Крушение планов/Гарри-064 (джен)

Комментарий к Завершение

Это маленькая работа, но я надеюсь, что вам понравится. В теории есть задумки о том, что же было по ту сторону космоса, но это только задумки и их воплощение зависит от того, как вы примите то ли пролог, то ли начало чего-то нового.

Утро в доме на Тисовой было практически обычным, не считать же за необычность тот факт, что, несмотря на настойчивый стук в дверь, паршивый мальчишка так и не отозвался. Пять минут, десять — в дверь барабанит уже Вернон. Ответа нет. Супруги переглянулись, и мужчина рывком распахнул дверь. Глазам обоих предстало зрелище тяжело дышащего, сбившегося в комок мальчишки. Его волосы были влажными и слипшимися от пота. Дыхание неровным, прижатые к телу руки едва заметно дрожали.

— Что это с ним, Тунни, притворяется, что ли? А ну вставай, негодник! — рявкнул и сам не очень-то уверенный, что это подействует, Вернон Дурсль. Ответа, как и в прошлый раз, не последовало, не считать же за оный то, что мальчишка ещё сильнее задрожал.

— Чего это он, Тунни? Заболел, что ли, никогда же до этого не было…

— Не знаю, Вернон, я не знаю, мне страшно.

— Я вызову скорую.

— А эти?

— А что эти, ежели он помрёт, отвечать перед опекой придётся вовсе не им, — ответил супруге уже потянувшийся за телефоном Вернон, после чего немного подумал и, кивнув своим мыслям, произнёс: — Переодень его и положи в постель во второй детской.

— Вернон!!!

— Что — Вернон, или ты хочешь объяснять скорой, почему он в чулане?

— Нет.

— Ну раз нет, тогда делай, как закончишь — скажи, я вызову врачей, только трупа нам в доме и не хватало.

Именно так и начались злоключения четы Дурслей. Чем только не болел их племянник, проще было перечислить то, чем он в итоге не заболел. За прошедшие пять лет настоящего ада его медкарта из тонкой тетрадочки на двенадцать листов, два из которых занимала метрика, а оставшиеся уведомления о прививках, разрослась до полноценного четырёх томиков. Отиты, рахиты, бронхиты, невриты и много ещё чего. Мальчишка угасал, а перепуганные возможной местью где-то там скрывающихся «этих» Дурсли делали всё и ещё немножко, только бы парень не помер. Постоянные больницы, почти всё на свете нельзя. Собственный сын практически заброшен. Точнее, нет, не так. Дадли был радостью. Здоровый нормальный, в начале он не понимал, капризничал, а потом, потом он просто привык. Привык помогать родителям, кузену. Кузену особенно, столь резко и безвозвратно заболевший мальчик пугал, и боящийся, что это всё из-за него, Дадли старался как мог. Больше этого он боялся только того, что тоже вот так заболеет, вчера здоровый, а сегодня бац — и уже нет.

Год, второй и, наконец, пятый, когда вернувшийся из прихожей Дадли принёс столь долгожданное в этом доме письмо, Петуния разве что джигу не станцевала. «Почти отмучались, почти, ещё чуть-чуть», — бормотала она, расставляя перед домашними тарелки с завтраком, и наблюдающий за тем, как и что именно употребляет кузен, Дадли в очередной раз постановил, что ему такого и задаром не надо. Следующая неделя была очень тяжёлой. Эйфория сменилась тяжестью понимания. В письме было сказано прислать ответ с совой.

— С совой! — не унималась взведённая до предела Петуния. — Они хотят получить ответ с грёбаной, мать её, совой. Да где же я её вам достану, твари вы ненормальные. — На следующее утро писем стало в разы больше. Петуния пробовала давать их Гарри, просила его прочитать. Увы, не работало, видимо, вправду только сова и поможет, но именно её-то у Дурслей и не было. Вообще никаких животных, и даже бульдоги сестры Вернона и те в случае, когда она у них гостила, оставались у неё в питомнике, даже её любимец Злыдень. У Гарри была аллергия практически на всё. И дабы не спровоцировать и не превратить встречу родственников в ад, его оберегали.

— Может, уехать? — неуверенно спросил смотрящий на монотонно извлекающую из яичной скорлупы письма Петунию Вернон.

— Куда? Давно по больницам не бегал? Да это же чудо чудное, что этот уже почти полгода как дома. Тьфу, тьфу, тьфу, — поплевала через плечо Петуния и тут же постучала по подвернувшемуся дверному косяку.

— Прости, Тунни, конечно же, ты права.

— Ждать будем, не нервничать и ждать, к Лили они пришли на день рождения, будем верить, что и сейчас будет так же.

Тридцать первое июля отметилось тем, что едва прилёгшая после подключения племянника к системе вливания Петуния подскочила, едва стрелка на часах перепрыгнула отметку двенадцать. Немилосердный громогласный стук в дверь, огромный лохматый великан и весьма громкие разборки. Итог был неутешителен, но, по крайней мере, визит на Косую отложился до утра, а если точнее, то до одиннадцати, и она буквально с боем выбила то, что Гарри в Лондон они доставят сами. Утро ознаменовалось очередным стаканчиком, полным таблеток, и полными переживания сборами.

— Гарри, дорогой, помни при любом недомогании, даже самом слабеньком, сразу же сообщай. Устал — не иди, ты у меня умница и сам все это прекрасно знаешь.

