Привет, солнце, или, а что, если всё было немного не так (гет)

Сторона Энакина

Проснулся из-за того, что что-то издавало неприятный, противный, режущий слух писк. Открыть глаза оказалось отнюдь нетривиальной задачей. Но вот разум победил тело и перед глазами предстал теряющийся в тенях потолок. Попытка повернуть голову успехом не увенчалась: что-то мешало, оно было во рту и уходило куда-то в глубь горла. Едва набрался сил, чтобы шевельнуться, как дверь в комнату отворилась, и к койке, на которой он лежал, подошла миловидная девушка в медицинской одежде.

— Тише, Ваша Светлость, вам нельзя двигаться, дайте своим ранам зажить, операция по пересадке искусственной кожи прошла каких-то полтора суток как, — говорила она и параллельно проверяла показания находящихся рядом приборов.

«Операция, пересадка кожи, раны», — последовательно пронеслось в голове и словно в ответ на поисковый запрос перед глазами встали картины его неудачного боя на Мустафаре. «Падме, ПАДМЕ», — надорванным, загнанным зверем мысленно закричал Энакин. Палату ощутимо тряхнуло, а приборы дружно перешли на надрывный писк.

— Тише, Ваша Светлость, вот, прошу, посмотрите, велено вам показать, — налившиеся золотом глаза всё-таки скосились в сторону предложенного объекта созерцания. Объектом оказалось цветное фото, на котором была его Падме, а рядом с ней два небольших смешно сморщившихся свёртка. «Падме…» — мысленно пробормотал враз успокоившийся Энакин. Теперь, когда его вниманием безраздельно завладело изображение жены и, как оказалось, ещё и малышей, он разглядел, что чуть ниже имеется подпись. «Мальчик» гласила строчка справа, «девочка» было выведено левее, а ниже её почерком: «Я люблю тебя, родной, они лучшее, что ты мог бы мне подарить» и на строку ниже: «P.S. Не буянь, я приду, как только врачи разрешат посещения» и дата.

Словно прочитав его мысли, медсестра сообщила, что с момента снятия фото прошло почти три недели, а также то; что госпожа Наберрие-Скайуокер два дня как проходила полное обследование, не выявившее хоть каких бы то ни было проблем со здоровьем; что дети родились здоровыми, и мальчик просто-таки богатырь весом чуть менее четырёх килограмм.

Тряска в помещении сошла на нет, и приборы вновь показали, что состояние пациента стабильно. А в то самое время, как Энакин старался удержать то зыбкое едва не разваливающееся спокойствие, в резиденции семьи Наберрие раздался так давно ожидавшийся там телефонный звонок.

Сторона Падме

Вызов приняла находившаяся ближе всех к коммутатору мать, и она же и стала той, кто сообщил семье о том, что Энакин наконец-таки очнулся. То, с какой скоростью мимо пронеслась младшая дочь, вызвало у женщины едва заметную улыбку. Правда, сама Падме этого уже не видела, так как её спидер, явно возомнив, что за рулём Энакин, уже рванул с места.

Прибыв в больницу, Падме отметилась у врача, и тот тут же пожаловался, что пациент плохо себя ведёт и пугает персонал. На что Падме лишь пожала плечами и напомнила, что в крови её мужа по-прежнему более чем достаточно мидихлориан, и, как следствие, ему не стоит пребывать в расстроенных чувствах, а так как с его травмами и не расстроиться, это надо быть полнейшим и совершенно неадекватным социопатом, то…

В продолжении фраза не нуждалась, и врач, понимающе кивнув, разрешил посещение.

— Пять минут, — напомнил он у самой двери. Падме кивнула и юркнула в комнату предварительной очистки.

Видеть его таким было по-настоящему больно, но пришлось взять себя в руки, и именно поэтому на её лице не дрогнул ни единый мускул, всё же политик её уровня просто-таки обязан в совершенстве владеть мимикой.

— Привет, солнце, врачи жалуются на одного буйного пациента. Ты не знаешь, кто бы это мог быть? — его грязно-жёлтые глаза буквально впились в едва вошедшую Падме, и та против воли поёжилась.

— Прошу, не надо, тебе категорически не идёт жёлтый цвет, теряется на фоне волос, — смотрящий явно ошарашено моргнул.

