Сила в застывшем янтаре твоём  (джен)

Примечания:

Princesses don’t cry — CARYS

Летта Тармонд заявила, что будет разговаривать только с Асокой Тано, участвовавшей в её аресте. Во время разговора террористку задушили с помощью Силы, пока в камере заключения, где не было никого, кроме падавана и преступницы, благодаря невероятному совпадению работала камера наблюдения, но не работала звукозапись. После того, как подозрение пало на Асоку, она непонятным образом выбралась из-под наблюдения, без какой-либо видимой причины убила несколько клонов и сбежала на нижние уровни Корусанта, на которых была замечена вместе с Ассаж Вентресс, работающей с ней заодно. Несмотря на тёмное прошлое бывшей ученицы Дуку, ни она, ни тогрута не убили ни одного клона при прямом столкновении, а лишь обезвредили их, и, в конце концов, обвиняемую обнаружили и поймали лежащей на ящиках с динамитом, побитой и почти что без сознания.

Для того, чтобы догадаться, что Асока невиновна, вовсе не обязательно называться Лазутчиком.

Таллисибет Энвандунг-Эстерхази быстро протёрла уставшие глаза пальцами и снова взглянула на план Храма. Не так давно известие об аресте давней подруги ударило будто обухом по голове, а новость о её скорой казни и вовсе выбила почву из-под ног. Асока, разумеется, не была самым примерным падаваном, но Лазутчик знала её достаточно хорошо, чтобы сердцем понимать — тогрута бы так никогда не поступила. А после изучения доступных в Голонете материалов по её делу, которых было немало, — её суд с крайне подробным изложением сути преступления транслировался на всю Галактику — голова полностью согласилась с сердцем. Асока невиновна и полностью беззащитна перед Высшим Судом Республики, а тем, кому угрожает опасность, на помощь всегда приходят джедаи.

Таллисибет оказалась не единственной, кто отчаянно хотел помочь тогруте. Благодаря непрерывной слежке за Стражем, стоящим у камеры заключённой, Бет получила от Катуни информацию о смене караула каждые четыре часа. Остальные юнлинги, которых Асока некоторое время назад сопровождала в экспедиции на Илум, тоже выразили готовность помогать падавану в организации плана побега.

Лазутчик потянулась к голограмме, отображавшей план Храма джедаев, и двумя пальцами уменьшила масштаб, пытаясь точнее определить оптимальный для побега маршрут. Центр заключения, куда поместили Асоку, находился в юго-восточной части Храма, прямо под жилыми комнатами, что со стороны архитекторов было достаточно странным решением. Недалеко от всё той же тюрьмы, многими десятилетиями ранее предназначавшейся для ситхов, располагался задний вход, что окончательно ставило любого здравомыслящего разумного в тупик. С другой стороны, делать серию камер заключения в центре Храма тоже вряд ли было бы мудрым решением, так что архитекторы явно старались как могли.

Таллисибет провела пальцем по голограмме, рисуя кривую линию, отображавшую приблизительный маршрут. За какой-никакой план падаван могла отдельно поблагодарить Кэда Бейна: именно та знаменитая история похищения голокрона натолкнула её на мысль об использовании систем вентиляции. Разумеется, после того инцидента разные участки вентиляции были укреплены и оснащены дополнительной защитой, но, чтобы выбраться из Храма, им нужно было пройти совсем небольшой участок пути, не пересекающийся с основными коридорами, которые представляли ценность для гипотетических воров. Полной уверенности в отсутствии каких-либо датчиков на запланированном маршруте у Таллисибет не было, но шансы на это казались весьма неплохими, а никаких идей лучше в голову ей не приходило.

Лазутчик незаметно оглянулась по сторонам, ещё раз проверяя, что никто не видит манипуляций, проворачиваемых с картами Храма. К счастью, в Архивах ранним утром можно было встретить лишь немногих жаворонков, которые, как правило, ограничивались рассеянным кивком в качестве приветствия, а мадам Джокаста сама чем-то была занята и лишь изредка поднимала взгляд от монитора. Улучив момент, Таллисибет подсоединила свой датапад к компьютеру библиотеки и скопировала планы здания со всеми начерченными маршрутами. Никто не запрещал джедаям копировать информацию из Архивов, — воспрещалось лишь выносить оригинальные материалы из помещения — но, планируя побег опасного в глазах общественности предателя, осуждённого на смертную казнь, резонно хотя бы попытаться замести следы подготовки.

Падаван прижала датапад к груди, тихо встала со стула и прошла к выходу из Архивов, уважительно кивнув мадам Джокасте в знак прощания. Подняв взгляд, она посмотрела на часы, висящие над ведущей из библиотеки дверью. Стрелки показывали четверть седьмого утра. Казнь Асоки запланирована на послезавтра. Лазутчик поднесла руку с прикреплённым на ней комлинком ко рту и, нажав на кнопку записи, отправила всем участникам «заговора» сообщение с данными, где и когда должен появиться каждый из них — действия они уже распределили.

И к завтрашнему утру невиновная ученица джедаев должна быть на свободе.

* * *

Шаги Стража за дверью, раздававшиеся лишь в момент смены караула, снова затихли. Когда её арестовали в первый раз, ей было как никогда одиноко, но она знала, что Учитель придёт за ней, ведь он никогда бы её не бросил. Это знание подверглось сомнению, когда за ней по пятам гнался её же легион. Когда её схватили во второй раз, поймав на нижних уровнях, она надеялась, что он поможет ей — он же никогда её не бросал.

И эта надежда разбилась вдребезги вместе со звуком оторванной падаванской цепочки и безжалостным приговором Совета, до сих пор звучащим в её голове голосом Ки-Ади-Мунди.

