Order (джен)

Демоны бегут, когда хороший человек идёт на войну.

Наступит ночь, прогоняя солнце прочь,

Когда хороший человек идёт на войну.

Дружба не в счёт, а любовь лжёт.

Ночь придёт и тьма грядёт,

Когда хороший человек идёт на войну.

Демоны бегут, так цена отмерена.

Битва выиграна, но дитя потеряно.

Рей.

Песчаная буря бушевала далеко от нашего дома, но по виду можно было определить, насколько она была сильной. Я часто выходила на улицу, даже во время бурь, чтобы собрать ненужный мусор, который раскидывали соседи и прочие поселенцы, пока остальные боялись выходить наружу. Работать во время бурь — малоприятное занятие, но зато не приходилось сталкиваться с опасностями, которые таились буквально повсюду.

 

Сейчас я сижу в своей комнате и смотрю в окно, стараясь отдохнуть перед завтрашним днём. Обычно я работаю шесть дней в неделю: ищу хлам в округе, приношу его домой и вместе с дедушкой — или без него — чиню. Однообразные и совершенно скучные деньки, которые изо дня в день наводят на меня невероятную скуку. Хотя против такого распорядка дня не имею ничего против.

Прислушиваясь, отчётливо понимаю, что кто-то взбегает по лестнице. Почему-то я знаю, что этот человек спешит ко мне. На моём лице медленно расплывается лёгкая улыбка.

— Рей! — голос Эммы врывается в тихую и размеренную обстановку нашей комнаты. Она быстро подходит ко мне и обводит выразительным взглядом. — Тебя дедушка зовёт уже сотню лет, а ты тут прохлаждаешься.

Первое, чего касается мой взгляд, это её белокурые кудри. Они всегда были особой изюминкой её внешности, как и глаза, похожие на грозовые тучи, нависшие вместо облаков. Узкая бровь поднята вверх, а пухлые маленькие губки изогнуты в улыбке. Я медленно встаю с кровати и потягиваюсь. Так как сегодня выходной, мне захотелось проваляться весь день. Похоже, соседка, с которой я делю комнату с детства, пришла расстроить мои планы.

— Эмма… — вздыхаю, потому что знаю, что спорить с ней бесполезно. — Ладно, зачем я ему?

— Помоги с инструментами. Он опять что-то потерял и теперь не может найти, — и неужели ради этого дельца зовут вниз? Мне хочется рассмеяться, но я всё же сдерживаюсь. — Без ног ему совсем нечем заняться. Бабушка уже волосы на себе рвёт.

Кажется, Эмма старается меня приободрить, и я ей очень благодарна. Всё же моя лучшая и единственная подруга знает, что означает трудиться каждый день с утра до ночи, пытаясь заработать хоть сколько-то денег на жизнь. Мы очень дорожим нашими выходными, потому что только тогда можем позволить себе расслабиться и отдохнуть. Конечно, нам ничего не стоит помочь бабушке и дедушке, но всё же хочется, чтобы не напрягали по пустякам.

— Хорошо, сейчас подойду, — Эмма улыбается мне и со вздохом плюхается на кровать, находящейся в метре от моей собственной, растягивается на ней во всю длину и посматривает на меня. — Ты чего?

Только сейчас я замечаю, что она выглядит слегка уставшей. Похоже, её уже успели загонять, а теперь приходит и моя очередь.

— Да, дедушка с бабушкой уже успели надо мной поиздеваться, — будто прочитав мысли, говорит та.

Выражаясь понятным языком, Эмме пришлось им помогать, пока меня не было.

— Заставили меня весь дом отполировать, так ещё и на завтра заданий надавали.

— Они тебя очень любят.

Ирония из моих уст не очень нравится сестре. Я отчётливо вижу, как краснеют её щеки от негодования.

— Я прямо плавлюсь от их любви, — Эмма с озорной улыбкой вскидывает руки, а я могу лишь прыснуть: так забавно наблюдать за её искренними и неподдельными эмоциями. — Иди уже, — поторапливает она. — Если они сегодня позовут меня ещё хотя бы раз, скажи, что я уехала навсегда со своим кавалером.

— Ты же знаешь, что их хватит удар, если я вправду скажу такое.

В меня летит подушка, но я успеваю поймать её прямо перед лицом.

— Тогда придумай что-нибудь, — говорит мне напоследок Эмма. — Только подушку отдай.

