Долгий побег из Равен Брукс (джен)

Мистер Питерсон неохотно приоткрыл глаза, когда в них попал вынырнувший из дырки в шторе солнечный зайчик. Поморщившись, мужчина замотал головой и попробовал было улечься на бок, чтобы снова задремать, как вдруг подскочил на месте.

Его руки туго пережимала верёвка. Конечно, кто-то позаботился об его самочувствии и протянул под верёвкой ткань, чтобы он не стёр запястья в кровь. Ноги тоже были примотаны к кровати, не давая простора для движения.

Теодор задёргался в путах, скрипя кроватью. Его сердце, спокойное было с пробуждения, забилось так быстро, что в груди стало больно. Питерсон вспомнил о том, что было до его засыпания, и его пробил холодный пот. Он помнил немного, но кое-что всё-таки вспомнил: упавшую металлическую ворону, испуганные заплаканные глаза сына, ненавистного журналюгу, явного помощника хранителей леса… Он явно притащил за собой кого-то, кто обезвредил Теодора, скинув на него чучело. И пока он был без сознания, эти твари забрали Аарона! А его связали, чтобы потом, утащив мальчика, шантажировать его, заставляя быть мягким и послушным!

Теодор зарычал в ярости, но тотчас зашёлся в тихом хриплом кашле. Сухое горло саднило, губы потрескались и нуждались в воде. Питерсон невесело усмехнулся. Ну да, ещё и пытки. Наверняка и воду ему нужно будет заслужить, как и встречу с сыном. Эх, Аарон, снова отец тебя подвёл…

Питерсон упал на кровать, судорожно дыша сквозь сжатые зубы. Он не знал, что делать, его душу потопила растерянность. Попытаться сбежать? А вдруг они навредят Аарону? Ждать, пока кто-то придёт? Но драгоценное время утечёт из пальцев. Теодор вспомнил всё, что знал об этом Госте, которого почитали хранители леса, и застонал, боясь худшего.

За дверью послышались негромкие, торопливые шаги. Находящийся там человек явно старался идти тише, но тем не менее постоянно выдавал себя спотыканием об различные предметы или шарканьем обуви.

Теодор заскрипел зубами, сразу же узнав эту неуклюжую страусиную походку. Ну конечно, журналисту надо доказать преданность секте, а потому его, наверное, и оставили следить за обездвиженным пленником.

Пока Квентин неспеша приближался, Теодор придумал план. Раз уж его связали, остальные хранители леса, вероятнее всего, находились где-то в других местах. А значит, он может обмануть журналюгу и сбежать. Подумав об этом, Теодор упал на кровать и попытался расслабить всё своё тело. Это было не так уж сложно — измученный организм не удовлетворился часом сновидений и с удовольствием вытянул все мышцы, помогая Теодору бессильно растечься по кровати. Питерсон склонил голову набок, чуть свесив её с кровати и, перед самым открытием двери, задержал дыхание, снизив его до минимума, стараясь не обращать внимание на лёгкие капли крови, таки выступившие на запястьях от чрезмерного давления ранее.

Ждать Теодору долго пришлось недолго. Открыв дверь плечом, в комнату аккуратно пробрался Квентин. Бросив на больного осторожный взгляд, он сглотнул и на долю секунды нерешительно замер на пороге. В коридоре ему показалось, что он слышал скрип кровати и паническое дыхание Питерсона, но тот вроде бы продолжал всё также безмятежно спать. Квентин не спешил подходить, внимательно всматриваясь в лежащего мужчину. Опытный взгляд журналиста явно подсказывал ему, что что-то тут было не так… Но только что?

Наконец, сумев-таки побороть неуверенность, Квентин тихо подобрался к кровати и сел на её край.