— Прости меня, солнце, это моя вина, мне даже коснуться тебя запретили, но я верю, что ты обязательно поправишься. Видишь, я здесь, я не твой глюк, как, увы, не глюк и то, что твои сны сбылись, вот только ты, видимо, так хотел защитить меня, что каким-то образом забрал предначертанное мне на себя. Вот только то не твоя судьба, и в итоге ты лежишь здесь, а всё, что я могу сказать, так это то, что он мёртв, его тело без остатка сгорело в лаве, и более он никогда и никому не запудрит мозг. — Грязно-жёлтые глаза вновь моргнули, и Падме, посчитав это хорошим знаком, продолжила.

— Эни, я знаю, что тебе сейчас очень плохо и ты, наверное, от слова совсем не рад, но прошу, не накручивай себя и не выдумывай раньше времени. Да, сейчас тебе пересадили искусственные лёгкие и кожу, но это временная мера. Потерпи, спецзаказ каминоанцам разместили ещё две недели назад. Буквально сразу же, как врачи подтвердили принципиальную возможность осуществить столь обширную операцию по пересадке и при этом гарантировать, что ты перенесёшь её без каких бы то ни было побочных эффектов.

Сторона Энакина

Просто лежать и смотреть в потолок — вот то единственное, что можно делать прямо здесь и прямо сейчас. Медсестра ушла что-то около десяти минут назад, и примерно тогда же на него накатило понимание того, во что именно он превратился. «Обрубок, обгорелый обрубок», — зло думал Энакин, думал и не замечал того, как в комнате опять начали подрагивать предметы. Где-то за дверью ощущался встревоженный персонал, они явно его боялись, хотя чего тут можно бояться он, Энакин, решительно не понимал.

Мир изменился в один миг: вот секунду назад не было, и вдруг засияло солнце, его личное солнце — не узнать отпечаток своей жены в силе… Просите, что попроще. Вот только зачем? А отпечаток неумолимо приближался, и вот он уже за дверью. На сердце стальными когтями скребут неведомые науке звери, но остановить своего ангела он совершенно не в силах, ведь пока в горле торчит эта проклятущая трубка, он лишён даже собственного голоса. «Да и есть ли он у меня?» — отстранённо подумал Энакин и невольно впился глазами в начавшую открываться дверь.

Дверь отъезжает в сторону, и вот она уже в палате, нет лучшей награды, чем просто видеть её улыбку, правда, понять, откуда у неё на неё силы — это выше его понимания. А жена, будто и не замечая его состояния, щебечет о том, что на него-де медики жалуются. И всё, что остаётся, это с совершенно искренним изумлением лупать глазами. А Падме тем временем поясняет что, увы, но к нему нельзя прикасаться, но это-де ненадолго, что какой-то там заказ на Камино, и что операция будет. Что за операция, и почему его ангел не видит, что его можно сказать уже и нет. «А ведь и вправду не видит или виртуозно игнорирует», — пронеслось в мыслях, а Падме тем временем выдала такое, что и представить-то сложно. Но из её слов получалось, что каминоанцы, оказывается, не только армию клонов вырастить горазды. Они и одного конкретного клона могут. И именно это они сейчас и делают его клона. Точнее не клона, а какого-то там агнота*. Из слов Падме получается, что этот, как там его, агнот это что-то вроде недоклона или клона, но только совершенно безмозглого, одним словом, овоща, годящегося разве что на запчасти. И вот тут-то до него и дошло, что Падме буквально вознамерилась вернуть ему обратно всё то, что так не дальновидно изволил пообрубать Кеноби.

Дальнейший смысл от ни разу не прошаренного в медицине летуна ускользнул, но основное он таки понял: надо подождать, пока агнот созреет, а потом будет операция по пересадке. Как именно это будет выглядеть, представлялось довольно-таки слабо. В голову почему-то лезли зубчатые пилы и отрубленные конечности.

Прошло три месяца

Сегодня Падме была особенно радостной. Влетела в палату радостным вихрем и с ходу озадачила вопросом о том, угадает ли он, Энакин, какую новость она принесла. В ответ просто пожал плечами. Дескать, не знаю. Говорить он, увы, всё ещё не мог, чего, кстати, нельзя сказать о письме. И если кто-то удивился, как можно писать без рук, то пусть вспомнит о том, что этот конкретный пациент человек не совсем обычный.

В общем, с письмом проблему решили довольно-таки просто. Началось все с того, что расстроенный Энакин решил, что для жены он только и исключительно обуза, а раз так, то что? Правильно надо сказать ей, чтоб не гробила на него, обрубка, жизнь.

