Большая петля (гет)

Женщина, давшая нам помещение, крышу, лекарства, доктора, еду, одежду, а также помогающая мне с учёбой этого нового языка была… не совсем доброй.

Пожалуй, что во мне никогда не иссякнет, так это деление людей не на добро и зло, а на многие серые тона. Гораздо больше, чем кто-либо кроме меня сможет понять.

К примеру, мне было довольно очевидно, что за всё это придётся возвращать ей долги сторицей. Но при этом она хотя бы даёт нам всё, вместо того, чтобы прогнать или вообще не помогать, в отличие от остальных. Она просто помогала нам, набирая долг, чтобы потом мы ей вернули его.

Была ли она доброй? Для меня — да. Ну, только в начале. Ведь всё это давалось нам совершенно свободно в пользование, необходимо было лишь после вернуть всё в денежном эквиваленте. Но что такое деньги по сравнению со смертью от холода зимы или болезни? Голода?

Конечно же, выбора у нас не было.

Но именно доброй она не была. Вовсе нет. Её взгляд в мою сторону был сугубо рационален. Никакой теплоты, ничего личного. Она помогает нам двоим, мы возвращаем ей долг. Здравый рационализм, который в прошлой жизни был присущ даже мне.

Помню, когда мы ушли на дистанционное обучение в техникуме, оказалось, что практические работы без помощи учителя сделать правильно весьма сложно. Все в группе в начале помогали друг другу, спеша всё сделать в срок, дабы получить хорошую отметку. Я, как та, которая нигде не работала и жила у родителей, имела несколько больше свободного времени, чем остальные студенты. В конечно итоге произошедшее закономерно — многие стали отставать и я всё больше и больше скидывала, тогда как мне в ответ не скидывал никто. Ибо никто и не делал.

В конечном итоге я просто стала врать группе, что тоже устроилась на работу и теперь не могу вовремя делать домашку, потому не хотела отдуваться за почти тридцать человек разом.

Рационализм. Вы мне ничего — и я вам ничего. Вы мне что-то — и я вам что-то.

Про «воздастся в будущем» я никогда не верила. Ситуация всегда больше напоминала «они едут на моей шее, а я даже не могу время на себя дополнительно потратить!»

Так что женщину я понимала и полностью соглашалась с её взглядом на то, как именно она поступает с нами. И поэтому посчитала её не… добром, светом или чем-то подобным, нет, вовсе нет. В моих серых оттенках разделения мира она вначале заняла просто более светлые тона, нежели это оказалось позже.

Другое дело, что выбор после всего этого у меня оставался только один.

Работать в её публичном доме.

И вот с этим не была согласна уже я. Конечно, на данный момент разговор об этом вслух не вёлся, однако не сидеть же мне вечно в комнате? Гин работал и помогал где-то всю неделю, однако вечер у него был свободен и вечером уже он помогал мне с языком и всем остальным. Ходить там, разминать мышцы массажем.

Так что спустя месяц я уже набралась сил и спустилась на первый этаж — жили мы, оказывается, на третьем! Так как окон в нашей комнате не имелось, то я и понятия об этом не имела.

Никогда раннее не была в публичном доме, однако вид нарядной кучки девиц — как взрослого, так и примерно моего возраста — сказал всё лучше всех остальных слов. Кто-то играл на старинных и непонятных мне инструментах, кто-то репетировал пение, кто-то танцевал. Все были заняты по своим углам, а места было очень много. Была также специальная сцена, где по-очереди выходили девушки и выступали перед Нагао-сан — владелицей и той самой женщиной, которая впустила нас, повесив долг на шее.

Я мельком оглянула всех представительниц женского пола. Здесь были и красивые парни тоже, так что на мгновение меня пробрал жуткий страх за Гина. Я уже узнала, что ему восемь лет, как и мне, в принципе. Однако после вспомнила, что возвращался он всегда в одной и той же одежде, синяков у него не было, походка — самое важное — никогда не хромала.

Успокоилась.

Однако ещё одна восьмилетняя девочка спокойствия мне ни капельки не принесла. Сидя рядом с Гином, мы притихли, смотря за тем, как наша ровесница красиво танцует на сцене. Мне, которая едва спустилась вниз, такое пока что не представлялось возможным для исполнения. Однако не только тело, мой разум также ничего не знал о танцах или инструментах.

В детстве я ходила на плавание, как раз до пятого класса. После переезда в другой город бросила надоедливое занятие, пошёл набор веса. Не слишком сильный и быстрый, незаметный. Только лишь в техникуме снова вернулась к спорту — но исключительно в домашних условиях, найдя подходящие ролики в ютубе. Танцев там не было совершенно.

В моих талантах имелось только плавание. Может, волейбол и баскетбол, ибо в школе моя учительница по физкультуре оказалась классной и оплошать было нельзя — именно мой класс она на соревнования и ставила всегда. Хотя были ещё шахматы; в них меня научила играть бабушка; карты, а также два месяца настольного тенниса.