Я отдаю её в ту же секунду и спешу вниз к дедушке. Мои шаги слышны каждому, кто живёт в этом доме, потому что, когда его только строили, никто не задумывался о шумоизоляции. Зато здесь теперь прохладно и постоянно поддерживается одна и та же температура, не то что снаружи. Лестница, ведущая вниз, построена, как и весь дом, из специального камня. Стены, цвета песка, даже в нашей с Эммой комнате, какие-то неровные, со впадинками и трещинами, но, невзирая на это, никакая буря не способна снести этот дом. Бабушка рассказывала, что дедуля потратил многие годы, чтобы построить его из того, что имелось в наличии. Более того, все деньги ушли лишь на укрепление строения, чтобы ни одна буря или другая природная стихия его не разрушила. Они не заботились о еде или роскоши, а только о том, чтобы дом был построен и его ничто не могло уничтожить.

Моя дорога ведёт в подвал этого дома, поэтому, огибая кухню и несколько шкафов, я прохожу в проём без двери. С подъема я спускаюсь в помещение с несколькими стеллажами, на которых лежит самый разнообразный мусор. Не сказала бы, что это подвал, но именно так я с детства его и называю. В этом помещении мы вместе с дедушкой и Эммой работаем над этим мусором, стараясь сделать из него полезные вещи, а потом продать на рынке.

Я сразу же обнаруживаю дедулю, хотя его сложно потерять. Он возится с инструментами на рабочем столе, но как только слышит, как я приближаюсь, поворачивается ко мне. Виктор Браер сухо улыбается и внимательно смотрит в мои карие глаза. Вместо приветствия я всегда получаю такой изучающий взгляд. И к этому уже неизменно привыкаешь, как и к другим его причудам.

— Виктор, — обычно только с Эммой я называла его дедушкой — просто я не состою с ним в таких близких отношениях, хотя он растил меня с детства. — Эмма сказала, что ты что-то потерял.

Виктор кивает, отъезжая от стола на своей коляске. Он уже давно не может ходить. У Виктора оторваны обе ноги, и поэтому всю оставшуюся жизнь ему предстоит провести в коляске для инвалидов. Я могу только посочувствовать ему и пожалеть, но он ненавидит, когда к нему проявляют подобные чувства. Его можно понять.

Я подхожу ближе.

— Да, — в голосе звучит обыкновенная строгость, — гаечный ключ упал под стол. Я не могу его достать.

— Сейчас, — бросаю и наклоняюсь под стол.

Пыльно так, что я чуть не чихаю, но сразу же нахожу нужный инструмент. Он чуть не попал под рядом стоящий стеллаж. Я беру его в руки, вновь вставая на ноги.

— Вот.

Виктор принимает ключ, кладя его на стол, а после крутит его в руках с довольно странным выражением лица. Его тёмные глаза заволакивает какая-то непонятная для меня пелена, но она быстро сходит. Вообще он часто бывает задумчив, даже бабушка иной раз не может привести его в чувство.

— Спасибо, Рей.

Наконец-то я получила благодарность. Подумываю уже уйти к Эмме, но голос Виктора заставляет меня остановиться.

— Я тут чиню кое-какой прибор. Ты не могла бы помочь?

— Конечно, — киваю и заталкиваю мечты о кроватке подальше, ещё будет время побездельничать, — что за прибор?

— Не совсем прибор… — Виктор на коляске направляется в глубину подвала, подзывая меня за собой. — Я бы сказал, что нужно починить дроида.

— О.

Раньше я чинила дроидов, но мои навыки не могли позволить выполнять свою работу успешно. Просто у меня не было тех нужных запчастей, которые могли заменить повреждённые, а если и имелись, то они были низкого качества и служили так мало, что только временно могли были заменить недостающие детали.

Мы подходим к самому низкосортному хламу, который даже не осмеливаемся положить на стеллажи. Эту кучу мы решили оставить в таком состоянии, так как мусор в ней был настолько бесполезен, что никуда не годился, даже на перепродажу на рынках Аванпоста Ниима. В мусоре лежит потёртый дроид, который не подаёт никаких признаков функционирования. Я присаживаюсь на корточки, чтобы рассмотреть его поближе.