Сказано-сделано, вместо карандаша выступили какие-то деревянные палочки. А вместо листа сгодился пол. Немного силы, немного усердия — и вот к очередному, хоть часы сверяй, явлению любимой на полу выложено совершенно недвусмысленное послание. Падме не оценила, расплакалась и, обозвав идиотом, унеслась прочь.

На следующий день в гости заглянула глава семьи, в тот день он горько пожалел о том, что не умер на Мустафаре, а также накрепко зарёкся расстраивать супругу ну хоть какой бы то ни было глупостью. Ещё через три дня вернулась Пад. Притащила с собой маркерную доску и маркеры и сказала, что не уйдёт, пока супруг не объяснится.

И ведь не ушла, пришлось старательно водить маркером по доске. Буквы корявые, но что поделать, сила это вам не каллиграфический станок. Общались долго, на одну фразу уходило минуты по три, а иногда и поболе, но в итоге пришли к согласию. Он, Энакин, более не заикается о том, что с ним ну вот хоть что бы то ни было не так, а Падме больше не будет бередить ему душу.

С тех пор большая часть разговоров сводилась к тому, что Падме рассказывала о малышах, кто что сделал и в какой именно форме. Иногда Энакин думал, что он знает о своих детях даже больше, чем всё, вот и сегодня едва раскрылась дверь, а с порога вместо привет звучит уже знакомое угадай что.

Сторона Падме

Прошедшие недели выдались определенно непростыми, одна только та выходка Энакина, после которой проплакала всю ночь, чуть не лишилась молока, а дети орали как ненормальные. Сола тогда сказала, что все в отца, а на утро куда-то ушла бабушка. Это уже позже выяснилось, что Винама Наберрие, матриарх их семейства, ходила навестить не в меру распоясавшегося зятя. Вот прям так и сказала: не в меру распоясавшегося. Когда спустя три дня рискнула показаться в больнице, Энакин был прямо-таки шёлковым. Старательно лупал глазами и совершенно не сопротивлялся, когда она, Падме, решила, что надо бы расставить все точки над и. Практически три часа споров, но к консенсусу они таки пришли.

Энакин не корчит из себя невесть что, а она постарается не задевать за живое. Но время пролетело как один миг, и, наконец, с Камино привезли столь долгожданный объект, человеком или даже просто клоном выращенный каминоанцами овощ Падме не воспринимала.

От зарождения и до смерти полностью в пробирке, искусственно лишённый мозга, полностью вегетативный организм, что на клеточном уровне полностью идентичен супругу. Последнему же предстояло пройти сложнейшую многочасовую операцию совмещавшую в себе как пересадку лёгких и кожи, так и полную пересадку конечностей. Да, вы не ослышались, агноту предстояло буквально поменяться с Энакином местами, его ноги и руки должны буквально стать руками и ногами Энакина и не только конечности, но ещё и полностью весь кожный покров. От лица и до самого окончания того, что таки сумело уцелеть в том огненном аду. Так как агнот был, по сути, полной генетической копией Энакина, то каких-либо проблем и отторжения тканей не прогнозировалось, как и каких-либо проблем с непосредственным процессом пересадки. С тех пор, как миры сделали свой шаг к звёздам, изменилось очень и очень многое, одна только бакта сама по себе творит настоящие чудеса, но не ей единой, и именно поэтому на Набу одни из лучших клиник в галактике. Планета и так практически курорт, так почему бы озёрному краю славиться только и исключительно пляжами и видами.

Природа, чистый воздух — самое то, что необходимо для проведения всевозможных этапов лечения, и именно там и зародилась жутко дорогая, но от этого не менее, а может быть, и более действенная медицина. Основанная в основном на дарах Набу, она достигла прямо-таки небывалых высот и творила самые что ни на есть настоящие чудеса.

Причина же того, почему все вокруг до сих пор не начали выращивать себе новые руки и ноги, была до банальности проста. Пришить-то пришьют и от родной не отличить будет, но вот биоматериал-то, где брать. Проблему отторжения донорских органов признали давно, как и то, что способы подавления оного отторжения под час вредят значительно больше, чем если бы человек остался, скажем, без руки.

