. Гарри…

— Ни за что на свете. Пойдём.

Гермиона сидела у Гарри на кровати с кружкой тёплого молока, пока он приводил себя в порядок. После этого они лежали вместе под одеялом, и Гарри неторопливо рассказывал ей, как проходили его дни вдали от неё. Рассказывал, как они сговорились с Дамблдором и министром магии действовать одним фронтом, рассказывал, как они встретились с Волан-де-Мортом в Годриковой Впадине, где его смертельное заклятие ненадолго убило Гарри. Рассказывал о Делакурах, вступивших в эту войну из-за потери дочери, о гоблинах, согласившихся на выгодных условиях занять одну из сторон. Гарри говорил до самой ночи, а Гермиона его не перебивала. Она заснула, прижавшись к его оголённой горячей груди. Заснула, обнятая его крепкой рукой, и впервые за прошедшее время замурлыкала.

Пока волшебный мир полнился новостями, а ученики, освобождённые от экзаменов, с возбуждением их обсуждали на школьном дворе, Гарри с Гермионой гуляли по окрестностям, держась за руки. Из-за разлуки у них скопилось множество всяких мыслей, которые хотелось обсудить. К тому же у Гермионы на почве стресса слезло много шерсти с хвоста и ушек, и Гарри чувствовал себя в этом виноватым. По вечерам он заботливо втирал в них масло, полученное от мадам Помфри, а днём звал Гермиону на улицу, посчитав, что солнечный свет и свежий воздух быстрее помогут вернуть её бледному лицу немного краски. Он был таким милым, что Гермиона больше не могла на него сердиться. Иногда по ночам она всё равно просыпалась с криком: «Гарри! Гарри не уходи!», и спускалась в гостиную, где утром он её находил. Это Гарри предложил ей перебраться в спальню мальчиков. Кровать Рона, уехавшего вместе с сестрой к родным, была свободна. Однако и это плохо помогало Гермионе прийти в себя.

Вот тогда Гарри вспомнил про Выручай-комнату и про то, что могло успокаивать его девушку. Он сходил на кухню к домовикам и принёс в спальню здоровую коробку, куда уложил мягкий плед и подушку. Какой-то неведомый Гермионе инстинкт толкнул её внутрь, и она удобно устроилась на новом месте. В коробке было тепло и спокойно. Никто её там не видел и не досаждал. Гарри принес ей все нужные книги, и теперь, когда его не было рядом или уже у неё под ночь вдруг появлялась энергия, Гермиона могла сидеть в своём уютном местечке и без лишнего света читать благодаря острому зрению. Когда она нуждалась в тепле, Гермиона поднималась и ложилась к Гарри под бок. Коробка, может, и не представляла собой ничего особенного, но служила некоторым укрытием, временным пунктом, где можно было понемногу исцелять душу перед возвращением в мир. Коробка не могла стоять ни в каком другом месте, кроме как в спальне мальчиков, и даже профессор МакГонагалл, пытавшаяся деликатно поговорить с Гарри и Гермионой на эту тему, не смогла их переубедить.

— Полно тебе, Минерва, — во время этого обсуждения вмешался директор Дамблдор, — там, где мы имеем дело с высшей силой, совершенно бессмысленно следовать вековым традициям и призывать к доводам разума. Я думаю, что мисс Грейнджер и мистер Поттер не ставили своей целью дать пример безрассудного поведения другим и вполне сознают свои действия.

Гарри с Гермионой молча кивнули, когда Дамблдор хитро на них посмотрел, и на этом были свободны. Это лето они снова решили провести на Гриммо, и Гарри первым делом сложил коробку для Гермионы, нежели собрал свои вещи в чемодан. Поскольку время было всё ещё неспокойное и остатки Пожирателей разгуливали на свободе, то ребят на вокзале встретил Римус Люпин, передавший Гермионе письмо от родителей, где они сообщали, что отправились в Австралию. Гарри, заметивший, как она погрустнела, вечером снова лежал с ней постели и прижимал к себе. Его ладонь успокаивающе ходила по её спинке, и Гермиона расслабилась. А утром её ждали блинчики на завтрак и жареная рыбка на обед.

— Я, правда, раньше ещё никогда не готовил рыбу… — неловко начал было Гарри, но Гермиона и без столовых приборов набросилась на аппетитное блюдо, стала облизывать свои измазанные в жиру пальчики, и её хвост энергично заходил из стороны в сторону. — Ну да, приятного тебе аппетита.

Римус Люпин, снова вынужденный сопровождать их в Косом переулке, тащил для Гермионы коробки с разными тканями, нитками и пряжей.

— Я потом и тебе нормальный костюм сошью! — обещала она дома и зачаровывала старенькую швейную машинку, найденную наверху.

Гарри в это же время читал какие-то спортивные журналы, заказывал себе разное снаряжение и с любопытством посматривал на её задумки. Гермиона хотела наделать и зачаровать всякие ободки, шапочки, юбки, перчатки. Она уже видела свой собственный магазинчик с эксклюзивными видами товаров. Можно будет даже ушки и хвосты накладные продавать, если кому-то тоже захочется побыть особенным. Даже чары не надо применять, надел и как родное! Конечно, Гермиона ещё не знала, что когда-то её продукция будет пользоваться большим успехом, потому как обязательно найдутся те, кому захочется разнообразить свою повседневную или сексуальную жизнь. Сейчас она только мечтала, сама не зная, что из всего этого получится.

— Подожди, ты же вроде хотела права эльфов защищать… — сидя рядом на диване, напомнил ей как-то Гарри.

— Так одно другому не мешает! — оторвавшись от модного журнала, ответила ему Гермиона. — Вот окончу школу, и буду днём защищать права эльфов, а вечером вязать или шить одежду для них, для себя, для всех необычных существ. О, я больше не позволю ущемлять ничьи права, у меня все будут хорошо одеты!

— Хм… ателье мадам Поттер? А что, неплохо звучит.

— Почему мадам По?.. — начала было Гермиона, но порозовела и уткнулась в свой журнал. — Так, чего ты меня сбиваешь с мысли? Мне ещё надо произвести кое-какие подсчёты.

Однако думать и подсчитывать дальше она уже не могла, Гарри придвинулся ближе и положил руку на её плечи.

— А я через неделю стану совершеннолетним, — с улыбкой напомнил он.

— Да, сможешь получить лицензию на трансгрессию и избавиться от Надзора, — деловито согласилась она. — Хотя Надзор тебе в последнее время и так не особо мешал…

— А ещё я смогу записаться в любую команду и официально заключить брак.

Гермиона оторвалась от журнала и заглянула в его хитрые зелёные глаза, обращённые к ней. Пальцы Гарри погладили её по щеке и заправили парочку локонов за ухо.

— Хочу одержать самую главную победу в своей жизни и завоевать нечто бесценное, — мягко сказал он, и его пальцы соскользнули с её лица к груди, туда, где часто-часто забилось её сердце.

— Ты уже давно это завоевал, — ответила ему Гермиона и потянулась навстречу.

Их губы слились в нежном поцелуе, после которого она перебралась к Гарри на колени и уткнулась носом в его шею, пока он её обнимал и поглаживал. Впереди их ждал ещё один год обучения в Хогвартсе, какие-то трудности и свершения, но ей не было страшно. Она знала, что вместе они всё преодолеют, ведь их соединила самая великая сила на свете.