Запах страха (гет)

Хатаке радовался. Его одиночная миссия прошла успешно. К вечеру, если он постарается, будет спать в своей тёплой, вполне удобной кровати. Впереди небольшая деревенька, а там до Конохи рукой подать. Ничего, устал, потерпеть можно. Главное поесть. Деревенька то небольшая, десятков шесть-семь домов, ухоженные небольшие поля, мирное место. Погода тоже радовала, не смотря на начало весны, зелень на деревьях уже яркая, так и охота улыбнуться. Углядев деревеньку, в которой он бывал не раз, Хатаке позволил себе вообразить, каким обедом он себя побалует, а там, пусть вечером, но не так поздно, поест дома. Там ему придётся готовить, пусть и устал, его о том не спрашивают. Хатаке стал серьёзнее. Он жил один, о нём никто не заботился. Одиночка по жизни. Хатаке отогнал едкую мысль в сторону. Об этом он подумает вечером после отчёта. Вечером он вконец устанет, поест, вымоется и отоспится, а остальное зайдёт привычным способом. Хатаке вздохнул и побежал в деревню.

Забегаловка, которую он себе выбрал, была так себе, дешевле некуда, но готовят там сносно, то Хатаке знал, ел здесь не единожды, да и столики имелись, и на улице, и в тени под тентом. Он скользнул взглядом по замасленной вывеске, угадывая меню по запахам. Есть то как хочется! Осмотревшись Хатаке увидел всего несколько посетителей, значит можно занять столик и в теньке. Хатаке готов был сделать заказ, как сзади, так как он отвлёкся, для него неожиданно, его за рукав кто-то ухватил. Улыбка у Хатаке мгновенно растворилась, взгляд стал собранным, он обернул голову, готовый в случае малейшего сомнения приложить отвлекшего его от еды человека о пол забегаловки. Миг. Он не доверчиво скользнул взглядом единственно открытого глаза по старой женщине с маленьким ребёнком на руках.

-Господин, — услышал он, — вы же шиноби листа?

Хатаке медленно кивнул. На его кивок женщина резво ухватила опытного шиноби такой крепкой хваткой, что Хатаке бы и захотел, смог бы уйти от такой хватательницы только заменой или чем посерьёзнее, и вот, уже пойманный, он был без должных объяснений взят на буксир этой женщиной и уже на залитой солнцем улице, дома за два от его долгожданного обеда он услышал взволнованный голос женщины:

-Вы непременно должны её забрать!

Хатаке выгнул единственно видную бровь вопросиком. Забрать? Кого? И почему просто интрига, он должен это сделать непременно? Хатаке хотел было уже осадить шквальный напор женщины, заголосить, напоминая упрямице, что ведёт она, а точнее тащит, нет же оттаскивает за собой не какого-то там мальчишку, а матёрого шиноби, как женщина, почувствовав его напряжение, придвинула его к себе, заглядывая старыми, прожжёнными жизнью глазами в его расширенный от осознания своей участи единственно открытый глаз.

-Я всё понимаю. Такое сотворить с крохой. Кровь стынет, что ей пришлось вытерпеть! — говоря это женщина тащила бедного Хатаке дальше. — Её голова, руки, да всё тело! Когда же люди остановятся? Когда прекратят творить зло? — Хатаке было пожелал повторить попытку выпутаться из хватки старой женщины, которая кроме как вела его таким необычным образом за собой, ещё легко несла на руках притихшего мальчонку. — Я ей и так, и сяк, дай тебе руки обработаю, давай раны промою. Так она не даётся. Будто одичала. Кроме как головы забинтовать не дала, да и то спала она тогда. А после кусаться. Всех подряд. И не единожды. Пусть и мелкая, кусается, будь здоров! Да и бегать от меня и от Суи. Детей распугала, а их у меня восемь. Ни еды ей не надо, ни сладостей. Сойтись с ней не получается. А крохе помощь нужна.

Хатаке смирился. Эта женщина его уже не отпустит. Если она следит за восьмерыми малышами, хватка у неё отработанная, как первоклассный приём шиноби, пытаться сбить её настрой тоже пустое дело. Хатаке выдохнул, урезонив свой давно пустой желудок. Бывает в жизни случается то, что легче принять, чем противиться тому. Он перестал упираться и спросил:

-Хотите справить её в Коноху?