Он имеет шарообразную форму, со свободно перемещающейся головой куполообразной формы чуть меньше основного тела. Этот дроид с корпусом из белого цвета с оранжевыми и серебристыми вставками, а на голове отчётливо виден чёрный окуляр, который, видимо, был его глазами. Я перебираю в голове все возможные догадки, что же это за милый робот покоится в куче хлама. Виктор решает помочь мне с разгадкой.

— Это астромеханик.

Я поворачиваю голову к нему, попутно поглядывая на дроида.

— Хм.

Могу только согласиться со словами Виктора. Но вот только что этот дроид делает в пустыне? Обычно они должны быть рядом с пилотами и помогать в управлении кораблём.

— Как он попал сюда?

— Эмма нашла его закопанным в дюне, — исчерпывающий ответ, как ни погляди.

Виктор всегда общается что со мной, что с Эммой одинаково. То есть он всегда говорит немного и только по делу. От него не всегда можно дождаться похвалы или других подобных комментариев.

— Он провалялся там довольно долго.

— Вижу, — невооружённым глазом можно заметить, что дроид отключён и нуждается в починке; как только я им займусь, то постараюсь разобраться в проблеме. — Похоже, я здесь застряну.

— Можешь начать чинить его с завтрашнего дня, — он подмигивает мне, и я радуюсь, что меня не заставят сегодня работать. — Пока что проведи осмотр. Вдруг найдёшь, в чём проблема.

— Хорошо, — мой кивок, похоже, удовлетворяет его.

— Не засиживайся тут, — Виктор разворачивает коляску и напоследок кидает на меня взгляд. — Анжела скоро будет накрывать на стол.

Я активно киваю ему, отворачиваясь, чтобы продолжить осматривать дроида. Коляска шумит так сильно, что невольно раздражает слух. Она была разработана другом Виктора, о котором нам никогда не рассказывали. Я вообще никогда ничего конкретного не слышала о его друзьях. Обычно друзья навещают друг друга, но никто и никогда не навещал Виктора. Впрочем, этот человек, кем бы он ни был, очень помог ему в своё время. И хоть коляска часто ломается из-за песка, забивавшегося между некоторыми из деталей, но всё же служит ему верой и правдой на протяжении многих лет.

Честно говоря, я не знаю, в какой момент своей жизни Виктор Браер потерял обе ноги. Ни он, ни Анжела не поднимают эту тему в разговорах, более того, я даже не уверена, что Эмма вообще осведомлена об этом. Думать об этом сейчас — глупость. Да и не мое дело.

Всем моим вниманием завладевает загадочный сломанный дроид. Я поддерживаю его рукой, медленно оглядывая на наличие внешних повреждений. Однако мне кажется, что он находится в отличном состоянии. Похоже, из-за бурь и непогоды его питание в настоящий момент повреждено, и, опять же, песок мог проникнуть внутрь и закоротить систему. Нести инструменты сюда даже не надо. Первое предположение уже сделано, осталось лишь проверить теорию на практике. Но, как и сказал Виктор, я разберусь с этим уже завтра.

Вставая с коленей, я уже думаю уйти наверх, но вновь мой взгляд зацепляется за довольно милого шарообразного дроида. Непонятное ощущение посещает меня, будто заставляет что-то уразуметь, но я не понимаю, что именно.

Всё же кое-что мне не ясно. Как этот астромеханик оказался так далеко от населённого пункта и что стало с его пилотом?

Помотав головой, я отбрасываю все ненужные мысли в сторону. Сейчас мне хочется пойти и поужинать с семьёй.

Выйдя из подвала, я сразу же чую приятный запах со стороны кухни, а также спокойную мелодичную музыку, играющую по радио. Бабушка всегда готовит потрясающие блюда из того, что есть. Несмотря на то, что еды практически никогда не хватает на нас четверых, она всегда старается приготовить самое лучшее. И у неё практически всегда получается. Мы даже не хотим лишний раз расстраивать её тем, что еда получается недосоленой или переперченной. От воспоминаний о ней я улыбаюсь как дурочка. Анжела заботится обо мне и Эмме с самого детства. Она всегда добра, даже ко мне, хоть я и не являюсь её родственницей. Для неё любой ребёнок — маленький человек, которого надо любить и кормить. Такая милая женщина.

Я порхаю к кухне как бабочка, а мой рот наполняется слюнками. Такой соблазнительный запах вызывает у меня отчаянное желание съесть всё самой.