Я также получала профессию бухгалтера…

Было до боли очевидно, что хозяйка потребует долг. Также было очевидно, что у такого публичного дома были свои связи и сбежать, набравшись сил, не получится. Долг надо было возвращать, с чем я была в принципе согласна. Да и надо же как-то на ноги вставать, в самом-то деле!

Я просто не хотела лезть в это. Вообще. Даже если надо возвращать долг, то я бы хотела вернуть его исключительно на своих условиях, как мне будет удобно.

Но я, увы, в свои девятнадцать лет ни хера не умела.

Глубоко вздохнула.

— Рангику! — позвала меня хозяйка дома.

Я мигом обратила на неё своё внимание, понимая, что она хочет увидеть меня на сцене. Гин рядом сильно напрягся, понимая, что это… рискованно тем, что меня просто будут подкладывать под разного возраста похотливых мужчин.

Усилием воли не вздрогнула, кивнув внимательно наблюдающей за мной аудиторией. Встала, пошатываясь, но выходя под взглядами остальных. Гин попытался меня остановить, схватившись за руку, но я не дала, сбежав раньше, чем он бы успел.

Поднялась на сцену, чувствуя на себе флёр любопытства. На данный момент все понимали, что никакой соперницей я быть не могу, а поэтому встречали с интересом.

— Танцы? — спросила Нагао-сан. — Пение? Игра на инструментах?

Слова были знакомыми, так что я легко отрицательно покачала головой. Она что-то спросила у меня, но это были уже знакомые-незнакомые слова (те, которые я пару раз слышала и запомнила, но пока ещё не смогла узнать смысл или значение). Гин ответил вместо меня, после чего я уловила конец, который смогла перевести:

— … а потом потеряла память.

Значит говорили о том времени «до». Которое было не моим, в общем.

Нагао-сан промычала что-то своим мыслям, после чего указала мне на более взрослую девушку, вроде как мою ровесницу по возрасту. Та держала в руках непонятное мне нечто с таким набором струн, что становилось страшно.

— Будешь учиться игре на Кото, — сказала она, выделив мне специально последнее слово. Видимо, название инструмента. — Учителем будет Камо.

Со сцены было видно, как побелел Гин. Я поспешила утвердительно кивнуть и вернуться к парню, чтобы сжать успокаивающе его потную ладонь. Иначе он бы действительно стал возражать.

Мы оба этого не хотим, Гин, надо просто перетерпеть какое-то время.

Было очевидно, что не только лишь игре на музыкальном инструменте меня будут учить. Нужно было срочно что-то придумать, что-то сделать. Но тело было слабым от одного лишь похода к сцене; я очень сомневалась, что смогу самостоятельно вернуться на третий этаж в нашу комнату.

Держа ладонь мальчика в руке, я невольно подумала, что Гин, пожалуй, самое ценное моё сокровище в этой жизни. Улыбнулась, прижимаясь к нему плечом.

Вместе уж как-нибудь справимся.

* * *

Уроки с Камо-сан на Кото начались уже на следующий день, таким образом устанавливая в моём расписании дня некий график.

Утром зарядка с Гином, обязательный массаж мышц. Завтрак. Он уходит работать, а я тем временем учусь языку около четырёх часов подряд с Мито-сан — девушке, которой дали это нелёгкое поручение. Потом перекус. Два часа с Камо-сан. Обед с Гином. Он уходит работать, а я снова учусь языку четыре часа. Ужин. Наше свободное время.

Надо сказать, что когда шесть-восемь часов в день учишь язык, а вокруг тебя окружают только те, кто говорит на нём… а когда ещё есть и жгучая потребность выучить — то учишь.

За школьную программу по английскому языку я научилась считать до двенадцати, а также двум фразам — как тебя зовут? Меня зовут * * *

. Сколько тебе лет? — может ещё пара слов, в произношении которых я была совершенно не уверена.

За этот месяц я выучила столько слов, что уже могла самостоятельно задавать вопросы, улавливать общий смысл того, что говорят вокруг, пока ещё кратко, но отвечать и даже переговариваться с Гином на более глубокие темы, а не только общие. Хотя произношение моё хромало напропалую, но проблема была в восприимчивости звуков на слух, к которой я пока не совсем привыкла.

Так что разговор возник так внезапно, что я совершенно не успела подготовиться. Это было, наверное, только спустя неделю после того, как я стала учиться игре на Кото — занятие мне само по себе нравилось; мне не нравилось, что стояло за этой игрой. И у меня были даже ужасные, но успехи, ибо я примерно запомнила название всех струн и вникла в понятие ноты.

Но Гина, как и меня, пугало то, что я должна была делать.

