Враги по наследству, или Медаль с двух сторон рассматривают (джен)

И ещё одна новая волна:

Уже меняются местами верхи и низы

База данных успешно обновлена.

Короли у вас, а у нас — тузы...

Дайте танк(!). Волна

Поимка преступников — это не только про опасности, но ещё и про внешний вид.

По узким улицам бежали трое, их тяжёлые ботинки поднимали клубы пыли и мелкий щебень. Ноги заплетались, подкашивались, пульсировали от усталости. Ладони судорожно дрожали. Они будто не давали сделать магический жест. Пот тёк ручьями по всему телу. Из лёгких будто выкачали весь воздух. Локоны прилипли к красному лицу. Противная чёрная куртка — к рубашке. Навстречу то и дело шли случайные прохожие, которые ахали, отпрыгивали в стороны, прижимались спинами к шершавым стенам. Люди, жившие по разные стороны переулка, выглядывали из окон.

Эта погоня длилась недолго, но казалось, она будет длиться вечно. А всё из-за чего? Из-за одного мальчишки, решившего, что кража ложки — это хорошая идея! Ложкокрад недоделанный… Конечно, они подбили его заклинаниями, но по всей видимости, тому было хоть бы хны. Пусть он и ойкал время от времени. Тем временем двадцатиоднолетняя Гестия поправила прилипшую ткань и сморщила нос, скинула на ходу куртку. Это далось нелегко: руки запутались в рукавах. Акерлей суетливо задёргалась. Швы разошлись, наконец куртка упала на землю. Все трое со скоростью света выбежали на просторную улицу.

«Погони. Серьёзные расследования. Гостайны! Мелкий воришка. Мы его догнать не можем. Посмешища, а не акерлеи…»

Гестия из последних сил сложила средний и указательный пальцы: взмах туда-сюда, не сработало! Она повторила заклинание, и одновременно с этим Мьёльна оскалила зубы, ускорилась, чуть ли не в спину дышала воришке. В ту же секунду бесцветный сгусток сорвался с кончиков пальцев, а сержант только открыла рот и… Мьёльна схватила воришку за воротник, но тут — бах: повалились на землю. Она с остервенением прижала вора к земле. Горожане останавливались, глазея на задержание. Владелец лавочки вытер руки о белый фартук и крикнул: «Эт чё там?» — Гестия только отмахивалась и прогоняла всех любопытствующих с глаз долой. Воришка тем временем извивался, как змея, под напором Мьёльны.

— Пусти меня, гадина, пусти! Подумаешь — украл, не украл, а взял взаймы, — он изо всех бил ногами и руками землю. — Мне нужнее. Вам что, ложки жалко?

— Госпожа Джонсон! Вы же видели, что я почти догнала его: зачем кинули заклинание? — после этого Мьёльна повернулась к воришке и приложила палец к губам: — Цыц!

— Ну извините! — с сарказмом ответила Гестия. — Читать мысли я не умею, госпожа стажёр, но с первым пойманным преступником тебя.

Глаза Гестии блеснули, и она сцепила собственную руку с рукой вора наручниками.

— Нам ложек не жалко. Нам жалко господина, который их продавал, но так уж и быть! Отпустим, если откроешь лавку с ложками и будешь отдавать тому господину половину прибыли! Хе-хе. Нет? Мьёльна, слезь с него, идём в штаб.

Она закатила глаза, вздёрнула нос и презрительно оглядела Гестию так, словно та совершила военное преступление. Ну что за подростковые замашки! После чего стажёр вновь осмотрела старшую, не понимая, что за изменения произошли в процессе погони. Чего-то недоставало… Наконец Мьёльна поняла и выдала следующее:

— Госпожа Джонсон, разрешите обратиться? А где… Ваша куртка, вот!

— Буду рада, если найдёшь и принесёшь, а ты вставай давай.

Раздались едва слышное бурчание под нос и тихое шарканье, но Мьёльна всё же принесла порванную куртку.

Раскрасневшаяся акерлей же тщетно поднимала воришку. Тот будто врос в землю и пищал: «Никуда я не пойду, я здесь состарюсь и умру!» Увидев стажёра, Гестия протянула руку, но упала лицом вниз, процедила ругательства. Мьёльна сдавила смешок в кулак. Акерлей сцепила наручниками запястье воришки с запястьем стажёра. Мьёльна проглотила язык, а в округлённых голубых глазах читалось: «Да за что? Что я сделала опять не так?» Святая наивность.

— Твой же «трофей» всё-таки! За куртку спасибо, — Гестия протянула последние буквы при виде разошедшихся швов.

Неудивительно, что в ходе погони куртка мешалась: давно стала не по размерам. А почему? Кто-то просто злоупотреблял всеми тремя приёмами пищи, сбросил несколько кило. Купить же новую руки всё никак не доходили. Естественно, дома лежала сменная, но именно что лежала, даже валялась. Чего уж говорить о приобретении новой формы, если на стирку сил не оставалось.

