Лицемерная сила любви (джен)

В этом тёмном месте не было ничего, кроме меня. Я блуждал от одного воспоминания к другому, пересматривая каждое из них, практически заново переживая обе свои жизни. В моём сознании проходили часы, дни, недели, месяцы. Годы. Я осознавал, что там, снаружи меня, время течёт гораздо медленнее. Именно поэтому мне хотелось оставаться наедине с собой как можно дольше.

Процесс сложения двух разных личностей довольно странен. Ты будто бы смотришь на одно событие с двух разных точек зрения, прежде чем приходишь к компромиссу.

Например, Льюис-студент не любил гулять в лесу после дождя. Ему не нравились мокрые листья и грязная слякоть под ногами, после которой приходилось долго чистить обувь. А вот Льюис-волшебник находил грозы довольно интересными. Наблюдая, как стихийная магия резонирует с природой, подпитывает силой деревья и заряжает энергией магические растения, он всё больше углублял своё понимание волшебства. Смотреть на естественные переплетения магических потоков и по ним учиться сотворять заклинания новыми способами — довольно продуктивный метод самообучения. Так что я, подумав ещё про очищающие и согревающие чары, понял, что отныне лесные прогулки после дождя будут мне нравиться. Вернее, они бы стали мне нравиться.

Поначалу я опасался возникновения ситуаций, в которых мнения двух Льюисов будут слишком сильно различаться, что в итоге выльется в межличностное противостояние. Но такого не произошло. Характеры обоих, хоть и не являлись одинаковыми, не были противоречивы.

Также, одним из факторов, способствующих их совместимости, оказалась… некоторая «неполноценность» личности Льюиса-волшебника.

Данная «неполноценность», ставшая заметной довольно быстро, заключалась в полном отсутствии положительных эмоций в воспоминаниях. Когда я думал о радостных моментах из студенческой жизни, то передо мной сразу всплывали сцены с участием моих родителей, компьютерных игр, вкусных пирожных и моей кошки. А когда я пытался вспомнить радостные события из своей жизни волшебника, то лишь натыкался на холодную пустоту. Я мог вызвать в памяти моменты, где я улыбался или смеялся, но они все ощущались пресными — в них была лишь фактическая информация о происходящих действиях и не было воспоминаний об испытываемых чувствах. Зато негативные и нейтральные эмоции оставались: раздражение, неуверенность в себе, злость, страх, удивление, заинтересованность.

Причина этому была довольно очевидна — дементоры. Существа, высасывающие из тебя всё хорошее и бросающие страдать то, что от твоей личности остаётся. Одна лишь мысль о них вызывала у меня инстинктивное отторжение, и я тут же сбегал в одно из тёплых воспоминаний второй части себя.

У Льюиса-студента не было каких-либо чётких целей в жизни. Изначально он мечтал стать, как и его папа, врачом, поэтому свободное время часто посвящал чтению медицинских книг. Но затем Льюис пришёл к выводу, что ему не особо даётся химия, да и сроки обучения на эту профессию были пугающе длинными. Так что он решил сменить курс с медицины на неожиданно полюбившееся программирование. Сдав экзамены более-менее удовлетворительно, Льюис переехал в университетское общежитие и поступил на факультет программной инженерии. И, в общем-то, всё. Больше ничего, стоящего внимания. Он не считал такую жизнь чем-то выдающимся, она ощущалась самой обычной — при этом спокойной и уютной.

А вот Льюис-волшебник с детства знал, что он является особенным даже среди магов. Несмотря на то, что его род пришёл в значительный упадок после Второй мировой войны, кровь Абберли продолжала нести в себе необыкновенную силу. Данная семья имела длинную родословную, уходящую своими корнями во времена древних кельтских народов и передающую из поколения в поколение отличительную способность — невероятную чувствительность к магии, позволяющую видеть магические потоки и управлять ими. Этот дар являлся результатом накапливаемой на протяжении столетий волшебной крови, и на данный момент им обладало лишь немногое количество магических семей во всём мире. Для таких магов, как они, существовал специальный термин — друиды.

