Король бывает только один (гет)

Маник шёл быстро, при этом стараясь не создавать лишнего шума. Конечно, целый рой дезиллюминационных и шумогасящих заклинаний на нём висел, но всё одно — не стоит шуметь. Тут ведь хоть и пустыня, да только у каждого камня может быть ухо, а то и два. Так, катнётся камушек, а в местной пустыне камни просто так не катаются, — и прознает тот, кому интересно, что кто-то невидимый бродит тут как у себя...

Можно, конечно, было и прямо в город сигануть, но трансгрессионный хлопок легко разбудит ночью ближайшую округу, а это не нужно. Не ждут местные гостей, причём настолько сильно не ждут, что хорошо бы и не приходить к ним в гости, одному-то точно. Словят — так и сварить могут в котле да в масле. Бывало уже.

Судя по пригородным развалинам, городу досталось. Не берегли его гости и хозяев не особо и спрашивали. Остатки зданий не превышали роста взрослого мужчины, и этого хватало, чтобы идти скрытно, не привлекая внимания. Кого? А того, кто может смотреть. А выяснилось, и достоверно: могут, и не только маги.

Путь пролегал по довольно широкой улице. Естественно, ни о каком адресе речи не шло. Одно слово — развалины, хотя встречались и не особо разрушенные дома, как правило занятые разношёрстными жильцами, окружившими свои пристанища кучами разного мусора, от картонных коробок и пластиковых — вот же гадость противоестественная — до обычного говна, наваленного кучами, иногда со следами прохожих. И всюду на перекрёстках эти их, как их? А, блокпосты.

Маник шёл уже больше часа, хотя и скользил под зельем лёгкого шага, отчего двигался намного шустрее простого пешехода. А ведь ещё два часа идти до точки «рандеву». И с кем? С упырём, чтоб его жбака поела.

Почему Маник на это пошёл? Так цыган, его от араба только волосы отличают, вьются они у Маника, всегда такие были.

Как-то Ману, а звали его именно так, позвали старшие. Он тогда жил в Екатеринбурге. Жили просто и частенько сиживали на вокзале: ясно, «зарабатывали». Один из старших представил гостей, что пришли с ним. И один из тех гостей объяснил, что вольница и обычные дела кончились и жизнь пора строить праведную. А ежели кто не понял, так Пенджаб родина им. Конечно, началось всякое громкое, отчего разволновавшийся мальчишка, которому только что стукнуло одиннадцать, взял и, как водится, случайно и без задней, естественно, мысли подпалил бороду деду Бурте, кричавшему громче всех.

— А этого я забираю с собой, — проговорил второй гость, крупный полноватый мужчина с профессорской бородкой и круглыми очками со странно переливающимися стёклами.

Так Ману попал в Колдовстворец — школу магии, что в самом Петербурге, а не в, как он думал поначалу, тюрьму для малолетних поджигателей. Учиться было трудно, но интересно.

В первые же каникулы Маника — так его имя переиначили одноклассники — к нему в школу приехал отец мамы, дедушка Стево. Он был главным в роду мамы и очень уважаемым. Дедушка погладил Ману по голове.

— Крепись, — сказал он глухим голосом, — ты теперь другой, табор не примет тебя, но если помощь нужна будет — говори, я приду и помогу.

Слова деда Ману вспомнил в начале летних каникул. Все старые друзья поначалу просили показать чудеса, а когда он сказал, что нельзя, все они решили, что он задаётся, и... В общем, в начале июля Ману попросил дедушку отвезти его в школу.

Много позже Ману понял, почему его отверг свой же табор. Просто магов среди цыган крайне мало, ведь все цыгане так или иначе видят или, скорее, чувствуют магию, а вот владеть ею не могут, по крайней мере в полном понимании. Позже Ману узнал слова «полусилок» и «сквибб». Правда, в Колдовстворце уже учился один цыган, но он заканчивал школу и не обращал внимания на «мелочь». Опять же позже Ману познакомился и с другими, но каждый занимался чем-то своим, и встречаться часто — хотя бы для того, чтобы попеть у костра, — не получалось. После школы несколько однокашников, как и Маник, поступили в академию — на разные факультеты, а после академии они разлетелись по всей стране: Маник вот в страже, к тому же в отделе внешних дел. Но всё же связь с однокашниками была. Мало того, что у каждого было блюдечко с голубой каёмочкой, так и монетки с позывными чарами для коротких сообщений, в основном призывов о помощи. На предпоследнем курсе Колдовстворца парни под руководством Евграфа Салазарова добыли из какой-то магловской коллекции монет олимпийские рубли — ещё советские — и зачаровали их. После эти рубли стали предметом гордости всего класса. Правда, использовались они больше для поздравлений, например с днём рождения. Да и дальность была несколько ограничена.