«Вот тебе и «нет времени»! Но придумать что-то надо, эх», — с досадой прикусила губу Гестия, но сказала совершенно иное:

— Так, потом зашью, а сейчас вперёд. Ты ведь хотела похвастаться перед однокурсницами, если поймаешь кого-нибудь?

— Это я успею, не волнуйтесь, но…

Мьёльна широко открыла рот, но тут же смолкла — ещё не хватало, чтоб её выставили на порог Академии за замечания старшей по званию. Гестия лишь приподняла бровь, пытать на тему этого самого «но» не стала, хотя понимала, что могла сказать подопечная.

В семье не без урода, а в нашем штабе не без Линции Рамм — так говорили коллеги Гестии. Линция славилась тем, что любила придираться к нижестоящим по званию, это будто подпитывало её жизненной энергией. Уж найти повод для неё было как раз плюнуть, и внешний вид вполне мог стать таким.

— После моего прихода умойся и сними все свои побрякушки, прошу. Стоять здесь и никуда не уходить, сдвинешься хоть на сантиметр, — и Гестия провела большим пальцем по шее и ушла, думая, правильно ли она поступила.

«Этот ворюга может убежать в два счёта! Мьёльна, конечно, попытается поймать его по-новой, но если кто-то об этом узнает… Ох».

На главной площади она прибавила шаг, мимо проносились белые дома с горизонтальными и вертикальными брусьями. Женщины в этих домах громко открывали ставни, развешивали бельё и звали детей, которые не спешили на ужин. Дети же бегали по улицам, вымощенным серым камнем, смеялись и устраивали дуэли на палках. Мальчишки-газетчики размахивали свежими выпусками, декламировали заголовки. Одни парочки неспешно разгуливали по вечернему городу. Другие мило держались за руки, сидя на террасах. Люди спешно возвращались с работы и учёбы. Торговцы ругали друг друга на чём свет стоял, споря о том, чей товар лучше.

Гестия пробежала мимо мраморной статуи князя Сейера, отсалютовала ей. После чего свернула к мастерской, где была вывеска в виде зелёной катушки ниток и иголки. На выходе показалась коллега-криминалист — Талия Сонг. Криминалисты не ходили под ручку с акерлеями, но всё же виделись. И Гестия знала: её коллега обладала своеобразным характером и пытливым умом.

В их штабе Талия прославилась: раскрыла одно громкое преступление — около двух лет назад в Лавморе убили особо известного любителя различных древностей из Суито. Прибыв на место, в гостиничный номер, акерлеи и криминалисты осмотрели тело. Убитый держал в руках проржавевший кубок, называемый Чаша слёз дочерей. Согласно легенде, она принадлежала одному из императоров Суито, наследницы наполняли кубок слезами для проведения ужасных обрядов. Из-за их большего количества Чаша напиталась отравляющей магией, поэтому прикосновение без перчаток означало мгновенную гибель.

Многие и за пределами восточной страны слышали об этой легенде. Акерлеи решили, что охотник за сокровищами по неосторожности схватился за Чашу и умер. Но Талия так не считала, ибо знала, что красивая легенда не больше, чем красивая легенда. Чаша вред людям не приносила, пусть и считалась заколдованной реликвией. В ответ на версию коллег Талия сказала следующее:

— Ёсида Ямато специалист в вопросах реликвий. Если бы Чаша была отравлена изначально, то в здравом уме не взял её без перчаток. Значит, её отравили специально и вынудили взять. Посмотрите на это, — Талия поправила чёрные пряди и указала пальцем в фиолетовой перчатке на жёлтоватые пятна. — Ещё многое предстоит выяснить, но насчёт яда я уверена.

После следственных мероприятий и опросов предположения о яде оказались верными. Убийцу нашли, а сама криминалистка получила повышение.

«Если бы и яд тотчас угадала, то, возможно, сразу на два звания поднялась», — усмехалась Гестия, вспоминая эту историю.

При виде коллеги Талия ухмыльнулась, и обе попытались пройти: акерлеи шагали то влево, то вправо, но наконец Талия тяжело вздохнула.

— Госпожа Джонсон, прошу, научитесь уступать и пропустите меня, тоже ведь тороплюсь, — после этих слов Гестия фыркнула и сложила руки на груди, держа куртку.

Коллега-криминалист спустилась и встала на носочки, показала куда-то вдаль. Гестия обернулась и, нахмурившись, проклинала саму себя. Мьёльна и воришка бегали вокруг монумента, а криминалистка не скрыла улыбки: «Не бойтесь — не настучу, не в моих принципах». Губы, с которых вот-вот и слетело бы колкое словечко другое, содрогнулись. Брови изогнулись, а мышцы напряглись задрожав. Талия же махнула рукой, стажёр с воришкой встали как вкопанные и тут же отмерли, переводя дух. Талия скрылась из виду, а Гестия, плюнув, поспешила в мастерскую.

