Мой взгляд наткнулся на деревянный хиленький стул, на котором лежала серая рубашка и потрепанные штаны на лямках. Я схватил одежду и принялся натягивать ее на себя, параллельно размышляя, с чего следует начать поиск информации. Меня немного удивила реакция той девушки на мои действия. Она не удивилась грубому поведению ребенка, словно такое происходит постоянно. Значит отношения с ней у прошлого обладателя довольно-таки напряженные. Это ненормально для среднестатистической семьи, но очень выгодно для меня, ведь мне не придется разыгрывать перед ней ребенка. В такой ситуации вообще будет сложно заподозрить меня в чем-то. Так что можно не бояться, мне даже ничего изображать не придется, а просто вести себя отстраненно не составит труда. Закончив размышления на достаточно позитивной ноте, я, сделав глубокий вдох, открыл дверь своего убежища.
Передо мной предстала хлипкая деревянная лестница, при каждом моем шаге она издавала натужные скрипы и казалось, что ступеньки могут провалиться в любой момент. Спустившись, я оказался на кухне, которая являлась смежным помещением, так как я заприметил одну дверь в противоположной стороне от меня и небольшую дверку позади лестницы. В центре кухни стоял старый деревянный стол, вокруг которого ходила предположительная мать бывшего владельца тела. Взглянув на меня, она постаралась как можно быстрее отвести взгляд. Схватив тарелку, девушка поставила ее на край стола и, не глядя на меня, протараторила:
— Томми, завтрак готов, мой руки и садись кушать, — она достала из комода ложку и положила ее рядом с тарелкой,— сегодня у тебя выходной и папа попросил тебя помочь ему в мастерской.
Она продолжила суетиться на кухне, в то время как я не спеша сел за стол и принялся рассматривать окружающую обстановку, попутно размышляя. Значит, меня зовут Томми, полное имя пока не известно. Эта девушка является моей матерью, и мое поведение ее ни капельки не удивляет. Еще я заметил, что она чувствует себя некомфортно рядом со мной. С такими мыслями я начал рассматривать потенциальную мать и нашел подтверждение своим выводам: она старается на меня не смотреть и сразу опускает глаза при зрительном контакте, изображая бурную деятельность. Она была довольно молодой, мне показалось, что ей меньше двадцати лет. Меня кольнула нотка отвращения, и я постарался отогнать эти мысли. Здраво рассудив, что в такой ситуации идти на контакт с матерью не имеет смысла и большей информации у нее не выведаю, я расправился со своей порцией, не задумываясь о ее содержимом. Встав из-за стола и помыв посуду холодной водой, я направился к небольшой дверке у лестницы. Скорей всего мастерская находится там, ей больше негде находиться: наверху находится только моя комната, а из кухни можно попасть либо на улицу, либо в родительскую спальню.
За дверкой находился небольшой спуск, который вел в некогда просторный подвал. В нём всё было завалено кучами полотен с множеством изображений на них, а у стены стоял видавший виды мольберт и массивный дубовый шкаф, в котором располагались различные атрибуты типичного художника. Родителя тела в комнате не было. Перебирая картины, я наткнулся на портрет матери моего тела. На полотне была изображена девочка четырнадцати лет в длинном сером платье, ее волосы свободно лежали на плечах, а голубые глаза неотрывно смотрели на меня. Снизу картины была подпись: «Дженнифер Пейдж Томсон».
Ну теперь мне известно имя матери. Что-то мне она уже не нравится. Выглядит такой... безвольной и серой? Такое ощущение, что она выскочила замуж, просто чтобы не работать. Сомневаюсь, что у нее есть какое-то образование, кроме школьного. Конечно, нет ничего плохого в том, что девушка посвящает всю себя ребенку и хозяйству, но она переложила всю ответственность за будущее семьи на мужа. А если с ним что-нибудь случится? Откуда неработающей девочке взять деньги на содержание семьи? И что? Погрязнет с детьми в нищете? Пойдет торговать своим телом? Или будет продавать своих детей всяким извращенцам, чтобы купить теплую куртку? Нет, спасибо, меня не прельщает мысль о бытии сыном проститутки или похуже. От дальнейших истеричных размышлений меня отвлекли звуки шагов. Повернувшись, я увидел мужчину средних лет с такими же, как и у меня, каштановыми волосами и тускло-зелеными глазами. Он взял стул, поставил рядом с мольбертом, сел и говорит мне:
— Томас, достань краски с верхней полки шкафа.
Вот теперь я знаю свое полное имя. Залезаю в шкаф и достаю оттуда несколько баночек краски, на всякий случай беру палитру и ставлю все это на столик перед отцом.
— Спасибо,— кивает он и начинает водить кистью по холсту.
Понаблюдав за мужчиной некоторое время я заскучал. Мой взгляд искал, чем можно себя занять и наткнулся на карандаш и измятый листок бумаги. Решив, что мужик не обеднеет от потери маленького листочка, я решил попробовать что-нибудь нарисовать. Как ни странно, но родитель этого тела мне очень понравился. По его виду можно сказать, что он рабочий на какой-нибудь промышленной фабрике. Готов поспорить, что он уматывается на ней и потом уставший возвращается домой. Такой человек достоин уважения: впахивает ради благополучия семьи и при этом не забывает о своем хобби. Редко у кого-то хватает сил на занятие своим любимым делом. Кажется, я слишком увлекся, и голос отца заставил вздрогнуть:
— Томас, я знаю, что тебе сейчас тяжело, но, пожалуйста, не обижай свою мать,— оказывается, отец давно закончил первый набросок и рисовал увлеченного делом меня.
Кажется, это мой шанс. Скорей всего, у мальчика были доверительные отношения с отцом, но они очень мало времени проводили друг с другом, поэтому все обходилось без задушевных бесед. Можно попытаться рискнуть исходя из моих предположений. Главное, сконцентрироваться на эмоциях, никакой конкретики, а то можно проколоться. Прикрывая глаза, делаю глубокий вдох, устремляю взгляд на каракули и говорю:
— Мне некомфортно находиться рядом с ней, — пожимаю плечами, опускаю руки на колени и начинаю нервно перебирать пальцами, — мне хочется как можно быстрее убежать, но если я остаюсь наедине с ней долгое время, я начинаю ей грубить.
Мужчина отложил карандаш и внимательно посмотрел на меня, затем он встал, подошел и растрепал рукой мои волосы, сделав меня еще более лохматым.
— Я понимаю тебя, сынок, но ради меня постарайся не шугаться каждый раз, когда она к тебе прикасается, — он тяжело вздохнул и положил свои руки мне на плечи, — постарайся отвечать маме, когда она что-то тебе говорит. Я не прошу тебя на каждый ее вопрос давать развернутый ответ. Иногда достаточно сказать «хорошо» и «спасибо».
Потупив взгляд, я вложил в свои слова как можно больше неуверенности и произнес:
— Я попытаюсь.