Анжела подбегает ко мне, вкладывая в руки тарелки и приборы. Она кружит над столом, расставляя стаканы и салфетки, покачивается в такт музыке. Я тоже присоединяюсь к ней, ставя тарелки и раскладывая приборы. Виктор уже здесь, но будто бы нас не видит. Он обращает взгляд тёмных очей в окно, в котором медленно солнце клонится к закату. В такие моменты никто не знает, о чём он думает, и вначале подобное меня смущало, но теперь я не обращаю на это внимания.

Когда я заканчиваю, то сажусь напротив него, но вновь не удостаиваюсь ни взгляда, ни слова. Что ж, наверное, у него нет настроения, чтобы разговаривать со мной. Анжела зовет Эмму, и та быстрее, чем я, добирается до кухни, даже не споткнувшись.

— Была бы ты такой же шустрой на работе, Эмма, — ворчит бабушка.

— Я правда стараюсь, — садясь рядом со мной, говорит та с самым язвительным выражением лица, на которое способна, — но твои кулинарные шедевры я люблю больше.

— Иногда мне кажется, что ты любишь еду больше, чем своих дедушку с бабушкой, — с сарказмом говорю я, хихикая.

— Заткнись, — Эмма пихает меня в бок.

— Девочки, не озорничайте, — бабушка наливает в наши тарелки супа и предупреждающе на нас поглядывает.

Мы одновременно киваем ей, но она лишь вздыхает. Анжела уже давно смирилась с тем, что мы любим подебоширить.

Нам всего-то по шестнадцать лет, мы очень молоды и любим приключения. А ещё мы, как маленькие дети, любим проказничать, но ещё больше нам хочется заставить их смотреть на нас как на взрослых. Вроде и маленькие, но стремимся стать взрослыми. Такие вот противоречия. Наверное, ими грешат все подростки в нашем возрасте.

Сегодня на ужин суп из овощей и сухое мясо, которое по вкусу хуже, чем я могу себе представить. Вины бабушки здесь нет, ведь само мясо не первого сорта. Хочу выплюнуть его, но тут же решаю этого не делать — ничего лучше этого я бы не съела, поэтому прожёвываю и вымученно улыбаюсь. Анжела, видимо, радуется и несётся накладывать добавку, но я останавливаю её. Мне этого достаточно. Я кошусь на Эмму, которая тоже старается не упасть в грязь лицом. Та переключается на суп, который, по ощущениям, не так уж и плох. Мы заедаем им послевкусие от мяса.

Трапеза всегда проходит в тишине. Анжела хочет с нами поговорить, но всё настроение пропадает из-за Виктора, который каким-то необычайным образом давит на присутствующих. Он и так всегда нем как рыба, но во время еды из него не вытащить ни единой фразы.

— Спасибо, Анжела, — мне надоедает сидеть в тишине, и я благодарю бабушку за её старания.

Она улыбается мне самой тёплой на свете улыбкой, и сердце начинает стучать ещё сильнее.

— Было вкусно.

— Я постараюсь раздобыть для вас сладости в городе, — она, как истинная бабушка, любит баловать нас разными вкусностями, особенно сладостями.

— Не стоит, — я качаю головой, но как никогда тверда в своём решении: тратить деньги на такие мелочи не нужно. — Я и так всем довольна. А ты, Эмма?

— Я тоже, — та тоже уверенно смотрит на бабушку.

Мы солидарны в том, что наши средства стоит тратить только на вещи первой необходимости. Сладости и удовольствия не доступны из-за нашего ограниченного бюджета.

— Ох, вы у меня такие взрослые, — Анжела чуть не плачет от нахлынувших эмоций и мягко оглядывает нас. — Вы ещё совсем дети, но такие ответственные девочки. Не стремитесь становиться взрослыми.

Я могу лишь усмехнуться этим словам. Мы работаем с того самого момента, как начали учиться писать и читать. Я и Эмма давно уже не дети, что ходят под стол да пускают слюни. Но я не показываю своё недовольство словами бабушки, ведь всё-таки она хочет для нас лишь самого наилучшего.

— Почему? — сестра не такая скромная, как я, и, если того хочет, задаёт вопросы напрямик.

— В мире взрослых всё слишком сложно, — Анжела, произнося эти слова, слегка мрачнеет. — Сладости нисколько не уменьшат наши финансы.