Колокольчик на двери звонко зазвенел. Сержант поздоровалась и с печальным лицом положила куртку на стол.

Швея бегло осмотрела куртку и выдала:

— Сделаю через неделю: магия тут ничем не поможет, увы, дырка слишком большая.

— Неделю? Но это часть формы, одна в комплекте, и без неё лучше не появляться. Я заплачу́, — отвела взгляд Гестия.

Конечно, она сильно-сильно врала, чего делать не то чтоб любила, но лучше уж солгать, чем потом Рамм бы над ней издевалась. Кто-то бы сказал, что можешь и потерпеть, ибо вроде не маленькая, вроде умеешь не обращать внимание.

«Мириться с глумлением Линции? Ещё чего!» — скрежетала зубами Гестия.

Швея отрицательно покачала головой.

— Я всё понимаю, госпожа, но заплатите хоть в два, хоть в три раза больше — быстрее я не сделаю. Заказов выше крыши: у детей на носу выпускные и прочие праздники, поэтому тут только два выхода: или зашивайте сами, или ждите.

Гестия внезапно схватила куртку и приоткрыла дверь, как вдруг увидела на полу брошь в виде серебряного дракона с глазом-изумрудом. Недолго думая, подняла её магией, не оставляющей следов, и вернулась к прилавку. Если бы это была обыкновенная брошь, то Гестия бы и не заострила внимание на ней.

«Драконья символика перед годовщиной победы над драконами — не к добру…»

— Прошу прощения, госпожа, но что в этой мастерской делает эта брошь?

Глаза швеи расширились до невозможного, а рука коснулась рта.

— Может быть, девушка, которая приходила до меня, её оставила? Может быть, она говорила что-то подозрительное. Пожалуйста, расскажите обо всём, что знаете.

«Надо уже к Мьёльне идти, но надеюсь, она не устроит погром вселенского масштаба. Тут дела поважнее».

— Что? Да я впервые эту брошь вижу! Та госпожа забрала заказ — жилетку с золотой вышивкой инициалов. Она сказала, что это для «старого друга», но при ней самой ничего такого не видела. Хотя знаете, кажется, я видела эту брошь у одной из старушек, заходивших сюда. Тут большая очередь была, все толкались. Вот брошь и упала. Описать её не смогу, не запомнила.

Гестия поблагодарила швею, а колокольчик на двери вновь звучно зазвенел.

Мьёльна с воришкой к тому моменту еле передвигали ногами, но бегали на чистом энтузиазме. Наконец акерлей подошла к ним поближе и взмахнула пальцами — подростки застыли словно статуи. Гестия сняла висевшие на запястьях стажёра наручники, сцепила ими воришку и для надёжности наложила заклятие.

«Что ж, госпожа стажёр, мало того, что вы дали сбежать особо опасному преступнику, так теперь нос ему разбили! Ещё потом скажет, что мы его бьём, обижаем», — мысленно усмехнулась Гестия и сняла замирающее заклинание.

— Стоп, значки, снимай их, пока в штаб не пришли.

Послышался вздох, и все трое зашагали вверх по улице. Акерлей угрюмо думала про брошь и старушек. Мьёльна же медленно снимала украшения с формы так, словно никогда бы их больше не наденет.

«Подозрительно это всё, но где теперь искать этих старушек», — опустила взгляд Гестия.

Вскоре они пришли в один из самых больших штабов в городе. Энджел Кинселла, рассматривавшая маникюр в дежурной части, подскочила с места. Воришка вмиг оказался в камере, которую акерлеи ласково называли «кутузка» или «кутузочка наша». Гестия же вытащила ложку из кармана магией, а дежурная улыбнулась: «Вещдок как-никак». Затем Энджел хихикнула и указала на куртку:

— Джо, это ты где так? Смотри, как бы тебя Рамм не съела.

Гестия лишь скривила лицо, хотелось в этот момент стать как минимум майором. После Акерлейской Академии, где готовили специалистов среднего звена, и нескольких лет службы рассчитывать на что-то большее, чем сержант ей было нельзя.

«Доучись в университете и не мучайся, милая», — говорили мать с отцом.

Но их дочь решила для себя иначе: продвижение по карьерной лестнице с помощью заслуг, а не с помощью образования.

Тем временем Мьёльна за спиной захныкала, по-детски выпятив губу:

— Ох, госпожа Джонсон, у меня ведь экзамены скоро. А что если я их не сдам?

— Если ты сейчас же не умоешься, тогда точно до них не доживёшь. Марш в уборную, — обернулась Гестия и указала в сторону.

— Слушаюсь, — пискнула Мьёльна.