-А? Нет же. Я забыла сказать, вот же стара стала! — женщина хлопнула веками окаймлёнными жидкими ресницами, и за хлопок её взгляд изменился, она словно осознала, что творит, да признав это извинялась за то, что будет продолжать действовать подобным образом, а ему придётся это принять. Хатаке в ответ также моргнул, а после моргнул ещё несколько раз для убедительности и услышал, что же позабыла сказать эта настырная женщина. — Ребёнка с утра привёл странный мужик, дал нам денег, сказал, что нашёл её по пути и решил помочь бедняжке, это он сказал, что девочка из Конохи, и её очень ищет её папа. Вам придётся забрать свою кроху, иначе она перекусает всех моих детей!

Хатаке на последние протараторенные слова женщина выдохнул второй раз и оказался во дворе одноэтажного домика с двумя сакурами у шаткого заборчика, вон и качели, и дети имеются. Окна у дома открыты, из одного такого окна выглянула вторая женщина чуть моложе его спутницы, взгляд у неё, как и у первой был цепкий, твёрдый, оглядела она им Хатаке основательно и быстро, остановившись на эмблеме протектора, после её губ коснулась облегчительная улыбка.

-Наконец-то! — произнесла она.

В ответ он хмыкнул сквозь маску совсем уж не радостно. Его обед придётся отложить да ужина. И как он не любит, когда его совсем не спрашивают, хочет он откладывать такую маленькую радость на неопределённый срок, или нет. Но все его мысли и жалобы на этих женщин вылетели из головы, когда он услышал окрик женщины.

-Наруко? Наруко? Дети, вы не видели эту несносную плутовку?

Какаши Хатаке вздрогнул. Он в кратчайший миг припомнил жуткую ночь крушения Конохи, вспомнил плачущего в голосе Хокагэ, вспомнил пережитый ужас и его пробил озноб.

-Где? — зарычал он. От его изменившегося, грозного голоса вздрогнули обе женщины, притихли, а дети, не слыша его, отвечали второй женщине.

-Она ушла.

Многие дети указали руками за шаткий забор. Хатаке начинало трясти, он резко обернулся, и процеживая каждое слово произнёс еле себя сдерживая:

-Её вещь, любая, есть у вас её вещь?

Женщина в окне сглотнула, кивнула и скрылась в доме. Хатаке не смел медлить, он призвал Паккуна, его лицо уже имело серый цвет, на то его призванный пёс отошёл на пару собачьих шагов от разъярённого Хатаке.

-Что случилось? — спросил пёс.

-Наруко. — одним словом отрезал Хатаке.

-А? — шевельнул ушами пёс.

Он не верил. Никто бы не поверил. Хатаке и сам не верил. Женщина быстро подбежала к окну и протянула трясущейся рукой какую-то ткань с бурыми, уже давно потемневшими следами крови.

-Паккун! — Хатаке перенял ткань, понимая, что это изорванные штаны ребёнка. Пёс кивнул. Он знал свою задачу. Втянув запах с ткани, он тут же нашёл след. След чёткий, совсем свежий. Паккун повёл его, но Хатаке не надо было подгонять. За тот миг, что он услышал имя девочки, за тот миг, что он осознал, что Наруко, дочь Кушины и его сенсея Минато Намикадзе жива, он преобразился, ожесточился. В нём билась одна единственная мысль. Найти. Наруко надо найти. Они бежали вниз с холма через паханное поле и две дороги. Почему ребёнок не пошёл по дороге? Почему через поле? Какаши молчал. Он не подгонял лучшего своего пса. Тот и сам знает, насколько важно быстро отыскать Наруко. Он очень быстро двигался вниз с поля к заросшему низкими деревцами озеру. Его водную гладь, блестящую на солнечном свете хорошо было видать, деревья не закрывали озеро полностью.

-Паккун!

Пёс кивнул.

-Она направилась к озеру.

Хатаке сорвался вперёд. Беда! Ну же, Наруко, зачем ты пошла к озеру? Хатаке нёсся быстрее ветра, секунда, другая, и он уже сам стоял на глади воды. Где? Где? Он поднял со второго глаза повязку протектора и впился в берег взглядом красного шарингана.

-Какаши! — услышал он Паккуна. — Она прошлась здесь. Запах держится. Она не утонула. Ищи!

Пёс побежал вдоль озера. Хатаке рванул на середину озера. Как так? Если Наруко жива, если она жива, ей только два с половиной годика, как она могла ходить по воде?