Теодор почувствовал возле себя чужое присутствие. Это настолько его нервировало, что он готов был наплевать на план и рвануть на врага прямо так. Но смысл? Верёвки не дадут ему навредить журналюге. Поэтому он продолжал притворяться неживым, благодаря занятиям плаванию, на которые его, наслушавшись всяких новомодных врачей, таскала Диана. Из-за этих занятий его лёгкие были мощными и долго не давали запыхаться.

Затаив дыхание, журналист неосознанно прислушался к звуку чужого дыхания, которого… не было? Чтобы убедиться в услышанном, мужчина, наплевав на всю предосторожность, наклонился к пленнику чуть ниже и даже положил ладонь на грудь. Ты не вздымалась.

Подобное открытие было весьма неожиданным. Ведь, по меркам Квентина, «сосед» был вполне себе неплох, чего же произошло? Нахмурившись, мужчина склонился над чужой грудью и прислушался к мерному стуку сердца. То билось замедленно, но билось вообще, а это значило, что у него, у Квентина, был ещё шанс! Так, как там учили в особой врачебной передаче? Подсев как можно ближе к Теодору, Квентин одним ловким движением руки зажал Питерсону нос и, набрав в рот побольше воздуха, «вдохнул» его в инстинктивно приоткрывшиеся губы мужчины.

* * *

Питерсон занервничал, когда чужая рука мягко легла ему на грудь. Почему-то он только сейчас заметил пропажу своего любимого свитера, который мог не снимать днями и неделями напролёт. Это что, такая попытка демобилизировать его наготой? Хорошо хоть брюки оставили!

Журналист не спешил действовать. Он склонился ниже и слушал его дыхание. Теодор чуть было не фыркнул от злости и напряжения — всё-таки его лёгкие были не безграничными! Когда Теодор уже собирался наплевать на план и вдохнуть немного воздуха, Квентин зашевелился. Он присел ближе. Скрипнула под его весом кровать. Питерсон занервничал сильнее, когда почувствовал, как чужое тело нависло над ним, зажав его бёдра меж коленей. Чужая рука всё ещё рассеянно сжимала его грудь. Журналист прижался лицом к его телу, заставив Питерсона недоуменно застыть. Чего это он? Никогда не видел мужской груди? Хотя, куда ему, сам-то не мужик, видимо…

И тут, словно прочитав его мысли, Квентин внезапно то ли разозлился, то ли просто набрался храбрости. Он резко дёрнулся вперёд, зажал его нос и, дождавшись инстинктивного вдоха, прислонился своими влажными губами и его губам.

Питерсон почувствовал, как по телу пробежала дрожь. Чужие колени сжались возле его бёдер сильнее, и Теодор, не отдавая себя отчёта, резко отдёрнулся. Он злобно укусил чужую губу и, рыча, схватил Квентина за рубашку, наплевав на перетянутые верёвкой руки.

Он рычал и шипел, рвя чужую одежду и пытаясь добраться до чужого лица. Значит, вот зачем его сковали? Чтобы не оказывал сопротивление? Они плохо его знали! На одеяло пролилась кровь из протёртых конечностей, но Питерсон не обращал на это внимание. Кашляя от сухости во рту, он прижал Квентина к себе и злобно давил его в удушающем захвате, с ненавистью глядя в расширенные карие глаза. Эта мразь сначала увела его ребёнка, а теперь решила, что он так просто сдастся?!

* * *

Когда Питерсон резко дёрнулся в захвате, Квентин с запоздалой реакцией понял, что всего скорее мужчина вовсе не умирал, а просто решил обмануть его. Ну, или крепко уснул. Тут уж что-то из двух.

Больной был неожиданно сильным для человека, недавно находившегося без сознания. Видимо, переживал за Аарона, поэтому был в разы яростнее. Квентин это понимал, правда. Но всему приходил конец. Даже его болевому порогу.

Чтобы избежать серьёзного захвата противника, Квентин воспользовался известной тактикой всех лучших журналистов, а именно — утёк от проблем. Воспользовавшись заминкой Питерсона, мужчина ловко выскользнул из его рук и поспешно отпрыгнул в сторону, чуть выставив руки перед собой в защитном жесте.

