Проклятье между нами (гет)

Мать Исаака была странной.

Алина Моревна знала о своей необычности, но это ее нисколько не беспокоило. В поселке жили еще семь Алин, но она была единственной, кто воспитывала сына в одиночку. Единственной, кто спокойно встречала оскорбления немигающим взглядом. Единственной, кто иногда говорила сама с собой. А иногда смотрела так, будто видела нечто, чего другие не видели.

Некоторые дети считали, что Исаак должен стыдится матери. Исаак считал таких советчиков дураками и не боялся сказать им об этом в лицо. Иногда он получал за свои дерзкие слова взбучку, но знал, как постоять за себя: после первой драки мать отвела его домой и научила держать удар.

«Никогда не бей первым, — когда мама нежно разговаривала с ним, как не говорила ни с кем другим, Исаак представлял себе солнце и летнее утро. — Но, если другого выхода нет, ударь так, чтобы одного раза хватило».

ii

Мать Исаака — лгунья.

Он уверен, что никто, кроме него, об этом не знает, ведь она очень хорошая лгунья. Сам Исаак в этом ужасен, зато он внимательный. И кем бы ни была его мать, она точно не селянка с берегов Цибеи. Ее движения слишком осторожные, осанка слишком прямая. В их деревне нет ни одной женщины, которая ходила бы так, как ходит мать Исаака. Словно она и есть та самая первая Алина, потерянная царица Равки.

Его догадки подтвердились, когда он подслушал ее разговоры (мать разговаривала с тенями, чаще всего поздно вечером, когда думала, что он спит). Селянки с берегов Цебеи не стали бы говорить о столице Равки так небрежно, словно это какое-то захолустье.

И разве не захватывающе оказаться потерянным царевичем? Разве не чудесно было бы жить во дворце, где никто не посмеет сплетничать о них? Ему больше не придется выполнять работу по дому.

Но когда Исаак сообразил, кем в таком случае окажется его отец, идея перестала казаться столь привлекательной. Мир, который установил Дарклинг, был прочным, но отнюдь не потому, что царь Равки был мирным человеком.

— Страх — непредсказуемый зверь, — однажды ночью сказала мама. — Временами он сдерживает людей. Например, врагов Равки. А иногда заставляет врагов ударить первыми в надежде избежать худшего.

— Но откуда они знают, что случится что-то плохое?

Мама улыбнулась и поцеловала его в лоб.

— Они не знают, звездочка, потому боятся.

Звездочка.

Он уже слишком взрослый для ласковых прозвищ, но это единственное, на которое он не огрызается.

iii

Исаак подозревал, что голоса реальны.

Точнее, голос. Он не раз слышал, как с губ матери с придыханием слетало самое обычное имя: «Александр».

Мужской вариант имени Алина. Так звать могли кого угодно.

«Ты не так терпелив, как утверждал», — мама развешивает сушиться простыни.

«Не спрашивай так, будто тебя действительно волнует мой ответ», — мама пытается загнать цыпленка в курятник.

«Я была создана для себя! — только ветер шумит в ответ, и мать вздыхает. — Конечно же, я знаю, Александр. Ты не глупый человек. Не драматизируй».

При виде его мама всегда улыбается, но никогда не прикасается, пока говорит с тенями. Исаак до сих пор помнил, как мама в ужасе отпрянула, когда он попытался ее обнять.

После этого Исаак ждал, пока призрак, преследующий мать, уйдет, и только тогда подходил к маме. От нее всегда пахло сухой травой и дымом.

— Это мой отец? — однажды спросил он, прижав ухо к маминому животу (он мал для своих лет и не может дотянуться выше). — Ты с ним говоришь?

Мама на миг замерла, а затем ласково убрала с его лба темные волосы.

— Когда придет время, я тебе все расскажу.

Исаак не сомневался, что это означало «да».

iv

Исаак — болезненный ребенок.

Это не удивительно. Никто не замечает, что мама скрывает свое слабое здоровье. Только в сумерках появляются темные круги под глазами, впалые щеки, бледность лица.