— Ладно, если ты так считаешь… — Эмма осекается.

Радио меняет музыку на очередные новости из Галактики, которые частенько крутят на этой волне. Честное слово, мне всё равно, что творится за стенами моего дома. Не оттого, что я пофигистка, а оттого, что эти новости редко передают что-то интересное. Обычно в них говорится о каких-то политических конфликтах, разрушенных договорах и… далёкой войне. Меня передергивает. Хочется закрыть уши руками и не думать об этом. Хочется переключить на другую волну и вновь начать слушать музыку.

— Первый Орден провёл очередную атаку по важным базам Сопротивления. По словам очевидцев, Первый Орден бросил все силы на это столкновение, — диктор передает всё с точностью до детали, и и решаю немного послушать это сообщение. — Империя отказывается комментировать данную агрессию в адрес Сопротивления. Сенат Новой Республики негодует от действий Первого Ордена и уже не первый год старается убедить общественность о необходимости расформирования этого военного образования, — услышав, как фыркает Виктор, я поворачиваюсь к нему, но мой вопросительный взгляд остаётся без ответа. — Империя отрицает свою причастность к нападению на Сопротивление, но не многие в это верят. Однако никаких подтверждений или опровержений сделано не было. Мы будем следить за ситуацией и передадим вам дальнейшие сведения по этому делу. Не переключайтесь!

После слов диктора вновь играет спокойная музыка, но меня не оставляет ощущение некой недосказанности. Будто это не всё, и диктор должен был сказать что-то ещё. В душе у меня холодеет от таких новостей. Я не знаю в подробностях, что происходит в Галактике, как и не знаю, что за конфликт образовался между, вроде, Сопротивлением и Первым Орденом. Для меня все эти названия и разборки настолько далеки и малозначимы… Не думаю, что мне выпадет шанс присутствовать в этих конфликтах лично. Куда я денусь с Джакку?

Я оглядываюсь на бабушку с дедушкой, которые выглядят слишком уж побледневшими, будто эти новости связаны с ними напрямую. Странно, что мне удаётся заметить эту перемену. Они молчат, но я кожей чувствую их негодование. Обычно они стараются не включать новости, но сейчас от них некуда было деться.

— Всё в порядке? — озвучивает мои мысли Эмма, с таким же беспокойством поглядывая на них.

— Да, милая, — первой отзывается бабушка, даря нам успокаивающую улыбку. — Думаю, вам пора идти спать.

— Всё точно в порядке? — уже спрашиваю я.

Они оба смотрят на меня, но вот только один с тревогой, а другой с серьёзностью, которая не может меня не настораживать.

— Завтра тяжёлый день.

Не думала, что услышу голос Виктора сегодня. Он кашляет, а его безапелляционный взгляд пришибает меня и Эмму к стулу.

— Спать.

Мы поднимаемся с ней, наверное, одновременно. Хочется что-нибудь сказать, спросить, что же такого важного произошло и почему они вдруг набрали в рот воды? Но слова не хотят выходить из горла, будто застревают где-то посередине. Я желаю им спокойной ночи, и мы с Эммой в полном молчании направляемся наверх.

Войдя в нашу с ней комнату, она топает ногой и зло смотрит на меня. Я абсолютно разделяю её недовольство таким поведением бабушки и дедушки.

— Они что-то скрывают от нас, — делает вывод Эмма.

— Может быть, — мне не хочется верить, что есть какая-то тайна, которую хранят эти двое.

Просто в голове не укладывается.

Мы садимся напротив друг друга на кровати, даже не чистя зубы. Хочется пообсуждать эту ситуацию и странное поведение Анжелы и Виктора. Эмма, как и я, решает не отказывать себе в потребности поделится своими переживаниями

— Они принимают нас за маленьких детей, которые не в силах отличить правду от лжи, — продолжает ворчать Эмма, а я лишь киваю, обдумывая не столь их осторожность, сколько слова диктора.

— Как думаешь, что за информация понадобилась Первому Ордену?

Эмма скрещивает руки на груди, призадумавшись. Какое-то время спустя она вздыхает.

— Понятия не имею.

— Наверное, это что-то важное.

Она улавливает в моём голосе некую тревогу и внимательно оглядывает меня. Похожим взглядом меня обычно провожает Виктор.