— Мистер Питерсон! Всё в порядке, Аарон здесь, рядом! — на всякий случай поделился Квентин, чтобы успокоить беснующегося соседа.

Услышав имя сына, Питерсон, вопреки ожиданиям, взъярился ещё сильнее. Хрипя, он сжал руки в кулаки и напряг бицепсы, с такой силой давя на верёвки, что кровь усилилась, а старые музейные путы, которые удерживали сильного мужчину, затрещали. Или это была кровать? Не суть важно. Залитые кровью глаза Питерсона, не отрываясь, следили за Квентином. Он был словно пленённым хищником, готовым вцепиться в глотку при освобождении.

Весь его план накрылся тазом, и по идее, ему бы пора стать послушным и смиренно просить прощения. Но Питерсон не умел этого делать. Он часто был неправ и испытывал вину за то, что не мог охарактеризовать свои эмоции более адекватно, но ничего не мог с собой поделать. А тут он и не хотел ничего с собой поделать.

— Где мой сын? — невнятно прорычал он, чувствуя металлический привкус на языке. Чёрт, кажется, он прикусил язык, когда боролся против врага… — Что вы с ним сделали?! Не смейте его трогать, СЛЫШИТЕ?! НЕ СМЕЙТЕ!

— Он здесь, на кухне, — растерянно поделился Квентин, отступив на шаг и внимательно разглядывая дёргающегося мужчину перед собой.

«Он не будет меня слушать. Может, снотворного? Ему нужно выспаться, подтянуть здоровье. Тогда он будет меня слушать», — здраво оценил журналист.

— Сейчас, я могу позвать его! — с этими словами Квентин вышел в коридор, чтобы дождаться Питерсона-младшего. Нижняя губа немного пощипывала от болезненного укуса, но мужчина едва ли обратил на это внимание, лишь слегка зализав ранку языком.

— Нет! Нет, вернись! Вернись немедленно, сука! Не смей трогать его, урод! — взревел Питерсон и зашёлся в отчаянном кашле. Кажется, он сорвал себе голос. Дерьмо.

Аарон взлетел на второй этаж, испуганно пуча глаза. На кухне не оказалось чистого стакана, и ему пришлось потрудиться, чтобы найти тот, в котором он принимал воду прошлым днём. М-да, вроде бы не так много времени прошло — всего один день — а ощущение было, будто тот вечер был сто лет назад.

Внезапно сверху послышался странный шум. Сердце Аарона тотчас пустилось вскачь. Метнувшись наверх, он чуть не налетел на Квентина, а потом услышал крик отца.

— О нет! Что с ним?! — в панике пискнул мальчик, крепче сжав стакан с водой и чуть не пролив его.

— Он очнулся и вспомнил обо мне и о том, почему потерял сознание. Думаю, он переживает, что я навредил тебе, — честно признался Квентин, осторожно забирая стакан из дрожащих рук ребенка.

Аарон сглотнул и не очень уверенно побрёл в комнату. Там Питерсон, зажмурившись, пытался то ли отпилить себе верёвкой руку, то ли сломать кровать, об которую был привязан. Пока что удавалось больше первое — и верёвка, и кровать были сделаны добротно и умирать не хотели.

— Отец… — тихо позвал Аарон, сжавшись, когда бешено крутящийся, как йо-йо, Питерсон замер.

— Аарон? — прошептал он сорванным голосом и резко открыл глаза. — Это ты?

Аарон судорожно закивал и медленно побрёл к кровати. Забравшись на одеяло, он обеспокоенно осмотрел отца. А Питерсон, тем временем, увидел Квентина в дверях и снова разъярился.

— Развяжи, сын, — прогромыхал от тихим и совсем не брутальным голосом. — Я сверну шею этому ублюдку!..