Потому что мы спали на третьем этаже, а развлекались люди на первом и втором. И именно со второго прекрасно доносились крики женщин. Вначале я их не слышала — к вечеру мы оба уматывались так, что падали без сил на футоны, которые вплотную придвинули друг к другу. Гин, подозреваю, тоже какое-то время из-за усталости невольно это всё игнорировал.

Однако по мере моего выздоровления, ненормально быстрому обучению языку, нашего возрастающего долга… те же звуки\крики… привело к тому разговору, к которому я ещё не была готова.

— Нам надо бежать, — сказал мне Гин ночью, когда крики было просто невыносимо игнорировать.

Я была в целом согласна — заведение то ещё, здесь житья для нас обоих нормального не будет. И лучше бы и никогда не было. Потому что… здесь действительно работали восьмилетние девочки, такие же как я или Гин.

Другие могли бы усмехнуться — восьмилетние девочки? Работали?

Но!

Конечно же это была чёртова педофилия! Но на других мне было несколько плевать, тут бы себя и Гина спасти!

Гин на данный момент работал на кухне и это настолько успокаивало мою душу, что представить сложно. Он был силён физически, так что его туда и отправили. Или просто не прошёл по какому-то критерию, в которые и отбирали проституток здешних. Скорее всего из-за белых волос, которые мне, между прочим, очень даже нравились.

А вот я явно прошла. Меня потому и стали учить игре на музыкальном инструменте. Да и, признаться честно, сложно не заметить, как моя учёба по местному языку сменила направление в сторону определённо не ту, которую я бы хотела изучать. Там стали появляться фразы послушных женщин, стремящихся угодить мужчине. Ничего прямолинейного, конечно, но я всегда видела между строк.

Да и, признаться честно, когда такие фразы стали появляться в разговоре с Гином, тот бледнел так, что, казалось, в обморок упадёт. Не знаю дословного перевода, но мою речь по вечерам он после этих уроков был вынужден исправлять самостоятельно. Но разве заменит что-то жалкий час, после целого дня заучиваний?

— Куда? — спросила я вместо всего этого устало. — Сейчас середина зимы. Мы не можем вернуться в тот дом, Гин, она найдёт нас. А на улице свои законы. Мы там не выживем.

В голову стали лезть дурные мысли по типу «Что хуже»: лечь под мужика и быть изнасилованной в новом восьмилетнем теле или же спать на морозе, умирая от голода?

Ужасно, что я даже не могла сказать, что именно было хуже. Для Гина, к примеру, хуже был именно первый вариант, так как страдала только я, тогда как он просто работал на кухне. Согласитесь, не совсем равная цена за одинаковое проживание, верно? Вот только Гина, так, просто увлекли, чтобы под ногами не мешался, что понимали прекрасно мы оба. А весь основной долг с процентами выплатить предстояло именно мне.

А пока ты выплачиваешь одно — уже накапливается второе, третье, пятое и десятое. И не только за меня, но и за самого Гина ведь тоже.

— Всё равно куда. Ранги, мы найдём место перезимовать.

Здесь был обоюдоострый меч.

На данный момент я ни разу не покидала дом. Гину можно было идти в единственный выходной по городу куда угодно, но было ясно, что он всегда будет возвращаться ко мне. Следовательно, Нагао-сан хитро никуда меня не пускала, под видом очень огромной и плодотворной учёбы. Иначе бы мы могли, по её мнению, сбежать.

Итак, Гина выпускали, зная, что без меня он никуда не сбежит. Я бы хотела сбежать, понятное дело, но без самого Гина не могла совершенно. Да и надзор за мной был немалый. Бежать вечером было самой ужасной идеей — пьяные мужики меня с очередной работницей перепутают.

Гин, с другой стороны, без меня бежать тоже не мог. А так как я была заперта, то данная свобода напоминала нам обоим ошейник, цепь у которого имела определённое расстояние.

Можно было бы подумать — так просто поблагодари хозяйку, она же добрая, авось отпустит.

Ага. Окна в комнате не было, надзор и специальные уроки. Она следила за мной, прекрасно зная, что сама я ни черта не смогу сделать, не давала много времени с Гином. Как такового жесткого обязательства не было, однако она крепко держала нас в своих руках, собираясь использовать меня в свою пользу. Получить деньги.

— Я пока не очень хорошо себя чувствую, — максимально обтекаемо сказала я, потому что действительно не думала, что смогу на данный момент преодолеть такое большое расстояние так легко, даже если каким-то чудом мы и сможем сбежать. Гин сжал мою ладонь, пытаясь поймать взгляд, но я только лишь пялилась в потолок. Я была полностью уверена в том, что он готов понести меня на своей спине всю дорогу. Это придавало мне моральных сил, чтобы думать над нашей дилеммой. — Гин, я собираюсь состричь волосы.

— Ранги! — сел он на своём месте, отстраняясь. — Не надо! — его шепот был непонимающим и опасливым. Опасливым в том смысле, что он жутко переживал за меня.