-Ищи! Какаши ищи её! — зарычал на себя шиноби, в считанные мгновения осмотрев берег с той стороны, где бежал Паккун, с другой, вновь обернулся на Паккуна, а после громко прокричал:

-Наруко! — он чуть помедлил, покрутился на одном месте. Лишь бы кто двинулся, лишь бы веточка треснула, лишь бы услышать всплеск воды. Хоть один единственный звук! Углядеть бы хоть что-то! — Наруко, пожалуйста, — прошептал он одними губами и побежал дальше, словно молния лизнула водную гладь.

-Паккун, где она? — но Паккун ничего ему не ответил.

Тишина.

Хатаке оглянулся. Впереди у берега по воде стелился туман, белью покрывая низкие стволы деревьев. Стало тревожно. Хатаке с трудом сообразил, что сейчас то день, день ясный и жаркий и вчера дождя не было. Он, взяв кунай в руку, шёл прямиком в туман, мысленно повторяя имя искомой им девочки. Тишина. Не видно толком ничего. Но вот запах. Он такой запах не чувствовал ни разу. Что это? Тело от тревоги бил озноб. Он услышал звук. Шлёп. Шлёп. Шлёп.

-Наруко? — Хатаке не владел голосом, вопрос прозвучал очень тихо. Звук прекратился. — Наруко? — повторил он чуть громче. Из тумана показалось нечто белое, похожее на огромного пса, он рыкнул. Хатаке присел от неожиданности на корточки. Кунай? Он, опомнившись, с трудом выставил кунай на уплотнённое очертание тумана. Рука дрожала, остриё куная тоже дрожало. Морда очерченного в тумане пса изогнулась, и он посмотрел за себя, Хатаке последовал его примеру. За кончик хвоста пса держался обеими руками маленький ребёнок, на его лице выглядывали из-под бинтов и белой, как туман, чёлки ясно голубые глаза. — Наруко? — прошептал Хатаке, не веря тому, что он видит. Ребёнок уставился на него недоверчиво. Хатаке спешно убрал кунай в подсумок. — Наруко, я друг. Я ищу тебя. — он выставил пустые руки вперёд. Что ей сказать? Что сказать? — Наруко?

Ребёнок отпустил хвостик туманного пса и сделал несколько шагов к нему.

-Большой Папа. Дом. — выдавил из себя хрипло ребёнок, смотря прямо ему в лицо.

-Да. Я отведу. Я знаю большого папу! — Ребёнок промолчал, лишь чуть погодя кивнул. Пёс упёрся в ребёнка мордой и развеялся. Через полминуты туман рассеялся, а перед Хатаке на воде стоял маленький ребёнок, блестя своей белоснежной макушкой и чего-то ожидая. — Ты же Наруко? — спросил он. Ребёнок кивнул. Понимает? Шлёп. Шлёп. Ребёнок подошёл ближе. Хатаке протянул трясущуюся руку, захватил ею малышку и крепко прижал к себе. — Я отведу тебя домой.

Хатаке встал на ноги, держа малышку у себя на руках. Его всё ещё трясло, и он всё ещё не верил. Он, опустив протектор обратно на глаз, медленно вышел на берег, где его ожидал его пёс.

-Ты её нашёл?

Хатаке на то только кивнул, не находя слов на ответ. Как выжила? Где была? Где Кушина? Кто её нашёл? Почему ходит по воде? Что сейчас только что было? Все эти вопросы вихрем крутились в его голове, и он, не видя для себя просвета, просто уселся на траву за кустами.

-Это же Наруко? — Паккун прав. Хатаке с трудом заставил отнять от себя прижатого до того им же ребёнка, взглянуть в его голубые глаза задыхаясь от радости и медленно произнести:

-Наруко, мне надо посмотреть твою печать. Я только взгляну.

Ребёнок никак не реагировал, Хатаке очень медленно потянул руку к светленькой, уже давно сношенной и вытянутой футболке, чтоб приподнять её, чтоб посмотреть печать на животе. Если Наруко, печать должна быть. Либо так, либо это не Наруко. Надо убедиться. Секунда промедления и Хатаке приподнимает край футболки глядя на сплошной синяк, пунцовый, с кровоподтёками, приподнимает футболку выше и его охватывает ярость. На груди малышки нет живого места. Руки Хатаке начинает трясти, он крепче сжимает край футболки и задыхается от злости. Тот, кто это сделал, дайте ему этого человека, он его убьёт, растерзает в клочья.