— Какая разница, — я неуверенно смотрю в глаза, напоминающие тучи. — Нас это вообще не касается. Все эти разборки Первого Ордена и этого… Сопротивления, проходят слишком далеко от нас, — Эмма облокачивается на кровать, смотря в потолок. — Не думаю, что мы когда-нибудь поучаствуем в этом. Бабушка с дедушкой не дадут нам и шага ступить из дома.

— Знаю.

Анжела и Виктор всегда тревожились о нас, и они никогда бы не смогли отпустить нас далеко от себя. Я понимаю, что они боятся потерять нас, но иногда меня подбешивает их чрезмерная опека. Скорее всего, они ведут себя так из-за того, что произошло с их детьми. Я не знаю всего, но практически никогда не видела маму Эммы или же её дядю. Эмма рассказывала мне, что мама отдала её бабушке с дедушкой и исчезла под покровом ночи, обещав вернуться. Однако обещания своего не сдержала. После шестнадцати лет жизни в окружении родственников Эмма просто перестала ждать свою маму, стараясь забыть, что она вообще существует. Про её дядю, о котором я узнала случайно из разговора Анжелы, вообще ничего не было известно. Я поняла, что он за последние лет пятнадцать ни разу не связывался со своей семьёй.

Я никогда не видела унывающими Анжелу и Виктора, но чувствовала, как им больно оттого, что собственные дети забыли о них. Такой судьбы не пожелаешь никому, особенно родителям. Поэтому я и Эмма старались всегда быть идеальными, исполнительными, чтобы нами гордились. Не хотелось расстраивать таких хороших людей.

Я и Эмма сильно похожи на друг друга, а точнее, у нас много общего. Наверное, поэтому мы и подружились. У нас обеих нет родителей: они бросили нас в раннем детстве; за нами всю жизнь пристраивают Виктор и Анжела, а ещё мы часто любим одинаковые вещи, но это уже дополнение.

И если Эмма смирилась со временем с тем, что мать бросила её, то я нет. Я хочу найти своих родителей и посмотреть им в глаза, спросив, почему они так поступили со мной. Мне хочется верить, что где-то там, в Галактике, у меня может существовать семья. Настоящая семья.

— Ладно, — голос подруги выводит меня из задумчивости, — давай спать.

— Уже устала болтать со мной? — решаю поддеть её.

— Нет. Просто, размусоливая эту тему, мы ничего не добьёмся.

— Ну, конечно, — ничуть не верю словам Эммы. Обычно она не сдаётся так запросто.

— Мы ничего не знаем о Галактике, в которой живём, — продолжает она спокойным тоном. — Оно и понятно, почему бабушка с дедушкой не делятся с нами секретами.

— Возможно, ты и права.

Я ложусь на кровать, накрываясь полностью одеялом из лёгкого материала. Мы больше знаем о Джакку и его законах, чем о Галактике, в которой каждый день случается конец света, но это неизменно нас не касается.

Я хочу пожелать спокойной ночи, но Эмма уже сладко спит, полностью укрываясь таким же одеялом. Она умеет засыпать за несколько секунд, а я всегда ворочаюсь и борюсь с бессонницей. Посмотрев в окно над тумбочкой, вижу, как спокойно снаружи.

Буря улеглась.

* * *

Я как ошпаренная вскакиваю с кровати — так, что у меня кружится голова. Опираюсь о стенку, чтобы немного успокоиться и прийти в себя. С самого детства просыпаюсь вот таким вот образом. Меня мучают нескончаемые кошмары, которые за всю мою жизнь не отступают ни на шаг. Бабушка пыталась лечить меня, водила к целителю, но тот лишь разводил руками. Какая медицина вообще на Джакку? Всего-то шутка. Потом я убедила её, что со мной всё будет в порядке, что всё само собой прошло. Хотя раньше эти кошмары были куда хуже, ведь я кричала и будила всех вокруг. Сейчас же я всего-то слишком резко встаю с кровати и иногда ударяюсь о какой-нибудь уголок.

Я никогда не могу вспомнить содержание этих кошмаров, будто что-то мешает мне окончательно понять, что мне снится. Однако прекрасно чувствую огромный страх и гнев, которые в них ощущаю. Будто во сне я прохожу через что-то ужасное, но никак не могу понять, через что.