Свет в уборной мягко струился, а пальцы коснулись холодной белой раковины. Из крана хлынула вода, а Мьёльна грустно оглядела макияж. С утра пораньше ведь встала, чтоб накраситься, и для чего? В её планах ещё оставалась прогулка с однокурсниками и однокурсницами, которые посмеются над ней, узнав об этой ситуации.

Сержант подала мыло, окружённое голубым ореолом магии, и что-то недовольно говорила под нос. Мьёльна, конечно, часто считала ворон, болтала не по делу. Ко всему прочему не скрывала того, что отчасти пошла в стажёры ради красивой спецодежды денежных надбавок по выслуге лет. Да, только фанатики идут идеи ради, но ради униформы — нет, Гестия этого не понимала. В то же время Мьёльна проявляла себя храброй девушкой, схватывала новые знания на лету. Гестия считала, что это достойно уважения, а умывание тем временем продолжалось.

— Сильнее три, мыла не жалей.

— Да щиплет же! Ах, ой-ой-ой! Бр-р-р!

— Мьёльна окатила лицо ледяной водой. — Но лучше бы вы меня сегодня отпустили. Я бы отработала, честно!

— Щиплет… А кто тебя краситься заставлял? Прекрасно же знаешь, что так ярко нельзя. Кхм, ну уж нет. Ещё с твоими отработками возиться я не хочу.

— Ну один… Два… Три… Раза можно? Как будто мои отработки это что-то страшное, — Мьёльна вжала голову в плечи, но сержант лишь пригрозила кулаком. — Госпожа Джонсон, я всё, но экзамены… Ох, боюсь, что самооборону завалю!

Гестия тяжело выдохнула, закатив глаза.

«Всё ты сдашь, если хныкать ежеминутно не будешь, госпожа стажёр. Я тоже каждый год тоже думала: то завалю, это завалю. А потом прибегала с табелем и радостно вопила на весь дом. Но так уж и быть, проведу повторение пройденного как хорошая наставница!»

— Если ты так сильно волнуешься, то можем потренироваться.

Стажёр бодро закивала, а Гестия тотчас схватила её крепко за руки позади.

— А-а-а! Подождите, подождите! Вы ведь даже не предупредили! — завертелась волчком Мьёльна.

— Преступники тебя предупреждать тоже не будут. Сегодня ведь не предупредил о побеге.

Гестия приподняла уголки губ, но не ослабила железной хватки. Мьёльна, пыхтя, в считанные секунды ударила наставницу со всей силы. Гестия согнулась и подняла большой палец вверх, сказав: «Отличный удар» — стажёр показала все зубы

* * *

Расположившись в спальне, Гестия взяла швейный набор и куртку. Раз — стежок, два — стежок, три — стежок, и ай! Острие иголки укололо подушечку пальца: губы коснулись её, а глаза бегло осмотрели получившееся. Дырка действительно оказалась просто огромной, а шов выходил то косым, то кривым. Нет, сто процентов заметят! Сегодня удача оказалась на её стороне: начальства на месте не оказалось, а головомойку Мьёльны — в прямом и переносном смысле — никто тоже не видел. Но завтра… Если завтра начальство увидит Гестию, то живой она не останется. Завтра головомойку устроят ей! Завтра скажут купить новую куртку, завтра напомнят о несданных отчётах, недостаточной раскрываемости, оплошностях стажёра и ещё о чём-нибудь. Со всем этим премия превращалась в мифическое существо. Да, можно соврать, но Гестия опять же не особо такое любила. Тем более начальник штаба не дурак — сразу всё поймёт. Тут могло помочь только чудо, да и то вряд ли!

«Стоп, Гест, не ленись и выстирай ты те две. Делов пять минут», — она отбросила куртку.

Из бутылька в небольшой таз с тёплой водой полилась лиловая жидкость. Теперь дело оставалось за малым: постирать это всё. Гестия опустилась на колени и, проклиная себя всеми мыслимыми и немыслимыми словами, замочила первый комплект. С какой злобой она тёрла ткань, как фыркала смотря на плавающее нечто в розоватой луже! Чтоб она ещё раз отложила стирку в долгий ящик, такого никогда не повторится, нет! Пришёл черёд второго комплекта, но тут Гестия поубавила пыл и вскоре отпарила заклинанием куртки и брюки. Наконец форма повисла в воздухе, завтра можно идти, ни о чём не беспокоясь. Конечно, оба комплекта чуть-чуть болтались, но когда будет время, пойдёт за новой.

Гестия вернулась в комнату. Последний стежок, и форма оказалась в шкафу. После этого Гестия кинула взгляд на коробку, в которой хранились воспоминания. Ракушки, собранные у пирса, билеты из театра и фотографии, много фотографий, но сильнее всего она любила только одну.