В нынешнем обществе к друидам относились с уважением и любопытством. От обычных людей, в плане физиологии, они отличались недостаточно сильно, чтобы считаться отдельным видом; впрочем, в некоторых странах их приравнивали к магическим существам, наряду с гоблинами и кентаврами. Но это не несло за собой ограничения каких-либо прав, друидов никогда не считали опасными для общества, как, например, оборотней. Что, кстати, было лишь благодаря невежеству — многие методы, способствующие усилению магической крови, посчитали бы в лучшем случае «сомнительными».

Будучи друидом, Льюис осваивал заклинания намного быстрее своих сверстников. Его отец был решительно настроен воспитать достойного наследника рода, так что помимо магии Льюис активно изучал этикет, политику и финансы. Семья Абберли была практически уничтожена при войне Грин-де-Вальда, и ей пришлось уйти в тень. Главная жизненная цель Льюиса казалась предельно ясной: восстановить силу своего рода.

Выросший в строгости Льюис-волшебник и размеренно плывущий по течению Льюис-студент — эти две жизни так не походили друг на друга. И единственным, что связывало их вместе, была фэнтезийная книга о Гарри Поттере.

«Гарри Поттер». Я никогда не считал себя большим фанатом серии книг про Мальчика-Который-Выжил, мои познания о сюжете ограничивались фильмами и рассказами друзей. А вот теперь я сам стал частью этой вселенной.

Так абсурдно.

Как подобное вообще произошло?

Возможность того, что Льюис-студент взял и попал в книгу, я отмёл сразу — Льюис-волшебник ни за что бы не признал себя выдуманным персонажем. Скорее, это информация о мире, в котором существует Гарри Поттер, каким-то образом воплотилась в обычном мире в форме книги. А затем Льюис-волшебник смог получить воспоминания Льюиса-студента, что в конечном итоге сформировало «текущего меня». Как такое возможно? Я понятия не имел.

Наверное, данная ситуация должна была меня шокировать, но вместо волнения я ощущал лишь усталое безразличие. Магия есть магия, для неё нет ничего невозможного. А рассуждать дальше на эту тему и задавать новые вопросы не было ни сил, ни желания, ни смысла.

Если ничего нельзя изменить, то зачем о чём-то беспокоиться?

* * *

Мне нравилась апатия, в которой я пребывал.

Но реальность безжалостна — сколько от неё ни убегай, она всё равно в конечном итоге настигнет тебя.

Азкабан. Место, которого боятся все. Место, признанное самой неприступной тюрьмой. Место, являющееся кормушкой дементоров. А также место, где я сейчас нахожусь.

Процесс усваивания воспоминаний больше не являлся таким тяжёлым, и вместе с этим окружающая темнота, к моему ужасу, переставала дальше прятать меня от остального мира.

Я стал время от времени приходить в сознание. Сперва лишь на несколько минут, которые впоследствии переросли в часы пребывания на грани сна и яви. Трудно сказать, когда, но я потихоньку начал воспринимать то, что находилось вокруг меня. Звуки, запахи и тактильные ощущения — мой организм с удивительным упорством восстанавливал сенсорные способности. Мне даже стало хватать сил на простейшие движения, и, что самое главное, появилась возможность открыть глаза.

Но всё, что я смог увидеть — серые каменные стены. По ним было легко узнать камеру, в которой я находился до «неудавшейся казни».

Очевидно, после случившегося меня решили не убивать.

Пока что.

Я не знал, что со мной сделают дальше — я мог лишь ждать. И думать. Мои мысли всё ещё были вялыми и расплывчатыми, но это не мешало представлять наиужаснейшие варианты развития событий. Удивительно, но я не боялся вероятной смерти. Гораздо сильнее пугала возможность того, что мне вновь придётся встретиться с дементорами. Они могли в любой момент прийти и опять забрать только-только приобретённые светлые воспоминания.

Пока время продолжало течь, я продолжал просто лежать на жёстком полу (в камере отсутствовало что-либо ещё). Лежал и беспомощно ждал, при случае снова погружаясь в воспоминания или изучая окружающие меня магические нити. Их здесь было мало, не больше чем на магловской стороне — исходя из моих воспоминаний, в мире за барьером ими обычно пропитан весь воздух. Я был слишком слаб, чтобы даже пытаться колдовать, да и палочки у меня не было. Но банальное присутствие привычной (по крайней мере для Льюиса-волшебника) магии меня слегка успокаивало.