Единственное решение — это клонирование, но не все и не везде берутся за это, да и долго это. Те же Спарато пытались ускорить процесс, но у них так ничего и не вышло. О Камино же узнали не так чтоб давно. Денег они просили прямо-таки немерено. Правда, и результат гарантировался. Вот только им было наплевать, нужна тебе только кожа или, скажем, почки. Оплачивайте всё полностью, и никаких утром стулья, вечером деньги. Как раз-таки именно утром деньги, а вечером стулья, то бишь полная предоплата инкубатора, и через месяц тире три вы получите готовый агнот. Срок варьируется, так как биологический возраст агнота должен соответствовать таковому у реципиента.*

Деньги у бывшей королевы Набу были, как и время. Состояние Энакина удалось стабилизировать. И три месяца прошли почти что незаметно. Заботы о малышах, повышенный интерес со стороны теперь уже ставшего императором Палпатина. В общем, скучать было некогда, правда, заботы о последнем взяла на себя семья. Именно после вмешательства родственников её фамилия Наберрие дополнилась приставкой Скайуокер.

День операции назначили, как только посылка с Камино прибыла в распоряжение врачей. Две бригады хирургов уровня галактического светила, но иначе и быть не могло, ведь на столе самый почитаемый со времён Джафара Объединителя гражданин Набу. Да, вы не ослышались, гражданство у Энакина совершенно внезапно оказалось именно набуанское, как, собственно, и титул. Титул вполне себе легальный и весьма и весьма высокий. Лордом Энакин Скайуокер стал в неполные десять. Произошло это потому, что благодарные за снятие блокады жители подали подписанное практически всем населением Набу прошение. Отказать народу в подобной просьбе, да кто она, Амидала, такая, чтобы делать нечто подобное. Как итог Энакин стал лордом Скайуокером, и так как джедаи отказались привезти ребёнка на церемонию, то все почести и славу тогда ещё мальчик получил заочно.

И вот генерал Скайуокер — герой, остановивший войны клонов; герой, что спас его теперь уже императорское величество Коса Палпатина и предотвратил самый что ни на есть официальный государственный переворот. По крайней мере, такова официальная версия событий тех дней, когда был отдан роковой приказ шестьдесят шесть. Лежит в лучшей клинике Набу. И если в прошлый раз мальчик спас их королеву и народ, то теперь вот защитил всю республику и лично канцлера. В общем, уважение со стороны персонала было более чем ожидаемым. И именно поэтому иначе как «мой лорд» или «Ваша Светлость» к нему не обращались. А через пару недель ошарашенная вопросом супруга Падме узнала, что муж-то, оказывается, и вовсе не в теме. Храмовники, чтоб им пусто было, решили, что знание о дарованном ему, Энакину, титуле есть знание лишнее и тлетворное. Возгордится мальчик, а гордыня — путь во тьму.

Где-то там на Корусканте супруга дожидается медаль, а сам супруг вот прямо сейчас готовится к операции. В следующий раз поговорить удастся хорошо если через неделю. Это минимальный срок на восстановление, который спрогнозировали врачи. Уже перед самым началом Энакин, насколько это вообще возможно, улыбнулся и сказал, что когда придёт время просыпаться, то его надо будет просто позвать. После чего закрыл глаза и более не интересовался окружающим его миром.

Уже в операционной врачи в недоумении пытались понять, как это так, ведь все показатели говорят о том, что пациент находится в глубочайшей коме, но ведь ещё несколько секунд назад он был полностью стабилен. Ситуацию спас прибывший с Корусканта анестезиолог, его императорское величество лично настоял на том, чтобы лучший из врачей данного профиля обеспечивал процедуру анестезии.

— Всё в полном порядке, господа, вам просто непривычно столкнуться с человеком, которого с самого детства обучали весьма и весьма специфическим техникам. Для людей с уровнем мидихлориан, близким к таковому у лорда Скайуокера, подобное абсолютная норма. Я бы даже сказал, что такое его поведение нам только на руку, честно говоря, я готовился к крайне тяжёлой операции, ведь такие как наш пациент буквально сбрасывают наркоз так, словно того и вовсе не было. В текущем же состоянии лорд не проснётся, по крайней мере, не прямо посреди операции, — остальные присутствующие лишь переглянулись, покивали головами, сделав умный вид, и приступили к своим непосредственным обязанностям.