Но самое странное в том, что в такие моменты мама кажется моложе. С ее лица исчезают тонкие морщинки. И только при свете дня его мать становится похожа на других матерей — уставшая и постаревшая раньше времени.

— Ты выглядишь изможденным, — сухим тоном говорит она теням, и Исааку кажется, что тени смеются в ответ.

Исаак старался во всем помогать матери, но правда в том, что иногда его одолевала такая слабость, что он с трудом стоял на ногах. Он часто болел: простуда и болячки так и цеплялись к нему.

— Прости, — услышал он мамин шепот зимней ночью, когда метался в лихорадке. На лицо упали влажные капли, и он не сразу сообразил, что это слезы, — Прости меня, звездочка.

Он протянул к ней руку.

— Не ты сделала меня слабым, мама.

Может, мама что-то сказал, а он просто забыл. Но в глубине души Исаак знал, что она ничего не ответила.

v

Исааку исполнилось четырнадцать, когда правда вышла наружу.

Он у реки, лежит на берегу, купаясь в солнечных лучах, как кот (как его мать). Высокая трава скрывала его от глаз посторонних.

Впрочем, взрослые мальчишки, которым нравится мучить маленьких девочек, и так редко на что обращают внимание. Услышав плач, Исаак выглянул из-за травы. Взяв в кольцо девочку, мальчишки, улюлюкая, кидали друг дружке ее куклу.

Исаак не раздумывая поднялся на ноги, хотя от резкого движения у него немного закружилась голова.

— Оставьте ее в покое!

Они рассмеялись над ним. Исаак их не винил: если бы он сам был безмозглым сорванцом, то тоже бы посмеялся над тощим мальчишкой, решившим поиграть в рыцаря.

Никогда не бей первым.

Он дал матери обещание, но всегда можно найти лазейки. Он не нападал первым, но спровоцировать других людей не так уж и сложно.

— Если так хотите куклу, швея вам ее сошьет, — ухмыльнулся Исаак.

Он не был уверен, что стало причиной — выражение его лица или обидные слова — но мальчишеская гордость оказалась сильно задета. Кукла полетела на землю, а вслед за ней сам Исаак, сбитый с ног.

Исаак знал, куда бить. Знал. Но он не так силен, как раньше, а мальчишки настроены серьезно. Кулак прилетел ему прямо в лицо. Он едва успел выругаться, как его прижали к земле.

«Никто не может отнять у тебя надежду. Только ты сам, — так сказала ему мама, когда они вечером сидели на крыльце. Тени ложились на ее лицо, отчего она выглядела одновременно юной и древней. — Они попытаются, но ты сильный мальчик. Верь в себя, и тогда никто не сможет тебя сломить».

Сквозь раздирающую тело боль (пострадал даже лоб, потому что он боднул одного из паршивцев — мама научила его разным приемам) Исаак вспомнил эти наставления.

Все бы закончилось хорошо, если бы поганцы не впутали в разборку маму.

В деревне все знали о том, как легко тихий и добрый Исаак превращался в настоящего звереныша, стоило задеть его за живое. Но в отличии от других детей, с годами Исаак не стал выше и сильнее, и уже не мог заткнуть обидчиков одним лишь взглядом.

Большинство односельчан были добры к его матери. Если не уважали ее мудрость, то относились с жалостью, как к безумной.

Однако были и те, кто ее ненавидел. Их желчные слова совершенно не трогали Алину, и за это они ненавидели ее еще больше.

— Как ты можешь это терпеть? — как-то спросил Исаак.

— А что их слова могут мне сделать? — в ответ мама улыбнулась и рассеяно потерла плечо, словно там была старая рана. — Хотят сотрясать воздух, пожалуйста.

Это были правильные слова, но Исаак никогда не мог их полностью понять. Поэтому, когда один из мальчишек зло бросил: «твоя чокнутая сука мамаша», глаза Исааку застелила кровавая пелена. Хотелось хорошенько им врезать, заставить взять свои слова обратно, сделать хоть что-нибудь.