Не слишком долго обдумывая это, направляюсь в санузел, чтобы совершить утренние водные процедуры. Я всегда просыпаюсь раньше всех, поэтому могу позволить себе понежиться в ванне чуть подольше. В зеркале я вижу девушку с заспанным лицом, тёмными кругами под карими глазами и торчащими во все стороны волосами. Вид совсем уж неприемлемый. Беру щётку и мыло, которые служат мне самыми верными друзьями, и вздыхаю. Нужно привести себя в порядок.

Когда я выхожу, то вижу, что моя подруга всё ещё дрыхнет в постели. Ложиться уже поздно, поэтому, решив переодеться, подхожу к шкафу и снимаю ночную одежду.

Уверена, что бабушка уже готовит для нас завтрак. Она всегда поднимается в тот момент, когда я нахожусь в ванной. И не ошибаюсь в своей догадке, услышав, как кто-то уже вовсю семенит по кухне. Всегда удивляюсь тому, что бабушка может вставать в такую рань. Если бы у меня не было кошмаров, я бы тоже просыпалась как Эмма. Позднее.

— Доброе утро, — вхожу на кухню и сразу ощущаю приятный запах.

Похоже, бабушка сегодня готовит блинчики.

— Доброе, Рей, — Анжела подбегает ко мне и чмокает в щёки.

Мне очень приятно, и я слегка краснею.

— Пахнет просто прелестно, — лепечу я, садясь за стол.

Анжела кладёт мне парочку аккуратных круглых блинов.

— Ты сегодня что-то рановато, — бабушка понимающе на меня глядит, садясь напротив.

— Я ранняя пташка, — запихиваю блин в рот. Вкуснятина.

— Ты не умеешь врать, дорогая, — Анжела качает головой.

— Просто не спалось, — попытка реабилитации. — Не бери в голову.

Под её мудрым взглядом я хочу расплавиться или сжаться до размеров букашки. Анжела всегда очень проницательна, особенно если это касается меня и Эммы.

— Куда сегодня пойдёшь?

Всё же мне повезло сегодня? она решает не расспрашивать меня.

— Виктор дал мне задание, — попутно разрезая большой кусок блина, проговариваю я, — а ещё надо сходить к звёздному разрушителю.

— Получается, сегодня в город едет Эмма?

— Типа того.

Мы часто отправлялись в Аванпост Ниима за продовольствием, обменивая починенные вещи на еду или деньги. Такой вот бизнес.

— Будь осторожна, — предостерегающе берёт меня за свободную руку бабушка.

— Не волнуйся обо мне, — сжимаю её в ответ. — Я умею постоять за себя.

— Конечно, — она медленно отдёргивает руку, убирая несколько рыжих и седых волосков с лица.

— Вы не расскажете нам с Эммой, почему так испугались вчера? — я не могу держать язык за зубами. Анжела немного вздрагивает от неожиданного заданного мной вопроса. Она сверлит взглядом свою тарелку, а потом направляет его в окно.

— В последнее время ситуация в мире слегка изменилась, — я настораживаюсь, вслушиваясь в каждое её слово, пытаюсь ничего не упустить. — Первый Орден прессует абсолютно всех вокруг, а Империя не обращает на это внимания, — Анжела поворачивается ко мне, и я вижу печаль в её глазах. — На Джакку тоже стало неспокойно. Скоро и сюда…

— О чём ты? — вопросительно гляжу я.

— Будь осторожна, — разводит руками она. — Не думай слишком об этом… Политика всегда была и остаётся гиблым делом.

Я и не хочу об этом думать. Съев все блинчики, смотрю в окно и понимаю, что пора выдвигаться к звёздному разрушителю. Я чмокаю напоследок Анжелу, а потом спешу к шкафу в прихожей. Оттуда я беру свой посох, который служит мне оружием и щитом. С детства я хорошо умею с ним управляться, поэтому всегда держу его при себе на вылазках в пустыню. Надеваю накидку, очки и беру сумку с водой.

У нас рядом с домом стоят два спидера, на которых мы частенько ездим в город и по пустыне. Мы купили их, когда выполнили большой заказ на запчасти для транспортника. На них банально безопасней передвигаться, поэтому я решаю, что сегодня один из спидеров, мне определённо пригодится.

Ветер дует в лицо, развевая волосы. Я чувствую, что могу объехать весь мир на одном спидере. Песчаные дюны постепенно скрывают мой дом, а я продолжаю ехать всё дальше и дальше.