Сторона Палпатина

С момента, как понял, что добраться до ученика будет вовсе не так просто, как думал, прошло три долгих и очень плодотворных месяца. Едва убедился в том, что состояние ученика стабильно и угроза его непосредственной гибели перестала маячить на горизонте, как дела накрыли с головой. Новорождённая империя, как и положено младенцу, отбирала абсолютно всё время и силы. Как итог его участие в жизни ученика свелось к еженедельному докладу-отчёту. И именно из одного из них он и узнал о том, что именно задумала госпожа сенатор. Узнал, навёл справки и шокировано признал тот факт, что план девочки не только жизнеспособен, но и более чем реален. Попенял себе за то, что не знал ранее, ведь когда увидел видение силы, уже в полете, чего греха таить, обдумывал что и как сделать для того, чтобы Энакин смог иметь хотя бы подобие жизни.

План же Амидалы позволял не просто существовать, но полностью вернуть тот практически уничтоженный этой джедайской тварью потенциал. С его-то, Энакина, Силой, да донорские ткани не просто приживутся, они сроднятся с телом носителя, и лично ему и напрягаться не надо. Желание жить ради жены и детей — это наилучший стимул. Тот самый, ради которого ему и нужно, чтоб Амидала была жива и здорова, ведь пока ученик хочет жить, он сможет развиваться и творить, а для вставшего на путь ситха именно всепоглощающее желание жить — есть первостепенная цель, и стоит о ней забыть или отодвинуть её на второй план, как словно по волшебству случится какая-нибудь припротивнейшая хрень.

Познавший сию мудрость, так сказать, на личной шкуре Палпатин хмыкнул, после чего позволил семье ученика позаботиться о том, чтобы его безценный мальчик не только хотел жить, но и делал это с максимальной отдачей, а уж направить эту отдачу в нужное русло особого труда не составит.

День операции был несколько тревожным, всё же давно, давно никто не делал ничего и близко подобного. Но вот агентура в клинике сообщила о том, что Энакин уже в операционной.

Сторона Энакина

О том что столь безсомненно долгожданная операция назначена на завтра, ему рассказала Падме, влетевшая в палату в своей излюбленной манере и, полностью завладев вниманием супруга, поведала о крайних новостях. Кто что сделал и сколько раз их сынишка улыбнулся, а затем выдала новость о том, что время его телесного плена подходит к своему логическому концу. Сказать, что ждал этот день, значило бы ничего не сказать. Можно сколько угодно делать вид, что все хорошо или как минимум нормально, но, когда ты прикованный к кровати обрубок, твоя кожа обгорела, а искусственная нещадно зудит, и ты держишься и не ситхеешь только и исключительно потому, что жена не оценила твоих пожелтевших глаз...

О, да, эти три месяца стали для него самым настоящим уроком. Часами он лежал, погрузившись в силу, отрешившись от всего физического, ища те точки опоры, которые помогли бы ему быть таким, каким бы хотелось лично ему. В начале было сложно: слишком долго из него выбивали его индивидуальность. Он сопротивлялся бунтовал, и именно это и не нравилось храмовникам. Ещё ребёнком он понял, что дело было вовсе не в страхе, а в том, что он, Энакин, испытывает эмоции, но главное имеет желания.

Храмовники вообще боялись всего, что хоть как-нибудь могло бы выделить его среди прочих, хоть как-то отлично от того, что он денно и нощно должен осознавать, что он избранный, дитя самой силы, и что у него не иначе как божественная миссия по принесению равновесия в оную. Вот только храмовники почему-то не задумывались о том, что, деля силу на светлую и тёмную, они сами создают ничуть не меньший дисбаланс, чем это делают ситхи. Да что там говорить, ведь едва проснулся, а его лордом назвали, тогда не подумал, но как-то зацепило и, чуть оклемавшись, таки спросил у жены, а она и огорошила; что сама же ему титул и дала; что числится он в Набуанской аристократии, и сделано это ещё в то время, когда он эту самую Набу от блокады торгашей спас. Что-де народ обратился с прошением о произведении его, Энакина, за заслуги перед народом Набу в рыцари, есть и такое, оказывается, на Набу, но вот беда — рыцарь не может быть простолюдином. Одно на другое, но когда ребёнок своей популярностью уступает лишь Джафару Объединителю… В общем, титул нашёлся и нашёлся довольно-таки быстро.

Поясняя все это, Падме выглядела весьма растерянной, как оказалось, она и представить себе не могла, что Энакин может быть не в курсе. Пришлось философски жать плечами и карябать маркером одно конкретное слово. Но время шло и вместе с ним волей не волей начинал анализировать все произошедшее.

