За горным туманом (гет)

Когда он видел её в последний раз? Нет, вовсе не в тот день, когда она, получив уже в пути известие о внезапной кончине брата и успев где-то раздобыть подобающий случаю траурный наряд, стучалась в ворота особняка на улице Мимоз. Позже. Уже в Нохе, когда он и Катарина прогуливались по аллеям аббатства, а она со своей белокурой подружкой смиренно следовала позади, сжимая в руках то ли томик стихов, то ли молитвенник. Склонённая головка, скорбь, замёрзшая в серых глазах, льдистый безучастный взгляд. И односложные ответы, если ему вдруг приходило на ум заговорить с ней. Убийца отца и, скорее всего, убийца брата — кем ещё Айрис Окделл могла считать герцога Алву? Но он не убивал Ричарда, он и пальцем его не тронул, хотя той весной вся Оллария во главе с Людьми Чести кричала об обратном. Юный оруженосец найден мёртвым в доме собственного монсеньора... Разве тут возможны оправдания?

Лицо мальчишки — такое спокойное и застывшее навсегда в своей безмятежности — до сих пор стояло перед глазами. Это случилось наутро после неудавшегося покушения: Хуан, от стыда не смевший поднять взгляд на своего соберано, постоянно твердил: "В толк не возьму, как это стряслось. Всю ночь глаз с него не спускали". Они опасались, что несостоявшийся отравитель либо попытается сбежать, либо наложит на себя руки. А тот... да, Ричард поначалу метался по своей спальне, но потом, видимо, осознав, что деваться ему некуда, улёгся в кровать. Не раздеваясь, прямо поверх покрывала. И тут же заснул. А вот пробуждение так и не наступило.

Удивительно, но глаза Окделла были открыты, и в них читался если не испуг, то некое удивление, неверие... И Рокэ помнил, как сам прижал его веки, чтобы не встречаться с этим почти детским невинным взором. Он не понимал, отказывался понимать — он был уверен, что вовремя выбил бокал с отравленным вином из рук Ричарда, что даже капля яда не коснулась его губ. Или была ещё какая-то отрава, о которой Рокэ не ведал? Но слуга всю ночь дежурил в комнате опального оруженосца — тот попросту не смог бы воспользоваться этим путём для бегства в Закат. А искушение было велико: Ричард вряд ли полагал, что преданный им монсеньор не отправит его в Багерлее или не расправится с ним лично. Или парня отравили ещё в доме Штанцлера: кансилльер должен был подстраховаться — как известно, мертвецы лучше всех умеют хранить молчание.

Лекарь, тайно доставленный в дом, тщательно осмотрел тело — и его вердикт казался ещё более невероятным: речи о применении яда и быть не могло. Он поднимал коченеющие руки Ричарда, выискивая характерные пятна, искал какие-то крапинки на слизистых, задирал рубашку — но кожа Повелителя Скал была девственно чиста. Единственной правдоподобной причиной смерти могла стать только надорская болезнь: мальчишка разволновался и задохнулся во сне. Но и признаки наступившего удушья на теле тоже отсутствовали. Окделл действительно словно заснул...

"Что делать-то с ним, соберано?" — растерянно вопрошал Хуан, видимо, борясь с желанием ночью сбросить труп в сточную канаву на какой-нибудь разбойничьей окраине. Но что бы ни натворил Ричард Окделл при жизни, он заслуживал достойного погребения в родовой усыпальнице. В Надор помчались гонцы, а тело оруженосца-предателя перекочевало в домашнюю капеллу, где олларианский священник совершил над ним все положенные обряды. Разумеется, сам Ричард предпочёл бы эсператиста, но Рокэ не сомневался: в Надоре всё будет исполнено как подобает. К тому же Создателю, если он и впрямь существует, наверняка не так уж важно, будет ли Ричард Окделл представлен ему человеком в серой или чёрной рясе.

Рокэ без промедления отослал бы гроб с телом Окделла его родне, если бы через два дня в особняк не явился гонец на взмыленном коне с известием о том, что герцогиня Окделл, Айрис Окделл, повстречалась ему в пути. Отправившейся в Олларию повидать брата отчаянной девице теперь оставалось только гнать лошадей, чтобы уже вскоре гладить мёртвое лицо и перебирать блёклые волосы Ричарда. Она ворвалась в дом, подобная маленькому смерчу — зарёванная, злая, оскорблённая, готовая винить Алву в убийстве собственного оруженосца. И заявила чуть ли не с порога, что её Дикон более ни дня не проведёт под кровом душегуба. "Душегуб" смолчал — отчего-то он действительно чувствовал свою вину в загадочной гибели Окделла. Святая Октавия — прекрасная, всепрощающая — взирала на них с иконы, и по лицу Айрис струились светлые слёзы. И Рокэ казалось, что им никогда не иссякнуть.

А потом случилось самое удивительное: Катарина Оллар, растроганная горем юной герцогини и потрясённая столь тяжкой утратой, удостоила девушку приватной аудиенции. Сразу после похорон брата Айрис ожидали в Ружском дворце, фрейлинский патент на её имя был выписан незамедлительно. И Рокэ в тот же день, чтобы хоть как-то загладить свою мнимую вину, убедил девушку, что некогда у Окделлов был дом в столице, которого они лишились из-за махинаций недобросовестных арендаторов и продажных судейских. Она держала в руках бумаги — подделку чистейшей воды — и изумлённо разглядывала подпись и печать Льюиса Окделла, подтверждавшие права семьи на особняк на площади Акаций, и всё спрашивала: "Это правда, да? Это всё — правда? Но мама... она никогда не говорила..." "Ваша матушка ничего не знала, — уверял её Рокэ. — Это старая история, моим людям удалось раскопать её совсем недавно. Я не успел сообщить Ричарду..."

Она уехала, чтобы вернуться, чтобы перевезти в столицу мать и сестёр, стать фрейлиной, последовать за своей королевой сначала в Багерлее, затем оказаться практически узницей в Ружском дворце, увидеть стремительное восхождение "Солнца Раканов", о котором некогда грезил её отец. И пережить столь же стремительное падение белоштанного анакса... Нет, она не вытянула счастливую карту, сделавшись обладательницей патента фрейлины — а ведь наверняка мечтала о нём, как и любая провинциальная девица из опальной семьи...

Что же до её брата... Так вышло, что Рокэ не суждено было встретиться ни с кем из своих людей, некогда отправленных сопровождать тело герцога Окделла на север. Война, пришествие Та-Ракана, плен, тюрьма, суд, добровольное заточение в Нохе, которое он избрал для себя, бегство из столицы...

Однако и до него доходили странные слухи: все обитатели покинули древние земли Окделлов, и ни человек, ни зверь не осмеливались приблизиться к замку. Крепостные стены и башни, как и сама скала, на широком уступе которой властители Надора некогда возвели свою твердыню, были затянуты плотной завесой тумана. Словно Надор сокрылся от мира. Словно его вовсе никогда не существовало.

Впрочем, Рокэ был не из тех, кто верит досужим россказням. Но одно он помнил точно: в тот день, когда слуги заколотили гроб, чтобы перенести покойника в закрытую карету, тело Ричарда было таким же, как и в утро после отравления. Ни тлен, ни разложение не коснулись юного лица. Мальчишка по-прежнему выглядел спящим. Рокэ знал. Знала и она. Айрис Окделл.