Аарон съёжился.

От одного только вида Питерсона Квентин почувствовал, как начинает дрожать. Этот мужчина умел выглядеть ну очень убедительно и страшно, когда было необходимо. Но вместе с тем Квентин понимал, что тот был не так уж и опасен, как хотел показать. Горячка, стресс и веревка оказали на соседа достаточно влияния, обессилив его. Но от этого в журналисте отчего-то вдруг возникало странное чувство жалости и понимания к этому сломанному человеку.

Аарона Квентину было ещё жальче. Ведь он был всего-лишь беззащитным ребенком. Сейчас выглядевшим таким испуганным и потерянным. Малыш явно не заслуживал таких страданий.

— Мистер Питерсон, — мягко, но одновременно твердо (и как у него это получалось?) произнёс, наконец, Квентин, чтобы слегка сбавить градус обстановки. — Я не собирался и не собираюсь причинять вред ни вам, ни Аарону. Прошу вас, успокойтесь и выслушайте меня. Вы же видите, ваш сын боится. Не нужно давать ему повода для стресса.

Питерсон чуть не подавился воздухом.

— Что?! Предлагаешь довериться тебе? Тебе, хитрому журналистскому лису? ТЫ ДУМАЕШЬ, Я СОВСЕМ РЕХНУЛСЯ?! — он снова закашлялся и, кинув на перепуганного его состоянием Аарона быстрый взгляд, куда более спокойнее добавил, презрительно процедив: — Я не доверюсь наглому, вороватому, въедливому, везде сующему свой нос человеку, которому НЕЧЕГО делать здесь, если только он не тёмная лошадка и не работает на серьёзных дядек! Аарон, верёвки!

Аарон покачал головой.

— Отец, он безобиден, — прошептал он и вздрогнул, когда Питерсон оскалился:

— Мне виднее, сын! Давай, быстро!

— Я не прошу вас доверять мне. Ведь после произошедшего с вами это вполне закономерно, — подметил Квентин, выставив руки перед собой в защитном жесте и чуть нервно улыбнувшись. — Я прошу вас хотя бы просто успокоиться. У вас болит горло. Если будете кричать, то можете вообще лишиться голоса.

Поймав взгляд Аарона, Квентин ободряюще полукивнул ему и протянул стакан.

— Аарон, ты хотел принести папе воды? Я пойду проверю дверь.

Аарон забрал стакан и сел ближе к отцу. Тот, прищурившись, проводил Квентина взглядом хищника, после чего, нахмурившись, перевёл взгляд на Аарона.

Аарон молча протянул стакан и придержал отцовскую голову, помогая ему с питьём. Когда Питерсон перестал жадно поглощать жидкость, он вытер пару капелек, стекших по подбородку. Всё это время они не произнесли ни слова. На самом деле, за прошедший год они едва ли перекинулись тремя-четырьмя десятками слов. Оба предпочитали молчать, ведь разговор неизбежно привёл бы их к Мие. Лишь с появлением в их жизни Квентина подобная негласная договорённость была нарушена.

Аарон отставил полупустой стакан на комод. Теодор приподнял брови, заметив напряжённый взгляд сына, и приподнял руки, словно намекая развязать их. Однако, к его удивлению, Аарон покачал головой и попятился.

— Сын? — Питерсону не удалось сдержать удивления и даже шока. Он требовательнее натянул верёвку, и Аарон всхлипнул, но не сдвинулся с места. — Не дури!

— Нет, — Аарон сделал ещё шаг к двери. — Я ему верю.

— Кому? Этому паршивому… — Питерсон вспомнил, с кем говорил, и прикусил язык. — Он мог привести за собой других, — выплюнул он.

— Но не привёл же!

— Ты глупый ребёнок!

— А ты… ты… ты просто глупый! — Аарон упрямо вздёрнул подбородок и сердито блестнул влажными глазами. — Вечно параноишь, везде видишь врагов!.. Тебе не надоело? Я не хочу, чтобы ты убил Квентина, потому что он помогает нам!