— Нет, это очень даже хорошая идея! — прошептала я, тоже присаживаясь напротив. Гин, практически не отводя от меня взгляда, своими руками на мои плечи набросил тёплое одеяло, практически заставляя спину прогнуться под таким уютным весом.

Это было невероятно приятно и мило. Мне захотелось обнять его в качестве благодарности и от переполняющих меня чувств. Но я сдержалась, вместо этого снова схватив его за ладонь. Гин сжал её.

— Смотри, Гин, — сказала я шепотом, стараясь говорить тихо, но так, чтобы он слышал. — Если я оденусь как ты, состригу волосы… и ещё в чём-нибудь их испачкаю, то Нагао-сан перепутает меня с мальчиком. У меня ещё нет груди, — его щеки покраснели так быстро и стремительно, что на миг я даже чуть не прервалась с объяснениями, — а если ещё и ты волосы в чём-нибудь перепачкаешь, то нас обоих будет просто не узнать!

Пейринг «гендерсвап» в фанфиках я любила особенно, и сейчас радовалась, что фантазия моя была богата разнообразными идеями.

— Идея хорошая, — покачал он головой, явно не замечая, как гладит мою ладонь своими пальцами. — Просто… я очень переживаю за тебя, Ранги.

Я невольно подумала, что Гин первый человек, с которым у меня настолько близкая и крепкая связь.

Он был со мной с тех пор, как я открыла глаза, делил еду, одежду, одеяло, помогал дойти до туалета и разминал ледяные пальцы, чтобы в будущем их не пришлось ампутировать. Он учил меня языку, как умел, заботился так, как никто. Обнимал, поддерживал, любил.

Да, я оказалась рядом с ним из-за странных обстоятельств и любил он не столько меня, сколько того человека, которого во мне невольно видел.

Однако с моей стороны к нему были исключительно тёплые чувства. Как, впрочем, и от него. Чистая и такая незамутнённая ничем дружба между двумя детьми, ничем не скрытые эмоции, поддержка и общие переживания.

Так что именно поэтому мне очень хотелось быть с Гином честной. Он явно скрывал от меня своё беспокойство и что-то ещё. Но, честно говоря, я тоже решила за этот месяц с неделей никогда и ни за что не говорить ему о смерти его настоящей подруги.

Квиты, так сказать. Хотя это явно было не совсем честно. Вообще не честно. Совершенно точно не честно.

— Мне страшно, Гин, — сказала я, опуская голову. — Не хочу быть проституткой.

— Это никогда не случится, — твёрдо ответил он, прижимаясь ближе. Я ткнулась ему в ключицу, вздыхая. — Твоя идея просто замечательная, Ранги! Я дам тебе свою одежду, мы намажем волосы сажей. Они станут чёрными и тогда, даже если попадёмся, то нас никто не узнает.

Я сосредоточилась на лексиконе, не сумев перевести половину слов. Потому что, как бы много я не выучила, это по большей части касалось именно того, что касалось обыденных и более распространенных слов. Впрочем, Гин выглядел обнадёживающе. У него явно появились хорошие идеи насчёт того, что и как сделать, так что по этому поводу я не особо переживала.

— Гин, — привлекла я его внимание. — Только… надо будет подождать какое-то время. Пока мне не станет лучше! — попыталась я оправдаться до того, как он вставит хоть слово. — Меня ещё долго будут учить игре на инструменте. Я к тому времени наберусь сил, а ты как раз подготовишь вещи… надо будет одеяло вытащить как-нибудь. Хотя бы одно, наверное.

Я расстроено посмотрела на сокровище, иначе и не назовёшь. В доме, где я очнулась, вся одежда была на нас самих, а сейчас ситуация была точно такой же. Одежды у Гина теперь было даже меньше, чем у меня. Если раньше я была в его, пытаясь согреться, то теперь у него имелся только один комплект. Сама я ходила уже в женской одежде, но в нескольких её слоях. Явно какие-то неписанные правила приличия в этом времени, а про одеяла и говорить нечего — на холодной улице, где нам теперь даже от ветра было бы негде спрятаться, одеяло именно что сокровищем несметным и было.

Задумалась, пытаясь хоть что-то придумать насчёт теплоты, но это было бесполезно. Как бы я не любила зиму, но чтобы хорошо её пережить, нужен был тёплый дом, тёплая одежда, тёплая еда. У нас совершенно ничего не было и как бы мы не тянули время, ничего не появится. Потому что утащить всё это на себе не представлялось возможным.

— Что-нибудь придумаю, — пообещал мне Гин.

— Как бы я хотела тебе помочь, — призналась я, чувствуя себя невероятно паршиво оттого, что именно восьмилетний мальчик заботится сейчас о моём благополучии.

Да, это было невероятно приятно, мило, нежно, опять приятно и так далее, но вовсе не меняет того факта, что мне уже почти двадцать годиков и я совершенно ни хера не могу придумать для нашего спасения. В большей мере для моего даже. Вынуждена положиться всецело на маленького мальчика.

