Обожжённые Войной. "Вервольф" ("Оборотень") (гет)

Лизетта всегда с нетерпением ждала 9 мая, она любила День победы, ей нравился этот весенний праздник, когда весь город украшен флагами, когда чествуют ветеранов, возлагают цветы к памятникам павших на той далекой войне солдат и офицеров, когда по телеку и в кинотеатрах показывают старые фильмы про войну, когда звучат боевые марши и песни военных лет, когда парад в центре города, и по проспекту горделиво чеканят шаг солдаты в красивом обмундировании, когда медленно едут танки и другие боевые машины, названий которых юная Лизетта не знала, свежевыкрашенные и сверкающие на солнце... Но теперь, когда война пришла в ее дом, когда смертоносная техника с полным вооружением грохочет под окнами, когда небо ночью освещают не разноцветные вспышки праздничного салюта, но кроваво-алое зарево взрывов и пожаров на окраине родного города, девушка стала задумываться над тем, что реальная война сильно отличается от киношной. И на этой странной войне, когда вчерашние братья вдруг стали врагами, а соседи готовы убивать друг друга, доказывая собственную правоту, нет ничего романтического и слишком мало героизма, зато очень много подлости, грязи и крови. Их, студентов медуниверситета, не раз водили в морг, куда доставляли неопознанные трупы с полей сражений, или на практику по хирургии в военный госпиталь, где в окровавленных бинтах корчились и кричали от боли раненые и обожжённые бойцы ополчения.

Вот и сегодня, за день до праздника, Лизетта со смешанным чувством шла в универ, на хозяйственные работы. Что ей придется делать — девушка не знала. Возможно, придется мыть полы и окна, вытирать пыль, а может, сажать цветы — или их поведут на солдатское кладбище, приводить в порядок могилы героев Второй мировой войны.

Подойдя к зданию, Лизетта увидела, что работа здесь шла полным ходом. Мытьём окон, уборкой территории и высаживанием цветов занимались студенты младших курсов. За четыре прошедших года администрации университета удалось привести здание в более или менее приличный вид: когда началась война, в него попало несколько артиллерийских снарядов, окна зияли пустыми глазницами с осколками выбитых стекол, а стены были испещрены следами от пуль, словно кто-то умышленно стрелял именно по ним, как по мишеням в тире. Лизетта, тогда только поступившая в медуниверситет, вместе с другими студентами и преподавателями помогала его восстанавливать. Профессиональные строители кое-как залатали и закрасили стены, но уродливые дыры, словно шрамы от ран, то и дело проступали под штукатуркой и краской.

Лизетта настолько погрузилась в воспоминания, что едва не сбила с ног двух молодых парней с носилками.

— Смотри, куда идешь! — недовольно фыркнул один из них.

— Извини... — пролепетала девушка, но слово застряло у нее в горле, когда она увидела, что лежало на носилках. Книги! Причем не только старые учебники, на языке, который раньше был государственным, но и художественная литература: классика, исторические и любовные романы, фантастика...

— Куда вы их несете? — спросила Лизетта.

— Куда надо, — буркнул парень, на которого натолкнулась наша героиня.

— На свалку, — ответил его коллега. — Там их уже целая куча насобиралась.

— Зачем? — недоумевала девушка.

Парни поставили носилки на землю, и Лизетта испугалась, что ее сейчас поколотят за глупые вопросы. Но юноши решили воспользоваться моментом и просто передохнуть.

— Как это зачем? Кому нужен этот хлам на чужом языке? Их ведь и так больше никто не читает. А завтра... — начал было второй студент, но первый его резко перебил:

— Не болтай лишнего. Пойдем.

Они снова подхватили носилки и пошли прочь.

Лизетта пожала плечами и вошла внутрь учебного корпуса. Там тоже вовсю кипела работа. Студентки младших курсов шуршали полы, а парни с их потока выносили мусор и вешали на стену праздничные стенды, украшенные "георгиевскими лентами".