-Наруко, тебе больно? — даже голос рвался злостью.

Ребёнок продолжал смотреть. Не шевелился. Ясные глаза не дрогнули.

-Какаши, смотри печать, — напомнил Паккун.

Точно. Печать. Хатаке притронулся к животу. Холодный. Кожа совсем холодная. Он пропустил через кончики пальцев сконцентрированную чакру, печать на животе у малышки потемнела, и её стало видно на синем животе. Хатаке облегчённо выдохнул. Наруко. Она Наруко. Он мигом подхватил малышку на руки и прогремел:

-Так! А теперь мы идём к большому папе, как я и обещал!

И он понёсся, Паккун еле поспевал за ним.

-Так она Наруко?

-Наруко! — прокричал он в ответ. Наруко. Да, эта девочка Наруко. Ими потерянная Наруко.

Он бежал изо всех сил. Скакал по деревьям, крепко прижимая малышку к груди. Коноха. Коноха. Даже дух не переводил. Деревья стали расти гуще, а его сердце колотиться сильнее. Когда он позволял себе посмотреть на то чудо, что нёс на своих руках, натыкался на взгляд голубых глаз, которые очень внимательно изучали всё, на что смотрели. А после девочка обратила своё внимание на него, потянула его руку к себе в рот и укусила. Хатаке от неожиданности резко остановился, ему потребовалось несколько секунд на осознание, что делает ребёнок. Его догнал не отпущенный им Паккун и уставившись на него он спросил:

-Какаши?

Хатаке с трудом выдавил из себя что-то невразумительное. Ребёнок, заметив, что Хатаке замер на ветке, раскрыл свой рот и отпустил укушенные пальцы.

-Вот тебе раз! — наконец-то смог произнести что-то понятное, Хатаке потянулся укушенной рукой к своей шеи, оголяя её из-под тёмного ворота водолазки. — Наруко, если хочешь укусить, я не против.

Кажется, Хатаке прилично удивил своего пса, но он сможет объяснить ему своё поведение позже. Сейчас главнее Наруко. Девочка поняла его, голубые глаза её словно ожили и она, потянувшись всем телом ближе к нему, уцепилась в его шею зубами. Он стиснул челюсть. И правда, ему не показалось, девочка пьёт его чакру, легко, хоть и в малом объёме, но всё же. Кто её научил этому? Одной рукой девочка обняла его за шею, другой вцепилась в плечо.

-Удивительно, — произнёс Хатаке, пытаясь вспомнить, кто же обладал на его памяти подобным умением.

-Какаши? — повторил свой вопрос Паккун.

-Наруко сосёт из меня чакру.

Пёс уставился на хозяина с недоверием. Ребёнку её возраста подобное не по силам. У неё у самой очага чакры, который она могла бы использовать для этого, быть не может. Хатаке кивнул для убедительности, на что Паккун только спросил:

-И ты позволяешь ей это?

Верно. Хатаке не раздумывая, поняв лишь, что она делает, легко решился на подобное. Он усмехнулся. Ей можно. Сколько ей захочется, ей можно его кусать. Он прижал седую головку ребёнка ближе к себе, на его движение Наруко ещё сильнее впилась в его шею.

-Паккун, больше не останавливаемся.

Хатаке сорвался с места, чувствуя, как в его груди разливается надежда. Наруко живая, и хочет оставаться живой, борется за себя, не взирая на маленький возраст. Её навык поглощение чакры вначале удивил Хатаке, но после того, как он чуть обдумал произошедшее, очень порадовал его. Возможно благодаря желанию жить эта маленькая девочка сидит у него на руках и вопреки всему кусает его. Он был очень тому рад, оттого и обнимал девочку и бережно и одновременно крепко, предчувствуя, что больше ни за что не потеряет её.