Огромный холл городской библиотеки, в котором девятилетняя девочка сидела, подперев лицо кулаком, и кусала губы. Она уже пересчитала портреты всех великих поэтов, писателей, библиотекарей и наизусть выучила их годы жизни. Также девочка с закрытыми глазами описала бы бюст королевы Лисандры, возвышавшийся в пролёте или листья цветков в импровизированной оранжерее около лестницы. Старинные часы противно тикали, действуя на нервы, а в голове сидела одна мысль: «Что-то он там долго». Старушка-гардеробщица ласково погладила девочку по распущенным волосам, утешая тем, что друг скоро вернётся.

Большая минутная стрелка передвинулась на число двенадцать, и часы пробили два часа пополудни. Из дверей выбежали с шумом и гамом девочки и мальчики, за ними следом мирно шагали взрослые. Девочка тут же разглядела в толпе друга и, минуя ровесников, подбежала к нему.

— Питер! Как оно там? Выиграл? — зелёные глаза Гестии светились подобно огонькам.

Питер протянул плитку шоколада, с которой ещё не снял шуршащую обёртку:

— Четвёртое место! Четвёртое! Даже не третье и не второе! Который год подряд!

— Ты всё равно классно пишешь, для меня ты занял первое, — с этими словами Гестия кинулась на шею Питера, который лишь мягко улыбнулся. — О, смотри, там твоя тётушка пришла!

Гестия улыбнулась в ответ маленькой версии друга — пока не сменившего очки и не перекрасившего чёрные волосы. Точно! Питер! Они же хотели погулять!

Гестия взяла одно платье наугад, переоделась и взяла косметичку. Да, косметика и прочие девчачьи штучки не казались ей чем-то чуждым. Несмотря на серьёзную работу, на которой ей было совершено не до ресниц или ногтей.

Посмотрев на себя ещё раз, Гестия усмехнулась и поставила косметичку на стол, распустила конский хвост каштановых волос.

Несколько мгновений, и она зашагала по майскому Таретту: яркое жёлтое солнце утопало в персиковых облаках, шелестели распустившиеся листья на высоких деревьях, южный ветер трепал волосы. Птицы щебетали ласковые песни, перелетая с ветки на ветку. Отовсюду раздавались гомон взрослых, детские смех и плач. Подростки и студенты гордо шагали компаниями нога в ногу, напевали песни и обсуждали прошедший день. Лавочки постепенно закрывались: свет в витринах гас, овощи и фрукты исчезали с прилавков, зато из пекарен доносился запах свежеиспечённого хлеба. В воздухе витал запах шуршащих вечерних газет, которые серьёзные господа раскрывали, сидя на скамейках. Соседки сплетничали обо всём на свете, попивая горячий чай на балконе. На душе же стало приятно и легко: бумажная волокита пылилась на столе в кабинете, новые преступления ещё не свершились — красота!

Гестия свернула в ближайший сквер с прогуливающимися людьми, и пригрела нос рядом с пожилыми дамами. Те о чём-то неспешно разговаривали, шум фонтана всё заглушал, только вот кое-что пошло не так.

— Ты просто не представляешь, эти бездари отказались сделать реквизит для спектакля! И почему? Он, видите ли, с драконом. А ничего что для постановки в честь годовщины победы над ними? Фи. Я что, по их мнению, буду по улицам с ним ходить?

— Какой ужас, дорогая! Совсем сбрендили: все мы знаем, что это просто пропаганда. Драконы по своей сути ничего плохого не хотели, поскорее бы отыграть этот идиотский спектакль, и на покой.

Тут Гестия мысленно поперхнулась: такие высказывания ожидаешь от бунтующих против системы подростков, но никак не от пожилых женщин. Более того артисток, которые готовились к спектаклю, посвящённому трёхсотпятидесятилетней годовщине победы над драконами. Это всё казалось чересчур подозрительным, ещё и после найденной броши в ателье. Может быть, сговорился кто, может быть, эту брошь старушки обронили? Времени на догадки не оставалось, поэтому Гестия поднялась и кашлянула:

— Прошу прощения, госпожи, но хочу напомнить: оправдание драконов у нас карается по закону.

Старушка в розовой шляпке с цветочками повела бровью и крепко-крепко схватилась за трость:

— Ой, милочка, а ты, собственно, кто? Мы с Гертрудой, например, много лет служим в Королевском Театре, так что обвиняй нас в чём захочешь. Ты ничего не докажешь.

— Правильно, и, наверное, мы старше, понимаем больше, чем ты! Что? Позовёшь кучку безмозглых акерлеев? Давай, давай, топай отсюда! Матильда, прогони её!

Матильда замахнулась, а Гестия тотчас отпрыгнула — всего немного, и трость прошлась бы по балеткам.

«Так бы и прибила, скажи спасибо службе и Академии», — с облегчением выдохнула она.

— Вообще-то… Сержант Джонсон! — Гестия нащупывала в кармане платья удостоверение, но оно всё никак не находилось.

«Дура, оно же в куртке осталось! Говорили тебе, носи его всегда при себе! Да что за день сегодня такой?» — она стиснула зубы.

Матильда и Гертруда гнусно засмеялись.

