Обожжённые Войной-2. "Авантюристка". (гет)

Шёл четвертый месяц войны. Казалось, что сама Природа протестует против творящегося вокруг безумия. Весеннее тепло накануне майских праздников вдруг сменилось резким холодом и проливными дождями. А вот лето выдалось чрезвычайно жарким, палящий зной буквально выжигал всё вокруг. Воздух был наполнен запахом горящей техники и человеческой плоти, едким дымом от недавних взрывов и гарью пылающих строений. Солдаты еле выдерживали в раскаленных боевых машинах, и как только стихали выстрелы, спешили выбраться из них, полуголые и потные, чтобы тут же вылить на себя хоть немного воды из пластиковых баклаг.

Под самый конец лета жара немного спала и дышать стало легче. А вот интенсивность боевых действий, наоборот, наростала. Обе стороны воевали с упорством и остервенением, не жалея ни чужих, ни своих. Потери личного состава воюющих армий измерялись уже десятками тысяч человек, а о погибших мирных жителях и говорить было нечего: их просто никто не считал...

Я надеялся, что во всей этой кровавой кутерьме Лизетта, её профессор и недавние события изгладятся из моей памяти. Но нет. Образ девушки с серо-зелеными глазами преследовал меня, как наваждение. Сны мне практически не снились. После боевых дежурств и нарядов, после обстрелов и сражений, в которых я принимал непосредственное участие, как командир отделения, прикосновение к спальному мешку и жесткой армейской подушке с подложенным под неё бронежилетом уносило меня в черную бездонную пропасть. И вот из этой кромешной тьмы внезапно возникала она — то смеющаяся, то грустная, то переполненная обидой и ненавистью. О её преподавателе меня заставила вспомнить заметка в Интернете, на сайте информагентства враждебной нам стороны. Чтобы иметь более-менее объективную картину нынешних событий, а не набор пропагандистских лозунгов и лживых прогнозов быстрого окончания войны, я старался читать разные источники — как наши, так и их. Из всего этого складывалась хоть какая-никакая, но мозаика.

"Неонацисты похитили известного ученого" — гласил заголовок. Неонацисты — это, разумеется, мы. А вот "ученым с мировым именем" оказался не кто иной, как профессор Лучезаров. Согласно сообщению этого информационного агентства, его частный самолёт был сбит над контролируемой нами территорией и упал где-то невдалеке города Волчанска, как раз там, где наша часть держала оборону, рискуя оказаться в котле. Пилот погиб, а Дмитрию Алексеевичу удалось катапультироваться. "Сейчас светило отечественной науки, вероятнее всего, находится в нацистских застенках, — значилось в тексте, сопровождаемом фотографией Лучезарова. — Министерство иностранных дел республики уже заявило протест, который так и остался гласом вопиющего в пустыне, поскольку главари Четвертого Рейха его попросту проигнорировали...". Четвертым Рейхом, по аналогии с Третьим — гитлеровской Германией, противоположная сторона называла наше государство, которое в ходе боевых действий уже потеряло часть своих земель.

В то утро я как раз сдал наряд и возвращался к себе в батальон, чтобы в душной и провонявшей запахами нескольких десятков тел палатке рухнуть на скрипящую раскладушку, прижаться к спальнику и подушке, чтобы снова провалиться в зияющую черную бездну. Не смотря на усталость, от которой подкашивались ноги, тяжелый подсумок с патронами, который неприятно бил по левому бедру во время ходьбы,

громоздкий автомат за спиной, который мы на солдатском слэнге называем "весло", и кевларовый шлем в нашлемнике, давивший мне на голову, я всё же обратил внимание на женскую фигурку в камуфляже старого, ещё довоенного, образца. С одной стороны, в этом не было ничего удивительного. После начала второй фазы войны и объявления тотальной мобилизации, многие женщины и девушки пошли добровольцами вслед за своими мужьями и возлюбленными. Медики же и повара подлежали призову, наравне с мужчинами. У девушки, которая шла по дорожке вдоль палаточного городка, с плеча свисала сумка с красным крестом в белом круге, а на шевроне была эмблема медицинской службы — змея, обвивающая шест. Старый камуфляж тоже можно было объяснить нехваткой нового обмундирования на вещевом складе. И всё же какая-то необъяснимая сила заставила меня ускорить свой шаг и направиться к этой медсестричке, чьи очертания лица и походка показались мне такими до боли знакомыми, что от волнения сердце стало биться быстрее и готово было выскочить из груди.

— Лиза! — окликнул я её, находясь уже совсем близко.

Девушка резко остановилась и оглянулась на звук моего голоса. Любимые глаза испуганно смотрели на меня, милое личико вмиг стало бледным, нежные губки нервно подрагивали.

— Ты? Снова ты, чёрт тебя возьми! — Лизетта сжала кулачки и готова была наброситься на меня, словно разъяренная фурия.

Зеленые искры вспыхнули в её зрачках и это придавало вчерашней студентке медуниверситета сходство с фэнтезийной ведьмой. Не хватало только волшебной палочки, чтобы метнуть в меня смертоносное заклинание.

Приблизившись вплотную к этой юной волшебнице, роль которой она так прекрасно исполняла в нашей виртуальной игре, я схватил её за плечики и, не взирая на её яростное сопротивление, потащил в сторону, прочь от этой дорожки и наших палаток, к чудом сохранившейся лесопосадке. Стволы некоторых деревьев были посечены выстрелами, пули застряли в их стволах, точно в ранах на теле солдат. Война не щадит никого — ни людей, ни животных, ни растения, доказывая на деле свою полную противоположность жизни.