Дементоры так и не пришли. Вместо них стали иногда приходить маги. Мракоборцы, если я их правильно опознал. Со мной они не говорили — просто накладывали на меня различные диагностирующие заклинания, делали записи в журналах и уходили. В первые разы я чувствовал себя очень напряжённо, но поняв, что вредить мне пока не собираются, расслабился. Они наблюдали за мной, а я наблюдал за ними и за окутывающими их нитями магии.

Как стало ясно из обрывков редких разговоров, я им был нужен лишь в качестве объекта для исследований. Это неудивительно. Случая, когда приговорённый оставался в здравом уме после поцелуя дементора, ни разу не было. До этого момента. Моё состояние трудно назвать «здравым», но я хотя бы мог осознавать себя. Я был таким первым и единственным. А значит, незаменимым. В придачу, я являлся друидом. Министерство вряд ли упустит шанс исследовать столь ценный экземпляр на законных основаниях. Пока я им нужен, я буду жить.

Вернее, существовать — нормальной жизнью такое не назовёшь.

Просто быть.

* * *

— Энервейт! — услышал я сквозь полусон.

По моему телу пробежал заряд неестественной бодрости, заставляющий разум проясниться и вырваться из иллюзий. Я поморщился, с новой остротой ощущая во всём теле ломящую боль от нескончаемого лежания на жёстком холодном полу.

«Кто бы мог подумать, что в конечном итоге моим нелюбимым заклинанием будет оживляющее…» — промелькнула усталая мысль.

Для некоторых диагностирующих чар было необходимо, чтобы объект находился в сознании, поэтому меня довольно часто будили. Данная процедура уже стала привычной, так что я обычно просто игнорировал всё происходящее. В этот день я собирался поступить так же, пока не понял, что сегодняшний раз слегка отличается от предыдущих. Я почувствовал это после того, как попытался привычным образом просканировать окружающие меня магические нити. Вместо двух магов, которые как правило приходили ко мне, рядом со мной находилось трое. Двое внутри моей камеры, один у входа.

Когда по прошествии некоторого времени никто так и не стал использовать диагностирующие заклинания, внутри меня всколыхнулось беспокойство. Пытаясь понять, что происходит, я слегка приоткрыл глаза, но тут же сощурился из-за непривычно яркого света.

— И впрямь, живёхонький, — раздался голос того мага, который был ближе всего ко мне. — Везунчик.

Я напрягся. Насмешливо-презрительная интонация, с которой прозвучали эти слова, не предвещала ничего хорошего. Раньше всех интересовало лишь состояние моего тела, и даже если я иногда ощущал их неприязнь к себе, никто не пытался выразить её вслух.

— Сколько времени тебе понадобится? — равнодушно спросил другой маг, на палочке которого горел Люмос.

Его я узнал по голосу. Он был одним из тех мракоборцев, что регулярно заходили ко мне.

— По ситуации. Может быть, пару часов, а может и пару минут, — ответил первый, — зависит от того, что там осталось. Я начну. Эй, ты!

«Это он обращается ко мне?» — испугано подумал я.

Беспокойство внутри меня усиливалось, заставляя сердце биться быстрее.

«Что ему надо? Что они хотят со мной сделать?»

Я заморгал, желая быстрее привыкнуть к свету. Нарастающая паника заставляла мысли бесконтрольно метаться.

«Меня же не убьют спустя столько времени? Они решили перейти к новым экспериментам? Будет больно? Вдруг они захотят снова вернуть меня к дементорам?»

— Давай же, посмотри сюда, — в голосе стоявшего надо мной мага отчётливо слышалось раздражение. — Эй, Абберли!

Звук собственного имени заставил меня рефлекторно дёрнуть головой.

«Нет смысла бояться раньше времени, — я попытался заглушить страх логическими размышлениями. — Действительно, они ведь пока меня не тронули. Если бы мне хотели причинить вред, то не стали бы завязывать разговор. Я зря себе накручиваю. Возможно, всё будет в порядке, ничего плохого не случится».

Эти мысли помогали мне держать себя в руках, так что я, сжав зубы, решительно поднял взгляд вверх.

И сразу же увидел направленную мне в лицо палочку.

Вся моя жалкая решимость разбилась вдребезги. Я замер в беспомощном ужасе, не смея даже дышать.

— Легилименс.

Это заклинание сопровождалось вспышкой головной боли. Прежде, чем я успел как-либо среагировать, меня захлестнул поток воли чужого сознания.