— Помогает, но не от доброго сердца! Добрых людей нет в Вороньих Ручьях, — глухо рыкнул Питерсон-старший.

— Я ему верю, — решительно повторил Аарон и вышел. Отец что-то крикнул ему вслед, но мальчик его уже не слушал.

Он сел на лестничную ступеньку неподалёку и задумался, подперев ладонями подбородок.

* * *

Квентин сначала хотел просто постоять около двери, чтобы, в случае чего, помочь Аарону, но, заметив, как мужчина успокоился наедине с сыном, решил всё-таки не подслушивать и действительно пройтись проверить здание. Вороньи Ручьи были местом загадочным, опасным. Местные жители не раз доказали ему, что верить кому-то здесь было делом не самым разумным.

Холл встретил журналиста прохладой с распахнутой настежь двери, которая будто бы кричала всем непрошенным гостям: «Добро пожаловать!». И как только никто не воспользовался шансом? Покачав головой, Квентин направился к ней. Под ногами у него заскрипели перья металлической вороны, напоминая о недавних событиях и невольно заставляя журналиста задуматься о тех возможных негативных последствиях, которые поджидали его и Аарона, если бы чучело всё-таки не упало…

«Странное место, чтобы спрятаться, — мысленно подметил Квентин, вновь закрыв тяжёлую дубовую дверь и закрыв ее на засов. — На виду у всех… Нам нужно будет оставаться вместе, на виду друг у друга. Надо найти Аарону ещё место для сна!»

Задумчиво пожевав губу, Квентин осторожно выглянул в окно, слегка отодвинув в сторону тонкую шторку. Идти на студию днём и тащить запасной матрас было делом довольно палевным, с этим пока стоило повременить. Но вот сбегать за едой все-таки стоило. А когда потемнеет, как раз можно было бы сносить в музей несколько нужных вещей.

— Аарон! — обернувшись и заметив взлохмаченную макушку мальчика, окликнул Квентин и поспешил к нему, чтобы предупредить о том, что он собирается сходить за продуктами. Но в пылу радости от новой идеи мужчина забыл про поломанные доски на лестнице и с громким грохотом провалился куда-то вниз, под неё. К счастью, обошлось без особых увечий. Лишь заболела ушибленная пятая точка, да немного порвалась толстовка на боку.

Аарон подскочил, услышав рядом грохот. Даже Питерсон-старший затих в комнате, прислушиваясь к происходящему.

— Квентин? — Аарон проследил за облачком пыли, поднявшимся там, где сломал лестницу журналист, и бросился к нему, осторожно топоча по ступеням. — Ты жив?

Пожалуй, это было не самое высокое падение в жизни Квентина. Даже если сравнивать его только с падением во время расследования. Поднявшись на ноги и отряхнувшись, Квентин поспешил скорее успокоить Аарона:

— Всё в порядке! Тут невысоко!

«Но довольно узко», — мужчина вздохнул и машинально упёрся об стену, чтобы встать поудобнее. Но, к своему удивлению, не обнаружил под рукой стены.

С коротким «А-ах!» мужчина свалился вперёд, на колени. В лицо тут же ударил холодный осенний воздух, вынуждая бедного Квентина едва ли не задохнуться им. Именно этот момент выбрала многолетняя пыль, чтобы резко взмыть в воздух и вынудить несчастного узника, ко всему прочему, не только раскашляться, но ещё и расчихаться. Резко подорвавшись на ноги, по пути врезавшись головой в стену, Квентин как пуля выскочил из своего плена, оставляя за собой целые кучи пыли.

Аарон, добравшийся было до дыры и осторожно заглядывающий внутрь, отшатнулся и упал попой на ступеньку.