— Да, тётя, — ответил непонятно на каком упрямстве стоящий на ногах ребёнок. Куда-либо идти и что-либо делать ему не хотелось, он вообще почти ничего не хотел, но тётя говорит, что надо, и доктора улыбаются и тоже говорят, что надо. Гарри уже привык к этому их вечному «надо». Надо систему, надо кислород, монитор тоже надо и лекарства их тоже надо. Так и жил, не спрашивая и не думая. Вот и сегодня, можно сказать, за ручку с тётей до машины и в специальном детском кресле до самого Лондона. В «Дырявый котёл» его провожали как на войну и при этом почему-то со смесью не очень понятного ребёнку умиления.

Странный великан не понравился сразу, от него пахло… В общем, пахло, и шерсть, на нём была шерсть. Мальчик закашлялся и тут же схватился за ингалятор. А этот, этот не придумал лучшего, чем хлопнуть его по спине. Как не пришиб, одним богам ведомо. Так и ходили за покупками. Гарри то хватался за ингалятор, то мотал головой. В банке, к примеру, едва лишь завидев тележку, ребёнок перепугано попятился.

— Простите, сэр, мне нельзя, я заболею мне будет плохо и я умру, — залепетал перепуганный перспективами предстоящей поездки спаситель магического мира. Как итог, в подземелья Хагрид спускался один, а за Гарри присматривал оставшийся рядом с ним гоблин, тогда как другой, такой же, и был тем, кто вёл тележку. В ателье мадам Малкин всё обошлось, даже раздеваться не потребовалось. А на выходе выяснилось, что Хагрид либо совсем тупой, либо до безобразия непонятлив, он встретил Гарри клеткой с совой. Сова была красивая, и Гарри вновь схватился за ингалятор. Так было в каждом магазине. Книги, ингредиенты, пергаменты, когда дело дошло до покупки палочек, сил у мальчика уже практически не было, и потому он, внимая совету тёти, попросту сел на пол. Олливандер был в шоке, но палочку таки подобрал. Буквально всучил, по сути, так как ни одна и даже та самая мальчику не подходили. А затем его бросили просто и без затей, вывели на улицу, да и всё с концами. На благо ребёнка, дядя так и не уехал, припарковался и сидел в кафе неподалёку, ждал, значится, благодаря чему мальчик и оказался дома, снова процедуры, таблетки и далее по списку. Магическую хрень дядя без затей затолкал в чулан и на всякий случай стрейч-плёнкой замотал. Мало ли что, а у них дом практически стерильный.

Первого сентября всё повторилось, на этот раз они искали платформу. Вернон злился, но виду старался не подавать. И, согревая себя мыслью, что ещё самую малость, продолжал поиски. Наконец они увидели, как какой-то парень буквально провалился в колонну. И Вернон подтолкнул племянника в нужную сторону. «Просто иди», — напутствовал он, и Гарри пошёл. Прошёл через барьер, увидел поезд. И, с трудом сумев попросить помощи у кого-то из старших, оказался в купе. Сам бы он ни в жисть не сумел, и это несмотря на то, что дядя и тётя после общесемейного, то бишь между ними двумя, совета заменили его громоздкий сундук на вполне приличествующий и самый лёгкий из доступных в своём классе чемоданов.

До Хогвартса доехал без происшествий, ну как без — просто проспал. Просыпался по будильнику, принимал таблетки и, убаюканный стуком колёс, проваливался обратно в сон. На платформе их вновь встретил Хагрид, и Гарри невольно попятился. Он сел в лодку с кем-то, кто представился Невиллом. Продрог на ветру и чуть не свалился в озеро. Спасибо этому самому Невиллу за то, что таки поймал. Но мантия, увы, всё равно промокла, и от этого стало совсем холодно. Ко всему этому мальчик был совершенно не готов. Он не привык быть где-то, кроме как дома, в больнице или же в классе в школе, но это совсем редко и равно практически чуду. Здесь же ничего этого и в помине не было.

У входа их встретила сурово поджавшая губы старуха, она завела их в освещённое факелами помещение и, как и Хагрид совершенно проигнорировав промокшую мантию одного из студентов, оставила их одних. Призраки, это было ужасно. У Гарри тряслись руки, и он постарался сжать их в кулаки, так было не намного, но проще. Большой зал впечатлял, но и так уже перегруженный впечатлениями ребёнок этого просто не заметил. Имена и шляпа. Где-то на половине в голове начало неприятно шуметь, а когда вызвали его, она уже понемногу кружилась. Как дошёл до табурета? Не иначе как чудом. Минута — и его оглушило вердиктом. Шляпа исчезла с головы, и неуклюже слезший с трёхногого табурета ребёнок сделал шаг. В глазах померкло, и он, пошатнувшись, упал.

Казалось бы, весь Хогвартс замер в немом шоке и неверии, едва распределившийся как и предполагалось на Гриффиндор герой оказался на полу. Секунда, другая, пятая — уже понятно, что он не просто споткнулся. Ничего не понимающая МакГонагалл посмотрела на так же ничего не понимающего Дамблдора. Наконец, словно бы в замедленной съёмке, из-за стола поднялась одетая в старомодную форму сестры милосердия времён Первой мировой войны мадам Помфри и, подобрав подол оной, поспешила к столь внезапно свалившемуся на её голову пациенту. Заклинание, одно, другое; Энервейт не подействовал. Мальчишка едва дёрнулся да и только, после чего окончательно затих, и стало как-то вмиг ясно, что он уже не здесь.

Больничное крыло, банкет безнадёжно испорчен, а кто-то из студентов уже успел настучать родителям. Комиссия, авроры, ДМП, целители, даже из Отдела тайн и то кто-то прибыл. Все они да и преподавательский состав с том числе требовали объяснений. Но вот закончивший осмотр ребёнка целитель посмотрел на часы и, тяжело сглотнув, произнёс:

— Время смерти восемь часов двадцать минут пополудни первого сентября одна тысяча девятьсот девяносто первого года.