А потом все вокруг поглотила тьма.

vi

Исаак был убежден, что его вырубили, пока шум реки не заглушили крики, полные ужаса. Один мальчишка вопил, другой плакал, и никто не мог понять, что произошло.

Исаак вгляделся в непроницаемую тьму, но ничего не увидел. И вместе с тем он чувствовал небывалую легкость во всем теле. Он мог встать и бежать, бежать, бежать…

Треск, рассекший воздух, столь же оглушителен, как и тьма. Совсем не похожий на раскат грома, он ярок и резок. И если, когда опустилась тьма, Исаак решил, что потерял сознание, то увидев свет, уверился, что умирает.

Вдруг рядом с ним очутилась мама и до крови сжала его плечо.

Вот только мама была сама на себя непохожа. Рыжие волосы побелели; и сама она как будто стала моложе, сильнее.

— Что случилось? -требовательно спросила она.

— Они… — Исаак запнулся, не зная, как объяснить случившееся.

— Исаак.

Он впервые слышал в ее тоне такое отчаяние.

— Они говорили о тебе гадости! А потом вдруг стало темно… я не знаю, что произошло, мама.

Слово заставило ее взять себя в руки. Мама расслабилась и свет померк. Исаак ждал, когда мамины волосы снова станут рыжими, и она перестанет выглядеть так, словно всего на несколько лет старше него. Но этого не произошло.

Женщина перед ним — незнакомка.

vii

Матери Исаака никогда не существовало.

Алина Моревна всего лишь призрак — она реальна до тех пор, пока в нее верят. Исаак сжал кулаки, наблюдая, как незнакомка собирает их вещи.

Никто не решил идти следом за ними. Дорога через деревню была практически безлюдна; те редкие жители, которые им встречались, тут же отводили взгляд. У мамы всегда была горделивая походка, но тогда казалось, что, даже если земля уйдет у нее из-за ног, она не остановится.

Собирала вещи она так же быстро и уверенно. Исаак не сразу нашел в себе силы заговорить.

— Что ты делаешь?

— Упаковываю вещи. Мы уходим, звездочка.

— Не называй меня так!

Исаак и сам не понял, почему его так расстроило ласковое прозвище. Может, потому что звездочкой его называла только мама — добрая и уставшая женщина. — Я никуда не пойду, пока ты все не объяснишь!

Незнакомка замерла. А потом вытащила из сумки, которую Исаак никогда раньше не видел, перчатки, расшитые кусочками битого стекла.

— Кто ты?

Незнакомка взглянула на него, и Исаак увидел проблеск человека, которого знал всю жизнь.

— Я твоя мать.

— Нет! — пустота внутри разрасталась, и Исаак ничего не мог с собой поделать. — Моя мать — Алина Моревна! Она временами странная и тихая, не умеет готовить и рисовать, иногда болеет. И она добрая. Она не может призывать солнечный свет!

Покончив со сбором вещей, мама закинула сумку на плечо, а другую протянула ему. Их взгляды встретились.

— Я все еще она, — мама взяла его за подбородок, но Исаак со злостью сбросил ее руку. — Ты, Исаак, будешь творить много прекрасных и ужасных вещей в этой жизни. И я все еще буду твоей мамой.

Много прекрасных и ужасных вещей…

Исаак ничего не понимал. Он был совершенно растерян: он думал, что всю жизнь проживет в деревне, где состарится и умрет, окруженный детьми и внуками. Такая судьба совсем его не удручала, все в деревне так жили.

Исаак уставился на мамины руки и только тогда заметил золотые браслеты. Бесценные вещи, которых он никогда прежде не видел.

Его прошиб ужас, когда он наконец осознал, кто перед ним. Исаак медленно поднял голову и наткнулся взглядом на ошейник из оленьих рогов. На юном лице матери читался страх.

— Сол Королева.

Мама отвернулась.

— Мы должны идти. Сейчас же. Я объясню все по дороге.

viii

Мать Исаака — лгунья.