— Что? Что там? — прошептал он испуганно, не понимая, почему Квентин так резко выскочил оттуда. Неужели там что-то опасное? Змеи, пауки, ядовитые газы или даже хранители леса?

— Кхе! Кхе! — откашливаясь, прохрипел в ответ Квентин.

Какое-то время он не отвечал, стряхивая пыль с лица и восстанавливая дыхание, после чего тоже завалился на ступеньку и поделился находкой:

— Там какой-то туннель. Судя по всему, он ведёт куда-то… Кхе-кхе!.. на улицу…

— Туннель? — Аарон побледнел ещё больше, хотя он и так напоминал грустное привидение. — Это нехорошо, — тихо произнёс он, пятясь от дыры. — Очень-очень нехорошо… Когда-то у нас под домом я нашёл туннель, и он… он был… — мальчик помотал головой и спрятался за чучело медведя, боязливо сжавшись.

В том туннеле он видел отца и его когда-то лучшего друга, но не хотел говорить об этом. Тот друг был найден после, спустя год, мёртвым в парке «Золотое яблоко», и Аарон не хотел думать, что в этом был причастен его отец. Тогда он оставил их разбираться в своих отношениях в том туннеле, и с тех пор лучшего друга семьи Питерсонов никто не видел. И, к слову, его тоже звали Квентин…

— Чёртов урод! Что ты там делаешь с моим сыном?! — хрипло гаркнул Питерсон-старший из спальни, не выдержав повисшей тишины.

Вопрос мистера Питерсона, увы, так и не получил ответа, так как был пропущен мимо ушей слегка оглушенного падением и ударом журналиста. Протерев очки от слоя пыли кончиком рубашки, Квентин огляделся, отыскивая Аарона взглядом.

«Туннель? В смысле, подвал?» — хотел было уточнить мужчина, но, заметив, как сильно испуган Питерсон-младший, решил вопрос пока придержать.

Аккуратно подойдя к укрытию мальчика, Квентин присел на корточки, чтобы быть вровень с ребёнком, и успокаивающе улыбнулся.

— Всё в порядке, Аарон. Это другой туннель. Скорее даже… вентиляция, — спокойно пояснил он и неуверенно коснулся чужого плеча ладонью, предлагая свою тактильную поддержку. Многих людей это успокаивало, и Квентин очень надеялся, что у Аарона, наоборот, нет триггера на этот счёт.

Аарон, однако, совершенно искренне обнял его в ответ. Несмотря на все разногласия с отцом, вечер, наполненный объятиями, был их годовой традицией. Аарону не хватало тактильных ощущений, и Теодор, как мог, восполнял их. Обычно. С тех пор, как они стали замечать в музее присутствие ещё одного человека, их объятия стали редки. Питерсона-старшего стали одолевать паранойя и лёгкие панические атаки, а Питерсон-младший провалился в небольшую меланхолию и стал чаще вспоминать мёртвую сестру.

Не получив ответа, Теодор нецензурно выругался и, судя по громкому треску, стал доламывать раритетную кровать.

Квентин с готовностью ответил на объятия, аккуратно обвивая мальчика руками и по-дружески похлопывая его по плечу. Подобные выражения чувств мужчина очень ценил и всегда был готов к ответному проявлению. Также он был рад, что Аарон с готовностью шёл на контакт. Иначе бы всё было гораздо сложнее.

Когда мальчик чуть отстранился, Квентин тихо поинтересовался:

— Скажи, а у тебя есть любимая игрушка?

— Любимая игрушка? — казалось, что Аарону просто жизненно необходимо было переспрашивать всё дважды. — Нет… — он слегка покраснел. — А это плохо?

С собой он постоянно носил куклу Мии — даже сейчас она хранилась у него за пазухой. Но это не значило, что она была его любимой игрушкой. Напротив, Аарон буквально ненавидел её. Но это всё, что у него осталось от Мии.