— Ты как тут оказалась и что делаешь на нашей стороне?

Я тряс обескураженную и яростную от злости Лизетту, понимая всю трагикомичность данной ситуации: всего несколько месяцев назад в точно таком же положении, но на территории противника, в городе Л., оказался я сам. И схожие вопросы мне задавала любимая девушка, а я не мог ей сказать правду...

— Это всё из-за тебя, из-за таких, как ты! — выпалила она невпопад, снова замахиваясь на меня сжатыми кулачками, явно желая ударить, а я тут же вспомнил прочитанную накануне статью в Интернете о профессоре Лучезарове.

Смутная догадка осенила меня: "Неужели он здесь и Лизетта перебралась через линию фронта, чтобы спасти его?". Всё это смахивало на какой-то дурной сон. Каким образом ей это удалось? Мне тут же представилась эта хрупкая девушка в старом камуфляже, которая ночью, под обстрелами, падая на землю от свиста пуль и рева снарядов, короткими перебежками, рискуя своей молодой жизнью, пересекает поле битвы. "И всё ради своего обожаемого кумира!". Теперь уже обида и ревность сжали стальными тисками моё сердце, но я тут же взял себя в руки. Тем более, что Лизетта, улучив момент, когда я старался прогнать прочь ненужные сейчас мысли, высвободила одну руку и таки съездила мне кулачком по щеке. Я снова перехватил её за кисть и, глядя прямо ей в глаза, прорычал охрипшим от волнения и усталости голосом:

— Ты хоть сама то хоть понимаешь, что делаешь? Тебя могут увидеть, арестовать, забрать в особый отдел... И тогда никакой Дьявол тебя не спасёт!

— Особый отдел уже здесь, — раздался совсем рядом вкрадчивый, как шипение кобры голос майора Мамедова. Я хорошо помнил этого человека, который довольно долго мурыжил меня вопросами о проваленной в городе Л. спецоперации и причине моего перевода в пехоту.

Я оглянулся, отпуская Лизетту и понимая, что своим поступком невольно сдал её, надеясь при этом, что она бросится наутёк, через редколесье, подальше от расположения нашей бригады, чтобы никогда больше сюда не возвращаться. Но девушка стояла, как вкопанная, лишь переводя обескураженный взгляд с меня на особиста и обратно. "Видимо, страх парализовал её, такое бывает..." — подумал я.

— Долохов, ты чего пристаешь к нашей новой медсестре? — сузив, как две щелочки, свои раскосые глаза и слегка ухмыляясь, спросил меня Мамедов. — Солдат Беркут призвана по мобилизации в нашу доблестную часть, чтобы исполнять свой воинский долг перед Родиной наравне с мужчинами...

— Господин майор, я лишь хотел проверить её документы, а она принялась от меня убегать, вот и пришлось применить силу.

Конечно же это было не так. Врать приходилось как можно правдоподобнее, сочиняя на ходу.

"Солдат Беркут" втупилась глазами в особиста и в её взгляде читалось отчаяние. Майор тоже это заметил и понял, что мы с ней знакомы.

— Вот значит как, — ухмылка исчезла с его смуглого лица. — И что ты теперь намерен делать, капрал?

Этот вопрос был явно адресован мне.

— Действовать согласно Уставу, — отчеканил я.

— Ну, значит, считай, что свои служебные обязанности ты выполнил, можешь быть свободен. Дальше уже наша работа.

И снова нехорошие сомнения закрались в моё сознание. Сцена у дерева вовсе не походила на арест подозрительного лица для выяснения личности и всех обстоятельств ее пребывания на территории палаточного городка в зоне боевых действий. К тому же майор назвал Лизетту "солдат Беркут", мобилизованной медсестрой. Значит, он точно знал, что она должна быть здесь и в это время. Вероятно, они должны были встретиться...

Резкая боль от укола в левое бедро прервала эти мысли, которые вихрем проносились в моей голове. Лизетта держалп в руке пластиковый шприц-тюбик, явно с транквилизатором, поскольку сознание моё начало мутнеть, а ноги становиться ватными, подкашиваясь.

— Молодец, ловко ты его. — Голос Мамедова звучал, словно издалека, точно удары молотка по звонкому металлу. — Так даже лучше. Используем этого незадачливого капрала, как прикрытие.

— Дмитрий Алексеевич здесь? — прозвенел, словно колокольчик второй голос — Лизетты.

— Нет, — снова молот громом ударил по железу. — Вчера вечером его увезли в Волчанск, чтобы оттуда, по "дороге жизни", отправить в наш тыл. Пока ещё есть такая возможность...

Краем своего угасающего разума я понял, что в районе Волчанска наши войска рискуют попасть в окружение, и Мамедов с его начальством об этом знают. Поэтому профессора и переправили в город.

— Сейчас я подгоню свою машину. Поможешь мне его усадить на заднее сидение. Автомат и подсумок с патронами спрячь где-нибудь в кустах и прикидай ветками. Меня проверять не должны, — он хмыкнул и это отразилось в моих ушах металлическим дребезжанием, — но лучше не рисковать и не светиться с оружием. В случае чего, скажем, что везем наркомана на освидетельствование. Видок то у него неважнецкий.

После этих слов наступила пустота. Ничто. Мой мозг словно выключили из сети, как компьютер.