Теперь же, оказавшись уже в другой камере, Асока ничего не знала и ни на что не надеялась. Она ждала, но не своего Учителя. Она дожидалась трибунала, сидя на полу и глядя в одну точку. В камере было подобие койки, но, если бы тогрута сидела на ней, перед её взглядом все время стояла бы дверь. Дверь, являвшаяся полным дубликатом любой двери в месте, которое она раньше считала своим домом и в котором больше не было ничего родного.

Асока всегда была верна ценностям Ордена и полностью их разделяла. Она любила ремесло джедая и с детства только им и грезила, пытаясь стать рыцарем, чему всегда мешал её буйный нрав. Однако за всепоглощающим восхищением в глазах юных адептов Ордена не было видно ни коррупции, о которой до Мандалора девочка имела только теоретические познания, ни проблем рабства и голода на многих планетах, которые Республика просто игнорировала, ни этой грязной игры в политику. Игры, которая сопровождалась монотонным голосом Таркина, бьющего по защите девочки, представленной адвокатом, которому эта защита и самому была не слишком интересна. Игры, которая включала в себя молчание со стороны сенаторов и джедаев, многим из которых Асока когда-то спасла жизни, и противный писк дронов, летающих вокруг неё и транслирующих каждое ее движение на десятках, если не сотнях сайтов.

С Тано окончательно слетели розовые очки, но это не произошло внезапно. Медленно, на протяжении всей войны тогрута видела, как ржавчина поселилась в механизмах Республики, разъедая их изнутри, и этой ржавчиной являлись отнюдь не сепаратисты. Она и раньше знала, что политика — это бои без правил, где каждый пытается утопить другого, возвысившись над остальными. Асока даже с небольшим высокомерием втайне считала себя проницательной, раз она догадалась, что Республика медленно погружается в пучину.

И почему-то совершенно забыла, кому подчиняется Орден джедаев.

Конечно, она всё ещё помнила хищную улыбку канцлера Палпатина, зачитывающего её смертный приговор. Она помнила холодный, размеренный голос адмирала на обвиняющей стороне и скучающий незаинтересованный тон её адвоката.

Но чего она никогда не сможет забыть, так это холодных и незаинтересованных голосов магистров-джедаев, тех, кого она почитала с раннего детства, и тех, кто так просто от неё отвернулся.

«Рад видеть тебя целой и невредимой, юная ´Сока».

Магистр Пло Кун был тем, кто привёл её в Храм, и долгие годы являлся самым близким ей существом. Он спас её от самозванца, который прикинулся джедаем, чтобы похитить девочку. Он лично учил маленькую тогруту многому из того, что она знала по сей день, и он был самым первым тёплым воспоминанием, всплывавшим в голове Асоки, так как своих родителей она не помнила.

Теперь это воспоминание треснуло, как простреленное пулей стекло, постоянно перебиваясь словами Пло Куна, сказанными перед её исключением из Ордена.

«Рад видеть… вас видели с Вентресс… тебя невредимой… падаван».

Асока до боли закусила губу и подтянула колени к подбородку, обхватив их руками. Закрыв глаза, она опустила голову и уткнулась ей в ноги, пытаясь отгородиться от воспоминаний. Но после того, как она вспомнила о магистре Пло, остальные отрывки прошлого накинулись на неё и захлестнули с головой.

«Всё будет в порядке, если держаться вместе».

Магистр Оби-Ван Кеноби, вечно прячущий улыбку в густой рыжеватой бороде, всегда нравился тогруте. Он частенько читал ей лекции о том, как надо и как не надо себя вести, почему привязанности — это плохо и почему бросаться на врага лицом к лицу с боевым кличем — не лучшая идея. Нотации так и сыпались у него изо рта, пока на губах вечно гуляла плохо скрытая мягкая улыбка.

Асока без пререканий слушала бы лекции Кеноби часами, если бы это дало возможность не помнить его молчание все эти дни.

«Всё… в порядке… если… вместе».

Но теперь она была одна.

Тогрута сцепила руки в замок за головой и стала биться затылком об стену, чувствуя оставленные ей ссадины на спинном лекку, чувствуя на языке металлический привкус крови из прокушенной губы, но не боль. Вызвав это воспоминание, она вспомнила и третьего его участника.

«Оби-Ван не взял бы тебя в ученики…»

Бывший падаван вскочила на ноги и, взвыв от боли, не имевшей отношения к ранам, со всей силы ударила стену из дюрастали кулаком. На поверхности остались кровавые следы, как и на костяшках пальцев. Но выглядевшую обезумевшей Тано это не волновало.

«… а я, пожалуй, попробую».

Удар. Кровь потекла по стене тоненькими струйками. Удар. Остекленевшие глаза ничего не выражали. Удар. Крик, который бросил бы любого в дрожь, раздался в одиночной камере. Удар.

Тишина…

А в это время за многие световые года от этого места один человек вскочил с кресла пилота, почувствовав, что одна из самых крепких нитей, связывавшая его с близкой ему девчонкой, как будто оборвалась, затерявшись в пучине чувств и эмоций.

Тогрута медленно отошла от стены и с шоком посмотрела на тыльные стороны ладоней, полностью испачканные кровью. Её губы мелко задрожали, но глаза были наполнены только страхом, не слезами. Тано отшатнулась от выхода из камеры и буквально рухнула на койку, закрыв окровавленными ладонями лицо. Она не знала, сколько времени просидела так, прежде чем раздался звук открытия двери.

Асока отняла ладони от лица и тут же закрылась одной из них от света: освещение за пределами камеры было куда сильнее, чем внутри. Прищурившись, тогрута смогла разглядеть на входе в помещение небольшой силуэт со смутно знакомыми чертами, а, проморгавшись, дрожащим голосом спросила:

— Талли?