Именно прикованный к постели, лёжа в палате, со всей отчётливостью понял и осознал, что гибель ордена — есть ни что иное как самое настоящее исполнение пророчества, и что теперь осталось только с тьмой разобраться, но тьма не свет, и если верить всему ему известному, то на текущий момент у неё имеется лишь один представитель. И если с орденом, в упор не увидевшем несостыковок в собственном же пророчестве, договориться можно только и исключительно силой, то вот с ситхом… с ситхом всё одновременно и проще и сложнее. Проще, потому как ситх вроде бы как один, а сложнее, потому как именно ситх. А ещё не стоит отбрасывать и тот момент, что пророчество есть ничто иное, как полная лажа, и тогда разбираться ни с кем и не требуется, а резня в ордене... Что ж тут они сами во всем виноваты. Ведь все тираны сами взращивают своего убийцу, ну вот и взрастили.

Путь, что предложил Палпатин, был очень заманчив и заключался он в том, что, по сути, можно всё, главное, чтобы хватило силы взять. Вот только, блуждая в переплетениях Великой, он, Энакин, таки понял, ошибочны оба. Любой абсолют есть самое худшее зло. То самое зло, что и завело его на эту самую койку, приковало к ней и изувечило. И именно тогда же и начал выкристаллизовываться третий и, как для себя решил Энакин, самый верный: не отказ, но и не абсолют, нечто среднее между двумя, но не та серая муть, в которую превращаются те, кто не выдержал, а та тончайшая граница. Когда он впервые увидел открываемые ею перспективы… Это было никак не менее, чем божественно. Абсолютно безподобное чувство полной и всеобъемлющей свободы, мощи, и в то же время жесточайшего контроля в первую очередь над самим собой. Сказал бы ему кто об этом, да хотя бы полгода назад, послал бы наглеца. А сейчас поди ж ты, сам пришёл и сам же поверил, что именно этот путь и есть единственный и самый верный.

Именно там, на этой грани, и проявились истинные возможности его Силы, и именно поэтому он так смирно лежал в койке, старательно лупал глазами жене, а иногда и веселил её, тем показывая, что и не думает хандрить. Кажется, это работало, по крайней мере, Пад улыбалась, занималась малышами и с живым интересом рассказывала о том, что происходит во, если так можно выразиться, внешнем мире.

Каталку уже повезли к операционной, а он ещё с утра ощутил своего донора. Тот ощущался будто бы выключенный механизм, не сломанный, а именно выключенный. И именно на включение Энакин себя и настроил. Тело и живущие в его крови симбионты получили совершенно недвусмысленный приказ, а чтоб было полегче, попросту попросил жену позвать аккурат тогда, когда всё будет позади.

Сторона Падме

Двадцать часов, двадцать, наверное, самых томительных часов, которые только могли бы случиться в жизни. Но вот, наконец, пришло сообщение о том, что операция завершена, и Энакина поместили в бакта-камеру. Помимо бакты там присутствуют минимум ещё с полдюжины препаратов, и все они призваны минимизировать риски и помочь скорейшему заживлению.

Видеть мужа целым было самым настоящим счастьем, немного замутнённый раствор несколько искажал черты, но общее было неизменным у супруга вновь появились руки и ноги, а каждое новое сканирование показывало просто-таки феноменальную скорость заживления. Прошло каких-то пару дней, а врачи с изумлением констатировали то, что конечности не только полностью прижились, но и срослись с основным телом. Абсолютно всё свидетельствовало о том, что регенеративные процессы в теле пациента идут минимум с утроенной скоростью.

Всего неделя в бакте, и вот Энакин уже вновь в палате. Врачей немного безпокоит тот факт, что пациент, несмотря на извлечение из бакты и полную отмену ставших уже ненужными препаратов, так и не пришёл в себя. И только к обеду вторых суток Падме вспомнила о том, что Энакин сказал перед самой операцией, что если будет нужен, то просто его позвать, поэтому наклонилась и тихо прошептала, что очень любит и ждёт. И, о чудо, практически сразу динамика начала меняться, и вот по прошествии пяти минут на неё смотрят столь знакомые лазурно-голубые глаза.

— Привет, солнце, — сипло, почти что шёпотом выдал Энакин и широко улыбнулся.

Комментарий к часть 2 Завершение

*Агнот это не полноценный клон, он в принципе не живёт вне инкубатора. И именно поэтому его возможно вырастить за 3 месяца. У него нет головного мозга, по его центральной нервной системе проходят только искусственно генерируемые импульсы, необходимые для должного формирования мускулатуры.