Гин меня обнял. Я притянула его к себе, неожиданно для себя сильно расчувствовавшись. Шмыгнула носом, пытаясь подавить слёзы. Гин погладил меня по спине, что не принесло особой пользы, только сделав хуже.

Я отстранилась против его воли, утирая слёзы и отчего-то чувствуя себя той самой, совершенно беспомощной главной героиней, которых я так всегда люто ненавидела во всех мангах. Потому что они обычно плакали вечно и всё перекладывали на плечи других. А теперь я, выходит, такая же, что ли?

Ужас. Даже слов нет, насколько я в себе разочаровалась.

— Ты и так много мне помогаешь, — попытался помочь мне Гин. Впрочем, это была не самая удачная стандартная фраза, потому что ему я явно совершенно не помогала. — Просто ты сейчас не совсем поправилась, вот и всё.

Он снова сложил наши детские ладошки вместе. Я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

Правда, даже если слёзы и не шли, мысли всё равно были ужасные.

Потому что я понятия не имела, как мне помогать Гину после того, как мы выберемся. Я, опять же, ни черта не умела.

* * *

Мито-сан продолжала учить меня языку, а Камо-сан игре на инструменте. Я, будучи примерно в таком же настроении, как и раньше, подозрений не вызывала. А Гин был то ли просто прекрасным актёром, то ли умел носить непроницаемое лицо, особых вопросов тоже не вызывал.

Правда, я ему тоже старалась лишний раз ни мешать, ни надоедать, вопросов не задавать.

Задерживается? Значит, занят делом. Готовит нас к побегу.

Порции стали меньше? Значит, так надо. Ешь то, что дали.

Устаёт?

Я тщательно глазами осмотрела его тело, сквозь отражение в единственной вазе в комнате. На бледной коже мальчика не было синяков. Он крепко стоял на своих двоих.

Изнасилований не было. Дыши спокойнее.

Устаёт? Значит, много работает. Значит, занят. Значит, дело не стоит на месте.

Вечером укрывала потеплее одеялом, утром вставала пораньше, чтобы вместо него проветрить комнату (окна не было, но нужно было раздвинуть двери и там через какую-то хитроумную вентиляцию всё это действовало). В перерывах, как могла, занималась спортом, разминая залежавшееся тело.

Незаметно украла старую сумку у одного из здешних мужчин. Тот был пьян, спускаясь утром на выход, а помещение пустовало, так что я поспешила прикарманить, пока есть возможность.

Сумку при первой же возможности отдала Гину, сразу рассказав, как именно и где я стащила её.

— Этот мужчина утром спускался, видно сильно вечером напился, раз о ней не вспомнил, — шепотом поделилась я. — Держи, мало ли понадобиться. У меня тут и места нет, чтобы спрятать.

Гин благодарно кивнул, уже через пять минут плотно её свернув и спрятав в одежду. Тем же вечером вернулся уже без неё, а ночью, пока ходил туда-сюда с ужином (он разносил его и для других здешних обитательниц) унёс и моё, более тяжёлое и плотное, тёплое, одеяло.

Вечером мы вместе легли под его. Впрочем, что нам, детям, такие мелочи? Прекрасно влезали в обнимку, греясь.

Однако когда в один из дней к нам с утра зашла Нагао-сан, сердце опасно ёкнуло. Я тысячу раз поблагодарила себя за то, что привыкла за последнее время вставать пораньше, даже если очень и очень не хотелось. Ведь иначе сейчас могла бы выйти неудобная ситуация — только лишь пять дней назад Гин спрятал одеяло. Так что, встав пораньше и убрав футон в шкаф... Я не дала ей знать, что у нас чего-то не хватает.

— Рангику, — чуть-чуть кивнула она мне, улыбаясь дежурной улыбкой.

Я мгновенно поклонилась, как это принято в здешнем мире:

— Здравствуйте, Нагао-сан.

Зашевелился Гин, впрочем, не проснулся. Он вообще был совой, которая любила как можно дольше нежиться в постели. Тот факт, что в последнее время он был более напряжённым и нервным, а ещё больше уставал… Да и я стала его будить, выступая будильником… В общем спал он до тех пор, пока его не будила я.

Тепло, опять же, может сильно разморить. А я хотела, чтобы хотя бы во сне он подольше отдыхал.

Ладони, сложенные вместе, мигом вспотели. Уловив краем глаза женскую руку, которая разрешила мне сигналом выпрямиться обратно, я тут же натянула легкомысленную улыбку, что должна была выражать жуткую признательность и благодарность.

Моя роль для этой женщины была легка и проста — маленькая девочка, которая чуть было не умерла, потеряла полностью память и невероятно благодарна своей спасительнице, коей и выступала Нагао-сан. Я не должна была быть совсем уж легкомысленной, но проявлять детскую наивность, быть полностью послушной. Ни в коем случае не наглой.