— Иди-ка ты отсюда, дорогуша! — махнула рукой Гертруда.

— И не волнуйся! Твоё начальство завтра обо всё-о-о-ом узнает, — язвительно отозвалась Матильда, облокотившись на трость.

Гестия позеленела, думая над ответом, но старушки противно подтрунивали, тыкали скукоженными пальцами. Она гневно прошипела: «Да ну вас обеих!» и бросилась прочь. Руки сводило от бессилия, внутри всё кипело так, будто в котле с бурлящим зельем! Казалось, пройдёт пара мгновений, и Гестия разорвётся на сотни тысяч маленьких кусочков, которые подхватит ветер и унесёт подальше отсюда. Она не выполнила долг, не сумела, и какой она после этого акерлей? Никчёмный, никчёмный акерлей… Хоть завтра рапорт об увольнении пиши!

«Спокойно, Гест, ты ведь не при исполнении. Не при исполнении…» — рассуждала она, но это никак не успокоило.

Тут Гестия услышала знакомую мелодию: скрипка звучала медленно, протяжно, а несколько голосов пели вразнобой — вокруг рыжего мальчика собралась небольшая кучка людей. Розовые балетки тихо ступили по земле, а с языка слетали слова «Баллады о драконах».

Эти жуткие звери убрались с земель,

По губам вмиг потёк вкусный хмель!

Скажем спасибо князю и королеве,

Чудесному спасителю, прекраснейшей деве!

Гестия любила музыку и играла сама. К счастью, на скрипке, но изначально — это был не её выбор, а мамы. «Не канючь, потом пригодится. Возможно, спасёт тебе жизнь, и я слышала, что музыка может излечить душу!» С этим словами госпожа Джонсон-старшая отправила в музыкальную школу маленькую дочь. Та позже получила удовольствие от игры и отмечала целительные свойства музыки. Скрипка часто успокаивала нервы после тяжёлого дня, жизнь пока не спасала, правда, ну и пусть. Госпожа Джонсон-старшая любила красивые, вычурные и пафосные фразы, поэтому никто не видел в этом ничего удивительного.

Мальчик опустил смычок, и послышался вопрос про скрипку. Рыжая бровь приподнялась, послышалось тихое: «Возьмите». Гестия взяла инструмент и прошептала: «Не моя, но что есть», взмах — полилась быстрая песня. Мальчик и люди поняли, что к чему, нескладно запели вновь.

Бог Хаос был разъярён,

Со смертными едва свёл счёты он,

Но на помощь пришло Созидание,

А за ним — Баланс,

Плод любви их создания.

Он взял всё в божественные руки:

Добавил магии к вещам,

Чтобы не осталось скуки!

Гестия с наслаждением играла каждую ноту: улыбка не сходила с лица, рука будто сама водила смычок по инструменту, а с губ слетали слова. Левая нога стучала в такт, хлопки подбадривали скрипачку, которая закружилась бы и пошла в пляс! Люди всё подходили и подходили, а в чёрный чехол полетели золотые ви, разноцветные купюры — карие глаза мальчишки вот-вот на лоб полезли. На дне чехла уже лежало несколько сотен. Кажется, на ближайшую неделю ему хватало сполна, так ещё бы и осталось. Гестия бросила взгляд на мальчишку и доиграла песню — послышались бурные аплодисменты, звонкий свист и весёлые возгласы.

— Вы как так играть научились? Расскажите, прошу! — мальчик протянул все деньги.

— Долго и упорно, малыш, тренируйся, и всё получится, а это оставь себе. У меня ведь работа есть, — отнекивалась и трясла руками Гестия, а мальчишка же указал на её спину.

Она обернулась и выкрикнула: «Питер!», и он тут же крепко обнял подругу.

— Я хотел эффектно появиться, блин, тем более, я ж с новым окрасом, — и Питер провёл по молочно-белым волосам.

— Ты прекрасно знаешь, я бы всё равно услышала! Ой, прям новым, цвет-то всегда один и тот же. Пройдёмся?

— Неправда! С каждым разом он всё ближе и ближе к цвету… мамы, — тихо закончил Питер, а Гестия погладила друга по скуле, добавив: «Прости».

Он ответил что-то вроде «Ничего страшного». Затем убрал одну руку за спину и, протянув вторую, будто пригласив на танец сказал:

— Как пожелаешь!

Гестия хихикнула, и друзья пошли по скверу: Питер тут же «заговорил за жизнь», что означало долгий рассказ о прошедшем дне. Подруга кивала, что-то переспрашивала, пока слушала красочное описание недавнего творческого кризиса.

— А потом мне пришла в голову мысль: книга о драконах! Ой, а госпожа акерлей меня за такое не арестует? — прыснул Питер. — Нет, всё оформлю как надо, но я так, на всякий случай.