Однако уже через какое-то время мне в очках удаётся рассмотреть огромную металлическую тушку, часть которой навсегда увязла в песках Джакку. Я могу с точностью определить, что это звёздный разрушитель, так как Виктор всё же научил меня отличать обычные шаттлы от истребителей, транспортники от разрушителей. Звёздный разрушитель типа «Имперский», «Разящий», как его называют, был уничтожен в битве за Джакку. Бабушка рассказала мне, что именно здесь Империя потеряла свой последний флот и чуть было окончательно не проиграла Новой Республике. Анжела говорила мне об этом, но меня потрясают масштабы данного сражения даже сейчас.

Ни Империя, ни Первый Орден так и не вернулись на Джакку, чтобы забрать обломки с планеты. Поэтому местные авторитеты и мусорщики — такие, как я — частенько приходят сюда в поисках запчастей или деталей, чтобы продать их на рынке или обменять на продукты.

Я здесь уже не впервые, поэтому как обычно иду по определённому маршруту. Оставив свой спидер около дыры, которую частенько использовала для входа, я забираюсь внутрь, включая фонарик. Внутри разрушенного корабля темно, не то что снаружи. Мне приходится отложить очки в свою сумку.

Я передвигаюсь аккуратно, наступая либо на песок, либо на поверхность, которая просто не может угрожать моей жизни. Нужно дойти до предполагаемого ангара, чтобы проверить, нет ли там чего-нибудь ценного, а дальше уже посмотреть на генераторы и не забыть зайти в кое-какие места, чтобы поискать что-нибудь для дроида.

Мне нравится моя работа, и тот вклад, который я вношу в наше общее дело, делает меня счастливой. Однако мне всегда казалось, что готова на большее, что не могу быть мусорщицей всю свою жизнь. Это не моя судьба, где-то там далеко есть то, для чего я и была рождена. Я хочу улететь с этой неприветливой планеты и начать путешествовать по просторам Галактики. Может, тогда я смогу найти своё место в жизни? Свою судьбу.

Пока осматриваю все намеченные места, я думаю об Эмме и разговоре с бабушкой. Анжела не ответила на мой вопрос, но я могу списать это на страх за наши жизни. Но чего я не могу объяснить, так это того странного поведения. Иногда мне действительно кажется, что от нас с Эммой скрывают весь мир.

Пока я достаю из корабля микросхемы и батарейки, успеваю вспотеть. Всё-таки этот корабль всё ещё имеет в себе достаточно ценностей. Пройдут годы, прежде чем он опустеет. Мне нужно спуститься ниже, но в некоторых местах отсутствует пол, поэтому достаю верёвку из сумки. Как хорошо, что я замечаю крюк, через который удаётся перекинуть верёвку.

Я ползу в самый низ, стараясь не упасть в бездонную, как мне кажется, яму обломков. Наконец-то прыгаю в песок и стараюсь закрепить верёвку. Здесь не так темно по причине того, что свет снаружи пробивается через несколько дырок в металле.

Мне хочется немного передохнуть и оглядеть место, в которое я попала. По моим подсчётам, это должен быть ангар, но я могу и ошибаться. Мой взгляд, оглядывающий окружение, цепляется за какой-то предмет, торчащий из песка. Я подхожу к нему поближе и сажусь на коленки, проводя рукой, смазывая песчинки. Он гладкий, но в некоторых местах обуглен. Я беру его в руки, после непродолжительных раскопок. Дыхание замирает, как и сердце.

Это шлем штурмовика.

Я моргаю пару раз, а после происходит что-то непонятное. Я даже не до конца осознаю, что именно, но на меня вдруг нападает странное ощущение. Слух обостряется, будто начинаю слышать какие-то потусторонние звуки. А моё зрение… я перестаю что-либо видеть.

Паника накатывает на меня внезапно, так что я дышу через рот, продолжая сжимать шлем в руках. Повсюду слышны вой сирен, крики солдат, которые проводят эвакуацию, а после оглушающий взрыв. Моё сердце бьётся с такой силой, что готово выпрыгнуть из груди и затанцевать танго. Лёгкие сдавливает непонятная сила, так, что я начинаю терять сознание.

Пока я не падаю во тьму, то слышу шёпот, который, как кажется, мне очень знаком. Будто бы я слышала его всю свою жизнь. Он зовёт меня по имени.