* * *

Маник шёл почти по развалинам. А как же, кругом сплошной саман, а его можно и ветром поприличней раздуть — при желании. Маник явно прошёл в историческую часть города — полуразваленные строения из кирпича максимум в три этажа с черепичными крышами, которые хотя бы из обожжённой глины сработаны.

Над полуразрушенными домами из самана виднелись высотные здания современной постройки, вот в их сторону и свернул Маник на первом же перекрёстке, чуть не попавшись.

Маник шёл расслабленно и опрометчиво крутил в пальцах тот самый олимпийский рубль, а на перекрёстке оказался блокпост. Да ещё и с магом.

Оно, конечно, да — комплект «скрыта» на маге работает, а вот на рубле? Кто ж знает. А никто. Только вот маг, укутанный в темно-зелёную хламиду с чёрным покрывалом голове, встрепенулся и начал что-то высматривать как раз там, где был Маник.

Маник замер, зажав рубль в кулаке, стоя столбом не шевелясь. Какое-то время глаза с окрашенными черной тушью ресницами и черными же тенями вокруг сверлили то место, где стоял Маник, но, видимо так и не поняв, что его встревожило, маг пошёл дальше, обводя все кругом нарочито свирепым взглядом.

Маник тихохонько двинулся дальше, стараясь идти ещё аккуратней, но было уже недалеко.

Довольно высокий полукупол на приземистых колоннах накрывал полукруглый зал; купол, правда, был провален в паре мест, но и так смотрелся ого-го, а зал с мозаичным полом, похоже, был построен как бы не в римские времена. В разных концах зала находились арки входов в нижнее помещение, откуда и доносились звуки трапезы упыря и шебуршание, будто тот таскал за собой ворох тряпья. И смрад, да такой, что глаза сразу же заслезились.

Легкий жест — и вокруг головы возник головной пузырь, иначе задохнуться легко. Что там, внизу, Маник не знал, сигнал на этого упыря был от местных христиан.

Маник подошёл к провалу, что темнел почти в центре зала. Звуки пиршества прекратились, слышно было лишь невнятное чмоканье.

— Нажрался, падаль, досасывает, скоро баиньки, надо брать, — пробормотал Маник, наколдовывая сеть тонкой шёлковой нити с тончайшей роговниковой паутиной — её всякая нежить край как не любит, а поделать ничего не может: роговник парализует токи некротические, отчего те же упыри вроде как в транс впадают и деревенеют.

Как раз закончил с подготовкой, когда на краю провала показались пальцы, изгвазданные в буром, потом голова — и вот весь упырь, на вид человек, только весь испачкан в...

— Привет, — тихо шепнул Маник, напружиниваясь и наблюдая за молниеносной реакцией твари, которая мгновенно прыгнула вертикально и, забормотав, попыталась вцепиться в оледеневшие камни свода. Не вышло, и упырь, всё так же удивленно бормоча, свалился в сеть, которая мгновенно его опутала, будто кокон. Свёрток с громким шлепком свалился почти к ногам довольного собой Маника.

Повернув перстень на большом пальце левой руки, Маник подал сигнал своим. Те находились на расстоянии комфортного сига и должны были среагировать быстро.

Так, собственно, и произошло: парни появились уже через три минуты. Да только за это время Маник успел подойти к арке спуска, подсветив себе простецкой «наленой» и подвесив у себя над головой простой огонёк немногим ярче свечи. Можно бы и поярче чего, но зачем оповещать о себе всю округу той же «аншиманой».

В Колдовстворце проходили и основные европейские заклинания, но Маник предпочитал санскрит. И, осмотрев пространство нижнего помещения — цистерны, он вдохновенно блевал, стоя на коленях и держась за ступени лестницы, что вела вниз.

В таком положении его и застали напарники — Коляша, добродушный и улыбчивый детина сам себя шире в плечах, да Санёк, простецкий в общении спокойный парень с большой магической энциклопедией в голове.