— Не арестует, не переживай! Но, пожалуйста, давай поговорим о чём-нибудь другом. Если опять услышу хоть что-то о драконах, то я взорвусь, не спрашивай.

Питер кивнул и положил руку на плечо подруги, а вдали зазвенел колокол, возвестивший о начале вечерней службы. Гестия сложила руки в молитвенный жест, Питер нехотя повторил за ней — из уст обоих полилась длинная речь.

«Драконы разрушали наши дома, убивали людей. Если бы не королева с князем, то ничего бы сейчас не было: ни цветов, ни деревьев. Ничего! Как их вообще можно оправдывать?» — мысли о драконах всё не покидали Гестию, пусть она читала молитву.

Из-за рассуждений о природе в голове спичкой вспыхнули воспоминания, но они казались не воспоминаниями, а песней, спетой по сотому кругу, казалось, они настолько реальны, что Гестия потрогала бы их, ощутила будто в первый раз!

Двое неслись по летнему лесу, а сквозь юные листья пробивался тёплый свет. Вокруг прыгали солнечные зайчики, мягкая трава щекотала пятки через сандалии. Тут один запнулся о большую корягу, повалил за собой второго на толстый слой мокрого мха, и оба ребёнка засмеялись, но вскоре смех превратился в безудержный хохот.

— Как думаешь, скоро нас найдут? — один высоко вскинул руки и ноги к голубому небу с плывущими пушистыми облаками. Луч солнца проскользнул сквозь толстые линзы очков, глаза сузились.

— Надеюсь, не скоро, — вторая прислушалась к шёпоту деревьев-великанов, под которыми она лежала.

Над головами пролетали стрекозы с переливающимися крыльями, жужжали толстые шмели и порхали оранжево-чёрные бабочки. Вдали журчала большая и извилистая река, а жёлтые одуванчики на тонких стебельках-ножках будто просили: «Понюхай меня, прошу! Я ведь так приятно пахну! Ах!» Дети болтали о прошедшем учебном годе, полученных оценках, строили планы на ближайшие месяцы, изучали облака, что походили на овец.

«Эх, мама наверняка заставит играть на скрипке в выходные», — печально вздыхала вторая в мыслях.

«Вот бы это лето не заканчивалось никогда», — мечтал первый.

— А пойдём купаться? — внезапно повернул голову он.

— Пойдём! Чего же мы ждём? — вторая помогла подняться ему.

Дети резко побежали к реке, исчезая вдалеке, но за их спинами послышались голоса и шаги взрослых. Первый и вторая оглянулись, опустили головы, видимо, купание отменялось надолго, а возгласы сулили несколько этюдов на скрипке или час чистописания… Ну что за невезение!

«Ни книг, ни стихов, ни танцев, ни музыки, — в памяти проскользнули картинки с прошедшего уличного концерта — Ничего! Даже нас самих!»

Вдруг мысли прервали холодные брызги, и Гестия обернулась — друг давно сидел на краю мраморного фонтана и игриво черпал ладонью воду. Она агрессивно вытерла лицо, а Питер побледнел и замер, ожидая яростную реакцию. Вместо этого Гестия крикнула: «Всё, держись!» и окропила друга. Развернулась целая морская баталия: каждый мочил другого как можно сильнее! Брызги летели во все стороны, Питер стойко занял свою позицию: он должен выйти отсюда победителем, но нет. Гестия начертила в воздухе спираль и направила капли в сторону, после этого послышался визг.

— А-а-а! Бьёшь по слабым местам, — Питер протёр стекло о край рубашки, достал из кармана синего жилета флакон духов: — Это тебе!

— Я изучала много стратегий, если ты помнишь. О, это так мило с твоей стороны, спасибо, — Гестия рассмотрела розовый флакон в форме сердца и поцеловала друга в щёку. Затем она хитро прищурила глаза, сжимая подарок: — Ой, а вы случайно не встречаетесь? Как это нет? А ведь так хорошо смотритесь вместе! Ха-ха.

— Надо было всё же доучиться в Академии, чтоб знать все стратегии, хе-хе. Всегда пожалуйста, — Питер вытер красный след от помады. — Жили-были на свете двое друзей, дружили они с са-а-а-амого детства, и вот однажды Она спросила у Него: «Почему ты никогда не видел во мне девушку?». Он ответил: «А я помню, что ты в детстве слюни пускала». Так, ты до сих пор не рассказала, как у тебя дела!

— Наверное, это моя самая любимая отмазка из всех! Рассказывать нечего, — Гестия закинула ногу на ногу. — Отвратительный день!

Питер погладил подругу по волосам: «Уверен, всё наладится!»

Но на следующий ничего не наладилось, а, наоборот, ухудшилось, и не только так, как думала Гестия.

Собрания-пятиминутки она не любила, особенно тогда, когда на них освещали различные так называемые грехи — без разницы чьи. Иногда провинившихся коллег становилось жалко, ведь выслушивать о собственных промахах при всех никому не приятно. Все акерлеи собрались — в том числе и гвоздь предстоящей программы, Гестия. Ждали только начальство, конферансье, но оно пришло быстро.