— Правда, здорово? — прощебетала рядом с Лизеттой какая-то девчушка. И хоть обращалась она к своей одногруппнице, наша героиня машинально оглянулась в ее сторону. Худенькая светловолосая девушка держала в руках чучело, похожее на человека: камуфляж солдата вражеской армии был набит каким-то тряпьем, а матерчатое лицо напоминало грушевидную подушку с нарисованной на ней жуткой гримасой.

Лизетта невольно улыбнулась.

— Кто это? — спросила она.

— Каратель-фашист, разве сама не видишь? — хихикнула юная мастерица, видимо, очень гордившаяся своим изделием. — Я хотела еще повязку со свастикой ему сделать и на рукав надеть, но Инна Николаевна запретила. Сказала, что это экстремизм. А ты знаешь, что такое экстремизм? — Этот вопрос был адресован неизвестно кому: то ли подруге, то ли Лизетте.

"Знаю", — хотела было сказать девушка, но не успела: мимо пронеслась стая студентов, одетых в униформу советских и немецких солдат, а также современных ополченцев, казаков и тех самых "карателей", против которых сейчас воевала непризнанная республика. Лизетта обратила внимание на афишу, прикрепленную кнопками к доске объявлений:

"Празднику Великой Победы посвящается: НЕ ЗАБУДЕМ, НЕ ПРОСТИМ! Спектакль драмкружка медицинского университета. В ролях — студенты и преподаватели...".

— Здравствуйте, Лиз. — Девушка вся встрепенулась, услышав знакомый голос своего любимого преподавателя — профессора Лучезарова. — Как раз вы мне и нужны. Необходима ваша помощь...

Эти слова, такие простые и обыденные, которые Дмитрий Алексеевич мог сказать первой попавшейся ему на глаза студентке, для Лизетты, тайно обожавшей своего учителя, были как манна небесная. Её щёчки и мочки ушей предательски покраснели. Ответив на приветствие, девушка кивнула в знак согласия и слегка улыбнулась:

— Да, конечно...

Они прошли в кабинет заведующего кафедрой социальной медицины. Здесь всегда было чисто и опрятно, но сегодня Лизетта была изумлена: стопки покрытых пылью книг и подшивки старых растрепанных журналов были сброшены прямо на пол и валялись в хаотическом беспорядке.

Девушка перевела удивленный взгляд на профессора.

— Наша библиотекарша, — объяснил он, — решила проявить своё служебное рвение именно сегодня, — Дмитрий Алексеевич не скрывал своего возмущения. — Из департамента образования пришёл циркуляр с требованием очистить библиотечные фонды от "ненужной литературы". Ну и вот... Эта старая клуша, — Лизетта хихикнула, услышав, как профессор назвал Розу Абрамовну Шпильман, вредную еврейку, от которой всегда было проблематично получить нужный учебник или справочник, — с чего-то вдруг решила попросту списать все книги, поступившие к нам незадолго до начала войны в рамках тогдашней правительственной программы перевода учебного процесса на государственный язык... Совершенно не задумываясь об их содержании! — Лучезаров произнес последнюю фразу на повышенных тонах. А потом добавил, уже спокойней: — Кое-что мне удалось спасти от предстоящего аутодафе...

Девушка невольно вздрогнула. Ещё из курса школьной истории Средневековья она знала значение этого страшного слова: публичное сожжение живых людей, обвинённых католической церковью в "ереси" и колдовстве; сама эта жуткая казнь — "дело веры", в переводе с латыни — обставлялась, как религиозный праздник. Увидев, как побледнела его студентка, Дмитрий Алексеевич объяснил, что эта самая "клуша" Роза Абрамовна решила устроить в День победы костёр из книг, которые сегодня сносят на свалку.

— Твоё задание, — продолжал профессор, — протереть каждую книгу от пыли.

Работа закипела. Лизетте было особенно приятно, что она делает что-то для своего кумира, поэтому выполнять его задание не составляло никакой сложности. Вскоре подоспело время обеда, и Дмитрий Алексеевич отпустил ее купить себе что-то поесть. В коридоре Лизетта встретила ещё двух своих подружек, и компания девчонок, болтая и смеясь, выпорхнула из здания университета...