Контролировать не лицо. А мышцы лица.

Когда-то моя бабушка, которая и научила меня играть в шахматы, сказала мне, что я очень похожа на актрису из её молодости. Меня это так впечатлило, что я мгновенно завалила её вопросами — почему? А какой? А как?

Оказалось, что пока мы играем в шахматы, моё лицо совершенно ничего не выражает. Я полностью сосредоточена на поставленной задаче и она — моя бабушка — не может понять, что у меня на уме. Есть ли какой-нибудь план действий для победы, или я панически придумываю на ходу следующий шаг? Или вообще не понимаю, что происходит на шахматной доске?

Правда, спустя неделю она сказала мне, что я могу стать пловчихой, очень даже знаменитой, спустя месяц — космонавткой… и так далее, что говорят бабушки детям.

Тем не менее считаю, что эта моя особенность очень хорошо годится в жизни. Как сейчас, например. Потому что я не думаю над контролем мышц лица, я просто делаю это, легко приняв роль маленькой девочки. Словно это на самом деле я, в самом-то деле. Словно действительно очень и очень уважаю эту Нагао-сан.

Чхать я на неё хотела, на эту Нагао.

Только лишь потные ладони выдают нервозность, но даже пальцы не ёрзают в беспокойстве, что немаловажный показатель. Даже пульс, слава Богу, не скачет.

Женщина смерила меня внимательным взглядом, не скрываясь. Я смотрела на неё, несколько опустив голову вниз, на всякий случай потоптавшись на месте, чтобы показать побольше детской нетерпеливости и в то же время уважения — не спрашиваю ведь первой.

Наконец, придя к какому-то решению, она кивнула своим мыслям.

— Рангику, я бы хотела поговорить с тобой, — сказала она «важно».

Ага.

Значит, настало время.

Я беспомощно оглянулась на Гина, состроив как можно более нерешительное выражение лица. Пальцы сами потянулись к груди, которой в этом девичьем теле пока ещё не было.

— Это ненадолго, не волнуйся, — усмехнулась та, скрывая рот веером. — Всего на пару минут.

Я ещё какое-то время топталась, но недолго. Кивнув, состроила серьёзное лицо, чуть ли не бегом приближаясь к ней и подымая голову. Та смерила взглядом лицо, после чего вернулась в коридор. Я — за ней, чуть было сразу не закрыв двери и лишь чудом успевая спохватиться. Не закрыла. Дождалась, пока она остановится и посмотрит на меня. Замерла недоумённо, ойкнула и вернулась закрыть створки.

Закрыла как можно тише и осторожнее. Если не врёт — а делать ей это вроде бы незачем — то вернусь я быстро, Гин и проснуться не успеет.

Провела она меня на этаж выше, который полностью принадлежал самой Нагао-сан. Осматриваясь с детским любопытством по сторонам, практически не заметила, как она провела меня в свой кабинет. Мы сели по бокам от стола на полу — я пожалела свои ноги, которые уже начали болеть от такой невыносимой позы, это же просто ужас, слов нет не матерных, — после чего я сложила руки на коленях.

Из-под низу посмотрела на женщину.

Та стала заваривать чай.

О, это надолго. Стараясь не шевелиться, типа ребёнку страшно и нервно, ущипнула себя за ляжку под… юкатой? Хаори? Кимоно?

Кто бы знал, как мне трудно понять различия между этой одеждой! Это же всё — ха-ла-ты!

Она налила чай — вначале себе, а мне уже после. Поставила чайник.

— Угощайся, — милостиво сказала она.

Стараясь не кривиться, взяла в руки стакан, грея пальцы. В здании было не холодно, конечно, но так привычных мне батарей (и менее привычных обогревателей) не было. Топилось всё камином в подвале, либо же горелыми дровами. По-своему, в общем, но менее эффективно, чем я привыкла.

Чай был горький. Обычно добавляю ложки три сахара, а здесь? Ничего! Я от силы сделала два-три глотка, после чего снова посмотрел на женщину.

Честно говоря, я предполагала, о чём именно она со мной заговорит. Было даже несколько вариантов.

Самый ужасный из них — Гин попался. Или даже я с этой дурацкой сумкой. Тащила же её со второго этажа на третий, оглядываясь в страхе и панике, адреналина от проделанного!

Впервые в своей жизни что-то крала ведь!

Второй вариант, не менее «радостный» — мне пора приниматься за работу.

Третий вариант — «Всё ли вам, дети, нравится?»

Ещё один — Здорова ли ты? Нужен врач?

Последний, на ум пришедший — работа в публичном доме дело грязное, не хочу вас сюда впутывать, так что идите, куда глаза глядят.

От последнего чуть чай не выплюнула. Надо же выдумать, в самом-то деле!

Женщина начала игру со вздоха, после чего сделала паузу. Я в это время поняла, что надо поёрзать и поёрзала подыгрывая.