Ирвин Швац махнул рукой — значит, дело важное, а приветствия не требовались. Проходя мимо младших по званию, он секунду бросил взгляд на Гестию, которая слегка поёжилась.

«Держись и не падай, сейчас тебе всё припомнят», — шептал внутренний голос.

За что Шваца уважали как начальника, так это за темперамент. Привычка яростно врываться на собрания, а потом рьяно отчитывать сотрудника отсутствовала. В таких ситуациях он говорил без повышенных тонов, но строго и по делу.

Ирвин сел и сложил руки в замок:

— Здравствуйте, здравствуйте, рад вас всех видеть. Госпожа Джонсон, попрошу, встаньте.

Гестия вздохнула и, громко отодвинув стул, поднялась с места. Начались звёздный час или минутка славы, но от этого никуда не денешься.

— Итак, госпожа Джонсон, начнём с внешнего вида, как мы все знаем, акерлей — это лицо Родины, но мне что-то не хочется, чтоб лицо нашего Лавмора выглядело вот так, — в кабинете раздался едва сдерживаемый гогот другого акерлея. — Госпожа Рамм, отставить смех, я не о внешности госпожи Джонсон. Если уж форма вам так мала, то следует приобрести новую.

Гестия тотчас покрылась краской и опустила ресницы. Тут к Швацу присоединилась Линция Рамм, которая только-только успокоилась.

— А ещё госпожа Джонсон после задержания вора пришла в неопрятном виде! — коллега сделала милое и невинное личико, как будто говорила «А что такого?»

Затем она перекинула взгляд на начальство — ноль реакции. Линция крепко сжала губы и застучала пальцами по столу.

«Рамм. Убила бы. Дыши, Гест, дыши. Набивать морду старшей по званию опасно: второй разбор полётов нам нужен? Правильно, не нужен. Да и дальше — хуже», — сержант хрустнула костяшками.

— Но подобное наплевательское отношение к форме присутствует и у подопечного стажёра. Госпожа Джонсон, Мьёльна Санкрот нередко приходит на практику в ненадлежащем виде. Украшения и яркий макияж недопустимы в работе акерлея. Вы, думаю, это прекрасно понимаете.

«Видели бы вы вчерашнюю головомойку, господин Швац, после такой точно не придёт. А если попробует, то я не знаю, что с ней сделаю, — заскрипела зубами Гестия. — И вообще почему я получаю за Мьёльну? Кто из нас каждый день красится как в последний раз? Агрх! Ладно, я за неё и её выходки башкой отвечаю, но бесит. Бесит».

— Также хочу отметить, что я не наблюдаю сделанных отчётов: третий за вами висит. Появится четвёртый, если не отчитаетесь за задержание вора. Говоря же о вчерашнем. Вы оскорбили госпожу Лоттман и госпожу Арчер, почётных артисток нашего города. Ваш тяжёлый характер я знаю, но никогда бы не подумал, что акерлею хватит ума использовать нецензурную лексику в общественном месте.

«Заразы! Гест… Всё, главное, что не вслух, но так бы и придушила эту парочку. Скажу Питеру, чтоб билеты в Королевский Театр больше не доставал. Интересно, а почему про раскрываемость не вспомнил? Ха-ха, так, тихо, а то и вправду вспомнит…»

— Что ж, коллеги, госпожа Джонсон, как поступим в данной ситуации?

— Обещаю, подобного больше не повторится, господин Швац! — раньше всех выпалила Гестия. — Я куплю новую куртку, все отчёты будут сегодня на вашем столе. Со стажёром проведу повторную беседу на тему внешнего вида. А перед госпожами Лоттман и Арчер… обязательно извинюсь. Разрешите сесть?

«И к чему ты это всё сказала? Ай, как будто Швац ждал от меня другого ответа! Отчёты, старушки погорелого театра и Мьёльна — это пустяки. Но, кажется, следующий месяц я буду обедать у Ами. Она, конечно, будет не против, но объедать кузину не очень правильно. Так ведь?»

— Садитесь и только посмейте не выполнить ничего из обещанного. Кхм, далее: этой ночью на стены городского сада и других зданий нанесли граффити сомнительного содержания. В том числе и оскорбляющие наших королев — нынешнюю и покойную, а также князя Сейера. Эти граффити не просто мелкое хулиганство! Криминалисты провели экспертизу: почерк «художников» довольно похож, краски одинаковые. Полагаю, в Таретте появилась новая группировка, и наша задача устранить её.

«Что я там говорила про вчерашний день? Отвратительный? Пожалуй, заберу свои слова обратно. Этот день отвратительный! Он только начался, а меня уже и в хвост, и в гриву! Так и это теперь», — и Гестия недовольно устремила взгляд наверх.