* * *

Двуногий Пёс разрешил себя укусить. Я воспользовался его добротой не мешкая. Сила в нём была, ток энергии я тоже ощущал, но брать много не мог. Детское тело ещё так слабо. Я вдыхал его запах, запоминая с ним и запах его энергии, таких запахов в пустоши я не встречал, сравнить с чем-то не мог. Вкус энергии был тоже не привычен, он словно отдавал шипением и когда я поглощал энергию Двуногого Пса, энергия обжигала меня, но я быстро признал, что меня это устраивает. Детское тело даже взять необходимое не могло, оно лишь с трудностями могло взять кроху, сразу жадно поглощая её. Надо первым делом до конца избавиться от ран. Ток энергии должен проходить по целому телу более эффективно, после этого я смогу управляться телом должным образом. Я не открывал глаз, полностью расслабился, тянув из Двуногого Пса с его разрешения его энергию, я пытался почувствовать все пути этого тока, но моё видение себя было сильно размыто. Никак не получалось сконцентрироваться, пока не разгляжу себя можно позабыть о синхронизации и реорганизации. Я открыл глаза, кусать не переставал. Двуногий Пёс всё еще прыгал, перенося своё тело с одной поверхности непонятных для меня ветвистых столбов на другую. Он не использовал перенос сквозь пространства, не пользовался для быстроты отработанными метками, а использовал своё тело, и пусть он передвигался быстро, я же привык к совсем другим скоростям, потому решил использовать подаренное мне время с умом и обдумать сложившуюся ситуацию. Я по-прежнему плохо понимаю окружающих. Наруко практически не владеет языком этих людей. Оно и понятно, малышке не с кем было практиковать подобный навык. И как я уже понял, люди, встречающиеся мне, не использовали образную речь, они не передавали знания от одного к другому из сознания к сознанию. Эти люди достаточно примитивно используют разговорную речь для меня во многом ещё тёмную и не понятную. К прочему кусая людей, как я уже много раз проверил, я не мог проникнуть в их сознание, чтоб смочь обучиться прямым током знаний. В теле Наруко я не мог сделать и малую часть из того, что умел делать раньше. Но я не злился. Я щенок. Слабый щенок. Первое правило пустоши, щенки не скулят. Скулёж щенка может навредить щенку. Щенок учится терпеть любые перегрузки и любую боль и, если он обучается правильно и не ранит себя, ему дают кормёжку. Я понял, что больше не могу поглощать энергию Двуногого Пса, я ослабил хватку и лизнул ранку. Я ещё не уверен, подходит его энергия мне или нет, но он помог мне. Двуногий Пёс остановился. Я посмотрел на него. Опять он колеблется. Он смотрит на меня одним глазом, ничего не говорит. Может ему больно? Я засомневался в этой мысли, что мелкие зубы этого тела смогли бы причинить боль, но всё же решил вылизать сделанную мной ранку как следует. Чувствую, что Двуногий Пёс задрожал, он отвёл рукой мою голову от своей шеи и закрыл место укуса своей одеждой. Понимаю, что скорее всего больше он мне не позволит себя кусать. Я, в его понимании, сделал что-то не так. Я опять смотрю на него. Значит кусать можно, а вылизывать нет. Я запоминаю это и отворачиваюсь, чтоб осмотреться, и вижу впереди за дорогой высокую стену, вздрагивая от предвкушения, произнося одно слово:

-Дом.

Двуногий Пёс спрыгивает вниз на дорогу и бежит прямо к стене. Я начинаю крутиться у него на руках желая разглядеть побольше. В стене раскрытые настежь ворота. Расточительно здешние обитатели относятся к собственной безопасности. Двуногий Пёс идёт прямиком туда. Перед собой вижу совсем не прочное строение с небольшой крышей, в нём сидят двое, один из них смотрит на нас, второй похоже спит. Понимаю, что я начинаю злиться беспечности этих псов-людей, спать возле открытых дверей, закрывая оба своих глаза, немыслимая глупость! Здешняя стая очень глупа. Двуногий Пёс идёт к ним, что-то им говорит, слышу в быстрой речи имя Наруко, реагируя на него, те явно удивлены, кивают, Двуногий Пёс срывается с места и за деревьями я уже вижу дома, множество домов, по одну сторону дороги, по другую, дома все разные, нет неприметных, каждые отличаются, окрашены достаточно ярко. Я вижу и людей, обычных, вижу и псов с хорошим током энергии. Подмечаю, что эта стая большая. Кручусь и замечаю впереди человека в какой-то необычной одежде одного цвета, обтягивающей его довольно крепкое тело. Человек идёт прямо на нас, я осматриваю его ток энергии, не могу понять, пёс он или человек, и я опять не понимаю их речь, реагируя только на хорошо знакомое мне имя. Я пытаюсь вырваться из крепких рук Двуногого Пса, но меня подхватывают руки этого странного человека, я вывернулся и смотрю в его лицо вверх тормашками. Ха, его лицо вытянулось, и он медленно протянул:

-Это и правда она?