— Рангику, — снова вздохнула та, начиная. — Как ты уже знаешь, Гин работает и помогает нашим поварам на кухне. Работа тяжелая, но… что есть, так сказать. Однако твои лекарства стоят очень дорого, так что он сам не сможет выплатить мне долг.

Я округлила глаза. Причём даже не специально — так мне было любопытно, что именно она скажет и так сильно хотелось не пропустить ни единой эмоции. Словно невольно была прямо посреди важного — невероятно важного! — момента в каком-то аниме, перед тем как происходит какая-то дрянь, которая брала начало именно отсюда!

Так что, да. Играть мне здесь особо не пришлось — подозреваю, что двадцатилетняя неумёха из двадцать первого века, коей была я, даже особо притворяться ребёнком и не надо было в этом веке. Так всё мне казалось необычным и любопытным.

Только лишь опыт прочитанного позволял видеть мне дальше и больше. Впрочем, сомневаюсь, что это как-то особо будет мне помогать. Тот же Гин! Восьмилетний Гин! Был по духовному опыту даже более умным, нежели я!

Обидно, к слову, очень!

Мысли не заняли ни минуты, когда я, особо не думая что ответить, стала говорить стандартные для ситуации фразы:

— Тогда я тоже буду помогать! Уже завтра буду работать! Нет, сегодня!

Лицо у хозяйки было обычным — спокойным и явно отыгранным сценарием, она «обрадовалась», решив меня подбодрить:

— Рангику, но ведь работа на кухне совсем тебе не подходит! — отпила она чаю, заставляя этим и меня испытать горечи. — Это же так тяжело. Гин, наверное, очень устаёт.

Фразы мгновенно посыпались с моего языка:

— Но ведь остальные девочки тоже работают! Как Мико-чан!

Мико-чан — та самая восьмилетняя танцовщица, которая работает через день. Потому что одну ночь она танцует и потом стоять не может, приходя в себя после жёсткого траха с мужиком, который интересуется педофилией. А во вторую ночь ревёт в подушку, на утро выходя с красными глазами.

— Хотя я не умею танцевать, как Мико-чан, — опустила я глаза на стол, начиная пристально рассматривать дерево. Красивое, к слову. Такое тёмное. — И играть у меня ещё не очень хорошо получается…

— Ничего страшного, — погладила меня по волосам Нагао-сан, подсев ближе. Я с любопытством (ибо мне действительно было интересно — неужели действительно существуют мужики, которые пришли и трахнули ребёнка? Я читала об этом. Догадывалась, но мой разум до сих пор не мог полноценно принять такую реальность… просто прийти и трахнуть до состояния нестояния? Я этого не понимала совершенно. Разум просто стопорился, отказываясь принимать реальность такой, какой она была) посмотрела на ту, которая «законно» занималась распространением педофилии. — Я что-нибудь придумаю, так что уже завтра ты сможешь работать, Рангику. Только не говори ничего Гину пока что, ладно? Будешь работать и вскоре сможешь вернуть мне мой долг.

Сегодня как раз работала Мико. А я, значит, с ней через день-смену!

Я довольно закивала, нацепив радостную лыбу, прекрасно понимая, что уже сегодня в обед мы с Гином покинем это заведение. Ждать ночи было опасно, а обед был не самым лучшим временем, зато самым подходящим. Взять тарелки, насыпать туда вкусного и сытного. Будет целый час, чтобы переодеться, перемазаться, да спрятаться!

Не знаю, что придумал Гин, но из города бежать было опасно. Надо было затеряться среди здешних, обычных детей. Придумать что-то более правдоподобное и притвориться черноволосыми братьями.

Нагао-сан допила чай и я последовала её примеру, едва не корчась от вкуса. Всё же, без сахара это совершенно невозможно пить. Даже если чай пах вкусными ягодами и был светлого зелёного цвета!

— Ну, раз мы договорились, тогда ступай к своему другу, — она снова погладила мои рыжие волосы. — Только тс-с-с, — она приложила маленький пальчик к губам. — Это наш с тобой секрет, хорошо?

— Конечно! — кивнула болванчиком. — Я ни за что ему не скажу!

Допила чай окончательно, кланяясь ей на прощание. С улыбкой проводив меня, она кивнула, как только я закрыла двери. Подпрыгивая на ногах, я аккуратно спустилась на третий этаж и дошла до наших створок, отсчитывая до шестого номера. Цифр тут не было, а всё выглядело настолько одинаковым, что я была без понятия, как ещё ориентироваться, если не счётом.

Гин каким-то образом просто запомнил наши створки. Я без понятия как, но он запомнил.

Аккуратно я отодвинула дверцу, заходя внутрь. Улыбка стояла на моих губах, но стала более искренней, когда я увидела затылок мальчика. Тот размеренно дышал, продолжая спать, так что я неспешно подошла, начиная трясти его за плечо.

— Гин-Гин-Гин, просыпайся, — тихонько сказала я.