— Нет, это не плохо, — добродушно ответил Квентин. — Это вполне себе нормально. Просто я подумал, что… Мы могли бы найти себе игрушку-оберег. В какой-то книге я читал, что они помогают своему человеческому другу стать увереннее и смелее. Знаешь, я тоже в это не верил. Но потом моя игрушка помогла мне преодолеть страх темноты и даже соседского пони, — искренне поделился журналист. Воспоминания о старом фермерском пони до сих пугали мужчину до дрожи.

Аарон не стал спрашивать о пони. Помнится, его друг Ник до дрожи испугался лам, когда они воровали табличку на ферме, казалось, много лет назад. Фермерские животные могли быть очень страшными.

— А что за игрушка была у вас? — поинтересовался он со слабым интересом, наклонив голову набок.

— Помню, это был пушистый серый кот, — поделился Квентин, припомнив своего старого доброго приятеля из детства. — Конечно, сейчас он уже не пушистый и не серый… Но когда-то точно был.

Помолчав, Квентин поинтересовался:

— Как думаешь, твой папа будет что-нибудь есть, или нам лучше подождать, пока он немного успокоится, и приготовить ему бульон здоровья?

— Бульон здоровья? — Аарон поднял брови. — Не знаю, — снова повторил он. — Отец плохо ест в последние… — он замолчал, пытаясь вспомнить, когда Питерсон-старший в последний раз нормально ел. В прошлом месяце? Год назад? Ещё до смерти мамы? — Он вообще плохой едок, — выкрутился мальчик, так и не припомнив.

А звуки из спальни стали ещё громче, только теперь к ним присоединилось тяжёлое дыхание — всё-таки Питерсон-старший был уже не молод и тоже имел какие-то границы выносливости.

— А что такое бульон здоровья? — уточнил Аарон, напряжённо вслушиваясь в эти звуки. — Это что-то успокаивающее?

После особенно громкого звука из комнаты Квентин невольно вздрогнул и инстинктивно глянул в его сторону. К счастью, веревки пока справлялись со своей задачей, и Питерсон пока что находился в западне. Сглотнув, Квентин перевёл взгляд на Аарона и, серьёзно глядя на него, кивнул. Судя по глазам мальчика, тот не будет против подобной медицины.

— Бульон здоровья — это согревающий суп, который поможет твоему папе немного выспаться и победить простуду. — Поднявшись на ноги, журналист протянул руку Аарону, приглашая его пойти с собой. — Мне нужна помощь, чтобы его приготовить… Сделаем его вместе?

Как и тогда, несколько часов назад на чердаке, Аарон настороженно посмотрел на чужую ладонь, прежде чем подать свою. Руки Квентина ему нравились. Они были тёплыми, слегка потными, правда, но такими… мягкими, что ли. И одновременно очень цепкими. В отличие от жёстких и даже иногда жестоких рук отца, Квентиновы конечности не пытались его контролировать. Они мягко вели вперёд, даря поддержку, а не контроль.

— Я не умею готовить, — на всякий случай уточнил Аарон, когда они пришли на кухню. Питерсон-старший остался наверху, и какой-то частью души Аарону было его жалко. Но он также понимал, что если его освободить, Теодор тотчас убьёт Квентина, а его самого утащит за шкирку и перепрячет где-нибудь ещё. Для такого поведения были причины, но Аарону всё-равно не нравилось быть щенком, которого таскали туда-сюда.

— Ничего страшного. Я… тоже. Будем учиться, — как всегда оптимистично поддержал Квентин, чувствуя просто безграничную радость от того, что Аарон уже второй раз за день доверился ему. Осталось лишь самое тяжёлое — не испортить возникшие между ними взаимоотношения и найти способ помочь семье Питерсонов, узнав правду.

К сожалению, еды с прошлого их визита на кухне не прибавилось. Зато Квентин так кстати вспомнил, где можно было достать ингредиентов для супа, не отходя достаточно далеко от музея…