Поняв, что Двуногий Пёс сказал ему обо мне, я скалюсь, показывая человеку все свои зубы. На мою реакцию он так тепло улыбнулся мне и отдал меня Двуногому Псу. Дальше он пошёл вместе с нами о чём-то говоря, а я злился сильнее. Я с трудом улавливал в их разговоре пару слов и не понимал, что происходит. Мы пришли к большому зданию, а после мы в него не вошли, Двуногий Пёс, удивляя меня, побежал вверх прямо по стене здания ничуть с него не соскальзывая. Я даже забыл дышать. Подмечаю, что эти люди умелые, они взбираются по зданию вверх, как по обычной поверхности. Двуногий Пёс запрыгнул в комнату в открытое окно, и мы оказались у большого стола, возле которого стояли двое, перебинтованный старик, сразу подмечаю запах его странной энергии, и человек, явно пёс умный с подвижными, видящими всё вплоть до мелочей, глазами, и за столом сидел третий человек. Коснувшись его взглядом я дрогнул, уставившись на красивые глаза, как только что мною виденное чистое небо. Я не смог отвести свой взгляд, понимая, что этот человек имеет влияние на меня, потому я крепко уцепился в руку Двуногого Пса и как мог люто оскалился, на что услышал голос Пса:

-Наруко, это твой Большой Папа.

Он сказал это намеренно медленно и чётко произнося каждое слово, чтоб я его понял. Большой Папа? Я наконец смог оторвать от человека взгляд, переводя его на Двуногого Пса. Большой Папа, человек сидящий за большим столом в высоком здании, он не нравился мне. Но тело Наруко вдруг задрожало, и я, как жалкий щенок залился слезами, которые остановить не мог. А ещё через миг я был сжат в крепких объятьях человека с красивыми глазами, который с силой прижал меня к себе и в самое ухо зашептал что-то, но я опять ничего не смог разобрать. Я, размазав слёзы о грудь этого человека, вознамерился выбраться из его объятья, легко пролез под его рукой и хотел было уж спрыгнуть на пол, как меня тут же вновь обняли, и я, высвободив свою голову уставился в заплаканное лицо человека, которого Двуногий Пёс обозначил мне Большим Папой. Увидев, что я уже не плачу, он довольно быстро, и я бы сказал даже ловко осмотрел меня, как и Двуногий Пёс задрал мне одежду и осмотрел мой живот, прикасаясь к нему кончиками пальцев. Я внимательно наблюдал за ним. Он что-то говорил, а я пытался запомнить, разобраться. У него хрипловатый голос, какой-то знакомый, будто я его где-то уже слышал. А ещё я понял, что Наруко нравиться смотреть на него. На то я опять оскалился, уже понимая, почему он мне не понравился в самом начале, в этом человеке ощущается очень сильный ток энергии, даже окружающее с ним пространство было наполнено запахом этой энергии. Я потянул обе руки к человеку, хватая его за голову. Интересно при укусе такого сильного пса у меня получится прямой ток знаний? Даю себе мысленную затрещину, напоминая, что торопиться нельзя, сначала надо принюхаться к нему, изучить его. Он ведь сильный и легко может меня поймать на моих манипуляциях. Я подтянул Большого Папу к себе ближе, оскалился как мог безобразнее и схватил прядь волос Большого Папы редкозубым ртом. Поразительно, его энергия была даже в кончиках волос! Энергия для меня приятная, тёплая, подвижная, просто бурлящая жизнью, что я не удержался, разинул рот побольше и ухватился за раз сразу за три светлых пряди волос. Большой Папа смотрел на меня спокойно, волосы не отдёргивал. Мне стало интересно, он понимает, что я делаю? Я втянул его запах. Пахло странно. Дыхание было горячим. Я для полной картины поводил непослушными руками по его голове терзая его волосы, отпустил его пряди изо рта и произнёс хриплым голосом:

-Папа.

Он меня очень бережно обнял.

-Да. Я твой папа.