Тот заворочался, поворачиваясь ко мне. Но глаза свои голубые не открыл.

Я игриво надулась, протягивая:

— Ги-ин! — шёпотом, ибо сама ненавижу, если будят громким голосом. — Просыпайся! Уже пора!

Он медленно открыл глаза, начиная приходить в себя. Я отодвинулась, принимаясь за зарядку для тела, но начиная более облегчённый вариант, хоть и более продуманный. Нельзя было устать к обеду, потому что бежать надо было именно сегодня и именно сейчас.

Завтра времени уже не будет.

Какое-то время Гин лежал, смотря в потолок. Когда на очередном приседании я встретилась с ним взглядом, тот нахмурил брови и выдал:

— У тебя, кажется, другая разминка? — звучал он неуверенно. Явно из-за того, что не понимал причины её смены.

Я удивилась довольно искреннее. Не знала, что он запомнил мою утреннюю тренировку! Я же и сама её раз за разом забываю, то и дело меняя упражнения местами! А что-то вообще не делаю, вспоминая только в обед! Или добавляю, потому что вспомнила!

Ничего себе! Это же какая у него, оказывается, память на мелкие вещи!

А я ещё удивлялась, что он наши двери без счёта запомнил! Проще будет узнать, что он, оказывается, не запоминал.

Молча я доделала разминку — ноги же разминала, так что не так уж много и оставалось. Гин, неохотно следуя моему примеру, тоже легко и быстро размялся, заканчивая практически одновременно со мной.

— Ранги? — спросил он, когда тишина стала неприятно тянуться между нами.

— Надо бежать, — сказала я, разминая пальцы.

Гин замер. Его глаза расширились.

— Завтра меня хотят… — я проглотила слова, потому что не смогла придумать, как закончить. Как-то на такой случай готовых фраз у меня не было совершенно. — Нагао-сан хочет, чтобы я начала завтра работать. Попросила ещё тебе ничего не говорить, так что смотри не попадись.

— Тогда ночью, — кивнул он, нахмурившись.

— Надо в обед, — покачала я головой. — Вечером слишком ного людей, будет охрана работать. Они заметят двух детей, которые почему-то именно ночью идут мимо огромного публичного дома. А он работает здесь уже несколько лет.

Гин моргнул.

— Тогда… — растерялся он, но постарался взять себя в руки. Очевидно, что происходящее шокировало тем, насколько быстро развивались события. — тогда надо в обед.

Я кивнула, после чего, стараясь не сбивать его с намеченного плана, высказала мысли:

— Надо затеряться в этом городе среди остальных детей, — шепнула тихо, — Сбежать, переодеться, затеряться. А когда про нас забудут, то можно и в другой город уйти, если надо.

Гин закивал. Выглядел он спокойно.

— Я тоже об этом подумал. Уже договорился с кое-кем, так что вещи нести не придётся.

Я остановилась. Первой мыслью было «Ты что, нас же сдадут за награду!», а потом прикусила язык. Мало ли с кем он договорился и что приготовил в плату. На данный момент надо было хотя бы сбежать отсюда.

Хотя если вещи пропадут, то это будет невыносимым кошмаром. Бежать налегке придётся, в зиму!

— Гин, — впервые решила поинтересоваться я. — А зима ещё долго будет?

— Сейчас конец первого месяца, — в Японии у месяцев нет названия «сентябрь-январь-март», только нумерация. Итак, у нас начинается февраль.

Ещё целый месяц?!

Я проглотила недовольство, переключаясь на мысль, что месяц — это не два, и вообще, в азиатских странах зимы вроде бы быстро заканчиваются.

Пообещала себе после узнать, в какой мы вообще стране, какой сейчас год. Раннее было не до того, мысли вечно заняты в напряжении на чём-то другом… а вот именно сейчас что-то приспичило. Но надо отложить все вопросы на потом.

Зарядка закончилась, темы для разговора тоже. Стояла мутная тишина, когда никто из нас понятия не имел, что и как надо сказать, чтобы начать всю эту катавасию дня.

Вздохнула. Выдохнула. Постаралась сделать так, чтобы было незаметно и Гин вроде действительно не заметил.

Впрочем, теперь я в этом не было уверена, так как его наблюдательность оказалась куда выше, нежели я рассчитывала.

— Ну, когда завтрак? Есть хочу — сил терпеть нет!

Гин моргнул. Его голова смешно дёрнулась назад, выпрямляя положение тела, когда я максимально наивными глазами села за стол в комнате, набираясь терпения.

Есть мне действительно хотелось.

Кинув на меня пристальный и обеспокоенный взгляд, Гин неуверенно кивнул. Подошёл к двери. Оглянулся. Я махнула рукой, показывая, что никуда исчезать не собираюсь.

Он вышел за дверь.

Я задумчиво замычала неясный мотивчик себе под нос.

Мыслей не было. Только ожидание.