— Сунулся всё же, — покачал головой Коляша, поднимая за плечи приятеля и сослуживца. — Говорили же тебе, Маник, не лезь вниз.

— Как это, а, Коля, — просипел едва отдышавшийся Маник, — это же там, — он мотнул головой в сторону арки, — столько народу порезанного, и в основном бабы с детьми.

— А ты думал, — проговорил невероятно серьёзный Коляша, — что пиявка эта и есть главная беда здешней христианской общины? — Он слегка тряхнул Маника за плечи. — Война, Маник, война здесь идёт семимильными не шагами даже — прыжками. Ненавистью так всё пропиталось — хоть на куски её режь, не чуешь разве, а там, почитай, вся христианская община города. Просталей-то много, и они совсем не боятся кровь лить.

— Ладно, хватит, — тихо проговорил Санёк, доставая палочку из кармашка, спрятанного под обычной магловской кожанкой, — мы, Коля, тоже не феи над ромашками, к тому же пора нам.

Саня взмахом палочки перевернул упыря на спину и ухватился за петлю на сети.

— Всё, Коля, хватай — и поскакали аки кузнечики.

— Идите.

— Чего? — не понял Саня.

— Того, — проговорил Маник, — идите, я тут...

— Сдурел, — перебил его Николай, окончательно посерьёзневший. — Тут сейчас такое будет...

За провалом стены, что вёл за пределы зала, становилось шумно. Слышались выкрики, приближающийся топот, какая-то ругань, сверкали лучи света.

— Идите, — твёрдо сказал Маник, кивнув в сторону арки. — Я их похороню только — и за вами.

Коляша посмотрел приятелю в глаза, что-то понял и, подняв мешок, что был при упыре, коротко кивнув, бросил Сане:

— Пошли.

Хлоп! — и Маник остался один. Он огляделся: зал над цистерной был красив, но... Снаружи здания, похоже, собиралась толпа, и хотя лезть внутрь местные не спешили — похоже, тварь доставала не только христиан, и остальные не особо рвались с ней встретиться, — но скоро прибудут военные, и... В общем, времени мало.

Быстро пройдясь по углам зала и навесив в них заклинания замедленного действия, но быстрого разрушения, связал их воедино нужной техникой, протянул подрывные заклятия нитями по быстро определённым силовым контурам, после чего надел спецобувь — летучие сандалии — и взмыл вверх, вылетев сквозь пролом в куполе.

— Пихве-ец, — выразился Маник, глядя на толпу внизу, а поглядеть было на что, включая мага, — о, и не один.

Внизу, раздавая команды, кричал на двоих в местных в балахонах некто в военной форме. С чего Маник решил, что это маг? Так этот военный на Маника палочкой указывал, отдавая приказы местным.

Маник направил палочку на вершину магического контура: «Бхуханалена». Капля золотистого пламени упала на вершину магической конструкции и, растекаясь, начала поджигать все закладные точки силы. В какой-то момент, когда вся конструкция засветилась золотом, низко бухнул невидимый колокол, и вся средневековая конструкция ухнула в старую цистерну, погребая под массой кирпича и цветных плиточных украшений несколько сот трупов. Из-за гулкого удара колокола толпа внизу слегка присела и замерла. Пыль, поднимаясь над невысоким курганом, приняла форму креста.

Толпа внизу стояла молча недолго. Сначала заголосил тот самый военный и, направив на Маника палочку, ударил чем-то явно огненным, но Маник уже начал набирать скорость, улетая в сторону пустыни. Но тут заорал маг из местных, и в один момент залились очередями ружья, довольно ощутимо сбивая щитовые чары.

Маник метнулся в сторону окраины города, но его достали чем-то большим. За спиной громко бабахнуло, и через секунду после того, как погасли щиты, что-то резко и сильно дернуло правый бок, бедро и спину несколькими глубокими порезами одновременно. Боли Маник особо не чувствовал, но раны сразу стали набухать мокрым. Малик рванулся ещё — набранной высоты уже хватит для скольжения в пустыню, но силы быстро уходили. Малик достал рублик.

— Ребят, кто рядом, помогите, а то сдохну к граням собачьим, — пробормотал он, сжимая и согревая в руке олимпийский рубль и теряя последние силы над самым песком.