Его голос хрипел больше моего. А я успокоившись уткнулся ему в грудь и больше не вырывался из его рук. Ладно, легче принять такого сильного Папу, чем от него удирать. Мне бы разобраться, что здесь к чему, а он пусть за мной присматривает, я же мелкий щенок. Я искоса уже осматривал комнату и людей, что были рядом со мной. Само понятие, что я делю комнату с людьми, для меня было очень странным. И да, я и сам отношусь к их племени, и уже пытался приучить себя к людской стае. Так, ко мне подошёл тот человек, явно умный пёс, он о чём-то говорил с Папой, а после протянул свою руку и коснулся моей головы. Я в ответ вздрогнул всем телом, пытаясь вжаться в грудь Папы. Человек, видя мою реакцию, больше меня не касался. Он был темноволосым и темноглазым, волосы его имели подобие старого собачьего хвоста перед хорошей взбучкой. Я наблюдал за ним. Говорил он ровно, Папа на его речь кивал, соглашаясь. Я обернулся, желая углядеть ещё и старика, как наткнулся на любопытный взгляд строго смотрящий на меня. Я что, одним своим появлением переполошил их? Старик и сам меня внимательно изучал. А я не отставал, приглядевшись к нему, я безошибочно определил странный ток энергии, в перебинтованной руке он был один, а в его остальном теле совершенно другой. Вот бы обнюхать его как следует и по возможности покусать его руку. Хотя нет, этот старик явно умён, за такими следует наблюдать несколько шагов, и только после принимать решения. Когда меня привёл Двуногий Пёс Папа сидел за столом, а этот человек был подле него, не значит ли это, что старик следует за Папой? Я вновь посмотрел в чистые глаза света неба и чётко помыслил, что вот с Большим Папой я и правду должен вести себя очень осмотрительно. Если он главный в их стаи, он обязан меня вычислить при едином моём промахе. Я резко подвёл свою руку к раскрытому рту и прокусил её редкими зубами, опять принудительно прописывая в своём сознании новый пункт становления развития навыков. Мне необходимо постоянно собирать информацию и быстро её анализировать, стараясь не допускать ошибок. Потому второй мой пункт постоянное наблюдение и постоянное обучение. В другой ситуации на этот навык я бы не потратил пункт становления, и я, не сомневаясь в своём решение добавляю к пункту новый скрытый ток энергии, если я желаю развить этот навык через пункт становления, необходимо увеличить скорость развития навыка по максимуму. Я принудительно прописываю новому току путь с постоянным обновлением энергии. Для этого маленького тела процесс вышел болезненным, я морщу лицо и жалко стону. Хоть твёрдо понимаю, всё, что бы я не увидел, необходимо запомнить, если я не понимаю речь людей, для дальнейшего анализа мне необходимо запоминать впрок весь разговор, который я смогу услышать, стону и прокушенную руку дёргает от принесённой боли. Пункт установился с небольшим запозданием, и я позволил себе расслабить челюсть, тут же отмечая на прокушенной руке кровавые отметины от зубов и крупный синяк. Вот же напасть! Я рискую навредить телу щенка, оно всё ещё очень слабо, не смотря на первый пункт становления развития. Я попусту привык к другим возможностям тела, и злясь на себя я старательно стал вылизывать ранку. Между делом думаю, насколько мне сейчас необходим второй пункт наблюдения и обучения. Новая территория, новые запахи, новые правила, чтоб выжить в новых и не понятных для меня условиях, чтобы быстро, насколько это будет возможно в этом слабом теле, реагировать на изменения окружения, и не спасовать под их натиском, мне надлежит всё-таки разобраться с этой сложной речью.

Большой Папа и сам за мной наблюдая потрепал меня по голове и что-то произнёс, а я, так как второй пункт уже начал действовать, без труда запомнил сказанное им и уже мог в голове прокрутить его слова много раз подряд. Чтоб понимать больше, надо владеть большим количеством информации, мне надо услышать больше разговоров людей.

А дальше Большой Папа удивил меня, если Двуногий Пёс мог ходить по стене здания, то Большой Папа легко переместился на значительное расстояние изменяя своё нахождение в пространстве, при этом он не пользовался известными мне метками или другими ориентирами, и даже не пользовался призрачным током энергии, он вообще не использовал ни один известный мне перенос. Он создал всплеск своей энергией, живой и очень вкусной. Потому я то и укусил его, и не за волосы, я вцепился своим слюнявым ртом в шею Папы, обхватив его для точности своими трясущимися ручонками так крепко, как только мог. От него исходила такая сильная энергия, что я, оголодавший и ослабленный, просто не смог устоять. Потом я не помню твёрдо, что со мной произошло, помню лишь боль в голове, и я вырубился.